Текст книги "Пожиратели сознания"

13

– Мам, Кевин ведет себя как настоящий идиот.

– Элизабет Айверсон, ты не должна так говорить о своем брате. И где ты только научилась подобному языку?

– Я ничего не могу поделать, он такой и есть. И пусть слышит.

Держа при себе сотовый телефон, Кейт заглянула в спальню Джека – он все так же беспокойно ворочался под одеялом – и снова обратила внимание на Лиззи. Все эти события заставили ее пропустить утренний звонок детям. Впрочем, ничего страшного – по субботам они любили поспать, и ей пришлось подождать до обеда.

Главным образом, ей хотелось основательно поговорить с ними прежде, чем они убегут играть с друзьями, но пришлось разбираться с их запутанными детскими проблемами. Она должна была предвидеть, что без них не обойтись, но сейчас они меньше всего были нужны ей. Кевин отказывался идти на концерт Лиззи в понедельник. Лиззи делала вид, что ее это не волнует, но Кейт видела, как она обижена. Рон никогда не умел разбираться в конфликтах между детьми, так что, как бы она ни устала, Кейт пришлось взять на себя роль судьи.

Она вздохнула.

– Позови его.

– Я говорю, что меня это не волнует!

– Лиззи, пожалуйста, позови брата. Несколько секунд приглушенного разговора – и мрачный голос Кевина:

– Чего, ма?

– Что с тобой делается, Кевин? У тебя есть какие-то более интересные планы на вечер понедельника?

– Ну, мама, ты же знаешь, что я терпеть не могу эту музыку.

– Согласна, что это не «Полио», – упомянула она любимую группу сына, издающую какофонию, которую он называл «трэш-металл» и которую слушать было просто невозможно. Она понимала, что каждому поколению нужна музыка, которая действует их родителям на нервы, но… пожалуйста. – Дело не в музыке. Ты обижаешь сестру.

– Ты же слышала ее. Она не хочет, чтобы я приходил.

– Это всего лишь защита. Ты обидел ее. Мы всегда ведем себя как одна семья, Кевин. Даже после развода много ли мы с отцом и Лиззи пропустили твоих футбольных игр? Мы были почти на всех. И так же как на твои турниры, мы собирались всей семьей пойти на этот концерт. И ты – член семьи.

– Но, ма, это флейта! Надо же – флейта! Она мне действует на нервы!

– Для Лиззи это большое событие. Она месяцами готовилась к своему сольному концерту, и мы должны быть там, чтобы поддержать ее. Неужели ты хочешь убедить меня, что не в силах выделить два часа из своего плотного расписания и побывать у нее на концерте? Подумай, Кевин. Это очень важно. И неужели два часа в понедельник вечером так много для тебя значат?

– Нет, но…

– Можешь поспать на концерте, если тебе так уж невмоготу, но приди ради нее.

– Поспать? Да эта музыка просто убьет меня. Когда все кончится и вы увидите, что я сижу мертвый, как вы себя будете чувствовать?

– Не волнуйся. Я умею реанимировать. Буду дома в понедельник днем. Я заеду к отцу, и мы пойдем все вместе. Как семья. И я хотела бы рассчитывать на тебя, Кевин. Могу я?..

Долгая пауза и потом:

– Думаю, что да.

– Вот и отлично. Значит, до встречи. Люблю тебя.

– Я тебя тоже.

Кончив разговор, она сделала глубокий вдох. Улажен еще один домашний кризис. Она сочувствовала Кевину. Ее собственные музыкальные вкусы сформировались в шестидесятых и семидесятых годах, и для нее классическая музыка была так же трудна, как и для него, но тут дело было не в музыке. Концерт был семейным мероприятием, и она старалась, чтобы семья все же чувствовала себя единым целым. В этом и была ее миссия – нести эту ответственность. Потому что развод был делом ее рук.

Встав, она снова проверила, как там Джек. Он наконец перестал стонать и погрузился в глубокий сон; вот уже почти два часа кожа у него оставалась прохладной и сухой.

– Похоже, что ты справился, Джек, – прошептала она, приглаживая его спутанные волосы. Часам к четырем у него может снова подскочить температура, но она чувствовала, что на этот раз его иммунная система одержала верх. – Похоже, что ты победил.

Но что именно он победил, задумалась она, возвращаясь в другую комнату. С какой инфекцией он боролся весь день? Она надеялась, что это было просто заражение. В таком случае оно отнюдь не столь непобедимо или неизбежно, как порой думалось.

Но существовала возможность, что Джек подхватил какой-то другой вирус, и симптомы говорили, что организм отчаянно борется с ним.

Окончательное решение вынесет лишь время.

Кейт зевнула и потянулась. Прошедшей ночью она почти не спала. Но при всей усталости она сомневалась, что сможет уснуть. Тем более после сегодняшних событий, после того, как она узнала, что нечто, именующее себя Единством, испытывает дьявольское желание стереть ее личность, ее индивидуальность, да и ее саму.

Горло ее перехватил спазм. Я не хочу умирать!

Именно это и влечет за собой слияние с Единством: смерть. Конечно, тело ее будет жить, а вот неповторимость личности, для которой оно служит оболочкой, исчезнет. Все ее ценности и достоинства, все те мелочи, из которых и состоит личность, – все это исчезнет. Ее больше не будет интересовать ни музыка, ни картины, ни кинофильмы, которые она любит потому, что они не служат практической цели размножения особей. А Кевин и Лиззи превратятся из двух самых дорогих для нее существ в жизни в пару потенциальных хозяев с такими, как у нее, генами, и цениться они будут лишь за свою способность производить новых хозяев.

Она должна еще раз повидаться с Филдингом, что она первым делом и сделает в понедельник утром, перед тем как ехать домой. Может, он был прав. Он сказал, что предоставляет Жаннет лучший шанс. А вдруг и ей тоже? Единство не скрывает своих опасений перед Филдингом. А то, что не нравится Единству, может пойти ей только на пользу.

Размышляя на эту тему, Кейт последние два часа не чувствовала, что Единство стремится проникнуть в ее мысли. Оно слишком занято чем-то другим? Что бы это могло быть, подумала она. Впрочем, не важно. Главное, чтобы оно оставило ее в покое.

Но если поспать не получается, по крайней мере, можно лечь и полежать с закрытыми глазами, тем более что кризис у Джека миновал.

Она с наслаждением вытянулась на диване и, положив руки на грудь, переплела пальцы. Обычно она прикидывала дела следующего дня, но сейчас этим заниматься не будет. Рискнет ли Единство снова овладеть ею, попытается ли использовать ее, чтобы извлечь секрет противостояния Джека?

Кейт закрыла глаза. Она должна противостоять Единству, не позволяя украсть то, что принадлежало ей, – точнее, самое себя. Но как?

Раздумывая над этим вопросом, она погрузилась в сон.

14

– Вроде ты не очень доволен, – сказал Джей Покорны.

Вчетвером – Сэнди с Бет и Покорны со своей давней подружкой Элис – они устроились у длинной стойки бара «Кении» на Бликер-стрит в Виллидже, где и пропустили по рюмочке. Стойка тянулась вдоль левой стены; столы толпились дальше, где у задней стенки притулилась небольшая сцена. Идею зайти в «Кении» предложил Покорны – им обязательно надо послушать какую-то новую группу. Но уже минуло одиннадцать, а музыки все не было.

– Пока это обыкновенный бар, – пожал плечами Сэнди.

Он почувствовал тычок в ребра и, повернувшись, увидел улыбающуюся ему Бет. Господи, как здорово она выглядит этим вечером.

– Расслабься, – шепнула она. Он подмигнул ей:

– О'кей.

– Ага, – усмехнулся Покорны, – но подожди, пока не услышишь ту курочку из группы. Зовут ее Дебби… как-то там. Малышка, которая смахивает на Бетти Буп, но когда она открывает рот, чтобы петь…

– Надеюсь, она его скоро откроет.

В той же мере, в какой Сэнди любил живую музыку, он не выносил бары. Особенно такие, в которых много народу, жарко и дымно. Не работает кондиционер? Как бы там ни было, настроение было паршивое. Оставалось надеяться, что громкая музыка и общество Бет помогут забыть напряженный день.

Ему так и не удалось найти комиссара полиции, но на ленче, посвященном сбору средств, он отловил мэра. Тот старательно уклонялся от вопросов Сэнди, бормоча, что это очень сложная тема, что он должен выяснить все подробности преступления и передать их советникам, а может, и кое-каким судьям. Блабла-бла… Писать практически не о чем.

Он проверил, включен ли сотовый телефон. Да, он на связи, но новых звонков не поступало. Все отработано. Полностью.

– Эй, Палмер, – сказал Покорны. – Ты вроде уже в пятый раз проверяешь свой сотовый. В чем дело? Ждешь очередного звонка от Спасителя?

Сэнди вздрогнул, но заставил себя засмеяться.

– А как же!

По правде говоря, он сегодня уже дважды звонил Спасителю, но так и не дождался ответа. Неужели его списали со счета?

Девушка с прической, залитой липким лаком, должно быть, услышала слова Покорны. Она откинулась от стойки бара и чуть не вывернула шею, чтобы посмотреть на Сэнди.

– Это ты! – выпалила она, вытаращив глаза. – Ты тот парень из газеты. Точно, я узнала тебя. Тот, кто говорил со Спасителем.

Сэнди пожал плечами. Испытывая и смущение, и радость, от которой все пело на душе, он не знал, куда деваться.

– Еще бы это не он, черт побери, – сказал Покорны. – Сэнди Палмер собственной персоной, корифей репортажа. Выживший в подземке.

Сарказм Покорны остался незамеченным девушкой с зелеными волосами, которая возбужденно повернулась к подружке:

– Ким! Ким! Посмотри, кто здесь! Тот репортер из подземки! Который разговаривал со Спасителем!

Меньше чем через минуту, – точнее, меньше чем через полминуты – Сэнди был прижат спиной к бару, окруженный тесным и все растущим полукругом мужчин и женщин примерно его возраста. Покорны и Элис незамедлительно оттолкнули локтями в сторону, но Бет Сэнди удержал при себе, положив ей руку на плечо. Все же ей было немного не по себе.

Они завалили Сэнди вопросами. Началось все с тех же – как вообще все это было, что он чувствовал, расскажите, как это на самом деле кончилось, – а потом перешло к более специфическим, например сколько там было крови, как звучал голос Спасителя и какой марки оружие он пустил в ход. Сэнди сделал вид, что этот вопрос он не расслышал.

Все это он рассказал в своих статьях, и выяснилось, что многие читали их, но не обратили внимания на детали. Они хотели услышать о них от него, послушать, как он рассказывает. Так сказать, из первых уст.

Сэнди с удовольствием подчинился.

Его похлопали по плечу. Повернувшись, он увидел, что бармен держит в руках кружку эля.

– Это тебе от заведения, парень.

И тут его чуть не захлестнул поток дармового нива, которым его начали одаривать. Но он не нуждался в алкоголе. Это узнавание, мгновенное признание, море восторженных лиц, внимающих каждому его слову… он чувствовал себя парящим в облаках.

Вот так и должно быть, подумал он. Где бы я ни появился: сюда, мистер Палмер, не обращайте внимания на очередь, через секунду мы приготовим для вас столик, для вас уже охлаждается бутылка шампанского от заведения.

Это как наркотик, подумал он. Нет, это и есть наркотик, от которого начисто сносит крышу. Я понимаю, почему люди подсаживаются на него. Потому что нет ничего лучше этого. Ничего.

И тут ему пришло в голову, что ведь Бет тоже была в том вагоне. Она также заслуживает внимания. А он не жадный. Пусть она тоже окажется в лучах славы.

Вопрос в том, хочет ли Бет, чтобы ее узнавали?

Что за вопрос. Как она может не захотеть?

Он поднял руку и притянул Бет поближе к себе.

– Я хотел бы представить вам Бет Эбрамс. Мы встретились в том поезде и с тех пор практически не расстаемся, что доказывает – даже сквозь самые темные облака может пробиться лучик света.

Взрыв аплодисментов и радостных воплей, улыбки окружающих окатили его теплой волной. Он посмотрел на Бет и увидел, что она, улыбаясь, смотрит на него.

– До чего мило, – сказала она.

Бет прижалась к нему, и они поцеловались, заставив толпу разразиться очередным взрывом радости.

– Мы хит сезона, – шепнул он Бет на ухо, обнимая ее. – Может, нам с тобой стоит написать пьесу и запустить ее…

Он шутил лишь частично. Если бы каждый вечер он мог чувствовать хоть десятую долю этих эмоций…

Его снова похлопали по плечу. Обернувшись, он увидел парня примерно его лет. Тот был весь в черном, с наголо бритой головой и шрамом на левой брови.

– Как только захочешь удрать отсюда, – тихо сказал он, – дай мне знать.

– Не улавливаю мысль.

– Я говорю, что стоит сходить в очень классное место.

– Да и здесь неплохо. – По крайней мере, в данный момент. Естественно, когда он пришел, тут стало куда оживленнее.

– Все не то. Я говорю о клубе. Эксклюзивном клубе.

– Значит, об эксклюзивном? – При себе у него было не так много денег. Расходы здесь не превысили пяти баксов. В некоторых из таких клубов слово «эксклюзивный» является всего лишь эвфемизмом для заоблачных цен. – Как он называется?

– Никак. Я говорю о месте столь изысканном, что оно даже не нуждается в названии. Оно ему не нужно.

– Не знаю…

– Не беспокойтесь. Я проведу вас. Вы будете моими гостями. Думаю, остальные гости будут рады познакомиться с вами и вашей дамой.

– Кем они могут оказаться, эти ваши гости?

– Известные имена, которые не хотят, чтобы я говорил о них. Но вы слышали о них – как и все прочие. Взять, скажем, имена хозяев заведения. Вы видели их лица на экранах – на больших, а не на маленьких. А если и не видели лиц, то читали их имена – большими буквами. Вам могут не нравиться светские журналы, но если вы полистаете их, то увидите кое-кого из этих дам.

Сэнди слышал о таких заведениях, где знаменитости общаются с топ-моделями и деятелями кино – звездами, режиссерами, продюсерами, – которые хотят, чтобы в этих стенах их не одолевали поклонники и никто не просил автографов.

И этот парень приглашает меня. Меня! О черт, не могу поверить!

– Хорошо, – протянул Сэнди, стараясь изобразить максимальную сдержанность. – Полагаю, там стоит побывать. – Он повернулся к Бет. – Мы уходим.

– Куда мы идем?

– В особое место, где нас ждут мир и покой.

– Меня устраивает. Я только найду Элис и Джея…

– Их не пригласили. Только нас.

– Ты считаешь, это правильно?

По правде говоря, он об этом не думал.

– Поверь мне, Бет, тебе стоит там побывать.

– Ладно, но, по крайней мере, мы можем попрощаться. Пойду найду их.

Глядя, как она проталкивается в толпе, Сэнди подумал, что окончательно потерял совесть.

Что, учитывая развитие событий, было не так уж плохо.

15

Кейт думала, что заснула, но на самом деле она встала и вышла из дома.

Она на воздухе. Но где? Почему-то оставила Джека и идет по улице. Это не улица Джека. Она куда шире, и на ней стоят особняки, а не кирпичные дома. Она в Куинсе. Это место называется МиддлВиллидж.

Откуда-то ей это известно. Но откуда? Она же ничего не знает о Куинсе.

Ее охватил зуд ожидания, когда она свернула на дорожку, ведущую к одному из домов. На первом этаже было темно, а на втором горело единственное окно. Подняться по трем ступенькам крыльца, подойти к двери, протянуть руку к звонку…

Нет! Это не ее рука! Слишком большая, слишком толстые пальцы. И кольцо не ее, которое выглядит как…

Она знает его. Она видела его на руке Холдстока. Но как оно очутилось у нее? И что случилось с ее руками? Она смотрела, как одна из них нажимает кнопку звонка – не кончиком пальца, а костяшками кулака. Странный способ звонить. И что в подтексте того страха, который она испытывает?

Первая дверь открылась. За второй, сетчатой, стоял доктор Филдинг.

– Теренс, – сказал он. – Вот неожиданность.

Теренс? Не так ли зовут Холдстока?

– Надеюсь, что не помешал вам, доктор, – Кейт услышала, что говорит голосом Холдстока, – но мне нужна ваша помощь.

– Заходите, заходите, – пригласил их Филдинг, открывая вторую дверь. – Строго говоря, и мне нужна помощь с вашей стороны. Может, мы в состоянии помочь друг другу.

Когда она, захлопнув за собой дверь, последовала за ним, то начала осознавать, что происходит: еще один сюрреалистический сон из тех, которые посещали ее. Что они скрывают в себе? Какие конфликты в ее подсознании пытаются разрешить?

Теперь она понимает: поскольку первым инфицированным оказался Холдсток, он взял на себя лидерство в Единстве. Она была испугана, что Единство вторгается в ее тело и мозг, и посему ее подсознание взбунтовалось и изобразило, что она захватила тело Холдстока.

Но понимание этого не освободило ее от железных тисков сна. Ей оставалось только принимать его и не сопротивляться.

Филдинг показал, куда он ведет их.

– Заходите в мой кабинет, где мы сможем поговорить.

Ее страх возрос, когда она приблизилась к Филдингу со спины, залезла в карман своей – Холдстока – куртки и вытащила тонкий провод с деревянными ручками с обоих концов. Хотя она никогда не видела такой конструкции, Кейт сразу же поняла, что это удавка. Она знала, что сегодня днем Холдсток сам сделал ее, просверлив дырочки в середине деревянных обрубков, протянув сквозь них провод, закрутив его и надежно закрепив тройными узлами.

Кейт этот сон не понравился с самого начала, а теперь она откровенно возненавидела его, но не могла помешать Холдстоку скрестить кисти, набросить петлю на голову ничего не подозревавшему Филдингу, разведя рукоятки, стянуть проволочную петлю на горле Филдинга и закрутить ее на затылке, чтобы удержать на месте.

Филдинг захрипел, схватившись за горло, но она… Холдсток… она… Холдсток… Боже милостивый, она уже ничего не понимает, – уверенно держась за ручки, стояла за спиной отчаянно сопротивлявшегося доктора. Она видела, как его испуганное лицо с широко открытым ртом постепенно темнело, наливаясь синевой, она видела его перепуганный, выкатившийся из орбиты и залитый кровью глаз, который молил о милости, о воздухе, о жизни.

Кейт хотелось закричать, но она онемела. Она хотела расслабить хватку, но это было ей не под силу.

Филдинг отчаянно отбивался. Он дрыгал ногами, царапался и корчился. Он дотащил их до обеденного стола и из последних остатков слабеющих сил старался высвободиться, но Холдсток был тяжелее его, самое малое фунтов на пятьдесят, и Кейт продолжала чувствовать себя участником смертельного родео, наездником на обреченной лошади.

Прекратить это! О Господи, спаси беднягу!

Но ее крики были беззвучны и мольба осталась без ответа.

У Филдинга подломились ноги, и он рухнул на колени. Кейт, держась у него за спиной, опустилась вместе с ним, не ослабляя натяжения проволоки. Его судорожные движения слабели, тело обмякло и повалилось на бок. Кейт, не давая ему высвободиться, оказалась вместе с ним на полу, перевернула Филдинга лицом вниз и уперлась коленом ему в спину, продолжая затягивать петлю. Лишенные кислорода мозг и сердечная мышца Филдинга агонизировали и наконец полностью перестали функционировать.

Когда расслабился сфинктер, комнату наполнило зловоние. Этого признака она и ждала. Кейт расслабила удавку и сняла ее. Она дернулась, услышав, как Филдинг вздохнул. Но этот слабый прерывистый звук говорил, что из легких через голосовые связки вышел последний воздух. Ухватившись за край стола, она подтянулась и встала на ноги.

Опустив взгляд, она посмотрела на труп того, кто еще недавно был блистательным ученым. Ее страх сменился сожалением, глубоким раскаянием… какая потеря.

По пути к дверям она сунула удавку в карман, а из другого вынула перчатки. Натянув их, она открыла дверь и аккуратно притворила ее за собой.

В глубине души Кейт, идя по улице, плакала. Ее снедали сожаление, раскаяние и, может, даже чувство вины, за которую она не несла ответственности.

Воскресенье

1

– Неужели прошлая ночь была на самом деле? – сказала Бет, прижимаясь к нему под одеялом всем своим гибким телом.

Сэнди погладил ее голое плечо.

– Прошлая ночь? Да уже утро, малышка. Не могу поверить, что всего восемь часов, а мы уже проснулись.

Они добрались домой около пяти часов. И Бет, и Сэнди были в таком возбуждении, что не могли уснуть, и, раздевшись, стали самозабвенно заниматься любовью. Сэнди не знал, как у Бет, но прошлая ночь была лучшей в его жизни – хотя ему не с чем было ее сравнивать.

– Я думаю, что вообще не спала – то есть я знаю, что закрыла глаза, но сомневаюсь, что спала хоть секунду. Так все это в самом деле случилось? Это был сон или в самом деле рука Ди Каприо лежала на моем плече? Мы действительно были в том клубе?

– Мы там были, – ответил он. – Именно мы. Можешь не сомневаться.

По пути тот таинственный парень, который подцепил их в «Кении», представился Рольфом. Произношение у него было каким-то странным, словно он проглатывал букву «о», но он рассказал, что знает массу интересных людей и что его хобби или, точнее, жизненное призвание – сводить друг с другом интересных людей.

Потом уж выяснилось, что он крепко преувеличивал, но что касается клуба, слова Рольфа соответствовали истине. Его неброская красная дверь, на которой не было никаких надписей, выходила на Франклин-стрит. Оставив Сэнди и Бет дожидаться в машине, Рольф вступил в переговоры с кем-то за дверью. Сэнди больше всего поразил не разговор, а долгие переговоры у дверей, но наконец их троицу пустили внутрь.

В течение нескольких следующих часов Сэнди выяснил, что днем Рольф работает заведующим отделом модного белья в универсаме «Блум», где имеет возможность сталкиваться с богатыми и знаменитыми людьми. Его подлинный талант крылся в умении превращать эти случайные встречи в знакомства, что и обеспечивало ему доступ в эксклюзивные места; он пустил в ход известность Сэнди, с помощью которой и проник за эту дверь, куда его самого ни за что не пустили бы.

Очутившись внутри, Рольф провел их по узкой лестнице в помещение с неярким освещением и маленьким баром, где вокруг низких столиков стояли удобные кресла. Сэнди с трудом удерживался от искушения таращиться по сторонам, когда на подгибающихся ногах следовал за Рольфом к бару.

Там он их и оставил, и ногти Бет впились Сэнди в руку, когда она, еле шевеля губами, прошептала:

– Видишь, кто сидит в красном кресле? Там, в углу, – только не оборачивайся… тот, о ком я думала.

Это был он.

Тем временем Рольф обошел несколько столиков и, нагибаясь, перешептывался с гостями. Через несколько минут он вернулся и сказал:

– Бобби был бы рад пригласить вас к себе за столик и выпить с вами.

– Бобби? – переспросил Сэнди. – Какой Бобби?

– Конечно, Де Ниро.

Ох, черт, подумал он. Я не могу. Это же… это же сам Де Ниро, и он хочет пообщаться со мной! Но тут Сэнди подумал: подожди. Разве Де Ниро доводилось оказаться в летящем поезде в компании психопата-убийцы, который убивал всех, кто попадался ему на глаза? Черт возьми, конечно нет.

А вот Сэнди довелось. Так чего ему бояться Бобби Де Ниро?

– О'кей, – с ледяным спокойствием сказал Сэнди. – Идем.

Так что они выпили с Де Ниро, пока Сэнди рассказывал свою историю, и в ходе повествования вокруг них собрались и другие знаменитости, слушая, кивая и восхищенно бормоча какие-то одобрительные слова.

А потом Харви Вайнштейн отвел Сэнди в сторону и завел разговор о работе – не мог бы он сделать кусок для его журнала, имея в виду, чтобы потом его превратить в сценарий. Сэнди с трудом мог выдавить из себя лишь несколько слов, он только кивал, соглашаясь с чем угодно и на что угодно, то и дело поглядывая на Бет, увлеченную разговором на темы кино с Де Ниро и Ди Каприо.

– Я все не могу поверить, что провела ночь, беседуя о моем студенческом фильме с Робертом Де Ниро… он все время уговаривал меня называть его Бобби! Но как я могла так к нему обращаться? Да я бы и не выговорила «Бобби».

– Я слышал, что Ди Каприо ты называла Лео.

– Это совсем другое дело. Он же почти мой ровесник. Но Роберт Де Ниро… он же бог. Он Мистер Де Ниро. И он берется помочь мне с фильмом! Одолжит оборудование! Позволит выступать от его имени! Ущипни меня, Сэнди.

Что он и сделал. Нежно.

– Так. И мы все еще вместе. Ты на правильном пути, Бет.

– И всем этим я обязана одному человеку. Спасителю.

Сэнди слегка надулся. Он-то думал, что Бет назовет его.

– Привел тебя в этот клуб не Спаситель.

– Конечно, не прямо он, но без него единственным местом, где бы я была прошлой ночью, оказалась бы могила шести футов глубиной.

С этим Сэнди не мог спорить. Какая-то малая часть его продолжала настаивать, что именно он нашел путь к спасению, но когда честно припомнил ту сцену в девятке… нет, никоим образом.

– Ты действительно думаешь, что сможешь добиться для него амнистии? – спросила Бет, поглаживая его руку.

– Думаю, что да. – Он надеялся. – Я-то буду лезть из кожи, но конечное решение зависит не от меня.

И вообще ни от кого, если мне не удастся встретиться с ним, подумал Сэнди.

А что, если он его не увидит – никогда? Сэнди чуть не затошнило от этой мысли. Что, если он напугал Спасителя этими разговорами об амнистии, что, если он снялся с места и уехал из города? Если Спаситель выходит из игры, то и Сэнди тоже. Что интересного может быть в Сэнди Палмере для Харви Вайнштейна через несколько недель, когда он в буквальном смысле слова станет вчерашней новостью? Ни статьи в журнале, ни будущего фильма…

– Ты должен добиться для него амнистии, Сэнди. И еще раз его поразило, как по-разному они с Бет видят будущее.

Для него? Нет, я буду заниматься этим для себя.