Текст книги "Орден меченосцев. Противостояние немецких рыцарей и русских князей в Ливонии"

Возможно, он впервые замыслил этот план во время подготовки к походу, примерно летом 1199 года. Возможно, он также первым установил контакт с рыцарскими кругами, возможность для этого предоставила вербовка крестоносцев. Но можно было надеяться на одобрение только тех рыцарей, которые видели Ливонию своими глазами. Только они могли быть готовы посвятить свою жизнь и будущее этой земле. Известие об учреждении Тевтонского ордена в Акре было обнародовано в Бремене и Любеке только этим летом, вероятно, это помогло Альберту и его помощнику изучить первые возможности.

Однако Теодорих применил рычаг в том месте, к которому его влекли собственные планы, – в Мариенфельде. Аббат Флоренц, видимо, поначалу не очень ценил ливонца, как иначе он мог жаловаться на своего собственного монаха (Бернхарда), самовольно принявшего священнический сан в 1200 году? Бернхард цур Липпе, с нетерпением ожидавший разрешения папы, смог предложить гораздо лучшие отношения. Так что первые рыцари ордена легко могут быть связаны с ним. Теперь мы должны с ними познакомиться.

Круг братьев меченосцев, естественно, на момент основания компании был очень маленьким. Рыцари-тамплиеры начинали с двух рыцарей, к которым в первые годы присоединились еще семеро. То же самое относится и к ордену Алькантары. У Добринского ордена, более позднего цистерцианского учреждения на Висле, было всего четырнадцать братьев-рыцарей. По этой причине у нас есть веские основания предполагать, что основателями являются немногие братья меченосцы, имена которых передавались по наследству примерно до 1210 года, и почти все они занимали лидирующие позиции. Было десять человек, их имена: Венно (Винне), Арнольд, Вигберт фон Зост, Бертольд, Хартмут, Фольквин, Рудольф фон Кассель, Рюдигер, Эверхард и Константин. Среди них два более поздних магистра, Венно и Фольквин. Прежде всего следует сказать, что нет никаких указаний на происхождение Рюдигера, Хартмута и Константина и возможны только предположения относительно Арнольда, Бертольда и Эверхарда. Остальные четверо отличаются. Вигберт родился в Зосте; Бернхард цур Липпе имел связи с высшим классом Зоста и всего за несколько лет до основания Липпштадта дал права Зосту, здесь легко прослеживается тесная связь. В то же время найдена первая географическая привязка к региону происхождения – Вестфалия. Рудольф фон Кассель, напротив, отыскивается дальше на юго-восток, уже в приграничном районе северного Гессена. Точно известно, что он приехал из Касселя или его ближайших окрестностей. Фамилия де Касселе, встречающаяся здесь около 1200 года, не имеет прямого отношения к Мариенфельду, но к его материнскому монастырю Хардехаузен, старейшему цистерцианскому монастырю в Вестфалии![38]38
  Здесь личное имя де Кассель встречается только в это время, а в конце XIII в. почти исключительно в районе Касселя в Гессене. Рудольфа де Касселе нельзя найти в Германии, за исключением кассельского шеффена конца XIII в. В связи с упоминаниями о районе Касселя, которые прослеживаются сразу, происхождение нашего Рудольфа можно считать определенным.


[Закрыть] Теперь связи оживают, аббат Хардехаузена Николаус (с 1185 до 1204 года) – старый друг Бернхарда цур Липпе, тот побудил его в 1185 году перевести конвент на учрежденную им обитель в Мариенфельде. Согласно уставу белого ордена, он должен был каждый год посещать свое дочернее аббатство; само собой разумеется, что Бернхард пользовался таким большим уважением этого человека, что мог рассчитывать на его помощь. Но если в процессе учреждения участвовал аббат Николаус, он также мобилизовал связи своего монастыря, которые простирались до Падерборна, Зальцкоттена, Димельталя и на юг до Вальдека и Фрицлара.

Если мы проследим за аббатом по его пути, то найдем его в 1196 году в компании человека, который должен требовать нашего пристального внимания. Это граф Фольквин фон Наумбург из небольшого городка на севере Гессена, на территории нынешнего района Вольфхаген. Этот человек не только знаком с семьей Липпе – его отец Фольквин был вассалом при кёльнском дворе вместе с Бернхардом цур Липпе, – но и Наумбург находится всего в 12 километрах пути от Вальдека, чей хозяин, благородный Видукинд из дома Шваленбергов, родственник Бернхарда, и 5 апреля 1189 года он с ним простился в Падерборне перед походом в Палестину. Имена Видукинд и Фольквин являются традиционными именами как для Наумбургов, так и для Шваленбегов, что даже предполагает еще недоказанные брачные отношения. Но бывает и лучше: Фольквин-младший из Наумбурга со своим старшим братом Видукиндом, в 1196 году уже правившим, сделали первые в Германии пожертвования на Рижскую церковь, еще во времена папы Иннокентия III и до 1214 года![39]39
  Оригинал на пергаменте в Марбургском государственном архиве. Моливдовул отсутствует. Пергамент практически неразборчив из-за плесени. Поскольку владение снова подтверждено в 1219 г. Гонорием III, получателем может быть только епископ Альберт, вопреки примечанию пользователя в архиве.


[Закрыть] Права попечительства приходской церкви Имменхаузена с ее часовнями в Иппенгхаузене, Альтендорфе и Херберге являются владениями, которые епископ Альберт, должно быть, получил между 1201 и 1214 годами (точный год, к сожалению, неизвестен). Примерно в то же время были расширены эти права Риги, тогда в Германии совершенно изолированной, до 1219 года Ливонская церковь приобрела владения в Альтенштадте, Гемюнде (вероятно, Ганноверш-Мюнден), Брюндерзене, Хаттенхаузене и Герсхаузене, кроме того, покровительство монастыря Фоль-кхафдингехаузене. Затем разбросанные земельные владения перескакивают также в Гарц на Харбке и Шматцфельд, но это для нас не имеет значения.

Как можно объяснить эти опекунские пожертвования Риге, очень изолированной во внутренней Германии? Мы знаем, что в последующие годы именно ливонские паломники пытались таким образом помочь молодой, еще бедной церкви[40]40
  Речь идет о более позднем владении товарами, находившимися в Мекленбург-Померании и маркграфстве Бранденбург.


[Закрыть]. Фольквин фон Наумбург, должно быть, сам был ливонским крестоносцем. Если посмотреть на даты его жизни, то заметно, что в 1194 году он фигурирует в источниках в юном возрасте, в 1197 году женат и имеет несколько несовершеннолетних детей. В 1202 году он в последний раз появляется на родине; таким образом, все время его деятельности охватывает восемь лет! В 1214 году уже правил его взрослый сын Видукинд, второй сын, Людвиг, вступает в Тевтонский орден и в 1265 году еще жив (умер до 1271 года)[41]41
  В 1198 и 1200 гг., на момент ливонских походов Фольквин в Германии не прослеживается, только в 1194, 1196, 1197, 1199 гг.


[Закрыть].

Случайно ли, что Фольквин, знакомый семьи Липпе, сосед или даже связанный брачными узами с Шваленбергами, известный аббату Николаусу фон Хардехаузену и живший на родине Рудольфа фон Касселя, делает раннее пожертвование Ливонской церкви, а затем в 1202 году исчезает из дома? Случайно ли, что в Ливонии из ниоткуда появляется Фольквин и в 1209 году избирается вторым магистром меченосцев? Невольно напрашивается соединительная линия! Есть также свидетельство, которое может дать окончательную связь. В 1207 году Генрих Латвийский сообщил о прибытии Шваленберга – графа Готтшалька фон Пирмонт, который вместе с другим неназванным графом совершил крестное паломничество в Ливонию[42]42
  Сохранил ли Генрих в тайне имя графа, потому что он был сдержан по отношению к зятьям? Еще в феврале 1207 г. Альберт путешествовал через Вестфалию в Гессен в поисках паломников, где 2 февраля остановился у короля Филиппа в Гельнхаузене. Маршрут из Пирмонта в Гельнхаузен проходит через Наумбург. Тогда Фольквин не был одним из первых основателей, но был привлечен ими.


[Закрыть]. Позже Шваленберг носил на своем гербе красный паломнический крест, но теперь почти точно известно, что неназванный граф был не кем иным, как его соседом Фольквином фон Наумбургом. Если позже посмотреть на планы города, эта точка зрения будет еще более убедительной.

Прежде чем в поле зрения появятся города, нужно начать поиск Венно. Как первый магистр, он особенно важен. Исследования выигрывают от того факта, что это имя, которое также пишется Вено, Вино, Винне, Уино, встречается крайне редко. Насколько я понимаю, за XI, XII и XIII века в Северной Германии до Майнской линии оно встречается только восемь раз. Вторым по старшинству из носителей этого имени является аббат Вино фон Хельмарсхаузен, который в 1033 году был уполномочен епископом Падерборнским Мейриверком отправиться в Иерусалим, чтобы получить план храма Гроба Господня, который должен был стать образцом для церковных зданий в районе Падерборна. Вино построил церковь в Бусдорфе после возвращения в 1036 году. Помимо аббата Хельмарсхаузена, в Хильдесхайме с 1019 по 1022 год был пресвитер Вуина. С 1015 и с 1123 по 1145 год в Падерборне есть два священника собора Вено или Вино, второй в сообществе свидетелей со Шваленбергами. Пятый носитель имени, которого можно найти, – это аббат аббатства Флехтдорф в Вальдеке, Вайно, между 1278 и 1297 годами. Стоит отметить, что Шваленберги также имеют связи с этим монастырем, они являются фохтами.

Шестой Вино в 1121 году пробст в Миндене. И это практически все результаты. Если посмотреть на карту, становится ясно, что все эти священнослужители работали близко друг к другу. Это приводит к выводу, что в епархии Падерборн должна была быть семья, которая использовала редкое имя Венно в качестве традиционного имени. Вероятно, она была благородного или свободного происхождения, поскольку всегда занимала высокие церковные должности. Судя по всему, она не принадлежит графским домам. Но где ее настоящая родина? Последняя находка может дать ключ: в 1123 году архиепископ Майнца подтвердил ряд владений монастырю Хасунген недалеко от Вольфхагена, между Касселем и Наумбургом. В некоторых поместьях, близких к Хасунгену и Вольфхагену, в качестве свидетеля среди нескольких свободных мужчин выступает Винне Лаисус. Другие свидетели, насколько их можно проверить, родом из Рауна в Северном Гессене. И наконец, восьмого Вино также можно найти мирянином около 1036 года в договоре дарения в Вольферсхаузене, что всего в 19 км от Хасунгена и с хорошим сообщением с аббатством Падерборн! Это замыкает круг, возможный вывод: по всем признакам магистр Венно тоже происходит из области Кассель-Наумбург, из свободной семьи, которая, вероятно, дала первого иерусалимского паломника Вестфалии и базируется в районе, где Рига приобрела свои первые немецкие владения. Несколько носителей имени Винно известны в доме Шваленбергов и тесно связаны с Падерборнским епископством.

Это отмечает область происхождения первых братьев меченосцев, она простиралась от Зоста через Вальдек до Касселя. Основатель Теодорих происходил из Локкума на Среднем Везере, вероятнее всего, он также происходил из жившей там семьи. Связующие нити, которые были завязаны в 1199–1201 годах, проходят через Мариенфельд, Хардехаузен, Бернхарда цур Липпе, Шваленбергов и, возможно, Падерборнскую епархию. Связь между всеми сериями исследований становится тем более убедительной, что также достоверно известно, что именно аббат Мариенфельда Флоренц в 1208 году привез в Ливонию первых братьев-священников из числа цистерцианцев для молодого ордена.

Результат ни в коем случае не удивителен, это пространство и в дальнейшем остается важным для Ливонии. В крестовый поход отправились и другие паломники из Падерборнской епархии и ее окрестностей. В 1210/11 году даже сам епископ[43]43
  Случайно ли, что Бернхард цур Липпе и магистр Фольквин (который был в Риме с Альбертом) переправились в Ливонию на одном флоте?


[Закрыть] и многие из 56 родов-основателей города Риги также происходили из региона от Зоста до Димеля, те самые люди, которых позже братья-рыцари называют своими согражданами и кровными родственниками. Позднее также выяснится, насколько тесным было сотрудничество ордена с ганзейской буржуазией, но в связи с вопросом о происхождении необходимо рассмотреть несколько городов, подходящих для подтверждения полученного до сих пор результата. Исследования недавно обратили внимание на сходство планировки основанного Бернхардом цур Липпе Липпштадта и ливонского города Феллин. Эти сравнения можно провести на еще более широкой основе. Планировка ливонских городков Кокенхузена (основан между 1209 и 1225 годами), Вольмара (ок. 1224 года?) и Феллина (1223 года) обнаруживает весьма специфическую особенность, ранее известную только в Ливонии, они прислоняются к замку в форме трапеции и являются так называемыми «городами на щите». Все три могут быть связаны с орденом меченосцев.

В Кокенхузене он имел резиденцию между 1209 (или 1211) и 1213 годами, в Вольмаре он окончательно утвердился в 1224 году, а Феллин основал магистр ордена Фольквин. Липпштадт – единственная параллель этого генерального плана в Германии? Никоим образом. Если пойти от него на восток и юг, то в Арнсберге и Бюрене вы найдете похожие, даже более выразительные планировки XII века, а далее поразительный Вольфхаген (недалеко от Наумбурга, район Касселя, основан в начале XIII века тюрингским ландграфом) и Трендельбург в Димельтале (впервые упоминается в конце XIII века, но определенно старше), а также, наконец, пусть и не в столь четко определенной форме, сам Наумбург в Гессене (впервые упоминается как villa ante novum Castrum (деревня перед новым замком) в 1206 году, то есть непосредственно со времен графа Фольквина). Вольфхаген и Трендельбург, в частности, в центре региона происхождения ордена являются настолько яркими примерами, что мысль о совпадении невозможна, духовными отцами этих комплексов зданий в Ливонии были Бернхард цур Липпе и братья меченосцы. Тот факт, что индивидуальная работа по планированию была предоставлена привлеченным техникам, не умаляет важности инициативы городских голов в этих небольших городах.

Весной 1202 года Теодорих отправился в Ливонию с первыми братьями и учредил их как религиозный орден. Последние решения по этому поводу могли быть приняты только летом и зимой 1201 года, кроме того, монах мог бы получить папское подтверждение в апреле 1201 года, когда находился в Риме. К сожалению, важный информатор, Генрих Латвийский, очень скуден в своем рассказе об ордене.

Он писал по поручению епископа Альберта и за этой пристрастной ролью скрывал многое, что не могло понравиться его господину. Поэтому нет никаких сведений о том, был ли Альберт очень рад этому событию. Как представитель высшего белого ордена, он, должно быть, знал о жалобах, которые прелаты Западной Европы нередко выдвигали против тамплиеров и госпитальеров, потому что эти ордены часто использовали свое экстремальное положение для нарушения епископских епархиальных прав. По одной только этой причине Альберт должен был проявить осмотрительность, чтобы с самого начала взять новое учреждение под свой контроль. Вероятно, поэтому был создан новый орден, а не назначено отделение госпитальеров или тамплиеров[44]44
  В 1200 г. в Нижней Германии иоанниты располагались только в Бургштайнфурте, Мюнстере и Вербене. В Польше в Познани и в Штаргарде у них были владения поменьше. В то время тамплиеров можно было встретить только в Северной Германии в Зюплингенбурге и Брауншвейге.


[Закрыть]. Конечно, Альберт тоже знал, что в Ливонии необходимы постоянные силы, но было еще два способа их создания. Первым было наделение ленами вассалов, и с этого в 1201 году Альберт начал. Оборотной стороной этой процедуры было часто вспыхивающее неповиновение и материальные требования тех вассалов, которые в своем благородном чувстве независимости и гордыни любили идти своим путем. Епископ был знаком с этой чертой феодализма по Германии, и вскоре он впервые ощутил ее в Ливонии. Единственной альтернативой наделению ленами было наемное рыцарство. Со времен Барбароссы было уже общепринято, что рыцарей можно нанимать за плату. Но это требовало больших денег, которые появились в распоряжении Альберта только в более поздние годы. Мысль о собственном ордене, кажется, давала ему долгожданное временное решение. Дальнейшее поведение епископа показывает, что он не хотел, чтобы орден был совладельцем земли. С самого начала он должен был придумать ему другую материальную базу, и в таком случае это могло быть только постоянное его обеспечение средствами к существованию из епископской палаты и казны. Нетребовательный отряд воинов Божьих под его командованием, в рамках епископской «семьи» или рядом с ней, – вот примерное представление, которое должен был иметь Альберт об учреждаемом ордене. Если магистр приносил ему присягу послушания, а рыцари следовали обету бедности тамплиерского устава, ничто, казалось, не стояло на пути желания епископа. Таким образом, на часто задаваемый вопрос о том, учредил ли Теодорих орден против воли епископа, можно ответить, что хотя сам Альберт мало помог учреждению, но, следуя ходу событий, он поступил точно так же, как и при основании Дюнамюнде, предоставив монаху полную свободу действий и свое высочайшее начальственное благословение, при том заручившись от магистра ордена обетом послушания. Этот обет, видимо, содержал, как и впоследствии, лишь в общем виде обязанность повиноваться в борьбе с язычниками и был чисто духовным обещанием послушания. То, что до 1207 года это не могло быть феодальной присягой, совершенно бесспорно, потому что епископ Альберт не наделял и не хотел наделять орден ленами.

Отсюда ростки позднейших ссор между епископом и орденом. Как только силы Ливонской церкви заняли прочные позиции в стране (1206), неминуемо должен был начаться спор о том, как следует распределять и распоряжаться доходами страны на содержание церкви и армии. Потом стало очевидно, что обет послушания допускает двоякое толкование. Рыцари ордена считали, что за свои старания они имеют право на самостоятельное управление определенной долей, обет лишь обязывает их к духовному послушанию в церковных делах и к борьбе с врагами христианства. Но епископ Альберт надеялся удержать их в зависимости с помощью обета и церковных предписаний, приравняв к своей «семье» (придворной челяди) или наемным рыцарям. Поскольку обе стороны имели реальные властные рычаги для отстаивания своих взглядов, в конечном итоге помогло только обращение к авторитету Римской курии. Компромиссы и борьба за власть станут видны позже. Они оказали решающее и пагубное влияние на всю историю Ливонии в Средние века. Их фундамент был заложен в 1203 году. Кто был виноват, ответить сложно, опять же потому, что источники хранят молчание. Не следует смотреть на ситуацию с точки зрения последующих лет: в 1202 и 1203 годах еще оставался открытым вопрос, увенчается ли предприятие успехом, или же ливонская миссия пойдет по пути епископа Эстонского Фулько и его последователей. Пока обе стороны не требовали друг от друга ничего определенного: рыцари – потому что требовать было нечего, епископ же – потому что ему требовался каждый человек и каждый меч. Так что этот судьбоносный вопрос о Старой Ливонии был поднят не столько из-за личной вины, сколько из-за человеческой неадекватности.

Но в 1203 году всего этого еще не наблюдалось. Когда весной того года Альберт прибыл в Ливонию, он, безусловно, был удовлетворен результатами Теодориха и назначил его аббатом, сразу же после этого Теодорих с крещеным ливонским старейшиной Каупо и, вероятно, также с некоторыми братьями сел на корабль и через Готланд и Германию отправился в Рим, только чтобы вернуться в Ригу в сентябре 1204 года. В этой поездке он также заглянул в Мариенфельд, чтобы сообщить аббату Флоренцу об окончательном решении учредить Дюнамюнде, которое затем было представлено генеральному капитулу в Сито осенью 1203 года. Возможно, в это время некоторых братьев меченосцев представили папе; как и многое другое в отношении учреждения ордена, это тоже остается неясным, но папское одобрение определенно имело место осенью 1204 года. Условия были созданы, теперь новый орден мог вступить в войну.

Устав и образ жизни

Небольшая группа рыцарей, обосновавшаяся в Риге осенью 1204 года в качестве первой братии монастыря меченосцев, следовала образу жизни тамплиеров. Это подразумевало спартанскую суровость. Теперь орден, несомненно, получает позднейший устав тамплиеров, которое давно перерос старое уложение Труа 1128 года[45]45
  Уложения тамплиеров сохранились во многих цистерцианских монастырях; основатель Теодорих, вероятно, позаботился снабдить ими орден.


[Закрыть]. Принятие ливонцами новейшего варианта вытекает из сходства многих институтов, например должности провинциальных магистров, которые были еще неизвестны в статутах Труа. В новом ордене три класса: рыцари, священники и послушники. Они отличаются друг от друга одеждой. Рыцари носят белый герб, на котором красный знак ордена, а именно меч и крест один поверх другого. Такой же знак вышит на левом плече белой мантии, предназначенной только для братьев-рыцарей.

Паломничества епископа Анно Минденского и Генриха Льва в Сантьяго в последние десятилетия XII века делают возможным заимствование знака меча из ордена Сантьяго. Братья-священники носят длинные белые сутаны, также с красным знаком ордена. Одежда братьев-прислужников (servi или familia) черная или коричневая, в остальном у них те же знаки[46]46
  Знаки на груди и спине. Коричневый цвет одежды соответствует цвету цистерцианцев-послушников.


[Закрыть].

Рыцарь, за которым при вступлении в орден закрываются ворота, оставляет мир придворной культуры, радости и мирского веселья. С обетом послушания он отказывается от всякого личного своеволия и сливается с общей волей ордена, отныне только магистр отдает ему приказы. В то же время он отказывается от своего имущества до последнего геллера. Никому не позволено иметь даже минимальную сумму личных денег. Каждый монах имеет право только на одежду, еду и оружие. Одежда исключает любую роскошь, запрещены меховые отделки и яркие цвета. Облачение раздает смотритель одежд по росту, и, если кто-то из высокомерия считает, что заслуживает лучшую одежду, он должен получить худшую. Никому не разрешается запирать свою сумку или багаж, кроме магистра. Он также осуществляет строгую цензуру писем. Доспехи тоже простые, золотые и серебряные украшения запрещены. Отказ от мира жесткий. Монах покидает семью и друзей, ему не разрешается смотреть на женщин или целовать их, даже собственную мать. За столом соблюдается тишина, и во время еды читается Священное Писание. Ночью рыцарский конвент спит в большой общей спальне, в которой всегда должен быть свет. Ложе скромное, каждому полагается только соломенный матрац, подушка и одеяло. Братья должны уважать друг друга и во всем слушаться магистра. Им следует как чумы избегать ревности, зависти, недоброжелательности, ропота, сплетен и злословия. Были также правила для еды, мясо разрешалось подавать только три раза в неделю.

Никому не разрешается покидать замок или двор без приказа магистра; если его отправляют в путешествие, он должен вести себя безупречно и пользоваться только постоялыми дворами, имеющими хорошую репутацию. Дважды в день, для молитвы девятого часа и для вечерни, братья собираются в часовне. Никому не разрешается покидать стол, спальню или лагерь без разрешения; купание, игры и прочее также подлежат разрешению магистра.

Когда дело доходит до боя, братья находятся под командованием магистра. У каждого брата-рыцаря есть три лошади и слуга в качестве оруженосца, кроме того, ему может быть пожалована еще одна лошадь и оруженосец. Защитное оружие состоит из кольчуги, железных штанов, железного шлема и щита, наступательное оружие состоит из копья, меча, дубины и кинжала. Одежда и багаж строго регламентированы, как и в современной армии: туники, две рубашки, две пары штанов, две пары чулок, ремень, сюртук, украшенный спереди и сзади фестонами, зимняя шуба с длинноворсовым мехом, два белых пальто, одно из них на подкладке, летом его сдавали смотрителю одежд. В снаряжение также входят конская попона, два ножа разных размеров, доспехи на руки и ноги, две маленькие сумки для постельных принадлежностей и сумка из кожи или железных колец для кольчуги. Дополняют снаряжение котелки, две фляги с чашками, небольшая палатка и несколько строго регламентированных мелких предметов.

Братья-священники, которых в первые годы было, вероятно, всего один или два[47]47
  Из-за небольшого числа членов ордена потребности более чем в двух не было.


[Закрыть], не принимают участия в бою. Они пользуются особым почитанием, сидят рядом с магистром за столом, обслуживаются первыми и являются единственными исповедниками братьев. Они имеют право только на еду и одежду.

Класс служащих братьев, вероятно, делился на две группы, как и в ордене тамплиеров, латники и ремесленники. В первые импровизационные годы это не имело очень большого значения, поскольку в 1210 году в Ливонии все еще требовались все способные носить оружие[48]48
  Иногда в обороне приходилось помогать даже женщинам и священнослужителям.


[Закрыть]. Повседневная жизнь слуг была в основном такой же, как и у рыцарей, лишь с небольшими отличиями в еде и вооружении[49]49
  Они прислуживали за столом, только после того, как прозвенел звонок, им разрешалось сесть за свой стол и поесть.


[Закрыть]. Снаряжение было такое же, как и у рыцарей, насколько позволяли средства религиозного ордена, отличия заключались только в цвете одежды, а также отсутствовали конские доспехи, железные подковы, шатры и котелки. Кольчуга могла быть без рукавов.

Так что в бою их использовали как средних и легких всадников и пехотинцев в легких доспехах. Позже они служили в администрации как младшие чиновники, это самый многочисленный класс ордена. Обратите внимание, что было два типа служащих братьев. Одни присоединялись к ордену всецело и, как и рыцари, служили только за Божье подаяние и пропитание, другая часть, чье количество подсчитать трудно, служили за плату и были связаны с орденом клятвой верности, данной магистру[50]50
  Переход от таких братьев, служивших за плату, к приглашенным рыцарям мог существовать только при наличии или отсутствии качества рыцарства. Оруженосцами в ордене служили за деньги.


[Закрыть]. Поскольку из-за строгого устава лишь ограниченное число людей во все времена было склонно присоединиться к ордену, эта вторая группа наемников, возможно, могла сыграть свою роль, как только орден стал получать собственный доход. Таким образом, орден мог более гибко приспосабливать свою численность к расширению и сокращению своих территориальных владений.

На войне все вооруженные слуги подчинялись тем же законам, что и братья-рыцари, то есть практически всегда, поскольку состояние войны во времена ордена меченосцев в Ливонии прерывалось редко.

Наконец, следует упомянуть две особые группы, которые в дополнение к трем классам могли стать значимыми только с течением времени, и это были собратья и приглашенные рыцари. Собратья (confratres) могли жениться, но им не разрешалось жить в доме ордена. Они должны были жить достойной жизнью и совершать добрые дела для братьев. Они вносили в орден свое имущество и деньги, часть которых досталась ордену после их смерти, вероятно, и в том случае, если они выходили из братства. У них была возможность посещать богослужения в церквях ордена и быть там похороненными. Они не получили белой мантии, но, вероятно, получили знак. Приглашенные рыцари служили на временной основе и приобретали снаряжение за свой счет. Орден должен предоставить им и их оруженосцам средства к существованию. Они должны были дать присягу на верность магистру.

Конвент братьев-рыцарей, то есть высший класс, выбирал магистра. Он также должен был консультировать по очень важным вопросам, таким как прием новых членов, пожертвования земли, кампании, договоры и назначение высших должностных лиц, для чего созывался магистром. Решение принимал магистр.

С самого начала существования ордена четыре из многих должностей, известных ордену тамплиеров, были введены в Ливонии, а именно: магистр, смотритель одежд, тресслер и маршал. Магистр командовал личной свитой из двух капелланов и писцов и восьми служащих братьев, среди которых были кузнец, переводчик и повар. Его общая власть была ограничена лишь в нескольких важных аспектах: у него не было ключа от сокровищницы. Он должен был консультироваться с конвентом по пяти вопросам особой важности, упомянутым выше. С другой стороны, каждый брат был обязан ему повиноваться. Не позднее 1209 года магистр ордена командовал всем ливонским контингентом в бою и на марше. Должность провинциального магистра до 1207 года не существовала.

Смотритель одежд управлял складами одежды и других вещей. Он также должен был следить за строгостью и приличием костюма и стрижкой волос и бороды братьев[51]51
  Он считался третьим высшим должностным лицом после магистра и маршала.


[Закрыть]. Его свита состояла из трех служащих братьев с четырьмя лошадьми, он также присматривал за своими портными.

Казначей заведовал казной, в которую шли все деньги, поступающие на орден. Прежде чем положить сумму в кассу, магистр ордена должен был их пересчитать. Бухгалтерский учет велся в письменной форме. Магистр ордена или кто-то из старейшин (под этим, вероятно, подразумеваются высшие чиновники или ведущие братья-рыцари) мог потребовать отчета.

Должность маршала, как и должности смотрителя одежд и казначея, не засвидетельствована в источниках времен меченосцев, но, вероятно, существовала, как и другие[52]52
  Смотритель одежд и казначей были необходимыми должностями, и поэтому их можно принять без дальнейших проблем. Маршал впервые упоминается в Ливонии в 1238 г. во времена Тевтонского ордена, по-видимому, он существовал там с самого начала. Первым маршалом, скорее всего, был Арнольд, поскольку именно он, а не магистр Венно руководил нападением на Гольм в 1206 г. Арнольд, в свою очередь, ведет полк в первой битве на Юмере, он инициирует переговоры о заключении договора с Полоцком, и, наконец, он, кажется, возглавил осаду Феллина в 1211 г. Это показывает, что он командует, где бы он ни находился, и это соответствует власти маршала.


[Закрыть]. Свита маршала состояла из четырех служилых братьев с семью или восемью лошадьми. Он был начальником арсенала и всех вооруженных людей ордена (рыцарей и слуг) на войне, но подчинялся магистру.

При приеме каждый рыцарь должен был пройти проверку происхождения и воззрений, он также должен был иметь рыцарское происхождение и быть рожденным в браке. Это не исключало принятия в братья-рыцари потомков ведущих родов международных ганзейских торговцев. Среди братьев-слуг были представители всех слоев общества, от дворянства до нижестоящих. Так что были сыновья министериалов и купцов, которые имели возможность затем выдвинуться в ряды рыцарей, и ремесленного, а также мелкобуржуазного и крестьянского происхождения[53]53
  Им не разрешалось быть чьими-либо слугами или рабами, в этом они должны были признаться при вступлении.


[Закрыть]. Тонко выстроенная система наказаний, начиная от отлучения от общего стола и еды на полу до исключения из ордена и смертной казни, позволяла ордену поддерживать внутреннюю дисциплину. Член ордена подвергался максимальному наказанию изгнанием за следующие семь преступлений: разглашение заседаний капитулов, симония, убийство христианина, воровство, дезертирство, групповые преступления и ересь[54]54
  Положения об уголовных наказаниях не могут быть воспроизведены здесь все, потому что они очень обширны. Изгнание. Следующий уровень наказания – лишение орденского облачения, которое могло повлечь за собой тюремное заключение и рабский труд, касалось тех, кто произносил клевету, вступил в связь с женщиной, напал без приказа, ударил христианина и т. д. Также составом этого наказания было неповиновение и избиение другого брата.


[Закрыть]. Печать ордена и канцелярия с архивом, вероятно, хранились у капеллана, приписанного к магистру.

На этом заканчивается краткое рассмотрение учреждений и порядка жизни первого монастыря 1204 года. Отсюда попросту следует, что собравшиеся здесь были людьми определенного интеллектуального склада.

Надо представлять себе жизнерадостность и красочность форм придворно-рыцарской культуры того времени, с ее турнирами, пышностью, с песнями, танцами, поклонением красивым женщинам, со всей жизнерадостностью эпохи Гогенштауфенов. Тогда особенно заметен тот контраст, который отделяли этих отрекшихся от мира меченосцев от их оставшихся дома сверстников. Конечно, не жажда приключений и уж точно не стремление к личному богатству и славе заставляло рыцаря принять обычай ордена. У него было бы гораздо больше возможностей для этого, если бы он стал вассалом епископа; это сулило бы ему собственное имущество, семью и карьерную перспективу, когда он подмигивал вассалам епископа Альберта, Конраду фон Мейендорфу, Даниэлю фон Ленневардену. Рыцарь ордена добровольно отказывался от всех этих возможностей[55]55
  Только после большого кровопролития эстонского восстания 1223 г. в Ливонии также начали вербовать отлученных от церкви.


[Закрыть], чтобы избрать образ жизни, который, помимо повседневных требований самодисциплины, смирения, дисциплины и войны, давал ему лишь опыт товарищества по оружию и вероятность ранней смерти. То, что им двигало, могло быть, по сути, только тем же основным настроением, которое также побуждало к вступлению в монашеский орден, а именно разочарование в мире. Современник Цезарий Гейстербахский привел несколько свидетельствующих об этом примеров. Тамплиер Эйнолф, «довольно религиозный человек», вступил в свой орден после сверхъестественного опыта болезни, мнимой смерти и видения. Рыцарь Балдуин, фохт Брауншвейга, рисует картину отчаяния даже после того, как его приняли в ряды цистерцианцев, однако причины мы не знаем. Биограф Бернхарда цур Липпе около 1260 года приписывает отречение своего героя от мира божественной силе:

 
На одного она нашлет болезнь, имения потерю на другого,
и тот вздыхает, вдруг упав с небес на землю.
Детей теряет он, родных любезных и друзей,
скорбя, что рок суровый отнял все, что сердцу мило.
 

А в случае Бернхарда, в частности:

 
Тогда он размышляет о себе.
Он думает, кем он был, кто есть он и кем будет,
и в мире ничего ему не кажется ни крепким, ни надежным.
О, как неверна слава! Уходят силы,
краса любая вянет, их быстро забирает смерть!
 

В этих стихах просматриваются и мотивы друзей Бернхарда, братьев меченосцев. Вы можете воспринимать их буквально. Другой известный современник, поэт Гартман фон Ауэ, сам участник крестового похода Фридриха Барбароссы, выражает то же настроение в своем знаменитом стихотворении «Святого нашего креста…»: