Автор книги: Фридрих Беннингховен
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Даже если внутренняя причина присоединения к братьям меченосцам не была передана по наследству так же, как у Бернхарда и в приведенных выше примерах, с этой точки зрения понятна готовность рыцарей ордена умереть, поскольку семь из десяти самых первых братьев меченосцев умерли рано и почти все братья-рыцари остались на полях сражений! Даже Генрих Латвийский, не любивший орден, говорит о первом известном по имени брате меченосце, Арнольде, погибшем в битве перед крепостью Феллин: «Арнольд, брат-рыцарь, трудившийся там ночью и днем, был наконец убит камнем и переселился в мир мучеников. Был он человек очень религиозный, молился всегда, и о чем он молился, то, надеемся, нашел». Искать, посвящая жизнь религиозной цели «der werltle lop, der sele heil» («мирскому – славу, душе – святость»).
Однако природа человека противоречива. Даже дисциплина и отречение от мира лучших орденских уставов не должны просто обратить вспять волю к борьбе и радость самоутверждения, которые были свойственны нижнегерманскому дворянству, это плохо отвечало бы целям рыцарского ордена. Таким образом, отречение от мира – это только одна сторона умонастроений братьев меченосцев. Жажда обладания и наживы, отстаивание своих прав – естественные влечения, от которых так просто не избавиться. Только в ордене их направили в новое русло. Поскольку теперь индивид следовал этим влечениям не ради себя, а ради общего блага. Помимо идеи защиты христианства, увеличение блеска, расширение и имущество ордена вскоре стало целью, всегда неопровержимо нравственно оправдываемой самой этой идеей. Таким образом, те же самые люди, которые искренне отвернулись от роскошной жизни сверстников, чтобы со страстной серьезностью служить религиозной идее, одновременно смогли стать яростными борцами за честь и интересы своего ордена. Духовные и материальные порывы неразрывно слились и придали меченосцам, как и всем другим рыцарским орденам, удивительную имущественную и военную мощь. Орденские армии превосходили феодальные армии своевольных рыцарей-одиночек своей дисциплиной. Точно так же рыцарские ордена могли стать выше ленного устройства на государственном уровне. До 1203 года таких попыток не было. Ливонскому ордену суждено было создать первое орденское государство, государство, которое не только пережило своих основателей, но и оказалось самым долгоживущим из всех подобных образований.
Вступление в бой
Зимой 1204/05 года орден вступает в бой. Он называл себя «Орденом и сообществом рыцарской службы Христа» или «Братьями рыцарства Христа Ливонии», обычно сокращаемым до «братьев-рыцарей» (fratres milicie), использовавшимся в кругах Тевтонского ордена в XIII веке, стал общепринятым, вероятно, около 1237 года во времена религиозного объединения.
Братья меченосцы начинают свою миссию в Ливонии с приобретения участка земли площадью 5000 квадратных метров в небольшой Рижской епархии, который, скорее всего, подарил им епископ Альберт1. Но в то же время здесь и начинаются проблемы. С 1204 по 1206 год в ордене было всего около 50—100 рыцарей и слуг. Таким образом, он составляет небольшое меньшинство в армии епископа, общая численность которой из года в год колеблется от 500 до 1000 солдат. Однако с самого начала он является важнейшим устойчивым фактором, так как масса всего войска, особенно в ранний период, состоит из приезжающих на год пилигримов, постоянно сменяемых.
Даже невысокая численность ордена требует значительных средств на содержание. Один только орденский двор Святого Георгия (Георгсхоф), на котором ныне сооружаются первые монастырские постройки, стоит значительных сумм, а позднее, когда все будет закончено, оценивается по описи в 700 марок серебром[57]57
Епископ изначально имел до 1211 г. в Риге право согласия на передачи земельных участков.
[Закрыть] [58]58
В начале XIV в. Тевтонский орден продал двор городу за 1000 серебряных марок.
[Закрыть]. Расходы на содержание одного воина предполагаются в размере 3 серебряных марок в год, сюда не входят расходы на морское путешествие и снаряжение (лошадь, оружие). Таким образом, даже если бы каждый монах привез собственное снаряжение и заплатил за свое путешествие, за три года с 1204 по 1206 год на размещение и содержание первого монастыря надо было собрать, как минимум, 1000 серебряных марок[59]59
1000 марок серебром с точки зрения покупательной способности приблизительно эквивалентны почти одному миллиону немецких марок.
[Закрыть], сумма внушительная! Из скромных средств епископа можно было ожидать лишь небольшой помощи, поэтому основная часть средств могла поступать только из двух источников: от пожертвований имеющих в Ливонии интерес купцов, а прежде всего из капитала самих членов ордена, а именно братьев-рыцарей.
К сожалению, о строительстве монастыря в Риге известно очень мало. Он располагался на сегодняшней улице Шарренштрассе (Резницкая ул.) и состоял из часовни и нескольких домов. То, что он уже имел квадратную планировку, столь типичную для более поздних немецких орденских замков, по мнению Левиса, следует рассматривать как очень сомнительное утверждение. Двухнефная часовня была завершена до 1209 года, она имеет определенное сходство с самой старой церковью в Икскюле и, вероятно, находилась под ее влиянием. Покровителем как часовни, так и ордена был святой Георгий[60]60
У святого Георгия тоже белый плащ с красным крестом в качестве символа. Этот крест он также носит на своем щите и флаге.
[Закрыть]. Кроме часовни, по всем признакам, в восточном крыле располагались покои рыцарей и дом капитула, в западном крыле – комнаты для братьев-слуг, а позднее, возможно, и для гостей. Пространство на северо-востоке вдоль городской стены должно было оставаться свободным из соображений обороны, в лучшем случае здесь предположительно находятся конюшни в виде легких деревянных построек[61]61
Распределение пространства как положено в цистерцианских монастырях вытекает из тесной связи келий братьев-рыцарей с предназначенным только для них хором церкви. Двухнефная базилика также служила городской общине Риги. Таким образом, для братьев-слуг оставалась только западная часть двора. Городская стена на севере с бойницами должна была остаться свободной.
[Закрыть]. Вероятна аналогия с пространственной композицией цистерцианских монастырей[62]62
Внешняя стена этого комплекса, вероятно, датируется примерно 1300 г. В здании монастыря есть двухнефная церковь, за которой следуют обычные постройки для монахов на востоке и монастыри на западе. Как основатель, Теодорих, должно быть, оказал влияние на устройство двора братьев меченосцев, сравните также много общего между правилами меченосцев и некоторыми из официальных уставов цистерцианцев.
[Закрыть]. Двор епископа Альберта с замком и хозяйственными постройками непосредственно примыкал к восточному крылу. Все эти здания были построены в романском стиле.
Маленькая Рига имела в то время (до 1210 года) в лучшем случае 1000 постоянных жителей, включая священнослужителей, епископских слуг, вассалов, братьев меченосцев, ремесленников, горожан, женщин и детей. Идея основания этой базы кажется самонадеянной, если учесть театр военных действий и общую обстановку.
По результатам более поздних исследований, восточнобалтийские народы, включая литовцев, но исключая пруссов и финнов, против которых ордену меченосцев никогда воевать не приходилось, насчитывали около полумиллиона человек. По скромным подсчетам, литовцев было около 170 000, эстонцев – 150 000 и ливов – 20 000. Численность латышей к северу от реки Эвст (Айвиексте), по тщательно взвешенной оценке, могла составлять немногим более 40 000 человек, земгалов – около 25 000, а куршей – около 32 000. Численность селов была относительно невелика, гораздо меньше, чем ливов, оценка восточных латгалов очень сложна изначально.
Если прибавить к этому огромное русское население, из-за которого, собственно, на арену должно было выйти Полоцкое княжество, как только епископ Альберт предпримет поход против плативших дань Полоцку двинских ливов, то превосходство противника, с которым столкнулась маленькая Рига, можно охарактеризовать как подавляющее.
Однако картина такого распределения сил тотчас же меняется при ближайшем рассмотрении внутренних обстоятельств балтийских народов. В целом только каждый седьмой житель был годен к военной службе и лишь каждый третий из годных к военной службе фактически задействовался в походе. Таким образом, мы можем считать около 23 тысяч воинов из всех упомянутых народов (исключая русских), каждый из которых был собран для походов. В действительности, однако, эта численность никогда не задействовалась для общей цели, поскольку племена, которые могли ее сформировать, не составляли государственной общности, а, напротив, вступали друг с другом в ожесточенные междоусобицы. Ливы враждовали с земгалами и латгалами, а между латгалами и эстонцами существовала вражда. Однако в конце XII века литовский народ, еще разрозненный, стал все чаще притеснять своих северных соседей с юга, прежде всего Земгалию, Ливонию, Латгалию и русское Полоцкое княжество.
Все эти обстоятельства уже были подробно рассмотрены в исследованиях и поэтому здесь должны быть упомянуты лишь в контексте. Нужно также помнить, что отдельные племена составляли лишь очень разрозненные объединения и дробились на частичные области, округа, замковые округа и т. д., которые часто вели весьма самостоятельную жизнь. Из этого следует, что небольшая епископская армия, если ее использовать с политической осторожностью для ограниченных целей, могла быть эффективным орудием, несмотря на ее небольшую численность в 500—1000 человек. Это становится еще яснее, если теперь принять во внимание и разницу в военной технике. Отряды восточнобалтийских рекрутов в основном представляют собой крестьянскую армию с небольшим правящим слоем дворян, которых можно считать профессиональным воинским сословием. Оборонительные сооружения, которые они строят и занимают гарнизонами, – это деревянно-земляные укрепления; они находятся на высокой ступени развития оборонительных укреплений, но в долгосрочной перспективе уступают западной технике. Воины Запада привозят с собой еще неизвестные здесь, на северо-востоке, военные средства – прежде всего тяжеловооруженного рыцаря на защищенном броней коне, арбалет как бронебойное оружие, каменный замок и метательную артиллерию[63]63
На море это техническое превосходство соответствует ганзейскому морскому судну ког, движимому исключительно парусами, с одним только постоянным экипажем в 50 человек, которое было практически неприступно для небольших гребных судов куршей и эстонцев с парусами как дополнительным приводом и экипажем в 30 человек.
[Закрыть].
Учитывая эти различия, остается сомнительным, смогла бы Восточная Прибалтика противостоять постоянным атакам с Востока и Запада, даже если бы государство было более сплоченным. Как бы то ни было, большая часть современной Латвии уже перешла под власть Руси, хотя русские Полоцка и Новгорода не знали ни арбалетов, ни западного искусства осады, а вероятно, и бронированных коней.
Давление русских с востока и литовцев с юга не побудило многоязычные, разрозненные племена сформировать более сплоченное государство. Наконец, следует усомниться в том, что балтийские народы около 1200 года уже могли сознавать общую опасность, грозящую им всем с запада, и что у них вообще могла возникнуть идея совместной обороны. Поскольку задуманный изначально епископом Альбертом план подчинить себе всю Восточную Прибалтику, несомненно, потерпел неудачу. Как будет показано, один шаг вытекает из другого, с растущим успехом возникают новые задачи.
Арена предстоящих боев была значительной протяженности. Площадь сегодняшних Латвии и Эстонии свыше 112 000 квадратных километров, что примерно соответствует площади Нижней Германии между Рейном и Эльбой. Расстояния по прямой с юга на север (от Дюнабурга [Даугавпилса] до Ревеля [Таллинна]) и с запада на восток (от побережья Куршской косы до границы русских поселений Восточной Латгалии) составляют около 400 км каждое, что соответствует расстоянию между Берлином и Дортмундом. Малонаселенная местность была равнинной, местами холмистой, особенно в латгальской части, с высотами, не превышающими 317 м. Густые леса, дикая местность, озера и болота, которые были гораздо обширнее, чем сегодня, предоставляли защитникам оптимальные возможности. Осенью тропы часто были непроходимы. Поэтому испокон веков предпочитаемым временем для сражений была зима, замораживавшая болота, реки и озера. Еще до прихода немцев были установлены определенные правила ведения боевых действий в Восточной Прибалтике. Поскольку поселения, как острова, были встроены в большие глухие леса, население могло легко уклониться от нападения, убегая в леса со своим имуществом или отступая в свои деревянные замки, которые подручными средствами атаковать было трудно. Поэтому, если агрессор хотел чего-то добиться, он должен был избрать стратегию истощения грабительскими набегами, которая заключалась в сжигании отдельных районов населенных пунктов противника. Как правило, убивали трудоспособных мужчин, отбирали женщин, детей, скот и движимое имущество, а деревни, подворья и склады уничтожали огнем. Эта процедура засвидетельствована уже для XII века, возможно, она старше.
Такова была политическая и военная ситуация, в которой оказались новоприбывшие. Сравнение с главным театром крестовых походов, Палестиной и Сирией, обнаруживает некоторое сходство, но еще более заметные различия. Крестоносные государства Средиземноморья образовали узкую полосу длиной 600 км, которая на разной глубине доходила лишь максимум до 70 км вглубь суши. Территорию занимали многолюдные высококультурные поселения, но больших защитных лесов было гораздо меньше, чем в Прибалтике, а потому война здесь была сосредоточена на сражениях и осадах больших городов и замков. Общим у обоих театров было то, что они зависели в первую очередь от контролируемого купцами морского сообщения, но, если в Святой земле были многочисленные хорошие порты, на севере до 1237 года их имелось по существу только два – Рига и Ревель, и второй до 1219 года не был завоеван.
Когда религиозный конвент был готов к действию в Риге осенью 1204 года, небольшие оборонительные пункты первоначально образовали оспариваемый плацдарм. В 1199 году папа Иннокентий лишь призвал к защите ливонских христиан. Однако сразу же стало ясно, что чисто оборонительными средствами эффективной защиты добиться невозможно. Защита общины, разбросанной по ливонским поселениям, была возможна только в том случае, если можно было удерживать всю ливонскую территорию, что одно только гарантировало постоянное обеспечение мира. Следовательно, епископ Альберт пошел по этому пути, взял заложников, построил Ригу и населил вассалов. Теперь он устроил все так, чтобы обеспечить первое столкновение с собиравшим дань с двинских ливов князем Полоцким, чье первое нападение в 1203 году было с трудом отражено. На юге епископ закрепил свое положение мирными договорами 1201 года с куршами и литовцами из Аукштайтии (Верхней, или Восточной, Литвы), земгалы, попавшие таким образом между двух огней, также заключили мир с Ригой (в 1202 году). Но этим удалось обезопасить только южный фланг. После неудачного наступления на территорию ливов летом 1204 года, после того как епископ Альберт уехал с большей частью ежегодных паломников и доверил Ригу горстке вооруженных людей, небольшая база едва не стала жертвой набега 300 ливов и литовцев с суши и воды. Спасение пришло, только когда, наконец, с тремя когами паломников прибыл Теодорих и орден расположился во дворе, готовый к бою. Влияние рижан не распространялось далеко за пределы их маленького городка. Но скоро это должно было измениться.
Сначала произошло событие, позволившее маленькому ордену испытать свои силы. Около 23 февраля 1205 года перед Ригой появилось войско аукштайтских литовцев численностью около 2000 человек, которые, уповая на заключенный в 1201 году союз, шли мимо города на север, чтобы грабить Эстонию. Благородный Свельгатэ (Жвелгайтис), который был среди проводников, подошел к городу и был любезно встречен приветственным напитком перед тем, как двинуться дальше. После его ухода в Риге распространилась новость, возможно, от лива, который служил проводником литовцев[64]64
Никак иначе нельзя объяснить, каким образом рижане узнали об угрозе, исходившей во время марша от Свельгатэ.
[Закрыть]. Говорили, что Свельгатэ решил по возвращении разрушить незначительное немецкое поселение. Первая реакция в Риге на это известие неизвестна, решения были приняты только тогда, когда через несколько дней в городе появился старейшина земгалов Вестгард, выступил с предупреждением и предложил совместное нападение на возвращающихся литовцев. Поначалу подозрительные немцы заключили с Вестгард ом союз при условии, что он предоставит им заложников. Так дело дошло до сражения и, таким образом, до боевого крещения братьев меченосцев.
Неизвестно, кто проголосовал за эту процедуру с немецкой стороны. Епископ Альберт находился в Германии, руководство было в руках ректора Энгельберта и Теодориха. Помимо вассала Конрада из Икскюля, в обсуждениях, безусловно, принимал участие и орден. Достаточно сильная армия земгалов выдвинулась и получила из Риги провиант, к ней присоединился небольшой отряд слабого немецкого городского гарнизона под командованием Конрада из Икскюля, он состоял в основном из рыцарей и слуг ордена, а также епископских слуг. Разведчики узнали путь противника, который шел от Торейды к Икскюлю, минуя Ригу на расстоянии более 25 км. Теперь было ясно, что колонна литовского войска, шедшая вместе с пленными и добычей, не могла иметь в данный момент враждебных намерений, однако держались однажды принятого решения, вероятно, из-за земгальских союзников, опасаясь в случае прекращения кампании их враждебности. В районе Роденпойса армия устроила засаду. Поскольку снег был глубоким, литовцы продвигались одной колонной, они разделили свое войско на два отряда, между которыми повели пленных. Литовский передовой отряд наткнулся на следы на снегу, оставленные союзниками, и остановился, в результате чего армия образовала клин. Когда земгалы увидели, какая их масса, то многие оробели и, не решаясь вступить в бой, старались укрыться в безопасные места. Видя это, некоторые немцы обратились к рыцарю Конраду с настойчивой просьбой дать им первыми вступить в бой с врагами Христа и говорили, что лучше со славой умереть за Христа, чем к позору своего народа бесчестно бежать.
Натиск всадников в доспехах устрашил колеблющихся литовцев, считавших себя защищенными мирным договором, потом напали земгалы, и вскоре аукштайтское войско в полном беспорядке бежало. Беглецы были «разбросаны по дороге, как овцы, во все стороны», и более половины из них перебиты. Среди убитых был и сам Свельгатэ. Не удовлетворившись этим, победители обратили свое оружие и на некоторых пленных эстонцев. Потом были грабежи, и крупная добыча увозилась на санях[65]65
Земгалы нагрузили сани только отрубленными головами противников.
[Закрыть].
Несмотря на явный внезапный успех, эта первая миссия ордена не оставляет однозначно хорошего впечатления. Безусловно, ответственность за решение воевать лежала на заместителях епископа Альберта. Несомненно, в принятии решений сыграли роль угроза Свельгатэ и забота о маленькой крепости, которая зависела от дружбы земгалов. Но превентивное нападение на литовцев было нарушением мирного договора, даже если признать, что орден не участвовал в 1201 году в его заключении, да и вообще в то время не существовал. Братья меченосцы ввязались в не очень похвальное предприятие, которое аукнулось не сразу, но негативных последствий которого избежать не удалось.
Сначала орден отошел на задний план. Избиение литовцев при Роденпойсе осталось эпизодом первой фазы боевых действий. Гораздо важнее была защита Ливонии. Поэтому, когда следующей весной епископ Альберт привел особенно большое количество паломников, было решено укрепить власть и отплатить ленневарденским и ашераденским ливам за их внезапное нападение на Ригу в 1204 году. Снова очевидно тесное переплетение обороны и прозелитизма, defensio (оборона) невозможна без dilatatio (экспансии). Пока закладывался фундамент монастыря Дюнамюнде в устье Двины, армия паломников из Саксонии и Вестфалии во главе с графом Генрихом фон Штумпенгузеном продвинулась вверх по Двине на 80 км, сожгла замки Ленневарден и Ашераден и сражалась в небольшой войне, сломила сопротивление местных ливов, которые наконец предоставили заложников и пообещали крещение. В замке Икскюль был размещен немецкий епископский гарнизон, а местные ливы, опять отошедшие от веры и выступившие заодно с ленневардцами, были изгнаны из каменной крепости. Орден в этих боевых действиях особо не упоминается, вероятно, потому, что его участие было незначительным, учитывая численность армии пилигримов. Но поскольку примерно в это время его численность начинает расти, он, должно быть, набрал новых членов из этой армии[66]66
Мы узнаем о постепенном увеличении численности ордена. Весной 1207 г. она достигла такого уровня, что орден мог выдвигать требования.
[Закрыть].
Зимой счастливое завершение похода было отмечено большим спектаклем-мистерией в Риге, который должен был дать собравшимся новообращенным наглядное наставление в вере и, по-видимому, проходил прямо перед церковью меченосцев и замком епископа[67]67
Это был первый рынок в Риге, единственная свободная площадь.
[Закрыть]. Поход 1205 года дошел до границ русского Кукенойсского княжества. Впечатление мелкого князя Вячко было настолько велико, что он лично приехал в Ригу и пожал руку епископу Альберту в знак примирения. Власть Полоцкого княжества на низовьях Двины начала рушиться.
Весной 1206 года орден снова стал востребован. Причину этого легко понять: большая часть паломнической армии отплыла после Пасхи, Альберт снова зависел от своей небольшой постоянной армии. Однако тут начались новые трудности. После завоевания двинских ливов епископу приходилось устанавливать мирные отношения с Полоцком, что было трудной задачей ввиду требований князя Владимира о дани. Альберт отправил своего искуснейшего дипломата, основателя ордена Теодориха. Когда аббат прибыл в Полоцк, он должен был понять, что ливы его опередили. Вероятно полагаясь на нынешнюю слабость немцев, антихристианская партия в Ливонии во главе с одним из старейшин Гольма Ако отправила к Владимиру посольство, подстрекая его к войне. Ясно, что языческая реакция у ливов проявляется, прежде всего, в деятельности Ако и его друзей. При выборе между немецким и русским правлением решающим фактором является то, что Владимир требует только дани и военных успехов, а немцы требуют еще и крещения. Теодорих узнал о военном плане русских, подкупив княжеского советника, который тайно сообщил об этом в Ригу и с открытым бесстрашием сознался в этом шаге князю. Таким образом, из плана похода русских было устранено преимущество внезапности, Владимир, по-видимому, отступился и изменил тактику. Он призвал ливонского епископа предстать перед русским третейским судом 30 мая на реке Огре, в 10 км выше Икскюля, посреди Ливской области, надеясь таким образом добиться признания его верховенства над обеими сторонами.
Однако в то же время его гонцы ходили по всей области ливов и латышей и призывали жителей вступать в армию. Вероятно, за этим стояло и обещание русской армии, поскольку Полоцк был хорошо осведомлен о слабости немцев.
В Риге нужно было осознавать всю серьезность угрозы, которая заключалась в соединении русской и ливской армий. Угроза ненамного уменьшалась из-за того, что латыши, старые племенные враги ливов, уже тайно симпатизировали рижанам и отказывались дать русским войско. Епископ Альберт, однако, категорически отверг требование русских, сославшись на свое княжеское достоинство. В результате 30 мая у Огре антихристианская партия ливов оказалась практически единственной.
Но уже тогда было видно, что миссионерская деятельность успела приобрести большое число верных последователей среди ливов. Двое из них, Лаиян и Кириани, хотят присутствовать на собрании ливов и доложить епископу, но они были замучены ливами, которые были полны решимости восстать, потому что не хотели отрекаться от своей веры. Тогда собрание решило занять замок Гольм и оттуда готовиться к разрушению Риги, конечно же в надежде на скорую помощь русских. Старейшина Ако, который был душой всего предприятия, заслуживает восхищения своей стратегией и деловитостью. Гольм был не только сильнейшим замком ливов, но с его занятием и без того очень слабая епископская власть оказывалась разрублена надвое, потому что Конрад из Икскюля и его войска теряли связь с Ригой. Командование языческой ливонской армии привлекало силы отовсюду, из Гольма, Икскюля и Торейды, сам Ако набрал отряд литовцев в качестве вспомогательной силы. Гольм должен был быть занят и укреплен не позднее 1 июня[68]68
Встреча у Огры состоялась 30 мая, 4 июня рижане контратаковали Гольм.
[Закрыть], в это же время жители Гольма напали на своего священника Иоганна из Виронии, коренного эстонца, обезглавили его и расчленили тело. Налетчики дошли до Риги, угоняли там лошадей и убивали всех, кого им случалось встретить в полях. Положение могло стать отчаянным в любой момент, как только подоспеет русская помощь. Сбежавшие из Гольма ливы-христиане поведали епископу точную картину происходящего. Не позднее 3 июня часть повстанцев внезапно начала рассеиваться. Они хотели вернуться, но только после прихода русских. Считался ли замок с его гарнизоном свыше 300 человек достаточно безопасным, чтобы до тех пор продержаться самостоятельно?[69]69
Это число обусловлено сильным превосходством повстанцев над 150 атакующими христианами.
[Закрыть]
Не вызывает сомнений то, что об этой перемене немедленно сообщили в Ригу верные епископу ливы. Несмотря на слабость обороны Риги, нужно было действовать.
Теперь стало очевидно, насколько необходим орден.
Если бы Теодорих не создал его двумя годами ранее, операция вообще была бы невозможна из-за недостатка сил. Военный совет решил воспользоваться ситуацией и снарядить против Гольма отборный отряд. Он состоял из 150 самых боеспособных воинов, из войска ордена, епископа и ливов, и командовал им брат-рыцарь Арнольд – мы уже знаем его как предполагаемого маршала. Вероятно, вечером 3 июня этот небольшой отряд сел на несколько кораблей, груженных баллистами и другим снаряжением, и 4 июня появился у острова Гольм (Мартинсгольм). Ливы и их литовские помощники немедленно заняли берег, чтобы помешать высадке. Нападавшие сначала были смущены своей малочисленностью, но потом, запев молитву Богу о милости, ободрились и стали высаживаться. Арнольд возглавил атаку с первого корабля. Еще на мелководье их встретил град копий и камней, но арбалетчики уже начали обстреливать врага. Берегом овладели, и армии столкнулись. В ожесточенной схватке ливы были отброшены, одни пали, другие укрылись в каменном замке. Многие были оттеснены в сторону и попытались переплыть на другой берег Двины, где многие утонули. Среди погибших был и Ако. После битвы один из братьев-рыцарей на суденышке с несколькими ранеными доставил в Ригу и предъявил епископу голову Ако в знак победы. Такие жесты имеют свою символику, отчетливо видна возросшая самоуверенность рыцарей, умеющих указать епископу на свою незаменимость. Тем временем в Гольме началась битва за замок. Были установлены патерели, небольшие метательные машины, бросавшие в замок камни и зажигательные снаряды, арбалетчики непрерывным огнем сбивали защитников с верхушек стен, и, наконец, осажденные понесли такие большие потери, что попросили мира. Жителям Торейды дали свободно выйти, почти все они были ранены. Но жителей Гольма сдаться заставили, и впоследствии епископ повез гольмских старейшин с собой в Германию, чтобы, познакомившись там с христианскими обычаями, научились быть верными и те, кто всегда были неверными[70]70
Этот метод показывает, насколько осторожно обращались с побежденными; речь шла не только о том, чтобы подчинить их, но и о том, чтобы склонить их на свою сторону, как это было успешно сделано в случае с Каупо посредством поездки в Рим.
[Закрыть].
В Гольме орден меченосцев провел свою первую настоящую битву и блестяще себя проявил. Уже недалеко то время, когда новое рыцарство, пожертвовавшее имуществом и кровью, поставит вопрос о вознаграждении и станет добиваться своей доли завоеванной власти.
Альберт уже принял профилактические меры. Его действия говорят сами за себя. Следующий поход против торейдских ливов он провел в основном немногочисленными паломниками и земгальскими вспомогательными войсками, в Гольме поставил гарнизон из двадцати человек своих слуг, наконец, летом 1206 года отправился в Германию, набрал новых пилигримов, а 2 февраля 1207 года в Гельнхаузене ушел от короля Филиппа имперским князем. Все это – меры предосторожности, призванные укрепить его позиции перед орденом. Братьев меченосцев поведение епископа могло только подтолкнуть к вопросу, хотят ли они стать его оплачиваемыми наемными войсками или искать собственную опору власти. Решения, к которым они пришли, стали очевидны после возвращения епископа весной 1207 года.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
