Текст книги "Орден меченосцев. Противостояние немецких рыцарей и русских князей в Ливонии"

Глава 2
Борьба за верховенство

Зарождение орденского государства

Зимой 1206/07 года епископская власть в Ливской области была окончательно закреплена. Полоцкая армия снова атаковала немецкие укрепления, чтобы вернуть утраченное верховенство. После одиннадцатидневной осады замка Гольм, который защищали всего двадцать немцев, князь Владимир получил сообщения о том, что несколько кораблей прибыли в устье Двины и что возле Риги фактически построены мощные дорожные заграждения. Все дороги к своему городу немцы сделали непроходимыми, разбросав «чеснок» – соединенные звездообразно маленькие острые стальные штыри, направленные в разные стороны. Командование русского войска прервало атаку и отступило. Языческая фракция среди ливов, надеявшаяся, что кампания спасет их дело, была охвачена глубоким унынием. В конце лета или осенью, избегая новых стычек, она подчинилась Риге и просила о крещении.

Для ордена долговременное закрепление епископского «домена» (dominium) было последним толчком к прояснению собственного будущего. Теперь орден претендовал на определенную долю завоеванных территорий, в этом стремлении ему способствовал ряд событий.

Тем же летом, после трех лет подготовки, король Дании Вальдемар начал ответный удар против эзельцев. Операция должна была стать не просто рейдом, а продолжением традиционной скандинавской миссии, созданием опоры в Эстонии и ликвидацией самой опасной языческой военно-морской базы в Балтийском море. В то же время это полностью соответствовало королевским мерам тех десятилетий, направленным на защиту наиболее важных противоположных побережий и, таким образом, обеспечение для Дании, уже господствовавшей в регионе Балтийского моря от Померании до юга Швеции, неоспоримого статуса «хозяйки Балтийского моря» (dominium maris Baltici).

Высокопоставленный сановник скандинавских церквей архиепископ Лундский Андреас участвовал в морском походе лично.

В случае успеха операции ливонцы могли надеяться на заметное облегчение своего северного фланга, поскольку тогда эстонцы не смогли бы оказать помощь своим ливонским родственникам. Однако епископу Альберту пришлось столкнуться с растущим политическим весом короля и церкви Лунда. Поэтому, когда датский план после первоначальных успехов провалился, поскольку следующей зимой никто в королевской армии не хотел защищать только что построенный замок на Эзеле, жители Риги почувствовали не только сожаление. В рассказе епископского летописца Генриха явно просвечивает некоторое удовлетворение.

Король Вальдемар вернулся домой, ничего не добившись, но архиепископ Николай Шлезвигский и некоторая часть свиты отправились на двух кораблях снабжения в соседнюю Ригу и провели там зиму. Конечно, Андреас Лундский хотел совершить это путешествие не только для того, чтобы проникнуть в секрет успеха немецкой миссионерской деятельности. Скорее всего, скандинавский князь церкви даже взял на себя руководство Рижской епархией в отсутствие Альберта, а в 1207 году, после отъезда, отправил папе отчет об успехах, который, безусловно, помог ему сохранить прежнее положение в курии, а также подготовить его назначение папским легатом Скадинавии пять лет спустя. Теперь под номинальным руководством архиепископа брал у ливов обычных заложников и отправлял священников крестить настоятель Рижского собора. Присутствие лундского архиепископа принесло ордену особые преимущества. Андреас проживал в епископском замке и в течение шести месяцев был ближайшим соседом орденского двора в Риге. Встречи были неизбежны. Братья должны были привлечь внимание архиепископа прежде всего потому, что они были фактором силы, которой ему не хватало на Эзеле. С такой аскетической силой, которая осмелилась успешно противостоять превосходящему по численности врагу в Ливонии, замок на Эзеле, безусловно, удалось бы удержать. Это открыло ордену возможность влиять на более широкий политический контекст.

Связь с примасом Лунда, которого очень ценили в Риме, могла быть только на пользу. Здесь, несомненно, были сплетены нити, которые пять лет спустя приведут к более тесным связям между Лундом и орденом, а в 1220 году в конце концов завершатся формальным вассальным союзом между королем Вальдемаром и братьями меченосцами. Пока, конечно, все оставалось на стадии возможного. Мы не знаем, делал ли архиепископ Андреас конкретные предложения ордену перед отъездом весной, которые он сделал позже. Но епископ Альберт, вскоре после этого прибывший в Ригу, нашел рыцарей Христовых, без колебаний выступавших с требованием трети Ливонии и непрестанно с нажимом это требование повторявших. В военном отношении братья меченосцы вряд ли могли навязать епископу свои желания, потому что Альберт привел с собой достаточно паломников. Но епископу нужно было думать о будущем, о следующем годе, когда большинство паломников снова уедет. Кроме того, разве орден уже сейчас угрожал альтернативой датской службы? Его основатель Теодорих имел давние связи со Скандинавией.

Орден знал, что возобновление инвеституры Альберта немецким королем Филиппом вызовет неодобрение как со стороны папы, так и со стороны вельфско-датской партии. Разве Филипп все еще не был под папским отлучением! Таким образом, у рыцарей не было лучшего рычага давления, чем предложить епископу перспективу дипломатического представительства в курии и союза между орденом и датчанами. Весьма вероятно, что братья меченосцы воспользовались этой возможностью, потому что всего три года спустя мы действительно видим, как они идут по этому пути.

Их требование состояло в том, чтобы раз и навсегда закрепить за ними одну треть всех прошлых и будущих завоеваний, и оно ни в коем случае не было необоснованно высоким по сравнению с их военным вкладом и растущим числом.

Поначалу Альберт отказывался идти на уступки. Знал ли он уже о плане короля Филиппа использовать свою армию для разгрома последних позиций Вельфов в Северной Германии и позиций датчан на Нижней Эльбе летом 1208 года?

Если бы епископ об этом знал, он мог бы надеяться вскоре получить обещанную Филиппом помощь из Германии, тогда можно было предвидеть успех усилий Гогенштауфенов убедить папу ослабить наложенное на Филиппа отлучение от церкви. Но все это были еще ничем не обеспеченные надежды на будущее. В 1207 году Альберт не мог позволить себе иметь в стране вражеский орден, который мог бы вовлечь датчан в игру в Ливонии. Без братьев меченосцев он тоже не мог. Такова, наверное, главная причина, по которой он отступил.

Альберт думал, что поступает мудро, когда отклонял требования ордена на треть будущих завоеваний. Хотя именно этим он мог связать орден и навсегда ограничить его земельные доли. Но его желание превзойти внезапно возникших в качестве соперников в борьбе за власть братьев меченосцев продиктовало ему дипломатическую отговорку, что он не может дать того, чего у него нет. Этот маневр должен был вскоре за себя отомстить.

Для самой Ливонии был предоставлен тройной раздел. Но и здесь со стороны епископа видна мелочность. Альберт разделил не всю Ливонию, а только области ливов Гауи и Метсеполе. В важном районе Двины, части которого он уже раздал в лены, он пообещал ордену урегулирование позже. Здесь братья меченосцы смогли завоевать свои права только после долгих лет борьбы, хотя именно они сыграли столь решающую роль в покорении Гольма. На самом деле Альберт наверняка мог сразу разделить всю Ливонию. Тот факт, что он до сих пор этого не сделал, свидетельствует о его мелочности, которая, учитывая все, что мы знаем о политически расчетливых манерах Альберта, может быть объяснена только тайной попыткой в будущем попотчевать братьев меченосцев крохами. Все было направлено на то, чтобы выиграть время. В этих переговорах между епископом и орденом дуализм власти и политики, до 1207 года в зарождающемся ливонском государстве дремавший, обнаруживается с предельной резкостью. Здесь в новом обличье также вспыхнули старые противоречия между светским и церковным.

Поскольку ни одна из двух ливонских партий явно не имела на своей стороне формального права, принимать решение о ценности или нецелесообразности обоих понятий государства с этой точки зрения невозможно. Но также невозможно и с точки зрения пользы для миссионерской задачи и новообращенных народов, которая должна была быть здесь предметом обсуждения в более глубоком смысле, поскольку окончательная оценка всегда будет оставаться проблематичной.

В последующие два века орденское государство, несомненно, обладало большей оборонительной силой, чем епископское феодальное государство, как в Ливонии, так и в Пруссии. Здесь, а также в государствах крестоносцев Палестины рыцари ордена составляли наиболее надежный столп обороны от внешних врагов. С другой стороны, конфликты между орденом и епископатом отныне угрожали государственности Ливонии вследствие внутренних раздоров. Эта дихотомия стала одной из причин распада Ливонии в конце Средневековья. Во всяком случае, этот открывшийся ныне дуализм, приведший к своеобразной конфедерации государств, был не самым удачным решением. Но это решение было результатом конфликта между историческими силами, и, несмотря на все его недостатки, конфедерация просуществовала более трехсот лет. Никогда нельзя забывать, что христианская Ливония не могла бы возникнуть без ордена, ибо в первые десять лет силы епископата были просто слишком слабы, чтобы поддерживать успехи, которых каждые два года могла добиться армия паломников.

Из трех частей, сформированных орденом по просьбе епископа из Северной Ливонии, Альберт выбрал область Торейду на правом берегу Гауи, а орден выбрал другую половину района Гауи, «удел Дабрелиса». Епископ остался с Метсеполе в качестве своей второй трети.

Альберт, безусловно, пытался использовать преимущества, которые давал ему новый имперский княжеский титул, чтобы удержать возникающую территорию ордена под своей властью. В соответствии с каноническим правом орден должен был выплачивать Альберту четверть своего дохода в знак признания обета послушания, как позже постановил папа. Однако надлежащего пожалования ленами не было произведено[71]71
  Толкование папских документов от октября 1210 г. и привилегия императора Оттона IV показывают неоднозначное состояние правового отношения ордена к епископу в 1212 г. Только глубокое падение ордена в 1223–1226 гг. сделало окончательную зависимость от епископа Альберта безвозвратной, как будет объяснено ниже. В источниках по событию 1207 г. отсутствуют все термины – пожалования леном, гоминиума, присяги на верность (fldelitas), инвеституры и их символики; орден мог также сослаться на тот факт, что ему было запрещено становиться феодальным владением имперского князя в качестве ордена.


[Закрыть]. У Генриха Латвийского об этом ничего нет, он лишь говорит, что Альберт «оставил… им их треть всех прав и владения», поскольку «он сам получил Ливонию от императора со всеми правами и владениями».

Но орден уже был обязан защищать страну, поскольку воевал в общем контингенте. Связь с епископом, по существу, сохранялась через обет послушания, который прежде всего относился к духовной сфере.

Более глубокие доверительные отношения между епископом и орденом, не существовавшие с 1206 года, не были установлены новым регламентом и не восстанавливались до 1226 года, вероятно, до смерти Альберта. Это не мешало вместе выполнять важные совместные задачи, но в дальнейшем отношения были прохладными. С тех пор оба соперника пытались превзойти друг друга.

Орден прошел важнейший шаг на пути к своей цели, которая в последующие несколько лет становилась все более и более очевидной. Следуя примеру других, более крупных рыцарских орденов, братья меченосцы также стремились отныне к максимально возможной автономии. Подобно тому как тамплиеры однажды, после первых лет своего существования, разорвали зависимость от иерусалимского патриарха и добились прямого подчинения папе римскому с далекоидущими особыми правами над епископской епархиальной властью на всем Западе[72]72
  До 1139 г. тамплиеры под присягой подчинялись иерусалимскому патриарху, который также осуществлял над ними духовную судебную власть.


[Закрыть], братья меченосцы также хотели избавиться от всех подчинений, кроме подчинения одной из двух верховных властей, папе и императору. При первоначально небольшом ливонском «владении» ордена для этого, казалось, были созданы наилучшие предпосылки. Отсюда можно было продолжать действовать самостоятельно, да, такой благоприятной отправной точки не было еще ни разу у великих рыцарских орденов. Тамплиерам и госпитальерам лишь с течением времени удалось аккумулировать крупные имущественные владения, в том числе значительные концентрации собственности в Святой земле, но это еще не привело к фактическому образованию государства, поскольку собственность была разбросана повсюду в уже существовавших государствах. Братья меченосцы находились на совершенно новой территории в языческом регионе. Так появилось первое в истории орденское государство[73]73
  Слово и понятие «государство» кажутся мне незаменимым подручным средством для формирования территориального правления ордена меченосцев. Всегда следует помнить об опасениях Бруннера по поводу употребления этого современного термина для обозначения Средневековья.


[Закрыть].

Во внутреннем устройстве своих владений орден меченосцев пошел теми же путями, что и рижский епископ. Социальные слои новообращенных и их традиционный политический и правящий строй остались практически нетронутыми. Помимо некоторых нововведений, например в брачном праве, которые стали необходимыми в связи с каноническими положениями, у ливов по-прежнему сохранялись их старые институты, такие как seniores terre, старейшины страны, такие как Дабрел, которые командовали их замками, а также простые старосты в деревнях и вольные люди, масса лично свободных крестьян на своих удельных земельных владениях с домом, хозяйством и прислугой. Не был уничтожен даже слой дреллов (рабов), которые в основном происходили из пленных, захваченных во время более ранних ливонских набегов.

Однако над неизменной структурой ливонского населения возвышалась структура орденского полка как новое творение. Небольшое братство меченосцев управлялось из трех центральных пунктов, из рижского орденского суда, из резиденции старшего магистра[74]74
  Так назван глава всего ордена в документах, в отличие от других магистров, которых мы приравниваем к институту провинциального командора в ордене тамплиеров. Вообще источники называют всех магистров ордена меченосцев без разбора магистрами, употребление, которое можно смело принять, если иметь в виду, что Венно и Фольквин были верховными правителями всего ордена, в то время как другие магистры занимали должности, подобные командорам в Тевтонском ордене; они были комтурами орденского замка с прилегающей областью.


[Закрыть], и из двух вновь созданных резиденций магистров провинций; все три были монастырскими замками, то есть резиденциями рыцарского конвента, который обычно состоял не менее чем из двенадцати братьев-рыцарей и магистра (провинциального магистра). Должность провинциального магистра (в источниках просто магистр) по существу соответствовала должности провинциального командора (комтура) в ордене тамплиеров, не знавшего должности провинциального магистра. Согласно уставу тамплиеров, командор провинции имел свиту из девяти человек и девяти лошадей, контролировал сокровища своих домов, склад одежды и замковые гарнизоны, мог использовать постановление провинциального капитула для назначения или увольнения всех чиновников в своей провинции и удовлетворял заявки замковых фохтов на необходимые им средства для покупок.

Однако комтуру разрешалось производить расходы только с ведома магистра ордена. Братья также должны были получить его разрешение на турнирные игры, кровопускание и скачки. Каждый командор провинции ордена тамплиеров имел свою печать, то же самое можно предположить и о магистрах провинции братьев меченосцев. Резиденцию нового магистра разместили в новом форте, построенном по приказу до 1209 года на левом берегу Гауи, напротив Торейды. Таким образом, этот замок Зегевольд непосредственно примыкал к главному ливскому замку этой части страны, Сатезеле, и находился в центре ливонской трети ордена. Второй резиденцией магистра провинции был небольшой Хайденбург на Ореховом холме недалеко от Вендена. Она принадлежала небольшим осколкам новокрещеных венедов, переселившихся сюда в XII веке, потом в Виндау, затем на месте Риги, а затем пытавшихся утвердиться на ливонско-латвийском пограничье. Потребность в защите этой малочисленной этнической группы по понятным причинам предлагала ордену очень благоприятные условия поселения в уже существовавшем деревянном замке. Каждый из этих главных и монастырских замков одновременно со своей замковой территорией был административной единицей правления ордена, а также экономической единицей в рамках финансового управления ордена. Монастыри также составляли подразделения армии ордена.

Небольшое территориальное правление должно было выполнить три основные задачи: миссионерскую, правовую защиту и национальную оборону. Этим целям служили и повинности, возложенные на новообращенное население. Оно должно было платить десятину, что означало налог в размере одного фунта зерна в год (около 158 кг) с гака, а также десятину скота, меда и других местных продуктов. Этот преимущественно чисто церковный налог был тогда обыкновенным во всех западноевропейских и среднеевропейских странах. Десятину орден должен был использовать для содержания священников (первоначально не более двух) и немецких замковых гарнизонов. Даже если бы он жил скромно, в это время он не мог бы держать наготове более 80—100 братьев меченосцев – и рыцарей и слуг вкупе. Вначале это была вся его постоянная армия, разделенная между тремя замками[75]75
  Орден смог собрать дополнительный контингент войск в очень ограниченном количестве за счет пожертвований частных лиц (торговцев) и доходов от собственных предприятий.


[Закрыть]. В случае войны этот отряд мог быть пополнен ливами, которых около 1207 года в землях ордена могло быть всего 250 человек. Ливы были обязаны повиноваться воинскому призыву. При необходимости они также должны были оказывать услуги по строительству замков и церквей, дорог и мостов. Исполнение важнейших административных задач правителя – сбора десятины, военного сбора и судопроизводства – находилось в руках орденских фохтов, которые, вероятно, как и в более поздние времена, имели небольшой штат подчиненных[76]76
  Посланцы фохтов.


[Закрыть]. Устав тамплиеров признает только фохтов, которые назначались и увольнялись командором провинции после решения капитула. Замковые фохты ордена тамплиеров, по-видимому, играли роль во внутреннем управлении отдельных замков, где они должны были наблюдать за служившими братьями, несшими караульную службу, и отвечать за обеспечение всем необходимым, кроме железа, шорно-седельных изделий, зерна и вина. Фохтства братьев меченосцев, возможно, развились из этой старой административной службы тамплиеров, но включали в себя гораздо более далекоидущие области ответственности, вытекающие из природы владений в стране. Орден получил ограниченные налоги и штрафы от судопроизводства. Правонарушителями в судах фохтов были представители местного населения. Сфера деятельности фохта делает понятным, почему в периоды волнений все недовольство населения концентрировалось на нем[77]77
  В области епископа Альберта были отдельные ранние жалобы на фохтов за недобросовестное управление полученными средствами или индивидуальное притеснение новообращенных. Во время эстонского восстания 1223 г. фохты были убиты первыми. Недовольство фохтами в то время также наблюдалось в Центральной и Западной Европе.


[Закрыть].

Орден с его небольшими постоянными силами не мог справиться со всеми требованиями. Поэтому руководство ордена с самого начала принялось обучать слой надежных слуг среди местных жителей.

Еще до 1209 года магистр Венно передал ливу Манегинте и его семье имение в Идове близ будущего Лембурга[78]78
  Лембург – небольшая служебная вотчина из нескольких гаков, принадлежавшая семье в конце XIV в.


[Закрыть]. Безусловно, было пожаловано несколько таких небольших ленов, которые могли обязывать этих вассалов выполнять определенные услуги, такие как постоянная готовность взять в руки оружие, разведывательная служба или подобное[79]79
  В богатый поздний период правления Тевтонского ордена такие небольшие служебные вотчины являются правилом в землях ордена, в отличие от архиепископства.


[Закрыть].

Чтобы улучшить свое экономическое положение, которое было напряженным из-за низкого дохода, орден вскоре приступил к созданию своих первых предприятий. Первая возможность возникла в дикой местности вокруг Риги, которую ливонцы расчистили. Здесь до 1208 года на небольшом притоке Двины меченосцы построили мельницу брата Бертольда, которая была защищена каменной сторожевой башней и в то же время прикрывала подъезд из Гольма в Ригу. Против северной оконечности двинского острова Доле, который епископ Альберт отдал вассалу Иоганну фон Долену, вероятно, вскоре после 1207 года, по крайней мере до 1226 года был построен орденский аллод Бломендаль, ферма, скорее всего, преимущественно животноводческая, которую могли обслуживать обращенные в крепостных военнопленные[80]80
  Источники дают лишь недостаточные сведения о местонахождении многих военнопленных. Некоторых явно отпускали с уплатой выкупа, но далеко не всех. Назначение орденом до 1226 г. селов поселенцами в рижскую городскую заставу свидетельствует о том, что суверены также устраивали с помощью дреллов собственные хозяйства и закладывали новые поселения. Это тоже следует обсудить более подробно в контексте подготовки к войне. Одни только документы о мельнице брата Бертольда и Бломендале опровергают бытовавшее мнение о том, что братья меченосцы не создали своего собственного хозяйства.


[Закрыть].

В общем, новая земля ордена была еще совсем небольшой и насчитывала в то время едва ли 5000 жителей. Однако ее единство и ее административная централизация, довольно тесная для эпохи феодализма, уже давали понять, что здесь, в языческой стране, сложилась структура власти, которая вскоре могла приобрести значение на службе целенаправленной политики. Епископ Альберт, чье владение было почти в три раза больше, быстро ощутил последствия.

Борьба с литовцами и ее уроки

Летом 1207 года еще не было ясно, в каком направлении миссия предпримет следующие шаги. Ввиду напряженной обстановки в среде восточнобалтийских народов едва ли можно было сомневаться в том, что мир долго не продлится. Незадолго до Рождества литовское войско ночью переправилось через Двину и 24 декабря 1207 года разграбило Торейдское епископство. Это был поздний ответ на избиение литовцев при Роденпойсе в 1205 году.

Впервые с момента крещения был издан воинский призыв во всей стране. Ливонцы были развернуты у Ленневардена, чтобы достаточно быстро оказаться на линии отступления литовцев. Несмотря на это, епископское войско, в состав которого входили слуги Альберта, паломники, вассалы, купцы, ливы и латыши Идумеи, а также орден, не смогло помешать врагу ночью бежать через Двину. Только на следующий день у Ашерадена литовцы были пойманы и разбиты в жарком бою. Захваченные ливские женщины и дети были освобождены, а добыча возвращена. Несмотря на счастливый исход, событие должно было на время обратить заботы ливонцев на юг.

На северных и восточных границах крещеной земли воцарилось затишье, теперь все говорило в пользу прекращения будущих литовских экспедиций имеющимися силами. По военно-географической обстановке это могло привести только к блокированию линии Двины. Нижняя Двина была достаточно прикрыта укреплениями Риги, Гольма, Икскюля и Ленневардена, дальнейшие подступы, так или иначе, защищали союзные земгальские язычники. Но опасность существовала к юго-востоку от района ливонцев. Здесь было три важных переправы через реку, каждая из которых была закрыта замком. Хозяином одного из них был мелкий русский князь Вячко из Кукенойса. С хозяевами двух других замков, Герцике и Зельбурга, литовцы подписали договоры о союзе и таким образом создали две превосходные лазейки в латвийские и ливские территории. Помимо чисто оборонительных соображений, на юг указывали и интересы важной группы людей, а именно ранних ганзейских купцов. Их флот и средства внесли незаменимый вклад в успех миссии, поэтому было справедливо, что ливонцы сделали все, что было в их силах, чтобы возобновить прерванную торговлю на Двине. В конце концов, Двина была главной артерией восточнобалтийского сообщения, и от этого торгового пути зависело, сможет ли еще незначительная Рига расцвести в важный торговый город.

Таким образом, маленькое русское княжество Кукенойс первым оказалось на стыке немецких и литовских ударов. Помощи из Полоцка князю Вячко, по-видимому, ожидать не приходилось, тем более что в 1207–1211 годах Владимир Полоцкий проявил замечательное бездействие против наступления «латинян» в низовья Двины. Полоцк, вероятно, снова пострадал, как до 1201 года, так и позже, после 1216 года, от литовского давления на его собственную основную территорию. Поэтому Вячко Кукенойсскому пришлось искать поддержки у немцев или литовцев. После 10 июня 1207 года он долгое время оставался в Риге и, наконец, был убежден заключить союз с епископом Альбертом, в котором уступил рижанам половину своей территории в обмен на поставки оружия и немецкие вспомогательные силы. Таким образом, немецкие оборонительные меры против южного врага были предприняты еще до вторжения литовцев.

Зимой 1207/08 года ливы решили закрыть и вторые ворота в линии Двины. Вскоре после битвы при Ашерадене провинциальный контингент, в котором также принимал участие орден, снова двинулся вверх по Двине и захватил главный замок селов. Согласно отчету Генриха, операцией руководили пробст Энгельберт и аббат Теодорих, но фактические соображения говорят в пользу военного руководства опытными солдатами, прежде всего фохтом паломников и магистром ордена Венно[81]81
  Как известно со времен Хильдебранда и Лаакмана, Генрих Латвийский не был благосклонен к ордену и поэтому умалчивал о достижениях меченосцев. «Рифмованная хроника», 644–658, также будет выступать от имени Венно как военачальника. К сожалению, информацию, предоставленную ее хронистами, на данный момент нельзя проверить где-либо еще, так что один только сказочно окрашенный рассказ не обеспечивает достаточной надежности.


[Закрыть]. И здесь результатом был союз против литовцев, селы дали заложников и поклялись креститься.

Многообещающие начинания оказались мнимыми успехами. Не было достигнуто прочного влияния на селов, которые, по-видимому, даже не были крещены, как и не остались неомраченными отношения с Кукенойсом. Разногласия между людьми епископского вассала Даниила Ленневарденского и людьми князя Вячко привели к внезапному нападению ленневарденцев на русский замок и пленению князя. Вмешательство Альберта, удовлетворение, которое он доставил князю на Пасху почестями и подарками в Риге, не могли компенсировать обиду. Вячко тайно замыслил месть. Когда он счел, что епископ с многочисленной армией паломников отправился морем в Германию, он напал на двадцать немцев, присланных к нему для расширения его замка, как раз тогда, когда они только что сложили оружие, чтобы разбивать камни. Только трое избежали бойни и остались живы. Потом князь узнал, что паломники все еще в Ливонии. Он понял, что его дело проиграно, сжег Кукенойс и с частью сторонников бежал в Россию, других выследили и казнили во время карательного похода.

Братья меченосцы внесли свой вклад во все эти епископские предприятия, но тем не менее продолжали оставаться лишенными владений в долине Двины. Сначала Альберт вернулся в Германию с большим количеством паломников. Вражда между ним и орденом продолжалась.

После отъезда Альберта в Рижском епископстве стало ясно, что в 1208 году ограниченные ресурсы нужно использовать экономно. До прихода следующей весной новых паломников казались необходимыми чисто оборонительные действия. Но теперь компенсацию за выпавшие отряды пилигримов предложил земгальский союзник. Виестард из Тервете предложил совместные наступательные действия против Литвы. Он мог убедительно указывать на то, что дважды приходил своей силой на помощь Риге. Несмотря на серьезные опасения, Ливонский военный совет, в конце концов, согласился отправить в атаку небольшой отряд добровольцев. Решающим фактором стала упорная готовность к бою ряда рыцарей, которых уже нельзя было обуздать. Желающие защитить кампанию могли хотя бы утверждать, что литовцев уже дважды сокрушительно разбивали. Это внесло новый поворот в боевые действия в Южной Ливонии. Впервые литовский противник должен был подвергнуться нападению на его собственной территории.

Ливонцы не имели здесь собственного полевого опыта[82]82
  В своих сочинениях по военным наукам, написанных около 1280 г., Эгидий Колонна уже рекомендует военачальникам исследовать местность и пользоваться картами.


[Закрыть]. Так что поход с жителями Земгале, которым там все очень хорошо известно, мог быть очень выгодным. Учитывая небольшой размер немецкого контингента – немногим более 50 человек, – единственным вариантом с самого начала был быстрый рейд, который мог дать ценную информацию для последующих кампаний. Среди рыцарей и лучников тоже были братья меченосцы.

В Земгале немцы соединились с большой армией своих союзников. Согласно географии поселений, целью нападения, о котором не было передано более подробной информации о местонахождении, могло быть только одно из двух литовских поселений возле Шаулена или в Невежисе. Перед литовской границей земгалы, возможно, уже заметили, что враг предупрежден, во всяком случае, они утверждали, что на это им указали их боги. Ливни и наводнения затрудняли проход по дорогам, в особенности для рыцарей в тяжелых доспехах, а также предупреждали отказаться от экспедиции. Но рыцарскому мышлению немецких участников поворот назад незадолго до цели должен был казаться малодушием и позором[83]83
  Генрих Латвийский прямо заявил об этом как о причине продолжения марша. Здесь говорит рыцарский дух и его заповедь храбрости, которая не принимала во внимание местность и погодные условия.


[Закрыть]. Они продолжили дальнейшее наступление.

Выяснилось, что деревни были эвакуированы, а жители бежали со своим имуществом. Теперь стало ясно, что атаки литовцев можно было ожидать в любой момент. Союзники в спешке собрались и отступили. Немцы неожиданно узнали неизвестный им способ ведения боя. Неприятель внезапно окружил бредущее по пустоши войско легкой конницей и короткими стремительными атаками вызывал нервозность и смятение. Были жертвы от копий и пращей. Немцы не знали лучшей контрмеры, чем сомкнуть свой небольшой отряд в клин, который должен был образовать арьергард и прикрыть земгалов, чья воля к сопротивлению уже ослабевала. Ничто не могло побороть панику, внезапно вспыхнувшую среди союзников. Армия земгалов рассеялась в стремительном бегстве, немцы, оставшиеся в одиночестве, уступили превосходящей силе после отважного сопротивления. Лишь часть бежала в Ригу, остальные были убиты или взяты в плен.

Стоит остановиться на подробностях этой вылазки. У нее было несколько результатов. Немцам показали приемы восточнобалтийской войны в глухой лесистой местности, неведомые западноевропейским рыцарским сражениям. Параллели в Центральной Европе были только в славянских войнах X–XII веков. Сражения крестоносцев в Палестине, в которых западным рыцарским армиям также пришлось нажить неприятный опыт с турецкой легкой кавалерией, не являются полным отражением, ибо там по существу отсутствовал бой в лесной глуши и чаще. Восточнобалтийская война имела свое лицо. Генрих Латвийский критикует «упорный предприимчивый дух неразумных людей», приведший к поражению, но не видит действительных военных причин неудачи кампании, для него фатальность лежит на религиозном уровне, в союзе с язычниками. Однако находившиеся в стране рыцари извлекли из своего поражения тактический урок: отныне должно было стать правилом не ходить на литовского врага в его пограничной глуши с ее многочисленными водными потоками и болотами летом, а в особенности в сезон дождей. Ибо сила и превосходство тяжеловооруженного рыцаря заключались в атаке копьем на благоприятной местности. В овражистой, заросшей дикой растительностью местности он становился неподвижным, зависел от нескольких прочных и устойчивых путей и рисковал потерять коня и быть вынужденным сражаться спешившись. Однако в пешем бою рыцари даже на благоприятной местности были неуклюжи и уже не были решающим оружием в бою. Последующие события снова и снова убеждают, что орден к этому опыту прислушался.

Кроме того, операция 1208 года представляет собой военный перелом на юге. Ливонцы впервые потерпели поражение. Выяснилось, что они столкнулись с неприятелем, который, защищенный своим географическим положением, был способен на значительные успехи и не мог быть побежден так же легко, как предыдущие противники. Таким образом, в дальнейшем борьба на этой стороне Ливонии носила почти чисто оборонительный характер. В его первом шестнадцатилетнем периоде, в течение которого было лишь несколько перерывов, имели место только два небольших наступления ливонцев на Литву в 1209 и 1213 годах, которые больше походили на отвлекающие атаки и пограничные бои, чем на прямые нападения. Кроме того, не удалось даже наглухо перекрыть русло Двины. Литовцы, нападавшие почти каждый год, неоднократно совершали глубокие проникновения в Ливонию, Латгалию и Эстонию. Конечно, начало новых боев на севере, о которых вскоре пойдет речь, также способствовало оборонительной позиции ливонцев.

Но уже во время трехлетнего перемирия на севере стало очевидным, что командование рижской армии не считало целесообразным более крупные удары через село-семгаль-скую пограничную глушь с ее протяженными (до 140 км) коммуникационными путями.

Немцы ограничились старыми попытками обезопасить линию Двины. В 1209 году епископ Альберт снова прибыл в Ливонию с пилигримами, продвинулся к Кукенойсу и приказал построить там каменный немецкий замок Кокенгаузен на месте сгоревшего русского. С тех пор он стал юго-восточным краеугольным камнем немецкой Двины, треть его и связанного с ним бывшего княжества должны были принадлежать ордену. Судя по формулировке разделительного акта от 1211 года, сомнительно, чтобы орден действительно мог вступить во владение до 1211 года. Два латышских отряда прикрывали строительство замка отвлекающими вылазками в Литву. Перед осенью того же года было решено напасть на соседнее русское Герцикское княжество, князь которого Всеволод уже был в союзе с неприятелем через жену-литовку. Поход удался, и замок был взят штурмом. Хотя Всеволод смог бежать, ему пришлось прийти в Ригу и подчиниться, чтобы выкупить захваченную княгиню и пленников. Ему пришлось передать свое княжество епископу, и он получил половину назад в качестве знаменного лена, а другая половина (прежде всего земли к северу от Эвста [Айвиексте]) осталась у рижского епископа. Кроме того, князю пришлось пойти на союз с Ригой против литовцев. Вассальная зависимость оставшегося Герцикского княжества сохранялась под вопросом в следующее десятилетие, только с 1224 года ливонцы смогли усилить свое влияние к югу от Эвста. До этого Всеволод имел связи с Литвой, а в 1214 и 1215 годах были даже открытые бои с немцами.