Текст книги "Орден меченосцев. Противостояние немецких рыцарей и русских князей в Ливонии"

Так что и сейчас братья меченосцы не получили своих полных прав.

Видимо, только осенью 1211 года, по крайней мере после отъезда епископа Альберта, произошел раздел бывшей части княжества Герцике, крещенной в католичество. Территория была разделена на три части, принадлежность которых решалась по жребию. Благодаря этой азартной игре братья меченосцы получили среднюю часть с замковыми районами Зердене, Негесте, Марксне и Сессове. В состав епископства вошла, во-первых, треть замковых территорий Аутенин (имеется в виду Аутинэ) и Аленэ, во-вторых – Асутэ и Лепене, а также деревни в районе Бебернине. Аленэ была выделена и передана ордену в качестве замены, обещанной еще весной. Земли ордена, образованные всевозможными стечениями обстоятельств, были разорваны на множество частей и разбросаны по епископству. Владения братьев меченосцев имели свою основную территорию, образовавшуюся в результате раздела 1207 года, которая простиралась от озера Штинце до границы с ливскими поселениями и на север до Аа. Вторая, более крупная полоса земли начиналась у Двины и окружала бывшее княжество Кукенойс дугой с востока. Третьей существенной частью был район Ашераден на Двине, где была основана четвертая замковая резиденция ордена. Неизвестно, где располагалась орденская треть Кукенойсского княжества, возможно, ему достались только треть замка и процентный доход. Аутинэ была потеряна, и замок Венден снова оказался в изоляции. Небольшое поместье Гольм примыкало к центру ордена в Риге. Толова осталась неподелейной, потому что в 1208 году она приняла не римское, а греческое православное крещение. Эта угодье все еще было связано с орденом и охраняло его ворота в Сакалу.

Однако преобразование территориальной карты Ливонии было не единственным важным событием 1211 года. Борьба за Эстонию не утихала и достигла новых высот после битвы при Торейде. Разбойный поход, который предприняли сакальцы и уганийцы на Трикатуэ и Беверин, по-видимому, весной, был последним нападением эстонцев на этом этапе войны. В два летних хода ливонцы сломили сопротивление Сакалы. Особого внимания заслуживает первая армейская экспедиция, впоследствии в Ливонии названная «безграничной»: весь собранный в Метсеполе контингент двинулся по прибрежной дороге к устью Пернау, имитируя атаку на Вик, но затем повернул вправо, фланговым маршем за три дня тяжелых лишений пересек дикую местность, леса и болота и внезапно вошел в Сакалу с севера. Застигнутая врасплох северная часть угодья с центром в Леоле, на родине ужасного Лембита, сильно пострадала. Группа налетчиков также пересекла Навваст и разграбила сельскую местность Нурмегунде.

В том же сезоне отряды латышского войска тремя волнами разграбили Угаунию, а четвертая совершила набег на Южную Сакалу, в районе Халлиста. Эта и другие части сильно пострадавшей территории покорились, предоставили заложников и дали обещание крещения.

Тем временем летом разразился мор. Начавшись из Торейды, места бойни, он охватил большую часть Ливонии, Латгалии и Эстонии и унес множество человеческих жизней. Довершил бедствие голод. Тем не менее в декабре и январе Эстонии еще предстояло выдержать три разрушительных похода, два ливонских и один русский, прежде чем общее истощение временно положило конец войне. Ливонские экспедиции поразили районы к северу от Эмбаха, Йогентаганы, Вайги, Мокки, Южного Йервена и Нурмегунде. Новгородское войско под предводительством великого князя Мстислава продвинулось до Харью и наложило там тяжелую дань. Для несломленной, в сущности, эстонской воли к сопротивлению характерно, что небольшой отряд во главе с Лембитом в то же время смелой атакой проник в город Псков и причинил ему ущерб. Тогда истощение поначалу позволило коренным народам договориться между собой о непродолжительном перемирии. После возвращения епископа из Германии к этому подключились и немцы. Трехлетний мирный договор в Торейде, по которому покоренная Сакала оставалась под властью христиан, положил конец кровопролитной борьбе. Вскоре голод утих. Мор прекратился[89]89
  Преодоление голода вряд ли мыслимо иначе, как за счет импорта продовольствия, ведь до нового урожая должно было пройти четыре месяца.


[Закрыть].

Той же весной, между 15 апреля и 15 мая, псковитяне, уставшие от союза с немцами, изгнали из города своего князя Владимира, состоящего в свойстве с епископом Альбертом. Причиной мог быть исход войны, принесший немцам Сакалу, но никакой ощутимой выгоды русским.

В трехлетней войне эстонцы устояли против превосходящих сил. Но жертвы, приносимые ради этого, уже начинали доходить до пределов разумного. Широкие участки земли, особенно на юге, сильно пострадали. Кроме того, ход битвы показал, что технически несовершенные языческие военные отряды так и не смогли нанести смертельный удар по системе немецких замков, опоре христианской власти. В основном поэтому изнурение Торейды не могло скрыть того факта, что эстонский языческий период подходил к концу, если бы не произошли непредвиденные события. Тогда мир мог быть лишь передышкой перед последней великой конфронтацией.

Перетягивание каната между победителями дало эстонцам еще одно преимущество. Епископ Теодорих не мог договориться с орденом о заложниках и обращении с покоренными жителями Сакалы. Попытка эстонского епископа во время войны по-настоящему окрестить народ Феллина сорвалась в суматохе боевых действий. Священник Соломон, приехавший в Феллин с несколькими переводчиками, был убит Лембитом со свитой на обратном пути, когда тот хотел покинуть страну из-за возобновления вооружения эстонцев. В 1211 году сферы интересов, вероятно, были еще временно разграничены, так как Теодорих решил переместить свою резиденцию в Вик, который еще предстояло завоевать, в то время как орден должен был иметь по крайней мере Сакалу. Но Вик оставался недосягаемым, а орден и не думал о компенсации Теодориху в Сакале и выдаче заложников. Что с ними стало, остается неясным. Во всяком случае, в 1212 году, несмотря на мирное соглашение, Сакала тоже соскользнула в язычество и избавилась от германского владычества. Возможно, этому молчаливому процессу способствовало вспыхнувшее теперь в Ливонии восстание.

Восстание 1212 года

Орден меченосцев участвовал в заключении мира между епископом Альбертом и князем Владимиром Полоцким весной 1212 года, но только как свита епископа. По сути, был подтвержден договор 1210 года, инициированный братом Арнольдом, только теперь князь должен был отказаться от всей будущей дани с Ливонии. Соглашение не имело столь большого значения и для ордена, ведь власть Полоцка уже не была так опасна для Ливонии, несмотря на бряцание оружием, которое Владимир повторил во время переговоров. Оба партнера были заинтересованы в двинской торговле и защите от Литвы и достигли в этом полного согласия. Ярким признаком изменившейся ситуации было волеизъявление причастных ливов, которые теперь, в отличие от шестилетней давности, однозначно решили в пользу германского владычества и против русского. Это изменение в отношении большинства ливов, несомненно, было вызвано успехами Германии в вооружении и боевых действиях.

На первый взгляд это кажется противоречащим тому, что произошло сразу после возвращения немцев из Герцике в Ливонию. Вспыхнуло ливонско-латышское восстание, вскоре грозившее охватить всю страну. Как такое могло произойти?

На сегодняшний день исследования не дали однозначного ответа на этот вопрос. Поскольку у нас есть лишь рассказ Генриха Латвийского, только критика его повествования может привести к решению. Согласно хронике, братья меченосцы впервые завладели некоторыми полями и ульями в епископских владениях Аутинэ. Некоторые из пострадавших в результате латышей подали в суд на рижского епископа, после чего последовал двухдневный безрезультатный суд, на который Альберт пригласил спорящие стороны, орден и латышей, а также ливов. Здесь в игру вступает нечто новое: ливы тоже жаловались на отнятые у них орденом поля и луга, где именно, не сказано, но, видимо, и на епископской территории, а не только на трети ордена, поскольку также сразу принимают участие торейдские ливы. Невольно останавливаешься и задаешь себе вопрос: а что орден делал в епископстве? По-видимому, не могло быть и речи о простых экспроприациях, в Аутинэ орден не имел бы на это никакого права, и тогда оставалось бы непонятным отношение Альберта, который в таком случае немедленно изгнал бы орден с епископской территории! Но он этого не делает, напротив, позже, когда возмущение проходит, орден прямо в суде получает часть тех имуществ от своего епископского противника, который заведомо хотел сделать все для ослабления братьев меченосцев, и это, как я уже сказал, посреди епископской территории! Следовательно, орден с самого начала должен был иметь законное право собственности на это имущество и мог получить его у местных жителей лишь несколькими способами – путем покупки, дарения или перехода права. Это не просто предположение. Двенадцать лет спустя есть свидетельства того, что и епископ, и орден в Ливонии получили индивидуальные права на рыбную ловлю, ульи и недвижимость путем покупки и дарения. В нашем случае о покупке, вероятно, не может быть и речи, поскольку в последнем судебном деле вынесен приговор о выплате орденом компенсации пострадавшим латышам. Переход права собственности мог достаться только епископскому землевладельцу. Осталось одно дарение. Характер этого дарения также сразу становится ясен из фактических соображений, речь могла идти только о завещательном распоряжении, поскольку никто ничего не дарил ордену, тут же заявляя себя потерпевшим. По-видимому, братья по мечу были назначены наследниками одним или несколькими благосклонными к ним умершими латышами, сразу вспоминается эпидемия чумы и военная смертность 1211 года. Естественные наследники, которых обошли стороной, будут оспаривать завещание. Это объясняет процесс. Есть также указания на то, как могла возникнуть привязанность завещателя к ордену. В 1210 году сам папа Иннокентий даровал меченосцам право хоронить на своих кладбищах людей с других территорий, помимо территорий ордена, если они прямо пожелали сделать это перед смертью. В таких случаях, конечно, умирающий одаривал орден в своем завещании в меру возможностей и пользовался благами поминальной молитвы во всех церквях ордена, обретая, таким образом, большее умиротворение в беспокойстве о спасении своей души. Помимо того, возможно также, что ливы и латыши могли стать «собратьями» ордена, и в этом случае их имущество после смерти переходило к ордену.

Некоторые местные сражались в немецкой части армии, иногда засвидетельствованы ненемецкие слуги или полубратья времен Тевтонского ордена, также в XIII веке[90]90
  Поскольку среди крестивших миссионеров уже было много эстонских, литовских и финских священников, например Николаус, Йоханнес из Вирланда, Петрус Кайкевальде и переводчик Филипп, мы также можем предположить, что среди братьев-священников ордена или духовенства на территории ордена, а также среди садовников, слуг и батраков братьев меченосцев были и местные жители.


[Закрыть]. Естественно, такие латыши тоже носили знак – красный крест и меч – на коричневых одеждах, но этот вопрос уводит нас слишком далеко. Мы можем только констатировать, что причин для пожертвований крещеных ордену было достаточно.

Судебный процесс вызвал всеобщее возмущение. Первый арбитраж епископа в Риге завершился после двухдневных жарких тяжб без мирового соглашения. К общим действиям присоединились ливы и латыши. Было клятвенно решено выгнать всех немцев из страны. О том, что восстание было весьма спонтанным, свидетельствует неблагоприятное время для его проведения, поскольку после мирных договоров 1212 года восставшие не могли рассчитывать на помощь ни Эстонии, ни Полоцка. Епископы и свояки спешно окопались в своих замках. Посредничество Каупо повстанцы отвергли. Движение в первую очередь затронуло Ливонию, и здесь, кроме трети ордена на Гауе, в основном епископские округа Торейда, Метсеполе, Гольм и Ленневарден. Известными лидерами были Везикэ и Ассэ из Торейды, а также Руссин из Сотекле как единственный латышский старейшина. В остальном явилось лишь несколько латышей, в основном раненые. Большинство осталось в стороне.

Рижане смогли быстро локализовать восстание, поджегши еще пустовавшие деревянные ливские замки Торейда и Ленневарден и разрушив зубчатые стены каменного замка Гольм. Только замок Саттезеле на землях ордена на реке Гауя уже был занят повстанцами и теперь стал центром боевых действий.

Вылазка из Саттезеле привела к многочисленным жертвам среди окружающих. Между ливами и гарнизоном монастыря Зегевольд, находившимся всего в 1300 метрах от Саттезеле и которым командовал магистр Рудольф из Касселя, разгорелись продолжавшиеся с переменным успехом несколько дней бои. По сути, военное положение Саттезеле было уже безнадежным, как только прибыл епископ Альберт со своей армией и армией ордена. Но ничего не произошло. Магистр Фольквин не воспользовался и другой возможностью направить всех остальных членов ордена против базы мятежников. То, что он этого не сделал, а вместо этого долго наблюдал, как епископ вмешивается в происходящее посреди территории братьев меченосцев, могло иметь только две причины: либо слабость ордена, либо желание немцев разобраться с ливами и прийти к согласию без кровопролития. Обе причины, вероятно, способствовали этому.

Альберт отправился на место событий с епископом Ратцебургским. В еще одном судебном процессе, когда немцы сидели на одном берегу Гауи, а вооруженные ливы – на другом и разговаривали через реку, епископы должны были признать, что повстанцы были полны решимости отступиться от веры, даже несмотря на то, что им была обещана реституция любого незаконно захваченного имущества. По-видимому, сам летописец Генрих умолял рижского епископа предпринять третью попытку заключить мир. Посольство возглавил сам епископ Филипп Ратцебургский, но под различными личными угрозами ему не удалось добиться ни мира, ни даже обещания верности вере. Тот факт, что переговоры длились так долго, позволяет заглянуть во внутреннюю структуру молодого государства. Немецкое руководство заботилось о сохранении доброй воли новообращенных. Эстонская война уже показала, что немцы в своих кампаниях не могли недооценивать пожелания крещеных, потому что ливы и латыши дважды заключали свои сепаратные мирные договоры, не учитывая государей страны. Уже в конце XIII века стало ясно, что определенная часть новообращенных народов всегда присутствовала при управлении делами Ливонии и пользовалась уважением государей. Именно этим, а не столько временным расколом между германцами и ливами подсвечено восстание 1212 года.

Однако, ввиду угрозы отступничества от веры гарнизона Саттезеле, епископ Альберт не мог больше колебаться, если он не хотел предать свою миссию. Сатезеле окружила армия епископа и ордена, а также сохранившие верность ливы.

Осада проходила по тем же правилам, что и в Феллине. Арбалетчики и лучники прикрыли подход градом стрел, а снаряды баллисты разрушили части деревянных укреплений. Во время земляных работ в насыпь замкового холма врезалась осадная башня. Тот факт, что ночной штормовой ветер временно ее сбил, дал осажденным лишь краткое облегчение. Они все еще издевались над осаждающей армией языческими жертвоприношениями животных, которых бросали вниз с крепостных валов, но вскоре можно было предвидеть успех подкопов. Возможно, первым признаком ослабевающей воли к сопротивлению стал момент, когда Руссин, выйдя на замковый вал, заговорил с венденским магистром Бертольдом, своим драугом, то есть товарищем; сняв шлем с головы, он кланялся с вала и напоминал о прежнем мире и дружбе. Магистр, возможно, намеревался ответить или посредничать, но старейшина из Сотекле вдруг упал, раненный стрелой в голову, и вскоре умер. Несмотря на боевой дух момента, рыцарская натура Бертольда, должно быть, была глубоко поражена кончиной друга. Бой длился совсем недолго, после этого инцидента партия мира в замке, которая хотела спасти жизнь, наконец восторжествовала. Саттезеле сдался.

В последующих переговорах об искуплении проявляется поразительно мягкое обращение с побежденными, в отличие от современной идеологической борьбы. Безоговорочного подчинения не было, но в долгих спорах требовали возврата доспехов и добычи, украденных у ордена в бою, и умеренного штрафа в 50 серебряных марок как единственной компенсации, кроме возвращения к вере.

Еще в 1211 году епископ Альберт, под впечатлением тягот войны, исполнил желание ливов и заменил им десятину гораздо более мягкой данью в половину хлебного налога – половина шиффунта (около 79 кг) – с гака, а десятину на скот, сено и прочее вообще отменил. Единственным условием при этом было то, что в случае возобновления отступничества от веры должна быть восстановлена полная десятина. Теперь ливы умело ввели это положение в переговоры и добились отмены своих штрафов. Окончательное урегулирование выглядело относительно благоприятным для отступников. Ливы с территории орденской трети должны были снова платить полную десятину, епископские ливы Торейды и Метсеполе были освобождены и от этого, они вышли из восстания совершенно без потерь. Причастные латыши должны были заплатить небольшой штраф своим фохтам.

Весь эпизод закончился арбитражем вызвавшего возмущение спора. Епископ Альберт постановил, что орден под судебной присягой вернет пострадавшим латышам Аутинэ ульи, а спорные акры под судебной присягой сохранит в обмен на денежную компенсацию.

Восстание 1212 года осталось единственным в ливско-латвийской области. Это также выражает тот факт, что оно было лишь событием, вызванным особой причиной, и имело ограниченное значение. Материальный ущерб ордену был незначительным, единственный политический ущерб заключался в том, что у Альберта была причина изображать из себя арбитра между орденом и народом страны. Из-за этого побочного эффекта события при Саттезеле снова привели к большому спору между епископом и орденом, которым отмечен следующий период перемирия.

Период перемирия и вторая война за эстонию (1212–1216)

С восстания лета 1212 года до начала 1215 года Ливония переживала период относительного спокойствия. Мирное внутреннее развитие прервали лишь три литовских рейда и вторая операция против Герцике. Все эти военные события были взаимосвязаны.

Весной 1213 года литовцы объявили о заключенном годом ранее мирном договоре с германцами, вторглись на Двину у Кокенгаузена и опустошили латгальскую территорию от Имеры до Трикатена. Преследование со стороны толовских латышей и союзного с ними ордена под руководством Бертольда из Вендена не увенчалось успехом, поскольку они не хотели подвергать опасности военнопленных. Ответный удар немцев и латышей из Кокенгаузена в Литву привел к новой кампании литовской армии, на этот раз против Ленневарде-на. Магистр Фольквин, сопровождавший международных торговцев, шедших вверх по Двине с подразделениями ордена, преследовал неприятеля на обратном пути, заставил его драться и нанес ему большие потери; пал и литовский военачальник. Такая же участь постигла литовское войско, переправившееся через Двину зимой 1214 года. По-видимому, в районе Толовы оно попало в засаду, устроенную магистром Бертольдом, и было отбито с потерями, его лидер Стече был убит. Этим набегам, по-видимому, содействовал Всеволод Герцикский, пытавшийся вырваться из своих вассальных отношений с Ригой. Поэтому рыцари Кокенгаузена решили, по согласованию с епископом Филиппом, который был тогда наместником Альберта в Ливонии, напасть на Герцике после того, как Всеволод оставил без ответа несколько увещеваний относительно своего вассального долга. Герцике дважды подвергался нападению из Кокенгаузена с конца 1214 года и примерно в апреле 1215 года. Первая попытка была удачной, во второй раз Всеволод узнал о плане нападения и призвал на помощь литовцев. Хотя Герцике был разграблен, смертью трех рыцарей немцы заплатили высокую цену в арьергардных боях. В конце концов, новости о Герцике прекращаются на десятилетие, похоже, что Всеволод на это время уехал в Россию. Орден и его латыши приняли на себя основную тяжесть многих из этих сражений, хотя к тому времени защита линии Двины должна была почти полностью стать задачей рижского епископа.

К началу 1213 года Ливония претерпела территориальные преобразования и орден в значительной степени отошел от Двины. Но это тесно связано с мероприятиями ордена в эти мирные годы и поэтому должно рассматриваться вместе с ними.

Епископ Альберт и братья меченосцы приветствовали трехлетнее перемирие как благоприятную возможность с повышенным рвением отдаться своей уже традиционной ссоре. Борьба между ними теперь велась исключительно на дипломатическом уровне. Первый шаг сделал орден. Вдохновленные папским письмом от 25 января, которое прибыло весной 1212 года и отвергло желание особого епископа для вновь завоеванной территории ордена в Южной Эстонии, меченосцы строили новые планы. Или им не давало покоя вышеупомянутое неудовлетворительное подтверждение владения императором Оттоном IV от 27 января? Новое посольство ордена немедленно выехало из Риги, в июле нашло императора в Хельмштедте и убедило его в своем мнении. В то время Оттон, хотя и был на два года отлучен от церкви, достиг в Германии новой вершины власти и готовился напасть на Тюрингию, чтобы нанести своим противникам решающий удар. Хотя 31 марта 1211 года папа объявил об отлучении императора, большинство имперских принцев все еще были на стороне Оттона, даже свыше года спустя. Так что у братьев меченосцев были все основания радоваться, когда им удалось добиться согласия светского главы Запада на их дело. Имперская покровительственная привилегия от 7 июля 1212 года подтвердила папский арбитражный документ от 20 октября 1210 года и решением императора предоставила ордену право свободного владения землями Угенузен и Сакеле с их укреплениями. Объяснялось это тем, что монахи получили эти земли с Божьей помощью после изгнания язычников и что им не нужно мирового соглашения с рижским епископом или кем-либо еще, потому что обе области находились вне Рижской епархии. При толковании папского арбитражного решения 1210 года дела Альберта и ордена имперская канцелярия приняла сторону братьев по мечу. Утверждалось, что орден имел треть страны в вотчине (teneret) от рижского епископа по соглашению, но тем не менее не обязан оказывать епископу какие-либо светские услуги, за исключением нескольких и второстепенных, упомянутых и очень кратко выраженных в папском акте, и оказываться они должны епископу скорее из церковного почтения, нежели из какой-либо повинности. Эта формулировка яснее любой комбинации показывает, что меченосцы, бесспорно, ставили перед собой конечную цель – сбросить все епископские цепи и подчиняться непосредственно императору и папе. Теперь орден также искал помощи у империи, и выражение воли Оттона отражало старую идею о том, что империя обязана защищаться от язычников.

Документ, вероятно, попал в Ливонию осенью. Вероятно, также после весны 1212 года орден впервые получил папский мандат от аббата Дюнамюнде Бернхарда и его приора и хранителя, который предписывал им немедленно обеспечить введение меченосцев во владение по их праву на треть города Риги, с церквями, десятинами, фохствами, рыбными промыслами и монетами. Им также позволялось построить собственную церковь в их трети Гольма. Остается неясным, узнал ли орден уже что-либо о миссионерских приготовлениях Лундской церкви против язычников – могли иметься в виду только пруссы, эстонцы и финны. По велению Иннокентия III 4 апреля 1212 года архиепископ Андреас Сунесен был удостоен должности легата на севере. Во всяком случае, руководство ордена получило известие об этом не позднее зимы. Оно тут же вспомнило свои соседские посиделки со скандинавским князем церкви в Риге зимой 1206/07 года и с радостью воспользовалось случаем немедленно возобновить старые отношения и сделать их полезными для своих целей.

Это могло произойти только после открытия весеннего судоходства. Тем временем ордену удалось, хотя и с некоторыми жертвами, облегчить часть своих обязательств перед рижским епископом в соответствии со своей политикой независимости, которая так ясно выражена в хартии императора Оттона. В начале 1213 года епископ и рыцари пришли к соглашению об обмене территориями. Причиной тому были неизбежные трения с архиерейскими людьми в результате разрозненного расположения имущества ордена. «Общее имущество дает больше всего поводов для споров», – заявил епископ Альберт, имея в виду прежде всего общее имущество в Кокенгаузене, где его вассалам приходилось делить замок с братьями меченосцами. Орден отступил со всех позиций на Двине выше Ашерадена. Он очистил районы Негесте, Сессове, Марксне и Зердене (Гердине) с прилегающими землями до Эвста и Двины, а также свои трети в Кокенгаузене в обмен на большой район Аутинэ, две деревни Седгере, четверть десятины области Ашераден и оставляли за собой Аленэ.

Этот поворот от Двины на север привел к большему единству орденской земли, ликвидировал часть ненавистной четверти десятины и подготовил исходную позицию для грядущего эстонского похода. Епископ Альберт одержал верх на Двине, но следующего решения ждали не там, а на севере. Так что обмен территориями был явным успехом для братьев меченосцев. Во всяком случае, инцидент не был связан с восстанием 1212 года, начавшимся в Аутинэ, потому что епископ Альберт незадолго до этого поставил в Аутинэ нового фохта, который теперь должен был уйти.

Ко времени этих событий императорский пергамент для ордена от предыдущего июля уже сильно обесценился. Молодая жена Оттона Беатриса Швабская умерла в августе, когда император осаждал крепость Вайсензе в Тюрингии. Результатом стало бегство швабов и баварцев, армия растаяла, и антикороль Фридрих II, которому оказывал благосклонность Иннокентий, начал победоносный поход, поддерживаемый признанием князей, 5 декабря 1212 года приведший его к Майнцу. С тех пор власть Вельфа была ограничена Северной Германией и его звезда пошла на закат. Братья меченосцы должны были учесть эти изменения в своих дальнейших планах и снова перенесли свою дипломатическую деятельность в Рим, а также в Лунд.

Нельзя с уверенностью сказать, в какой мере в последующем были решающими личная инициатива посланных монахов или указания руководства ордена в Ливонии. Летом 1213 года было достигнуто соглашение с архиепископом Андреасом Лундским, речь шла о повторении старого плана: орден хотел иметь собственного епископа для Сакалы и Угаунии. Андреас, должно быть, вступил в союз с братьями меченосцами, здесь были хорошие возможности возобновить традиционную датскую миссию в Эстонию, для которой сам король Вальдемар II не мог предоставить никаких сил, поскольку участвовал в боях против сторонников вельфов на Нижней Эльбе. В свою очередь, назначенный Лундом епископ мог быть только угоден ордену, поскольку по скандинавскому образцу не претендовал на территориальное владение.

Видимо, орден предлагал в качестве обладателя запланированной епископской должности аббата Бернхарда из Дюнамюнде, который, таким образом, был бы исключен из партии епископа Альберта. Посланники братьев меченосцев немедленно поспешили в курию, куда прибыли в октябре. Здесь они добились исполнения всех своих желаний. Возможно, им это удалось, потому что они обещали отвернуться от вельфов, и союз с Иннокентием, уважаемым архиепископом Андреасом должен был возыметь достаточно убедительный эффект. Папа милостиво подтвердил им полное светское владение Сакалой и Угаунией, которые, по утверждениям посланников ордена, граничили с Эстонией. Иннокентий просил лундского архиепископа назначить своего собственного епископа в этих регионах после изучения ситуации, в следующем письме рекомендовал орден аббату Готланда и пробстам Нортленда и Сазерленда в Лундской епархии, предписывая им при необходимости защитить братьев меченосцев с помощью церковных взысканий от притеснений клириков и мирян Бременской архиепископии, но особенно епископа Рижского, и помочь с отнятым у них имуществом. Того же 11 октября и за день до этого Иннокентий III также выдал два мандата, Бернхарду цур Липпе, аббату Дюнамюнде, и его настоятелю и хранителю или келарю. Он напомнил о своем невыполненном прошлогоднем поручении заставить епископа Рижского и его пробста в случае необходимости путем отлучения от церкви предоставить меченосцам их ранее отторгнутые права, а именно строительство церкви и назначение священника в орденскую треть Гольма, а также наделение одной трети города Риги церквями, десятинами, фохствами, монетами и рыбными угодьями. Кроме того, епископ должен быть более умеренным в сборе своих доходов с ордена. Второй мандат был выдан тем же адресатам и выступал против притеснений новокрещеных епископом Альбертом. Епископ причинил им вред экспроприациями в Риге в ущерб ордену. Рассматриваемый процесс, по-видимому, относился к экспроприации ряда ливов и немцев за воротами Риги, у которых епископ конфисковал в 1211 году подсобные участки в обмен на деньги или землю под застройку, чтобы создать новый двор для своего кафедрального капитула с достаточным местом для нового большого соборного храма. Этим также могли быть затронуты люди ордена.

Обрадованные папскими милостями, эмиссары ордена отправились на север. Их радость не осталась неомраченной. Через девятнадцать дней после их отъезда епископ Теодорих прибыл к папе, чтобы доказать, что и другая сторона не бездействует. Он сообщил папе, что стал жертвой дипломатической уловки в отношении южноэстонских угодий, поскольку Сакала и Угауния являются частью Эстонии, а значит, и частью его епархии. Теодориху не составило труда представить дело по-своему, так как он был хорошо известен папе с начала ливонской миссии и, несомненно, пользовался доверием Иннокентия. Тем не менее папские привилегии на орден не были отозваны, а Иннокентий лишь послал своим «возлюбленным сыновьям» весьма назидательное письмо, в котором обвинил их в отказе помочь «эстонскому епископу» и создании ему препятствий на случай, если он не отдаст им вполне определенную часть своей церковной области. Орден стремится не только распространять веру, но и пристраивать дом к дому и поле к полю. Он удерживает заложников эстонского епископа (это могут быть только заложники, приведенные орденом из Сакалы, еще до того, как Теодорих вообще стал епископом!). Наконец, папа увещевает орден помогать епископу словом и делом в будущем, чтобы такие жалобы никогда больше не достигали ушей курии и чтобы братья меченосцы не сделали себя недостойными апостольских привилегий, исходя из которых они, говорят, имели наглость совершать свои проступки.

Это был деликатный дипломатический трюк в отношении ордена, но едва ли он действительно задел братьев меченосцев. Ибо все их претензии к епископу Альберту имели реальные правовые основания, а на Сакалу у них, несомненно, была претензия завоевания. Они вели переговоры с новым епископом Теодорихом согласно папскому указу 1210 года, и отнюдь не их вина, если соглашение не было достигнуто. У Теодориха не было собственной силы, которую можно было бы использовать для завоевания Эстонии, и не было законной власти, которая гарантировала бы ему определенную долю светского владычества. В любом случае все претензии остались только в планах на будущее, потому что Сакала фактически уже снова была потеряна.