Текст книги "Млечный путь Зайнаб. Шах-Зада. Том 3"

Все с замиранием сердца следили за выражением глаз и движениями рук главной ясновидицы. Пери подошла к костру, вынула головешку и протянула горящим концом Мирзе. Горящая головешка в обряде заклинания – это символ волшебного копья, разящего врага. Если главный ясновидец выдержит боль, а головешка на его ладони не оставит никаких следов от ожога, это означает, что заклинание состоялось, и он со своей дружиной одолеет врага. А если горящая головешка на ладони главнокомандующего объединенными табасаранскими дружинами оставит следы от ожогов, то они проиграют врагу.

Мирза сжимал в ладони горящую головешку. Ладонь его с головешкой шипела и отбрасывала искры, как из горящего костра, но лицо его было сосредоточенным, на нем не виднелось ни тени боли. Пери внимательно следила за выражением лица Мирзы. Какая выдержка – хоть бы один мускул на его лице дрогнул! Он выдержал и надлежащее для такого испытания время. Каково было удивление толпы, когда Мирза раскрыл ладонь, и все увидели, что горящая головешка не оставила на ней ни малейшего следа ожога.

Раздался облегченный громогласный возглас всей толпы. Теперь началась самая интересная часть заговора.

Старухи-помощницы главной ясновидицы запели. Хоровод снова задвигался. Теперь к танцующим кругам присоединились женщины и девушки. Напев их был однообразен, дик. Они пели про то, как восходит солнце из-за синих гор, как выходят на поле боя каджары, одетые в стеганые халаты, в шлемах из шкуры буйвола, в унтах. Тут выскакивают из-за гор табасаранские дружинники под предводительством Мирзы Калукского. В руках Мирзы золотое волшебное копье, во лбу меткий глаз, в сердце горячая кровь. Мирза размахивается копьем, пронзает грудь Надыр-шаха. Его войско трусливо оставляет поле сражения.

Все окружающие радостно восклицают: «Победа! Надыр-шах повержен, а его воины убегают с поля сражения!».

На краю майдана, под навесом, в огромных медных казанах варится мясо. Рядом готовится вкусная каша из пшенной крупы с жирными кусками баранины, заправленная диким луком и разными пахучими травами. Там же на жаровнях жарятся огромные куски говядины, на веретенах целые туши баранины. Вкусный запах вареного и жареного мяса щекочет ноздри детворы, а старики со старухами с украдкой облизывают губы.

Все ждали знака главной ясновидицы. Наконец она подала знак.

По знаку Пери все, молодые и старые, разомкнули круги и на время высвободили майдан. Под руководством главного ашчи его помощники, привлеченные юноши и девушки стали расставлять на перевернутые шкуры глиняные миски с едой.

Главная ясновидица подала рукой знак, что можно приступить к еде.

Теперь настала очередь главного муллы. Он прочел дуа[6]6
  Определение


[Закрыть], его хором поддержали все сотрапезники. Ели молча, долго, с перерывами. После совместной трапезы с участием главного муллы гуннов и всех имамов мечетей окрестных аулов на майдане затеяли зикр.

А к рассвету за майданом, на поляне, под грушевыми и яблоневыми деревьями молодежь образовала посиделки; по кругу пошли чарки чихиря; где-то заиграли на чунгуре, запели. За стойбищем завязались состязания по джигитовке между джигитами разных аулов. Попозже на майдане раздались звучные трели зурны, загудели барабаны. Молодежь организовала огненную лезгинку. Плясали до утренней зари.

Глава 2

Перед лицом грядущей опасности, как всегда, мысли Мирзы Калукского были ясны и целенаправленны. Он был уверен, что принял верное решение тактики и стратегии борьбы с иноземными завоевателями. Однако Старшина его племени колебался, он не верил в силы, возможности табасаранских воинов, отговаривал Мирзу от «сумасбродных» планов.

– Я воин, – горячился Старшина. – Умереть в бою мне не страшно. Но я еще и Старшина племени гуннов. Моя безрассудность может привести к гибели сотни и тысячи моих людей. Мирза Калукский, пока не поздно, уклонимся от прямого столкновения с кизилбашами! Всем обществом отступим высоко в горы, накопим силы и оттуда наступим на врага!

– Уважаемые военачальники, Старшины! – на другой день, во время очередной встречи Мирза Калукский с дрожью в голосе обратился к командирам дружин родственных племен. – Вы согласны с мнением нашего Старшины?

– Нет, как договаривались вчера, за основу наших действий против Надыр-шаха берем совместный план, разработанный Мирзой Калукским и Махмуд-беком! – уверенно выступил вперед Амир-Хамза.

Его поддержали Хасан-бек и Мажвад. На том и остановились. Условились, когда, где встретиться с дружинами, разошлись, спешно направились в свои стойбища. Перед Старшинами племен предстояла огромная работа. Надо было безотлагательно собирать воинов, боевых коней со всех аулов, стойбищ, их вооружать, обучать боевому мастерству…

Махмуд-бек тоже спешно удалился в свой лагерь.

– Горные барсы, – обратился он к своим дружинникам, – не кажется ли вам, что мы засиделись в саклях, отлежали бока, в сердцах накопили много ненужной лени?! Не пора ли поразмяться: подтянуть бока, расправить суставы рук и ног, испробовать острие своих мечей о тугие шеи кизилбашей?

По сиянию глаз своих воинов он понял, что те с нетерпением ждут этого часа.

– Границу наших владений перешел Надыр-шах. Он, что ни говори, – «гость» редкий. И сопровождение под стать хозяину. Его следовало бы принять достойно, как шаха! Но, к сожалению, чтобы достойно угостить дорогого гостя, мы не успели запастись достаточным количеством «припасов»… – за всех ответил самый седой воин.

– Угощение, говоришь? Угощение для «дорогого гостя» припасено. Вдобавок в достаточном количестве запаслись и хреном с маслом! За прием «гостей» не беспокойтесь: лицом в грязь не ударим! Меня беспокоит другой, не менее важный вопрос. Завтра, не позднее раннего утра, всех стариков, старух, женщин, детей надо отправлять далеко в горы. Туда же надо перегнать весь скот. А каменщиков, мастеров по дереву, кто в состоянии в руках держать молоток и стамеску, с гужевым транспортом отправляем на Хучнинскую крепость, к крепостным стенам Дагбары на восстановительные работы. Туда прибудут лучшие строители со всех концов Табасарана. Теперь поговорим о самом насущном. По приказу командования объединенными табасаранскими вооруженными силами завтра все дружины собирают на десятидневный срок для прохождения военных учений на поляне у Рубас-чая, под Священной горой, где хранится меч, посланный небесами. – Махмуд-бек отдавал четкие распоряжения. – С собой на десять дней прихватить и сухой паек!

Махмуд-бек помнит, насколько жестоки и кровожадны были кизилбаши во время первого нашествия войск Ибрагим-хана, младшего брата Надыр-шаха, на Табасаран. Последние дни он из рассказов очевидцев, лазутчиков, внедренных в дружины Надыр-шаха, получил достаточную информацию о том, какой разрушительной мощью обладает сегодня армия Надыр-шаха. Насколько кизилбаши были жестоки к горцам, настолько были алчны, падки на чужое добро.

* * *

Сегодня рано утром из южной части Табасарана на запад – в горные испещренные ущелья и леса – потянулись пешие люди, тяжелые арбы, запряженные волами и буйволами, табуны лошадей, стада коров и овец. А с гор на восстановительные работы в сторону Хучнинской крепости и к крепостным стенам Дагбары отправились тысячи людей, караваны гужевого транспорта с мастерами, подмастерьями, строительным материалом.

Строители с ходу приступили к ремонтным работам: заделывали прорехи, крупные и мелкие разрушения, восстанавливали сторожевые башни. Восстановительные работы вели они круглыми сутками, не покладая рук: ночью при свете луны, зажженных факелах. На всем протяжении стен Дагбары ашчи устроили полевые кухни, а рабочие ставили навесы, предохраняющие их от непогоды, и времянки для отдыха и сна. Было и так, что там же, где принимали пищу, спали и отдыхали.

Добытчики в каменоломнях, расположенных недалеко от крепостных стен, добывали камень, каменотесы его обтесывали, погонщики на гужевом транспорте возили его к крепостным стенам. Самые опытные мастера месили раствор; секрет его изготовления, вязкость, гранитную прочность ревностно прятали от любопытных глаз. Мастера огромными камнями замуровывали бреши в крепостных стенах Дагбары. По решению командования на высоких холмах, горных вершинах, в местах вероятного продвижения врага ставили дополнительные сторожевые башни, укрепления для установки артиллерии, мортир, преграды, валы, земляные укрепления. Там же, за крепостными стенами, в доменных печах плавили черный металл, кузнецы ковали холодное оружие, военные доспехи, подковы и сбруи для боевых коней, отливали наконечники стрел…

Тем временем с аулов и стоянок днем и ночью не переставал сниматься поток людей, отправляющих в горы. Их уводили подальше от предстоящих военных сражений, мест вероятного пребывания врага. Толпы людей шли без остановок. Когда дети и старики выбивались из сил, к вечеру в глухих и закрытых местах они останавливались на краткосрочный отдых, на кострах спешно готовили скудную пищу и ложились спать. А с первыми проблесками зари снова отправлялись в путь.

* * *

Табасаранские дружины с зарей должны были выступить на место прохождения военных учений. Они со всех концов Табасарана днем и ночью продвигались к месту назначения, и Мирза Калукский благодарил Аллаха за то, что тот не дал дрогнуть ему с Мухмуд-беком на военном Совете при решении важного военного вопроса. Если бы тогда они поколебались, пошли на поводу Старосты гуннов, Надыр-шах бы дал указание сжечь все табасаранские аулы, стариков и детей затоптать под копытами коней, а плененных юношей и девушек отправить в Персию. А каждый день, прожитый на земле свободными узденями – это чудо. Завоеванной победой над каджарами они своему народу предоставят таких дней до бесконечности.

В эту суровую годину во главе командования объединенными табасаранскими силами поставили Мирзу Калукского и Махмуд-бека. В самый ответственный момент в истории народа они не дрогнули, не потеряли веру в победу. Мирза знал: военачальник, потерявший веру, подобен пустому сосуду. Махмуд-беку придавало сил то, что рядом с ним плечом к плечу воюет Мирза Калукский. Мирза Калукский понимал: в тяжелую годину Табасарану нужны мужественные, мудрые, уверенные в своих силах правители и военачальники. Таковым является Старшина калукцев и нитрикцев Махмуд-бек. Он на деле показал, как хорошо разбирается в военном деле, в организации, разработке военной тактики и стратегии. Видел, как смел и отважен Амир-Хамза, Хасан-бек, Мажвад! Даже молодые военачальники Халид и Хаким не дрогнули! Не чета им Старшина племени гуннов! Мирзе стыдно за своего нерешительного и трусливого вожака племени…

* * *

Табасаранские дружины готовились к решительным действиям против неприятеля. Мирза Калукский свои дружины сосредоточил в урочище «Хина». Оно находится в долине, между горными грядами, проходящими за левым и правым берегами Рубас-чая. Дружину Махмуд-бека закрепили на холмах левого и правого берегов реки, тянущихся от аулов Рушуль, Арак, Лидже; остальные дружины цепью расположились перед аулами Ягдыг, Хапиль, Татиль, Хустиль.

Мажвад и Хасан-бек со своими дружинами продвинулись через Гурикскую поляну, лагерями стали в поселении Хучни и в урочище Джамаг, другие расположились вдоль окрестностей поселений Лидже, Арак. Амир-Хамза, Хаким и Халид расположили своих пушкарей, стрелков и лучников на подступах к Хучнинской крепости, в самой крепости, на стенах Дагбары.

Отряды табасаран, по разработанному плану, с флангов должны были ударить по врагу, не ввязываясь в длительные кровавые сражения. Как было условлено, они собирались нанести кратковременные, молниеносные удары. В тот момент, когда кизилбаши ощутят силу острия оружия табасаран, незаметно для врага они поменяют тактику ведения боя: дружины дрогнули под натиском врага. И с боями будут отступать в узкое ущелье урочища Хина. Оттуда врага заманят в горы, там разобьют наголову.

Этой тактике ведения войны табасаранские командиры и придерживались в дальнейшем. Они, нападая небольшими партизанскими отрядами, поддразнивали, больно «кусали» врага, неожиданно заходя в тыл, ударяли в самые уязвимые места.

Разведчикам Мирзы Калукского удалось захватить пленного. От него узнали: со стороны Дербента с войском в двадцать пять тысяч воинов на них идет Рустан-бек.

Кизилбаши закрепились на подступах к предгориям Табасарана к утренней заре. Конные отряды, пешие дружины, лучники выстраивались в ровные ряды, они готовились к бою. Впереди поставили воинов-перебежчиков из племен прикаспийских степей, за ними стояли кизилбаши, мазандаранцы, самаркандцы, туркмены, узбеки… Все левобережье Рубас-чая заполнили вражеские дружины. Тем временем с юга и востока не прекращался их поток. За их спинами, на самом высоком холме южного склона урочища Синик, за селениями Хапиль и Татиль, на зеленой лужайке голубел шатер Рустан-бека с тремя боевыми знаменами на высоких деревянных шестах.

– Смотри, смотри, Мирза, кизилбаши перестраиваются. Похоже, они готовятся не наступать, а обороняться! – воскликнул Мажвад. – Неужели они придумали новую тактику?!

– Может, еще ждут подкрепления… – неуверенно ответил Мирза.

«Неужели они разгадали наш план военного действия?!» – у него сердце замерло.

Даже самый неискушенный в военном деле воин видел: вражеский строй по правилам военной стратегии построен не для нападения. Кизилбаши непонятно перестраиваются. Даже неопытные воины видели, что кизилбаши собираются не наступать, а обороняться. По рядам табасаранских дружин поползли шутки и насмешки в адрес кизилбашей. Мирза Калукский, видя, что его воины не на шутку разошлись, у них складывается завышенная самооценка, он предупредил, чтобы они не зубоскалили, а внимательнее присмотрелись к хитроумным маневрам врага. Он кизилбашей хорошо знает: они коварны, непредсказуемы! Неизвестно, какие коварные планы вынашивают военные полководцы шаха! В один из своих походов в Табасаран кизилбаши преподнесли Мирзе с гуннами такой урок военной хитрости, что век не забудет! С тех пор Мирза перестал доверять даже своим глазам: он больше не даст врагу себя перехитрить.

Глава 3

Солнце едва приподнялось над горой Сингирик, как стало жечь воинов в тяжелых доспехах, шлемах, в войлочных одеяниях. Спустя некоторое время с лиц воинов под воротники ручьями потек пот; над спинами лошадей и головами воинов поднимался пар. На запах пота со всех сторон слетели слепни, комары, навозные мухи. За спиной Мирзы Калукского фыркали лошади, над их головами противно жужжали насекомые. Вездесущая мошкара лезла воинам в глаза, нос, уши… Вороной конь под Мирзой нетерпеливо переступал с ноги на ногу, нервно бил хвостом по бокам, отбиваясь от насекомых, рвался в бой.

По рядам табасаранских воинов прошел слух, что Мирза Калукский ждет гонца от Рустан-бека с каким-то важным посланием. А Рустан-бек никого посылать к Мирзе Калукскому не собирался. Это была военная хитрость, дезинформация, пущенная его агентами в табасаранские ряды, чтобы сбить противника с толку. «Если бы Надыр-шах хотел мира, в Дагестан бы он с войной не сунулся», – размышлял Мирза.

Мирзе Калукскому надо было настраивать своих воинов на решительный бой. Он вывел коня вперед, перед всадниками, гарцуя, проехался в дальний конец строя и обратно, остановился на середине и обратился к ним:

– Предводители дружин, смотрите, против каждого из наших воинов Рустан-бек выставил троих своих воинов. Значит, не мы его – он нас боится! Каджары хотели с нами сражаться, они это сражение получат! Многих из нас сегодняшнее сражение прославит на века, для многих оно будет последним… Если будем действовать бесстрашно, слаженно, не думая о себе, то враг перед нами дрогнет. Мы его победим, выгоним с нашей земли! Воины Табасарана, готовы ли вы к решительным действиям, и, если понадобится, к смерти за родину?

Предводители дружин хором ответили: «Готовы!». Громкими возгласами свою готовность выразили и воины.

– С нами Аллах. Давайте вознесем молитву Творцу всего сущего, и с Его благословения пойдем на врага.

Мирза Калукский спешился, опустился на колени, за ним – все остальные воины. Он закрыл глаза. Он жаждал почти неосуществимого, недостижимого – победы над врагом. И страстные слова молитвы теснились в его груди. Они, жгучие, громогласные, то победоносно схлестывались в магическом вознесении к Аллаху, то путались в голове, теряя смысл. Это была молитва не ума, а страждущей души, для которой слова были лишь внешней оболочкой его мыслей, его всепобеждающей молитвой.

Мирза встал с колен, запрыгнул в седло, чуть побледнел в лице перед решительной битвой, но рука, в которой он держал меч, и взгляд его были тверды. Он пристально всматривался в ряды кровожадных врагов. Они стояли неподвижно, и горячий воздух распространялся над ними.

– Джигиты, вперед! С нами великий Аллах! Амин!

– Амин! – разнесся дружный, фанатичный и многоголосый гул по многотысячным рядам воинов.

Табасараны со стороны поселения Лидже, без суеты, без барабанного боя, черной лавой бросились на неприятеля. Они перекатывались через увалы, сотня за сотней, тысяча за тысячей мчались мимо Мирзы Калукского. Горячая пыль из-под копыт тысячи коней обдавала его лицо, застилала глаза.

На каджаров двинулась и дружина Мирзы Калукского. Узкий строй его воинов, похожий на копье, стремительно приближался к плотным рядам кизилбашей. Мирза Калукский не различал, а угадывал: в самом острие «копья» бились Мажвад и его брат Раджаб. А острие «копья» неожиданно ударило в середину строя неприятеля, прошило его насквозь.

Мирза сосредоточенно думал: «Пробьют его воины вражеский строй или нет? Расколют его на части или увязнут в своей крови?».

С левого фланга ударили воины Махмуд-бека. И вот войско Рустан-бека раскололось – развалилось надвое. Вслед за Мажвадом и Раджабом в разрыв втягивались все новые силы. «Копье» утолщалось, превращалось в огромный буравчатый клин со стальным острием.

Вдруг воины Махмуд-бека, как было решено, дрогнули, поднимая душераздирающие крики, размахиваясь шашками, чтобы враг не разгадал их хитроумного маневра, дружно стали отступать. Надо было все спланировать так, чтобы кизилбаши поверили, что ряды табасаран дрогнули перед победоносными нукерами Властелина земли, что они трусливо отступают под их грозным напором. Кизилбаши, воодушевленные неожиданной переменой успеха, сломя голову погнались за отступающими дружинами табасаран, тесня их к утесам над Рубас-чаем.

Мирза Калукский с дружинами отступал к заранее намеченным рубежам, за ним отступали дружины Махмуд-бека, Амир-Хамзы…

С этого сражения не вернулся брат Мирзы Раджаб. Раджаб дрался, как барс. Нашлись воины-гунны, которые видели, как Раджаб попал в плен к врагу. Кизилбаши окружили его, оттеснили от главных сил, ударами тупых концов копий с трех сторон выбили из седла, набросили петлю, поволокли к шатрам Рустан-бека…

Воины Рустан-бека не погнались за отступающими табасаранскими отрядами за Хучнинский водопад, как ожидали в ставке Мирзы Калукского, а затрубили трубы на отступление, повернули коней назад и заняли исходные рубежи.

«Неужели кизилбаши попались на мою военную хитрость?» – не верил своим глазам Мирза Калукский.

«Кизилбаши разгадали наш план военных действий, – сокрушался Махмуд-бек. – В наши ряды просочились его лазутчики. Иначе, почему они не погнались за нашими дружинами, не потеснили нас, а вернулись на исходные рубежи? Надо немедленно отправить свою разведку во вражеский тыл и все разузнать!»

Нет, Махмуд-бек ошибался в своих просчетах. Рустан-беку не удалось разгадать план военных действий табасаранского командования объединенными силами. Его разведка донесла ему ложную информацию, что к главным силам табасаран со всех концов Табасарана и Дагестана на помощь спешат десятки тысяч воинов.

Это была глубоко продуманная дезинформация Мирзы Калукского, пущенная во вражеский лагерь его лазутчиками, и она сработала. Мирза Калукский и его приближенные ликовали. Они поняли, что, если хорошо просчитать все ходы военной стратегии, то можно провести даже такого хитрого лиса, как Рустан-бек. Это означает, что воины Надыр-шаха не так всемогущи, как о них трусливо говорят племена, живущие на прикаспийской низменности. Мирзе, до укомплектования его поредевших рядов свежими силами, нужно было выиграть время, и он этого добился.

Кизилбаши отступили на исходные позиции. Они там зализывали полученные раны. И со стороны Дербентской крепости к военному лагерю подтягивали свежие силы, обозы с продовольствием. Видимо, кизилбаши за свою самоуверенность в этом сражении получили ощутимый урок от «диких горских племен», как они любили выражаться. Поэтому к очередным схваткам с неприятелем готовились основательно.

К очередному сражению готовились и табасараны. Они со всех концов Табасарана подтягивали на передовую свежие силы и провиант, а больных и раненых отправляли в перевязочные пункты, лазареты, восполняли военные припасы, мобилизовали новобранцев, обучали их военному искусству…

Кизилбашам, после такого ощутимого усиления своих передовых сил, надо было начинать новые военные действия. Но они почему-то осторожничали, затягивали начало военных действий, выжидали чего-то, непонятно суетились. Каково же было удивление табасаранских дружин, когда кизилбаши средь бела дня на виду у неприятеля сняли часть конницы с передовой и направили в прикаспийские степи. Видя непонятные маневры кизилбашей, табасараны насторожились. Не так уж прост этот хитрый лис Надыр-шах, раз стал перегруппировывать свои дружины: значит, он где-то в другом месте задумал дать неприятелю грандиозный бой.

Это озадачило командиров объединенными силами табасаранских дружин. Надо было спешно разведать, что задумал коварный враг. Мирза Калукский, посовещавшись с членами военного Совета, в сумерках с десяткой всадников тайно снялся с передовой и растворился в ночной тьме…

* * *

Сейранат долгое время не получала вестей от братьев Мирзы и Раджаба. Она сильно переживала за них, боялась, что если потеряет их, то она тоже не жилец на этом свете. Она потеряла аппетит, ушла в себя, почти ничего не ела, таяла на глазах.

Спустя два месяца на стойбище прискакал вестовой от Мирзы. Он сообщил, что Мирза с многотысячной дружиной табасаранских воинов в прикаспийских степях ведет неравную борьбу с дружинами Надыр-шаха. А про то, что брат Раджаб попал в плен к кизилбашам, как было велено, и не заикнулся.

* * *

Так писалась история становления и возрождения Табасарана, история освободительной борьбы, героических сражений его защитников с иноземными захватчиками, история нового времени.

Здесь, на стойбище, вблизи Урочища оборотня, закладывалась основа многовековой кровной мести между прадедом Шархана Нухбеком и прадедом Хасана Исином. И много столетий подряд, из поколения в поколение, продолжалась эта кровавая месть, завязывающая их в тугой узел межродовых отношений.

Сегодня лютая вражда завязала в кровавый узел Шархана и Хасана. Так, на узкой горной тропе в слепой ярости сошлись волна и камень, пурга и пламень.