Текст книги "Млечный путь Зайнаб. Шах-Зада. Том 3"

Глава 6

После сокрушительного поражения под Чохом Надыр-шах с остатками разрозненных дружин спешно отступал в сторону Дербента. В этом сражении один Али Кули-хан, племянник Надыр-шаха, сумел почти в целости сохранить свой десятитысячный корпус. Но он со своим корпусом все не возвращался, словно затерялся в диких горах. Надыр-шах был информирован, что Али Кули-хан в Аваристане, в тылу врага, провел ряд успешных операций и сумел сохранить почти весь корпус. Все разрозненные персидские дружины собрались в Дербенте, в лагере Иран Хараб, кроме Али Кули-хана со своим корпусом. Когда у шаха иссякло терпение, Али Кули-хан со своими воинами неожиданно объявился в Дербентской крепости.

Этот весельчак, будучи еще юношей, видел вещий сон: Надыр будет шахом Персии. Тогда Надыр был самым успешным и авторитетным боевым генералом в персидской армии, и он давно вынашивал планы государственного переворота. И Али Кули-хан рассказал про свой вещий сон всем военачальникам и самому Надыру. Каково же было удивление многих командиров и воинов, когда через некоторое время Надыр стал шахом Персии! Все приближенные Надыра ахнули, ведь оракулы, к которым он обращался, в ближайшие годы в его жизни никаких существенных изменений не предсказывали. А этот сосунок утер носы всем именитым оракулам, и все они по велению шаха были выгнаны из шахского дворца.

Слава Али Кули-хана, как величайшего звездочета, за короткое время распространилась по всей Персии. С той поры шах благоволил к нему. Болтливый и беспутный Али Кули-хан был и умелым военачальником. Он, как умелый командир, способный в сложных ситуациях принимать самые смелые, сумасбродные решения, быстро и уверенно продвигался по служебной лестнице. Ему завидовали известные командиры, его любили нукеры, он пользовался заслуженным авторитетом в своем корпусе.

Вечером, осмотрев воинов Али Кули-хана, Надыр-шах остался довольным их выправкой, боевым духом. Лошади исправные, одежда на воинах добротная, шлемы, оружие начищено, колчаны полны стрел, в седельных сумках есть запас сушеного сыра, вяленого мяса. Корпус, хоть сегодня, готов драться даже с самими чертами.

Воины Али Кули-хана привезли с собой не только много награбленного при отступлении добра, но и запасы сушеного сыра, вяленого мяса, припасов вина и бузы. Всю ночь они пьяно горланили песни, кричали, ссорились, дрались, будоража покой в крепости Нарын-кала.

В ту ночь Надыр-шах ночевал в крепости, в покоях своей новой жены, азербайджанки Наримэ-ханум. Она всю ночь вздрагивала от шума и гама пьяных воинов Али Кули-хана. Как только закрывала она глаза, перед ее взором возникали картины сражения, которое состоялось в Джеми-кенте, где сердары шаха взяли ее в плен. Каждый раз, когда крики гуляющих воинов Али Кули-хана становились невыносимыми, она начинала биться в постели. Вдруг ее нервы не выдержали, она выскочила из постели и забилась в угол спальни.

Надыр-шах оделся и вышел из юрты. Ночной страже – самаркандцам – приказал разыскать Али Кули-хана. Тот, напившись до бесчувствия, лежал у порога своего шатра. Долго не соображал, чего от него хотят, мычал, отбивался от караульных шаха. Воины Али Кули-хана, быстро сообразив, чего от их командира хотят караульные, напали на них, избили и отбили своего командира.

Утром корпус Али Кули-хана, выполняя высочайшее указание шаха, собирался выдвигаться в крепость Иран Хараб. У всех нукеров от вчерашней «гулянки» трещали головы, глаза были мутны, лица зелены. Одни мучительно корчились, на ходу прикладываясь к четвертям вина, припрятанным в седельных сумках, другие сидели в седлах неподвижно, как мешки, набитые овечьей шерстью.

Али Кули-хан, отоспавшись, встал с зарей, опохмелился. От него несло крепким винным духом и немытым телом. И без того болтливый, он отправился в покои шаха на поклон. После дежурных фраз приветствия стал фамильярничать с шахом:

– Шах, как обещал, я победил горцев! В награду за победу вы мне обещали десять наложниц.

– Сейчас получишь! – глаза шаха мстительно заблестели.

Шах приказал собрать на берегу моря всех командиров с дружинами, сосредоточенных в Дербентской крепости, и построить их подковой. Всходило солнце, мороз больно покалывал щеки, под толстыми войлочными подошвами гутул скрипел оледеневший снег. Пар, струями выдыхаемый воинами из ноздрей, садился на их бороды и усы, превращаясь в белый иней.

Шах подозвал караульных из своего караула:

– Угостите-ка, голубчики, Али Кули-хана плеткой десять раз по мягкому месту, а потом десять раз погрузите его головой в ледяные воды Каспия! Это и будет обещанный ему мною бакшиш!

Не успел Али Кули-хан и глазом моргнуть, как нукеры из охраны шаха набросились на него, повалили на снег, связали по рукам и ногам, толкнули к ногам шаха. По знаку шаха на него налегли шесть воинов, стянули желтые замшевые штаны и десять раз угостили плеткой. Потом его поволокли к морю, десять раз окунули головой в ледяную воду. Воротник мундира сердара заледенел, рыжие волосы на висках повисли сосульками. Он попробовал улыбнуться, но губы зло дрожали и прыгали. По приказу шаха его развязали.

– Иди к костру, обсушись и отогрейся! – приказал шах.

Али Кули-хан только теперь уразумел: ему повезло, он в наказании шаха обошелся малой кровью. Гроза, к счастью, коснулась его мимоходом. Могло быть и хуже! Он быстро отошел от гнева. Лихо тряхнул головой – зазвенели оледеневшие волосы-сосульки.

– Мой внутренний жар в состоянии преодолеть любой холод! – Али Кули-хан старался шутками отбиваться от личной охраны шаха. – Винца бы сейчас полбурдюка, хорошую бабу и закрыться от всех проблем!

– Было бы не излишне, если бы твой ум возобладал над твоей самонадеянностью, – отрезал шах. – Винцом будет студеная водица, а бабой – зиндан, если не образумишься!..

* * *

Когда шах понял, что непокорных, горделивых горцев просто так не припугнешь, он собрал из Барды пешие силы, тяжелую и легкую кавалерии, артиллерию, провиант и развернул новые наступательные операции в предгорном Дагестане. По велению шаха многочисленная армия была разделена на две части. Первая часть под командованием племянника шаха, Гайдар-бека, должна была двинуться из Дербента в Табасаран, Кюре, Самур, Агул, а оттуда – на территории Кази-Кумуха, аварских обществ. Вторая часть под командованием самого шаха выступила через Дербент, Табасаран, Кара-Кайтаг, Тарки, Аймаки, Гергебиль, Гуниб, Согратль. Шах собирался в кратчайшие сроки молниеносным броском покорить Лакию, а оттуда прорваться на территории Аварского ханства и Хунзах. На территории Аварского ханства обе части должны будут объединиться и завершить этап покорения всего Дагестана.

Выполняя этот замысел, персидские войска рассеяли отряды мехтулинского владетеля Ахмед-хана, вынудив его отступить в Аваристан через Аймакинское ущелье, а затем двинулись по направлению Акуши. Сподвижник шаха шамхал Хасбулат после падения Дженгутая и осады Акуши склонил к покорности акушинского кадия Хаджи Дауда, а сам принял участие в разгроме акушинского ополчения, за что удостоился особой похвалы Надыр-шаха.

Объединенные шахские военные группировки двигались вперед, преодолевая сопротивление дагестанцев, уничтожая, опустошая, выжигая все на своем пути. После разорения Дженгутая, Акуши и окрестностей Кубачи шах решил направить основные силы против Сурхай-хана. Но неожиданно он встретился с упорным сопротивлением в Табасаране и Рутуле.

Когда Надыр-шах узнал, что Сурхай-хан готовится к встрече с ним, то из местечка Самур-чай направил свое войско в Чирак Агульского района, преодолевая упорное сопротивление горцев. Надыр-шахом было сметено все на его пути, дружины горцев разгромлены, аулы разграблены, многие жители угнаны в Персию.

Горцам ничего не оставалось делать, чем проявить свою покорность шаху. И в Чирак с изъявлением покорности и готовности служить шаху прибыли Майсум-хан, Киан-хан, Курели, Сефи-Кули-хан, Хаджи-Навруз, Огурлу Нугай, Аслан-бек, Мехди-бек, Каранаф. Но население Табасарана не последовало за своей феодальной верхушкой, не покорилось, не захотело пойти на поклон шаху. Они встали на борьбу с персидскими захватчиками. Вопреки воле феодальной верхушки, оно решило дать врагу решительный бой. Жителей привела в ярость весть, что шах задумал переселить в Хорасан две тысячи юношей и девушек из Табасарана.

«Лучше будет, – решили табасараны, – всем обществом встать на защиту своих земель, своих детей, чем быть плененными, покорными персидскому шаху!»

Старшины племен отправили гонцов во все концы Табасарана: «В любом месте, где встретите сборщиков Сахиб-кирана из племени кизилбашей, задерживайте и уничтожайте их!». За короткое время пребывания в Табасаране многие сборщики продовольствия, металла, лошадей и скота для дружин шаха, особенно те, кто брал заложников, были зарезаны и повешены. А те, кто чудом спаслись, добрались до лагеря шаха и сообщили ему о случившемся несчастье.

Разъяренный шах приказал убить находившихся при нем в аманатах табасаранских владетелей, а затем заявил: «Так как бунт и мятеж начали люди Табасарана и Рутула, лучше будет, в первую очередь, стереть их с лица земли, а потом жестоко расправиться с другими племенами этого дикого края».

По велению шаха двухтысячный отряд хорасанских стрелков совершил марш на Табасаран, занял главное ущелье по руслу Рубас-чая, которое связывало жителей с внешним миром. За ними шах направил еще десять тысяч сабель под предводительством правителя Грузии Хан-Джана. Кизилбаши знали, что это ущелье является единственным связующим звеном северо-западных племен Табасарана с внешним миром на случай блокады.

И в этой военной операции табасараны опередили коварного шаха, заблаговременно заняв стратегически важные места ущелья под крепостью, недалеко от селения Хучни. С высоты горных хребтов они наносили врагу ощутимый урон. Даже отправленный на помощь десятитысячный отряд правителя Грузии Хан-Джана не спас положение. На следующий день шах перебросил в заколдованное ущелье новые силы, надеясь внести коренной перелом в ход сражения. Битва продолжалась трое суток. Со всех концов Табасарана и Дагестана на помощь к повстанцам приходили добровольцы. Собралась огромная масса людей. Горы, склоны и вся земля Табасарана была полна пешими и конными воинами.

Кизилбаши были уверены в мощи своих сил, несколько раз превосходящих врага. Они первыми пошли на атаку и вступили с горцами в кровавую сечу. Разгорелось ожесточенное сражение. Кизилбашам, сколько они ни старались, не удавалось захватить стратегически важные участки. Час от часу росло могущество дагестанских воинов. Целый день враги бились, не щадя друг друга. С обеих сторон было убито множество людей. На закате дня из сил выбились обе стороны, протрубили трубы на отбой, обе стороны вернулись на исходные позиции, поближе к своим стоянкам.

На другой день те и другие ждали реванша, те и другие жаждали мести за убитых однополчан. Кизилбаши, среди которых было много раненых и измученных, казалось, к закату дня упали духом. Они были поражены мужеством и жаждой к победе племени табасаран. Табасаранские воины воодушевляли своим энтузиазмом, зажигали отвагой всех дагестанских повстанцев.

Битва продолжалась три дня. Никто не хотел сдаваться, но Аллах и удача стали на сторону горцев. Сражение закончилось неожиданным поражением шахских войск. В этом сражении на поле брани убитыми и ранеными лежали тысячи шахских воинов и лошадей. К табасаранам в плен попало множество воинов. Им достались богатые военные трофеи: сотни лошадей, военная амуниция, фуры с хлебом, много холодного и огнестрельного оружия, десятки пушек, мортир, золото, серебро, драгоценные камни.

Чудом вырвавшиеся из окружения горстки персидских воинов доложили шаху об итогах сражения следующим образом: «Из места Барсарли и Дюбек прибыли горцы и вступили с нами в ожесточенное сражение. Численно горцев было больше, и мы не выдержали их натиска. В итоге мы вынуждены были уйти с поля битвы».

Шах отправил на место сражения специальный отряд. Вернувшийся из разведки специальный отряд шаха подтвердил, что после сокрушительного разгрома дружин шаха в узком горном ущелье Сурхай-хан, Рустам-хан Барсарли, Хасан-бек, Мамай-бек, Бек-Али, Амир-Хамза и Муртаза-Кули Султан примерно с шестьюдесятью тысячами человек расположились на стоянке Дюбек и хотят насмерть сражаться с Владыкой Мира.

Получив это известие, шах поспешил к аулу Дюбек, надеясь с ходу разгромить горцев. Но враг успел занять все окружающие вершины холмов, склоны гор и входы в главные ущелья. В последовавшей затем битве с объединенными силами Дагестана Надыр-шах был ранен в руку, но не покинул поля боя, хотя его воины были окружены горцами. Чтобы взять реванш над горцами, шах разделил свои силы на три отряда. Двенадцать тысяч хорасанских стрелков под командованием Заман-бека и Исмаил-бека, а также десять тысяч узбеков во главе с Рагим-ханом он отправил сражаться с табасаранами. Другой отряд, состоящий из одиннадцати тысяч воинов, должен был следовать в Дюбек для подавления очага сопротивления. А остальные отряды, сосредоточенные в лесах, между многочисленными барханами в прикаспийских степях, в ущельях, в подземных и наземных пещерах, ждали условного сигнала от шаха.

* * *

Строй шахского войска был построен так, что он был похож на коршуна, собирающегося атаковать жертву с хищно раскрытым клювом и стремительно развернутыми крыльями. Его левое крыло упиралось в холмистую местность под поселениями Лидже и Арак, вытягиваясь далеко за Рубас-чай. Правое крыло расположилось по холмам и горным вершинам, цепью тянущимся к Дюбеку, Гурхуну, Хустилю, вдоль заградительной стены Дагбары, проложенной от Дербентской крепости Нарын-кала до Хучнинской крепости. Две запасные дружины укрывались в лесу над водопадом Рибчрар. Начав наступление с флангов, оба шахских крыла должны были зажать вражеские силы в кольцо между сел Ерси, Дарваг, Дюбек, Хустиль, Гурхун, Хапиль, Татиль, Хучни…

Туловище коршуна шахского войска составляли десять тысяч воинов, стоящие вдоль реки Дарваг-чай, на холмах над селением Ерси.

Мирза Калукский, Махмуд-бек, Амир-Хамза, Хасан-бек с Сурхай-ханом поднялись на самую высокую вершину горы Кара-сырт, откуда как на ладони были видны расположения всех вражеских сил. Сейчас они дорабатывали план предстоящих военных действий – думали за себя и за Надыр-шаха, стараясь вникнуть в его хитроумные задумки. Если объединенные горские дружины потеснят туловище вражеского строя, враг крыльями обхватит их с двух сторон, прижмет к заградительной стене, стиснет в смертельных объятиях и заклюет. Такой план действия им не подходит. Надо быть в своих действиях проще, неожиданнее. Что же предпримет шах?

Махмуд-беку вспомнилось первое в жизни кровавое сражение с кизилбашами в стойбищах Гамак, Гасул, Журас, Калай, Вертиль и Кувиг. Тогда у него за плечами не было такого, как у Мирзы Калукского, опыта больших военных сражений. Он тогда со своей охраной скакал с одного конца рядов табасаранских дружин на другой конец, не вникая в военные планы противника. Махмуд-бек тогда и не разгадывал молниеносные планы, принимаемые молодым и очень талантливым военачальником Мирзой Калукским в тех или иных обстоятельствах. Тогда, в том страшном побоище, при виде рек проливаемой крови, он потерял хладнокровие.

Иное дело сейчас. Старшина калукцев и нитрикцев давно уже не тот растерявшийся молодой предводитель. Сегодня он опытен, хладнокровен, расчетлив, его никто не выведет из равновесия. Все горские дружины ждут сигнала от командиров наступать. Сурхай-хан, Мирза Калукский и Махмуд-бек еще раз до мелочей прокручивают все версии плана военного действия, расставляя свои дружины то так, то по-другому. И постепенно из всего этого вызревает четкий план военных действий. Наконец, военачальники выработали общий план действий для всего сводного дагестанского войска.

За спинами Сурхай-хана, Мирзы Калукского и Махмуд-бека замерли дружины в ожидании приказа на наступление. Сурхай-хан остановил взгляд на Мирзе Калукском, Рустам-хане Барсарли, Хасан-беке, Бек-Али:

– Вы со своими дружинами пойдете прямо. Бейте так, чтобы из глаз кизилбашей сыпались искры. Пусть думают, будто в туловище коршуна мы наносим главный удар. Тем временем Махмуд-бек с Амир-Хамзой со своими воинами ломают левое крыло коршуна, расположенное на холмах поселений Лидже и Арак. Затем они по прибрежным холмам Рубас-чая заходят кизилбашам в тыл. А мы с Муртузали-ханом ударим под Дюбеком в правое крыло врага, сомнем его и окажемся у шаха под боком. Всем ясен план действия?

– А если мы не прорвемся? – засомневался Рустам-хан Барсарли.

– Если задуманное не удастся, без суеты и страха отходите назад и закрепитесь за тем местом, которое занимаете сейчас. Отсюда не отступайте ни шагу. Кто побежит, тому от моего меча смерти не миновать!

– А если не удержимся?

– Слушай, Рустам-хан, если есть силы бежать назад, кто поверит, что их у вас нет для наступления? Запомните и другое. Если враг побежит, гоните его до полного истребления. Не обольщайтесь добычей. Даже если кучи золота и бриллиантов будут лежать под копытами коней, не смейте останавливаться и притрагиваться к ним! Уничтожим врага – все эти богатства будут нашими.

Отряды заняли позиции…

От войска Рустан-бека вдруг отделился мощный всадник на огромном белом коне, галопом промчался по долине, остановился на расстоянии полета стрелы, приложил ладонь ко рту и крикнул:

– Эй, чунгурист Мирза, покажи мне свое лицо! Я хочу в него заглянуть! Желаю своим мечом сыграть лезгинку на твоем чунгуре, а потом сбрить тебе бороду!

Кизилбаш горячил коня, поднимая его на дыбы, размахивая над головой сверкающей кривой саблей. Один из воинов Мирзы выпустил стрелу, но она не долетела до великана, воткнулась в землю, взбив облачко пыли. К Мирзе Калукскому подскочил Халид, его глаза горели, ноздри хищно раздувались.

– Позволь, Мирза, снять этому выскочке голову!

– Что, Халид, разум потерял? Хочешь быть подобным этому орангутангу? Нечего заниматься глупыми забавами! Встань в строй и займись делом!

– Эй, обритый гунн, чего молчишь, боишься? – надрывался шахский храбрец. – Мы многих людей твоего племени выкосили в Гамаке, Гасуле, Гурухуле, Журасе, Калае и в урочище Вертиль, а их жен и дочерей сделали своими наложницами и рабынями. Пришел и твой черед, черед твоей сестры Сейранат, певец Мирза! Тебе рассказать, как твоя красавица Шах-Зада по ночам в истоме любовных утех бьется в объятиях нашего шаха? Говорят, горяча баба, ох, горяча, как необъезженная кобылица! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

При упоминании имени Шах-Зады у Мирзы вдруг увлажнились глаза, перехватило дыхание, рука потянулась к шашке… Если этот каджар не замолкнет, он вырвет ему язык…

– Мирза Калукский, Рустам-хан, Хасан-бек, Мамай-бек, Бек-Али, начинайте, – приказал Сурхай-хан.

Воины с устрашающим боевым кличем бросились вперед. Махмуд-бек с Амир-Хамзой поскакали на левое крыло шахских войск. Махмуд-бека обогнал Амир-Хамза, оглянулся, блеснув ровными белыми зубами. За ним мчались долговязый Хаким, маленький ловкий Халид… Махмуд-бек натянул поводья, пропустил воинов, поискал глазами возвышенность и пустил коня на нее. Рядом встали вестовые, готовые исполнить любое его приказание. Прискакали Хасан-бек, Хаким, Халид. Они широко раскрытыми глазами следили за ходом сражения. И гул сражения, тянущий в небеса, заставлял их непроизвольно втягивать головы в плечи.

Неустрашимые гунны, калукцы, хамандары, нитрикцы, кухурики и барсарлинцы во главе с Мирзой Калукским мертвой хваткой вцепились в «туловище» коршуна. И оно дрогнуло, тучнея, стало отодвигаться. Шевельнулись «крылья», вкрадчиво расправились, готовясь к удару с боков.

Махмуд-бек выжидал. Не дай бог, чтобы враг догадался, что его заманивают в ловушку! Пусть воины шаха, охмеленные захваченной инициативой и отступлением горцев, теряют хладнокровие! Теперь пора…

По условному знаку сигнальщиков, поставленных на шапке горы, на правое крыло кизилбашей набросились воины Сурхай-хана и Муртузали-хана. Они в два счета разметали каджаров, вышли им в тыл. Главные силы тем временем смяли левое крыло и начали теснить шахское войско к реке. Кизилбаши дрогнули, повернули назад и вразнобой побежали. Одни отступающие переправлялись через речку, уходили в лес. Иные бросали оружие и сдавались. Махмуд-бек теснил их к берегу реки. На земле с выбитой копытами лошадей травой темнели лужи крови, валялось оружие, шлемы; от боли стонали сотни порубленных кизилбашей, ржали лошади. Вся долина реки была завалена телами убитых и раненых персов, боевых коней. Река превратилась в кровавый поток. В долине реки, по ее берегам – везде лежали воины, порубленные мечами, раздавленные копытами коней, безобразно вздувшиеся на жаре.

Махмуд-бека передернуло и затошнило. Приторно-сладкий, отвратительный запах смерти, казалось, пропитал все долину Рубас-чая. И кровавая река с черной вестью неслась в прикаспийские степи, в Каспийское море, неся в сердца воинов шаха ужас, звон и скрежет неминуемой смерти.

* * *

Горцы гнали кизилбашей до ночи. Они на поле брани убитыми и ранеными оставили тысячи неприятелей. А горцы, как было решено на совете Старейшин, рассеяв вражеские силы, расстроив коварные планы Надыр-шаха, на ночь зажгли тысячи костров и сами в кромешной тьме в глубочайшем секрете ушли на высокогорные вершины.

Туда, к табасаранам на помощь, прибывали лакцы, тавлинцы, аварцы. И смешанные отряды дагестанцев накапливали силы для очередного удара по кизилбашам. Объединенные силы горцев неожиданно нанесли противнику сокрушительный удар. Основная масса дагестанцев, укрывшись в лесу, заманила противника в ловушку, а потом вынудила спуститься в ущелье, где в течение двух часов тысячи кизилбашей покинули этот неспокойный мир.

Потерпевшие поражение персидские военачальники Заман-бек и Рагим-хан бежали с поля боя. Разгневанный шах приказал связать руки и сбросить с вершины горы Кара – сырт Заман-бека, Минбаши, еще четырех пятисотенных и нескольких предводителей персидских дружин. Персидский отряд, отправленный в Дюбек, трое суток сражался с Сурхай-ханом, но не добился своей цели и отступил назад. Надыр-шах был разгневан коварством и непредсказуемостью Сурхай-хана: сегодня он искал мира с ним, завтра ссорился, а послезавтра опять предавал. Шах решил наказать этого зарвавшегося глупца так, что о его ярости у него на родине и через века не забыли. Он решил огромными силами пойти на Кази-Кумух, в своем родовом гнезде разгромить этого старого лиса, а его самого повесить на одной из башен крепости.

Сурхай-хан понимал, каков будет следующий шаг Надыр-шаха, чего он от него хочет: или его покорности, или его смерти. Он со своими дружинами снялся с позиций Табасарана и направился в Кази-Кумух, чтобы подготовиться и достойно встретить врага.