Текст книги "Невеста из коробки"

– Кажется, я понимаю твою мысль. Чтобы выручки от нее хватило на настоящего частного детектива.

– Но что мне теперь прикажешь делать с этим типом, который спит в машине у подъезда?

– Не думаю, дорогая, что, засветившись повсюду, они станут тебя убивать! Конечно, Глубоководный знает больше, чем говорит. Вероятно, он в курсе того, кто объявил на тебя охоту. Но почему-то ему невыгодно ставить тебя об этом в известность. Возможно, это кто-то из твоего самого близкого окружения. И если ты узнаешь имя, то чем-нибудь себя выдашь раньше времени. Наверное, они расставили силки…

– Он и не обязан сообщать мне имя, – буркнула Мила, сикось-накось накрашивая губы. – Ведь не я его настоящая клиентка. Вот как мне теперь с ним себя вести?

– Обыкновенно. Не вздумай показывать, что ты о чем-то догадываешься. Тогда лишишься вообще какой бы то ни было защиты. В конце концов, какая разница, кто ему платит! Главное – тебе сейчас это выгодно.

– Пока выгодно. Но что, если обстоятельства изменятся? Ты помнишь, – внезапно всполошилась она, – этот тип в самом начале проболтался, что дело может быть связано с наркотиками?

– Какой ужас! – почти без выражения сказала Ольга, едва не откусив фильтр от очередной сигареты. – Если ты попала в сферу интересов наркодельцов, я, Милка, за твою шкурку не дам и тех ста рублей, которые ты платишь Глубоководному.

– Но как я могла попасть?! – Мила лицом и руками изобразила полное недоумение. Обе сестры любили жестикулировать. Ольга время от времени делала мягкие выразительные пассы, кисти же Милы пребывали в постоянном движении, как у карточного шулера. – Я ничего не брала на хранение, я…

– Милка! – совершенно неожиданно выдала очередную грандиозную идею Ольга. – А что, если тебя использовали втемную? Когда ты ездила к ребенку в Берлин? Допустим, всю кашу заварил твой Орехов. Подложил тебе что-нибудь в чемодан, дал сигнал своим людям, объяснил, в какой гостинице ты остановишься… Там, в Берлине, они проникли в твой номер и вытащили у тебя из-под подкладки плаща свой товар. Или из чемодана, у которого есть второе дно. Это ведь ваш общий с Ореховым чемодан, сечешь?

– Орехов! – недоверчиво сказала Мила. – У него и так все классно. Он не станет заниматься наркотиками. Зачем? Он может делать бешеные деньги на легальных вещах. Он их и делает.

– Но если ему хочется больше? – В глазах Ольги сверкнула жадность. Она могла войти в какой угодно образ. Сейчас, вероятно, она пребывала в образе алчного Орехова.

– Не забудь, дорогая, что к Лешке я ездила не так давно, Орехов уже ушел от меня. Впрочем… подожди! Он хотел вернуться. Кажется, как раз накануне поездки. Он очень хотел вернуться! Помнишь, я рассказывала тебе обо всех его ухищрениях? Сначала-то он вообще был уверен, что я буду прыгать до потолка. Явился с букетом цветов, со своим любимым ноутбуком и сменой белья. Когда я не кинулась ему на шею, он просто обалдел. Две ночи провел на кушетке в маленькой комнате. Потом оскорбился по-настоящему и ушел навсегда.

– Вот так вот! – сказала Ольга. – Поэтому ты и попала в поле зрения наркодельцов.

Она говорила с такой уверенностью, будто у нее уже были неопровержимые доказательства.

– Но за что меня хотят убить? – продолжала недоумевать Мила. – Раз я доставила наркотики по назначению?

– Может быть, они думают, что ты обо всем догадалась?

– Полагаешь, они используют курьеров один раз, а потом убивают? И Орехов пожертвовал мной, невзирая на то, что я мать его сына?

– Да, как-то все нескладно, – вынуждена была согласиться Ольга. – Что же делать? Что делать?

– Заняться бизнесом, – решительно ответила Мила.

– Только не вздумай затевать варить свою мазь завтра с утра.

– Почему? Я как раз хотела утром.

– С ума сошла? У прадеда юбилей, съедутся Лютиковы со всего мира. Родители тебе не простят, если ты не появишься в ресторане.

– Да, да, конечно! – хлопнула себя по лбу Мила. – У меня ведь по всему дому прилеплены записки о дне и часе мероприятия!

– Надеюсь, ты Гуркина предупредила заранее?

– Еще бы, куда я без него? Слава богу, с ним не стыдно показаться на людях.

– Да, я тебя понимаю, как никто. Хотя мой Николай, конечно, будет поглавнее твоего Гуркина.

Мила поглядела на нее с сожалением.

– И сладость заблуждений горячит мне рот, – пробормотала она.

Половица за дверью снова чуть слышно скрипнула.

12

– Как мы станем действовать дальше? – поинтересовалась Мила у Листопадова, когда они достигли площадки второго этажа и остановились возле двери в ее квартиру.

– Пока шеф ведет расследование, я намерен охранять вас днем и ночью.

– А где вы будете спать?

– Подремлю в кресле, если вы не возражаете.

«Откуда он знает, что у меня есть кресло?» – испугалась Мила.

– У вас есть кресло? – тут же спросил Листопадов.

– Да, но…

– Вы ведь не стремитесь остаться ночью одна?

– Нет! – вскрикнула Мила. – Заходите поскорее. Только… только… Завтра после обеда придет мой, ну, как бы это сказать, бойфренд. Я не хочу ему рассказывать о Софье, покушениях, пистолете. Он такой впечатлительный!

Листопадов кивнул. В его глазах мелькнуло пренебрежение к впечатлительному Гуркину. На самом деле Мила не стремилась ничего рассказывать ему, чтобы не напугать. Может быть, Гуркин – трус, каких поискать? У нее никогда не было случая проверить на деле, каковы его бойцовские качества.

Гуркин был просто сопровождающим, ширмой, за которой Мила прятала от всех свою женскую неустроенность. Расскажи она ему, что за ней охотится убийца, Гуркин может сбежать. Придумает предлог – сколько можно нагромоздить врак! – и смоется. Займет выжидательную позицию. А Мила просто не переживет, если ей придется появиться в ресторане в гордом одиночестве. Даже будучи замужем, она всегда чувствовала себя неполноценной, если вдруг Орехов сражался за очередной проект и ей приходилось всем и каждому объяснять, почему она разгуливает одна среди сонма гостей.

На следующий день перед приходом Гуркина Мила бестрепетно выставила Листопадова на лестничную площадку. Тот поднялся на один пролет и затаился там, поглядывая в окно подъезда. Гуркин, который появился ровно в пять, ему откровенно не понравился. Несмотря на спортивную фигуру и бравую осанку, у него были суетливые глаза и мягкий подбородок. И принадлежал он к той породе мужчин-симпатяшек, у которых чересчур розовая кожа и весьма неопределенные контуры лица. «Странно, – подумал Листопадов. – Этот тип вовсе не подходит такой женщине, как Лютикова. Она не тянет на роль лидерши, он же – явный подкаблучник».

Тем временем Гуркин вторгся на территорию, охраняемую Листопадовым, привычным жестом нажал на кнопку звонка и, когда ему открыли, ласково сказал:

– Здравствуй, Тыквочка! А вот и я!

Несмотря на то, что никто его не видел, Листопадов закатил глаза, решив поделиться впечатлением хотя бы с самим собой. «Тыквочка! Застрелиться можно».

Гуркин тем временем втиснулся в коридор и широко улыбнулся невыспавшейся Миле. Ночное дежурство Листопадова в кресле не только не успокаивало ее, но, напротив, заставляло нервничать еще больше. Ей показалось, что он заснул, как только погасили свет. Бегать к окнам при нем было стыдно, но и на него полагаться не получалось. Кроме того, зная теперь о том, что Глубоководный работает на самом деле на кого-то другого, Мила вообще сомневалась в безвредности Листопадова. Короче говоря, ночь прошла нервно.

– Ты плохо выглядишь, – заметил Гуркин, стаскивая куртку. Сегодня на нем был лучший его костюм и шелковый галстук в благородную крапинку. – Сколько у нас до выезда?

– В ресторане надо быть в семь, времени вагон, так что я ухожу в ванную.

В этот момент зазвонил телефон. Мила бросилась к нему. Каждый звонок теперь ее тревожил. На проводе был Орехов.

– Алло! Э-э-э… – Он на секунду замялся, раздумывая, как ее назвать. Потом наконец добавил: – Милочка, это я.

– Ну? – спросила та, втайне надеясь, что Орехов раскаялся и сию секунду предложит ей защиту и покровительство.

– За тобой заехать?

– Заехать? Что ты имеешь в виду?

– Юбилей твоего прадеда, разумеется.

– А какое ты теперь имеешь к нему отношение? – рассердилась Мила.

– Иван Евгеньевич меня пригласил.

Мила тотчас же вознегодовала:

– Ивану Евгеньевичу, если ты запамятовал, сегодня исполняется сто лет! Он, конечно, мог тебя пригласить, потому что у него склероз и он забыл, что мы с тобой разводимся.

– Он не забыл, – хмыкнул Орехов, – и пригласил меня, невзирая на то, что мы разводимся. Я не смог ему отказать.

– Ах, ты не смог! – ехидно ответила Мила и подумала: «Со мной-то ты обошелся по-другому!»

– Так за тобой заехать? – спросил Орехов уже более нетерпеливо.

– Не стоит, я ведь теперь не одна.

– Да-да, мне, кажется, рассказывали что-то про юношу, которого ты от расстройства допустила до тела.

– Я не от расстройства допустила! – возразила Мила, запыхтев от неудовольствия. – Он меня соблазнил! Красиво ухаживал, пал к ногам. Я просто не устояла, и так поступила бы на моем месте любая женщина.

– Кажется, падение произошло сразу после того, как ты узнала про нас с Ларисой? – съехидничал Орехов.

– Послушай, ты меня пугаешь, – сказала Мила. – Судя по всему, ты все еще испытываешь ко мне сильный интерес.

Орехов злобно гавкнул:

– Тебе показалось.

– Нет, ну как же? Мне лично уже наплевать давно и на тебя, и на твою Ларису…

– Тыквочка! – раздался за спиной Милы истерический крик Гуркина. – Ты забыла про ванную! Там настоящий потоп! Что делать?! Все плавает!

Тут же изо всех сил застучали по батарее, раздались неясные крики и даже приглушенный визг.

– Ах, Орехов, у меня наводнение! Так что прощай, встретимся в ресторане! – воскликнула Мила и бросила трубку.

Тут же телефон взорвался снова, и одновременно раздалась трель входного звонка. Не обращая на них внимания, Мила бросилась на место происшествия и увидела, что из крана хлещет вода и, перетекая через бортик наполнившейся ванны, красиво ниспадает вниз широкой радужной занавесочкой. Все, что было на полу, теперь погрузилось под воду и плавало внутри, как в аквариуме.

– Что же ты кран не закрыл? – закричала Мила, сердясь на Гуркина.

– Но я же в костюме! – возразил тот, отступая подальше. – Как я потом поеду?

Сорвав с себя халат, Мила полезла двумя руками в ванну, вырвала затычку и прямо в комбинации побежала открывать дверь. На пороге стояла миниатюрная девушка, свежая, словно цветок ландыша, с огромными глазами олененка Бэмби и прижимала к груди маленькие ладошки.

– Людмила Николаевна! – выдохнула она. – Вы затопили Капитолину Захаровну!

– Я знаю, милая, знаю! Видите, что у меня!

Мила кинулась обратно в ванную и начала вычерпывать воду тазиком.

– Ах, ах! – запричитала девушка. – Я вам помогу!

Она сбросила шлепанцы и босиком вошла в воду, подхватив стаканчик из-под зубных щеток.

– А вы кто? – спросила Мила, жмурясь от летящих во все стороны брызг, которые сама же и поднимала.

– Я медсестра. Из фирмы «Для бабушек и дедушек». Меня зовут Жанна. Прихожу к Капитолине Захаровне несколько раз в неделю. Делаю ей уколы, приношу продукты, убираю иногда. Выполняю все, в чем она нуждается.

В этот момент на пороге ванной появился Гуркин в трусах и майке.

– Я готов! – сказал он и, увидев Жанну, густо покраснел. – Извините. Я не знал, что у нас гости.

– Это не гости, – отрывисто бросила Мила, мельком полюбовавшись спортивной фигурой Гуркина, которую он максимально обнажил для работы с водой и тряпкой. – Это медсестра, которая ухаживает за Капитолиной Захаровной, соседкой снизу.

– Очень приятно познакомиться, Андрей! – сказал Гуркин, скромно потупясь.

– Жанна, – тоже потупясь, ответила медсестра и вылила воду из стаканчика мимо ванны.

«Господи, какие страсти-мордасти! – подумала невольно уязвленная Мила и принялась возить тряпкой по полу. – В конце концов, Гуркину нет еще тридцати, почему бы ему и не обалдеть от столь очаровательного существа, как эта медсестра?» Тут же ей в голову пришла идея нового рассказа. Гуркин на роль главного героя, конечно, не годился. «Пусть будет роман между медсестрой с первого этажа и частным детективом с третьего. Надо приплести сюда какое-нибудь преступление и ревнивого молодого человека», – рассуждала Мила.

Вытерев досуха пол, она полезла в душ и долго лила себе на голову горячую воду, в надежде, что начавшаяся мигрень капитулирует. Вымывшись и надев чистый халат, Мила обнаружила полуголого Гуркина и ясноглазую Жанну в коридоре возле приоткрытой двери. Оба были возбуждены сверх меры и чирикали о каких-то глупостях.

– Спущусь к Капитолине Захаровне, – сообщила Мила, – извинюсь и оценю хотя бы приблизительно причиненный ущерб.

«Нет-нет, срочно нужно варить бабкину мазь, – думала она, мчась по ступенькам вниз. – Деньги нужны как воздух. Деньги требуются каждый день, и много. Столько, сколько мне надо, я не зарабатываю. Придется напрячься по-настоящему. Скоро очередная выплата Гуркину, и теперь наверняка придется раскошеливаться на побелку потолка у Капитолины Захаровны».

Могучая, усатая и громогласная Капитолина Захаровна громоздилась в кровати, задрапированная пледом, и смотрела телевизор. Узрев Милу, она подмигнула ей и весело гаркнула:

– Ну что, растяпа Николаевна, кран забыла выключить?

Покойный муж соседки, так же, как и обретавшийся где-то на Севере сын, служили военными. Вся семейка была шумлива и отличалась посконной простотой. Болезнь, свалившая Капитолину Захаровну с ног, не испортила ее веселого нрава.

– Взгляну на потолок, если не возражаете, – промямлила Мила и шмыгнула в кухню. Здесь было довольно чисто, только кухонный стол загромождали баночки, коробочки и бутылочки из-под лекарств. «Надо будет спросить, нет ли у нее пустых, – подумала Мила, прикидывая, сколько мази удастся изготовить из того пакетика корешков, который она притащила домой из Митяева. – Может быть, здесь найдется что-нибудь от головной боли?»

С потолка падали крупные звонкие капли. Почти повсюду медсестра Жанна подставила под струйки ведерки и тазики. Недолго думая, Мила выхватила из общей кучи подходящую коробочку и, достав таблетку, запила водой прямо из-под крана. Как раз в этот момент в кухне появилась пунцовая Жанна. «Видно, ей неловко, что она кадрила моего Гуркина, – подумала Мила. – По идее, я должна быть недовольна этим обстоятельством». Впрочем, она на самом деле была недовольна. Она как-то уже привыкла считать Гуркина своей собственностью. Кроме того, молодой ловелас обязан помнить, за что ему платят деньги. А если он будет терять голову от каждой медсестры, забежавшей в квартиру, то может свою роль благополучно провалить.

– Вот, – сказала Жанна, с грустью взирая на потолок. – Что теперь будет, Людмила Николаевна?

– Будет ремонт. Пусть потолок сначала подсохнет, потом я рабочих пришлю, – вздохнула Мила и направилась к выходу.

Попрощавшись по дороге с Капитолиной Захаровной, которая, увлекшись телевизионным действом, даже не делала попыток ее задержать и втянуть в беседу, Мила вышла на лестничную площадку. Когда она уже подходила к собственной двери, сверху высунулся взволнованный Листопадов.

– Что у вас произошло? – сдавленным голосом спросил он.

– Забыла кран закрыть и протекла на соседку. Ходила извиняться и оценивать материальный ущерб.

Листопадов вслух посочувствовал, а про себя подумал, что во всем виноват приход Гуркина. «Они наверняка целовались в коридоре и забыли про включенную воду», – решил он. Почему-то ему было досадно, что его подопечная без ума от этого типа. «Вероятно, он безмозглый болван», – мстительно подумал Листопадов и удивился самому себе.

Между тем Константин Глубоков, у которого закончились отгулы, разговаривал с Борисом по телефону.

– Что мне делать? – спрашивал он. – Лютикова через некоторое время потребует отчет, и я буду иметь бледный вид. Настоящий частный детектив к этому времени уже выяснил бы массу нужных вещей.

– Господи! Запудри ей мозги, скажи, что прорабатываешь разные версии… Ты не обязан отчитываться за каждый шаг.

– Но она хочет узнать, кто на нее покушается!

– Я уверен, что эти покушения как-то связаны с нашим «невидимкой». Узнаем, во что впутался дед, – раскроем и покушения, точно тебе говорю!

– Но как мы можем что-то узнать, если ничего не делаем?

– Как это мы ничего не делаем? За Лютиковой следит наш человек!

– Но ведь он ее просто охраняет!

– Ему велено подслушивать разговоры, запоминать гостей и немедленно сообщать нам обо всех подозрительных деталях.

– Это может длиться вечно, – рассердился Константин.

– А чего ты хочешь? Большей близости к Лютиковой? Женись на ней!

– Я подумаю, – буркнул тот и положил трубку.

13

Мила тем временем мучила волосы, пытаясь своими силами уложить их в вечернюю прическу. Виноватый Гуркин снова надел костюм и теперь делал вид, что читает газету.

– Как я поеду в ресторан с такой мигренью? – рассердилась Мила, отбрасывая расческу. – Нет ли у тебя, Андрюша, таблеточки от головной боли? Капитолинзахаровнина мне что-то не помогла.

– Таблетка у меня есть, но лучше выпить горячего чаю с медом. Ты ведь наверняка начнешь вечер с алкоголя. А мешать алкоголь с обезболивающим – последнее дело.

Когда Гуркин удалился на кухню готовить обещанный чай, Мила бросилась к его пиджаку.

– Дурак, – шепотом обругала она его. – Если бы головная боль проходила от чая, половина фармацевтических фирм разорилась бы.

Обнаружив во внутреннем кармане пиджака трубочку с таблетками, она подумала: «Да-а… Непросто дается аспирантам наука. Небось мозги егозят днем и ночью». Когда она клала таблетки на место, то услышала, как в другом кармане звякнули ключи. Невинное любопытство повело ее руку в нужном направлении, и через секунду она разглядывала то, что извлекла на свет божий. Это, без сомнения, были ключи от машины. «Вот так номер! – опешила Мила. – Как такое может быть? Бедствующий Гуркин, который за полторы тысячи рублей готов тратить на меня пропасть времени, оказывается, имеет машину? И зачем-то скрывает это от меня».

Она положила ключи назад в карман и после некоторого размышления решила, что на самом деле все наверняка не так, как выглядит. «Кажется, я и сама могу придумать ответ на свой вопрос, – рассудила она. – Наверняка машина не его. Или друга, который одолжил ее Гуркину для того, чтобы тот встретил кого-то из родственников на вокзале, или вообще казенная. Возможно, завтра Андрюше придется с самого утра возить профессоров по городу на разные заседания. Есть и третий вариант – Гуркин подрабатывает где-то еще. Допустим, несколько дней в неделю он возит по магазинам какую-нибудь фифу из богатых, которая сама водить не умеет». Успокоенная, Мила вернула ключи на место и отправилась на кухню пить чай.

Памятуя, что в ресторан явится Орехов, все оставшееся время она усердно трудилась над собой и в конце концов добилась потрясающих результатов. Даже обычно сдержанный Гуркин несмело присвистнул, когда она предстала перед его взором.

Первым в ресторане, куда они прибыли, им повстречался как раз Орехов. Он со сдержанной усмешкой кивнул Гуркину и сейчас же обратился к Миле:

– Мне кажется, Милочка, нам следует подойти к прадедушке вместе.

– Втроем? – изумилась та. – Не думаю, что это хорошая идея.

– Зачем втроем? Только мы с тобой. Ты и я. В конце концов, мы еще не разведены.

– Если ты хочешь рассердить Андрея, то у тебя не получится. Он выше ревности и мелких дрязг, правда, дорогой?

Гуркин победоносно улыбнулся, вскинув голову и придав подбородку некоторое подобие твердости.

– Может быть, ты познакомишь нас, как полагается? – сладенько улыбнулся Орехов, с преувеличенной торжественностью протягивая Гуркину руку. – Илья. А вы, кажется, Андрюша?

– Друзья зовут меня Андреем. Но если вам нравится все уменьшительно-ласкательное, я не против Андрюши, – ответствовал тот, напыжившись.

– А ты бледна, – снова обратился Орехов к жене, изображая всем лицом тревогу и заботливость.

– Всего лишь мигрень. А ты что подумал? Что на меня подействовала встреча с тобой?

– Трудно так не подумать, – пожал плечами Орехов. – В прошлое наше свидание ты тоже выглядела не лучшим образом.

– Потому что у меня были серьезные проблемы.

– Кстати, ты их уже решила?

– Решаю, – неопределенно ответила та и, взяв Гуркина под руку, плавно обвела его вокруг Орехова.

Они направились к имениннику вручать подарок. Гостей в банкетном зале было много, как раз в этот момент они начали усаживаться за столы, смеясь и переговариваясь. Дамы все поголовно были декольтированы и надушены. Именно они рождали вокруг себя оживление и держали в тонусе казавшихся издали почти одинаковыми мужчин.

– Тебе не кажется, что для прадедушки этот праздник слишком многолюден? – спросил подкравшийся сзади Орехов, воспользовавшись тем, что Гуркин отвлекся. – Вот, выпей, голова пройдет. – Он протянул ей фужер с красным вином. – Или ты после нашего разрыва уважаешь только очень крепкие напитки? Такие, которые напрочь отшибают память?

Мила рассердилась. Уж не намекает ли гнусный Илья на то, что она безутешна? И топит свое горе в сорокаградусной? Приняв фужер, она мелкими глотками расправилась с его содержимым, не останавливаясь, чтобы передохнуть.

– Умница, – похвалил Орехов, отнимая у нее пустую посудину. – Вот увидишь, очень скоро ты почувствуешь себя совсем по-другому.

Он оказался прав. Через некоторое время, когда народ наелся и пошел плясать и вовсю общаться, Мила ощутила внутри себя первые симптомы неблагополучия. Гуркина увели на перекур две ее двоюродные тетки. Он преподносил им огонек и дежурно улыбался. А они бегали вокруг него и гладили по рукавам пиджака.

– Мама, – сказала Мила, пробравшись к сидящей неподалеку от задремавшего прадедушки матери. Та была окружена горсткой стариков и старушек, носивших фамилию Лютиковы. – Мама, со мной что-то не так.

– Дорогая, не комплексуй, ты потрясающе выглядишь! – мельком глянув на нее, ответила та.

– Дело не в этом, мама. Мне совершенно внезапно стал нравиться Николай.

Мила неотрывно глядела на Ольгиного мужа, стоявшего в самом темном углу банкетного зала. Он что-то подбирал с большой тарелки, которую держал на весу.

– Не понимаю, чем ты так расстроена, – ответила мама в промежутке между репликами своих дряхлых собеседников. – Вся семья будет только рада, если ты прекратишь его третировать.

– Мама, он мне больше чем нравится, – пробормотала Мила, делая первый неуверенный шаг в сторону Николая. – Он выглядит божественно. Странно, почему я не замечала этого до сих пор?

Ей показалось, что в зале стало гораздо жарче, чем раньше, и еще откуда-то неожиданно зазвучал внутренний голос. Он стал поспешно нашептывать ей, что с Николаем непременно следует познакомиться поближе. Ведь недаром же от него тащатся все женщины. Разве она не такая, как все? Чем она хуже?!

Дальнейшее ей помнилось достаточно смутно. Вроде бы подходил к ней Орехов с длинным жеребячьим лицом и подносил новые фужеры красного вина. Еще она помнила близкие глаза Николая, и его калиброванные зубы, и разъяренную физиономию Ольги, которая держала перед ее глазами пальцы щепотками, как будто собиралась царапаться. Потом появился пахнущий болгарским табаком Гуркин, он что-то приговаривал, словно воркующий голубь, и прижимал голову Милы к своей груди.

Ее почему-то начал вдруг страшно раздражать его крапчатый галстук, и она вцепилась в него зубами и принялась терзать, истекая слюной. Потом ей стало смешно, потому что все вокруг сделалось размытым и звуки куда-то провалились. Гости открывали рты и ожесточенно размахивали руками, как онемевшие спортивные болельщики. Мир начал вращаться – сначала медленно, но с каждой минутой все быстрее и быстрее, и Мила по этому поводу хохотала так, что на глазах выступили слезы.

Очнулась она от страшного сотрясения и, приоткрыв глаза, увидела над собой широкое лицо Листопадова.

– Жива, кажется, – сказал Листопадов странным голосом и зачем-то потянулся к ней ртом.

Поскольку Мила не чувствовала в себе никакого желания до такой степени с ним сближаться, она согнула ноги в коленях и изо всех сил выпрямила их. Издав тихое хрюканье, Листопадов куда-то улетел. Взору Милы открылось бездонное черное небо без звезд. Скосив глаза, она увидела с краешка этого неба светящуюся вывеску ресторана. Значит, они все еще гуляют на столетии прадеда?

В этот миг над ней кверху ногами появилась физиономия Гуркина. У него был фингал под глазом и изорванный галстук.

– Тыквочка! – дрожащим голосом попросил он. – Не бей меня!

– Бить тебя? – удивилась Мила, почувствовав, что лежит ни больше ни меньше как на холодном асфальте. – Разве у меня может подняться рука?

– По моим наблюдениям, – робко сообщил Гуркин, – она должна была уже устать. Вставай, Тыквочка!

Он перебежал на другую сторону и, схватив Милу за руки, изо всех сил потянул ее вверх.

Приняв вертикальное положение. Мила увидела согнувшегося пополам Листопадова.

– Что это с ним? – спросила она, тряхнув головой.

– Не знаю, – пробормотал Гуркин. – Кажется, кто-то ударил его ногами.

– Ах! – сказала Мила. – Досадно, что так получилось. Листопадов! – позвала она. – Садитесь за руль, мне срочно нужно домой. Писать рассказ о медсестре Жанне.

– Зачем о Жанне? – почему-то испугался Гуркин.

– Она вся такая розовая, как будто бы ее вылепили из жвачки, – охотно пояснила Мила. – Должно получиться очень красиво. Жвачная история! Детектив с верхнего этажа прилипает к медсестре с первого.

– Почему ты на «вы» со своим братом? – продолжал допытываться Гуркин, схватив Милу в охапку и двигая ее в направлении машины.

– Кто такой у меня брат?

– Саша, – мотнул Гуркин головой на продолжавшего скакать в сложенном состоянии Листопадова.

– Никакой он мне не брат! – возмутилась Мила. – Он мой хыр… хыр…

– Что-то я не могу придумать родственников, начинающихся на «хыр».

– Телохранитель, – выговорила наконец Мила.

– Откуда у тебя телохранитель? – не отставал Гуркин, запихивая ее на заднее сиденье и загружаясь следом. – Зачем?

– Мне прислали его сверху, – пробормотала Мила, чувствуя, что ее начало клонить в сон. – Все так сложно объяснить, Андрей. Это все очень глубоко… Глубоководно!

Впоследствии ей вспоминалось, что будто бы, приехав домой, она действительно уселась за письменный стол и сочиняла длинный, путаный рассказ о медсестре Жанне, потом совала его в большой конверт, надписывала адрес редакции и требовала у Листопадова, чтобы он немедленно бежал на улицу к почтовому ящику и опустил этот шедевр в него. Когда за ним захлопнулась входная дверь, Мила окончательно провалилась в пустоту.