Текст книги "Рукопашная с Мендельсоном"

– Мельченко Григорий Борисович, слышали? Химик с мировым именем, с недавнего времени работает в новом институте прикладных нанотехнологий. Один из ведущих сотрудников. Входит в состав жюри фестиваля.

– Сами-то вы откуда? – решила пока отойти от животрепещущей темы Лайма, хотя последняя информация сильно ее заинтересовала. – Из Сызрани или Чисторецка?

– Из Нижнего Тагила, – смутился Синюков. – Вообще-то я директор музыкальной школы, но с тех пор, как стал членом оргкомитета, все время отдаю только ему. И в Чисторецке живу уже почти год – с тех пор, как принято решение проводить фестиваль здесь.

– А как же ваша работа в музыкальной школе?

– Ради идеи пришлось бросить все, даже семью. Пропаганда народного творчества – это святое! – тяжело вздохнул Синюков, который, похоже, сделал в жизни трудный, но необходимый выбор.

Во время разговора в комнату периодически заглядывали какие-то люди, но, увидев, что заместитель председателя оргкомитета занят, осторожно прикрывали дверь. Когда немного озадаченные члены группы «У» с анкетами, которые им предстояло заполнить, вышли в коридор, там уже скопилась небольшая очередь желающих пообщаться с господином Синюковым. Видимо, по поводу разных фестивальных дел.

– Ну и как тебе все это нравится? – поинтересовался Медведь у Лаймы, которая молча и сосредоточенно вышагивала по коридору.

– Мне как раз все это ужасно не нравится, – задумчиво протянула Лайма. – А ведь куратор наш прав! Спонсоры удивительные, совсем денег не считают. И повод для переезда фестиваля в Чисторецк просто потешный. Бабушки-чечеточницы!

– И еще Мельченко в жюри. – Иван состроил озабоченную мину. – Ученый-химик будет определять лучших музыкантов и певцов! Как это у него получится, интересно?

– Никак. Валентность он будет у них определять, – вздохнула Лайма. – Давайте анкетами пока займемся, а то, чувствую, здесь у нас дел будет – невпроворот.

– А документы этот Синюков у нас даже не спросил, – вдруг ожил Корнеев. – Я же говорил тебе. Не бойцы эта интеллигенция, что с них возьмешь?

* * *

В особнячке оргкомитета был специально оборудован небольшой зал, оснащенный удобными столами, мягкими креслами и компьютерами. Здесь гости фестиваля могли спокойно разобраться со всеми необходимыми регистрационными и прочими документами.

Когда группа «У» возникла на пороге зала, тут уже корпело над бумагами человек пятнадцать. Среди них выделялись несколько живописно одетых персонажей. Двое были в роскошных тюрбанах и цветастых кафтанах, и вокруг них распространялся отчетливый запах восточных благовоний. Еще один, с кожей угольно-черного цвета, носил полупрозрачный наряд, сделанный из перьев. Из того же необычного материала был, видимо, изготовлен и его многоэтажный головной убор. В дальнем углу приютилось трио в черных шароварах, черных же домотканых рубахах а-ля Брюс Ли и конических шляпах с нечеловечески широкими нолями, завязанных под подбородком. Даже на таком расстоянии был слышен их высокий, резкий, но все же странно мелодичный говор. Доносились фразы на английском, немецком и, кажется, французском.

Оглядев этот веселый табор, Лайма сказала:

– Быстро все заполняем и уходим. Надо срочно ученых разыскивать, а с фестивалем еще успеется.

Расправившись с простенькими анкетами, они вернулись в знакомый кабинет. Синюков, видимо, решал вопросы быстро, так как очереди больше не было. Убедившись, что бумаги в порядке, он поинтересовался, как с жильем и питанием.

– Все нормально, – успокоила его Лайма. – Мы пока остановились в «Юбилейной».

– Да что вы! – всплеснул руками Дмитрий Васильевич. – Немедленно переезжайте в «Содружество». Я сейчас дам вам туда направление. Все музыканты будут жить в «Содружестве».

– А что это такое? – осторожно поинтересовалась Лайма.

– Это та замечательная гостиница-общежитие, которую построили специально к фестивалю. Я же вам говорил!

– Ах, да, да, конечно, большое спасибо.

– Там и денег платить не надо, все за счет спонсоров.

Вместе с направлением в гостиницу Синюков еще вручил Лайме талоны на питание в гостиничном ресторане.

– На весь ваш дружный коллектив, – торжественно произнес он, протягивая розовые бумажки с печатями. – В общем, сегодня отдыхайте, устраивайтесь, а завтра – милости просим на общее собрание музыкальных коллективов. В четырнадцать часов в Летнем театре. Пропуска участникам будут выдавать завтра. Вы фото свои оставили? Прекрасно. И еще – вот вам программа фестиваля. Тут все расписано по дням и часам – кто и когда выходит на сцену, пресс-конференции, дружеские встречи, официальные мероприятия. Обратите внимание на день и время вашего выступления. Да, еще момент! Вы как руководитель коллектива будете участником «круглого стола» на тему «Народная музыка – посол мира», а также пресс-конференции перед официальным открытием нашего музыкального форума. Фестиваль закончится грандиозным гала-концертом с участием всех музыкантов. Будет банкет и потрясающий фейерверк!

– Хорошо, хорошо, – испуганно пробормотала руководитель коллектива. – Большое спасибо за заботу. Как-нибудь мы со всем этим разберемся.

После чего без промедления двинулась к выходу. Но Синюков истолковал ее слова по-своему и прокричал вдогонку:

– Как-нибудь не надо! Разберитесь с конкурентами как следует! Мы надеемся, нет – мы верим в нашу и вашу победу на конкурсе! «Заводные матрешки» – вперед!

В первой части восторженной тирады заместителя председателя оргкомитета явно слышались отзвуки крутых мафиозных разборок, во второй – эхо олимпийских баталий.

– Вперед! – эхом откликнулась Лайма и сжала руку в кулак, демонстрируя волю к победе. Потрясла кулаком над головой и быстро скрылась за дверью.

* * *

– Ну вот, – подводила итоги первых часов на чисторецкой земле командир группы «У». – Теперь мы официально зарегистрированный музыкальный коллектив со всеми вытекающими отсюда неприятностями.

– Это какими же? – заволновался Медведь.

Группа в полном составе расположилась в гостиничном номере Медведя и Корнеева для того, чтобы обсудить свои творческие, а также шпионские планы. Корнеев сидел на стуле с сосредоточенной физиономией и держал руку в кармане ветровки. Лайма точно знала, что там у него мини-компьютер, готовый к работе. А возможно, уже и работающий.

– Всякими фестивальными мероприятиями, включая переезд в гостиницу «Содружество», где отныне мы будем проживать вместе с настоящими музыкантами, а также завтрашнее общее собрание музыкантов.

Иван пожал могучими плечами:

– А зачем переезжать? Нам и здесь хорошо.

– Затем, что мы приехали из Сыктывкара, а не из Ниццы, и мы народный коллектив, а не сборище богатых бездельников. К тому же оргкомитет настаивал, и я не решилась спорить.

– Понятно, – вздохнул Медведь. – А жалко. Тут классно. Но с другой стороны, переезд – это стратегически правильно. Ведь там все на виду, в одном месте. Наблюдать удобно – ходи себе по коридорам, внимательно смотри и слушай. И главное, ты вне подозрений, живешь на законных основаниях.

– А теперь – очень плохая новость, – заявила Лайма, переводя взгляд с Медведя на Корнеева и обратно. – Выступление фолк-панк-фьюжн-группы «Заводные матрешки» назначено на послезавтра. Оргкомитет настаивает на том, чтобы график не пересматривался. Он утвержден раз и навсегда – и баста.

– Ты шутишь? – Медведь обеспокоился уже всерьез. – Допустим, на собрание мы еще можем сходить. Но выступать! Ведь решено было уклониться от выступления, я правильно понял?

– Иван, ты видел этого Синюкова? Он нам теперь проходу не даст, живыми не отпустит. Знаю я таких типов – опасные фанатики, маму родную принесут на алтарь того дела, которому служат. Синюков служит исключительно фольклорной музыке всех народов Земли. Но предпочтение отдает отечественной.

– К величайшему сожалению, где-то уже затерялись три коллектива, – поддержал командира Корнеев. – А тем, кто все же добрался до Чисторецка, этот гад затеряться не даст.

– Иван, придется выступать, – сочувственно сказала Лайма. – Надо только придумать, как именно.

– А что тут думать? – пожал плечами Корнеев. – Пять минут общественного позора, зато потом сможем нормально работать – охранять ученых; обезвреживать террористов.

– Если террористы тут вообще водятся, – пробурчал Медведь, которого необходимость выходить на сцену ужасно расстроила.

– Надо разработать план, – заключила Лайма. Она всегда начинала с плана, когда не знала, что делать.

– Первое и самое главное – отбиться от фестиваля, – сразу же заявил немузыкальный Корнеев.

– Ладно, ты прав. Нам нужно провалить выступление. Тогда Синюков утрет слезу и забудет про нас. И мы сможем появиться только на закрытии – там обещан гала-концерт, в котором мы по причине полной бездарности участия принимать не будем. А также пьянка и роскошный фейерверк.

– Плохо выступить – тоже большое искусство, – философски заметил Корнеев. – Надо выступить так, чтобы про нас просто забыли, а не тыкали пальцами на улицах всю неделю. Чисторецк – город маленький, все на виду. А музыканты – народ памятливый.

– Тоже правильно, – признала правоту компьютерщика Лайма. – Давайте думать, как поступим.

– Да чего тут думать? Выпустим Ивана со стиральной доской и ложками – он сбацает что-нибудь типа «Светит месяц, светит ясный». Иван, ты же сам рассказывал, помнишь? А мы на подтанцовке, – вынес приговор Корнеев.

– Исключено, – твердо сказал Лайма. – В смысле – подтанцовка исключена. Везде четко сказано, что у нас трио музыкантов-исполнителей, причем один из них – певец, солист.

– А на чем они должны играть? – заинтересовался Корнеев.

– Кто?

– Ну, трио. То есть мы.

– К счастью, техническая сторона дела нигде не зафиксирована. Так что ложки и прочая кухонная утварь сойдут, однако нужно что-то еще.

– Спасибо за доверие, – сказал Медведь. – Я в принципе не против вспомнить свою армейскую юность. Но сразу возникает вопрос – где мне взять инструменты?

– В ближайшем хозяйственном магазине, – быстро нашелся Корнеев. – Будешь у нас музыкант-хозяйственник!

– А ты бы лучше подумал, как выступать будешь, – обиженно буркнул Медведь, почувствовав, какая большая ответственность на него ложится.

– Я же говорил, у меня ни голоса, ни слуха, – напомнил Евгений.

– Тебе не удастся отвертеться, – сказала Лайма приказным тоном. – На сцену выйдем все.

– А ты сама как? – поинтересовался Медведь, единственный из группы, чья артистическая стезя была уже определена.

– Говорила ведь – в детстве мне купили пианино, на нем я и училась играть несколько лет. Но музыкальную школу так и не закончила.

– Только Синюкову не рассказывай, он этого не переживет, – пробормотал Корнеев.

– Шутки в сторону, у нас серьезная проблема, – не сдавалась Лайма.

– Тогда еще одно предложение. – Корнеев поудобнее устроился на стуле. – Я возьму бубен и стану его периодически встряхивать. Даже если и невпопад – ничего страшного, решат, что так задумано гениальным композитором.

– Бубен, бубен… – задумалась Лайма. – Да, ты знаешь, бубен сгодится. Молодец, у тебя изворотливый ум. Значит, так. Завтра идем за инструментами. Что нам нужно? Бубен, стиральная доска, деревянные ложки…

– Пила, – сказал Медведь. – Обязательно пила. У меня на пиле лучше всего получалось.

– Пила, что еще?

– Рояль для тебя, – напомнил Корнеев.

– Не рояль, а фортепиано. Думаю, у организаторов найдется. Все?

– Репертуар, – вдруг вспомнил Евгений. – Что исполнять будем?

В следующие полчаса выяснилось, что главные исполнители – Лайма и Иван – не могут найти ни единой точки соприкосновения. Лайма играла в детстве исключительно классические произведения, Медведь в армии – только русские народные, включая матерные частушки.

– Поступим так, – наконец постановила Лайма. – Я начну исполнять ноктюрн Шопена, не помню точно какой. Tакая грустная и трогательная лирическая мелодия. Только я до конца его не выучила, так что играть буду сколько смогу. Ты, Иван, постарайся подыграть мне на чем-нибудь. Когда я играть перестану, резко переходи на что хочешь, «Светит месяц» или частушки – пусть думают, что это такое новаторское решение. Женя, ты стучишь в бубен. Но редко и очень тихо.

– Это как? – изумился Корнеев.

– Не знаю! – рявкнула Лайма. – Как хочешь, только тихо. Если еще ты громыхать начнешь, вообще можно свет тушить.

Первую и единственную репетицию запланировали на завтрашний вечер. Главное – необходимо было провести ее без свидетелей, чтобы слухи о профессиональных навыках «Заводных матрешек» раньше времени не проникли в кулуары фестиваля.

Покончив с обсуждением художественной части, Лайма решила, что сейчас как раз самое время примерить костюмы, выданные им еще в Москве. Ей самой костюм подошел идеально – юбочка оказалась задорно короткой и позволяла продемонстрировать ноги, сапожки были мягкими, кофточка нарядной.

Мужские костюмы состояли из косовороток, расшитых у воротника, длинных кушаков, нешироких холщовых штанов и сапог. Корнеев немедленно поднял бунт, заявив, что ни за какие коврижки не выйдет на сцену в рубахе с узорами, да еще навыпуск. Лайма посмотрела на него вприщур.

– С этими твоими усиками, – сказала она ему, – ты совсем не похож на русский народ. А похож ты на татарского хана.

– Мало того, что хотите меня с бубном на сцену выгнать, так еще и дураком выставляете! – возмутился тот.

– На тебя хотя бы все налезло, – обиженно заметил Медведь.

Свою косоворотку он мог только приложить к груди. По размеру она вроде бы была ему впору, но вот голова Ивана в ворот пролезать не желала.

– Надо было Тагирову заранее с твоей башки мерку снять, – сказал Корнеев. – Не думаю, что в местных универмагах найдется что-нибудь подходящее. Уж больно ты, друг мой, нестандартный.

– Ладно, с этим разберемся позже, – приняла решение Лайма. – Рубаху в ателье не понесем: подозрительно. Сами тоже ее резать не будем. Надо что-то другое придумать.

– Если мы собираемся скрестить ноктюрн Шопена с пилой и «Месяцем», то абсолютно все равно, в каких костюмах мы выйдем на сцену, – резонно заметил Корнеев. – Публике будет начхать на это.

– И еще ты с бубном, – заметил Медведь. – Кстати, я слышал, что Синюков после совещания с оргкомитетом обратился с просьбой ко всем коллективам: носить национальную одежду каждый день. Чтобы у горожан был настоящий праздник. Разноцветные наряды, всякие пестрые косынки, шляпы – красота!

– Мы тоже придумаем себе что-нибудь экзотическое, – решил Корнеев. – Я не пойду на сцену в крестьянском барахле. – Он любил форсить и всегда одевался с некоторым шиком. – Слушай, Иван, что ты все на часы смотришь? Раздражаешь даже. У нас тут важное совещание.

– Дальше вы без меня будете совещаться, – сказал Медведь, поднимаясь. – Я лично еще должен сегодня на работу устраиваться. В институт, охранником. У меня время назначено.

– Да, конечно, Иван, ты иди, – всполошилась Лайма. – Смотри, аккуратней там, все-таки режимный объект. А мы тут еще немного поколдуем.

* * *

Когда Медведь через три часа вернулся в номер, то застал там Лайму и Евгения, которые о чем-то оживленно спорили.

– А, охранник наш явился! – поприветствовал напарника Корнеев. – Как дела на фронте борьбы с нелегальными посещениями секретного института?

– Пока не знаю, – пожал плечами Иван. – Но скоро выясню – завтра утром заступаю на первое дежурство.

– Так я и знала. А послезавтра – на сцену. Разве можно без сна и отдыха?

– Ничего, – успокоил ее Медведь. – Чтобы ты знала, я без сна и отдыха могу долго функционировать. Да и график здесь щадящий: день работаешь, три отдыхаешь. Так что если за неделю управимся, то мне и дежурить придется от силы пару раз.

– Пока ты оформлялся, мы тут все мозги сломали, с чего начать. – Лайма метнула взгляд на подробную карту местности, разложенную на журнальном столике. – Изучали окрестности, определяли месторасположение интересующих нас объектов. Кстати, как прошло оформление?

– Тагиров все устроил. Даже собеседования не было. Я такого раньше и не видел, обычно всю душу вынимают, а тут – раз, все готово, даже пропуск.

– Ладно, тогда присаживайся. – Лайма указала рукой на ближайший к ней стул и нахмурилась. – Теперь, когда мы снова в сборе, давайте подведем итоги. Значит, что мы имеем в сухом остатке?

– Ого, ты прямо как настоящий ученый-химик заговорила! – ухмыльнулся Евгений. – В образ входишь? Готовишься с головой погрузиться в научную среду?

– Хватит зубы скалить, – прервал его Медведь. – Дело серьезное, не перебивай командира.

– Так вот, – не стала отвлекаться на пререкания Лайма. – Как участники фестиваля мы зарегистрировались и наметили репертуар. Иван благополучно легализовался в институте. Все исходные данные на интересующих нас людей у нас имеются. Адреса, телефоны, места пребывания.

– И на третьего тоже? – уточнил пунктуальный Иван. – На бизнесмена этого, Шаткова? Он же вроде здесь не живет, как я понял?

– Зато ведет бизнес. У него уже тут и производство, и склады, и даже собственный дом с садом, гаражом, бассейном и охраной. Тут поработали люди Тагирова. Поэтому перед нами стоят две большие проблемы и одна маленькая, но серьезная проблемка.

Медведь и Корнеев молча смотрели на Лайму, ожидая продолжения. Медведю дико нравилось, когда Лайма командовала – ее глаза делались темными и прекрасными, как предгрозовое небо.

– Проблема первая – установить постоянное, насколько это возможно в наших условиях, наблюдение за Полянским и Мельченко. За Шаткова можно пока не тревожиться, он везде ходит с охраной, его дом тоже охраняется. Далее. Выяснить, чем наши подопечные занимаются здесь кроме основной работы. Стоит присмотреться к местам, где они чаще всего бывают, к их окружению.

– То есть, говоря попросту, вломиться к ним в квартиры и офисы, поставить «жучки», установить камеры наблюдения? – оживился Корнеев.

– Зачем так грубо? – поправил его Медведь. – Выражайся профессионально. Нам необходимо будет провести ряд специальных оперативных мероприятий для решения поставленных задач.

– Типа того, – кивнула Лайма. – Вторая проблема – найти террористов среди толпы музыкантов. Если они вообще существуют и приехали на фестиваль. В этом случае, смею заметить, они очень подготовленные ребята.

– Ну, как музыканты они наверняка профессиональнее нас, – резонно заметил Медведь.

– У нас нет возможности следить одновременно за таким количеством людей, – угрюмо сказал Корнеев. – Тут и технические средства не помогут. Нужна тотальная слежка, а ее организовать мы не в силах. Да Иван еще на сутки уходить будет.

– Распределим обязанности так, – постановила Лайма. – Тотально следить ни за кем мы не будем. За информацию по институту отвечает Иван. Разговоры, слухи, сплетни… К охранникам нормальные люди питают уважение, смешанное с робостью и даже некоторым страхом. Он же, если понадобится, проследит за Полянским вне института. В свободное от дежурства время, разумеется.

Я беру на себя Мельченко и Шаткова. Евгений, ты отвечаешь за все, что происходит на фестивале, знакомишься с приезжими – английский у тебя приличный. Следишь за самыми подозрительными, анализируешь ситуацию. Пытаешься вычислить террористов.

– Да там все подозрительные! – возразил Корнеев, почуявший угрозу своему любимому сетевому существованию. – Ты видела эти лица? А прикид? Да там каждого можно сажать за терроризм, не ошибешься.

– Задачу тебе облегчает тот факт, – невозмутимо продолжала Лайма, – что их должно быть трое. Трио, значит. К ним присматривайся особенно пристально.

– Слушаюсь, – печально ответил Корнеев и грустно посмотрел на свой ноутбук, сиротливо стоявший на столе возле окна.

– Не волнуйся, – проследив за его взглядом, повела бровью Лайма. – Возможно, тебе еще придется показать свое компьютерное мастерство и технический гений.

Корнеев глянул на нее исподлобья и тут же спросил:

– А что это еще за маленькая, но серьезная проблемка?

– Что нам сделать, дабы Иван не был опознан участниками фестиваля как охранник института, а в самом институте – как виртуоз-исполнитель из Сыктывкара?

– У меня документы на разные фамилии, – заметил Медведь. – В институт я оформлялся по одному паспорту, а в гостинице регистрировался по другому. Разве вы забыли?

– Так у тебя ж как в анекдоте – на сцену выйдет лицо, а не паспорт, – возразил Корнеев. – Придется все же гримировать. Так разрисуем – родная мама не узнает.

– И вообще, – обиженно прогудел Иван. – Я не понял, почему мне для поддельного паспорта такую нехорошую фамилию придумали?

– Да как же нехорошую? – искренне возмутился Корнеев. – Это ведь я Тагирову подсказал! Очень даже в жилу получилось – Иван Барсук! Здорово звучит, правда, Лайма?

Лайма фыркнула. Медведь угрюмо посмотрел на Корнеева, но больше спорить не стал. И перешел на деловой тон, поинтересовавшись:

– Какие еще планы на сегодня?

– Есть планы. Мы как раз с Женей, пока ты был в институте, маршрут продумывали. Хотим на разведку сходить. По местам боевой и трудовой славы наших ученых. Надо осмотреть хотя бы снаружи их жилища. Это несложно, учитывая, что живут они в одном подъезде. Тут, в Чисторецке, есть такой микрорайон, где строили дома для научной интеллигенции. Вот туда и сходим. Еще хотели на здание института взглянуть и на прилегающую территорию – вдруг пригодится. Заодно посмотрим на нашу Голгофу – Летний театр.

– Я уже видел институт, – напомнил Медведь.

– Ты был внутри. А вокруг что?

– Действительно. Тогда пойдем.

– Только позже. – Лайма посмотрела на часы. – Так спокойнее, да и нам не стоит особо мозолить глаза местным жителям. Надеюсь, все они рано ложатся спать.

– А пока давайте сходим поужинаем, – предложил Иван и похлопал себя по животу. Живот гулко отозвался.

– Согласна, – весело подхватила Лайма. – По-моему, последний раз мы нормально ели еще в самолете.

– В самолете мы не ели, а питались. Лично я последний раз нормально ел два дня назад в «Национале», – величественно молвил Корнеев. – И думаю, в следующий раз нормально поем там же.

– Пойдемте, граф, – сказала Лайма, вставая. – Надеюсь, здешний шашлык из бежавшей с каторги коровы вас не разочарует.

* * *

Вечерние сумерки опустились на Чисторецк, когда Лайма Скалбе, Евгений Корнеев и Иван Медведь вышли из гостиницы «Юбилейная» и отправились в свой первый рейд по местам вероятных сражений. В «Содружество» решено было переезжать завтра, а сейчас им хотелось освоиться в незнакомом городе.

Чисторецк на свежего человека производил довольно приятное впечатление. Умилял тихий и очень зеленый центр, неброско, но со вкусом застроенный еще в позапрошлом веке. Двух-, трех-, максимум четырехэтажные дома – отреставрированные и ухоженные, тротуары перед ними – чистые, кругом урны для мусора. Машин и рекламы маловато даже по меркам провинции. Сновала молодежь, чаще небольшими компаниями – ярко одетые мальчики и девочки с неизменным пивом в руках. Неспешно прогуливались семейные пары, толкая перед собой коляски или ведя юное потомство за руку. Торговые точки перевыполняли план, сбывая мороженое и прохладительные напитки, с максимальной нагрузкой работали летние открытые кафе.

Периодически им попадались группы граждан, выделявшихся среди местных жителей оттенками кожи, прическами, а также экзотическими одеяниями. Это явно были участники фестиваля народной музыки, которые так же, как и члены группы «У», отправились на экскурсию по городу.

– Сейчас бы выпить чего-нибудь холодненького, – мечтательно произнес Медведь.

– Действительно, – поддержал Корнеев, – может, присядем, отдохнем? Наберемся силенок и двинем дальше. Городок оказался не такой уж и маленький, и до цели мы пока не дошли.

– Не сейчас, – твердо пресекла эти поползновения Лайма. – Все осмотрим, тогда и отдохнем где-нибудь.

– Где-нибудь не хочется, – заныл Корнеев. – Хочется здесь, где красиво и есть на что взглянуть.

– Ты имеешь в виду местных красоток? – прищурился Иван.

– Вовсе нет. Я имею в виду местную архитектуру и разнокалиберных гостей фестиваля, наших коллег по цеху народной музыки, среди которых, вероятно, есть искомые террористы.

– На них не написано, что они террористы, – нравоучительно заметила Лайма. – К тому же у нас сейчас другая задача. Террористов будем выявлять позже. Пиво пить – тоже.

Ближе к окраинам Чисторецк становился все более серым и безликим: одинаковые желто-серые панельные или красные кирпичные строения, чахлая растительность, состоящая в основном из кустов, грязноватые дворы и детские площадки, похожие на декорации к фильмам о космических катастрофах.

– Ну и где эти самые дома научной элиты? – проворчал Корнеев, так, видимо, и не расставшийся с мыслью отдохнуть и развеяться. – Долго нам еще блуждать по чисторецкому Гарлему?

– Чисто Гарлем, – задумчиво сказал Медведь и еще раз внимательно глянул на карту города, которую с самого начала не выпускал из рук. – Ага, сейчас еще раз направо, по улице имени Свидрилогова до конца, и мы попадаем на проспект Космонавтов.

– Каких именно Космонавтов? – продолжал вредничать Корнев. – В твоей карте случайно не указано?

– Нет, – пожал могучими плечами Иван. – Просто – Космонавтов. Думай что хочешь. Может – наших, может – американских. А может быть, и северокорейских.

– Северокорейских космонавтов не существует, – уверенно заметила Лайма. – В смысле, они в космос еще не летали. Китайцы летали, а корейцы – нет.

– И слава богу. А то как полетят – всем мало не покажется, – тоном авторитетного военного эксперта заявил Медведь. И тут же радостно сообщил: – А вот и улица этого, Свидрилогова.

– Ничего себе названия, – опять вылез Евгений. – Не могли чего поприличней придумать? Нет в этом городе других героев, с нормальными фамилиями?

– Например, Корнеев, – ухмыльнулся Медведь.

– Ну, хотя бы.

– Спасибо, что не назвали улицу именем Свидригайлова, – со своей стороны добавила Лайма.

Корнеев мгновенно прокашлялся и голосом профессионального диктора внушительно произнес:

– Улица Свидригайлова, следующая остановка – проспект северокорейских космонавтов.

Медведь с Лаймой рассмеялись, и он мгновенно расцвел. Когда Корнеев не погружался в виртуальный мир, ему нравилось быть в центре внимания.

Наконец друзья увидели перед собой несколько впечатляющих зданий, частично выходящих на проспект Космонавтов, но образующих при этом свой собственный огромный внутренний двор. Здания вполне отвечали расхожему представлению о престижном жилище советской эпохи.

– Вот они, дома, где живут те самые ученые, – констатировал довольный Иван.

– Те самые – это какие? – съехидничал Корнеев.

– Которые работали и работают в здешних научных институтах, – невозмутимо ответил Медведь. – В том числе наши подопечные – Полянский и Мельченко.

– Ну, что же, приступим к изучению местности, – распорядилась Лайма.

Обследование домов и их окрестностей дало группе не слишком много. Все подъезды выходили во двор. Двор со стороны проспекта неизвестных космонавтов перегораживал шлагбаум. Рядом находилась будка с охранником. Таким образом, сюда могли попасть только машины жильцов либо тех, кто приехал по приглашению. Окна квартир ученых, насколько Лайма была в курсе, выходили на обе стороны – и во двор, и на проспект. И если со стороны двора залезть или выстрелить в окно и остаться при этом незамеченным было практически невозможно, то со стороны проспекта окна были не защищены.

В подъездах дежурили консьержки. В том, где проживали Полянский и Мельченко, сидела какая-то Гингема, которая, если судить по ее решительному виду, не пропустила бы внутрь даже бездомного котенка.

– Во всяком случае, – подвела итог Лайма, – относительная защита по месту жительства имеется.

– Иллюзия. Для профессионалов это не преграды, – резонно заметил Корнеев.

– Но все же задача профессионалов немного усложняется, – поддержал командира группы Иван.

– Мы не знаем, какая у них задача, – вздохнула Лайма. – И никто не знает. Пока. Вот если они захотят убить ученых – как мы сможем помешать? Разве что круглосуточный пост в подъезде и на крыше дома установить. Да и то – какие гарантии? Если террористы захотят украсть что-то – опять же, мы не знаем, что именно надо охранять. Надеюсь, ученые держат это «что-то» не у себя дома.

– А где, в институте? – Иван вопросительно глянул на Лайму.

– Может быть, в институте. И то вряд ли. Ведь институт, по сведениям наших кураторов, в полную силу еще не функционирует. Он, как я понимаю, нацелен на абсолютно новые задачи, к решению которых только-только приступают. Тогда в чем интерес террористов?

– Может быть, их приезд вообще не связан с нанотехнологиями? – вслух подумал Корнеев.

– Тогда что остается? – Медведь развел руками. – Наверное, кто-то из ученых получил в наследство уникальный бриллиант стоимостью в сотни миллионов. А террористы захотели его украсть, ведь им же нужны деньги для проведения своих операций.

– И теперь бриллиант хранится в институтском сейфе Полянского или Мельченко. Ты сам в это веришь? – вздохнула Лайма.

– Но ведь можно же использовать охраняемые служебные помещения для каких-то целей? – настаивал Медведь. – Спрятать нечто важное, например.

– Можно, – согласилась Лайма. – Только пока все это – гадание на кофейной гуще. Никто не уверен, приехали в Чисторецк террористы или нет.

И тут они увидели, как по тротуару прямо на них идут трое молодых людей в майках с портретами Че Гевары и красными повязками на кучерявых головах. Молодые люди внимательно оглядывались по сторонам и довольно громко переговаривались между собой, активно жестикулируя.

– Лайма, смотри! – вполголоса сказал Корнеев. – Я их недавно видел – по центру бродили.

– На каком они языке говорят? – заинтересовался Медведь.

– Кажется, на испанском. Или на португальском. – Лайма внимательно разглядывала приближающуюся троицу.

– Что, интересно, эти ребята здесь забыли? – напрягся Иван.

– Гуляют, глазеют по сторонам, – предположила Лайма.

– На что тут глазеть? Ни памятников старины, ни музеев. Даже магазинов больших нет. Странно.

– Ну, заблудились музыканты, потерялись в незнакомом городе, – не сдавалась Лайма.

– Почему обязательно музыканты? Вдруг простые туристы? – пожал плечами Иван.

– Конечно. Ведь Чисторецк – архитектурная жемчужина Европы, место паломничества туристов всего мира, – не удержался от шпильки Корнеев. – Иван, опомнись, какие иностранные туристы сюда попрутся? Зачем? Речку посмотреть?

В этот момент трое иностранных граждан быстро перешли на другую сторону пустынного проспекта и, остановившись прямо напротив монументальных зданий, где проживали лучшие умы Чисторецка, стали о чем-то горячо спорить. При этом они тыкали пальцами в сторону домов и, задрав головы с повязками, смотрели куда-то вверх. Постояв так минут пять, они торопливо двинулись дальше по проспекту и быстро свернули за угол.