Текст книги "Не рисуй меня, художник!"

Глава седьмая

Забравшись в авто, Таисия внезапно расхрабрилась и предложила отъехать куда-нибудь в кусты, дождаться домработницу и поглядеть, что дальше будет.

– И так понятно, что будет, она позвонит тому дядьке, которому в тюрьму не охота, а потом ментам или сначала ментам, а потом дядьке, и через десять минут сюда слетится стадо ментозавров. Очень кстати мы будем сидеть тут в засаде, да?

Я включила зажигание, и мы покатили восвояси.

– Надо же, как мы удачно съездили, а? – Тайке не сиделось на месте от переполнявших чувств, она ерзала по все стороны, подпрыгивала на месте, чем раздражала и отвлекала меня от управления транспортным средством. – Считай, всё преступление раскрыли, да?

– Да ну? И ты знаешь, кто эти люди? Можешь назвать их по имени и опознать в лицо?

– Сена, что ты мне всю радость сразу портишь? Что ты за человек неприятный такой?

– О! – внезапно осенило меня. – Тапки! Войлочные тапки!

– Господи, о чем ты? Какие тапки? Не пугай меня!

– Там, в огороде я видела войлочные тапки, бабульки в таких греются зимой, еще подумала, какая только ерундень не валяется на садово-огродных участках. Так вот, помнишь, тетка говорила, что Марк почти совсем ослеп? Вот почему он как сидел, так и остался сидеть, не отреагировав на появление убийцы! Она подошла бесшумно, в войлочных тапках, он ее просто не увидел, понимаешь?

– Я не помню, чтобы тетка хоть раз произнесла имя «Марк», она, да и мужской голос всё время говорили «он».

– Считаешь, они могли обсуждать убийство кого-то еще? Я так не думаю. В комнате с диваном и зеркалом я споткнулась о сломанную трость, это вполне могла быть не просто трость для особых понтов, а трость для слепого. И сломать он ее мог сам в приступе отчаяния. Поэтому и взгляд у него был такой потусторонний, и двигался он так медленно и неуверенно, он мог уже практически ничего не видеть.

– Это всё, конечно, очень правильно звучит, я вот только одного не могу понять, как же он рисовал, если даже не увидел, как к нему подкрадывается убийца в старушечьих тапках? Не мог же он зрение за один вечер потерять, вот так что бы бац – и всё.

– Да, вот это очень и очень интересно. Напрашивается единственно возможный вариант: рисовал не он, а кто-то другой. Тогда понятно становится, как смог измениться рисунок на мольберте и о каком таком шантаже они говорили, Марк мог пригрозить им рассказать всю правду.

Притормозив на светофоре, я сама то и дела подпрыгивала, впав в нешуточное возбуждение от собственной гениальности. Что я делаю до сих пор в нашей занюханной газете? Мне пора открывать собственное дело: детективное агентство «Супермозг».

– Черт знает что получается, зачем выдавать за художника полуслепого мужчину, устраивать такой сложный карнавал? Могу понять, певец может быть не настоящий или за писателя пишет целая толпа, но почему художник? Какая разница, кто кисточкой малюет, ведь главное результат, верно? Художнику ни к чему ведь лицом торговать, правильно?

– Без понятия, не знаю, как у них там, в художественной кухне дела обстоят.

– А не съездить ли нам в Союз художников? Не поразнюхивать ли чего интересного? Потолкаться в курилке…

– Посидеть в ресторане! – подхватила я, догадавшись, к чему она клонит. – Опять получится не расследование, а вечеринка с петардами, знаю я тебя! Нет уж, никаких Союзов, никаких курилок.

– Гнусная ты, Сена, зеленая пупырчатая зверушка-квакушка!

Пока доехали домой чуть не разругались, но на прогулке с Лавром пришлось помириться, текущие расследовательские дела требовали мирного обсуждения.

– Если Марк не настоящий художник, а просто «витрина», нанятой персонаж, быть может, они его гримировали? Создавали усиленно загадочный образ, оттого и лицо белое, а все остальное человеческого цвета?

– Да, кстати, – я не могла не удивиться такому нешуточному прорыву Таискиной мысли, – вполне возможно. Комнатка с диваном, столом и зеркалом, где я о трость споткнулась, вполне сошла бы за гримерную. Эх, узнать бы, кем на самом деле был этот бедный красивый Марк, который и не Марк, наверное, вовсе и уж тем более никакой не Лессер.

– То есть, ты вот так сходу уверилась, что твой обожаемый кумир ни разу не художник, да? – хмыкнула Тайка.

– Слепой художник, как и глухой музыкант – это вряд ли возможно.

– Глухой музыкант был – Бетховен.

– Он не сразу оглох, а постепенно.

– Так может и твой гений не сразу ослеп, а постепенно.

– Тай, ты на скандал что ли нарываешься, я не пойму? Ты же сама слышала, что Марк там всем угрожал и шантажировал, чем, по-твоему, он мог их шантажировать, какой такой правдой? Только тем, что он никакой не художник, активно общающийся с параллельными мирами, что всё это дутые байки ради пиара.

– Ладно, разберемся, что к чему, – с умным видом изрекла она, и позвала Лаврентия.

Вернувшись домой и покормив пупсика, я прослушала диктофонную запись – достаточно ли хорошо и четко получилось? Звучало отлично, будто парочка разговаривала в моей комнате. Итак, у нас в разработке имелся безымянный женский голос, безымянный мужской и неизвестный Толик, который был «разумеется, в курсе» произошедшего.

– Интересно, как они будут выкручиваться? – стоя в дверном проеме, Тайка болтала ложкой в кружке с чаем. – Как собираются еще больше заработать? Нахальные люди, ужас прямо какой-то, да?

– Да, – я выключила диктофон и погладила голову слонявшегося по комнате сенбернара. – Жаль, что мы не можем отправиться прямиком в ментовку с этой записью.

– Почему это не можем? – приподняла одну бровь Таисия. – У нас на руках практически признание в убийстве!

– Чье признание? Кого убили? Никаких имен, никаких деталей, ничего конкретного, мы могли попросить наших друзей наговорить все это на диктофон, чтобы примазаться к громкому делу. Над нами просто посмеются и выставят вон. Давай все-таки съездим в Союз художников, послушаем, о чем народ болтает. Чужую славу не каждый творческий человек пережить может, наверняка, много интересного услышим.

– Да, да, да, – обрадовалась Тая, – давай прямо завтра и съездим! И вообще, раз уж взялись расследовать вплотную, возьму-ка я на работе дня три-четыре, типа заболела я, а больничный мне знакомая врачиха за бутылку коньяка нарисует. Ты тоже отпросись, ладно?

– Попробую, – перед глазами возникло искаженное горем лицо Шефа. Лучше уж было поговорить по телефону, чем лично, не так страшно. Посмотрев на часы, набрала его домашний номер. Когда начальство ответило, я сходу принялась что-то путано лепетать о несостоявшемся интервью, о том, что я еще лучше и круче сделать могу, только мне отгулы нужны…

– Сена, – напрягся голос Шефа, – я ничего не понял, но уже сильно нервничаю! Ты что, не смогла договориться о встрече? Он отказался с тобой разговаривать?

– Нет, нет, договорилась, встретилась, но с интервью не получилось… не успело получиться…

– Сена! Немедленно отвечай, что случилось!

– Он умер! – выпалила я. – Его убили! И я почти что знаю, кто убил и почему! И если вы дадите мне пару отгулов, я доведу расследование до конца и мы получим сенсацию на всю центральную полосу!

Пауза в трубке длилась целую вечность. Наконец, растерянный голос начальства произнес:

– Поверить не могу, это правда, что ли? Его убили?

– Да! – пришлось повторить все с начала, прежде чем до Шефа окончательно дошло, что я не брежу и не сочиняю. – Завтра телевизор включите, всё сами увидите. Так можно мне парочку отгулов? Понимаете, я буквально дышу уже в затылок злодеям тяжелым дыханием правосудия… – от нежелания ходить на работу я прямо заговариваться начала.

– Ну, хорошо, пару дней выделить тебе могу, но я рассчитываю на материал.

– Он будет, будет, не сомневайтесь! – распрощавшись, повесила трубку и вздохнула с облегчением – теперь хоть пару дней можно будет выспаться в свое удовольствие.

На следующий день вплотную занялись художниками. Пока я выискивала в справочнике адрес их художественного гнездовья, Таисия делала грандиозный Макияж и великолепную Прическу. Ну, никак не мог смириться с мыслью человек, что портрета может и не быть. Прибыв в Союз, первым делом отыскали художественный ресторанчик – где же еще собирать информацию, как не в ресторанчике? Таисию я сразу предупредила, что на весь банкет у нас двести целковых, поэтому надо держать себя в руках. В ответ она радостно кивала челкой и совершенно меня не слушала. Творцов в ресторанчике оказалось много, в послеобеденное время они активно распивали кофе и алкогольные напитки различной крепости, некоторые уже пребывали в стадии близкого общения с музой без посредников. Приметив за столиком в углу пару свободных мест, мы поспешили их занять. С нами в компании оказывались толстый дядя лет сорока в оранжевом свитере и какой-то весь серый сморчок с клочковатой бороденкой и цепкими злобными глазками. Они галантно представились Юрой и Валентином Петровичем и спросили, что дамы желают выпить? Опередив Таю, я пожелала две чашки кофе. Толстый Юра кивнул и отшвартовался к стойке. Его не было очень долго, когда же он вернулся, то принес две кружки пива – себе и серому сморчку, и они, как ни в чем не бывало, продолжили свою беседу. Решив ничему не удивляться, все-таки творческие люди сильно с приветом, форточка на «чердаке» частенько от сквозняка хлопает (сама творческий человек – знаю), я отправилась закупать кофий самостоятельно. Встав в хвост очереди, стала рассматривать витрину, поглядывая в экран висящего в углу телевизора. Начались новости, и первым пошел сюжет о загадочной смерти Марка Лессера. Сообщили, что он был найден мертвым в своем загородном доме, с кинжалом из собственной коллекции в груди, предположили, почему-то самоубийство и дали слово приятному мужчине в интеллигентных очках – директору художника Высоцкому Кириллу Евгеньевичу. Кирилл Евгеньевич открыл рот и понес какую-то несусветную чушь в духе нашего «Непознанного мира», мол, великий и ужасный Марк нарисовал свой уход в иную реальность и в точности повторил этот уход наяву, что не было у него иного способа переступить грань миров… и бла-бла-бла в таком же духе минуты на три. Под конец он заявил, что не считает Марка Лессера мертвым окончательно и бесповоротно и выразил уверенность, что художник неоднократно еще свяжется с нами из другого мира. Занавес. Бурные аплодисменты. От всего услышанного я забыла, зачем в очереди стою. Вот это наглость, вот это я понимаю! Отскочив от стойки, я понеслась к нашему столику. Увидев меня с пустыми руками, Тая сказала:

– Похоже, с кофейком сегодня не задалось. Третий раз сама пойду, ни на кого надеяться нельзя.

– Да погоди ты с кофейком, давай выйдем на пару слов.

При входе в ресторанчик располагалось нечто вроде курилки с высокими урнами-плевательницами и маленькими диванчиками. На одном сидели двое парней, на другой присели мы.

– Ты представляешь, что сейчас по телеку сказали?

И я в общих чертах пересказала услышанное, добавив, что не удивлюсь, если директор Высоцкий и есть тот мужской голос на диктофонной пленке, очень уж похож.

– Хм-м-м, – глубокомысленно произнесла Тая. – Надо же лепить такую чушь с экрана…

Тут я заметила, что парни на соседнем диванчике бессовестным образом прислушиваются к нашему разговору. Не успела я уставиться на них немигающим взглядом Медузы Горгоны, мол, чего уши свои развесили, господа хорошие, пошто чужими диалогами интересуетесь? Как один, чем-то похожий на Влада, только без очков, встал, подошел к нам и спросил почему-то шепотом:

– Простите, вы говорили об убийстве Марка? Марка Лессера?

– Да, именно, – Таисия уставилась на него пытливым взором. – А что?

– Что случилось? Когда это произошло?

Он так волновался, что у него даже губы дрожали.

– В новостях только передали, позавчера, зарезали его, но почему-то говорят, что было самоубийство, – я внимательно смотрела, как он зеленеет лицом. – А он был вашим другом? Знакомым?

Не ответив, парень развернулся и быстро пошел к выходу из здания.

– Стойте! Подождите! – одновременно крикнули мы с Тайкой, и бросились за ним.

Глава восьмая

Мы еле догнали расстроенного юношу, так быстро он несся по улице.

– Да погодите же вы! – не совсем церемонно Тая схватила его за рукав. – Нам надо с вами поговорить!

– Извините, я не хочу ни о чем разговаривать, – пробормотал он, отворачиваясь.

– А придется, – я взяла его под руку с другой стороны, чтобы не вздумал дать дёру. – Дело в том, что нам кое-что известно о смерти Марка, а теперь скажите, вы его знали? Это очень важно, возможно даже поможет найти убийцу. Давайте вот сюда в стороночку отойдем с дороги, и вы нам расскажете, хорошо? Как вас зовут?

– Андрей, – выдавил он с таким видом, будто собирался расплакаться.

– Вы знали Марка?

– Думаю, да. Надеюсь, что знал.

Разговор, судя по началу, обещался быть долгим.

– Знаете что, – я заприметила неподалеку кафе, – идемте, выпьем кофейку, а то чего тут стоять, людям мешать.

В кафе нам пришлось влить в Андрея не только кофеек, но и две рюмки коньяка, прежде чем он разоткровенничался. Не так давно он закончил художественное училище. Будущие левитаны и рембрандты не раз собирались шумными компаниями, иногда на природе. Однажды кто-то из однокурсников привел компанию студентов театрального института, среди которых был парень, будто сошедший со старинных итальянских полотен. Его лицо, взгляд, – он словно был не из этого мира.

– Его звали Евгений Немеров, – Андрей что-то поискал взглядом на столике, мы его правильно поняли и поднесли третью рюмку. – Он учился на третьем курсе. Я сразу предложил ему позировать, даже не мне, известным, признанным художникам, но он отказался. Тогда я сам стал рисовать его. Иногда по памяти, иногда украдкой делал наброски, когда он бывал в нашей компании. Я ходил за ним как тень по пятам, надо мной смеялись, говорили, что я влюбился в него. Конечно же, я в него влюбился, но не как мужчина в мужчину, а как художник в модель, в него не возможно не влюбиться, он был идеален с точки зрения всех пропорций. Ну, вы же меня понимаете, да?

Мы синхронно закивали понятливыми головами.

– Где-то через полгода он внезапно пропал, – продолжил Андрей, глядя в сторону барной стойки, но у нас больше не было денег, поэтому мы перестали понимать смысл его долгих взглядов. – Я искал его, пытался выяснить, что случилось. Узнал, что он ни с того, ни с сего отчислился из института, хотя у него не было для этого причин, съехал из общежития и исчез в неизвестном направлении. А потом откуда-то возник этот чудо-художник Марк Лессер, ставший знаменитым буквально сразу. Конечно, Женя очень изменился, особенно волосы – не представляю, как можно так быстро отрастить такие длинные, но все-таки я думаю – это он.

– Длинные волосы можно отрастить в любой парикмахерской за пару часов, это называется «наращивание волос», – сказала Тая. – А вы точно уверены, что Женя и Марк один и тот же человек?

– Практически, – он сунул в губы сигарету. – Я же художник, я лица помню в деталях. Я пытался связаться теперь уже с Марком, разыскать его, хотя бы просто поговорить, но безуспешно. Не знаю, зачем мне это надо было, возможно, я ощущал с ним некую духовную связь, хотел попытаться стать ему, если не другом, хотя бы просто хорошим знакомым, но… но, не успел.

Андрей снова расстроился, раскис, а мы поняли, что на этом полезная информация закончилась. На всякий случай взяли номер его мобильника, сердечно распрощались и поспешили к выходу, пока свидетель не потребовал коньяка открытым текстом.

– Узнать бы, кто на самом деле рисовал картины за Марка и считай – мы у цели, – сказала Тая, становясь в очередь в кассу метро. – Евгений Немеров… Интересно, если мы с такой скоростью докапываемся до истины, чем занята наша доблестная милиция? Почему его директор толкает речи по телеящику, а не сидит в каталажке вместе с остальной шайкой аферюг?

– Ты помнишь, как спокоен был женский голос? Она была уверена, что им все сойдет с рук, значит, они как-то подготовились, все продумали.

– Мне очень интересно, каким же образом они собираются устраивать потусторонние контакты великого и ужасного Марка с нашим миром?

Мне это тоже было очень интересно. И первый контакт не заставил себя долго ждать. Ночью, накануне похорон Марка, в помещении галереи так не успевшей открыться выставки его работ, прямо на стене появилась новая картина Марка Лессера. Угольный набросок изображал кладбище, могилу, большой деревянный крест и его самого, стоящего за этим крестом с распахнутыми руками. Шум поднялся страшный, понабежали эксперты, менты, фанаты, журналисты, колдуны-медиумы и прочие психи, а когда экспертиза показала, что это действительно работа Лессера, народ как с цепи сорвался. Моментально нашлись желающие купить эту картину вместе с куском стены, со всей стеной и вместе с самим зданием галереи за любые деньги. Мы с Таисией Михалной следили за происходящим, раскрыв рот и затаив дыхание. Масштаб разворачивающего действия впечатлял. Нам очень хотелось попасть на похороны, но пробиться не получилось бы никаким образом. Пришлось припасть к телеэкрану и жадно наблюдать. Хоронили бедного недоучившегося театрального актера с размахом. Его директор, то и дело указывая на здоровенный деревянный крест, вещал в телекамеру с сосредоточенно-одухотворенным видом, мол, этот временный памятник изготовили буквально за считанные часы, постаравшись сделать его точь-в-точь, как крест на последней, явившейся на стене галереи картины. И он надеется, что указание Марка было растолковано верно, ведь сначала он нарисовал свою смерть, затем похороны и каким будет следующий знак, можно только догадываться… и бла-бла-бла, как обычно.

– Интересно, где же будет следующий знак? – я задумчиво почесала Лаврентия за ухом. – Как бы мне хотелось оказаться в этом месте в нужный час…

– На кладбище, – чавкая, ответила Тая, подруга с аппетитом поглощала бутерброд со случайно завалявшимся в холодильнике куском колбасы и запивала это дело коньяком «Martell ХО». Ни на меня, ни на нее дорогущий напиток должного впечатления не произвел, не такие уж мы, должно быть, продвинутые коньячные ценители.

– Почему?

– Я так думаю.

– И когда же?

– На днях.

– Почему ты так считаешь?

– Ну а где еще, сама подумай? Они станут использовать места так или иначе связанные с Марком. Галерея уже была, остается его дом и кладбище.

– А потом?

– Потом может и не быть, им и с этих «явлений» густо золота отсыплется.

– Тая, дорогая моя, ну объясни же, наконец, чем занимаются следственные органы? Должны же они, наконец, установить хотя бы личность Марка! То есть, что не Марк он, а Евгений! Ведь жил же человек раньше, была у него какая-то семья и биография, не мог же он взяться из воздуха!

– Сеныч, ну откуда же мне знать? Я может и прозорлива, но не до такой степени, чтобы знать, чем там наше следствие занимается.

Таисия и впрямь оказалась на удивление прозорлива. Следующее явление случилось в доме Марка. Его снял на видеокамеру сосед. Он заметил движущийся огонек в пустом опечатанном доме, бросился за камерой и сразу стал знаменитым: он снял самого Марка Лессера, подошедшего к окну с подсвечником в руках. Сюжет показали в последнем выпуске новостей: подрагивающая картинка, то приближаясь, то удаляясь, выхватывала из полумрака бледное лицо, обрамленное длинными черными волосами, взгляд, устремленный в никуда и два свечных огонька, дрожащих у подбородка.

Глава девятая

– По-моему, это уже слишком… – только и смогла произнести оторопевшая Тая. – Это они как смогли обстряпать? Ну-ка позвони нытику Андрею, спроси, не было ли у его обожаемого Жени брата близнеца или родственника сильно на него похожего?

– Думаешь, они могли вовлечь еще кого-то в это безобразие?

– Я ничего не думаю, я исключительно гадаю! Звони, пока не сильно поздно.

Пока я пытала Андрея наличием-отсутствием родственников, Тайка что-то сосредоточенно жевала. Изредка отлучаясь на кухню, она каждый раз приносила себе что-то съедобное, а мне было не понятно, откуда она добывает харчи, если холодильник второй день пустой. Андрея сказал, что не настолько близко общался с Женей, чтобы быть в курсе состава его семьи, но, вроде бы, никаких братьев у него не было.

– А родители, семья его вообще где? – каждое слово из него приходилось вытягивать, настолько неохотно свидетель делился информацией. – Он из Москвы или откуда?

– Не знаю, – отрезал он, попросил больше его не беспокоить и бросил трубку. Надо же, какая противная цаца, а мы его еще коньяком на последние баблосы поили. Обмозговав ситуацию, я предложила следующий вариант:

– Как к ним подобраться не понятно, да и предъявлять нам особо нечего, кроме собственных фантазий. Единственный шанс схватить товарищей за лапу – устроить засаду на кладбище. Они же понятия не имеют, что кто-то может быть в курсе всего происходящего, вот и…

– Нет, нет и еще раз нет! – затрясла челкой Таисия Михайловна. – Уж что-что, а по кладбищам я не ходун… не ездун… не ездец я, короче говоря, по кладбищам! Нее-е-ет, нет, даже не проси!

– Тая! Прекрати! А вдруг они и впрямь отыграют последний спектакль и уйдут в тень? Вдруг у них все-таки получится отвертеться? Нельзя же просто так, безнаказанно убивать красивых молодых людей! Их и так практически не осталось, чтоб ты знала!

– А то я не знаю! – огрызнулась она. – Одни уроды, да унылые дрищи кругом, замуж выйти не за кого!

– Вот именно, а тут последних уничтожают! Пойдем, говорю, на кладбище, коньяк прихватим, чтобы не страшно было, подкараулим гадов и устроим им прямо там справедливое возмездие!

– Ну-у-у… – призадумалась подруга и покосилась на початую бутылку «Martell XO», – если коньяк прихватим, тогда можно, пожалуй…

В дверь позвонили, и Лаврентий пошел в коридор гавкать. Делал он это не часто, лишь когда вспоминал о необходимости время от времени нести сторожевую вахту.

– Кто это, Сена? – напугалась Тая позднего гостя. – Ждешь кого?

– Вроде нет, – звонок повторился, пришлось идти открывать.

– В «глазок» посмотреть не забудь!

– У нас на лестнице всегда темно, смотри – не смотри, всё равно ничего не увидишь. – Подойдя к двери, я сначала прислушалась, затем грозным голосом спросила: – Кто там?!

– Это я, Валера, – ответил незнакомый мужской голос, – я друг Таисии, мы вместе приходили к вам в гости.

Чуть было не ляпнув в ответ: «а-а-а, тот самый унылый дрищ? Как же, как же, помню, помню», я загремела замками и засовами, распечатывая вход в свою крепость. Стоящий на пороге Валера был грустен и уныл сверх всякой меры.

– Здравствуйте, – очень грустно, очень уныло произнес он, – простите за беспокойство, а Тая не у вас? Я никак и нигде не могу ее найти. Ходил к ней домой…

– Ты ходил ко мне домой?! – донесся из комнаты Тайкин вопль – Откуда ты адрес узнал?!

– О! – посветлело его лицо. – Значит, она у вас! Можно войти?

Пришлось посторониться и впустить. Поспешно разувшись, он потопал в комнату.

– Так откуда ты знаешь мой адрес? – не унималась Тая. – И чего вдруг ты взялся меня искать?

– Ну как – оттуда? Я же провожал тебя, когда мы в «Елки – палки» ходили, помнишь?

Судя по сердито-напряженному лицу, Тая данного факта не помнила, видать в «Елках – палках» дорогая подруга была слегка «в дрова» и процесс провожания до дома в памяти не отложился.

– Я думал, что-то случилось, – продолжал Валера, косясь на дорогую бутылку, стоявшую на облезлом письменном столе, – мы ведь договаривались встретиться, а ты не пришла, не позвонила.

Сердито-напряженное выражение не пропадало, похоже, моя склеротичная подруга и о грядущем свидании не помнила.

– У тебя дома родственница какая-то, она волнуется, ругается, говорит, что ты могла бы и позвонить…

– Хорошо, родственнице я позвоню, – снизошла Тая, – и тебе позвоню… через пару дней, ладно? Где-то через неделю-полторы, идет?

Валера молчал, печально глядя на коньяк. Тая проследила его взгляд и вновь посуровела лицом. О том, чтобы угостить Валеру трофейным напитком даже речи не могло идти, ведь все, что попало в лапы гражданке Ливановой, обратного хода не имеет.

– Валера, ты извини, уже поздно, у нас дел навалом и рано вставать еще…

– Вижу я ваши дела, – вздохнул он, – вон, на столе стоят. Тая, скажи честно, у тебя кто-нибудь есть? Ты с кем-то еще встречаешься?

– Нет у меня никого, – Тайка встала с кресла и пошла на таран, желая оттеснить кавалера в прихожую, а потом и за дверь, – не было и, похоже с такой жизнью никогда не будет. Всё, Валерочка, иди домой, не до тебя сейчас, честное слово! Я тебе позвоню, когда все закончится, обещаю.

– Что закончится, Тая, что? – донеслось из прихожей печальное эхо.

– Потом, Валера, всё потом! Иди домой, уже позд…

– Тая, у тебя ведь есть кто-то, да? Я это чувствую! Тебе нужно, чтобы я страдал?

И так далее и тому подобное. Юноша был так настойчив в своих подозрениях, что на месте Тайки я давно бы уже во всем призналась. Подруга быстро потеряла терпение и выставила чувствительного страдальца весьма бесцеремонным образом.

– М-да, – сказала я, когда она, красная и злая, вернулась в комнату, – как все это, черт побери, романтично.

– Вот только не надо издеваться! – она плюхнулась в кресло. – Ну, влюбился, что ж поделать!

– О, да, когда в тебя влюбляется редкостная зануда, это прекрасно. А когда влюбляется ревнивая зануда, то просто спасу нет, как хорошо.

– Когда мы познакомились, у него не было написано на лбу, что он ревнивая зануда! Ну, ничего страшного, я от него избавлюсь.

– Мне почему-то кажется, что это будет не так легко и просто.

– При сильном желании я от кого угодно избавиться могу! Существует много способов, уж поверь мне!

Звучало зловеще…

До глухой ночи решали, когда конкретно следует устаивать засаду на кладбище. Я считала, что нам, скорее всего придется просидеть на кладбище не один день, потому что мы не знаем, когда конкретно хитропопые злодеи решат устроить следующее «явление», и вовсе не факт, что именно на кладбище… Таисия была иного мнения. Поверив в свою прозорливость, она ничуть не сомневалась, что это будет именно кладбище и собиралась вычислить точный день, она, видите ли, хотела устроить простую, легкую, моментально эффективную засаду, а то, понимаете ли, грустно ей торчать на кладбище неделями. Сосредоточенно почесав затылок, затем курносый нос и левое ухо, она изрекла торжественным голосом экстрасенса-шарлатана:

– Послезавтра можно ехать!

– С чего ты взяла, что именно послезавтра? – я взялась раскладывать диван, стрелки на часах подползли к половине второго, засиделись мы основательно. – Думаешь, они все «явления» станут устраивать подряд?

– Сена, ну почему, почему тебе все время надо спорить и никогда не доверять мне с первого раза? – сопя и чертыхаясь, она пыталась натянуть свою старую ночнушку, жившую в моем шкафу года с девяносто пятого. У меня вообще много Тайкиного барахла по шкафам рассовано, всё, что не нужно, а выбросить жалко, привозит ко мне и складирует.

– Я просто хочу узнать, с чего ты взяла, что именно послезавтра, а не завтра и не через два дня? И возьми другую рубашку, ты же видишь, никак твой организм внутрь не помещается.

– Хочешь сказать, что я толстая? Жирная, уродливая, да?!

– Всё, спокойной ночи, – пробормотала я, накрываясь одеялом с головой. – Приятных сновидений.

– Нет, ты скажи, скажи!

И я подумала, что с Валерой они, в принципе, неплохая пара, очень даже подходящая, зря Таечка собралась от него избавляться, похоже, это судьба.