Текст книги "Дети земли и неба"

– У меня на этот счет есть идея, – говорит Марин.

– Не доверяй ему только потому, что он красивый мужчина, – предостерег ее дед, пока она спускалась вниз, туда, где ее ждал Марин Дживо.

Даница почувствовала, что краснеет. Она не захотела ответить. Она подумала, не закрыться ли от деда в качестве наказания, но именно сейчас он был ей нужен. Тико подошел, виляя хвостом, будто какая-то комнатная собачка, а не яростный и бесстрашный охотник.

Владелец корабля кивнул, когда она спустилась вниз, его лицо было серьезным, и она смутилась.

– Нам надо поговорить, – сказал он.

Даница почувствовала, что ее лицо скривилось в гримасе. И сказала:

– У меня лучше получается слушать. Я бы предпочла, чтобы меня не убивали. Меня убьют?

Он смотрел на нее, пока она гладила Тико. Очень высокий мужчина, с быстрой походкой. Ее дед сказал, перед тем, как она вонзила стрелу в Кукара Михо, что этот человек может убить сеньянца в честной схватке. Правда, Кукар никогда не дрался честно. Пока был жив.

– У меня есть предложение насчет этого, – сказал Дживо.

Она пристально смотрела на него, пытаясь прочесть его мысли. Это оказалось трудно. Она не знала этих людей, их мира.

– Осторожно! – предостерег ее жадек.

– Придется кому-нибудь доверять.

Поэтому она ответила:

– Да, я соглашусь поступить на службу к семейству Дживо в качестве телохранителя. Вы действительно можете защитить меня таким образом?

Даница улыбнулась, увидев, как широко раскрылись его глаза. Несколько мгновений она наслаждалась этим, потом прибавила:

– Это было очевидно, господар. Нет никакой другой роли, которую вы могли бы мне предложить, и на которую я могла бы согласиться. Я… верю в ваши добрые намерения.

Ей было приятно услышать, как он рассмеялся.

– Ну, – сказал он, – поскольку вы так быстро соображаете, мы можем использовать вас в качестве советницы в делах.

– Сомневаюсь, – ответила Даница.

– Не сомневайтесь, пока не познакомитесь с моим братом, – сказал он. Потом добавил: – Но мои добрые намерения – настоящие, Даница Градек. Вы спасли множество жизней.

– Ну, одну жизнь я отняла. Поэтому…

– Поэтому вы не вернетесь домой. Вы будете защищены, до какой-то степени, как одна из наших постоянных служащих. Драго расскажет то же, что и я.

– Что я буду делать в качестве телохранительницы в семье Дживо?

Он ухмыльнулся. «Он и правда очень привлекательный», – подумала она.

– Оставаться поблизости от меня, – ответил он.

Она не смогла придумать ответ. Потом она кое о чем вспомнила.

– Что будет с синьорой? С вдовой доктора?

У него на лице появилось озадаченное выражение.

– Могу себе представить, что ей захочется поскорее вернуться домой. Совет это устроит. Подозреваю, они прикажут выплатить ей компенсацию. Ее муж погиб, когда ехал служить у нас.

– Вы, – сказала Даница, вернув себе самообладание, – многое представляете и подозреваете, не так ли?

– Есть нечто такое, о чем мне следует знать? – спросил он.

Она напомнила себе, что он умный человек. Она снова смутилась под его пристальным взглядом. Он из тех, кто живет в этом мире: балансирует на грани, придерживает информацию. Намеки, подсказки, хитрости. Сеньян не подготовил тебя к этому. Сеньян обучал мужчин (и одну женщину) стрелять из лука, драться на мечах и кинжалах. Управлять маленькими суденышками в море и, может быть, когда-нибудь отправиться через горные перевалы на поиски ашаритов, возможно, даже бандитов-хаджуков, – и приступить к давно желанной мести.

Она ждала, что дед снова призовет ее к осторожности, но он молчал. Она сказала:

– Не мне об этом рассказывать.

– Что она шпионка?

Это ее удивило, но не так сильно, как он, может быть, ожидал. Даница пожала плечами:

– Все серессцы – шпионы, разве не так?

– Возможно. Но – если я прав – не все приезжают вместе с человеком, который имеет доступ к влиятельным людям, вхож в их дома. Она бы получила такой доступ, как жена доктора.

– Теперь она его не получит.

– Я собирался пригласить ее остановиться в нашем доме.

Даница моргнула.

– Понятно, – сказала она.

– Мой отец и брат заседают в Совете Правителя. Они достаточно влиятельны, чтобы ей помочь. Я – младший сын, меня все игнорируют.

В этом она сомневалась.

– Это не создаст вам неприятностей? Ну, то что она остановится в вашем доме?

– И будет шпионить? Ничего, – он усмехнулся. – Даже если она отправит донос о нашей мебели, мне доставит удовольствие поселить Леонору Мьюччи под своей крышей.

– Не сомневаюсь, – сказала она.

Он убрал с лица улыбку.

– Но что мне следует знать? Вы не сказали.

Нужно же кому-нибудь доверять.

– Она откажется возвращаться в Серессу.

На этот раз она его поразила, это очевидно.

– Что? Почему?

– Я не знаю.

Он снова улыбнулся, мягче.

– Вы плохо умеете лгать.

– Может быть. Значит, мне можно доверять, правда?

Он покачал головой.

– Не в том случае, если вам доверяют тайны. Мне может понадобиться, чтобы вы смогли солгать.

– Я могу научиться, – ответила Даница. – Но это не моя тайна, я не могу ее открыть. Это другой вид доверия.

Она увидела, что он смотрит туда, где стояла другая женщина, глядя, как приближается освещенная солнцем Дубрава.

– Вы считаете, что она собиралась прыгнуть, тогда, раньше?

Это был неожиданный вопрос.

– Да, считаю, – ответила Даница.

– Но не сейчас?

– Нет, сейчас нет.

– И вы мне больше ничего не расскажете?

Даница покачала головой.

– Но ей действительно нужна помощь.

– И вы будете помогать женщине из Серессы?

– Она не из Серессы. Вы слышали.

– Да, – ответил он. – Они не все рождены там.

Даница снова пожала плечами.

– Я только прошу. Я не могу вас заставить что-то сделать.

Но ей хотелось, чтобы он что-нибудь сделал, понимала Даница. Ей здесь надо попытаться спасти не только свою жизнь. Возможно, у нее даже появится подруга. Без семьи, в ссылке, это лучшее, на что Даница может рассчитывать, не так ли? Нельзя рассказывать то, что доверила тебе подруга: что она не была замужем за человеком, с которым отправилась сюда.

Вот как случилось, что еще до того, как «Благословенная Игнация» бросила якорь, среди кружащихся чаек, под гомон обмена вопросами и ответами с встречающими, до того, как спустили трапы на причал, Марин Дживо пригласил госпожу Леонору Мьюччи пожить, пока она будет в Дубраве, в доме его семьи, в качестве маленького и явно неадекватного жеста любезности и в знак сочувствия к потере ею любимого супруга.

Она с удовольствием и очень учтиво приняла его приглашение.

Глава 9

Едва ли была необходимость кому-то объяснять, как новости так быстро дошли до нее в обители Дочерей Джада на острове Синан в гавани Дубравы.

Обитель существовала уже сто лет и была знаменитой. Ее святилище украшали мозаики, привлекавшие посетителей (которые вносили пожертвования, конечно). Тем не менее роскошь этой обители была ее собственным достижением, после того как она стала Старшей Дочерью.

Она долго растила силу и связи, чтобы молва о них распространялась во все стороны от острова. Одним из результатов этой силы была возможность не объяснять то, что она предпочитала не объяснять.

Сересса оценила ее достижения и щедро наградила ее за это. Ее звали Филипа ди Лукаро. Или, вернее, этим именем она себя называла.

Она прожила здесь почти двадцать лет, но взгляды мужчин говорили ей, что она по-прежнему осталась интересной и привлекательной для них. Очень часто они смотрели на нее со страхом. Это другое дело, и это полностью ее устраивало. У нее еще не пропал интерес к молодым мужчинам, и его хватало на то, чтобы придирчиво выбирать слуг, выполняющих разнообразные работы на острове.

Один из садовников, ее теперешний фаворит, был немым – корсары отрезали ему язык, когда захватили корабль, на котором он плыл. Эта вынужденная молчаливость стала одной из причин, почему она его выбрала, разумеется. Он убежал с галеры ашаритов, как – она не знала, да и в любом случае, ей было все равно. Он обладал большой выносливостью в любви и имел приятные пропорции. Иногда ей хотелось, чтобы у него остался язык, но невозможно получить все, чего пожелаешь (увы!). Он также был полезен в других случаях, когда нужно было тайно убить кого-нибудь, например, что иногда случалось в этом печальном и трудном мире.

Никто здесь не знал ее истории. Считалось, что она родом из мест неподалеку от Родиаса, происходит из семейства, уходящего корнями в глубину веков, и она хотела, чтобы все так считали. Ее ценность для Серессы снизилась бы, если бы открылось, где она в действительности родилась, и откуда поднялась, став тем, кем стала.

Она была Старшей Дочерью на Синане, здешним религиозным лидером. Ее также называли (некоторые женщины) Богиней Змей. Ей не полагалось это знать, но она, конечно, знала. Она ничего не имела против этого прозвища. Во многих отношениях полезно внушать страх.

Когда «Благословенная Игнация» семьи Дживо однажды весенним утром появилась на горизонте и прошла мимо острова, она сама ее увидела со своей террасы.

Она сидела там, в утреннем свете, после молитв вместе с давней уважаемой и почетной гостьей. Собственно говоря, эта гостья была единственным человеком, которого она сама боялась, но она считала, что ей удалось не позволить старшей женщине это заметить.

Тут она ошибалась. Ее гостья тоже отличалась проницательностью, к тому же взращивала в себе это качество дольше и при более трудных обстоятельствах.

Потом, в то же утро, она навела в городе справки насчет «Благословенной Игнации», поэтому они на Синане одними из первых узнали о том, что прибыл художник из Серессы и жена доктора, но не сам доктор – тот умер.

Один из осведомителей Старшей Дочери сообщил также, что на борту корабля почему-то прибыла еще одна женщина, из пиратов Сеньяна. По слухам, это она перестреляла серессцев в начале весны в Сеньяне.

Новости были интересные, все новости, и их предстояло обдумать. Филипа ди Лукаро думала быстро, и ее нельзя было упрекнуть в нерешительности.

Она разослала приглашения.

Она удивилась, когда женщина из Сеньяна через три дня приехала вместе с остальными, но иногда бог щедр к тем, кто служит ему в священных обителях.

* * *

Марин знает, что могут пройти недели или даже месяцы прежде, чем тебя примут при дворе Ашариаса или Обравича. Родиас и Сересса быстрее дают аудиенции, потому что Верховный Патриарх Родиаса чувствует себя осажденным, а Совет Двенадцати в Серессе понимает, что задержка может стоить денег. Насчет других городов и дворов правителей он точно не знал, но хотел бы их повидать. Иногда ему снилось, что он находится в таких местах, где его не знают.

Его собственная республика одновременно чувствует себя осажденной и понимает взаимосвязь между коммерцией и скоростью. Поэтому он не был удивлен, когда Даницу Градек вызвали на аудиенцию в Совет Правителя (в полном составе, на нем будут присутствовать и его отец, и брат) всего через два дня после того, как «Благословенная Игнация» вошла в порт.

Сеньянцы служили в Совете постоянным источником споров, неизменно гневных. Одно дело, когда Дубрава изобретает хитрые способы застраховать свои корабли и грузы, снижая риски. Совсем другое – когда только что нанятого ими на работу доктора убивают на одном из этих судов.

Выживая при помощи хитрости и обмана (и подкупа, и дипломатии, и лести слабого сильному), Дубрава порицает, а иногда и ненавидит Серессу, гораздо более могучую республику в этом мире монархов, императоров, князей и калифа, но они не могут позволить себе нанести ей большое оскорбление.

Сересса – это их главный рынок. Вот так все просто. Истина, которая чревата определяющими последствиями для маленького города-государства, зависящего от торговли и от моря. Здесь они добились успеха. Но их в любой момент могут уничтожить, если равновесие мира (равновесие, которое они стараются создать в мире) нарушится.

С другой стороны, сеньянцы в своем городе, расположенном дальше на север вдоль этого усеянного островами побережья, пользуются покровительством императора Родольфо, а иногда и получают от него похвалы, и Дубрава тоже посылает взятки и подарки к его двору. Вызывать неудовольствие императора тоже не стоит.

Следовательно, есть деликатный момент в этом деле с женщиной из Сеньяна, которая приехала сюда по собственной воле и попросила разрешения предстать перед Советом Правителя.

Очень вероятно, что ее повесит их палач, или женщину передадут Серессе. У серессцев могут быть особые счеты с ней. Подозревают, что она убила многих из них этой весной, и то, что она – женщина, прибавляет унижение к гневу.

Унижение Серессы не вызовет сожаления у Дубравы, но мир такой, какой есть, и такие взгляды нельзя высказывать публично.

Марин Дживо предпочел бы считать все это забавным, отнестись к этому с привычной отстраненностью, но обнаружил, сопровождая Даницу Градек во дворец, что уже не может заставить себя так относиться к происходящему.

Формально это она его сопровождает. Она одета в красно-синие цвета Дживо, как телохранитель на жаловании у семьи. Это была его идея, чтобы сохранить ей жизнь на время, достаточное, чтобы доставить ее в Совет. Поскольку в тех случаях, когда публичная казнь может повредить политике, часто выходом является тихое убийство, в некоторых случаях. Статус служащей дома Дживо является в какой-то степени защитой от этого.

Даница вооружена луком и стрелами. Ей придется сдать их во дворце. Марин вспомнил, что забыл предупредить ее об этом. Она не из тех, кто имеет опыт поведения во дворце.

С ними отправились Драго Остая, их капитан, чтобы представить свой отчет, если потребуется, а также женщина, пострадавшая в этом деле: гостья семьи, отвлекающая внимание Леонора Мьюччи.

По крайней мере, теперь она уже не намерена покончить жизнь самоубийством. После того, как они причалили к берегу, она вела себя тихо и безупречно учтиво. Она дала понять семейству Дживо (с просьбой пока никому не рассказывать), что откажется вернуться в Серессу, хотя именно это ей следовало сделать – или им следовало отправить ее домой. Она также отказывается давать объяснения. Поэтому она – еще одна женщина, представляющая проблему для дипломатов. И обе остановились в доме Дживо. Его мать не проявляет энтузиазма по этому поводу. Совет Правителя, наверное, отнесется к этому так же.

Его отец, которого обычно бывает трудно отвлечь, кажется, без ума от вдовы доктора. Конечно, он ведет себя сдержанно и респектабельно. Отец и брат никогда не делают ничего, что не было бы респектабельным. Старший Дживо искренне благочестив; старший сын также искренне боится совершить какой-либо большой грех.

Марин часто представляет себе, как бы он жил вдали от дома.

На Страден много людей, они идут от особняка Дживо по направлению к дворцу Правителя у гавани. Само их движение туда служит развлечением, понимает Марин.

Стоит ясное утро, прекрасная весенняя погода. Лето в Дубраве жаркое. Люди, если могут, уезжают из города в сельскую местность, на побережье или на острова. Они ездят друг к другу в гости, пьют вино, охлажденное в погребах, в ожидании осеннего урожая и более прохладной погоды. Марин обычно старается оказаться на борту одного из их кораблей, идущих в другие края, куда угодно.

Люди, мимо которых они проходят, с нескрываемым любопытством смотрят на женщин – на разбойницу с луком даже больше, чем на вдову из Серессы. У них неприветливые лица. Леонора Мьюччи здесь не кажется чем-то необычным, хотя молодые женщины рассматривают покрой ее черного платья и прикидывают, как изменить свои собственные платья. В Дубраве моду диктует Сересса, даже в большей степени, чем придворные.

Но женщина из Сеньяна, с ее размашистой походкой и прямой спиной, – вот на нее стоит смотреть. Она убила, по крайней мере, одного человека, возможно даже многих людей. Она также не пожелала сменить свой пиратский наряд, носит его под верхней красно-синей туникой, хотя и позволила слугам постирать его, и с большой радостью приняла ванну. Даже два раза. Волосы ее подколоты наверх и убраны под кожаную шляпу. При ней ее пес. Марин уже понял, что он всегда при ней.

И пес, и женщина, отметил он по дороге, держатся настороженно. Не было бы чем-то неслыханным, если бы кто-то убил на улице своего врага, а Сересса могла уже определить свои планы насчет нее. Они знают, что здесь есть агенты Серессы, о некоторых догадываются, но отец Марина часто говорил, что если бы они знали всех шпионов, Сересса была бы менее могущественной, чем ее считают.

«А это не так», – всегда прибавляет он.

Он видит, что прямо перед ними идут женщины семьи Матко. Они вышли на улицу, терпят яркий свет солнца, чтобы лучше их рассмотреть. Он смотрит на Кату, хорошенькую и нарядную, и думает (возможно, несправедливо), не поспешит ли она сейчас заказать себе платье такого же фасона, как у женщины из Серессы, пока в ее памяти еще хранятся все его детали.

Когда они проходят мимо, он вежливо кивает всем троим, матери и двум дочерям. Он видит, что глаза Каты смотрят на него, а не на Леонору Мьюччи, и не на женщину из Сеньяна, и что у нее неожиданно встревоженное лицо.

Женщины Дубравы обычно не делают ничего неожиданного, как подсказывает его опыт, – если ты примирился с мыслью, что некоторые из них любят впускать мужчин к себе в спальни. И что это, собственно говоря, не следует считать чем-то неожиданным.

Тем не менее пристальный взгляд на улице утром – это неожиданность. Вероятно, они с матерью посчитали его подходящим кандидатом на замужество, и она встревожилась, видя его идущим рядом с молодой, внезапно овдовевшей женщиной из Серессы, неоспоримо привлекательной.

Он слишком нервничает сегодня утром (хотя ему и не нравится в этом признаваться, даже самому себе), чтобы его это позабавило, как могло бы позабавить в другом случае. Он понятия не имеет, что произойдет на Совете. Весьма возможно, что Даницу Градек прикажут казнить. Она участвовала в нападении на корабль Дубравы, пираты взяли их товары и выкуп, убили доктора, направлявшегося сюда. За такие вещи люди умирали или отправлялись на галеры. На галеры женщину не пошлют, они не варвары, но ее могут повесить, и никто не скажет, что это несправедливо, или даже жестоко, несмотря на то маленькое возмещение, которое она постаралась им обеспечить, убив одного из своих товарищей.

Он пытался выстроить свою речь перед Советом в это утро. Его не смущала необходимость говорить публично, но он сознавал, что от этих слов может зависеть жизнь, висящая сейчас на волоске. Он также понятия не имел, что скажет Даница Градек, он совсем не понимает эту женщину.

В тот самый момент, чтобы сделать это утро еще более радостным, она останавливается посреди улицы. Смотрит назад. На женщин Матко.

Они все останавливаются.

– Что вы делаете? – шепчет ей Драго. – Мы здесь у всех на виду. Вы телохранитель, не забыли?

– Я помню, – отвечает она. Она продолжает смотреть назад. Потом говорит:

– Останьтесь с господаром Дживо, смотрите в оба глаза. Синьора Мьюччи, не будете ли вы любезны пройти со мной?

И Леонора подчиняется, без колебаний, оставив двух мужчин одних на улице.

– Она только что отдала мне приказ? – спрашивает Драго. Его голос – и выражение лица – в любой другой день могло бы позабавить Марина.

– По-моему, да, – подтверждает Марин. – Давай, охраняй меня. Будь начеку, капитан.

Он наблюдает за женщинами, которые идут назад, туда, откуда они только что пришли. Видит, как они останавливаются перед матерью и дочерями Матко.

Он не понимает, что все это значит, совсем не понимает. Это с ним бывает редко.

– Что ты делаешь?

– Тихо, пожалуйста, жадек. Послушай. Помоги мне, только тихо.

Она раньше не видела больших городов, таких огромных толп, и ей требовались некоторые усилия, чтобы не выдать свой страх. Но что-то в выражении лица одной из тех трех женщин, которые только что прошли мимо – матери и дочерей, по ее предположению, – послужило для нее предостережением.

Пока они шли обратно, она сказала Леоноре:

– Та, младшая, нам надо минуту поговорить с ней наедине.

Сумеешь?

– Легко, – ответила ее новая подруга. Ее единственная подруга.

Она остановилась перед младшей из них, хорошенькой и нежной, с очень добрыми глазами. Леонора окинула взглядом платье девушки, сверху до подола. У Даницы не было никаких мыслей относительно этого платья. Совсем никаких.

– Можно переговорить с вами наедине, госпарко? Мне нужен совет, а ваше прелестное платье дает повод думать, что вы сможете мне помочь.

– Конечно! – ответила девушка. Она бросила взгляд на мать, но не так, словно спрашивала у нее разрешения. – Пройдемте сюда, в аркаде тише.

Они прошли туда. В аркаде, действительно, было тише.

– Чем я могу помочь, синьора? И можно мне сказать вам, как мы все сочувствуем вашей потере? Эти ужасные сеньянцы!

Она в первый раз посмотрела на Даницу, но этот взгляд не говорил «ужасная».

– Могу я узнать ваше имя? – спросила Даница. Они были одни. Чтобы их подслушать, пришлось бы очень постараться. – Мое имя Даница Градек. Возможно, сегодня утром меня решат убить.

Женщина смотрела на нее.

– Что ты делаешь?

– Жадек, ты же ничегошеньки не знаешь о женщинах. Помолчи!

– Мое имя Ката Матко. Я знаю, что вас могут убить. Но я также верю…

Выражение ее лица говорило за нее.

– Дело не только в голосовании, не так ли – повесить меня или передать серессцам. Вы что-то знаете?

Девушка оказалась смелой. По-видимому, даже дочь богатого человека в Дубраве может быть смелой. Она посмотрела Данице в глаза. Они были примерно одного возраста, все трое.

Ката Матко сказала:

– Может быть, не только вас, – она понизила голос, двум остальным женщинам пришлось напрячься, чтобы ее расслышать.

– Что? Что она?..

Даница кивнула. Всегда важно, чтобы другие не увидели, что она встревожена. Она спокойно спросила:

– Кто-то, возможно, сделает вид, что нападает на меня, а его целью станет некто другой?

Темные глаза девушки широко раскрылись.

– Откуда вы?..

– Я вела определенную жизнь, – сказала Даница, но старалась говорить мягко. Она взглянула на собеседницу. – Господар Дживо? Марин? Вы не желаете ему смерти?

Рядом с ней Леонора удивленно охнула, а ее дед так же охнул у нее в голове. «Люди, мужчины и женщины, могу очень отличаться друг от друга, но во многом оставаться одинаковыми», – подумала Даница. Они могут быть живыми и мертвыми, и при этом почти одинаковыми.

– Нет, не желаю, – ответила Ката Матко и покраснела. – Он ее не заслуживает. За это не заслуживает.

– Им кто-то недоволен? И вы об этом знаете, больше знаете, чем мужчины?

– Да. Некоторые из нас знают.

– Это имеет отношение к девушке? К ее семье?

Это был рискованный ход, догадка. Возможно, слишком рискованный.

– Я вам этого не говорила, – твердо ответила та. – И это не я, и не моя семья.

– Не говорили, – быстро согласилась Даница. Однако девушка не отрицала ее догадку. На самом деле, она ее подтвердила. – Вы проявили щедрость. Я не умею выразить это лучше, но я вас благодарю.

– О чем мы с вами могли беседовать? – спросила Ката, глядя на Леонору. – Мама спросит. Я могу ее обмануть, но…

– Но вам нужна подсказка, – Леонора улыбнулась, к ней быстро вернулось самообладание. – Я восхищалась покроем вашего платья. Мне нужно сшить траурную одежду. Я хочу, чтобы ее сшили хорошо.

Ката Марко кивнула головой.

– Тамара, на улице Сул. Первая улица направо от этой, на полпути к дворцу. Она из киндатов, но очень искусная мастерица, если вы ничего не имеете против них. Она шьет всю мою одежду, и у нее много тканей. Скажите ей, что это я вас прислала. Или… – она поколебалась. – Вы хотите, чтобы я пошла с вами?

Леонора снова улыбнулась.

– Это было бы чудесно. Но это зависит от того, что произойдет сегодня утром.

– Да, – согласилась Ката Матко. Она повернулась к Данице. Румянец все еще горел на ее щеках. – Я была бы рада, если бы вы могли пойти вместе с нами.

– Разбойница из Сеньяна?

– Да.

– За платьем? – Даница улыбнулась, но опять подумала: «Вот смелая девушка».

Ката Матко улыбнулась в ответ.

– Ну, тогда в качестве нашей телохранительницы, если не хотите подчеркнуть свою красоту.

Она не собиралась обсуждать этот вопрос здесь.

Они вернулись назад к матери и старшей сестре, любопытство которых было до смешного очевидным, как и всех остальных вокруг них. Рот одной из женщин был даже широко открыт. «Стрекоз ловит», – обычно говорила в таких случаях ее мать.

Ката и Леонора сделали друг другу безупречный реверанс. Даница поклонилась. И матери Каты тоже, повинуясь какому-то порыву. Она усиленно соображала.

– Это было хорошо сделано, – ворчливо произнес дед.

– Это начало. Как ты считаешь, что они сделают?

– Нам надо увидеть палату заседаний Совета. Тебе не позволят взять с собой лук.

– Я могу попытаться.

Как и ожидал Марин, Даницу Градек не впустили внутрь с оружием. Она из Сеньяна, враг республики, по какой бы причине она здесь ни оказалась.

Пока они приближались к дворцу, она коротко переговорила с ним и с Драго.

– Если я не смогу оставить при себе лук и колчан, мне нужно, чтобы они были недалеко от меня. Вполне вероятно, возникнут неприятности.

– Конечно, они уже есть, – пробормотал Драго. – Иначе почему бы мы оказались здесь?

– Нет, послушайте меня! Капитан, прошу вас, предложите стражникам оставить мой лук у вас, а потом держитесь недалеко от меня и… и также возле господара Дживо. Возможно, речь идет не обо мне.

Это было неожиданно, но больше она ничего не успела сказать. Их окружили люди, входящие в палату; их уединение закончилось.

Марину необходимо сосредоточиться на том, что он скажет. Он видит, что его отец и брат уже в зале. Отец никогда не опаздывает на заседание Совета.

– Я – телохранитель семьи Дживо, – говорит Даница стражнику у двери. Во дворце Правителя гордятся новыми бронзовыми дверьми. На них рельефные изображения жизни Святых великомучеников, сделанные художником из Родиаса, которому очень щедро заплатили.

– В палате есть телохранители, – отвечает стоящий у двери стражник. Он здесь старший, одет в темно-зеленую ливрею служителей дворца Правителя. Он говорит учтиво, но не собирается уступать в этом вопросе. Охранник смотрит на Драго.

Тот непринужденно говорит:

– Она здесь по своей воле, Евич.

– Может быть, у нее на то свои причины, – говорит стражник, по-прежнему вежливо. – Оружие здесь запрещено. В том числе и пес.

Даница Градек кивает головой. Она что-то говорит псу, положив руку ему на голову. Пес послушно отходит в тень у входа. Он поразительно выдрессирован и невероятно огромен. Это оружие, даже если кто-то так не считает.

Драго поворачивается к Данице:

– Госпарко, у этого стражника есть свои обязанности, и только люди, имеющие разрешение, носят здесь оружие, даже церемониальное. Я сам подержу ваше оружие. Вы получите его обратно.

– Если меня отпустят, а не прикажут повесить, – отвечает женщина. Она отдает свой лук и колчан капитану Марина. Стражник несколько секунд колеблется, потом кивает Драго.

– Кинжал? – спрашивает стражник по имени Евич. Он выполняет свои обязанности. В его голосе нет злобы.

Даница вынимает кинжал из-за пояса и тоже отдает его Драго. Коротко улыбается стражнику.

– У меня в сапоге еще один, – она наклоняется и вынимает еще один кинжал, с тонким лезвием и тонкой рукояткой. Драго и его берет.

– Вы, сеньянцы, всегда наготове, – произносит Евич. Кажется, он вот-вот улыбнется ей в ответ.

– У нас небольшой выбор, – отвечает Даница.

Марин видит в глазах мужчины уважение. Это его удивляет. Евич отступает в сторону. Они входят. Пес следит за ними, лежа в тени снаружи.

В это утро на заседании присутствуют шестьдесят пять членов Совета Правителя. Их должно было быть шестьдесят шесть, но один недавно умер, и его еще не заменили. Замена советника – непростой процесс, в прошлом из-за него возникали стычки, вражда, даже гибли люди.

Существуют и другие советы и комитеты, управляющие Дубравой, менее многочисленные группы для принятия повседневных решений. В городе-государстве приходится принимать много решений, по самым разным поводам, например – организация карантина для приезжих в целях предотвращения эпидемий чумы, необходимость реагировать на сведения или требования из Ашариаса, или планирование повторного брака богатой вдовы, чтобы ее имущество осталось в кругу благородных семейств.

Есть еще ночные патрули, предотвращающие кражи и беспорядки, контроль качества воды в фонтанах, защита соляных равнин на юге. Всем этим ведают комитеты. Город управляет несколькими островами к северу от него (сопротивляясь давлению со стороны Серессы, всегда), и часто жители этих островов бунтуют против необходимости платить земельный налог. Есть люди, в обязанности которых входит контролировать такие беспорядки.

Нужно строить и содержать в порядке общественные бани, а также, что еще важнее, стены и башни города. Подарки и послания различным государствам всего мира нужно тщательно продумывать. Собирать и оценивать информацию, и решать, с кем поделиться тем, что стало известно, – это очень сложная задача.

Необходимо решать вопросы медицинского обслуживания, выписывать врачей (сегодня утром снова встала эта проблема), определять судьбу незамужних матерей, заботиться о неимущих. Святилища следует сохранять и, по возможности, улучшать, к вящей славе Джада и Дубравы.

Брак в высшем обществе – это не личное дело. Существует комитет, следящий за тем, насколько богатое приданое можно дать за дочерью. В этом вопросе есть элемент конкуренции. Республика позволяет демонстрировать свое богатство, но излишества подрывают устои.

В Дубраве не одобряют того, что подрывает устои.

Они торгуют и выживают в мире, который не склонен позволять им торговать и выживать в качестве независимой республики, и поэтому всегда следует помнить о множестве самых разных аспектов. Правители Дубравы знают свое прошлое и пристально наблюдают за настоящим. Маленький город-государство среди львов, живущее под угрозой (или в реальности) войны, не может вести себя иначе.

Жители Дубравы гордятся тем, что более внимательно следят за сменой направления ветра, дующего в мире, чем другие страны. Младший сын в Феррьересе стал наследником ценных земель вместо брата? Рябь от этого события может пойти далеко. Дочь короля Эспераньи, по слухам, унаследовала психическое заболевание династии Кольберг? Некоторые будут рады узнать об этом от Дубравы. Назначен новый сердар кавалерии османского гарнизона в Мулкаре? Это может иметь последствия здесь, поскольку торговый путь в Ашариас проходит недалеко оттуда. Кому-нибудь будет поручено выяснить, какие подарки предпочитает этот новый командир. Все имеет значение.

Даже Сересса, со всеми своими шпионами, так пристально не наблюдает за всем происходящим, потому что Сересса – один из львов. Она обладает властью и размахом, и это поможет ей уцелеть даже после серьезного промаха. В Дубраве считают, что не могут себе позволить так рисковать.