Текст книги "Русский Моцартеум"

После выпада этого «осколка» Османской империи Лабецкий вцепился в куртку турка и заорал по-русски:

– А ну вали отсюда, черное дерьмо! – И затем закричал мне: – Переведи этому зверю!

И я, выдерживая правильное произношение на hochdeutsch[56]56
  Литературный немецкий.


[Закрыть], выпалил:

– Sturze von hier aus, die schwarze Scheisse![57]57
  Вали отсюда, чёрное дерьмо!


[Закрыть]

Турок какую-то секунду обалдело пялился, затем громко завопил что-то непонятное и бросился с кулаками почему-то на меня. Но не добежал, врезавшись в выставленный Германом кулак, и отлетел в сторону от моего довольно хлесткого удара сбоку в подбородок. Тут же позади меня падает чье-то тело. Оборачиваюсь – еще один турок на земле, уже от удара Лабецкого. Через мгновение создается такая транспозиция: шесть ощетинившихся кулаков нашей тройки против несметного ряда обалдевших турок. Противостояние длится минуту-две, мы стоим и угрожающе молчим. Безмолвствуют и турки. Еще секунда – и тишину вдруг разрывает крик Германа:

– На экране кричали: «Герман, бе-е-ей!!!»

И две натовские куртки срываются с места, врезаясь, как две торпеды, в турецкий ряд и разбивая его. Я бью стоявшего и еще не пришедшего в себя турка и бегу за обернутыми в натовские куртки «торпедами», которые уже раздают во все стороны удары. Меня отсекают двое турок, и я бьюсь с ними, начиная тут же пропускать удары.

Резко наклоняюсь и, выпрямившись, бью с разбега головой в небритый подбородок – удар, если правильно выполнить, страшный. И турок – на асфальте. Оборачиваюсь и вижу вдруг замелькавшие черные кулаки и яркие, на уровне голов неприятелей, кроссовки – черные братья ударили вторым фронтом, и еще прибавилось турков на асфальте. Но вот, побросав товар, идет к туркам подмога. Ох и тяжко нам будет, много их как!

Герман с Лабецким, став спиной к спине, яростно отбиваются, их начинают теснить, и я делаю адские усилия, чтобы под градом ударов пробиться к ним. Над площадью стоит сплошной турецкий крик. Наношу удары во все стороны и краем глаза вижу, что уже дерутся и туристы из автобуса, и шоферы – турки, не разобравшись, начали бить и их тоже. Ну, уже легче, но чувствую, что дело плохо – турков намного больше.

Уже стали падать негры; повалили Лабецкого; сзади Германа повис турок. Я бью его что есть дури в голову, и тут же сам получаю сильный удар. Отлетаю и вижу, что дело плохо – нас побеждают, и побеждают уверенно. Будем биты, и крепко – мало нас, а все русские стоят и смотрят. Герман, набрав побольше воздуха в легкие, орет на всю площадь по-русски:

– Братва-а!!! Помога-ай!!! Чего ж вы, мудаки, стоите, бей зверье! Помогайте, братушки, поубивает нас зверье черное!

И вся русская торговая братия, бросив свой товар, начинает проворно колошматить турок, а к нашему «засадному полку» присоединяются еще поляки и немногочисленные немцы. Трещат под ногами матрешки. Турок берем в кольцо (как в песне «И встали в круг матросы»). И уже над площадью разносится не гортанный турецкий, а до боли родной и жизнеутверждающий русский мат!!!

– Мочи зверье!

– Достали падлы!

Это были самые приличные выкрики на русском языке, ставшем в который уже раз языком победителей и на какое-то время господствующим на площади возле Бранденбургских ворот.

Турки с большими потерями вырываются из кольца. Но и этих настигают и безжалостно добивают на газонах, поляки и немцы в братском союзе с русскими шоферами и туристами. Последними присоединяются к антитурецкой коалиции вьетнамцы – они бьют турков нунчаками – тоже, видать, те им досадили. Теперь – победа! Поднялся с земли Лабецкий и с удвоенной силой молотит уже почти не сопротивляющихся турок. Стоит страшный гвалт, среди которого вдруг слышу:

– Пацаны, шу-ухер, менты-ы-и! Все в отры-ыв!

И действительно, доносится нарастающий вой сирен. Я вижу врывающиеся на площадь полицейские автобусы и спецмашины.

– Герман, Лабецкий, уходим, быстро! Бросай товар, за мной, братва-а! – кричу я и несусь как можно скорее.

Оглядываюсь – бегут оба и бегут быстро, и доносится такое знакомое по военным фильмам детства:

– Halt! Halt! Halt!.. Keine Bewegung! Haеnde hoch!..[58]58
  Стой! Стой! Стой!.. Не двигаться!.. Руки вверх!..


[Закрыть]

Мегафонный крик гремит над площадью и отражается эхом от

Бранденбургских ворот.

Вся дерущаяся толпа кинулась врассыпную, в отчаянный отрыв.

Я бегу и перепрыгиваю через лежащего турка. Лабецкий, поравнявшись с ним, приостанавливается и что-то подбирает (позже оказалось, что это небольшой турецкий ножик – наш боевой трофей).

На площадь въезжают три специальных полицейских фургона, сверкая проблесковыми маячками; из их железного нутра, как горох, высыпаются полицаи и от души дубасят дубинками всех, кто не успел унести ноги, – не разбирая правых и виноватых. Правда, потом очевидцы рассказывали, что полиция била в основном турок. Кстати, среди задержанных оказалось много турок и почему-то негров и вьетнамцев, зато русских – самая малость. Пришлось отчитываться в полиции в основном тем, кто участия в драке не принимал, – это как всегда.

Но об этом мы узнаем потом. А пока мы несемся, будто спортсмены-многоборцы, втроем по бульварам и улицам, не разбирая дороги, то и дело натыкаясь на прохожих. Правда, немцы тотчас расступались, и мы улепетывали уже по спасительному коридору. На исходе сил останавливаемся, оглядываемся – погони нет! Видно, полицаи ввязались в разбор полетов на площади.

Зато навстречу нам, в сторону Бранденбургских ворот, с истошным воем сирен несутся все новые и новые фургоны и автобусы с полицейским подкреплением.

Можно сбавить темп, опасность осталась далеко позади, но мы все равно скорым шагом уходим прочь от бранденбургского побоища.

Доходим до подземного перехода, выбираемся к какому-то парку и срываемся на бег по геометрии аллей, мимо ухоженных газонов и деревьев. И прихватываем еще пару улиц. Затем быстро сворачиваем в близлежащий двор и обессиленные падаем прямо на траву.

Осматриваем убытки. У меня разбита губа и набухает «бланш» под глазом. У Лабецкого разорвана куртка и расквашен нос – все время кровоточит.

Герман прихрамывает. Костяшки кулаков у нас здорово разбиты о турецкие зубы.

Отдышались, закурили, помолчали. У Лабецкого перестала сочиться кровь из носа. Он тщательно вытирает лицо травой. Вспоминаем бой, и нас начинает разбирать какой-то нервный смех!

– На экране кричали: «Герман, бе-е-ей!» – вспоминали мы.

– Ты это на ходу придумал? – спрашивает Лабецкий, и мы хохочем все сильнее.

– Я? Да я вообще не помню такого, – оправдывается Герман и тоже хохочет.

Смеемся и все время повторяем: «В кино кричали: „Герман, бей!“»

Надорвав животики, мы вспомнили и о брошенном товаре на толкучке. Настроение понемногу улучшилось. Окончательно придя в себя, шагаем по Берлину, хохочем, на ходу принимаем решение приобрести Лабецкому новую куртку, и в «Пик унд Клоппенбурге» покупаем ему шикарную куртку, а затем, поразмыслив еще, раскошеливаемся на обновку для Германа. Мне ничего не надо – моя дополнительная экипировка лежит дома в целости и сохранности. Заходим в ирландский паб, заказываем пиво, отмечаем победу над врагами и обмываем покупки.

– Пацаны, мы сегодня отдых заслужили! – сказал Герман, и мы с ним молча соглашаемся.

На другой день я заехал в хайм, и там мне сказали, что на рынке нам показываться нельзя – очень опасно. Я также узнал, что стал героем и гордостью хайма – в одиночку перебил всю турецкую мафию. Ох, чего люди только не напридумывают! Пробыл у «сестры» до вечера – гуляли, ходили в кафе. И она попросила познакомить ее с моими друзьями, на что я ей заметил, что они не в «Армани» одевались. Правда, в ответ получил долгую и гневную отповедь, что «здесь не Россия, и если ты живешь в Берлине, то должен соответствовать принятому положению вещей».

И вот уже вечером я дома (дом действительно стал родным) и застаю свой боевой отряд за работой – ловко и споро заносились в дом ящики с водкой «Смирнофф». Дирижировал этим процессом Лабецкий, а Герман на ходу комментировал:

– Деньги должны работать! Сброшенная с идущих московских поездов водка досталась нам за копейки. Продаваться будет фрицам в магазины и кафе за половину нормальной цены – уже в двух местах договорились.

Водки так много, что ящиками заставляется весь коридор. Между тем Лабецкий отправляется куда-то за новой партией шнапса. И выясняется, что все уже давно и без меня решено – и, как сказал Герман, для моего же блага. И мне остается принять как данность, что часть нашего общего капитала вложена в самый надежный в мире товар. Я с горечью осознаю, что с этого момента меня зачисляют в бутлегеры, то есть я уже – настоящий преступник.

Герман любил пофилософствовать, когда мы с ним засиживались где-нибудь в кнайпе с огромными кружками пива.

– Мы будем вспоминать эти времена, поверь мне, – мечтательно говорил он. – Это же настоящие хроники Холиншеда, согласно которым великий Шекспир писал свои гениальные вещи. В самом деле, представьте себе, господа из будущего, такую картину: по Берлину разгуливают в военной форме советские офицеры, утюжат дороги в огромном количестве «Жигули» и «Волги», русская община растет просто в какой-то геометрической прогрессии – и в основном за счет «нелегалов»…

Действительно, я никогда не переставал удивляться полному, на мой взгляд, бездействию немецкой полиции начала 1990-х. Не только в Восточном, но и в Западном Берлине множились, точно грибы после летнего дождя, русские блат-малины, где решались абсолютно все насущные вопросы. Кто им эти квартиры сдавал?! На каком основании? Где митфертраг[59]59
  Митфертраг – основной документ в Германии, регулирующий взаимоотношения съемщика с владельцем квартиры. В нем оговариваются все моменты, начиная от вселения и заканчивая выездом из квартиры.


[Закрыть]?! Да без основания и без всякого митфертрага! Формула до боли простая, по основоположнику капитализма Карлу Марксу: деньги – товар – деньги! Проще говоря, германские марки, американские доллары в лапу – и хайль Гитлер! А через полчаса во двор въезжает груженный контрабандными спиртным и куревом автомобиль, и ребята с лысыми головами, в кожанках и ярких крассюках заносят в подъезды ящики и коробки.

– Одним словом, Америка 20-х. Времена «сухого закона», но в фарсовом варианте, – поддакивал ему я.

– Тут старушка Европа, своя специфика, – поправлял Герман.

И он был прав. В Берлине творилось нечто невообразимое. Ежедневно заселялись, в ожидании дальнейшего трансфера по всем пуфам (нелегальным домам терпимости) Германии, украинские и белорусские солдатки любви, которые начинали трудиться уже с порога – чего зря время терять? Короче говоря, берлинская блат-малина набирала обороты. Здесь же функционировали в своем роде консультационные пункты, где выдавались справки первой помощи вновь прибывшим профанам, а для продвинутых клиентов – решения их животрепещущих вопросов.

– А по каким вопросам? – наивно спрашиваю я.

– О! Вопросов было очень много. Но самый главный – денежный.

«Что, братан, хочешь, „в чеснок“ (по-честному) заработать?» Устроят на одну из строек Берлина, и будешь пахать по-черному; или в одну из ремонтных бригад по обустройству квартир. Да мало ли куда – в теплицы, автомастерские или в ресторан мыть посуду или поваром за пять марок в час! Ну, если кто не желает руки марать, то пожалуйста в бутлегеры, наркокурьеры, сутенеры, отгонщики или просто угонщики авто для бездонного рынка стран СНГ. Если у тебя косая сажень в плечах, квадратная морда – тогда можешь идти в специалисты по вышибанию долгов. Если ты ловкий, тонкий и прозрачный – будешь магазинным вором (некоторые магазинные крадуны прихватывали тайком до 40 бутылок виски в день и продавали по 10 марок за бутылку). Ну, а торговля контрабандными сигаретами – тоже боевая тема, но это уже другая песня…

Короче говоря, работы на всех хватало – так что приезжайте, гости дорогие. Ну, а гости и не заставляли себя долго ждать. Каждый день высаживался из поездов, автоэкспрессов и самолетов новый криминальный десант, вливаясь во вполне отлаженный преступный механизм мегаполиса – столицы объединенной Германии. И блат-малина совершенствовалась и стремительно разрасталась, выдвигая на посты своих смотрящих, бригадиров, паханов, нукеров или погонял. В этих малинах решалось все! Хочешь приличную девочку и недорого, за полцены от немецкого пуфа, – выбирай. Не надо на час – бери на всю ночь. Хочешь косячком по дешевке разжиться – угощайся, братан. Хочешь навсегда в Германии остаться – к вашим услугам список невест и женихов, готовых фиктивно выйти замуж или жениться. Переночевать негде – организуем постой с комфортом. Просто голоден – накормим. Деньги не отдают – за половину выбьем хоть у черта с рогами.

– Получается, не было ничего невозможного? – поинтересовался я у Германа, поскольку он был в этом профессором, а мне все это было в новинку.

– Это было время без границ, без лимитов и всякой ограничительно-запретной дряни. Зато сейчас не так, – вздохнул с грустью Герман…

Действительно, в какой-то момент немцы очнулись от летаргического сна – и пошла писать губерния!.. Затрещали двери русских блат-малин под напором немецкого спецназа. И послышалось хорошо знакомое русскому уху: «Хэнде хох! Хальт! Кайнэ бевегунг!». А то и молча – газ в морду, кованым башмаком в пах – и уже обездвиженного «русака», лежащего на животе, повязали по рукам и ногам. Затем пинками по лестнице вниз – и повезли автозаки русских бандитов по немецким тюрьмам. В который раз стены старинной берлинской тюрьмы «Моабит» задрожали от русского мата – опять привезли русских военнопленных, только уже с другой войны – криминальной…

Сидевшие раньше без работы русско-немецкие присяжные переводчики– теперь уже не тот цимус – были нарасхват и вместе с адвокатами по делам иностранцев не вылезали из тюрем, полицейских участков и судов.

Но эта война с русской «мафией» началась позже.

А сегодня праздник был на нашей улице!.. Да и сами герои мои значительно преобразились. Стали богаче, а потому одеты в «Босс», «Йёп» – все красивое и дорогое; хорошо подстрижены, ухоженны и пахнут престижным парфюмом; а подле них – красивые женщины. Кто это, как не люди успеха и удачи! Настоящие счастливчики жизни!..

Теперь фортуна нам благоволила. Да ещё как! Водка уходила мгновенно, а когда не было грузовых вагонов, отогнанных на боковые ветки, и соответственно шнаса, мы отдыхали. Но простои бывали очень недолгими, и мы снова заливали Восточный и Западный Берлин «армейской» водкой под названием «Смирнофф». Схема была отлажена: с поездов сбрасывались в условленных местах коробки с водкой, Лабецкий их подбирал, грузил в свой «жигуль», расплачивался с железнодорожниками и доставлял товар нам. Мы с ним рассчитывались сразу (риск, конечно же, был), развозили водку по ларькам, маленьким магазинчикам, кафе и ресторанам.

Вначале я думал, что немцы левую водку брать категорически не будут, а заявят в полицию, ведь столько об их законопослушании было сказано и написано, но… Вот именно, «но»! Все оказалось совсем не так на самом деле. Первый же немец был несказанно рад возможности так дешево приобрести столь качественный товар и в благодарность дал нам адреса еще трех своих коллег-торговцев, чем обескуражил нас окончательно. И дело пошло. И еще как! Водки решительно не хватало, мы арендовали автомобиль у какого-то прапора, а я, единственный «легальный» член «преступной организации», уселся за руль «шестерки». Параллельно стала развиваться другая тема – реализация контрабандных «американских» сигарет, автором которой тоже был Лабецкий. Мы были загружены весь день до предела. Наш «жигуленок» порхал по Берлину и окрестностям. А мы, окончательно потеряв страх, уже покрикивали на легальных лиферантов[60]60
  Лиферант (нем., с лат. оконч., от liefern – доставлять). – Поставщик преимущественно военных принадлежностей.


[Закрыть], которые мешали нам парковаться для разгрузки товара.

Денег мы зарабатывали много. Экономическая формула такова: денег много не тогда, когда можешь часть из них отложить на черный день, а когда не успеваешь их тратить. Мы быстро стали обрастать знакомствами и связями, а в русских малинах и немецких блат-хатах сделались завсегдатаями. Двери первоклассных притонов перед нами услужливо распахивались, а мы стали уходить в купеческие загулы в звездочных ресторанах. И все чаще звучал в ушах у меня пошленький мотивчик: «Мир ты мой преступный, мир ты мой блатной…» Думали ли мы, что совершаем преступления? Нет, такое даже в голову не приходило, мысли были о том, как нам все же, черт возьми, хорошо в Германии!

Меня и моих друзей как-то незаметно перестала волновать актуальная тема: обустройство и натурализация в Германии. Правда, некоторые азюлянты иногда приезжали в свой хайм-лагерь для каких-то отметок и регистрации.

Наступил самый настоящий цейтнот: надо было заниматься только нашим кровным делом, оказавшимся доходным и перспективным. Срабатывала русская смекалка. Тот же пан Лабецкий нашел подходы к армейским лабазам, и оттуда поначалу потек ручеек, а затем он хлынул потоком.

Трудно поверить, но те же сигареты доставлялись военными транспортными самолетами прямо из Москвы. Главным «экспедитором» был некий Владик из общежития моей «сестры». Свою долю он оставлял прямо на посадочном поле, а мы ее уже через полчаса продавали оптом вьетнамцам. И на улицах Восточного и Западного Берлина, никого не таясь, представители непобежденного Вьетнама продавали эти сигареты в розницу. Мы разъезжали на «шестерке», полностью загруженной водкой. У нас уже была своя клиентура, число клиентов росло ежедневно.

Ездили в основном я с Лабецким и Германом и перепаковывали коробки с водкой, вытаскивая неизбежно битые бутылки и докладывая целые из другой тары. Все, повторяю, было очень и очень неплохо – мы хорошо питались, дорого и стильно одевались. Я и Лабецкий перешли постепенно на коньяки «Мартель» и «Хеннесси», и виски «Джонни Уокер». Герман же, как человек более взрослый и консервативный, предпочитал водку «Смирнофф».

Правда, вдруг появилась еще одна проблема: где хранить деньги! Их стало столько, что в карманах не умещалось. После долгих раздумий решили держать сверток с деньгами в камере хранения – все на том же вокзале ZOO. Ключ от камеры доверили мне.

И опять-таки очень не хотелось расставаться с такой жизнью, но, как гласит мудрое изречение, неведомо знать человеку свою судьбу и то, какой сюрприз его ждет за очередным поворотом.

И когда я наткнулся в «Шпигеле» (август 199… года) на статью о том, как десятки агентов спецслужб и сотрудников уголовного ведомства поджидали в аэропорту Мюнхена рейс «Люфтганзы» № 3369 из Москвы, многое из того, что было связано с делом о «ядерных ранцах», мне стало понятным.

Агенты из федерального центра и местные, из Баварии, конфисковали у двух испанцев и одного колумбийца контейнер с 363, 4 г плутония и 201 г лития. «Мюнхенское дело» об изъятии контрабандных расщепляющихся материалов взбудоражило весь мир. След опять вёл… в Россию. Но тут случился неожиданный скандал. Журналисты «Шпигеля» констатировали, что захват курьеров «русской атомной мафии» в мюнхенском аэропорту – не что иное, как авантюрное шоу, сценарий которого был разработан, как операция «Хадес», в отделе 11 «А», свежеиспеченного подразделения немецкого шпионского ведомства. Корни тянулись в Испанию, а крестным отцом называли резидента БНД в Мадриде Петера Фишера-Хольберга. В конце публикации сообщалось: «Эта операция („Хадес“) доказывает, что секретные немецкие спецслужбы, минуя парламентский контроль, занимаются политикой, не останавливаясь перед тем, чтобы сеять страх и панику». После выступления «Шпигеля» оппозиционная социал-демократическая партия потребовала парламентского расследования аферы шпионского ведомства ФРГ. Дров в костер подбросил мюнхенский журнал «Фокус» (февраль 199… года), который сообщил, что отбывавшие срок в заключении трое русских «контрабандистов» утверждали, что купили «плутоний» у неких жителей Москвы, а предоставил им этот радиоактивный материал мнимый «гражданин, проживающий в городе Обнинске Калужской области». Публикация «Фокуса» отводила подозрения от немецких рыцарей плаща и кинжала, в ней разрабатывался «обнинский след» мифа о русских теневых дельцах из «атомной мафии».

Тогда я присовокупил сюда вышеназванные реалии с сигаретами, которые доставлялись «военными транспортными самолетами прямо из Москвы», где главным «экспедитором» был все тот же пресловутый Владик, который свою долю (пачки сигарет) оставлял для нас прямо на посадочном поле.

Теперь стало понятно, как «ядерные ранцы» попали из России в объединенную Германию, в аккурат на территорию ЗГВ, и почему загадочным образом исчез офицер Хабибуллин. Растворился ли он сам на атомы и молекулы, или же его безвестный прах покоится в безымянной могиле на бранденбургской земле?

Круг, как говорится, замкнулся.

…Как вспоминал Герман, тогда весело и задорно отплясывали «Семь-сорок» и «Хаву нагилу» черновицкие и житомирские евреи-социальщики в берлинских ресторанах. Время было лихое и беззаботное, буйство капиталов и полного пофигизма во всем и везде. Этот мир на момент прибытия азюлянтов «конти» и «шпэти» был окончательно сформирован и представлял огромный филиал берлинской блат-малины со своими командирами и смотрящими. Мы в эту малину вошли, не спросив ни у кого разрешения, не ознакомившись с правилами поведения в том людском общежитии. Просто толкнули ногой дверь этой никогда не запирающейся квартиры и заняли одну из комнат, тогда казавшихся нам пустыми и свободными…

Громко грохочет ударник, зажигательно играет российская попсовая и еврейская музыка. Пляшет и подпевает оркестру гуляющая публика, сегодня суббота, или шаббат, если хотите, публика в зале – в основном евреи-беженцы, и потому каждая третья песня – из репертуара знаменитых сестер Бэри. Поют музыканты на идише здорово и проникновенно, зал подпевает, проявляя некоторые знания языка и текста самих песен. И вот снова всем залом запели: «Эвейну шалом алейхем, эвейну…». Это был дружный ответ тем уважаемым новым патриотам Израиля, которые огульно обвиняли всех тех, кто вместо земли обетованной отправился в Европу и Америку – «костями Холокоста торговать».

– Наверное, здесь получился иной расклад: скелеты старых нацистов в гробах переворачивались от этих песен на иврите? – поинтересовался я.

– Именно так! Ничего у нацистов при Гитлере не вышло – евреи снова здесь! Мне такое музыкальное оформление и в этом именно зале не менее приятно, нежели, например, Второй концерт П. И. Чайковского для фортепьяно с оркестром в Рахманинском зале Московской консерватории…

– Да, соглашусь с тем, – продолжил свой рассказ Герман, – что сегодня в этом ресторане собрались не самые лучшие представители «конти» или еврейских беженцев.

И действительно! Столик слева занят торговцами легковых авто на любой вкус и спрос, продавших уже не первую сотню машин для России и Украины и не заплативших ни одной марки налога. Столы их заставлены дорогущим французским коньяком. Столик справа заняли три семьи квартирных маклеров, они все – с женами, разодетыми в наряды по несусветным ценам; у них столешница ломится от яств и напитков – тут тоже все abgemacht![61]61
  Замётано!


[Закрыть]. Столик перед нами занимают совладельцы фирмы, торгующей со странами, входившими в СССР; эти господа если и платят налоги, то по самому минимуму, зато одеты в соответствии с самыми дорогими каталогами престижных магазинов. А вот позади нас столик заняли просто откровенные уголовники, которые занимаются только тем, что закон запрещает. За нашим столиком трое бой-френдов и три фройляйн – уже известные читателю фигуры: два соискателя политубежища и один псевдотурист (это я), приехавший, чтобы ознакомиться с исторической родиной, навестить земляков и родню и решить, натурализоваться в Германии или вернуться в Москву. С нами симпатичные и милые молодые женщины – разумеется, не те, что были раньше, – не лучше и не хуже, а просто другие. Эти нынешние сударыни приятны глазу, ничего не дают уму, но многое – телу. И глядя на таких фройляйн, пришедших с нами, можно легко сделать вывод, что именно этим господам улыбается удача!..

…Оркестр разошёлся вовсю; народ был в экстатическом угаре и в бесконечных плясках. Кто во что горазд. Герман пляшет, Лабецкий, явно нетрезвый, целуется взасос прямо за столом со своей дамой, а я с пассией беседую «за жизнь»…

Анюта – моя сегодняшняя подруга. Девушка неглупая, отличная собеседница. Да и вообще, за столом она ведет себя как светская львица, изящно ест, пьет немного и со вкусом и удовольствием. Одета с изыском, стильно и аккуратно; маникюр, педикюр – ухожена на все сто процентов! И покоряет неким врожденным чувством достоинства. Ресницы – вот такие! Ноги – длиннющие, фигурка – точеная. В общем, красива как моя бывшая жена! Здесь у нее фиктивный брак с гражданином ФРГ и потому надо Анюте перекантоваться с год, немного потерпеть. Сама москвичка, а здесь снимает две квартиры: одну – для себя, вторую – для полиции со всем необходимым джентльменским набором: документами, зубной щеткой, тапочками, бельем – чистым и грязным, письмами от родственников на этот адрес. Умница, ей бы у нас в спецслужбах работать! Мата Хари от зависти окочурилась бы!..

Чокаемся вновь и выпиваем божественный «Мартель».

Я профессионально оглядываю зал и вижу хохочущих квартирных маклеров. Показываю Герману:

– Чего смеются?

А те как раз поднимали тост:

– До встречи следующего года в Иерусалиме!

– Не понимаю, чего они там забыли? – интересуюсь у Германа.

– Вот – пожимает плечами Герман. – Здесь, в Берлине, они спят на шёлковых простынях до 10 утра в своих теплых квартирках, оплаченных социалом. А обстановочка – прямо-таки выставочный образец: мебель, аппаратура, электротовары – все по заоблачным ценам и сумасшедшего качества. Завтракают они лениво – с кофе и трефным набором: от сыра «Рокфор» до свинячьих сосисок.

Бытие у такового по потребностям, как при коммунизме. Сначала душ, дорогущий парфюм, потом – звонки по телефону. Одевается неторопливо, со вкусом. У него только галстуков 333 штуки: есть ручной работы, есть – от Гуччи, есть – от Валентино, какие хотите, одним словом. Самые дорогие – по 500 дойчмарок – галстуки от Леонардо. Но что поделать, это коллекция. Может, где-нибудь выставить эту «ярмарку тщеславия» или в какой-нибудь уважаемый музей передать? Ну, а если на улице холодно, то наш герр одевается в мягкое и длинное пальто стоимостью месячного «социала» для семьи. Обувь – «Саламандер», машина – BMW, «Опель» – это, как правило, стиль такой. Герр маклер страстно увлечен рыбной ловлей. Был замечен на озерах в Кемпински и даже на Шпрее; иногда не удерживается и по русской привычке браконьерствует.

Разговоры за столиками малороссийские, простые:

– Санек, есть у тебя «троечка» – поближе к Ка-Дэ-Вэ?

– А в чем проблема?

– Одна семейка тут – гы-гы! – из Одессы возле Ка-Дэ-Вэ хочут посэлиться.

– Ты дывысь – жлобье, а туда же!

– Значит, ымееться, да?

– А як же!

– Ну, гуд, встречаемся там же.

– О' кей!..

Эти берлинские одесситы встречаются с неким Шуриком где-нибудь в центре Берлина, в районе «Берлин-Митте», чтобы кофея испить, и нигде попало, а там, где положено: с «белыми» людьми за соседними столиками – адвокатами, маклерами, дилерами. Решили буквально все, съездили за «жлобами», показали квартиру, договорились о деньгах, отобедали вместе – в общем всё тип-топ! И вновь по кругу: за телефоны, на рандеву, опять «жлобье» – правда, на сей раз из Харькова, снова деньги.

– Зачем в Иерусалим? – говорю я. – Может быть, они просто мазохисты?

– Нет, – задумчиво отвечает Герман и смотрит на потолок, где висит громадная люстра. – Просто это их работа.

Идет концерт Ойстраха в клубе кагэбэшников. Выносят на сцену скрипку Страдивари. Он играет на ней и плачет. В зале один кагэбэшник говорит другому:

– Чё происходит? Один еврей играет на скрипке другого еврея и рыдает?

А коллега тому популярно объяснил:

– Ну, ты представь себе: дали бы тебе стрельнуть из маузера Феликса Эдмундовича, ты ведь тоже заплакал бы?

– Само собой!

Я расхохотался неожиданно и громко – от души да так, что на меня обернулись посетители не только ближних, но и дальних столиков.

В какой-то момент мы с Анютой решили по-английски удалиться, но Герман предложил еще немного посидеть и выпить. Однако, как показали дальнейшие события, надо было уходить… И Герман не обиделся бы, и, глядишь, все, быть может, по-иному сложилось бы.

Берендей появился у нашего столика неожиданно, как будто вырос из-под земли. Да, именно Берендей – очень известный тип, настоящий русский мафиози, живущий в Берлине уже полтора десятка лет. Поговаривали, что он вор, и вор не простой, а в законе. О нем говорили многое: что он с нашей конторой когда-то сотрудничал – помогал дезертиров по общежитиям отслеживать, а разыскиваемых советской милицией в Германии прятал. И вообще, говорили, что если правильно к нему «подъехать», то он мог решить любой вопрос, правда, за очень солидную плату. Берендей всегда был неплохо одет, с деньгами, за рулем приличной машины. Правда, постоянной пассии или жены у него не было, он часто их менял, и менял только так: немок на немок. Короче, тип был непростой и свою кличку получил за любимые и бесконечно рассказываемые им басни о жизни блатных в так называемом Берендеевом царстве.

Когда он к нам подошел, я был уже не трезв, в отличном настроении, при даме и, как мне казалось на тот момент, при ошеломительном успехе. Не нужен был в ту минуту мне Берендей, я уже по понятным причинам уйти хотел, а тут здрасьте: нарисовался! Явился незвано-негаданно, да еще завел какую-то тошнотворную волынку:

– Ребята, мне поручено вам передать приглашение на разговор с людьми, которые хотят задать вам пару вопросов. – И он уселся за наш стол.

К нам подошел Герман:

– Какой еще разговор? С кем? Ты чего хочешь? Кто тебя за стол звал?

– Ребята серьезные, у них к вам предъява имеется, а я хочу только приглашение передать. – Он посмотрел на Германа усталым, но прошибающим насквозь взглядом.

И Германа понесло:

– А раз не звали, то и вали отсюда – ишь, отец народов какой нашелся!.. А друзьям своим передай!..

Тут на долю секунды я попытался прервать идиотскую тираду моего друга, но опоздал: он успел закончить фразу:

– Пусть без всякой предъявы приходят, чтобы у нас отсосать!

Я схватил Германа за рубаху и прошипел:

– Успокойся, слышишь? Замолчи-и!..

Берендей как-то спокойно, но довольно явственно проговорил:

– Да, сынок, и не говори больше. Ты сказал достаточно. Спасибо, уважаемые господа, за угощение и гостеприимство ваше. Не буду вам мешать, приятного вечера.

И исчез, как растворился в никуда.

К сожалению, для счастливого спасения или хеппи-энда требуется неизмеримо больше, чем направленный на бандита пистолет или прием из восточных единоборств. В особенности, когда схлестнулись разные интересы: профессионала из спецслужб и реальных бандитов, «русских мафиози». И все стало разворачиваться по другим сценариям и схемам…