Текст книги "Чародей звездолета ''Посейдон''"

Хаулэнд только собирался протянуть ей руку, чтобы помочь встать, как она уже была на ногах. Шапочка такого же ярко-голубого цвета, как и свитер, слетела с головы Элен и лежала на снегу. Ее рыжие волосы, присыпанные пушистым снегом, красиво блестели, снег припорошил ей и плечи, и спину.

– Извини, Элен, не заметил тебя…

– Неудивительно, Питер. Почему ты избегаешь меня? Это все из-за фонда Максвелла?

Прямой вопрос застал Хаулэнда врасплох. Он вынул свой носовой платок и протянул его Элен.

– Может быть, и так. Я был занят, вот только недавно…

– Да, я слышала.

Он улыбнулся ей – улыбка была немного натянутой, но все же улыбкой:

– Проверяла, да?

– Возможно. Послушай, Питер, пойдем выпьем кофе. Мы должны поговорить о некоторых вещах.

– Я не считаю, что действительно…

– Прошу тебя, пойдем!

Она схватила его за руку, и Хаулэнд понял, что предстоит серьезный разговор. Они пошли рядом, энергично прокладывая себе путь среди движущихся рядов студентов, которые оглядывались на них и, глазея, лукаво посмеивались.

Сидя в университетском кафетерии за одним из маленьких столов, отведенных для профессорско-преподавательского состава, Элен спросила:

– Мне кажется, ты обижен на меня, Питер?

– Нет, теперь уже все прошло. Я был взбешен – могу признаться, если ты так настаиваешь, – сразу после того, как узнал, что ты имела в виду.

– А что я имела в виду?

– Когда ты говорила загадками. Оказалось, ты получила фонд Максвелла.

Молодец! И что же ты собираешься делать с такими большими средствами? Имея столько денег, можно сделать гораздо больше, чем угрохать все на новый театр.

– Ты так уверен?

Она поставила чашечку с кофе и пристально посмотрела на Питера. По ее улыбавшимся глазам можно было определить, что она человек откровенный, честный и искренний. Ее взгляд привел Хаулэнда в замешательство. Он уже жалел, что они встретились.

– Я собираюсь принести величайшую славу старому университету, славу, которой у него не было в течение многих десятилетий!

– Ты говоришь о всех тех старых бумагах…

– Да, о всех этих старых бумагах! И оставь свой насмешливый тон! Речь идет о голографических рукописях Шоу, который пользовался и своим собственным именем, и псевдонимом – Уэллс. У меня есть еще несколько других идей и, когда я закончу, моя диссертация буквально потрясет всю академическую Галактику. Вот посмотришь!

Окинув Элен рассеянным взглядом, Хаулэнд начал совершенно невнятно говорить о том, что его скоро не будет на Земле, что он будет работать на планете Поучалин-9. Но тут он опять вспомнил об убийстве Киркупа и о том, что полчаса назад сказал ему Мэллоу, – и он даже вздрогнул.

– Питер! Что случилось?

Точно такая же интонация была в вопросе Вилли Хаффнера после того злополучного телефонного звонка…

– Случилось? – он попытался смехом унять свою дрожь и ответил: Ничего. Наверное, простудился, забываю глотать таблетки.

– Ты выглядишь каким-то уставшим.

– Да? Ничего удивительного. Я только что вышел из библиотеки, где долго работал. А не проводил время в беседах, как сейчас, с… с профессоршами литературы.

– Вот-вот, ты бы радовался такому счастливому случаю, что встретил меня. Я отплываю двадцать девятого.

– Да, двадцать девятого? Куда, могу я…

– Нет, не можешь! – она протянула свою руку через стол и кончиками пальцев коснулась запястья его руки. – Я расскажу тебе все, когда вернусь с рукописями. С того времени, как я буду снова здесь, Питер, мой дорогой, я стану знаменитой. И тогда…

Он не мог ничего сказать. Она будет знаменитой – ну, что ж, счастливо! А он для нее оставался все тем же простым доктором Питером Хаулэндом, ограниченным стенами университета, – без максвелловского фонда, обещавшего такие заманчивые перспективы. Он осторожно освободился от ее руки и встал, улыбаясь.

– Мы увидимся перед моим отъездом, обещай мне.

– Конечно. А теперь отправляйся в свою стерильную лабораторию с ее ужасными запахами.

Вернувшись в эту самую свою стерильную лабораторию, Хаулэнд нашел ее людной. Он застал в ней Хаффнера и Мэллоу, наблюдавших за профессором Рэндолфом, который был вне себя от радости. На рабочем стеллаже под пластмассовым колпаком лежал умиравший или уже мертвый хомяк. Подойдя поближе, Хаулэнд услышал громкий голос Хаффнера:

– Все очень хорошо, профессор, но – прошу извинить меня, если вам не понравятся мои слова, – в целом наш научный результат, как бы это сказать, нельзя считать очень гуманным.

– Главное, что вы с Питером получили нужный вирус. Теперь мы убедились – это то, что требовалось. Посмотрите! Посмотрите на подопытное животное – оно лежит как мертвое. Тем не менее, через двенадцать часов хомяк будет прыгать в своей клетке, чувствуя себя ничуть не хуже, чем до опыта.

– А надежнее было бы просто всадить в него пулю, – раздраженно ворчал Мэллоу. Он закурил, не предложив сигарету никому из присутствовавших, и спросил:

– Можете вы дать абсолютную гарантию, что вирус будет действовать двадцать четыре часа?

– Да, не меньше двадцати четырех часов, – утвердительно кивнул Хаффнер.

– А-а, Питер! – сказал Рэндолф, повернувшись к Хаулэнду. – Ты как раз вовремя, увидишь заключительный этап…

– Заключительный этап… Как обстоит дело с практическим применением?

– Это проблемы Теренса. Он пришлет человека тебе в помощь. Я не предвижу никаких затруднений. Наш космический лайнер должен быть очень похож на межзвездный крейсер, не так ли, Теренс?

– Думаю, так.

Сложившаяся в отношениях всех этих людей, в том числе и его самого, напряженность, пагубно сказывалась на каждом из них и на общем деле. Это пугало Хаулэнда и не оставляло никаких надежд на будущее. Успех подобной экспедиции зависит от согласованной работы и полного доверия друг другу.

Но именно сейчас Хаулэнда поразила ясность во взглядах, которыми обменивались Рэндолф, Мэллоу и Хаффнер, и Питеру впервые показалось, что между ними возможно взаимопонимание.

– Ладно, Питер, – оживленно говорил Рэндолф. – Сегодня вечером мы раздадим прививки. Подготовь все необходимое и отправишься туда, куда укажет Теренс. Хаффнер и я будем работать здесь, поэтому не забудь проследить, чтобы и у нас были заготовки с прививками.

– Хорошо, профессор, – автоматически ответил Хаулэнд в то время, как в голове у него лихорадочно проносились план за планом, которые он тут же отвергал. Он обязан найти выход. Должно же быть средство спасти свою собственную голову.

Этой ночью члены экспедиции окольными путями добирались до назначенного места встречи – грязного гаража на окраине города. Большую часть гаража занимали детали вертолета, а двигатель, закрепленный скобами, свисал с потолка. Владельца гаража не было видно.

Участники экспедиции подходили к Хаулэнду, который, склонившись над своим открытым чемоданом, был похож на врача, оказывавшего помощь во время эпидемий холеры в далеком прошлом. Он вручал каждому небольшую порцию вакцины. И все по очереди отпускали какую-нибудь остроту, смотря по характеру. Стелла выразила надежду, что в случае, если вирусы ее покусают, то не сильно испортят ей лицо. Хаулэнд заверил ее в полной безопасности.

Перегнувшись над чемоданом, Питер перебирал руками пузырьки, бутылочки и ампулы. Мэллоу получил свою долю последним.

– На всякий случай, старина Хаулэнд, – сказал Терри с самодовольной ухмылкой.

Закрывая чемодан и чувствуя, как дрожат его руки, Хаулэнд мучил себя вопросом, правильно ли он все сделал. Если им были верно прочитаны все надписи на розданных емкостях, то все хорошо. А если он где-то ошибся тогда его ждет участь карманного вора Киркупа.

Предварительно запланированная профессором Рэндолфом дата – двадцатое число – наступила. Команда, возглавляемая Теренсом Мэллоу, отбыла.

– Не опаздывай к сбору в назначенном месте, Теренс, – сказал Рэндолф, когда Мэллоу уходил из его кабинета. – Мы все зависим от тебя.

Если бы Хаулэнд был расположен к веселому настроению, он бы посчитал последние слова профессора неудачной шуткой, но сейчас Питера просто покоробило.

После того, как Мэллоу ушел, Рэндолф повернулся к своему ассистенту и сказал:

– Все улажено, Питер. Я верю, что мы теперь приобретем все оснащение, необходимое нам на Поучалин-9!

Глава 8

Вице-президент Льюистида Дудли Харкурт получил от профессора Чезлина Рэндолфа заявление с просьбой о предоставлении ему отпуска. Рэндолф также извещал Харкурта о том, что он берет с собой своего нового ассистента Питера Хаулэнда. А в личном разговоре с вице-президентом Рэндолф с едва уловимой, загадочной улыбкой сказал ему, что они будут отсутствовать недолго – это будет всего лишь короткий оздоровительный круиз среди звезд.

– Я решил немного отдохнуть, – добавил профессор.

– Рад, что вы последовали моему совету, Чезлин. Одним из достоинств звездной цивилизации является возможность посетить другие миры, пожить в собственное удовольствие, так, как требует душа и тело.

– Если не переборщить с отдыхом, от которого можно очень быстро потерять форму, – довольный собой, Рэндолф рассмеялся – он был в отличном настроении. – Отпуск заканчивается двадцать пятого, но мы вернемся раньше.

Я намерен очень активно поработать после возвращения.

Во время разговора Рэндолф, к своему громадному удивлению, вдруг почувствовал, что ему будет не хватать Харкурта и их шахматных сражений, которые неизменно заканчиваются полным разгромом сил вице-президента.

Харкурт делал вид, что он не расстраивается из-за своих поражений.

Обстоятельства иногда вынуждали его вести себя не так, как было свойственно характеру этого человека.

Как, например, сейчас. Рэндолф внимательно слушал Харкурта, стараясь ничем не выдать, что у него в голове уже совсем другие планы и что он больше не настаивает на получении фонда Максвелла.

– Я очень рад, Чезлин, действительно очень рад, что вы восприняли спокойно неприятную для вас весть о фонде Максвелла. Я считаю, что весь университет обязан поддержать вас и выступить в вашу защиту. Но это строго между нами, только потому что мы в дружеских отношениях.

– Хорошо, Дудли, – сказал Рэндолф, размышляя про себя, что будет дальше говорить Харкурт.

– Я знаю, что вы посетили президента Мэхью, знаю и о том, что уехали от него ни с чем. Наверное, Мэхью говорил вам, что он в руках членов правления и не может ничем помочь? Да? Ну, вот видите. Я откровенен с вами, но, повторяю, все должно остаться между нами. Может быть такой вариант, что в следующем году будет выделен дополнительный фонд, а не в следующем, так еще через год. А распоряжения о том, куда направить средства из фонда Максвелла в нынешнем году, исходили непосредственно от Мэхью, прямо от правительства…

– Но они не могут вмешиваться в дела университета!

– Когда президент является еще и секретарем по делам околосолнечного пространства, а в правлении почти все – члены правительства, то становится понятным, почему именно правительство не только может, но и действительно диктует университету, как ему следует поступать с деньгами, выделенными из фонда.

– Но это же абсурд! – Рэндолф не выказывал сильного раздражения только потому, что в голове у него были все время мысли о вирусах, об ожидаемых новостях от племянника и о своей команде на борту космического корабля. – Почему Мэхью настроен против меня? Почему он решил отыграться именно на мне?

– Не на вас, Чезлин. Просто вам не повезло, что ваша очередь на получение фонда пришлась на этот год. Видите ли, космический военный флот занялся созданием совершенно нового боевого оружия с целью произвести коренную ломку в тактике ведения космического боя. Флот не располагает аппаратурой для выполнения поставленной задачи. У нас же есть несколько превосходных компьютеров, которые считаются одними из лучших в Галактике.

С помощью фонда Максвелла правительство уже развернуло широкомасштабные работы с привлечением специалистов высочайшей квалификации, полностью переориентировав компьютеры на разработку нового оружия для военно-космического флота…

Рэндолф почувствовал, как в нем закипает страшная ярость, и еле сдерживал себя. Он должен сохранять ледяное спокойствие. Но немного гнева – совсем немного – будет выглядеть естественным и вполне объяснимым.

Удержать в себе всю злость было очень трудно.

– Я бы хотел содрать шкуру живьем с каждого в правительстве и с его послушных шакалов в правлении! Отобрать деньги, предназначавшиеся для меня, вы понимаете – для меня! – и отдать их на создание машины, способной только убивать и разрушать! Тогда как я хочу, хотел… создавать жизнь!

Это чудовищное оскорбление для всей науки и преступная трата колоссальных средств…

Харкурт улыбнулся и протянул к профессору руку:

– Я знал, что вы ужасно рассердитесь, Чезлин. Рискованно было все это вам рассказывать. Но я не мог, просто не мог допустить, чтобы вы ушли, не узнав правды. Боюсь, что пострадают наши личные отношения, но я ничего не могу поделать.

– А что профессор Чейз?

– Ей как раз повезло. Вы правильно говорили, что новый театр и все те рукописи, о которых она твердит, совсем не стоят того, чтобы тратить на них деньги из фонда Максвелла. Но надо было создать видимость того, что средства пошли на научную деятельность университета. Она, однако, не знает истинного положения дел. И я прошу, не надо ей говорить.

Рэндолф отвечал с такой улыбкой, которая поразила Харкурта:

– Я не скажу ей. И вообще я отправляюсь отдыхать в космос. Пусть правительство продолжает заниматься своими грязными закулисными интригами, сколько ему влезет. Но если они думают, что я буду голосовать за них на следующих выборах – ха! – они сильно ошибаются!

Маленький профессор примчался назад на факультет и начал подгонять членов своего штаба со сборами. Остальные участники экспедиции упаковывались и ждали в маленькой гостинице около космического порта не очень далеко от университета. Собравшись, Рэндолф и Хаулэнд покинули Льюистид. Питер, к своему огорчению, так и не встретился с Элен. Она звонила ему, но его не было. Теперь она уже далеко от Земли, а он так и не пожелал ей доброго пути. Ну, что ж. Древние рукописи не имеют никакого значения по сравнению с космическим кораблем, нагруженным слитками золота, и с триумфальными заключительными экспериментами, которые приведут к доказательству того, что человек может создавать жизнь. Вот что важно!

Рэндолф в жесткой форме разделался с вопросами Хаулэнда о том, как они будут объяснять появление у них денег.

– Я профессор Рэндолф! – вспыхнул маленький человек. – Когда я вернусь из космического плавания, пусть оно даже по времени совпадет с похищением денег, о чем узнают на Земле, – разве кто-нибудь осмелится хотя бы намекнуть на то, что я имею какое-то отношение к ограблению только потому, что я смогу продолжить свою работу? Чепуха! И к тому же мы не оставим следов…

Хаулэнд с ужасом подумал, что ему никогда не переубедить профессора.

Они отправились в путь тридцатого, а первого числа следующего месяца под робкими лучами солнца, сумевшими однако растопить снег, поднялись на борт звездного лайнера «Посейдон», который готовился взять курс на планету Гагарин-3. До нее было три недели комфортабельного плавания.

Многочисленные пассажиры ожидали от этого путешествия удовольствий и отдохновения хоть на короткое время. На всех палубах, во всех каютах и ресторанах громадного корабля царила праздничная атмосфера. Несмотря на не покидавшую его в последнее время озабоченность и беспокойство, Хаулэнд, к своему удивлению, вдруг обнаружил, что у него поднялось настроение и появилось желание участвовать наравне со всеми в жизни охваченного радостью корабля. После Гагарина-3 лайнеру предстояло сделать еще два коротких перелета, затратив по неделе на каждый – сначала к планете Эмир-Бей-9, а потом на Санта-Крус-2. Звездные путешественники на «Посейдоне» совершенно не знали и даже не могли себе представить, что там на тех двух планетах…

Очутившись в теплых, светлых, красивых каютах, в барах и кафе с мягким, приятным освещением, все пассажиры звездолета были счастливы, что расстались с зимним холодом Земли, и чувствовали себя раскованными. Вместо снега под ногами были мягкие ковры, вместо унылого, грязно-серого неба создававшая уют и приносившая спокойствие иллюминация, а морозы Земли заменили легкие перемещавшиеся потоки свежего воздуха.

Рэндолф пригласил Хаулэнда в свою каюту – трехкомнатные апартаменты со всеми роскошными удобствами, каких только может пожелать уставший на Земле, а теперь превратившийся в звездного путешественника человек. Чуть позже пришел Хаффнер. Разговор начал профессор:

– На Санта-Крус-2 вольнодумцы с Земли основали первобытную культуру.

Это мужчины и женщины, которые удалились в космос, чтобы жить в своих собственных, специфических условиях. Какая-то причуда общественного развития, но никому не причиняющая вреда. Эмир-Бей-9 – цель нашего звездолета. Теренс рассказывал мне об этом месте. Планета открыта и не защищена, именно на нее переправляются все сто процентов ценностей для военно-космического флота. Она находится вне нашей Вселенной, и это заставляет холодеть сердце каждого человека. Но самое главное – людям там совершенно некуда и не на что тратить деньги, да еще какие деньги!

Хаффнер начал говорить, невнятно произнося половину слов, но не потому, что он был пьян, – от одной бутылки Вилли не пьянел:

– Насколько я понял, в настоящий момент деньги уже находятся фактически на борту корабля! А мы тоже здесь – с огромными деньгами!

– Странное ощущение, конечно, – сказал Рэндолф спокойно. – Знать, что вокруг тебя три тысячи живых существ, которые наслаждаются отдыхом в космосе, и рядом с ними, в общем-то незнакомыми людьми, иметь громадную сумму денег.

Он улыбнулся и посмотрел вверх на Хаулэнда:

– Невольно захочешь говорить шепотом.

– Три тысячи мужчин и женщин, – сказал Хаулэнд, – обосновались в большом стальном ящике, несущемся среди звезд, в пространствах Вселенной, где совсем другое, не такое, как у нас, космическое время, – прямо мурашки бегут по спине.

Рэндолф сделал вид, что Хаулэнд натолкнул его на важную мысль:

– Ты упомянул о нашем пространственно-временном континууме. Это напомнило мне об ответственнейшем моменте всего нашего предприятия. Но я думаю, что Теренс справится. Он приобрел большой опыт, когда находился на службе в военно-космическом флоте.

Послышался предупредительный гудок, и, как поступал каждый в момент преодоления космическим кораблем гравитации, все трое ученых направились к специальным креслам перед иллюминаторами. Они были всего лишь тремя членами громадной толпы на борту лайнера. Как и все, они в волнении перед стартом помахали на площадке для прощания своим друзьям и родственникам.

Как и все, слегка возбужденные, поднялись на корабль «Посейдон». Как и все, они заняли сейчас кресла для обозрения.

Последние опоры, жестко связывавшие звездолет с Землей, были убраны, и он плавно, без малейшей тряски взмыл в небо. Наконец, они были в космосе.

Удобно устроившись в смотровых шезлонгах, Рэндолф, Хаулэнд и Хаффнер молча глядели в иллюминаторы. Через фильтры, надетые на окна прямого обзора, свет от солнца казался зеленоватым. Снаружи беспрестанно работали механизмы, очищавшие обшивку лайнера от опасных для него микрометеоритов.

Всю панораму заполняли звезды – массивные, блестящие, с неоднородной поверхностью. Между звездами не было ни одного черного просвета, только иногда их прикрывали отдельные пылевые облака и плотные туманности, от которых веяло таинственностью. Рэндолф даже встал, откинув голову назад, и смотрел во все глаза. Хаффнер, как бы извиняясь, взглянул на Хаулэнда и для успокоения сделал небольшой глоток из бутылки.

Все трое молчали.

И вдруг картина за иллюминаторами резко изменилась. Солнце и звезды исчезли. На их месте появились жуткие вихревые кольца и сменявшие друг друга потоки оранжевого и розового, изумрудного и голубого, бархатно-черного и белоснежного цветов. Все это смешивалось, двигалось, играло и переливалось. «Посейдон» вошел в пространство с совершенно другим космическим временем. Кораблю предстояло преодолеть расстояние в двадцать световых лет за три земные недели.

– О, боже! – взмолился Хаулэнд, опустив голову вниз. – Тут меня всегда хватает.

– Сочувствую, – сказал приятный голос за его плечом. – Разрешите взглянуть. Надеюсь, у нас есть связь с космическим бюро путешествий.

Хаулэнд оглянулся в сильном удивлении. Перед ним, улыбаясь, стоял Тим Варнер, журналист из «Дэйли Гэлэкси», которого Хаулэнд видел в «Золотом Петушке» возле Льюистида.

– Тесно в Галактике, приятель.

– Почему вы… да, мир тесен.

– Кажется, вы удивлены встрече со мной. Я журналист. Решил попутешествовать среди звезд. А вы? Это я должен удивляться, что встретил вас здесь. Доктор Хаулэнд, не так ли?

– Совершенно верно. Просто я в отпуске.

– Вместе со своим боссом. Отлично. Пойдемте чего-нибудь выпьем.

– Разумное предложение, – сразу подал голос Вилли Хаффнер.

Хаулэнд представил Тима Варнера Рэндолфу и Хаффнеру по дороге в бар.

Рэндолф со своим поразительным умением удаляться, когда ему вздумается, исчез сразу после рукопожатия с Варнером. Казалось, что маленькому профессору не нравилось лишний раз топтаться под ногами у других.

– Вы готовите материал для «Дэйли Гэлэкси», да, мистер Варнер? спросил Хаффнер. Он сходился с людьми намного легче, чем Хаулэнд.

– Нет. Вместо литературных изысканий я раскапываю одно грязное дельце, которое вряд ли принесет мне большие доходы. Так что у меня нет времени.

– Что привело вас на «Посейдон»? – спросил Хаулэнд.

– Да есть тут история, но я никому не рассказываю.

Что-то такое в Варнере начинало действовать на нервы Хаулэнду. Тим Варнер производил впечатление человека довольно порядочного, но немного нахального – что ж, у каждого свой характер. Включили видеозвуковую систему, и из многочисленных динамиков, установленных по всему звездолету, послышался голос диктора:

– Капитан любезно передает привет пассажирам и желает всем приятного путешествия.

Варнер зевнул, извинился, сказал, что устал, и удалился.

– Кажется, неплохой парень, – заметил Хаффнер и начал говорить о серьезных делах.

Хаулэнд слушал его некоторое время просто для приличия, но потом сказал, что тоже чувствует себя уставшим. Приближалось время обеда, и он заранее предвкушал удовольствие. Питер подошел к своей каюте, не имевшей ничего общего с великолепными покоями, которые занимал Рэндолф, – Хаулэнд отметил это с улыбкой – и толкнул дверь.

В каюте было тихо и темно, и он протянул руку к выключателю. Еще не успев зажечь свет, он вдруг почувствовал чье-то дыхание совсем рядом с собой. И сразу же какой-то тяжелый предмет с треском обрушился на его голову. В глазах засверкали искры, но, к сожалению, не от яркого освещения каюты. От неожиданности Питер издал громкий крик, но на ногах устоял. Удар пришелся чуть мимо головы и поэтому не был очень сильным. Но в следующую секунду Хаулэнда снова ударили – по поднятой к выключателю руке, этот удар был страшным.

Хлопнула дверь, и черная тень выскочила наружу.

Хаулэнд сделал попытку схватить нападавшего, но все было бесполезно шаги быстро убегавшего человека гулко раздавались уже где-то далеко по коридору. Хаулэнд выглянул, но ничего не увидел, а вскоре перестал слышать и звук шагов. Он не обладал быстрой реакцией, которая могла бы дать ему возможность сразить обидчика, и знал, что не побежит за ним. Питер, шатаясь, пошел к умывальнику, зажег свет над ним и, открыв воду, подставил голову под струю. Ему было очень плохо. Что, черт возьми, все-таки происходит?

В голове пронеслись имена Мэллоу, Даффи Бригса и Барни Кейна. Но они, вместе с остальными, были далеко отсюда, их не было на борту «Посейдона».

Кто же ударил его? Может быть, просто вор. Но Питер решил не обнародовать инцидент. Все могло иметь более глубокий и опасный смысл… Он должен увидеть Рэндолфа.

Вилли Хаффнеру достаточно будет взглянуть на его голову, чтобы заметить кровоподтек. А Хаффнеру только дай повод, он сразу же начнет отпускать какие-нибудь шуточки относительно мозгов Хаулэнда.

В ожидании приближавшегося обеда население «Посейдона» оживилось, у всех заметно поднялось настроение. Комфортабельный корабль показался звездным пассажирам еще уютнее, свет – ярче, а беседы стали веселее. После этого первого торжественного, со всеми мыслимыми и немыслимыми удовольствиями, обеда должны были состояться сначала танцы, а потом разные представления, вечера и вечеринки, которые будут сопровождать расслабившихся пассажиров в течение всего путешествия до Гагарина-3. Там звездные туристы высадятся на то время, пока лайнер будет в одиночестве совершать спецполеты на Санта-Крус-2 и Эмир-Бей-9.

Питер Хаулэнд появился среди всеобщего веселья и беззаботности с раненой головой и испорченным настроением. Хаффнер на скорую руку заклеил ему рану лейкопластырем и, как ожидал Хаулэнд, отпустил колкую шутку по поводу его мозгов.

Правильно ли он делает, что не доверяет Хаффнеру? Закоренелому пьянице, готовому продать свою бессмертную душу за глоток спиртного – нет, ему просто немыслимо доверять. Но Хаулэнд уже не мог дальше выдерживать невыносимый груз неизвестности, постоянно мучивший его. Он вел моральную борьбу с самим собой всю эту холодную зиму – день за днем.

Ты не будешь непосредственным участником кражи, говорил он сам себе.

Тысячу раз повторял себе, что деньги, если по справедливости, принадлежат всему народу Галактики, что они должны использоваться на более благородные цели, чем война и убийства. Но после всех этих доводов, казавшихся правильными и логичными, его уставший мозг неизменно возвращался снова и снова к мучившему, не дававшему жить факту – они собирались совершить кражу. Да еще произошло убийство, только одно это означало для Питера пагубность всей затеи.

И, наконец, странное нападение на него полчаса назад.

Как и раньше, он отбросил от себя мрачные мысли и с надеждой предположил, что страх, который вызывает в нем Мэллоу, крепко закроет ему, Питеру, рот. Лучше украсть и остаться живым, чем быть честным, но мертвым.

Он заставил себя принять именно такое понятие о чести.

После обеда – еда не доставила ему большого удовольствия, он даже не заметил, какие подавались блюда, – Питер вернулся в бар. Варнер, веселый и довольный жизнью, был там. Хаулэнд обошел его, избежал также встречи с четой Рэмзи и пошел искать другой бар.

На каждом шагу ему встречались шикарно одетые красивые женщины в бриллиантах и мехах. Элегантные мужчины в вечерних костюмах курили сигары, каждая из которых стоила столько, сколько зарабатывал в день простой рабочий. Веселье и желание смеяться, полную раскрепощенность и непринужденность, ощущение отсутствия забот и земных переживаний, сладкое чувство свободы – все это можно обрести только среди звезд, да еще при наличии денег в кармане. Так думал Хаулэнд, пробираясь по кораблю почти крадучись.

Питер был немного шокирован, когда увидел Стеллу и Колина Рэмзи, оживленно беседовавших и смеявшихся за маленьким столом под мягким светом канделябров. Стараясь не привлекать к себе внимания, Хаулэнд прошел мимо них. Неужели эти двое тоже получили задание шпионить за ним?

Колин Рэмзи, увидев Хаулэнда, со стаканом в руке пошел за ним в бар.

Питер сел, повернувшись к нему спиной.

– Есть какие-нибудь указания от профа? Я бы хотел услышать как можно скорее, – прошептал Рэмзи.

– Еще нет, – сказал Хаулэнд, слегка повернувшись. – Я думаю, указания будут не раньше, чем через неделю.

– Ладно, подождем. Здесь можно жить, – Рэмзи поднял свой стакан с выражением полного одобрения. – Проф не поскупился на аванс, надо признаться.

Вскоре Стелла позвала Колина, и он с сияющей улыбкой сразу же ушел.

Чувствуя себя совершенно разбитым и готовым пополнить клуб самоубийц, Хаулэнд решил отправиться спать. Он тщательно осмотрел свою каюту перед тем, как войти. Ничего подозрительного. Ну, а чего, собственно, ожидать опять нападения?

Последней мыслью перед тем, как он уснул, была мысль о том, что, если на него снова нападут, он ответит на насилие насилием, чтобы раскрыть, что происходит.

Двумя днями позже Рэндолф созвал совещание в своих апартаментах. В целях конспирации собирались, принимая все меры предосторожности, делая вид, что попали в это место на корабле совершенно случайно.

– Мы не подвергнем себя большому риску в столь позднее время, сказал Рэндолф. – Но я хочу, чтобы никто на звездолете не запомнил, что видел определенных людей, державшихся подолгу вместе, а значит, замышлявших что-то нечистое. Пассажиры могут припомнить лица наших людей, когда «Посейдон» сядет на планету и обнаружится, что кладовая пуста.

– На борту очень много людей, – заметила Стелла. – Я уверена, что ни один человек не сможет не только запомнить, но даже увидеть больше десятой части всех пассажиров. Я постоянно встречаю все новые и новые лица.

– Это, может, и так, моя дорогая, – Рэндолф смотрел на нее сияющим взглядом. – Но, думаю, все согласятся – надо избегать ненужного риска. Ну, ладно. Сегодня ночью мы приступаем к первой фазе нашей операции.

Рэмзи оживился и с готовностью сказал:

– Моя работа, проф.

– Да, Рэмзи. Надо распаковать необходимое количество емкостей в наших каютах. От тебя требуется показать Питеру и Вилли вентиляционные каналы.

Обращаю ваше внимание на то, что очень важно не пропустить ни одного места на корабле.

– Хорошо. Каналы пронизывают весь организм звездолета. Кому, как не Вилли, понять этот механизм, похожий на поток крови, несущий кислород по всему человеческому телу и подающий его в мозг.

– Могу заметить, что сравнение Рэмзи сделано довольно точно, – сказал Хаффнер серьезным тоном. – Воздух должен проходить везде, я согласен. И наши маленькие вирусы проберутся во все уголки вместе с проточным воздухом.

На лайнере наступила ночь – период, когда все погружалось в полумрак и затихало на восемь или девять часов. Трое собрались в каюте Хаффнера.

Взяв безобидно выглядевшие дорожные сумки, они с замиранием сердца отправились к первому объекту. Хаулэнд и Хаффнер следовали за Рэмзи, так как ведущим был он.

Они шли по кораблю окольными путями. Дойдя до цели, Рэмзи опустил руку в свою дорожную сумку и вынул наконечник, надежно закрытый крышкой.

Затем он приставил сопло распылителя к решетке отверстия, расположенного внизу стены, снял крышку и начал сдавливать сумку, как меха. Двое других как бы случайно – стояли в двадцати футах от Рэмзи и следили за окружающей обстановкой, чтобы в случае опасности успеть предупредить его.

Миллиарды бесшумных, невидимых и беспощадных вирусов понеслись в это первое отверстие. Дальше их путь будет проходить по трубопроводу в машинное отделение. С легкостью, доступной только микроорганизмам, они проникнут через любые фильтры. Вирусы не были смертоносными, нет, они получили специальное задание и прошли тренировку, как охотничьи собаки.