Текст книги "Портрет леди"

Глава 16

У Изабеллы не было никаких особых причин отказывать Ральфу в удовольствии проводить ее домой – просто ей показалось, что она злоупотребляет его вниманием вот уже несколько дней. Так как молоденьким американкам всегда свойственно стремиться к независимости, излишняя опека быстро начинает их тяготить – и она решила ближайшие несколько часов провести в одиночестве. Она вообще имела некоторую склонность к уединению, а после приезда в Англию была почти полностью этой возможности лишена. Дома никто не мешал ей наслаждаться этим благом, и теперь она остро ощущала, как ей не хватает его. Впрочем, этим вечером произошло нечто такое, что заставило бы придирчивого наблюдателя весьма критично взглянуть на наши рассуждения о любви Изабеллы к одиночеству и причины того, почему она столь решительно покинула своего кузена.

До девяти вечера она просидела в полутемной гостиной, пытаясь при свете двух высоких свечей погрузиться в пухлый том, который она захватила с собой из Гарденкорта, но безуспешно – из головы у нее не шли слова беседы с кузеном. Вдруг в дверь постучали, и вошедший слуга протянул ей визитную карточку. Взглянув на нее, Изабелла увидела имя Каспара Гудвуда и застыла в нерешительности. Слуга, не получая распоряжений, продолжал молча стоять перед ней.

– Проводить джентльмена сюда, мэм? – поинтересовался он наконец.

Изабелла все раздумывала. Посмотрелась в зеркало.

– Пусть войдет, – разрешила она, пытаясь справиться с волнением.

Каспар вошел и молча пожал ей руку; затем, дождавшись того момента, когда слуга покинул комнату, спросил:

– Почему вы не ответили на мое письмо?

– Как вы узнали, что я здесь? – вопросом на вопрос ответила Изабелла.

– Мне сообщила об этом мисс Стэкпол, – ответил Каспар Гудвуд. – Она сообщила также, что вы, по всей вероятности, будете дома одна и примете меня.

– Где же вы с ней увиделись… чтобы она могла сообщить вам все это?

– Мы не виделись. Она мне написала.

Изабелла молчала. Молодые люди продолжали стоять, глядя друг на друга с легким вызовом.

– Генриетта не поставила меня в известность, что писала вам, – сказала наконец Изабелла. – Это дурно с ее стороны.

– Вам так неприятно меня видеть? – спросил Каспар.

– Это несколько неожиданно. Я не слишком люблю подобные сюрпризы.

– Но вы же знали, что я в Лондоне. Мы вполне могли столкнуться.

– Это вы называете «столкнуться»? Я не намеревалась видеться с вами. В таком большом городе, как Лондон, встретиться не так-то легко.

– Вероятно, так же сложно, как и ответить на мое письмо, – сказал Каспар.

Изабелла ничего не ответила. Мысль о вероломстве Генриетты – а именно так она истолковала поступок подруги – не давала ей покоя.

– Генриетте чужда всякая деликатность! – воскликнула она с горечью. – Это просто слишком!

– Полагаю, я также не являюсь образцом деликатности. Я виноват не меньше, чем она.

Изабелла бросила на него взгляд – еще никогда его подбородок не казался ей таким квадратным. Однако она постаралась взять себя в руки и сказала примирительным тоном:

– Ее вина больше вашей. Вы, пожалуй, не могли поступить иначе.

– Конечно, не мог! – несколько натянуто рассмеявшись, с готовностью отозвался Каспар. – И раз уж я здесь, надеюсь, вы позволите мне остаться?

– Да, конечно. Садитесь пожалуйста, – сказала Изабелла и вернулась на прежнее место, а Каспар, с видом человека, которому наплевать на то, как его принимают, уселся на первый попавшийся стул.

– Я каждый день ждал ответа на свое письмо, – выпалил он. – Вы могли бы написать мне хоть несколько строк.

– Разумеется, я могла бы написать вам и несколько строк, и даже несколько страниц, – отозвалась Изабелла. – Мое молчание было намеренным. Я считала, так будет лучше.

Он слушал, глядя ей прямо в глаза, но когда она кончила, опустил взгляд и уставился в какую-то точку на ковре – казалось, что он прилагал все силы к тому, чтобы не наговорить лишнего. Он был сильный человек, и к тому же достаточно умный – он понимал, что, идя напролом, только ухудшит свое положение. Изабелла вполне могла оценить преимущество победы над подобным противником, и, надо полагать, ей хотелось бы произнести вслух с выражением торжества на лице: «Разве я заставляла вас писать мне?»

Молодой человек поднял на нее глаза – в них ясно читался протест. Каспар Гудвуд обладал острым чувством справедливости и готов был везде и всегда отстаивать свои права.

– Да, вы сказали, что надеетесь, что я никогда больше не напомню о себе. Я не собираюсь смириться с этим. Я обещал вам, что вы очень скоро обо мне услышите.

– Я не говорила «никогда», – возразила Изабелла.

– Ну пять, десять лет. Это одно и то же.

– Вы полагаете? А по-моему, нет. Вполне можно представить, как лет через десять между нами завяжется интересная переписка. К тому времени я успею отточить свой эпистолярный стиль…

Произнося эти слова, Изабелла отвела глаза в сторону – она понимала, насколько эти шутливые слова не соответствуют серьезному настрою ее собеседника.

Когда она вновь подняла глаза на Гудвуда, он, очевидно, решил сменить тему и осведомился, нравится ли ей в гостях у дяди.

– Очень нравится, – ответила Изабелла и неожиданно вернулась к прежней теме беседы: – Скажите, чего вы намереваетесь добиться своей настойчивостью?

– Я не хочу потерять вас, – ответил он.

– У вас нет никакого права говорить эти слова: невозможно потерять то, чем ты не владеешь. И даже исходя из ваших интересов, – добавила она, – должны же вы понимать, когда человека нужно оставить в покое.

– Я надоел вам, – сказал Каспар мрачно. Он сказал это тоном человека, который не пытается вызвать в собеседнике сочувствие, а просто, взглянув правде в глаза, констатирует факт.

– Да, вы раздражаете меня; но главное в том, что все ваши усилия абсолютно бесполезны.

Изабелла знала, что он не отличался тонкой кожей – было почти невозможно пронять его «булавочными уколами»; с первого дня знакомства она постоянно ощущала, что он думает, будто ему лучше известно, что для нее хорошо, а что плохо, и она твердо усвоила: лучшее оружие против него – абсолютная откровенность. Пытаться войти в его положение или избавиться от него с помощью убийственной иронии означало лишь впустую тратить свои силы. Не то чтобы он был абсолютно невосприимчив к боли и не имел слабых мест – но их было почти невозможно отыскать в твердом панцире непробиваемой уверенности, в который он был закован, и, если кому-то удавалось ранить его, он сам быстро залечивал свои раны. Заинтересованный наблюдатель не смог бы не признать, что, характеризуя Каспара Гудвуда в целом, несомненно, можно было употребить словосочетание «здоровый организм».

– Я не могу смириться с этим, – сказал Каспар.

Он вел себя великодушно, но в этом-то и таилась главная опасность. Изабелла помнила, что он не всегда был неприятен ей, и опасалась, что он может заявить об этом.

– Меня тоже не устраивают наши отношения. Если бы вы только выбросили меня из головы на несколько месяцев… А потом наверняка бы мы смогли стать добрыми друзьями.

– Я понимаю – вы надеетесь, что, выбросив вас из головы на несколько месяцев, я забуду о вас на веки вечные.

– Ну зачем же. Это больше, чем я прошу. И даже, может быть, больше, чем я хочу.

– Вы знаете, что просите невозможного, – произнес молодой человек с присущей ему напористостью, что снова слегка разозлило Изабеллу.

– Вы не способны сделать даже попытку? Вы, такой сильный? Вы можете все. Почему же вы не можете себя заставить?

– Потому что я люблю вас, – просто сказал Каспар Гудвуд. – А сильный человек и любит сильнее.

– Это, пожалуй, верно. – Изабелла почувствовала правду в его словах. – Как хотите, можете думать обо мне или нет – мне все равно. Только оставьте меня в покое.

– Надолго?

– На год-другой.

– Так на год или на два? Должен сказать – это большая разница.

– Лучше на два, – сказала Изабелла, размышляя, не возымеет ли действие малая толика цинизма.

– И что я буду с этого иметь? – не моргнув глазом высказался молодой человек.

– Я буду вам очень признательна.

– Но какова будет моя награда?

– Вы хотите получить вознаграждение за акт великодушия?

– Разумеется – коль я иду на такую большую жертву.

– Нет великодушия без жертвенности. Вы, мужчины, просто не способны, видимо, это понять. Принесите мне эту жертву – и я буду восхищаться вами.

– Да что мне ваше восхищение! Вопрос в том, выйдете вы за меня замуж или нет!

– Очевидно, нет, если я буду чувствовать то же, что и сегодня.

– Придется мне снова задать свой вопрос. Так что же тогда я выиграю?

– Вы выиграете ровно столько же, сколько надоедая мне до смерти!

Каспар Гудвуд, побагровев, опустил глаза и, казалось, весь ушел в созерцание своей шляпы. Изабелла поняла: наконец-то ее стрела попала в цель. Острая жалость пронзила ее – видеть страдания сильного человека было для нее нестерпимо.

– Зачем вы вынуждаете меня говорить вам такие вещи? – воскликнула она прерывающимся голосом. – Я бы предпочла быть с вами мягкой и доброй. Вы думаете, легко отказывать человеку, который тебя любит? Давайте мерить всех одинаковой мерой – я хотела бы, чтобы мои чувства тоже щадили. Я знаю, что вы стараетесь проявить максимум деликатности – насколько можете. И все, что вы делаете, разумеется, имеет под собой ту или иную причину. Но я не хочу выходить замуж. И, может быть, у меня никогда и не возникнет такого желания. Я имею полное право на подобные ощущения. А с вашей стороны совершенно невеликодушно стремиться склонить женщину к удобному для вас решению насильно, против ее воли. Я понимаю, что причиняю вам боль, но могу сказать только: мне очень жаль. В чем же моя вина? Что я не согласна выйти за вас просто для того, чтобы доставить вам удовольствие? Я не буду говорить вам, что готова быть вашим другом, потому что эта фраза в данных обстоятельствах прозвучит как насмешка. Но испытайте меня как-нибудь.

Во время этой речи Каспар Гудвуд не сводил глаз с подкладки своей шляпы, словно изучая имя шляпного мастера, указанного на ней. И, когда он наконец взглянул на ее прелестное, раскрасневшееся от страстной речи лицо, от намерения опровергать ее доводы у него ничего не осталось.

– Ладно, я уеду, – завтра же уеду домой, оставлю вас в покое, – пробормотал он. – Только, – добавил он уже громче, – мне ненавистна мысль, что я должен упустить вас из виду.

– Не бойтесь. Со мной ничего не случится.

– Вы выйдете замуж за другого.

– Вы полагаете, это разумное предположение?

– Почему нет? Я уверен, что охотников будет много.

– Но я только что сказала вам, что я не собираюсь замуж. Более того, возможно, я никогда не решусь на подобный шаг.

– Я помню; но мне как-то в это не верится.

– Я вам очень признательна. То есть, по существу, вы готовы обвинить меня в том, что я дурачу вас? Вы весьма любезны.

– Почему нет? Вы не дали мне торжественного обещания не выходить замуж никогда.

– Но это всего лишь мое желание, – заметила Изабелла, смеясь. В ее голосе слышались нотки горечи.

– Вам только кажется, что вы не хотите выходить замуж, а сами все равно рано или поздно отправитесь под венец, – продолжал Каспар, настроившись, по-видимому, на самое худшее.

– Хорошо. Отправлюсь. Как вам будет угодно.

– Не думаю, однако, – продолжал он, – что под моим присмотром этого бы не случилось.

– Да ну! Вы ведь такого страху на меня навели! – поддразнила она его и вдруг сменила тон: – Вы и в самом деле думаете, что мне так легко понравиться?

– Конечно, нет, – это как раз то, что, я надеюсь, будет служить мне утешением. Ничем не выдающийся человек вас завоевать не сможет… Но в мире все же существует некоторое количество умных мужчин, а достаточно ведь одного!

– Я не нуждаюсь ни в каком умном мужчине. Зачем? Чтобы он учил меня жить? Я сумею во всем разобраться сама.

– Разобраться, как жить одной? Что ж, когда вам это удастся, научите и меня.

Изабелла взглянула на него, улыбка скользнула по ее лицу.

– О, вам-то нужно жениться! – сказала она.

Трудно сказать, что побудило Изабеллу сделать такого рода замечание, и можно понять молодого человека, которому данный совет показался издевательским. Впрочем, Изабелле всегда казалось, что уж кто-кто, а Каспар Гудвуд просто обязан был сложить оружие к ногам какой-нибудь милой нежной женщины.

– Да простит вам Бог, – пробормотал молодой человек сквозь зубы, отворачиваясь.

Она поняла, что взяла неверный тон, и, подумав, решила исправить ошибку. Это легче всего было сделать, взяв инициативу в свои руки.

– Как вы несправедливы ко мне! – воскликнула она. – Меня не так-то легко прельстить. Мне только что представился случай доказать это.

– Ну да – мне. Премного благодарен.

– Не только вам. – Она помолчала. – На прошлой неделе я отказала одному человеку – как здесь считают, это была по-настоящему блестящая партия.

– Очень рад это слышать, – хмуро отозвался молодой человек.

– Это было предложение, от которого вряд ли смогла бы отказаться какая-нибудь другая девушка; все говорило за то, что нужно согласиться. – Изабелла колебалась, стоило ли сообщать Гудвуду об этом, но, начав говорить, уже не могла остановиться – ей хотелось отвести душу и оправдаться в собственных глазах. – Мне было предложено высокое положение в обществе и огромное состояние – и это было сделано человеком, который мне необыкновенно симпатичен.

Каспар с величайшим интересом взглянул на нее.

– Он англичанин? – спросил он.

– Да. Английский аристократ.

Каспар помолчал, затем произнес:

– Что ж, я рад, что он получил отказ.

– Видите, у вас есть товарищ по несчастью, так что вам не должно быть слишком обидно.

– Какой он мне товарищ, – мрачно сказал Каспар.

– Почему же нет? Ему я отказала окончательно.

– Это не делает его моим товарищем. К тому же он англичанин.

– Помилуйте, разве англичане не такие же люди, как мы?

– О нет, нет, что вы! Они высшие существа!

– Вы все еще сердитесь, – сказала Изабелла. – давайте оставим эту тему.

– Да, сержусь. Признаю себя в этом виновным!

Изабелла отвернулась, подошла к открытому окну и смотрела в пустынный таинственный сумрак улицы, которую оживлял лишь бледный газовый свет фонарей. Опершись о каминную полку, Каспар пожирал девушку глазами. Оба молчали. В сущности, она предложила ему уйти – но, понимая это, он медлил, даже рискуя опротиветь ей окончательно. Она была слишком дорога ему – ведь, чтобы вымолить у нее хотя бы намек на обещание, он пересек Атлантику.

Внезапно она повернулась и шагнула к нему.

– Как вы несправедливы ко мне, – произнесла она. – вы даже не смогли оценить мой поступок. Напрасно я рассказала вам об этом – вам, по-видимому, все равно.

– О, если бы вы отказали ему из-за меня! – вскричал он и осекся, ожидая со страхом, что она опровергнет сию счастливую мысль.

– Частично и из-за вас, – сказала Изабелла.

– Частично? Это выше моего понимания. Если бы вы хоть немного дорожили моими чувствами, вы бы выразились по-иному.

Изабелла нетерпеливо покачала головой, словно сгоняя подступавший к лицу румянец.

– Я отказала прекрасному, благородному человеку. Вам этого мало?

– Благодарю вас, – хмуро пробормотал Каспар. – Несказанно.

– А теперь вам лучше вернуться к себе.

– Могу я увидеть вас еще раз?

– А зачем? Вы опять будете говорить о том же, и ни к чему хорошему это не приведет.

– Обещаю, что не скажу ничего такого, что могло бы досадить вам.

Изабелла подумала мгновение и сказала:

– Через день-два я возвращаюсь в Гарденкорт. Я не могу пригласить вас туда – это неловко.

Теперь Гудвуд, в свою очередь, помедлил.

– Оцените и вы мой поступок, – сказал он. – Я получил приглашение в Гарденкорт уже неделю назад, но не счел возможным воспользоваться этим.

– Кто послал это приглашение? – удивленно спросила девушка.

– Мистер Ральф Тачетт, который, по-моему, приходится вам кузеном. Я не поехал, поскольку вашего согласия на это не было. Я думаю, это мисс Стэкпол надоумила вашего кузена послать приглашение.

– Разумеется, не я. А Генриетта и вправду много на себя берет, – пробормотала Изабелла.

– Не судите ее слишком строго – ведь это касается и меня.

– Нисколько. Вы как раз повели себя безукоризненно, и я весьма вам благодарна, – сказала Изабелла и даже поежилась при мысли, что Каспар и лорд Уорбартон могли столкнуться в Гарденкорте, – она представила, как это было бы лорду неприятно.

– Когда вы покинете дядюшку, куда вы направитесь? – спросил Каспар.

– Поедем с тетушкой за границу – во Флоренцию и куда-нибудь еще.

Это заявление было сделано с такой легкостью и спокойствием, что у Каспара внутри все похолодело – казалось, он воочию видит, как ее вихрем уносит в места, недоступные ему… Тем не менее он тут же задал следующий вопрос:

– И когда же вы вернетесь в Америку?

– Возможно, не скоро. Мне здесь хорошо.

– Вы хотите отказаться от родной страны?

– Не будьте ребенком.

– И будете недостижимы для меня. – Каспар упорно гнул свое.

– Как знать, – сказала она не без пафоса в голосе. – Мир так тесен.

– А мне он кажется необъятным! – воскликнул Каспар с таким неподдельным отчаянием в голосе, что оно тронуло бы Изабеллу, не будь та решительно настроена против различного рода послаблений. С некоторых пор она следовала твердой системе, исключавшей любые уступки, и потому после легкого колебания подытожила:

– Не сердитесь, меня только радует возможность быть недостижимой для вас. Будь вы рядом, я постоянно была бы под наблюдением – а это совсем не то, что мне нравится. Я слишком дорожу своей свободой. Если есть в мире вещь, которой я по-настоящему дорожу, – добавила она, слегка повысив голос, – то это независимость.

При всей высокомерности этого заявления оно не вызвало в Каспаре отторжения, и даже слегка заносчивый тон его не отпугнул. Прозвучавшее в ее словах возвышенное чувство нисколько не противоречило его представлениям о девушке, которую он собирался взять в жены. Выраженное столь пылко, оно даже показалось ему изящным. Он всегда знал, что у Изабеллы есть крылья, – и сейчас они были готовы к полету. Но он и сам имел не меньший размах, двигаясь по жизни широченными шагами. Если она рассчитывала сразить его своей тирадой, она не достигла цели – он лишь улыбнулся. Он не боялся ее: здесь они, вернее всего, могли бы сойтись.

– Нет человека, который менее меня собирался бы ограничить вашу свободу, – сказал он. – Напротив, самое высшее удовольствие для меня – видеть вас совершенно независимой. И чтобы вы делали все, что вам по душе. Именно для того, чтобы сделать вас независимой, я и хочу жениться на вас.

– Превосходный софизм, – отозвалась девушка с очаровательной улыбкой.

– Незамужняя женщина – тем более молоденькая девушка – не может быть независима. Перед ней вырастает масса препятствий – на каждом шагу.

– Это зависит от того, как на это посмотреть, – сказала Изабелла. – Я уже не так юна и могу поступать так, как считаю нужным. Мое положение таково, что я могу быть независима. У меня нет ни отца, ни матери; я небогата; я не из породы смазливых барышень и весьма серьезно настроена. Мне нет никакого резона изображать из себя застенчивую девицу – да я просто не могу себе этого позволить. Я собираюсь судить обо всем сама – полагаю, судить неверно более достойно, чем не судить вообще. Я не желаю быть просто овечкой в стаде – мне хочется самой построить свою судьбу и узнать о мире и людях намного больше, чем принято об этом сообщать молоденьким девушкам. – Она сделала паузу, но недостаточно долгую, чтобы собеседник мог среагировать, – Каспар Гудвуд не успел вставить слова, как она продолжила: – Позвольте еще вот что сказать вам, мистер Гудвуд. Вы сказали, что вас пугает мысль, как бы я не вышла замуж. Если до вас дойдут слухи, что я собираюсь идти под венец – о девушках любят распускать подобные сплетни, – вспомните о том, что я сказала о своей любви к свободе, и позвольте себе в этом усомниться.

Она говорила с такой пылкой убежденностью и такой искренностью светились ее глаза, что он поверил ей. По тому, как живо он откликнулся на ее слова, можно было понять, что он наконец успокоился.

– Значит, вы просто хотите попутешествовать пару лет? Я готов ждать – вы можете делать то, что хотите. Пусть будет так. Я вовсе не хочу, чтобы вы были как все – я и сам неординарен. Вы хотите расширить свой кругозор? Меня он устраивает и таким, но если вам хочется поездить по свету – что ж, я готов помочь вам чем только смогу.

– Вы великодушны, я всегда это знала. Но если вы действительно хотите помочь мне – уезжайте. Сделайте так, чтобы нас разделяла Атлантика.

– Другой мог бы подумать, что вы собираетесь совершить нечто страшное, – пробормотал молодой человек.

– Пусть так. Я бы хотела быть свободной – даже для того, чтобы совершить нечто страшное, если мне придет в голову такая блажь.

– Ну что ж, – медленно произнес он, – тогда я возвращаюсь домой. – И он протянул ей для рукопожатия руку, стараясь сделать вид, что доволен и уверен в ней.

Однако Изабелла была куда больше уверена в нем, чем он в ней. Не то чтобы он считал, что она была способна совершить «что-то страшное», но тот факт, что она так упорно отстаивала свой выбор, не сулил ему ничего хорошего. Изабелла же с искренней благодарностью пожала его руку – она понимала, что он сильно любит ее, и ценила его великодушие. Они стояли так – рука в руке – несколько мгновений, и Изабелла вовсе не стремилась поскорей убрать свою.

– Вот и хорошо, – молвила она ласково, почти нежно. – Вы только выиграете, поступив разумно.

– Но через два года я разыщу вас где бы вы ни были, – отозвался он с присущим ему мрачным упорством.

Наша юная леди отнюдь не отличалась последовательностью и тут же возразила на это:

– Но помните, я ничего не обещала, совершенно ничего!

И уже более мягко, как бы давая возможность ему удалиться с миром, добавила:

– Не сердитесь; вы же знаете, меня не так-то легко поймать!

– Ваша независимость осточертеет вам.

– Возможно. Вполне возможно. Вот когда настанет этот день, я и буду рада вас видеть.

Схватившись за ручку двери в свою комнату, она медлила, ожидая, когда визитер откланяется. Но он, казалось, был не способен двинуться с места, как будто еще не потерял надежды переубедить ее. В глазах его затаилась глубокая обида.

Тогда Изабелла уронила:

– Я должна вас оставить.

И, толкнув дверь, прошла в другую комнату.

В ней было темно, но со двора отеля, рассеивая темноту, проникал свет так, что девушка едва могла различить очертания мебели, тусклый отсвет зеркала и большую кровать с четырьмя столбиками по краям. Она постояла неподвижно, вслушиваясь; наконец, Каспар Гудвуд вышел – хлопнула дверь. Она постояла еще мгновение – и потом, не в силах сопротивляться внезапному наплыву чувств, опустилась возле кровати на колени и уронила голову на руки.