Текст книги "Завещание мистера Мизона"

Остается еще последний вопрос: был ли завещатель во время составления завещания в здравом уме и твердой памяти? Указывает ли что-нибудь на то, что он был ненормален? Я не вижу ничего подобного. Мисс Смиссерс утверждала и приняла присягу, что не заметила в нем ничего подобного. Она рассказала, между прочим, что незадолго до смерти он начал бредить и кричал, преследуемый галлюцинациями. Что же удивительного в том, что умирающий галлюцинировал и видел тех несчастных, кого он обижал и обманывал в своей жизни? Я вполне понимаю, что, чувствуя приближение смерти, Мизон хотел загладить свою несправедливость и отдать все свое состояние племяннику, вся вина которого заключалась в том, что он сказал дяде правду в глаза. Мне это кажется весьма естественным и вполне согласующимся с основными свойствами человеческой природы. Вся же история носит романтический характер и только подтверждает поговорку: истина причудливее всякой выдумки! Я вполне допускаю тот факт, что покойный Мизон позаботился вытатуировать свое последнее завещание, составленное в пользу его близкого родственника Юстаса Мизона, на плечах Августы Смиссерс двадцать второго декабря 1885 года. Установив этот факт, я отменяю завещание Мизона от десятого ноября и утверждаю завещание, представленное истцом. Иск по суду считать удовлетворенным.

– А судебные издержки, милорд? – спросил Джеймс, вставая.

– Так как тяжба возникла по вине самого завещателя, то пусть его наследник заплатит судебные издержки.

– Как вам угодно, милорд! – ответил Джеймс и сел на свое место.

– Мистер Шорт! – заговорил судья, откашлявшись. – Я редко говорю комплименты, но сегодня считаю своим долгом поздравить вас с успехом и сказать вам, что изумлялся тому мужеству, ловкости и умению, с которыми вы вели это необычное дело, имея противниками целый ряд ученых джентльменов. Для подобного процесса нужен огромный многолетний опыт. Факт сам по себе беспрецедентный…

Джеймс вспыхнул и почувствовал себя на седьмом небе: карьера сделана, – и если теперь благоденствие его не упрочится, то это будет исключительно его собственной виной.

XXII. Свадьба

Суд кончился. Августа заметила, что ученые мужи, изо всех сил бившиеся, чтобы выиграть дело своих клиентов, вовсе не казались особенно расстроенными, потерпев поражение, и быстро удирали из зала, словно торопясь отрясти его прах от ног своих. Она не знала, что сердца их бились ровно, потому что они уже получили свой заработок и не чувствовали себя виноватыми в том, что суд решил иначе.

Другое дело – мистер Аддисон и мистер Роскью, у которых миллионы выскользнули из рук. Конечно, они были богаты, но люди, обладающие деньгами, всегда желают иметь их еще больше. Мистер Аддисон побагровел от ярости, а мистер Роскью закрыл лицо руками и застонал. Генеральный атторней встал, подошел к Джеймсу Шорту и искренне пожал ему руку.

– Позвольте мне поздравить вас, дорогой коллега! – сказал он. – Я никогда не видел такого умелого ведения дела и очень рад, что судья сказал вам комплимент, что, кстати, совсем не в его обычае. Могу добавить, что надеюсь в скором будущем видеть вас в качестве своего помощника. Если у вас нет впереди ничего лучшего, не угодно ли вам зайти ко мне завтра около двенадцати часов?

Мистер Аддисон, слышавший эти слова, одним прыжком очутился между собеседниками.

– Теперь я все понимаю! – произнес он дрожащим голосом. – Меня предали, я сделался жертвой заговора. Вы получили кучу денег от меня, будьте вы прокляты! – завопил он, поднося кулак к лицу ученого мужа. – А теперь поздравляете этого человека! Вы обманули меня, сэр! Вы – негодяй и мошенник!

Тут ученый генеральный атторней, позабыв собственный сан и величие, возмутился и был готов тоже пустить в дело кулаки. Не будь поблизости мистера Ньюса, который оттащил назад своего разъяренного клиента, разыгрался бы ужасающий скандал.

– Ну, а теперь, господа, – заявила леди Холмерст, – я полагаю, что лучше всего отправиться домой и пообедать! Я приказала подать обед в семь часов, а сейчас около пяти. Надеюсь, мистер Шорт, вы приедете ко мне и привезете с собой вашего брата: право, вы оба вполне заслужили свой обед!

Все ушли. Это был веселый и приятный обед, по окончании которого братья Шорт уехали, сияя, как звезды, от счастья и выпитого шампанского. Леди Холмерст ушла к себе, оставив молодых людей наедине.

– Жизнь – странная вещь! Сегодня утром я был бедняком, а сейчас – один из богатейших людей в Англии! – сказал Юстас.

– Да, дорогой мой! – подтвердила Августа. – Весь мир будет у ваших ног, потому что жизнь легка и приятна для богатых людей.

Перед вами прекрасное будущее, Юстас, право, мне даже совестно выходить замуж за такого богача!

– Ненаглядная моя! – воскликнул Юстас, обнимая молодую девушку. – Всем этим я обязан вам. Знаете ли, чего я боюсь, если мы в самом деле окажемся богачами? Я опасаюсь, что вас затянет шумная жизнь, то, что люди называют обязанностями светской женщины, разные развлечения, и вы забудете о своем литературном призвании. Многие женщины поступают так… Хоть они и уверяют, что не имеют свободного времени, но, в сущности, просто не желают найти его для занятий.

– Да, – ответила Августа, – если они не любят своего дела. Тот, кто любит его всем сердцем и душой, никогда не откажется от него. Конечно, замужество несет с собой определенные заботы и отвлекает от занятий, но в то же время, если оно счастливо, работается легко и спокойно. Вам нечего бояться, Юстас, я постараюсь доказать миру, что вы женились не на глупой женщине. Если же я не сделаю ничего, то, значит, я – бестолковая тупица.

– Приятно слышать это от автора «Обета Джемимы», – саркастически усмехнулся Юстас, – в самом деле, моя дорогая, ваша известность как писательницы, героини кораблекрушения и процесса о завещании смущает меня. Мне придется оставаться всегда позади, меня будут знать только как супруга прекрасной, талантливой миссис Мизон…

– О нет, не бойтесь, – возразила Августа, – никому не пригрезится во сне отозваться так о богаче, обладателе двух миллионов.

– Не злите вы меня этими деньгами! – с досадой воскликнул Юстас. – Мы еще не получили их. Августа, мне надо кое о чем спросить у вас.

– А мне пора идти спать! – заявила Августа.

– Глупости! – отозвался Юстас. – Вы не пойдете. – Он схватил ее за руку.

– Оставьте меня, сэр! – вскричала Августа с достоинством. – Что вам еще нужно, глупый мальчишка?

– Я хочу знать, повенчаемся ли мы с вами на будущей неделе?

– На будущей неделе? Боже милостивый! Нет, нет, конечно, – ответила Августа. – Мое приданое еще не готово, и я, право, не знаю, откуда взять мне денег, чтобы заплатить за него.

– Тряпки! – изрек Юстас с презрением. – Вы умели обходиться на острове Кергелен без всего, и я не вижу, почему вы не можете обвенчаться без ваших тряпок, тем более что я достану вам все нужное в течение шести часов. Что может быть глупее этих тряпок! Слушайте, дорогая моя! Ради Неба, давайте поженимся и успокоимся. Смею вас уверить, что если вы не последуете моему совету, жизнь ваша будет отравлена. За вами будут охотиться, как за редкой дичью, интервьюировать, рисовать – словом, замучат до смерти. Если вы выйдете замуж – это будет лучше и спокойнее для нас обоих.

– Ваши слова, пожалуй, справедливы, – заметила Августа. – Но допустим, что ответчики подадут на апелляцию, и дело примет другой оборот, что тогда?

– Тогда мы оба будем работать, больше ничего. Вы – писать и выпускать ваши книги, а я – работать, как умею и могу.

– Хорошо, я поговорю с Бесси об этом, – согласилась Августа.

– Конечно, леди Холмерст найдет, что возразить, – мрачно заметил Юстас, – она нежно позаботится о ваших тряпках.

– Это все, что я могу сделать для вас, сэр, – решительно ответила Августа. – Спокойной ночи.

Она грациозно присела и исчезла.

– Кто может узнать мысли женщины! – размышлял Юстас, пока дворецкий не принес ему шляпу. – Она всегда сделает, что захочет, но чего она хочет?

Через десять дней после этого разговора небольшое, но избранное общество собралось в доме леди Холмерст на Ганновер-сквер.

Свадьба держалась в секрете, чтобы не привлечь толпы любопытных. Так как у Августы не было родных, она просила ученого доктора, с которым состояла в большой дружбе, заменить ей отца. Хотя за всю свою долголетнюю практику старому джентльмену чаще приходилось разрывать брачные узы, чем связывать их, он не мог отказать Августе в ее просьбе.

– Мне придется на время пренебречь своими обязанностями, дорогая леди, – сказал он, пожимая руку Августе. – Это очень дурно, очень дурно, потому что я должен быть в канцелярии. Но, может быть, я как-нибудь устроюсь, хотя это очень, очень нехорошо с моей стороны! Думаю, что буду просить суд, то есть пастора, подождать меня немного…

И в назначенный знаменательный день почтенный муж покинул свою канцелярию и присоединился к обществу.

Леди Холмерст выглядела необычайно изящной и красивой в своем вдовьем одеянии, ее мальчик Дик, очень веселый, сиял здоровьем и изумлялся торжественному виду своей «тети».

В арьергарде находились братья Шорт.

Августа была прелестна в своем подвенечном наряде, и, любуясь ею, ученый доктор готов был сам влюбиться в нее. Но на прекрасном лице девушки лежала тень печали: сегодня Августа была счастлива, как может быть счастлива любящая и любимая женщина, но великая радость всегда является к нам вместе с нашими былыми печалями. Величайшее счастье имеет свойство напоминать нам прошедшее горе, потому что радость и печаль вытекают из одного источника. Так было и с Августой.

Ей вспомнилась дорогая сестричка, ее предсказание о счастливом будущем. Теперь счастье и успех сопутствуют ей, и рядом с ней стоит ее возлюбленный, но ее счастье омрачено воспоминанием о дорогом личике сестры, о маленькой могилке…

Потом Августе вспомнился бедный мистер Томби… Он давно погиб в волнах океана, а она живет, и перед ней – блестящая карьера…

Бедный мистер Томби! Ей вспомнились его последние слова, когда он усаживал ее в лодку. Пожалуй, для него и лучше, что он умер.

– Теперь, мисс Смиссерс, – прервал доктор ее мысли, – больше никто не будет называть вас так! – возьмите мою руку, судья, то есть, я хочу сказать, пастор, пришел!

Церемония окончилась. Юстас и Августа стали мужем и женой. Все общество вернулось на Ганновер-сквер.

Первым, кто их приветствовал при входе, был маленький клерк Джона Шорта, явившийся сюда в сопровождении своего брата, клерка, служившего у Джеймса. Мальчик держал в руке официальное письмо.

– Помечено «немедленно», сэр! Я подумал, что надо поскорее доставить его вам!

Он подал письмо Джону.

– Что это такое? – спросил Юстас нервно. Он смертельно боялся теперь всех этих официальных писем.

– Вероятно, уведомление об апелляции! – заметил Джон.

– Откройте его скорее и читайте! Джон прочитал следующее:

Джону Шорту, эсквайру

Дорогой сэр!

После совещания с нашими клиентами, мистером Аддисоном и мистером Роскью, мы уполномочены сделать вам следующее предложение. Пусть истец не требует отчета о прибылях, полученных фирмой…

– Неверный термин! – сказал Джеймс раздраженно. – Странно, что свидетель мог допустить такое выражение!

– Определение достаточно верное! – возразил его брат.

– Термин «прибыли» обозначает здесь доход со всего капитала.

– Ради Бога, не препирайтесь, – воскликнул Юстас. – Разве вы не видите, что я терзаюсь?

…и мои клиенты готовы отказаться от апелляции по делу «Мизон, Аддисон и К°». Если же истец будет настаивать на отчете, то мы передадим дело в высшую инстанцию суда.

С почтением, Ньюс

P.S. Весьма обяжете немедленным ответом.

– Ну, Мизон, что вы на это скажете? – спросил Джон. – Простите, я забыл: может быть, вы хотите посоветоваться с ним? – он указал на Джеймса, который с негодованием потирал свою лысину.

– Нет, нет, я уже решил, – возразил Юстас. – Пусть остаются со своими прибылями и доходами, они мне не нужны! Пошлите Ньюсу телеграмму.

– Я согласен с вашим взглядом на дело, – начал Джеймс торжественно, – и очень рад, что мы сходимся во мнениях, хотя, мне кажется, есть спорные пункты, на которые я хочу указать вам…

– Ради Бога, не сейчас! – прервала его леди Холмерст. Адвокат со вздохом покорился. Ньюсу послали телеграмму, и все сели за свадебный завтрак, который прошел очень оживленно.

Леди Холмерст в первый раз со смерти мужа была веселой и оживленной, как прежде, и так прелестна, что Джеймс забыл свою ученость, свою профессию и не отходил от нее. Он дошел до того, что сказал ей какой-то громоздкий комплимент, который состоял из трех длинных фраз и разделялся на пункты.

В конце завтрака встал ученый доктор и произнес тост за здоровье новобрачных. Его речь была прекрасна и переполнена классическими цитатами.

– Мне приходилось слышать, – закончил он, – что есть люди – настоящие любимцы и баловни судьбы. Я не верил этому, но теперь убедился в истине данного изречения. Мистер Юстас Мизон, бесспорно, прекрасный молодой человек, очень милый и красивый, но позвольте спросить, что он совершил, чем заслужил свое необыкновенное счастье? Почему он избран из сотни других молодых джентльменов, чтобы обладать двумя миллионами капитала и жениться на прелестнейшей, талантливой и великодушной молодой леди? В красоте молодой леди заключается еще целое состояние, не говоря уже о ее уме и таланте. Сэр! – он поклонился Юстасу. – Приветствую вас, так как все люди должны приветствовать счастливого избранника судьбы! Смиренно преклоняюсь перед вами, смиренно желаю, чтобы вы долго наслаждались тем несравненным счастьем, которым Провидению угодно было наградить вас!

Затем встал Юстас и произнес маленький спич. Он припомнил, как с первого взгляда полюбил Августу, увидев ее в конторе своего дяди в Бирмингеме, как тяжело ему было, когда, вернувшись из Лондона, он узнал, что любимая девушка исчезла. Сколько он перестрадал, когда до него дошли слухи, что она утонула вместе с «Канчаро»!

– Доктор сказал, что я счастливый избранник судьбы, – закончил Юстас, – и я согласен с ним. В самом деле, я счастлив выше меры, выше моих заслуг, так счастлив, что даже пугаюсь. Когда я вижу свою возлюбленную жену рядом со мной, мне кажется, что я брежу, что все это сон – я проснусь и не найду никого около себя! Это колоссальное богатство, которым я обязан ей, – оно меня просто пугает. Я надеюсь, если Небу будет угодно, сделать много хорошего с этими деньгами, помня постоянно, что в моих руках великая сила, что мой долг – распорядиться по разуму и совести! Моя жена, неоценимое сокровище, мой лучший друг и советник, конечно, поможет мне.

Помолчав немного, Юстас предложил тост за здоровье братьев Шорт, которые сумели выиграть дело, не побоявшись целого сонма ученых мужей.

После Юстаса встал Джеймс и начал говорить удивительно цветисто и красноречиво и говорил бы бесконечно долго, если бы леди Холмерст не пришла в отчаяние и не дернула его за рукав, заявив, что он может предложить тост за ее здоровье.

Джеймс сделал это с величайшим удовольствием, причем намекнул на то, что хотя леди Холмерст считается вдовой, но «находится» в беспомощном положении, обладая всеми правами и ответственностью одинокой женщины.

Все общество разразилось смехом, включая бедную, смущенную леди Холмерст.

Джеймс уселся на свое место, негодуя, что безрассудные люди не умеют оценить меткости его определения.

После завтрака Августа пошла переменить платье. Началось шумное прощание. Новобрачные уселись в прекрасный кеб и уехали, сопровождаемые оглушительными криками и пожеланиями.

XXIII. Новая фирма «Мизон и К°»

Прошел месяц – месяц чудных летних дней, безоблачного счастья. Юстас и Августа были счастливы, проводя свой медовый месяц под солнечным небом одного из прелестнейших островков близ континента. Между тем у мистера Джона Шорта состоялось совещание с поверенными ответчиков Аддисона и Роскью, в результате которого оба джентльмена отказались быть далее компаньонами издательской фирмы и Юстас Мизон таким образом становился единственным владельцем обширного предприятия и должен был принять его в свое непосредственное ведение.

Сопровождаемый мистером Джоном Шортом, которого он назначил своим главным поверенным, и Августой, Юстас явился, чтобы формально вступить во владение фирмой.

Номер первый, державший все хозяйство в своих руках, несколько сердито вручил документы Юстасу. Ему вовсе не нравилась простота манер нового молодого владельца.

Юстас перелистывал бумаги, и его счастливая молодая жена стояла около него, думая об удивительной перемене обстоятельств. Год тому назад она стояла в этой конторе, как нищая, вымаливая у Мизона несколько лишних фунтов, чтобы спасти жизнь сестры, а теперь…

Вдруг Юстас вытащил из пачки один документ и просмотрел его. Это был контракт Августы с Мизоном относительно книги «Обет Джемимы», связавший ее на целых пять лет.

– Это подарок для тебя, моя дорогая! – обратился Юстас к жене. – Возьми его!

Августа взяла документ, взглянула на него и вздохнула. Он напомнил ей много тяжелого.

– Что же мне делать с ним? – спросила она. – Разорвать?

– Да, – ответил Юстас. – Нет, погоди!

Он взял у жены документ, написал на нем крупными буквами «похерен», подписался и поставил число.

– Теперь надо вставить его в рамку и вывесить в конторе для поучения! – сказал Юстас.

Номер первый с ужасом взглянул на молодого Мизона.

– Что дальше?

– Собрались ли джентльмены в зале? – спросил Юстас, отложив в сторону остальные документы.

Номер первый заявил, что все в сборе, в большом зале собрались все издатели, управляющие различными отделениями фирмы, клерки, служащие, авторы и художники, которых он выстроил в одну линию.

Когда Юстас, его жена и Джон Шорт вошли в зал, где были приготовлены места, вся толпа поклонилась им. Юстас попросил их сесть.

– Джентльмены! – произнес он. – Прежде всего, позвольте вам представить мою жену, миссис Мизон, которая хорошо знакома с обычаями нашей фирмы, так как ее лучшие произведения печатались у нас… (кто-то из толпы громко выразил одобрение, Августа покраснела и смешалась) и которая, как я надеюсь, напишет еще много прекрасных книг, и мы будем иметь честь издать их… (Аплодисменты.)

Затем, джентльмены, позвольте мне представить вам мистера Джона Шорта, моего поверенного, который с помощью своего брата выиграл мое дело в суде…

Затем объявляю вам, что я один состою собственником фирмы, так как купил паи компаньонов Аддисона и Роскью. (Голос в толпе: «Вот так штука!») Я надеюсь, что мы будем работать все вместе для нашего общего благополучия. Да будет также известно вам, что я хочу полностью преобразовать наше дело… (оживление в толпе) и с помощью мистера Шорта поведу его иначе. Мне известно, что в среднем чистый доход фирмы равнялся за последние десять лет сорока семи процентам. Теперь я желаю поставить дело так: десять процентов будет получать автор книги, и десять – наша фирма… (Сильнейшее оживление, в особенности среди авторов.) Допустим, что книга заработала сто на сто, следовательно, я возьму себе десять процентов, служащие – двадцать шесть, а автор получит шестьдесят процентов.

Номер первый прервал речь Юстаса.

– Это невозможно! – возразил он. – Невероятно! Фирма «Мизон» удовлетворится десятью процентами, несмотря на свои издержки, а автор, жалкий автор, получит шестьдесят процентов?! Это постыдно, постыдно!

– Я вас не заставляю служить у меня, – резко возразил Юстас, – но советую вам подумать… Джентльмены! – продолжал он. – Вижу, что такая перемена поражает вас, но уверяю вас, что я делаю это вовсе не из филантропии. Я желаю только, чтобы труд ваш хорошо оплачивался, и никогда не возьму на себя дела, которое может принести убытки! Все мы будем работать вместе, и я надеюсь, что лучшие писатели Англии будут печататься у нас, а все вы будете чувствовать себя намного лучше, чем теперь. (Одобрительные возгласы.) Авторам будут отведены отдельные комнаты, заработок их значительно увеличится. (Общие восторженные восклицания.) Затем я раз и навсегда желаю уничтожить эту ужасную систему называть людей «номерами»… С этого дня каждый служащий фирмы «Мизон» будет называться своим именем. (Громкие крики одобрения.) Еще одно слово: надеюсь видеть вас всех за обедом в моем доме на следующей неделе, когда мы отпразднуем появление новой фирмы, которая будет именоваться «Фирма Мизон и К°», так как все мы будем заинтересованы в предприятии и станем компаньонами! Надеюсь, что наша фирма будет богатой, честной, уважаемой фирмой, в настоящем смысле этого слова!

Затем среди оглушительных приветствий и одобрений своих служащих Юстас и его жена раскланялись и направились к ожидавшему их экипажу.

Через полчаса они входили в ворота замка Помпадур, откуда год тому назад Юстас ушел, поссорившись с дядей.

У подъезда вытянулись в струнку напудренные, расфранченные слуги во главе с толстым дворецким Джонстоном, тем самым, который передал прощальный привет Юстаса его дяде.

– Боже милостивый! – воскликнула Августа. – Здесь шесть огромных лакеев… Что я буду делать с ними?

– Прогони их! – ответил Юстас. – Один их вид нагоняет на меня тоску.

Молодые хозяева поклонились и под взглядами многочисленной прислуги направились, стараясь сохранить свое достоинство, переодеться к обеду.

Скоро они очутились за обедом. Что это был за обед! Он продолжался час с лишним, и в продолжение этого времени шесть лакеев приносили и уносили серебряные блюда. Никогда со времени своей свадьбы Юстас и Августа не чувствовали себя так скверно!

– Но мне вовсе не нравится такое богатство! – произнесла Августа, вставая с места и подходя к мужу, когда дворецкий ушел и закрыл за собой дверь. – Это просто подавляет меня.

– И меня также! – согласился с ней Юстас. – И знаешь, что я скажу тебе, Густи, – добавил он, обняв жену, – я прогоню всех этих чертовых лакеев, продам этот дом, и мы найдем себе местечко поудобнее.

В эту минуту их беседа была прервана самым неприятным образом. Неожиданно двери в столовую отворились, и два огромных лакея внесли кофе, сливки, за ними Джонстон и другое напудренное чудовище внесли коньяк и ликеры.

Августа и Юстас, обнимавший ее, остались, словно парализованные, на месте. Потом Августа отскочила от мужа, Юстас нахмурился и закусил губу, а эти великолепные выдержанные лакеи не выказали ни малейшего смущения, не повернули даже головы и продолжали торжественно шествовать вперед со спокойным видом.

– Право, я не могу выносить этого, – тихо произнесла Августа, когда лакеи исчезли, – я пойду спать, я чувствую себя нехорошо.

– Да, – поддержал ее Юстас, – это самое лучшее, что мы можем сделать. Проклятье! Этот добрый Шорт, почему он не пришел к нам обедать? Пожалуй, здесь нельзя и покурить сигару… Эти черти будут презирать меня за подобное преступление! При моем дяде здесь не позволялось курить, и я курил в комнате буфетчика. Не могу же я теперь пойти туда!

– Почему ты не хочешь курить здесь? – спросила Августа. – Комната огромная, и запаха не будет.

– О, повесить бы их всех! – взорвался Юстас. – Подумай только… дорогие бархатные портьеры! Здесь курить невозможно! Я пойду вниз и покурю там…

Он ушел.

Рано, очень рано, когда Юстас еще крепко спал, Августа проснулась, встала и оделась.

Свет проникал в комнату сквозь богатые занавеси из золотистого шелка, озарял прекрасную резьбу кровати, убранной дорогими кружевами и шелком, драгоценную обстановку комнаты и весело играл на лицах купидонов, изображенных на фресках потолка. Августа посмотрела на окружающую ее роскошь и подумала, что хозяин всего этого великолепия лежит мертвый в убогой могиле на острове Кергелен. Какая насмешка судьбы!

– Юстас! Юстас! – произнесла Августа, подходя к спящему мужу. – Проснись! Мне надо кое-что сказать тебе!

– А? Что случилось? – спросил Юстас, зевая.

– Юстас! Мы слишком богаты, мы должны что-нибудь сделать с этими деньгами!

– Верно, – ответил Юстас, – прекрасная идея. Что же надо сделать?

– Я хотела бы отдать хорошую сумму – хотя бы двести тысяч, это вовсе не так много для нас – на основание убежища для непризнанных авторов.

– Отлично! – произнес Юстас. – Но надо это обдумать, нельзя же рубить сплеча! Кстати, – добавил он, – ты помнишь, что сказал тебе старик, когда умирал? Я полагаю, что голодные авторы, которых эксплуатировал Мизон, имеют полное право на наши деньги…

– Конечно! – ответила Августа и отошла к письменному столу, чтобы разработать свой проект на бумаге.

– Густи! – вдруг сказал ее муж. – Густи, я видел сон!

– Да? – отозвалась она резко, занятая своим делом. – Какой сон?

– Я видел во сне, что Джеймс Шорт зарабатывает большие деньги и женился на леди Холмерст!

– Я нисколько не удивлюсь, если этот сон превратится в действительность! – отвечала Августа, кусая кончик пера.

Последовало молчание.

– Густи, – произнес Юстас сонным голосом, – счастлива ли ты?

– Конечно!

– Удивительно!

– Почему?

– Потому (зевок)… что я никогда не думал (зевок)… что женщина может быть счастлива (зевок)… если она не имеет возможности бывать на суде…

Он снова уснул. Августа продолжала писать.