Текст книги "Маскировка"

– А что потом? Пиратство?

Толмен ничего не ответил. Динамик проговорил в раздумье:

– Вообще-то, пожалуй, дело верное. Во всяком случае, на первых порах. Можно будет как следует поживиться. Никто не ждёт чего-нибудь подобного. Да, не исключено, что вам это сойдёт с рук.

– Ну, – сказал Толмен, – если ты с нами согласен, то какой отсюда вывод?

– Не тот, что ты думаешь. Вашим пособником я не стану. Не столько из соображений морали, сколько из чувства самосохранения. Для вас я бесполезен. Транспланты нужны только высокоразвитой цивилизации. Я буду лишним грузом.

– Если я дам слово…

– Здесь решаешь не ты, – возразил Квентин.

Толмен инстинктивно бросил вопросительный взгляд на Брауна. Из настенного динамика послышался странный звук, похожий на сдавленный смешок.

– Пусть так, – пожал плечами Толмен. – Естественно, никто не требует, чтобы ты сразу переметнулся на нашу сторону. Поразмысли хорошенько. Помни, что ты уже не прежний Барт Квентин – у тебя есть кое-какие механические недочёты. Времени у нас не так уж много, но мы можем подождать – скажем, десять минут, покуда Каннингхэм осматривает твоё хозяйство. А там… что ж, мы ведь не в камушки играем, Квент. – Он поджал губы. – Если ты станешь на нашу сторону и поведёшь корабль по нашим указаниям, мы сохраним тебе жизнь. Только решайся немедля. Каннингхэм хочет выследить тебя и отключить от управления. После чего…

– Почему ты так уверен, что меня можно выследить? – хладнокровно спросил Квент. – Как только я высажу вас там, куда вы стремитесь, моя жизнь не будет стоить и цента. Я вам не нужен. Вы не могли бы обеспечить мне должного ухода, даже если бы захотели. Нет, меня просто отправили бы вслед за теми, кого вы уже устранили. Я предъявляю вам встречный ультиматум.

– Ты… что такое?

– Ведите себя тихо и ничего не трогайте, а я высажу вас в необитаемой зоне Каллисто и позволю скрыться, – сказал Квентин. – В противном случае – надейтесь на бога.

Браун впервые показал, что прислушивается к этому голосу. Он обернулся к Толмену.

– Блефует?

Толмен медленно склонил голову.

– Наверное. Он безвреден.

– Блефует, – поддержал Каннингхэм, не отрываясь от своего занятия.

– Нет, – спокойно возразил динамик. – Я не блефую. Кстати, поосторожнее с платой. Это часть атомного привода. Заденете не тот контакт – и все мы превратимся в плазму.

Каннингхэм отпрянул от змеевидной путаницы проводов, переплетённых в бакелите. Смуглолицый Ферн, который стоял поодаль, обернулся – взглянуть, что происходит.

– Полегче, – сказал он. – Надо твёрдо знать, что делаешь.

– Заткнись, – буркнул Каннингхэм. – Я-то знаю. Может быть, именно этого трансплант и боится. Я буду всячески избегать контактов нуклеоники, но… – Он помедлил, присмотрелся к паутине проводов. – Нет. Этот не нуклеонный… по-моему. Во всяком случае, не управляющий. Допустим, я разомкну этот контакт…

Его рука, защищённая перчаткой, потянулась к рубильнику.

Динамик произнёс:

– Каннингхэм, лучше не надо.

Каннингхэм занёс руку над рубильником. Динамик вздохнул.

– Что ж, будьте первым. Есть!

Смотровое стекло шлема больно стукнуло Толмена по носу. Огромный салон словно стал на дыбы, и Толмен, не удержавшись на ногах, кубарем покатился по полу. Он видел, как вокруг кувыркаются и падают гротескные фигуры в скафандрах. Браун потерял равновесие и тяжело рухнул на пол.

При резком ускорении корабля Каннингхэма швырнуло на провода. Он повис, как муха в паутине, его конечности, голова, все тело подёргивалось в непроизвольных судорогах. Темп этой дьявольской пляски постепенно нарастал.

– Снимите его оттуда! – взвыл Далквист.

– Постойте! – вскричал Ферн. – Я отключу ток… – Но он не знал, как это делается. Толмен, у которого пересохло в горле, не отрываясь смотрел, как вытягивается, изгибается, дрожит в агонии тело Каннингхэма. Вдруг явственно послышался хруст костей.

Теперь Каннингхэма сводили лишь редкие судороги, голова его поникла, но оказалась под необычным углом к телу.

– Снимите его, – распорядился Браун, но Ферн покачал головой.

– Каннингхэм мёртв. А эта схема опасна.

– То есть как мёртв?

Под щёточкой усов губы Ферна раздвинулись в мрачной усмешке.

– В эпилептическом припадке недолго свернуть себе шею.

– Пожалуй, – согласился потрясённый Далквист. – У него действительно шея сломана. Глядите, как повёрнута голова.

– Если через тебя пропустить переменный ток в двадцать герц, ты тоже будешь корчиться в судорогах, – одёрнул его Ферн.

– Нельзя же оставлять его так?

– Можно, – хмуро сказал Браун. – Держитесь-ка вы все подальше от стен. – Он злобно взглянул на Толмена. – А вы почему не…

– Всё ясно. Но Каннингхэму следовало быть умнее и не прикасаться к голым проводам.

– Немного же здесь изолированных проводов, – проворчал толстяк. – А вы ещё говорили, будто трансплант безвреден.

– Я говорил, что он неподвижен. И не телепат. – Толмен поймал себя на том, что как бы оправдывается.

Ферн заметил:

– Перед ускорением или торможением корабля даётся звуковой сигнал. И на этот раз сигнала не было. Наверное, его отключил сам трансплант, чтобы застигнуть нас врасплох.

Они вглядывались в жужжащую, просторную, жёлтую пустоту. Толмена охватила боязнь замкнутого пространства. Стены, казалось, готовы были рухнуть – сомкнуться над ним, словно он стоял на разжатой ладони титана.

– Можно разбить ему глаза, – предложил Браун.

– Сначала надо их найти. – Ферн ткнул пальцем в сторону лабиринта всевозможных устройств.

– Всего и дела-то – отключить транспланта. Разомкнуть соединение. Тогда он будет всё равно что покойник.

– К сожалению, – возразил Ферн, – среди нас единственным специалистом по электронике был Каннингхэм. Я всего только астрофизик!

– Неважно. Мы выдернем одну-единственную вилку – и трансплант потеряет сознание. Это-то в наших силах!

Страсти разгорались. Утихомирил всех Коттон – маленький человечек с подслеповатыми голубыми глазками.

– Нас должна выручить математика. Геометрия. Надо разыскать транспланта и… – Он поднял глаза вверх и оцепенел. – Мы уклонились от курса! – выговорил он наконец. – Видите индикатор?

Высоко вверху Толмен видел исполинский звёздный глобус. На его чёрной поверхности ясно можно было различить пятнышко красного света.

Смуглое лицо Ферна искривилось в усмешке.

– Всё ясно. Трансплант ищет защиты. Ближайшая планета, откуда можно ждать помощи, – это Земля. Но у нас ещё много времени. Я не такой специалист, как Каннингхэм, но и не безнадёжный кретин. – Он не смотрел на ритмично подрагивающее тело. – Вовсе не обязательно проверять тут все соединения.

– Вот и ладно, займитесь, – буркнул Браун.

Ферн, неуклюжий из-за скафандра, подошёл к квадратному отверстию в полу и вгляделся в металлическую решётку, еле видную на глубине двадцати пяти метров.

– Точно. Сюда подаётся горючее. Незачем исследовать все соединения до последнего. Горючее насыпается вон из той трубы, что идёт поверху. Теперь смотрите. Все, что связано с атомной энергией, явно помечено красным. Видите?

Все видели. То тут, то там на щитах и пластинах – загадочные красные метки. Ещё были знаки синие, зелёные, чёрные и белые.

– Будем исходить из этого допущения, – закончил Ферн. – По крайней мере до поры до времени. Красное – это атомная энергия. Синее… зелёное… так.

Толмен неожиданно сказал:

– Что-то я нигде не вижу ничего похожего на футляр с мозгом Квентина.

– Неужто ты ожидал его увидеть? – саркастически спросил астрофизик. – Он вставлен в какую-нибудь нишу с амортизационной прокладкой. Мозг выдерживает большую перегрузку, чем тело, но семь g – максимум во всех случаях. Это нам, между прочим, на руку. Корабль не рассчитан на высокие скорости. Трансплант бы их не выдержал, а мы и подавно.

– Семь g,— в раздумье повторил Браун.

– При которых трансплант тоже лишился бы чувств. А ему надо быть в сознании, чтобы провести корабль сквозь земную атмосферу. Времени у нас уйма.

– Сейчас мы движемся довольно медленно, – заметил Далквист.

Ферн бросил цепкий взгляд на звёздный глобус.

– Похоже на то. Пустите-ка, я займусь.

Он опоясался канатом и привязал конец к одной из центральных колонн.

– Чтобы не было несчастных случаев.

– Не так уж трудно найти нужную цепь, – сказал Браун.

– Как правило, не трудно. Но тут ведь все понамешано – атомное управление, радар, кухонный водопровод. А ярлыки эти служили только для удобства изготовителей. Ведь корабль строили не по чертежам. Он сделан с маху. Я-то найду транспланта, но для этого нужно время. Так что придержите язык и дайте мне спокойно поработать.

Браун насупился, но ничего не ответил. Лысый череп Коттона покрылся испариной. Далквист рукой обхватил металлическую колонну и стал ждать, что будет дальше. Толмен опять взглянул на галерею, что тянулась вдоль стен. На звёздном глобусе заплясал диск красного света.

– Квент, – позвал Толмен.

– Да, Вэн. – Голос Квентина был далёк и спокоен. Браун, будто невзначай, взялся рукой за бластер, висящий у него за поясом.

– Отчего ты не сдаёшься?

– А вы?

– Тебе нас не одолеть. С Каннингхэмом ты справился по счастливой случайности. Теперь мы настороже – ты не причинишь нам вреда. Найти тебя – только вопрос времени. А тогда не жди пощады, Квент. Ты можешь избавить нас от лишних усилий: сообщи, где находишься. Мы согласны отплатить услугой за услугу. Если отыщем тебя без твоей помощи, тебе уж не придётся ставить условия. Ну, как?

– Нет, – ответил Квентин просто.

Несколько минут все молчали. Толмен наблюдал за Ферном, а тот, чрезвычайно осторожно разматывая бухту каната, исследовал паутину, где повисло тело Каннингхэма.

– Разгадка вовсе не там, – сказал Квентин. – Я неплохо замаскирован.

– Но беспомощен, – тотчас нашёлся Толмен.

– Вы тоже. Спроси хоть у Ферна. Стоит ему перепутать контакты – и звездолёт превратится в плазму. Так что ваши дела не лучше. Я ложусь на новый курс, возвращаюсь на Землю. Если вы сейчас не сдадитесь…

Вмешался Браун:

– Старинные законы действуют и поныне. За пиратство полагается смертная казнь.

– Пиратства не было вот уже много веков. Если дойдёт до суда, приговор могут и заменить.

– Тюрьмой? Изменением условных рефлексов? – уточнил Толмен. – Лучше смерть.

– Мы гасим скорость! – воскликнул Далквист, покрепче ухватившись за колонну.

Поглядев на Брауна, Толмен уже не сомневался, что толстяк понял и оценил его тактику. Там, где техника бессильна, всесильна психология. В конце концов, мозг у Квентина человеческий.

Прежде всего усыпить бдительность противника.

— Квент!

Но Квентин не отвечал. Браун, поморщась, обернулся посмотреть, как идут дела у Ферна. Физик сосредоточенно изучал схему соединений, делал пометки в блокноте, укреплённом на левом локте скафандра, и по смуглому лицу его струился пот.

Вскоре Толмен ощутил лёгкую дурноту. Он покачал головой, осознав, что корабль почти совсем погасил скорость, и покрепче ухватился за ближайшую колонну. Ферн чертыхнулся. Ему было трудно удерживать равновесие.

Но вот он не устоял на ногах – наступила невесомость. Пятеро в скафандрах держались кто за что мог. Ферн злобно буркнул:

– Допустим, мы в тупике, но транспланту от этого не легче. Я не могу работать в невесомости, но и он не попадёт на Землю без ускорения.

– Я послал сигнал бедствия, – сообщил динамик.

Ферн рассмеялся.

– Это-то мы с Каннингхэмом угадали, да и вы сами проговорились Толмену. Имея на борту противометеоритный радар, вы не нуждаетесь в аппаратуре связи, и у вас её нет.

Он окинул взглядом блок, от которого только что отошёл.

– Впрочем, возможно, я был слишком близок к правильному решению, а? Не потому ли…

– Вы даже не начинали приближаться, – оборвал Квентин.

– Все равно… – Ферн оттолкнулся от колонны, высвободил очередную порцию каната. Он намотал петлю на левое запястье и, повиснув в воздухе, возобновил изучение схемы.

Руки Брауна не удержались на скользкой поверхности колонны, и он взмыл как воздушный шар, слишком сильно надутый. Толмен, оттолкнувшись, метнулся к площадке с поручнями. Рука в тяжёлой перчатке поймала металлический брус. Толмен раскачался, наподобие воздушного гимнаста, вспрыгнул на площадку и посмотрел вниз (хотя понятия “вверху” и “внизу” исчезли), на салон управления.

– По-моему, вам лучше сдаться, – сказал Квентин.

Браун медленно плыл к Ферну.

– Никогда, – заявил он, и в тот же миг с силой парового молота на звездолёт обрушилась четырехкратная перегрузка. Это не был рывок вперёд. Направление было другим, заранее заданным. Ферн уцелел, отделавшись лишь вывихом кисти: петля спасла его от гибельного падения на голые провода.

Толмена швырнуло на пол площадки. Ему было видно, как внизу остальные тяжело валятся на твёрдые плиты. Один лишь Браун упал не на пол.

В момент резкого ускорения он как раз парил над отверстием, куда подаётся горючее.

Толмен увидел, как скрылось из виду массивное тело. Раздался душераздирающий крик.

Далквист, Ферн и Коттон с усилием поднялись на ноги. Они осторожно подошли к отверстию и заглянули вниз.

– Он не… – начал было Тол мен.

Коттон отвернулся. Далквист не двигался с места. “Будто зачарованный”, – подумал Толмен, но потом заметил, как у того вздрагивают плечи. Ферн посмотрел вверх, на площадку.

– Прошёл через грохот, – сказал он. – Металлическая сетка с ячейками один меш.

– Пробил сетку?

– Нет, – неторопливо ответил Ферн. – Не пробил. Прошёл насквозь.

Четырехкратная сила тяжести и падение с двадцатипятиметровой высоты в сумме дают что-то чудовищное. Толмен закрыл глаза и окликнул.

– Квент!

– Сдаётесь?

– Никогда в жизни! – буркнул Ферн. – Не так уж мы друг от друга зависим. Обойдёмся и без Брауна.

Толмен уселся на площадке, держась за поручень и свесив ноги в пустоту. Он всматривался в звёздный глобус, который висел слева от него, метрах в двенадцати. Красное пятнышко – индикатор положения звездолёта – не двигалось.

– По-моему, ты теперь не человек, Квент.

– Оттого что не хватаюсь за бластер? У меня другое оружие. Я не питаю иллюзий, Вэн. Я отстаиваю свою жизнь.

– Мы ещё можем сговориться.

– Я ведь предсказывал, что ты раньше меня забудешь о нашей дружбе, – ответил Квентин. – Ты не мог не знать, что ваш налёт кончится моем гибелью. Но тебе это было безразлично.

– Я не ожидал, что ты…

– Ясно, – сказал динамик. – Интересно, ты бы с такой же готовностью осуществлял ваш план, если бы я не утратил человеческого облика? А насчёт дружбы… не будем брезговать психологическими методами, Вэн. Моё металлическое тело ты считаешь врагом, барьером между тобой и настоящим Бартом Квентином. Подсознательно, может быть, ненавидишь его и потому стремишься уничтожить. Несмотря на то что вместе с ним истребишь и меня. Не знаю – возможно, ты оправдываешь себя рационалистическим рассуждением, будто тем самым избавишь меня от причины, которая воздвигла между нами барьер. И забываешь, что в главном-то я не изменился.

– Мы с тобой когда-то играли в шахматы, – сказал Толмен, – но пешек и фигур не ломали.

– Пока что я под шахом, – возразил Квентин. – защищаться могу только конями. А у тебя ещё целы слоны и ладьи. Можешь уверенно двигаться к цели. Сдаёшься?

– Нет! – бросил Толмен. Глаза его были прикованы к красному пятнышку света. Он уловил легчайший трепет и отчаянно схватился за металлический поручень. Когда корабль рванулся, Толмен повис в воздухе. Одну руку отбросило с поручня, но другая удержалась. Звёздный глобус яростно раскачивался. Толмен перекинул ногу через поручень, вернулся на узенькую площадку и глянул вниз.

Ферна по-прежнему удерживал канат. Далквист и Коттон заскользили по полу и с грохотом врезались в колонну. Кто-то вскрикнул.

Обливаясь потом, Толмен осторожно спустился. Но, когда он подошёл к Коттону, тот был уже мёртв. О том, как он умер, рассказали трещины в смотровом стекле шлема и искажённые, синюшные черты лица.

– На меня налетел, – выдавил из себя Далквист. – Разбил стекло о гребень моего шлема…

Хлорная атмосфера корабля прикончила Коттона если не безболезненно, то быстро. Далквист, Ферн и Толмен переглянулись.

Светловолосый великан сказал:

– Троих не стало. Не нравится мне это. Очень не нравится.

Ферн оскалил зубы.

– Значит, мы все ещё недооцениваем противника. Привяжитесь к колоннам. Не двигайтесь без страховки. Не подходите к опасным предметам.

– Мы все ещё приближаемся к Земле, – напомнил Тол мен.

– Ну, да, – кивнул Ферн. – можно открыть люк и шагнуть в пространство. А дальше что? Мы рассчитывали, что будем пользоваться кораблём. Теперь ничего другого и не остаётся.

– Если мы не сдадимся… – начал Далквист.

– Казнь, – без обиняков сказал Ферн. – У нас ещё есть время. Я разобрался в некоторых соединениях. Многие отпадают.

– Все ещё надеешься на удачу?

– Пожалуй. Но только всё время держитесь за что-нибудь устойчивое. Я найду ответ, прежде чем мы войдём в атмосферу.

– Мозг испускает характерные колебания, – предложил Толмен. – Может быть, направленным искателем?..

– Это хорошо посреди пустыни Мохаве. Но не здесь. На корабле полным-полно излучений и токов. Как их различить без специальной аппаратуры?

– Мы ведь кое-что взяли с собой. Да и здесь её хватает.

– Здесь она с сюрпризами. Я ведь не нарушать status quo. Жаль, что Каннингхэм так бесславно погиб.

– Квентин не дурак, – сказал Толмен. – Первым убрал электроника, вторым – Брауна. Слона и ферзя. Потом на тебя покушался.

– А я тогда кто же?

– Ладья. Он и с тобой расправится при случае. – Толмен нахмурился, стараясь вспомнить что-то важное. И вдруг вспомнил. Он склонился над блокнотом на рукаве у Ферна, телом прикрывая запись от фотоэлементов, которые могли оказаться в любой точке стен или потолка. Он написал: “Пьянеет от токов высокой частоты. Сделаешь?”

Ферн смял листок и, неловко действуя рукой в перчатке, медленно разорвал на клочки. Он подмигнул Толмену и неуловимо кивнул.

– Что ж, постараюсь, – сказал он, разматывая канат, чтобы подойти к сумке с инструментами, которую принёс на борт вдвоём с Каннингхэмом.

Очутившись одни, Далквист и Толмен привязались к колоннам и стали ждать. Больше ничего не оставалось. Толмен как-то упоминал при Ферне и Каннингхэме о высокочастотном опьянении; они не сочли эту информацию ценной. А ведь в ней, возможно, ключ к ответу – надо подкрепить технику прикладной психологией.

Тем временем Толмен тосковал по сигарете. В неуклюжем скафандре он мог принять только таблетку соли и выпить несколько глотков тёплой воды, и то благодаря специальному механизму. Сердце его стучало, от тупой боли ломило в висках. В скафандре было неудобно; никогда ещё Толмену не приходилось испытывать такого – как будто заточили его душу.

Через приёмник он вслушивался в гудящее безмолвие, нарушаемое лишь шорохом резиновой обшивки сапог, когда передвигался Ферн. Хаос корабельного оборудования заставил Толмена зажмуриться; безжалостное освещение, не рассчитанное на глаза человека, вызывало нервную боль в глазницах. “Где-то на корабле, – подумал он, скорее всего в салоне, спрятан Квентин. Но замаскирован. Как?”

Принцип украденного письма? Навряд ли. У Квентина не было оснований ждать налёта. Лишь по чистой случайности транспланту выбрали такое превосходное укрытие. По случайности, а также из-за лихорадочной спешки строителей, создавших звездолёт разового назначения, удобный, как логарифмическая линейка, – ни более, ни менее.

“Вот если заставить Квентина обнаружить себя…” – подумал Толмен.

Но каким образом? Через наведённое раздражение мозга – опьянение?

Вызвать к основным схемам? Но человеческий мозг не способен на них воздействовать. У этой породы только и есть общего с человеком, что инстинкт самосохранения. Толмен жалел, что не похитил Линду. Тогда бы у него был козырь.

Будь у Квентина человеческое тело, загадка решалась бы просто. И не обязательно пыткой. Толмена привела бы к цели непроизвольная мускульная реакция – старинное оружие профессиональных фокусников. К сожалению, целью был Квентин – бестелесный мозг в герметизированном, изолированном металлическом цилиндре, где вместо позвоночника – провод.

Если бы Ферну удалось наладить высокочастотный генератор, колебания так или иначе ослабили бы оборону Барта Квентина. Пока же трансплант остаётся крайне опасным противником. И отлично замаскированным.

Ну, не то чтобы идеально. Вовсе нет. Толмен внезапно оживился: ведь Квентин не просто отсиживается, пренебрегая пиратами, и возвращается кратчайшим путём на Землю. Он повернул назад, а не продолжил полёт на Каллисто, и это доказывает, что Квентину нужна подмога. А тем временем, убивая, он отвлекает незваных гостей.

Значит, Квентина явно можно найти.

Лишь бы хватило времени.

Каннингхэму это было по плечу. И даже Ферн – угроза транспланту. Это значит, что Квентин… боится.

Толмен порывисто вздохнул.

– Квент, – сказал он, – есть предложение. Ты слушаешь?

– Да, – ответил далёкий, до ужаса знакомый голос.

– Есть вариант, устраивающий нас всех. Ты хочешь остаться в живых. Мы хотим получить корабль. Верно?

– Правильно.

– Предположим, мы сбрасываем тебя на парашюте, когда входим в земную атмосферу. Потом принимаем управление и снова уходим в космос. Тогда…

– А Брут весьма достойный человек, – докончил Квентин. – Но только он, конечно, никогда таким не был. Я никому из вас больше не доверяю, Вэн. Психопаты и преступники слишком аморальны. Они не остановятся ни перед чем, считая, будто цель оправдывает средства. Ты психолог с неустойчивой психикой, Вэн, и именно поэтому я не верю ни единому твоему слову.

– Надолго вперёд загадываешь. Помни, если мы вовремя отыщем нужную схему, переговоров не будет.

– Если отыщете.

– До Земли далеко. Теперь мы остерегаемся. Больше ты никого не убьёшь. Мы попросту будем спокойно работать, пока не найдём тебя. Ну, как?

Помолчав, Квентин сказал:

– Я уж лучше загадаю вперёд. Технические категории знакомы мне лучше человеческих. Завися от своей области знаний, я в большей безопасности, чем если бы попытался заниматься психологией. Я разбираюсь в коэффициентах и косинусах, но не в коллоидной начинке твоего черепа.

Голова Толмена поникла, с носа на смотровое стекло шлема покатился пот. Волной нахлынула внезапная боязнь замкнутого пространства – боязнь тесного скафандра, более просторной темницы салона и самого корабля.

– Ты скован в своих действиях, Квент, – сказал он чересчур громко. – Выбор оружия у тебя небогатый. Ты не можешь изменить здесь атмосферного давления, иначе давно сплющил бы нас в лепёшку.

– А заодно и драгоценное оборудование. Кстати, ваши скафандры выдерживают практически любое давление.

– Король у тебя все ещё под шахом.

– Как и у тебя, – хладнокровно ответил Квентин.

Ферн посмотрел на Толмена долгим взглядом, в котором читались одобрение и тень торжества. Под неуклюжими перчатками, орудующими хрупкими инструментами, возникал генератор. К счастью, надо было перемонтировать готовое оборудование, а не создать его заново – иначе времени не хватило бы.

– Наслаждайся жизнью, – сказал Квентин. – Я выжимаю все ускорение, которое мы стерпим.

– Не ощущаю перегрузок, – заметил Толмен.

– Все, которое мы стерпим, а не которое я способен развить. Давай же, развлекайся. Победить ты не можешь.

– Неужели?

– Сам посуди. Пока вы привязаны к месту, вам ничто не угрожает. А если начнёте двигаться по кораблю, я вас уничтожу.

– Значит, чтобы захватить тебя, надо двигаться? Квентин рассмеялся.

– Этого я не говорил. Я хорошо замаскирован. Сейчас же выключите!

Эхо от крика перекатывалось под сводчатым потолком, сотрясая янтарный воздух. Толмен нервно дёрнулся. Он перехватил взгляд Ферна и увидел, что астрофизик усмехается.

– Подействовало. – сказал Ферн.

Наступило долгое молчание. Внезапно корабль тряхнуло. Но генератор был надёжно закреплён, да и людей страховали канаты.

– Выключите, – вторично потребовал Квентин. Голос его звучал не вполне уверенно.

– Где ты? – спросил Толмен.

Никакого ответа.

– Мы можем и подождать, Квент.

– Ну и ждите! Я.., меня не отвлекает страх за свою шкуру. Вот одно из многих преимуществ транспланта.

– Сильный раздражитель, – пробормотал Ферн. – Быстро его разобрало.

– Полно, Квент, – убедительно сказал Толмен. – У тебя ведь не исчез инстинкт самосохранения. Вряд ли тебе сейчас очень приятно!

– Даже… слишком приятно, – с запинкой ответил Квентин. – Но ничего не выйдет. Меня всегда было трудно подпоить.

– Это не выпивка, – возразил Ферн. – Он коснулся диска регулятора.

Трансплант рассмеялся; Толмен с удовольствием отметил про себя, что его речь стала невнятной.

– Уверяю тебя, ничего не выйдет. Я для вас слишком… хитёр.

– Да ну!

– Да! Вы тоже не дураки, никоим образом. Ферн, может быть, и знающий инженер, но недостаточно знающий. Помнишь, Вэн, в Квебеке ты спросил, какие во мне изменения? Я сказал, что никаких. Теперь я убеждаюсь, что ошибся.

– То есть?

– Меньше отвлекаюсь. – Квентин был слишком разговорчив – симптом опьянения. – В телесной оболочке мозг не может полностью сосредоточиться. Он постоянно ощущает тело. А тело – механизм несовершенный. Слишком специализированный, чтобы иметь высокий КПД. Дыхание, кровообращение – все это мешает. Отвлекают даже вздохи и выдохи. Так вот, сейчас моё тело – корабль, но это механизм идеальный. У него КПД предельно высокий. Соответственно лучше работает мой мозг.

– Сверхчеловеческий.

– Сверхдейственный. Обычно шахматную партию выигрывает более сложно организованный мозг, потому что он предвидит все мыслимые гамбиты. Так и я предвижу все, что ты можешь сделать. А у тебя серьёзный гамбит.

– Отчего же?

– Ты человек.

Самомнение, подумал Толмен. Не здесь ли его ахиллесова пята? Сладость успеха, очевидно, сделала своё психологическое дело, а электронный хмель усыпил центры – торможения. Логично. После пяти лет однообразной работы, как она ни необычна, внезапно изменившаяся ситуация (переход от действия к бездействию, превращение из машины в главного героя) могла послужить катализатором. Самомнение. И сумеречное мышление.

Ведь Квентин не сверхмозг. Отнюдь нет. Чем выше коэффициент умственного развития, тем меньше нуждаешься в самооправдании, прямом или косвенном. И, как ни странно, Толмен разом избавился от неотступных угрызений совести. Настоящего Барта Квентина никто не мог обвинить в параноидном мышлении.

Значит…

Произношение Квентина осталось чётким, он не глотал слов. Но ведь звуки он издаёт не губами, не языком, без помощи неба. А вот контроль громкости заметно ухудшился, и голос транспланта то понижался до шёпота, то срывался на крик.

Толмен усмехнулся. На душе у него стало легче.

– Мы люди. – сказал, – но мы-то пока трезвы.

– Чепуха. Посмотри на индикатор. Мы приближаемся к Земле.

– Хватит дурака валять, Квент, – устало проговорил Толмен. – Ты блефуешь, и оба мы это понимаем. Не можешь ведь ты до бесконечности терпеть высокочастотный раздражитель. Не трать время, сдавайся.

– Сам сдавайся, – сказал Квентин. – Я вижу все, что делает каждый из вас. Да и корабль – ловушка на ловушке. Мне остаётся только наблюдать отсюда, сверху, пока вы не очутитесь возле какой-нибудь ловушки. Я свою партию продумал на много ходов вперёд, все гамбиты кончаются матом одному из вас. У вас нет никакой надежды. У вас нет никакой надежды. У вас нет никакой надежды.

Отсюда, сверху, подумал Толмен. Откуда сверху? Он вспомнил реплику Коттона, что найти транспланта поможет геометрия. Конечно. Геометрия и психология. Разделить корабль на две части, потом на четыре и так далее…

Теперь уже не обязательно. Сверху — решающее слово. Толмен ухватился за него с пылом, ничуть не отразившимся на его лице. Сверху — значит, зона поисков сужается вдвое. Нижние участки корабля можно исключить. Теперь надо разделить пополам верхнюю секцию – линия пройдёт, допустим, через звёздный глобус.

Глаза транспланта – фотоэлементы – расположены, конечно, повсюду, но Толмен решил исходить из того, что Квентин считает себя находящимся в одном каком-то пункте, а не разбросанным по всему кораблю. Местонахождение человека в его понимании соответствует местонахождению головы.

Итак, Квентину видно кровавое пятно на звёздном глобусе, но это не значит, что он находится в стене, к которой обращено это полушарие глобуса. Надо спровоцировать транспланта, пусть укажет свои координаты относительно тех или иных предметов на корабле, но это будет трудно: ведь в таких случаях координаты определяются на глазок; зрение – важнейшее звено, связующее человека с его окружением. А у Квентина зрение почти всемогущее. Он видит все.

Но можно же его как-то локализовать!

Помогла бы словесная ассоциация. Но для этого нужно содействие. Квентин не настолько пьян!

Можно узнать, что именно видит Квентин, но этим все равно ничего не определишь: его мозгу не обязательно соседствовать с одним из глаз. У транспланта есть неуловимое, внутреннее ощущение пространства – сознание, что он , слепой, глухой, немой, если бы не разбросанные повсюду дистанционные датчики, находится в определённом месте. А как вытянуть из Квентина то, что нужно: ведь на прямые вопросы он не ответит?

Не удастся, подумал Толмен с безнадёжным чувством подавленного гнева. Гнев разрастался. Он бросил Толмена в пот, вызвал тупую, щемящую ненависть к Квентину. Во всём виноват Квентин – в том, что Толмен стал узником ненавистного скафандра и огромного смертоносного корабля. Машина виновата…

И вдруг он придумал выход.

Все, конечно, зависит от того, насколько пьян Квентин. Толмен бросил вопросительный взгляд на Ферна, а тот в ответ повернул диск и кивнул.

– Будьте вы прокляты, – шёпотом произнёс Квентин.

– Чепуха, – сказал Толмен. – Ты сам дал понять, что у тебя исчез инстинкт самосохранения.

– Я… не…

– Это правда, не так ли?

– Нет, – громко ответил Квентин.

– Ты забываешь, Квент, что я психолог. Мне давно следовало всесторонне охватить твою проблему. Она ведь была открытой книгой ещё до того, как я тебя увидел, только читай. Стоило мне увидеть Линду.

– Помолчи о Линде!

На какой-то миг Толмену явилось тошнотворное видение пьяного, измученного мозга, скрытого где-то в стене, – сюрреалистический кошмар.

– Ясно, – сказал он, – ты и сам не хочешь о ней говорить.

– Помолчи.

– Ты и о себе не хочешь думать, так ведь?

– Чего ты добиваешься, Вэн? Хочешь меня разозлить?

– Нет, – сказал Толмен, – просто я сыт по горло, надоела мне вся эта история, с души воротит. Притворяешься, будто ты Барт Квентин, будто ты ещё человек, будто с тобой можно договориться на равных.

– Мы не договоримся…

– Я не о том, и ты сам это знаешь. Я только сейчас понял, кто ты такой.

Слова повисли в мутном воздухе, Толмену казалось, будто он слышит тяжёлое дыхание Квентина, хоть он и понимал, что это иллюзия.

– Прошу тебя, Вэн, помолчи, – сказал Квентин.