Текст книги "Университет. Руководство для владельца"

Студенты[3]3
  Перевод с английского Н. И. Лауфер.


[Закрыть]

4. Колледж университета: выбор и поступление

Высшее образование в Соединенных Штатах ставит студентов (и их родителей) перед проблемой весьма непростого выбора. Будущий студент может предпочесть государственный или частный колледж; школу с одним или с разными вероисповеданиями; колледж с раздельным или совместным обучением юношей и девушек; это может быть крупное или небольшое учебное заведение; специальное техническое учебное заведение; престижный колледж, в котором проводится строгий отбор студентов, либо колледж, в который принимают без экзаменов. Создана целая индустрия, для того чтобы сделать этот выбор как можно более эффективным: справочники размером с телефонную книгу для большого города ранжируют колледжи по ресторанной системе, выставляя звездочки за качество обучения, чистоту в общежитиях, климат местности, питание и доступные студентам удовольствия и развлечения. Консультанты, школьные и частные (за немалую плату), встречаясь с будущими студентами и их родителями, будут приводить их первоначальные намерения в соответствие с реальными возможностями: вам, возможно, предложат какое-то одно престижное учебное заведение, шансы поступить в которое крайне малы, но все же не равны нулю, пару мест, вероятность поступления в которые весьма высока, и наконец, если все остальное окажется неудачным, – школу, поступление в которую вам гарантировано. Вполне типичной является ситуация, когда кандидат подает заявление в 10 разных мест.

Большинство молодых американцев имеют достаточное количество возможностей для выбора. Из более чем 3000 колледжей и университетов США лишь в 175-и проводится специальный отбор (см. примеч. 1), что оставляет достаточно возможностей для «неограниченного выбора». Чтобы поступить в частный колледж, в котором проводится специальный отбор, необходимы хорошие оценки, рекомендации и материальные возможности. Шансы кандидатов повышаются, поскольку доступ к стипендиальным фондам напрямую зависит от качества частных учебных заведений. Так, например, начиная с 1950-х годов большинство университетов Ivy League строго придерживаются принципа «неучета материального фактора» как в области приема, так и в области распределения стипендий. Будущие студенты оцениваются вне зависимости от возможностей их семей платить за обучение, и если они успешно проходят отбор на основе академических или каких-либо других критериев, учебное заведение организует пакет финансовой помощи (гранты, займы, предоставление работы), который предназначен для преодоления по возможности всех финансовых проблем студентов (см. примеч. 2). Многие лучшие колледжи предоставляют награды за академическую успеваемость (правда, в старейших университетах Новой Англии этого не делается), а солидные учебные заведения постоянно расширяют спектр возможностей для приема студентов. Кроме того, в сфере высшего образования в США нет простой зависимости между ценой и качеством. В числе дорогих школ как самые лучшие, так и худшие учебные заведения, а многие лучшие колледжи являются государственными университетами с относительно низкой платой за обучение, в особенности для жителей США (см. примеч. 3). Вне всяких сомнений, студенты американских колледжей имеют все возможности изучить реальные альтернативы.

Ноев ковчег: как сделать выбор

Как попасть в университетский колледж с очень строгим отбором?

или

Как устроить сына (или дочь) в колледж с очень строгим отбором?

Колледжами «со строгим отбором» мы будем считать такие, в которые стремится поступить слишком много хорошо подготовленных абитуриентов. В результате вполне достойных людей приходится отвергать. Работники приемных комиссий сталкиваются с необходимостью придумывать основания для отказа абитуриентам. А последние, в свою очередь, стараются показать себя в самом благоприятном свете, чтобы быть принятыми.

Даже если мы рассмотрим лучшие из лучших учебные заведения – это где-то около 50 – степень трудности поступления в них окажется весьма разной. Например, в 1985 г. в каждый из университетов Новой Англии – Гарвардский, Принстонский и Йельский – было подано по 13 тыс. заявлений, 17–19 % абитуриентов были приняты. В Стэнфорде, куда обратились 15 тыс. абитуриентов, были отобраны 15 % (см. примеч. 4). В Калифорнийский технологический институт и в МТИ (где количество абитуриентов было гораздо меньше – соответственно 1270 и 6000) были приняты 30–34 % всех подавших заявления. Я не считаю это свидетельством того, что поступить в лучшие технологические институты легче. В определенной степени меньшее количество абитуриентов и более высокий процент принятых отражают самооценку потенциальных студентов: те, у кого нет высокой научной подготовки, поступать даже не пытаются.

В больших государственных университетах шансы оказываются более благоприятными. В университеты Беркли, Мичигана и Висконсина (Мэдисон) в 1985 г. было подано по 12 тыс. – 13 тыс. заявлений в каждый. В университеты Беркли и Мичигана были приняты более половины от числа подавших заявления, а в Университет Висконсина – более 80 %. Поступление в государственные учебные заведения оказывается для многих студентов более простым, поскольку жителям данного штата отдается предпочтение, а это снижает степень состязательности (см. примеч. 5). Но каковы бы ни были шансы на поступление и различия в шансах, приемные комиссии лучших университетов ежегодно подготавливают множество отказов абитуриентам.

Отбор при поступлении в университет – вещь не такая уж необычная. Однако в Соединенных Штатах имеется две особенности: во-первых – то, что в 95 % наших высших учебных заведений отбор фактически отсутствует, и во-вторых – то, как этот отбор осуществляется в наших ведущих частных университетах и колледжах. Во многих странах выбор осуществляется или может осуществляться с помощью компьютера: приемный экзамен, состоящий исключительно из учебных дисциплин, используется для ранжирования абитуриентов, а число имеющихся вакансий определяет, кто будет принят – от первого до последнего. Приблизительно так происходит прием студентов во всех университетах Японии. Это относительно недорогая и легко осуществимая процедура отбора (см. примеч. 6). Многие скажут, что это самый справедливый метод, чтобы определить тех, кто достоин поступления. Американские учебные заведения со строгим отбором студентов также могли бы ранжировать абитуриентов на основании оценок теста на научные способности (scholastic aptitude test – SAT), положившись в остальном на несложную компьютерную программу. Это позволило бы сэкономить значительные средства (см. примеч. 7), много времени и усилий. Но не возникают ли при этом потери?

Процедуры отбора в элитарных американских учебных заведениях очень непохожи (см. примеч. 8). Несмотря на то что важнейшую роль в них играют объективные критерии, такие, как оценки тестов и отметки, к ним обычно добавляются субъективные, качественные, не подлежащие количественному подсчету, личностные составляющие. Я бы охарактеризовал эти процедуры как опыт социального конструирования с использованием оценок высшей школы, испытаний, интервью, рекомендаций преподавателей и, помимо всего прочего, общего представления относительно состава идеальной группы первого курса. Такой идеал легче всего определить как оптимальную степень разнообразия (отсюда использованный мною символ Ноева ковчега) в рамках академического качества, в результате чего студенты получают максимальные возможности учиться друг у друга. Желаемая степень и характер различий будут варьироваться в зависимости от места и времени. Я попытаюсь описать наиболее важные типы классов, которые существуют в настоящее время в частных университетах. Большинство из них без каких бы то ни было изменений используются и в независимых колледжах, практикующих отбор при приеме студентов, а некоторые – также в государственных университетах.

Одна группа, члены которой с полным на то правом и без особых усилий получают доступ к университетскому образованию, состоит из людей, которых считают в высшей степени академически талантливыми. И это не пустые слова. В Стэнфорде, Принстоне и Беркли любого студента можно назвать в «определенной степени» академически талантливым, иначе бы его с самого начала не приняли в университет. Я имею в виду нечто совсем другое. Каждый год среднюю школу оканчивает небольшая группа будущих студентов, имеющих действительно выдающиеся академические способности: у некоторых из них общая оценка по тесту SAT приближается к 1600, оценка успеваемости достигает 800, на вступительных экзаменах повышенного типа они получают пятерки. У других может рано проявиться научный талант, или они могут иметь высшие оценки в школах, чьи стандарты качества образования широко признаны. По моим оценкам, из 13 тыс. абитуриентов Гарварда не более чем 200–400 соответствуют этому описанию, и это та самая группа, которая имеет возможность сделать свой выбор. Лучшие высшие школы будут бороться за честь иметь в числе своих студентов этих академических суперзвезд, даже если они несколько необычно ведут себя в присутствии интервьюирующих их вчерашних выпускников или, судя по всему, собираются ходить на занятия босиком. Такие кандидаты, обладающие выдающимся интеллектом, без труда пройдут через «игольное ушко», однако следует помнить, что термин «академический талант» используется на очень высоком уровне (см. примеч. 9).

Другая группа состоит из тех, кого можно назвать «наследниками», и примыкающей к ним подгруппы детей преподавателей. Для обоих этих типов соблюдается принцип «равенства во всех прочих отношениях».

В Гарварде «наследниками» являются сыновья и дочери тех, кто окончил колледжи Гарварда или Рэдклиффа. В Стэнфорде «наследниками» считают детей всех выпускников – учившихся как в колледжах, так и в профессиональных школах. Определения могут быть различными. Дети преподавателей – это те абитуриенты, чьи родители преподают в каком-либо из подразделений университета. По-видимому, от 16 до 20 % гарвардских первокурсников принадлежат к этим двум категориям. Говоря о «равенстве во всех прочих отношениях», я имею в виду, что «наследникам» и детям преподавателей отдается предпочтение лишь при условии, что по всем остальным показателям они не уступают своим конкурентам. Иными словами, если имеется два кандидата с абсолютно одинаковой степенью подготовки (предположение практически совершенно нереальное), то предпочтение будет отдано «наследнику» или ребенку преподавателя. Можно ли найти оправдание такому предпочтению? Только с точки зрения поддержания лояльности со стороны тех групп, которые играют жизненно важную роль в обеспечении процветания любого института. Частные университеты зависят от пожертвований своих выпускников и других форм помощи для поддержания или повышения уровня своего экономического и интеллектуального преуспеяния. Существует определенная зависимость между благосостоянием учебного заведения и его качеством, а благосостояние в значительной части определяется пожертвованиями выпускников. В силу этих причин для частного университета просто жизненно необходимо укрепление связей с отдельными людьми и целыми семьями. А это, в свою очередь, достигается через поощрение (на протяжении нескольких поколений) присутствия «наследников» в студенческой среде. То же самое рассуждение применимо по отношению к детям преподавателей. Лица, стоящие во главе университета, прекрасно знают, что качество преподавания – важнейший фактор, определяющий статус учебного заведения. Один из способов привлечь и сохранить лучшие преподавательские кадры заключается в том, чтобы создать всего лишь небольшое преимущество в ситуации выбора – обеспечить при прочих равных для преподавательских детей места на первом курсе. К этому я хотел бы добавить, что «наследники» и дети преподавателей в большинстве своем не нуждаются в предоставлении каких бы то ни было преимуществ. Обычно они составляют очень сильную группу абитуриентов.

Особую роль могут играть связи, существующие между университетами и некоторыми средними школами, однако в настоящее время это гораздо менее значимый фактор, чем в прошлом. Многие очень уважаемые государственные и частные школы на протяжении долгих лет служили мощным источником притока первоклассных абитуриентов в наши ведущие университеты. С Гарвардом, например, ассоциируются такие названия, как Эндовер, Эксетер и Бостон Лэтин. Со временем такие отношения начинают напоминать семейные связи. Мы знаем тех, кто дает рекомендации будущим студентам, и доверяем этим людям; мы представляем себе контингент выпускников, оканчивающих ту или иную школу. В свою очередь средняя школа также рассчитывает на то, что определенная (более или менее постоянная часть) ее выпускников будет принята в то или иное высшее учебное заведение. Значительное отклонение (в сторону уменьшения) этой цифры от исторически сложившейся нормы вызывает недоумение и недовольство. Случается это нечасто. И все же такого рода связи значительно ослабели в последнее время, что объясняется постоянным расширением того круга, из которого университеты получают новых студентов. Небольшая группа школ – основных поставщиков студентов – уже была более не в состоянии удовлетворять аппетиты университетов, желавших иметь достаточно разнообразный по составу контингент поступающих.

В самое последнее время возник еще один фактор, который – в положительном или в отрицательном плане – затронет некоторую часть абитуриентов, это – стремление иметь в большей степени национальное, чем интернациональное представительство. Гарвард и аналогичные американские колледжи стремятся быть национальными школами (конечно, после Второй мировой войны), и единственный способ добиться этого – набирать студентов из всех частей страны. Раньше, напротив, многие учебные заведения хотели стать более интернациональными, что означало – набирать студентов со всего света. Стремления такого рода вполне оправданы относительно образования: студенты (да и преподаватели) только выигрывают от географических и культурных различий. Это закономерность самой жизни, и, несомненно, она соответствует природе нашего общества. Различные региональные, национальные и интернациональные аспекты ставят новые задачи и привносят дополнительное содержание в процессы обучения всех уровней. Практическое применение этих принципов имеет весьма благоприятные последствия для некоторых поступающих. Так, например, в Гарвард поступают гораздо больше студентов из штатов Массачусетс, Нью-Йорк и Калифорния, чем из других штатов. При прочих равных абитуриенты из этих штатов сталкиваются с более жестким конкурсом (см. примеч. 10). Если поступающий приехал из сельской глубинки где-нибудь в Оклахоме или из небольшого городка в Южной Каролине, это может дать ему некоторые преимущества. А вот проживание в Нью-Йорке или в каком-нибудь из респектабельных нью-йоркских пригородов может создать дополнительные трудности. Выделиться из меньшей группы поступающих просто легче: оказаться лучшим среди тех, кто приехал из Оклахомы или Вермонта, проще, чем лучшим среди ньюйоркцев, и за счет этого можно стать достаточно заметным. Отношение к абитуриентам-иностранцам гораздо более шизофреническое. «Интернационализация университета» – самый популярный лозунг во всех наших лучших университетах, однако претворение этой мечты в жизнь – чрезвычайно дорогое удовольствие. Мы действительно очень хотим видеть среди своих студентов приезжих из других стран, но лишь очень немногие из них в состоянии, не получая больших стипендий, оплатить весьма дорогостоящее американское образование (см. примеч. 11). Вообще, принцип «неучета материального фактора» в высшем образовании Соединенных Штатов чрезвычайно эффективно действует в отношении жителей страны (за счет предоставления грантов, займов и различных недорогих альтернатив). Однако в отношении иностранцев начинают действовать бюджетные ограничения, в особенности это касается студентов младших курсов; фонды, предназначенные для этих студентов, строго ограничены. Конечно, вполне может случиться так, что какой-то абитуриент, приехавший из другой страны, выделится на фоне небольшой группы, однако для среднего иностранца условия оказываются неблагоприятными.

Существует еще одна группа, сделавшаяся в последнюю четверть века предметом особого внимания. Это недостаточно представленные этнические меньшинства: в первую очередь негры, испаноязычные американцы, американские индейцы и в меньшей степени американцы азиатского происхождения. Привлечение таких студентов аналогично политике максимального благоприятствования при приеме на работу. Лучшие университетские колледжи стремятся быть общенациональными не только в географическом, но и в этническом отношении; они хотят, насколько это возможно, обучать студентов из всех слоев разнородного населения нашей страны. Мы считаем, что студенты учатся очень многому друг у друга, и большая степень разнообразия лишь расширяет эти возможности. Мы также полагаем, что образование, в особенности образование в престижных учебных заведениях, – это один из путей, обеспечивающих вертикальную социальную и экономическую мобильность, и мы очень хотим предоставить эти возможности тем слоям населения, которые являлись, а во многих случаях и сейчас являются, жертвами дискриминации и ограничений.

В настоящее время для этих групп необходимо проводить политику максимального благоприятствования. Следует всячески убеждать этих студентов в том, что их ждут максимально благоприятные условия; что предоставленные стипендии помогут им преодолеть финансовые трудности; что та польза, которую они в результате получат и для себя, и для своей группы, значительно превосходит дискомфорт, порождаемый чувством одиночества и отчужденности, которое, по крайней мере на первых порах, у них неизбежно возникнет. Я вовсе не хочу сказать, что для других групп студентов – ежегодных полноправных пассажиров нашего Ноева ковчега – все эти чувства не характерны. Совсем наоборот: здесь имеется весьма много общих свойств. Многих абитуриентов можно отнести одновременно более чем к одной категории, но мало кто будет спорить с тем, что негры, испаноязычные американцы и американские индейцы, а также некоторые американцы азиатского происхождения максимально нуждаются в безусловном поощрении (см. примеч. 12).

Группы, которым требуется безусловное поощрение и которые пользуются предоставляемыми им возможностями, это одновременно и более широкое, и более узкое понятие, чем недостаточно представленные меньшинства. Так, например, выполняя свои обязанности по отношению к местной общине, Гарвард предпринимает специальные усилия, чтобы в число студентов вошли выпускники государственных школ Бостона и Кембриджа. (Доля негров и испаноязычных американцев в этих школах действительно очень велика, что может служить иллюстрацией высказанной ранее мысли о наличии многих общих свойств.) Что касается учебных заведений, которые производят впечатление чрезмерно маскулинизированных, а таковыми, как мне кажется, являются практически все университетские колледжи, то следует поощрять поступление в них девушек. Мы по собственному опыту знаем, что родителей обычно беспокоит высокий конкурс в университетские колледжи, опасности городской жизни и высокая плата за обучение, и все эти проблемы становятся значительно более серьезными, когда речь идет о дочерях.

До сих пор я говорил о социальном конструировании, осуществляемом приемными комиссиями университетских колледжей по отношению к группам, поставленным в особо благоприятные условия. Многие абитуриенты действительно принадлежат к одной или более чем одной такой группе; но многие не входят ни в одну из этих групп. Иметь способности к научным занятиям, быть женщиной-негритянкой, происходить из сельской местности штата Оклахома, да к тому же еще быть дочерью выпускницы Рэдклиффа – таким букетом может похвастаться далеко не каждый! Так как же происходит отбор студентов?

Начнем с того, что каждый прошедший отбор имеет достаточный уровень академических способностей – то, что я назвал бы «академическим стандартом выше среднего». Общая сумма оценок в тесте SAT редко будет ниже 1100, как правило, она достигает 1400 или более; отметки за среднюю школу – «средние А» или выше; в своем классе студент занимал место в верхней четверти иерархии по успеваемости, а большинство студентов входят в число 10 % лучших; в рекомендациях преподавателей подчеркивается наличие у ученика знаний и желания учиться. Разумеется, не будет принят тот, кого сочтут не способным завершить изучение предлагаемого курса, вне зависимости от того, какие иные достоинства есть у данного кандидата. Все это необходимые условия, но не достаточные. Чрезвычайно важно подняться над толпой; продемонстрировать, что не только соответствуешь «стандарту выше среднего», но что есть нечто такое, что ты умеешь делать очень хорошо. Американские студенты – это единая семья, члены которой ни секунды не сидят без дела. В этом сообществе есть студенческие спортивные команды – внутри колледжа или университета (см. примеч. 13). Здесь процветают театры и оркестры, исполняющие музыку самых разных жанров. Студенты издают газеты, занимаются общественной деятельностью. Этому сообществу нужны поэты, певцы, баскетболисты и политические лидеры. Кроме того, академическим отделениям необходимо, чтобы на каждый предмет учебной программы нашлись студенты, которые бы специализировались по данному предмету или по крайней мере усиленно его изучали. Выбор, который делают студенты-младшекурсники, не всегда обеспечивает достаточную занятость преподавателей; а это, вопреки недобрым выдумкам, утверждающим прямо противоположное, совершенно не устраивает те отделения, чьи предметы оказываются менее популярными. Несмотря на наметившиеся в последние годы изменения, число женщин, отдающих предпочтение трудным для изучения дисциплинам, значительно меньше, чем число мужчин. До самого недавнего времени физические науки вообще привлекали относительно немного студентов младших курсов. Классические отделения обычно без всякого труда набирают гораздо большее количество студентов. Объявив о намерении специализироваться в той области, в которой ощущается недостаток студентов, абитуриент в каком-то определенном году может увеличить свои шансы на поступление, хотя выяснить, какие именно отделения нуждаются в студентах, довольно нелегко. Год на год не приходится – изменения могут быть весьма значительными.

И таким образом – постепенно и год за годом – достаточно разношерстная группа первокурсников начинает обретать форму. Декана приемной комиссии можно уподобить скульптору, который превращает бесформенную глину в прекрасное произведение искусства. Любое отличительное качество или проявление какого-либо особого достоинства улучшают шансы абитуриента.

Некоторые желательные качества приписываются автоматически: абитуриент входит или не входит в состав некоторого меньшинства, является или не является «наследником». Сам человек почти ничего не может сделать для того, чтобы войти в состав привилегированной группы. Однако большая часть ценных качеств требует проявления способностей и определяется личными достижениями.

Я описал процедуру приема, практикуемую в наших ведущих частных университетах (см. примеч. 14). Имеются, конечно, индивидуальные различия, но основные характеристики одинаковы: используется гибкая комплексная система, которая принимает в расчет множество признаков и которая, по крайней мере в неявном виде, выражает точку зрения, учитывающую интересы общества. Является ли такая система «справедливой»? Или более справедлива система, основанная исключительно на результатах вступительных экзаменов либо оценках или аттестатах средней школы? Наша система имеет много достоинств. Абитуриенты, которым дается автоматическое преимущество, получают его благодаря своему привилегированному социальному или институциональному положению, и к тому же их число не настолько велико, чтобы вытеснить слишком много достойных претендентов, не обладающих подобными преимуществами. По моему мнению, самое большее треть из тех, кто поступил на первый курс Гарварда, начинает «вступительные гонки», имея фору, однако значительная часть из этой группы вошла бы в число студентов, даже если бы у них не было никаких изначальных преимуществ. Например, вполне естественно предположить, что «наследники» окажутся не хуже «средних абитуриентов» из состава основной массы поступающих, и при этом вероятность того, что они учились в хороших школах, гораздо выше, чем для других поступающих. Я также думаю, что в большинстве случаев гораздо важнее рассматривать человека в целом, оставляя в стороне оценки и экзамены, к тому же это полностью соответствует концепции американских колледжей, делающих акцент на либеральном образовании. Обучение направлено в первую очередь даже не на то, чтобы студенты изучили ту или иную академическую дисциплину, а на их интеллектуальное и социальное формирование и развитие. Наша система также с пониманием относится к позднему созреванию и стремится распознать такие случаи. Нас больше интересуют успехи оканчивающих университет, чем то состояние, в котором абитуриенты в него поступают, ведь мы прекрасно понимаем, что не все выходят на старт, имея одинаковые возможности. Это чрезвычайно сложная система, учитывающая одновременно соображения социальной мобильности, институциональной поддержки и собственных интересов, академических способностей и талантов иного рода – от умения точно бить по мячу до умения играть на скрипке. Я считаю эту систему столь же справедливой, что и другие, и причин для этого три.

Во-первых, вопрос о материальных возможностях оплатить стоимость образования играет минимальную роль при приеме в университет. Правда, следует признать, что одно дело – поступить, а другое – учиться, и что многие семьи с низкими и средними доходами сталкиваются с финансовыми трудностями, но в основном система неучета материального фактора – в том виде, как она принята в Ivy League и некоторых других учебных заведениях, – предлагает значительную поддержку всем, кто в такой поддержке нуждается. Это действительно один из немногих социальных процессов в нашей стране, в котором столь сознательно ограничиваются преимущества богатых (см. примеч. 15). Во-вторых, эта система не коррумпирована: нажим, личное влияние, подкуп – любые способы купить право учиться в Йеле или Дьюке – все это вещи совершенно невозможные. Практически всегда отбор совершается приемными комиссиями, в состав которых входят преподаватели университета, и при отборе учитывается прежде всего их мнение при минимальных внешних воздействиях. Выпускники прежних лет, общественные деятели, спонсоры и т. п. лица время от времени прилагают усилия, стараясь помочь своим детям, родственникам и друзьям. Каждую осень вдруг откуда-то появляются друзья, которых я давно не видел, или случайные знакомые, иногда приносят небольшой подарок и выражают настойчивое желание, чтобы я познакомился с их чадами. Они втаскивают в мой кабинет стесняющихся молодых людей якобы в поисках мудрого совета – а молодой человек с куда большим удовольствием оказался бы в этот момент за тридевять земель отсюда. На самом деле цель визита в том, чтобы попросить у меня рекомендательное письмо в приемную комиссию Гарварда. В некоторых случаях обстоятельства вынуждают меня нехотя согласиться, но я всегда предупреждаю просителей, что похвальный отзыв от учителя школы имеет куда большее значение. Мое письмо, обычно основанное на поверхностных знаниях о человеке, значит очень мало. Оно не принесет абитуриенту вреда, а в случае неудачи – обеспечит отказ в самой вежливой и участливой форме (см. примеч. 16). Американцы, я надеюсь, знают, что я говорю правду. Несколько лет назад в Гарвард не смогла поступить внучка бывшего выпускника университета и одного из самых щедрых спонсоров. Это было совсем не легкое решение, но у декана приемной комиссии не было другого выхода, и он пригласил к себе деда, чтобы подготовить его к получению дурных новостей. К большому удивлению всех, кто об этом знал, старик выразил своего рода облегчение. Он считал, что все сложилось очень удачно, ведь если в будущем друзья будут просить его о помощи, ему легко будет отказать. В конце концов, его слово практически ничего не значит – «они даже не приняли мою внучку!».

Иностранцам труднее поверить, что можно получить нечто не всем доступное, несмотря на отсутствие «черного рынка». Я знаю многих иностранцев, которые совершенно ошибочно считают, что я один полностью отвечаю за поступление их чада в Гарвард. Один особенно любопытный эпизод стоит того, чтобы о нем рассказать (в слегка завуалированном виде). Некий джентльмен из Западной Азии (будем далее называть его господин Дза), очень богатый и занимающий видное положение, хотел устроить своего сына в колледж. У нас были общие знакомые, поэтому мы с ним несколько раз говорили об этом по телефону. Я уверял г-на Дза, что все зависит от знаний его сына – остальное не играет никакой роли. Похоже, я его не убедил. Его сына приняли в университет – мне не пришлось даже пальцем для этого шевельнуть, – и г-н Дза позвонил мне из далекого далека, чтобы выразить свою глубочайшую благодарность. Слышно было, как г-жа Дза в порыве чувств всхлипывает у телефонной трубки. Я отвергал какие бы то ни было попытки отблагодарить меня.

Прошло несколько месяцев, и вот из бостонского отеля «Риц-Карлтон» звонит какая-то молодая женщина. Она говорит с небольшим акцентом, представляется доверенным секретарем г-на Дза и сообщает, что привезла (конечно, что же еще?) конфиденциальное послание. Я объясняю, что ужасно загружен, но согласен выйти из своего кабинета, когда она подъедет, чтобы пожать ей руку и получить адресованное мне послание. Так оно и получилось: во второй половине дня я прервал деловую встречу, выскочил на улицу, пожал очаровательную ручку, сунул в карман конверт и вернулся к прерванной малоприятной беседе.

В тот же вечер, около половины седьмого, перед тем как отправиться на коктейль, я распечатал послание г-на Дза. В конверт были вложены коротенькая записочка и два авиабилета первого класса с открытой датой – один на мое имя, другой на имя моей жены – для перелета «Бостон – страна, в которой жил г-н Дза». Конечно, билеты с открытой датой фактически то же самое, что деньги, но, разумеется, это была не взятка, а лишь не очень подходящий способ выразить благодарность, да еще не тому, кому следует (см. примеч. 17). Чувствуя тем не менее некоторое смущение, я отправился на коктейль, где мне встретился президент университета. Как только я начал рассказывать ему о случившемся, он в полном изумлении хлопнул себя по лбу и сказал, что юная леди и его осчастливила конвертом, который остался лежать невскрытым в его кабинете. Мы помчались туда и обнаружили – естественно – еще два билета.