Текст книги "Управление будущим"

– возникающая модель (у нас нет аналога) [15].

В наших условиях каждый раз происходит полная делегитимизация прошлой власти: Горбачев – у Ельцина, Ельцин – у Путина, Кучма – у Ющенко. А до этого советская власть «уничтожала» Сталина, Хрущева, Брежнева. Эти процессы шли и со стороны «железного занавеса». Такая активность в этой сфере объясняется тем, что все смены у нас носят принципиально революционный характер, уничтожающий предыдущий этап в определенных его аспектах.

А. Неклесса подчеркнул, что не варвары унаследовали результаты развала Римской империи, а люди, создавшие черновик альтернативной цивилизации, со временем ставшей глобальной [16]. При этом он выделяет ряд факторов такого уровня мегапроекта:

– опознание перспективной исторической семантики, другими словами, опознание правильного будущего тренда;

– грамотно развернутая номенклатура проекта, другими словами, задание его цивилизационных основ: идеальных, национальных и транснациональных претензий;

– определение центрального субъекта стратегии и описание его будущего движения.

Мегапроекты являются долгосрочным конструированием действительности. Они включают в себя переходы между разными цивилизационными состояниями. Мегапроекты являются действительно долгими и с точки зрения опоры на несколько поколений людей, а не на одно. Мегапроекты расширяют поле возможного, создавая условия для развития тех характеристик, которые до этого оказывались неработающими. Мегапроекты могут быть внешне имплантированными, как это имеет место в ситуации nation-building в Ираке или Афганистане сегодня, или внутренне обусловленными, как это происходит, например, в современных азиатских странах. Мегапроект позволяет осуществить переход в новую реальность, которой бы не было без его реализации.

Мегапроект становится возможным, когда есть собственный содержательный набор, доступный для транспортировки сквозь время и пространство. Именно так Р. Дебре говорит об апостоле Павле, что тот «сделал веру в Христа транспортабельной» [17, р. 98]. Это важный компонент, поскольку любая транспортировка, а особенно в агрессивной среде, всегда встречает сопротивление. Возможно, что именно этим объясняются те добавления, которые апостол Павел внес в доктрину Христа.

Общей проблемой всех стран является отсутствие интереса к стратегическим задачам: «Проблема заключается в том, что горизонт планирования в демократических странах составляет обычно один, очень редко – два электоральных срока, что на практике означает отказ от стратегической составляющей. Такие государства не способны конструировать будущее и конституционально обречены жить в „продолжающемся настоящем“. Но эта ситуация постепенно меняется к лучшему» [18].

В истории России были разные периоды переноса западного проекта на свою почву с тем или иным вариантом отторжения его. Можно четко увидеть эти варианты у Алексея Михайловича, Петра Первого, Екатерины Второй, Павла Первого. При этом жесткая система введения новых норм даже в условиях монархии натыкалась на существенное сопротивление.

В. Ключевский уделяет много страниц своей истории западному влиянию и реакции на него. Требование переноса новых технологий все время заставляет обращаться на Запад, но со временем этот перенос объектов физического мира начинает отражаться в пространствах информационном и когнитивном, которые контролировались как старыми обычаями, так и церковью. Возникает конфликтная ситуация, порождающая серьезное сопротивление. Как оказывается, физический объект (например, пушки) приходит одновременно с конфликтующим с нашим образом жизни, а в этой сфере очень велика инерция, что и затрудняет переход к следующему состоянию.

Но в любом случае это было очень стабильное время, которое невозможно сопоставить с сегодняшним. П. Шварц сравнивает динамику всего периода с 1650 по 1950 гг. с десятилетием сейчас [1]. Давайте задумаемся и над тем, что динамика предполагает не только созидание, что первое приходит в голову, но и не менее мощное разрушение.

Западное влияние в истории России представляло собой каждый раз попытку модернизации, перехода на новую ступень в разрыве с предыдущим движением, другими словами, перед нами возникает типичная попытка изменить имеющийся тренд, что и представляет для нас исследовательский интерес.

Характерными для проведения такого влияния являются два коммуникативных потока – книгоиздание и школы. Они обслуживают именно население. Например, в эпоху Александра III, которая нам также известна как эпоха Победоносцева, школы хотели забрать у земства и отдать в духовное управление. И это внятный и понятный признак. Сам этот переход не произошел только по причине отсутствия средств у государства, поскольку в таком случае земство перестало бы содержать эти школы.

Информационные потоки, базирующиеся на книгах, дают возможность их оценивать как по количеству издаваемой литературы, так и типу того, что переводили, что явно намекает на невидимую руку, управляющую этой сферой. Она интересна еще тем, что, как позже происходит с кино, потребитель должен своими деньгами удерживать и демонстрировать свои интересы. Школа обязательна, и по этой причине инерционна, а книги должны отражать динамичное реагирование.

Есть еще одна сторона этой медали, о ней пишет С. Котельников, рассматривая феномен свободного времени и образование в качестве своеобразного «буфера», куда человека надо направить в процессе подключения к новому типу жизнедеятельности.

Перед нами точка выведения из старой деятельности при переходе к новой: «Производство свободного времени находится в контексте принципа сборки-разборки в следующем смысле: если у вас возникла идея очередной процессуализации и захвата за счет этого очередного материала, и вы даже знаете, из каких модулей этот новый процесс набрать, всегда остается проблема высвобождения людей, встроенных в предыдущую технологию. Это ключевой момент и особое искусство. Как выводить людей из старой технологии? В какие буферные зоны, в какие другие модули, которые затем вставляются в новый конструкт? Для того чтобы их оттуда вынуть, должна быть некая „свободная зона“ (на предпринимательском языке). Такой буфер, в который их можно временно вставить и посмотреть, к чему они пригодны и что с ними делать дальше. Таким буфером может быть образование – вот его служебная, в контексте технологизации, функция. А может быть то, что вне образования названо было зоной производства свободного времени» [2].

Получается, что наиболее интенсивно как становление картины мира, так и его смена идет в этом «буфере» – книгах, театре, школе. Сегодня – это телевидение, вчера было кино. Советского человека сделало советское кино, а постсоветского человека сделало телевидение.

Кстати, в советское время, которое мы не будем анализировать сейчас, такой баланс с западным влиянием оказался возможным: западные технологии входили, но их «очищала» идеология, которая удерживала бытовую ситуацию вне чужого влияния, разрешая его, но очень дозированно в системе массовой культуры (переводы книг, иностранные фильмы).

Перейдем теперь к рассмотрению разного рода попыток смены тренда в разные исторические периоды.

Алексей Михайлович

Задача по смене тренда стояла в этот период в наименьшей степени. В. Ключевский рисует Алексея Михайловича как слишком мягкого царя, подобный типаж хорош для житейского общежития, но он не сможет продавить ситуацию в нужном направлении. Собственно говоря, так и произошло: Алексей Михайлович метался между двумя полюсами, не в состоянии принять какое-либо решение, предоставив сделать решительный шаг своему сыну – Петру.

В. Ключевский напишет о нем очень образно: «Он вырос вместе с поколением, которое нужда впервые заставила заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в чаянии найти там средства для выхода из домашних затруднений, не отрекаясь от понятий, привычек и верований благочестивой старины. Это было у нас единственное поколение, так думавшее: так не думали прежде и перестали думать потом» [3, с. 301].

Понятно, что все это результат контактов, когда влияние «мягкой силы» начинает возрастать, а ей нечего противопоставить внутри страны. Поэтому, как и в советские времена, система запретов была главной защитой.

Петр I

С точки зрения общественной памяти, запомнился как главный проводник западного влияния. Но одновременно это была самая серьезная реформа, после которой Россия разделилась на допетровскую и послепетровскую.

В. Ключевский четко фиксирует: «Техника военная, народнохозяйственная, финансовая, административная и техническое знание – вот обширная область, в которой работать и учить русских работе призывал Петр западного европейца. Он хотел не заимствовать с Запада готовые плоды тамошней техники, а усвоить ее, пересадить в Россию сами производства с их главным рычагом – техническим знанием» [4, с. 197].

Но никакое заимствование не бывает разовым и несистемным, как правило, за одним слоем идет следующий и еще следующий. И никогда сама по себе техника не входит, за ней идет вся инфраструктура ее поддержки, которая несет с собой уже иную ментальность.

Поэтому Петр автоматически делает следующий шаг: «Трудно вообразить, какой законодательный и полицейский шум и гам поднялся из-за этой перелицовки и перекостюмировки русских людей на иноземный фасон. Духовенство и крестьян не трогали: они сохранили сословную привилегию оставаться православными и старомодными. Другим классам в январе 1700 г. возвещен с барабанным боем на площадях и улицах указ к масленице, не позже, надеть платье – кафтаны венгерские. В 1701 г. новый указ: мужчинам надеть верхнее платье саксонское и французское, а исподнее, камзолы, штаны, также сапоги, башмаки и шапки – немецкие; женщинам – шапки, кунтуши, юбки и башмаки тоже немецкие» [4, с. 200].

Это уже смещение в быт, резкое расширение захвата масс чужим влиянием. И одно дело, когда оно происходит естественно, но когда идет по принуждению, то сразу возникает тот или иной уровень сопротивления. Тем более, что в данном случае предлагался слишком революционный переход.

Коммуникации

Ввести в обиход новый объем знаний можно было только через инфраструктуру образования и книгопечатания. И здесь Петр преуспел: он и переводит книги, и посылает на учебу за границу.

Книги переводили опережающими темпами, в ряде случаев они еще даже не находили читателей. И все под контролем одного человека: «Царь строго наблюдал при этом, чтобы переводилось только дело, а не разговоры» [5, с. 227]. В результате переводят учебники по артиллерии и фортификации, некоторые переведенные руководства оказываются трудными даже для специалистов. В 1743 г. академия наук представила проект, в соответствии с которым каждый должен был купить в академии залежавшихся изданий петровской поры на 5–6 рублей с каждой сотни получаемого жалованья.

Пока система не заработала на полную силу, приходилось опираться на чужих учителей: «При Петре, в первую половину царствования, когда еще было очень мало школ, главным путем к образованию служила заграничная посылка русских дворян массами для обучения» [4, с. 217].

Петр включил в действие ускоренный обмен с Западом, связывая с ним модернизацию страны. И во многом ему это удалось.

Екатерина II

Это был период резкого расширения французского влияния в мире, что всегда служит примером действия «мягкой силы». Если Петр действовал методом принуждения, то теперь настало время метода привлечения. Французская культура открыла новый тип ментальности, галантного обхождения, задала правила поведения, которых не было ранее.

В. Ключевский напишет об этом времени: «Случилось так, что Франция стала образцом светскости и общежития для русского общества именно в то время, когда французская литература получила особое направление. Это подготовленное при Елизавете общество и стало с жадностью усваивать новые идеи, какие тогда развивались в этой литературе; именно с половины XVIII в. во Франции стали появляться наиболее крупные произведения, оказавшие самое сильное действие на образованные умы Европы. В то время различными средствами облегчилось усвоение этих идей в России» [6, с. 156–157].

Екатерина сама воспитывается на чтении и заставляет это делать других. Все это было новым на Руси. Как написал В. Ключевский: «В древней Руси читали много, но немногое и немногие» [7, с. 30]. Этот случайный процесс Екатерина делает системным.

Коммуникации

Период Екатерины известен как бурный расцвет и книгопечатания, и прессы – основного информационного потока. Как характеризует его В. Ключевский: «Французские литературные произведения в подлинниках и переводах стали свободно распространяться в русском обществе с царствования Екатерины. Екатерина и здесь подавала пример своим подданным; она торжественно признала не только безвредными, но и полезными произведения французской литературы, взявши на себя труд пропагандировать их в своем „Наказе“. Благодаря этому покровительству произведения французов стали бойко распространяться даже в отдаленных углах России. Мы теперь с трудом можем себе представить, какая масса французских произведений была переведена на русский язык в царствование Екатерины и поступила в книжные лавки» [6, с. 158].

И мнение П. Милюкова: «Приглашенная к сотрудничеству интеллигентная молодежь принялась искать свежего материала для переводов в популярных произведениях заграничной литературы. Скоро она нашла литературный жанр, одинаково привлекательный и для интеллигентного читателя, и для серой публики. Этим жанром, действительно соединившим, как требовал указ 1748 г., „пользу и забаву с пристойным к светскому житию нравоучением“, – был переводной роман. Роману скоро суждено было сделаться самым популярным, если не самым модным видом литературы XVIII в.» [5, с. 229]. В начале же века было только две книжные лавки: петербургская академическая и московская синодальная.

Образование, задав новые образцы, становилось их базой: «Ученический спектакль послужил основой, на которой возник первый русский театр, а ученический журнал положил начало русской периодической прессе» [5, с. 231–232]. То есть идет процесс явного введения образцов нового. Причем, говоря словами М. Маклюэна, на новую почву переносятся и новые для Руси медиа.

Екатерина начинает заниматься «третьим чином», то есть, средним сословием, которое могло бы стать само «носителем научного образования, питомником просвещения в России» [7, с. 39]. Как видим, проблемы рождения среднего класса стоят перед Россией достаточно давно. И не решаются достаточно давно.

Однако в конце царствования Екатерины закрываются частные типографии и число печатаемых книг сокращается. Что касается школ, то П. Милюков пишет: «Можно насчитать до дюжины сельских школ, открытых в разных губерниях и вмещавших до двух с половиной сотен крестьянских детей. Но, не говоря уже о том, что это была только капля в море, – почти все эти школы тогда же закрылись. Низшая школа в России оставалась делом будущего, делом XIX века: XVIII век едва оказался в состоянии поставить на ноги среднюю школу» [8, с. 329].

Мы иногда забываем, что часто здесь речь идет не о степени распространения того или иного явления, а по большому счету об открытии совершенно новых трендов, которые отсутствовали в таком виде до этого. В этом плане Екатерина, вероятно, смогла сделать две вещи: породить прослойку людей, для которых интеллектуальный труд стал делом всей жизни, а также с их помощью открыть эти новые тренды.

Так, В. Ключевский, например, напишет о Новикове: «Люди, близкие к тому времени и к самому Новикову, утверждали, что он не распространил, а создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению; что благодаря широкой организации сбыта и энергическому ведению дела новиковская книга стала проникать в самые отдаленные захолустья, и скоро не только Европейская Россия, а и Сибирь начала читать» [7, с. 51]. Сегодня много пишут о масонстве Новикова, но с точки зрения открытия такого тренда это совершенно незначительный факт и писать надо о другом.

И последнее. В. Ключевский подчеркивает внешнюю ориентацию Екатерины, говоря, что она была одной в приватном кругу и совершенно другой на публике, а без общества вообще не могла обходиться: «В каком бы обществе не вращалась Екатерина, что бы она ни делала, она всегда чувствовала себя как бы на сцене и потому слишком много делала напоказ» [6, с. 30].

Павел I

О периоде царствования Павла А. Корнилов напишет, что его нельзя назвать просто переходным между «веком Екатерины» и «веком Александра». Интересно звучит его характеристика и с точки зрения нашей темы – построения будущего: «В том историческом процессе развития русского народа, который нас интересует, оно является каким-то внезапным вторжением, каким-то неожиданным шквалом, который налетел извне, все спутал, все переворотил временно вверх дном, но не смог надолго прервать или глубоко изменить естественный ход совершающегося процесса» [9, с. 58].

Нельзя не отметить, что это типичная характеристика практически любой личности русской и советской истории, которую можно выразить словами: «хотел, но не смог».

Павел пытается срочно остановить внешнее влияние: он запрещает ввоз книг и отзывает учившихся молодых людей (65 человек из Йены и 36 – из Лейпцига). Отныне и вовсе было запрещено выезжать для получения образования за рубеж.

И прямо, и косвенно все это было связано с тем, что Павел боится революции: «Из ненависти к революционным идеям и к либерализму вообще Павел с настойчивостью маньяка преследовал всякие внешние проявления либерализма. Отсюда войны против круглых шляп и сапог с отворотами, которые носили во Франции, против фраков и трехцветных лент» [9, с. 65]. Эта борьба с символами очень напоминает советский период, когда любое проявление и появление иностранщины строго каралось.

Общество пыталось протестовать, но традиции такого рода не было и не могло быть в России. Поэтому Павел остался в народной истории как не совсем адекватный действительности. Приближенные приписали Павлу и такой проект. Павел решил завоевать Индию, отправив туда 40 полков донских казаков с двойным комплектом лошадей, но без всякого фуража. Все войско гибнет, а современники считали, что это Павел сделал специально, чтобы уничтожить казачье войско, в котором Павел усмотрел вольнолюбивый дух.

Коммуникации

Число издаваемых книг практически упало до нуля. По содержанию это были учебники и книги прикладного содержания. Ввоз книг из-за границы был запрещен полностью. Павел, однако, наладил вариант «обратной связи» – жалобы можно было кидать непосредственно в окно одной из комнат в Зимнем дворце.

* * *

Интересно, что действия первых царственных лиц в каждом из рассмотренных периодов было полностью подготовлено предыдущим. Петр опирался на Алексея Михайловича, Екатерина – на сделанное Елизаветой, и даже Павел, хотя и с отрицательным результатом, опирался на результаты деяний Екатерины. При этом все время менялся акцент на собственно содержании заимствования: «При Петре дворянин ездил учиться за границу артиллерии и навигации; после он ездил туда усваивать великосветские манеры. Теперь, при Екатерине, он поехал туда на поклон философам» [6, с. 159]. Однотипно придворный спектакль при Петре – это опера и балет, а не трагедия и комедия [5, с. 233].

Кроме процессов, управляемых сверху, происходили процессы, управляемые снизу. Это быт: обстановка дома и костюмы. П. Милюков замечает: «Значительно быстрее, чем в обстановке, прививалось польское и немецкое влияние в костюме. В области костюма особенно много можно было бы указать черт, несомненно, заимствованных, но превратившихся в „свое“, национальное достояние к тому времени, когда начались массовые заимствования в XVII веке» [10, с. 99].

Что касается образования, то Ф. Фукуяма в свое время связал эти когнитивные цепочки с потребностями общества, увидев превращение среднего класса в связи с потребностями индустриального общества в профессиональных и умелых рабочих [11, р. 116].

В целом, глядя на эти характеристики, следует признать, что проблема введения нового решалась, но не решалась обратная проблема – разрушения старого. А технология только тогда становится технологией, когда она доводит процесс до конца. Это было связано с идеологическим компонентом (религия, старые порядки).

Рассмотрение вышеприведенных попыток резкого продвижения вперед весьма поучительны, ведь чужие проекты являются важными сегодня, когда на повестку дня выходит «создание глобального мегапроекта российского Будущего, сравнимого с европейским, американским или японским мегапроектами» [12]. Россия пока теряет свое место в глобальном мире, так что желаемые проекты пока не становятся реальными.

О. Крыштановская о сегодняшнем состояним России говорит: «Западнические идеи у нас всегда означали ослабление государства, деструкцию всей системы. Элите всегда казалось, что ослабление государства неминуемо приведет к расколу страны. Поэтому славянофилы всегда находились у власти много дольше западников» [13]. Так что в определенной степени возникает постоянный процесс смены одной ориентации на другую.

Все эти взаимодействия можно объяснить одним словом – это взаимодействия империй, которые всегда стремятся расшириться пространственно и сохраниться во времени. Последнее им удается даже после их исчезновения с карты мира. Культура австро-венгерской империи, например, продолжает существовать и покорять мир в виртуальном пространстве.

Н. Фергюсон в своем сопоставительном анализе Британии и Америки с точки зрения функционирования империй подчеркнул, что империи не могут держаться только на принуждении, они должны давать нечто и правителям, и подчиненным [14, р. 294]. Он имеет в виду экономические дивиденды, но точно такие же дивиденды могут быть и культурными. Эта постоянная борьба Запада и Востока в русской истории и есть такой попыткой захвата новых территорий, если не в физическом, то хотя бы в виртуальном пространстве.