Текст книги "Управление будущим"

Глава третья
Стратегические проекты

Коммуникация направлена на преодоление двух типов расстояний: физического и социального. Если физическое расстояние в основном преодолевают с помощью технических средств (телефон, телеграф и т. п.), и они являются формой коммуникации, то социальное расстояние преодолевается содержанием коммуникации, создавая в результате из разрозненных элементов единый организм. В результате образуется, например, армия, страна, цивилизация (христианская, мусульманская и т. д.) как единые структуры с прогнозируемым поведением для внешнего и для внутреннего наблюдателя. Реклама или «паблик рилейшнз» направлены на продолжение производственного цикла за пределы заводских стен, в результате чего производственный цикл завершается в квартирах и домах потребителей.

Все изобретения человечества исходно создаются под цель гомогенизации общества: книгопечатание – для создания одинаковых экземпляров Библии; университеты – для порождения всецело однотипного образования; интернет – для связи в случае советского военного нападения на Америку, то есть для сохранения функций единого организма при нарушении обычных средств связи. Сегодня мир перешел к противоположной задаче – созданию разноплановых индивидов, что, возможно, связано с мнением Ю. Лотмана, который считал, что в кризисной ситуации, в отличие от ситуации стабильной, есть нужда в разных решениях, что позволит отобрать нужную альтернативу.

В последнее время наблюдается уход от некоторых названий коммуникативных специальностей в пользу более общих подходов. Так, «паблик рилейшнз» как обобщающая сфера активно заменяется, например, такими обозначениями как менеджмент коммуникаций (А. Ситников), социальная инженерия (С. Гайдай), гуманитарные технологии (Е. Островский). Одновременно это говорит о переходе как в практическом, так и в теоретическом плане к решению гораздо более сложных задач, чем предполагали до этого. Это – задачи по трансформации реальности, а не чисто коммуникативные задачи, которые решали ранее. Такого рода задачи решают сегодня в политическом маркетинге, обеспечивающем избрание кандидатов в президенты, социальном маркетинге, порождающем в результате применения этих методов новый здоровый образ жизни.

Коммуникация является базой любого цивилизационного построения. Она не только обеспечивает его функционирование, но и служит его базисной составляющей. Можно выделить три уровня сложности по характеру применяемого в этом случае коммуникативного инструментария (и соответствующего осмысления деятельности):

– информационный, где акцент сделан только на передаче информации, когда не принимаются во внимание все другие составляющие, это самый элементарный и традиционный подход;

– результативный, где акцент сделан на достижении результата с помощью коммуникации, это прикладной подход;

– проектный, где акцент сделан на сумме многих факторов, ведущих, в конечном счете, к трансформации реальной действительности, это новый и перспективный подход.

Возникает три разных сферы коммуникативной науки: анализ передачи информации, анализ эффективности применения коммуникации и анализ проектирования действительности с опорой на коммуникацию. То есть осуществляется переход от чисто абстрактного моделирования ко все более насыщенному разнообразным материалом, от чистой теории к чистой практике.

Если проект направлен на один вариант результата, то мегапроект имеет целью множественные результаты, поэтому он всегда оказывается долговременным по продолжительности. Мегапроект часто связан с фазовым переходом: от аграрной цивилизации к индустриальной, например, как это было в СССР. Мегапроект может ввести страну в новое состояние, например, сегодня это – достижение постиндустриальной стадии для развитых стран.

Под мегапроектом будем понимать вариант конструирования (программирования) будущего, затрагивающий одну страну или больше. При этом охвату подлежит не один сегмент, а все население. Такие проекты обладают долговременным характером, ведущим к серьезным социально-политическим изменениям. Для него характерно прикосновение к Истории (ощущение Истории), хотя Е. Островский как-то сказал, что «современный маркетинг уже стремится к тому, чтобы стать историческим маркетингом, стремится к тому, чтобы поместить человека в это ощущение „мурашек по коже“ – и при этом приписать этим „мурашкам“ статус исторического события и статус события вообще» [1]. Исходя из этого, историческое можно сознательно моделировать и создавать.

Такими наиболее интересными и значимыми мегапроектами на сегодняшний день являются:

– христианский;

– советский (Россия в прошлом проходила также петровский проект модернизации);

– японский;

– глобалистский;

– радикальный исламский мегапроект.

Если христианский и советский проекты были запущены в прошлом, то японский, глобалистский и радикальный исламский проекты разворачиваются в этом столетии. И страны-неучастники должны определить свое отношение к ним, либо чтобы воспользоваться возникающей динамикой (например, в случае глобалистского мегапроекта), либо воспользоваться предлагаемым инструментарием на своей почве.

Мы будем рассматривать используемый при этом инструментарий не сквозь призму механизма «огнем и мечом», а сквозь призму механизмов «мягкой силы» (Дж. Най). Как показывает опыт США в области, например, «nation-building», жесткий инструментарий имеет множество недостатков при одном единственном преимуществе – попытке завершить подобный процесс в краткие сроки. Нас будет интересовать опыт трансформации действительности с помощью инструментария медиа, который используется во всех четырех вышеназванных проектах.

Медиа, понимаемое еще в более широкой перспективе, чем у М. Маклюэна, является соединением в единое целое новых технологий доставки и новых смыслов, при этом одно может вызывать другое. Сам М. Маклюэн видел в качестве своего предшественника Г. Инниса, о котором говорил: «Его представления состояли в том, что любые изменения в обработке информации призваны вызывать большие трансформации всех социальных моделей, образовательных моделей, источников и условий политической власти» [2, р. 39]. Г. Иннис изучал экономическую историю, например, область производства и продажи бумаги, а свои выводы делал в области коммуникации.

Можно сформулировать два вида взаимозависимостей, на которых зиждется трансформация перехода к будущему:

– коммуникативная трансформация может усиливать или ослаблять определенные социальные структуры;

– социальная трансформация может усиливать или ослаблять отдельные виды коммуникативных потоков.

К примеру, революция 1917 г. началась не только с лозунгов: «Вся власть Советам!», но и братаний русских и немецких солдат в период Первой мировой войны. Но если со стороны России это были действительно солдаты, то со стороны немцев – офицеры и унтер-офицеры, переодетые в солдатскую форму, которые подбивали солдат к расправе с монархией. В этом случае интенсивная коммуникация извне направлена на трансформацию внутренней социальной структуры, что часто бывает в случае революций. В принципе динамика изменений присутствует всегда, только разные задачи требуют либо ее усиления, либо приостановки.

Есть и другие варианты подобного рода косвенных воздействий. Ускорение связи, к примеру, в результате изменяет структуру государства. С. Переслегин говорит о транспортной теореме, связывающей скорость передачи информации и длительность процессов, подлежащих управлению из центра [3, с. 52–53]. Выделение отдельных провинций увеличивает размеры, но понижает эффективность управления. Кстати, и М. Маклюэн увидел переход от централизованных к децентрализованным структурам как результат появления электронных коммуникаций [4, с. 204].

Это измеритель связности, но есть еще измеритель объема функционирующей информации. Усложнение структуры китайского государства с неизбежностью потребовало введения письменности, поскольку человеческая память уже не могла удерживать большое число имеющихся информационных ресурсов. Это пределы оперирования большими объемами, с которыми все время сталкивается человечество.

В этом плане даже изобретение колеса, которое как инновация за двести лет охватило всю человеческую цивилизацию, также в определенной степени является медиа, поскольку коммуникация и транспорт в прошлом были больше привязаны друг к другу, чем сегодня. Выход газет коррелировал с расписанием почтовых карет, указы доходили до подчиненных со скоростью верховой езды. Р. Дебре строил свою медиалогику именно на факторе физического перемещения: у него даже транспортировка тел (пилигримов, купцов и т. д.) также является коммуникацией. При этом смена коммуникационных сетей автоматически ведет и к смене идей [5, р. 23]. Это связано с зависимостью содержания от свойств его передачи.

Резкие смены моделей мира, столкновение кодов создают ощущение хаоса, когда каждый из акторов начинает действовать по своим собственным правилам. В системе образуется наложение разнонаправленных правил. Хаотическая ситуация позволяет осуществлять управление с помощью малых сигналов, которые должны быть направлены на ключевые позиции. Пример: малый сигнал (арест четырех российских военнослужащих в Грузии) приводит к полному разрыву отношений, даже не принимая во внимание поиск планировщика, если он и был в российско-грузинском конфликте осенью 2006 г. В этом плане и медийная составляющая события может послужить вариантом малого сигнала, трансформирующего ситуацию в нужном направлении. При этом Россия получает в качестве результата и замедление процессов продвижения Грузии в НАТО, поскольку пока что отсутствует возможность мирного разрешения этого конфликта.

Массовое сознание очень чувствительно к подобного рода нарративам, особенно во времена кризисных ситуаций, поскольку они четко расставляют акценты на шкале: кто прав и кто виноват. Та же тенденция прослеживается и в выборах, что мы видели в случае «оранжевой революции».

Избирательные технологии акцентируют внимание на аспекте подгона имиджа кандидата под актуальные потребности аудитории. При этом максима времен избрания Никсона гласит: можно не менять самого кандидата, поскольку избиратель не имеет с ним личной связи, следует менять его телевизионный имидж. Выстраивается цепочка, акцентирующая внимание на каком-то одном, следовательно, повторяющемся сегменте: в кандидате, в аудитории, в окружающей среде. Работа тогда идет по проторенной дорожке: раз аудитория считает самой важной характеристикой будущего президента «заботу», то эта характеристика станет превалирующей в образе кандидата и будет каждый раз реализовываться в событиях окружающей среды.

У оппонента тогда возникает только два варианта контрстратегии: либо пытаться перетянуть борьбу на иную площадку с другой доминирующей характеристикой, либо доказывать несоответствие противника данной характеристике.

Технологии управления массовым сознанием проявляются в таких сферах как:

– кризисные ситуации;

– избирательные технологии;

– воспитание нового человека (как правило, это происходит в постреволюционные периоды);

– цивилизационные смены.

Как видим, перед нами два более общих варианта: а) достижение кратковременных целей; б) достижение долговременных целей.

Однако, и в случае краткосрочных (и соответственно динамических) кампаний все равно превалирует внимание к более общим ценностям. «Оранжевая революция» пользовалась теми же идеями, что и октябрьская или французская революции. «Богатые поделятся с бедными» ничем не отличается от «Мир – хижинам, война – дворцам». «Эти руки никогда не крали» соответствует библейскому принципу «не укради». То есть перед нами новые слова для достаточно старых представлений о справедливости, которые никак не поменялись за столетия.

Интересно, что и бренды, и политики все время пытаются присоединиться к более глобальным смыслам. Но откуда они их берут и почему они не меняются со временем? И античность, и христианство оперируют теми же смыслами, что оперируем и мы. Это может быть еще одним взглядом в сторону того, как эзотерика или оккультизм ищут четвертое измерение, то есть еще один канал, по которому может идти управление человеком.

Медиа-проектирование действительности может быть революционным и эволюционным. В любом случае первоначальный толчок осуществляется в виде создания определенного аналога будущей действительности в виртуальном пространстве. Революция 1917 г. этот аналог описывала словами: «Землю – крестьянам, фабрики – рабочим». Затем наступал период эволюционной трансформации, когда дореволюционную триаду «монархия – православие – народность» заменили на свою советскую – «партия – марксизм-ленинизм – рабочие-колхозники». Все, что отступало от советской триады, наказывалось на уровне уголовного преступления. Тем самым «эталонные» объекты всегда удерживались в нужном состоянии.

Медиа могут быть направлены как на расширение своего пространства, так и на его сужение. Первый вариант встречается чаще: и христианский проект, и советский, к примеру, стремились к освоению новых географических, демографических и иных пространств. Советский проект вообще пытался овладеть всеми физическими точками: и полеты в стратосферу, и покорение горных вершин – все это явления одного порядка, позволявшего метить границы своего пространства.

Закрытые медиа-потоки были характерны как для ранних реализаций христианства, так и для борьбы большевиков против царизма. В закрытых потоках, аналогом которых сегодня являются сетевые организации, в рамках которых наиболее значимым параметром является наличие личного знакомства между участниками, предполагающее нужный уровень доверия. Это особенно важно в случае преследований за инакомыслие.

Закрытые потоки могут нарушаться с помощью информации другого уровня, например, слухов. Сколько бы социология не демонстрировала констатацию опрошенными своего недоверия к слухам [6], реально понять уровень воздействия из подобного рода опросов невозможно, поскольку неизвестно, какие последствия могло вызвать поступление этой информации. Переход информации из сферы закрытой в сферу публичности, а именно так воспринимаются слухи, всегда будет иметь серьезные последствия.

Мир прошлого был очень жестко разделен по сословиям. Переходы между сословиями были запрещены. Отсюда следует, что существовало множество закрытых информационных потоков в рамках каждого из сословий. Указание на принадлежность к тому или иному уровню иерархии также жестко маркировалось вербально. Для изучения этого не надо обращаться к Древней Индии, достаточно посмотреть на дореволюционную Россию [7]. С чем связаны подобные жесткие сословные иерархии? Повышается ли способность системы к выживанию при наличии подобных автономных образований? Это все вопросы, требующие дополнительных исследований. Но одно ясно – подобная среда будет сопротивляться изменениям более сильно, чем среда однородная.

Сопротивление среды отражается в ее инерционности. Преодоление сопротивления среды состоит в работе с более легко приходящими в нужную активность группами. Для современных революций это – студенчество и молодежь, которые затем могут выступить в качестве катализатора для остальных, а также для создания нужной телевизионной картинки. Для этого используются нарративы, повествующие о накопленных обидах, о том, кто прав и кто виноват.

Происходит «раскачивание» виртуальной картинки в пользу то одного (провластного), то другого (оппозиционного) нарратива, пока один из них не закрепляется в том или ином сегменте массового сознания. Однако, закрепившись, он уже не пускает другой нарратив, отбрасывая его как недостоверный.

Р. Дебре подчеркивает, что идеи и образы отнюдь не остаются в рамках виртуального мира, а активно влияют на мир реальный, деформируя его в ту или иную сторону [5, р. 9]. Мы можем говорить о вполне естественном переходе от мира виртуального к миру реальному.

Этап первый. Трансформация виртуального мира.

Этап второй. Трансформация реального мира.

Первый этап создает условия для активации новых процессов, которые в противном случае происходили бы излишне долго или вообще не имели бы места в данной точке пространства и времени. Нас также должны интересовать возможности такого перехода от мира виртуального к миру реальному. Чем больший ресурс мы вкладываем в разработку и удержание виртуального мира, тем больший результат будет получен в мире реальности. Подвиг Гастелло или Матросова, например, являются примером такого патриотического удержания реальности.

Следует также различать два варианта трансформации, которая может протекать в двух возможных контекстах:

а) в агрессивной среде;

б) в нейтральной среде.

Христианство зарождалось в агрессивной по отношению к себе среде. Советский проект также строился в рамках внешней и внутренней агрессивной среды. Любой проект должен учитывать уровень сопротивления, поскольку всегда инновация встречает сопротивление среды. В этом плане сопротивление является нормой, а не исключением.

Агрессивная среда требует большей креативности, чем среда нейтральная, то есть дополнительного ресурса. Тоталитарные секты вкладывают свой ресурс также в то, чтобы закрыться от внешних потоков, видя в этом упрощение пути своего воздействия.

Реальность христианского проекта такова, что действия и поступки Христа получили системную интерпретацию, а это значит, что они были переосмыслены апостолом Павлом, который даже не видел Христа, но именно он создал систематику христианства. Уже эта систематика со своими новыми смыслами, которые вступили в противоречие как с языческими верованиями, так и с традициями иудейства, и получила последующее распространение. Советский проект также, в свою очередь, противоречил проекту дореволюционному.

Оба проекта строились на удержании виртуального пространства жесткими методами (инквизиция, ВЧК в качестве примера управления с помощью страха). Оба проекта базировались на смене идентичности как инструментарии.

Апостол Павел вводит в систематику христианства три основных момента, которых не было у Христа. Это борьба с рядом параметров имеющейся системы:

– идолами;

– сексуальностью;

– греческой философией (была взята на вооружение вера вместо разума, в результате чего из античных философов сохраняется только Платон) [8].

В результате борьбы на уровне последней характеристики возникает упадок тех достижений античной науки, которые помогли бы сделать рывок вперед. Человечество оказывается как бы спасенным морально, но отброшенным назад в области технологий. Ч. Фриман отмечает: «…греческая интеллектуальная традиция была подавлена, а не просто угасла» [9, р. 340]. Например, возобновление астрономических наблюдений возникло только через тысячу лет в трактате Коперника. Таким образом, предложенная и удерживаемая «христианская матрица» на тысячу лет тормозит развитие объективного варианта науки, то есть христианство дало несомненный выигрыш в морально-этическом плане, но проигрыш в плане материальном. Это интересный результат, который несколько противоречит нашему привычному пониманию христианства как хранителя знания в монастырях, в книгах и т. п.

Динамику становления системы отражает и тот факт, что Иисус первоначально позиционировался как предвестник пророка, потом сам стал пророком [9, р. 177]. Пророческие движения того времени играли весьма существенную роль (см., например, «Историю Древнего Востока» Б. Тураева [10]). Возможно, это связано с тем, что общества прошлого были более стабильными. И элемент динамики в этом случае исходил из виртуального мира. Сегодня у нас оказался резко занижен уровень эсхатологических предсказаний, но уровень динамики жизни резко завышен. Тогда все было наоборот. С другой стороны, уровень динамики часто привносится в наш мир с помощью рассказа, например, по телевидению, о тех событиях, о которых в прошлом мире мы бы просто не знали. Возможно, нас тем самым насыщают виртуальной динамикой, а не реальной, что, по сути, может функционировать аналогично пророчествам.

Наверное, пророки привлекали большое внимание не потому, что они как бы «видели» будущее, а потому, что они разрушали настоящее. Это будущее, не продолжающее настоящее, а вступающее с ним в конфликт. Юродивые на Руси также обладали определенным правом на ненормированное поведение. Итак, общества прошлого имели сегменты, которым разрешалось иметь иносистемное поведение.

Христианство во многом шло по пути сетевого проекта: сначала ячейка, удерживаемая внутренними ресурсами, затем создание институциональной поддержки, что произошло во времена императора Константина с помощью подключения внешних ресурсов. Кстати, большевики для своей трансформации также пользовались внешним ресурсом (так долго дискутируемыми немецкими деньгами в случае Ленина и американскими миллионами – в случае Троцкого). Но до этого реализовывался достаточно долго вариант сетевого воздействия, получивший название «хождения в народ», который базируется на внутренней энергетике субъектов воздействия.

В этом случае есть активная группа людей, чья энергетика способна разрушать имеющиеся сословные различия, иерархию вообще. Иванов-Разумник, суммируя представления русской мысли об интеллигенции, говорит о ней как о внесословной, внеклассовой, обладающей преемственностью, имеющей антимещанский характер [11]. Вслед за Герценом Иванов-Разумник строит свое понимание интеллигенции как такой группы, которая борется с мещанством; для интеллигенции характерен личностный подход, мещанство – антиличностно.

Мещанство консервативно, интеллигенция креативна, направлена на новое знание, новые формы жизни. Таким образом, интеллигенция, несущая потенциал изменений, находится в постоянной борьбе с мещанством, несущим потенциал консервативности. Существование одной из групп оказывается возможным за счет противопоставленности другой. Сходным образом радикальный исламский проект оказывается задействованным в ответ на проект глобализации. Религия в этом плане является достаточно креативной в начале пути проекта, а затем становится максимально консервативной.

Подобные сетевые проекты всегда имеют один весомый ресурс, который достается победителю – использование нейтральных масс, которые не относятся ни к сторонникам, ни к противникам. «Оранжевая революция», к примеру, также захватила этот нейтральный ресурс. Причем сделала это первоначально в визуальном пространстве. А. Ситников, выступая в Киеве (октябрь 2006 г.), говорил о том, что идея оранжевых ленточек принадлежит его команде, но «пробивать» это пришлось месяца три.

Визуальные знаки носят очень инерционный характер, поскольку являются долговременными. Тем самым вербальный знак как бы отражает понятное для нейтрального наблюдателя, однако визуальный знак, являясь долговременным, создает неадекватное представление: он количественно больше конкретного коммуникативного акта конкретного человека, и тем самым создается впечатление массовости.

Мегапроекты переносят страну в принципиально новое состояние, переход в которое был бы невозможен в это время и в этом месте без реализации подобного проекта. Японский проект, на котором будет зиждиться третья модернизация Японии в двадцать первом столетии, по сути, также направлен на создание нового знания. Если первая модернизация имела в числе своих результатов проигрыш России в русско-японской войне, то вторая парадоксальным образом внесла Японию в число самых развитых стран мира после проигрыша во Второй мировой войне. Третья модернизация увидела границы будущего развития в максимальном раскрытии интеллектуальных и креативных возможностей человека и носит название «Граница внутри» [12].

Советский проект строился на тех же характеристиках, что и проект дореволюционный, поскольку базовой составляющей его был коллективизм. По этой причине все постсоветское строительство идет достаточно тяжело, так как ведется по некоторым параметрам, нарушающим определенные базовые устои. Уровень ностальгии по прошлому удерживается на постоянном уровне, поскольку продолжает транслироваться советское кино, и большая часть сегодняшних наших культурных ценностей в любом случае была создана именно в советский период.

Ключевые параметры системы могут удерживаться как отсылками к прошлому, так и отсылками к будущему. И то, и другое является одинаково виртуальным с точки зрения настоящего. Советская система строила коммунизм, который отсутствовал в сегодняшнем дне, а вся героика была из прошлого (революция, Отечественная война). То есть эталоны находились исключительно в виртуальном пространстве. Однотипно христианство опирается на прошлое и на будущее.

Если апостол Павел создал систему, которая смогла охватить умы миллионов, то сходно один текст сегодня оказался в основе идеологии Аль-Каиды, являющейся выразителем радикального исламского мегапроекта, где вновь задействованы миллионы последователей. Этот один-единственный текст породил вызов самой мощной стране современности.

Саид Кутаб (Qutb) пишет свои комментарии к Корану, где среди прочего появляется новое понимание жертвенности [13]. Задав такой уровень, он уже сам не пытается спастись, когда ему угрожает смерть в Египте во времена Насера. Но Усама бен-Ладен обучается у своего брата в Саудовской Аравии как у профессора-исламоведа. Это в первую очередь идеологическое течение, и борьбу с ним США должны были вести как «войну идей», что не удалось.

П. Берман выводит это учение из условий, возникших в мире после Первой мировой войны [14]. По его мнению, исламизм, баптизм, фашизм, нацизм, коммунизм – все растут из этой ситуации, которая описывается как озабоченность массовой смертью. Кстати, здесь снова, как и в случае христианства, формулируется набор новых идей, которые становятся мощной движущей силой.

С. Кутаб родился в 1906 г., получил традиционное мусульманское воспитание, к 10 годам он уже заучивает Коран наизусть. В сороковые годы он учится в США, получает степень магистра, но это время становится для него глубокой травмой, задачу своей жизни он видит в превращении ислама в политическое движение для создания нового общества, которое будет базироваться на древних принципах Корана. Кстати, итальянские фашисты хотели возродить Римскую империю, а немецкие нацисты – германский Рейх. Сегодня брендинг страны также базируется на поиске элементов ее прошлого, поскольку именно там содержится наиболее обширная возможность ее индивидуализации.

С. Кутаб рисует картину того, что Бог постоянно адресует людям свое послание: сначала с помощью Моисея, потом с помощью Христа, но его не понимают и извращают. И в седьмом веке откровения Бога передаются Мухаммеду, что является наиболее точной их передачей.

Глобалистский проект породил не только процветание передовых стран, но и мощные антиглобалистские движения, причем радикальный исламский проект также принадлежит к их числу. Г. Киссинджер задает в связи с этим вопрос: не ускоряет ли глобализация кризисные явления, создавая предпосылки глобальной катастрофы [15, с. 9]. 11 сентября в определенной степени подвергло сомнению однозначную оценку глобализации.

Переход массового сознания в будущее осуществляется в рамках виртуальных миров, в прошлом с помощью литературы, сегодня эти функции осуществляет массовая культура в целом. Создаются утопии и антиутопии, которые параллельно работе политологов анализируют разные варианты отдаленного будущего.

Целые литературные течения можно трактовать под этим углом зрения. Так Иванов-Разумник подчеркивает главное свойство романтизма – разрыв с обыденностью [11, с. 68]. Именно романтики наиболее интересны с точки зрения наших целей. И студенты, например, наиболее подходят под это определение. К тому же их компактное проживание позволяет легко выводить их на протестные действия. Это, выражаясь современными терминами, – агенты изменений наряду с интеллигенцией.

Любое революционное изменение основывается на управлении с помощью хаоса. В общество предварительно вводятся иносистемные элементы. Определенные сегменты общества, определенные социальные группы (интеллигенция, «романтики», студенты) начинают жить в иносистемной парадигме, тогда власть трактуется уже как мешающий фактор. Перестройка проходит через такие этапы:

– перестройка приватных коммуникаций (так называемые «кухонные» разговоры);

– перестройка разных сегментов публичных коммуникаций;

– полная перестройка как публичных, так и приватных коммуникаций.

Политическая сфера как наиболее чувствительная первой подвергается воздействию. Именно здесь реализуются основные виды обвинений власти, на этом поле формируются новые «герои», идущие на смену старым. Экономическая сфера также используется как инструментарий. Вспомним, как перед снятием Н. Хрущева специально была создана нехватка продовольствия в продаже.

Методология Дж. Шарпа, на которой базируются «бархатные» и «цветные» революции, строится на неподчинении власти, в связи с чем возникают процессы, ведущие к делегитимизации власти.

В результате подключается внешнее давление на власть, для чего используется любой вариант реальных или воображаемых нарушений с ее стороны. Так, для Украины таким обвинением стала продажа «Кольчуг» Ираку. После войны в Ираке оказалось, что все это было неправдой, но обвинение состоялось. Создается изоляция власти как внутри страны, так и вне ее. В этом случае была сформирована оппозиционная медийная среда, что не получило подтверждения в физической реальности, однако рассматривалось как факт в политической, дипломатической, экономической среде. В итоге все это оказалось избирательным проектом, который привел к смене власти.

Д. Петров, раскрывая использование сферы гуманитарных технологий на таких примерах, как создание государств Чехословакия или Израиль, разрушение СССР, видит суть гуманитарных технологий в «ненасильственных/непрямых методах изменения рамок и правил поведения и деятельности людей» [16]. Сегодня делается попытка с использованием тех же методов развернуть следующие проекты: США как империя нового типа, Россия как «локальная» империя.

Сложность ситуации с Россией состоит в том, что она поставляет вовне исключительно энергетические ресурсы, чего недостаточно для инструментария виртуального порядка. Дж. Най подчеркивает в «мягкой силе» США такие механизмы, как Голливуд, Гарвард, «Майкрософт» и Майкл Джордан [17]. Главным при этом становится не влияние, а привлекательность подобного типа власти. Таким образом, механизмы движения находятся не вне человека, как это имеет место в случае физического принуждения, а внутри него.