Текст книги "О, марсиане!"

О СОДЕРЖАНИИ МАРСИАНСТВА

Звонский спал плохо – снились кошмары. Является он в редакцию, а там за столом шефа восседает марсианин с чулком на физиономии, бластером поигрывает. «Нам, – говорит, – надо, чтобы ты сочинил оду о Марсе, да чтоб не хуже, чем у Державина». – «Увольте, я од в жизни не писал». – «Ай-яй-яй, нехорошо обманывать, ничем другим ты и не занимался». – «Как же я напишу, если о Марсе представления не имею?» – «Это не обязательно, ты – поэт, вообрази, как там все прекрасно». – «Не стану я, делайте со мной что хотите!» – «Мы тебя не тронем, не бойся, мы – гуманисты, – хрипит марсианин ласково и манит его пальцем. – Видишь домик там, напротив?.. – прицелился бластером, мелькнула ослепительная вспышка, и от домика осталась груда пепла. – Видишь водокачку?.. – от нее тоже остался пепел. – А там, кажется, новая аптека…» – «Напишу, – заорал Звонский, – напишу оду не хуже державинской!» – и разбудил себя собственным криком. Однако успел еще увидеть, как марсианин, удовлетворенно хмыкнув, стянул с себя чулок, – лицо было чертовски знакомо, но припомнить, кому оно принадлежит, Звонский не смог.

Полежав с минуту, отдышавшись, он поднялся, прошел в ванную, долго держал голову под струей холодной воды. Потом направился в кухню. На газовой плитке закипал чайник. Стол был накрыт к завтраку. Жена сидела за швейной машинкой.

– Доброе утро, Веста, – сказал он. Вестой ее назвал отец, большой любитель латинской древности.

– Здравствуй, – ответила она сухо. – Хочешь есть?

– Вчера я пришел поздно, не хотел тебя тревожить.

– На окне кастрюля с гречневой кашей. Молоко на столе.

– Я тебе должен кое-что рассказать.

– Надеюсь.

– Ты смотрела вчера телевизор?

– Это так важно? Допустим, смотрела.

– Как тебе марсианин?

– Разве там был марсианин?

– Как же, в конце программы «Время».

– Ах, этот кретин с усиками.

– Почему кретин?

– Ну не кретин. Что, он тебе понравился?

– Не об этом речь.

– О чем же?

– Дело в том, что в нашем городе происходят странные вещи… Я подвергся ночью ограблению.

– Не надо шляться по ночам. И потом, почему ты не скажешь: «Меня ограбили»? У тебя варварский язык. А еще поэт!

– Послушай, сейчас ведь ты не на уроке российской словесности. Не воображай, что владеешь словом лучше меня.

– Тебе, Иван, недостает элементарной культуры, чтобы стать приличным поэтом.

– По-твоему, я графоман?

– Я этого не сказала.

– Нет, ты скажи, я графоман?

– Ты профессиональный поэт районного значения. Так все о тебе здесь говорят, сам ведь знаешь.

– Злая ты баба!

– Какая есть. Не огорчайся, бывают ведь не только поэты, но и пенсионеры – республиканские, союзные.

Звонский рассердился и обиделся, как всегда, когда жена ставила под сомнение его дарование. Хотя и понимал, что выпад этот – от настроения. В действительности она ставит его не ниже Евтушенки и считает верхом несправедливости, что его не зовут в столицу и что он вынужден пописывать стихотворные фельетоны в районной газете да изредка публиковать тоненькие лирические сборники в областном издательстве.

– Тебя даже не трогает, что меня ограбили?

– Что грабить при твоих-то заработках!

Эта реплика окончательно вывела Звонского из себя. Но он не успел решить, что предпочтительней: выложить ей все, чего она заслуживает, либо удалиться, хлопнуть дверью и заставить ее терзаться сознанием своей неправоты. Дверь распахнулась, влетел их двенадцатилетний сын Вова. Ссора была погашена или отложена до подходящего случая.

– В чем дело, Вовик, почему ты ушел с уроков? – забеспокоилась мать.

– Нет уроков! – завопил Вова. – Будет война с марсианами. Я иду добровольцем.

Родители переглянулись, ошеломленные. Веста отбросила шитье, вскочила, положила руку мужу на плечо, инстинктивно ища опоры.

– Я тебе покажу добровольца! – поднял голос Звонский.

– Не покажешь. Не имеешь права, когда страна в опасности.

– Кто тебе сказал о войне?

– Все говорят. Алешка Сарафаненко, Верка Дубилова… Где мой лук со стрелами?

«Дубилов! – вспомнил вдруг Звонский свой кошмарный сон. – Его лицо».

– Ты что же, Вовка, на марсиан с луком собрался? Они тебя бластерами аннигилируют в два счета.

– Как ты можешь! – возмутилась Веста. – Это же твой сын!

– Я и забочусь, чтобы он был вооружен как полагается.

– Шутить в такой момент!

– Это не шутки.

– Па, а с чем надо на марсиан? – спросил Вовка.

– С умом надо, милый, с умом. Война с марсианством – это война с предрассудками. Его можно победить только силой разума.

– Воображаешь, он тебя понимает? – вмешалась Веста.

– Понимаю, – заявил Вовка. – Их надо обмануть, послать к ним Штирлица и узнать все их военные тайны. Да, ма, совсем забыл: велели тебе сказать, чтоб в десять была в школе.

– Родительское собрание? Господи, что бы это значило? Иван, будь наконец серьезным, о какой войне идет речь?

– Я, кажется, догадываюсь. Но подождем до твоего возвращения. Поторопись. А мы с Вовкой пока поразмыслим, какую избрать стратегию.

Веста наспех оделась и помчалась в школу. Звонский стал втолковывать сыну, что появление марсиан проблематично, а марсианство есть абстрактное понятие, которое означает, с одной стороны, то, а с другой – это, а возможно, что и не то, и не это, а нечто совсем иное. Популяризатор он был никудышный, объяснял сбивчиво, сам путался в предмете, и сыну вскоре надоело его слушать. Сказав, что с него хватит, Вовка отправился к себе в комнату, где занялся выбором оружия для предстоящей схватки с марсианским воинством.

Звонский же сел было за письменный стол, но стихи не шли, никак не мог он отвлечься мыслями от Красной планеты и связанных с нею странных событий. «Действительно ли свершилось нашествие марсиан… не нашествие, а пришествие, – поправил он сам себя, – или заборьевские обитатели стали жертвами удивительного стечения обстоятельств, не исключено даже – ловкой мистификации? Если правда, то что сулит нам будущее? Какие вы, марсиане, – дьяволы или ангелы, собратья по разуму или вражье племя, которое объявит беспощадную борьбу за сферы влияния во Вселенной, за жирные куски космоса, пустынцые планеты с кладовыми нефти, металлических руд, чистой пресной воды? Способны мы мирно сосуществовать или неизбежна война миров, гибельная для побежденного, а может быть, и для победителя? Не в нас ли, – думал Звонский, – ответы на все эти вопросы? Не от нас ли самих зависит, быть марсианам друзьями или недругами? Нет, конечно, не только от нас, по крайней мере – на пятьдесят процентов. Придут они как захватчики, и мы будем защищать свой дом, свою планету, свою цивилизацию. Так не правы ли дубиловы, бьющие в набат, чтобы нас не застигли врасплох?»

Размышления его прервала Веста, взволнованная и растревоженная, находящаяся на грани истерики. Звонский заставил ее принять пятьдесят капель валокордина, напоил горячим чаем, дал прийти в себя, а потом уж приступил с расспросами. Вперемежку смеясь и негодуя, она рассказывала, с чем выступил Дубилов. Иван хлопал себя по лбу, воздымал руки, грозился немедля пойти жаловаться, не то сочинить язвительный фельетон, после которого директора школы выставят на улицу с запретом когда-либо переступать порог учебных заведений.

– Погоди, не суетись, – одернула его жена, уже взявшая себя в руки. – Сначала дослушай до конца. Едва Дубилов кончил, на трибуну вышла географичка. Потом пошли выступать другие учителя, родители, говорили об итогах четверти, об успеваемости, собранности учеников, самодеятельности – словом, о чем попало. О марсианстве никто и не заикнулся.

Дубилов в заключительном слове сказал, что, мол, собрание прошло организованно, помогло выявить недостатки, надо чаще встречаться с родительским активом, и так далее.

– Сориентировался.

– Подожди, Иван. Когда мы уже считали, что дело с концом, Дубилов говорит: «Да, товарищи, тут были разные высказывания, но, в общем, все согласны, что с благодушием и беспринципностью нужно решительно бороться. Это – главное. И еще одно. Вчера мы были свидетелями наглого выступления марсиан по телевизору. Поступают сведения, что их агенты объявились и в Заборьевске. Они изловчились принимать человеческий облик и, весьма вероятно, сумеют втереться в нашу среду, если уже не втерлись. В этих условиях наш долг – принять меры предосторожности. Прошу поэтому всех родителей представить справки из домоуправления, что они не марсиане. Мы своих родителей хорошо знаем, уверены, что среди них нет марсиан, но давайте выполним эту формальность, чтобы и вам и нам было спокойней». Тут в зале опять поднялся шум. Кто-то выкрикнул: «У вас что, инструкция есть?» Дубилов сказал: «Отвечаю: инструкции пока нет. Думаю, однако, что за инициативу нас с вами не поругают». На том и разошлись.

– Ты всерьез, Веста? – спросил Звонский.

– А ты воображаешь, что с этим можно шутить?

– Несусветная чушь! Кто удостоверит, что я не марсианин?

– Тебе же сказали: домоуправление.

– И ты пойдешь за справкой?

– Не я одна, мы пойдем вместе.

– Ты с ума сошла! Через неделю Дубилова снимут, а над нами будет потешаться вся область.

– Когда снимут, тогда и снимут. А пока без справки ребенок останется неучем.

– А что? – загорелся вдруг Звонский. – Почему бы, в самом деле, не взять справочку: «Дана гражданину Звонскому по требованию директора школы Дубилова в подтверждение того, что оный гражданин не является марсианином». Блеск! Потом мы ее пустим в оборот.

И он кинулся одеваться.

Наказав Вовке не устраивать в квартире кавардак, Звонские отправились в домоуправление. По дороге они стали свидетелями многочисленных вооруженных стычек: весьма кстати распущенное Дубиловым детское население микрорайона активно включилось в борьбу с марсианами. Как ни странно, нашлось много охотников изобразить воинов с Красной планеты: уж очень заманчиво было натянуть на голову чулок и держать в руках не какой-то там поднадоевший автомат, а таинственный аннигилирующий бластер. Время от времени раздавались боевые кличи: «Вперед, земляне!», «Эй, марсиане, сдавайтесь!», по некоторым из них можно было судить, что для участия в войне миров прибыли также контингенты с Венеры (в основном девочки), Юпитера и других планет.

Управдом, отставной артиллерийский полковник, жил в небольшом коттедже, окруженном зелеными насаждениями. Здесь же во флигелечке разместилась его контора. Посетителей принял он радушно, так как питал слабость к работникам печати, поделился своими заботами, посвятил в планы по благоустройству. Потом, подмигнув, спросил:

– Вы небось за справочкой?

– Что, не первые?

– Пятые.

– Ну и прекрасно, значит, у вас уже и форма есть.

– Форма-то формой, только все это не просто. Знаете, как я уважаю вас и супругу вашу, однако документ требует строгости. Чем докажете, что не марсиане?

– А вы?

– Так ведь с меня справки не требуют, – резонно возразил управляющий.

– Положеньице. – Звонский смущенно посмотрел на жену, призывая ее на помощь.

– Послушайте, Петр Никанорович, – взялась за дело Веста, – вы нашу семью знаете уже второй десяток лет. Было за эти годы хоть какое-то основание заподозрить нас в чем-то неблаговидном? Квартплату вносим исправно, собрания жильцов посещаем, с соседями живем мирно. Я с собой прихватила на всякий случай метрики, удостоверяющие, что и родились мы в Заборьевске в семьях служащих. При нужде можно проследить нашу родословную до пращуров.

– В происхождении вашем, Веста Сергеевна, нисколечки не сомневаюсь, – сказал домоуправ. – Но где доказательство, что эти распроклятые марсиане не вселились, к примеру, в вашего муженька? Дайте мне справочку на этот счет из какого-нибудь марсианского ведомства, и я ни минутки не задержу.

– Вы что, смеетесь над нами? – возмутился Звонский.

– А вам-то как не стыдно, дорогой товарищ, меня за дурака принимать! Неужто я не соображаю, что справка вам нужна для фельетона. Вы, однако, не подумали, что издеваться будут не только над Дубиловым, но и над тем, кто такую справку выдал.

– Верно, – сказал Звонский, – не подумали. Вы уж нас извините…

МАРСИАНСКИЕ ЧУДЕСА

Когда привели Гудаутова, Гвоздика минуты три его разглядывал. Гудаутов с достоинством молчал. Он преотлично знал этот коварный прием, рассчитанный на то, чтобы заставить подследственного нервничать, выйти из себя и наделать глупостей.

Гвоздика мысленно отметил, что перед ним стреляный воробей. «Скорее всего, железнодорожный воришка; смазлив, возможно, промышляет и многоженством. Нельзя, впрочем, с порога отбрасывать и версию о марсианстве».

– Итак, вы с Марса? – спросил он вежливо.

– Оттуда, – кивнул Гудаутов. – Очень тоскую по родине. Если будете меня незаконно задерживать, придется оплатить обратный проезд.

– Задерживать вас мы не станем, – сказал Гвоздика. – Но прежде чем расстаться, хотелось выяснить некоторые детали. Не возражаете?

– Зачем возражать? С культурным человеком и поговорить приятно. – Гудаутов бросил презрительный взгляд на скромно сидящего в сторонке Стенькина.

– Вот и хорошо. Давно вы с Марса?

– Порядочно.

– С какой целью прибыли на Землю?

– Туризм. Люблю путешествовать.

– Где побывали?

– В Москве, Ленинграде, на Кавказе… – Гудаутов смекнул, что, попытайся он соврать, милиции будет нетрудно его уличить.

– Удалось посетить наши знаменитые черноморские курорты – Гудауты, Махинджаури, Зеленый мыс? Экзотические места, субтропики…

– Отчасти.

– Понравился Киев? – не отставал Гвоздика.

– Киева я не упоминал, – сухо заметил Гудаутов.

– Ах, значит, я ослышался. А на какие средства вы путешествуете?

– На марсианские.

– При обыске гражданина Гудаутова, – дал справку Стенькин, – обнаружено одна тысяча восемьсот девяносто пять рублей.

– Не припомните, где обменяли свою национальную валюту на рубли? – спросил Гвоздика.

Гудаутов на какую-то долю секунды замешкался, но в конце концов нашелся:

– На Марсе.

– Прекрасно, – сказал старший лейтенант, – мы поощряем иностранный туризм, а теперь даже инопланетный.

– Это видно, – отозвался не без сарказма Гудаутов, – предоставляете бесплатный ночлег с обыском.

– Недоразумение, явное недоразумение. Можете быть уверены, что виновные понесут наказание. – Гвоздика строго посмотрел на Стенькина, который, хотя и понимал эту игру, все-таки слегка обиделся. – Кстати, каким путем вы попали в Заборьевск?

– По железной дороге, – нехотя ответил Гудаутов. Деваться было некуда.

– Номер поезда не помните? Хотя это легко установить. Вас впервые увидели в привокзальном ресторане около десяти вечера, в 21.45 в Заборьевске останавливается скорый 71-й из Москвы. Билета, случайно, не сохранили?

Гудаутов развел руками.

– Не так уж важно. А знаете, с вашим появлением в нашем городе совпали странные события. Вчерашней ночью были совершены два ограбления, и в обоих случаях грабитель выдавал себя за марсианина.

– У меня алиби, – сказал Гудаутов, кивая на Стенькина. И ругнул себя за глупость: «Стоило объявляться марсианином, когда тут творятся такие дела. Вот уж действительно не повезло!»

– Я вас и не подозревал. Но с вами, возможно, были попутчики?

– Я индивидуальный турист.

– Тогда, может быть, знаете других путешествующих по Земле марсиан?

– Не знаю и знать не хочу, – отрезал Гудаутов. И добавил: – Марсианин за марсианина не отвечает. А вот вам придется, уважаемые, ответить за насилие над жителем великой планеты. Имейте в виду, – погрозил он пальцем, – мое правительство так этого не оставит. Может выйти крупный космический скандал, даже война! – Тираду эту он произнес без подъема, ни капельки не веря, что отсюда можно вырваться таким, в общем примитивным, способом. И вдруг…

– Не стану больше вас донимать своим любопытством, – сказал Гвоздика и обратился официальным тоном к Стенькину: – Товарищ младший лейтенант, распорядитесь, чтобы гражданину Гудаутову вернули деньги и документы.

Стенькин даже рот разинул. Гудаутов был удивлен не меньше. «Или я его действительно напугал, или этот хитрюга решил установить слежку и раздобыть на меня улики. Там будет видно, кто кого». К нему начало возвращаться хорошее настроение.

– Мы приносим извинения за доставленные вам неудобства и желаем приятного пребывания в Заборьевске. Могу забронировать место в гостинице.

– Не беспокойтесь, как-нибудь устроюсь сам. – Гудаутов не удержался порезвиться: – Приезжай к нам на Марс, старший лейтенант, не пожалеешь! С такими марсианочками познакомлю – пальчики оближешь. Захочешь – покажем совсем новый аппарат. Подключаешь его к подследственному, и тот сразу начинает давать показания. Между прочим, я изобрел. С преступностью за неделю покончили, последние жулики сбежали на Землю.

– Нам работы прибавилось, – улыбнулся Гвоздика. – Может быть, когда-нибудь возьму отпуск и махну к вам недельки на две.

– Да, теперь мы установили простое сообщение. Ракетный поезд: вечером садишься, утром на Марсе. Тоже я, между прочим, изобрел.

– Поздравляю. – Протягивая Гудаутову руку, Гвоздика сказал изысканно: – Надеюсь, вы так проинформируете свое правительство, чтобы этот инцидент не повредил развитию дружеских отношений между нашими планетами?

– Будь спокоен, старший лейтенант. Я всегда был сторонник мира и дружбы между народами. – С этими словами Гудаутов удалился.

Стенькин даже побелел от злости.

– Вы что ж, – спросил он, – всерьез испугались? Не знаю, как там с марсианами, возможно, они и в самом деле вторглись, но этого-то насквозь видно – типичный жулик.

– Торопишься, Стенькин, – назидательно заметил Гвоздика. – Вот ты его задержал на ночь как марсианина. – А имел право? В каком законе или, как ты говоришь, инструкции сказано, что марсиан надо сажать под арест? А если к нам завтра действительно из космоса гости пожалуют?

Стенькин смутился.

– Так-то, брат. Врет он насчет марсианства или нет – все равно мы обязаны его освободить. Вот когда у нас на руках будут вещественные доказательства того, что гражданин Гудаутов промышляет, скажем, многоженством, тогда мы его и прижучим.

– Откуда же взяться вещественным доказательствам, если вы его на все четыре стороны?

– Не торопись, Стенькин. Ближайший поезд будет только завтра, а за это время мало ли что может случиться.

– Прошу прощения, – сказал Стенькин.

– За сомнения не извиняйся, поскольку сомневаться человеку необходимо. Кажется, так учил святой Августин.

– Широкий у вас кругозор, – с почтением сказал Стенькин.

Гвоздика был польщен.

– Читай больше, и у тебя будет. Я, знаешь, с детства…

Так Стенькин и не узнал, чем занимался старший лейтенант с детства, поскольку тот, вытаращив глаза, застыл при виде некоего чуда. Стенькин, сидевший к нему лицом и спиной к двери, резко обернулся и тоже застыл: на пороге стоял Глобус. Выражение лица у него было постное.

– Да, – сказал рецидивист, – да, граждане следователи, вы будете смеяться, но гора пришла к Магомету. Почему она пришла, вот вопрос.

– Почему? – одновременно вырвалось у Гвоздики и Стенькина.

– Потому что гнусный марсианский захватчик грозился при следующей встрече со мной разнести всю Вселенную. Чем-то я ему не понравился. Вы не знаете, чем?

Гвоздика пожал плечами.

– И Глобус подумал, что нужно садиться. Я, конечно, бизнесмен, по-вашему махинатор, но не убийца. А что, если этот псих из злобы ко мне действительно взорвет атомную бомбочку? К чему мне слава Гиппократа, сами подумайте, товарищ Гвоздика.

– Не Гиппократа, а Герострата, – сказал назидательно старший лейтенант. – Гиппократ был основателем медицины и вполне достойный представитель древнегреческой интеллигенции.

– Пусть будет Герострат.

– Кроме того, – добавил Гвоздика, – вы упускаете из вида, что мы уже давно не товарищи.

– И это вы говорите мне, – обиделся Глобус, – человеку, который, можно сказать, ценой собственной отсидки спас человечество от гибели! Я не требую бюста на родине, но учесть мой подвиг при определении срока…

– Оставим это суду, – перебил Гвоздика. – Только вы бы от меня, Глобус, все равно не ушли. Так что терять вам было нечего. Что, марсианин и в самом деле нагнал на вас страху?

– Вы большой психолог, гражданин начальник, но не сумели понять моей благородной натуры. Кстати, если удастся наладить с этими бандитами коммерческие связи, Глобус может быть очень и очень полезен.

– Суд, не сомневаюсь, примет во внимание и это, – усмехнулся Гвоздика. – А пока прошу проследовать. – Он указал на вызванного Стенькиным милиционера.

– Финита ля комедия! – изрек на прощание Глобус.

– Видишь, дружок, – сказал Гвоздика Стенькину, – оказывается, и в нашествии марсиан есть свои плюсы.

– Нам бы гудаутовский аппарат! – невпопад ответил младший лейтенант.

Гудаутов в этот самый момент приближался к вокзалу. Он давно обнаружил за собой «хвост» и старался держаться самым непринужденным образом, как подобает странствующему марсианину: шел неторопливой развинченной походкой, глазел на витрины, даже заглянул с познавательной целью в церковь постройки XVIII века. К сожалению, другого выхода там не оказалось.

Ничего лучшего, чем вскочить на один из останавливающихся в Заборьевске экспрессов, он не придумал. Конечно, «хвост» последует за ним и туда, но в поезде у Гудаутова появятся хоть какие-то шансы. Там была его стихия, там он чувствовал себя, как моряк, вернувшийся после кратковременной стоянки в порту на родную палубу. Перебирая известные ему бесчисленные способы смыться, Гудаутов еще более взбодрился. Войдя в здание вокзала, он стал с интересом рассматривать лепные украшения на стенах, потом – роспись на потолке, изображавшую стремительный ракетообразный поезд будущего. Фантазия местного живописца ему понравилась: именно в таком космическом экспрессе он рад был бы совершить путешествие на Марс.

За этими невинными и полезными занятиями Гудаутов намеревался провести время, оставшееся до прихода скорого из Москвы. И вдруг, на беду свою, вспомнил о чемоданчике. По всем правилам воровской тактики, находясь в его положении, надо было плюнуть на добычу и унести ноги, не обременяя себя подозрительным грузом. Но авантюрная натура Гудаутова не сумела преодолеть искушение. «Была не была», – решил он, скорым шагом направился в ресторан, не оглядываясь, миновал зал и вошел в кабинет директора. На удачу здесь корпел над меню тот самый статный администратор, который сыграл роковую роль в его судьбе.

– Жалобная книга в холле, – сказал метр, не отрываясь от меню.

– А чемоданчик? – спросил Гудаутов.

– Какой чемоданчик? – встрепенулся администратор, поднял глаза и, мгновенно узнав посетителя, сник.

– Будем признаваться или мне позвать милиционера? – Гудаутов шагнул к двери.

– Постойте, товарищ марсианин, зачем так сразу милицию? – Администратор выскочил из-за стола, усадил чуть упиравшегося посетителя в кресло, уселся сам. – Действительно, после вашего увода под столиком был найден чемодан из желтой кожи. Мы его припрятали, чтобы вернуть владельцу, когда он объявится.

– Присвоить хотели. Двадцать восьмая статья уголовного кодекса, – четко квалифицировал Гудаутов.

– Упаси бог! У меня и в мыслях такого не было!

– Честные люди, – сказал Гудаутов с чувством, – в таких случаях разыскивают хозяина, а не ждут, пока он придет за своим добром… Давай чемодан! – перешел он к делу, оставляя морализирование.

– А чем вы подтвердите, что он ваш? Скажите, что в нем есть?

– Значит, ты имел нахальство еще и вскрыть мой чемодан?

– Не совсем… – замялся администратор. – Я для порядку.

– Для порядку, там ценностей на сто тысяч марсианских франков.

Ответ был двусмыслен, и статный администратор растерялся. В чемодане не было ничего похожего на ценности. В то же время кто знает, может, эта штука в самом деле стоит такую баснословную сумму? В уме администратора марсианские франки почему-то шли по курсу фунта стерлингов.

– Может быть, нам и впрямь лучше оформить возвращение вашей собственности в присутствии представителя власти? – осторожно сказал он.

– Пожалуйста, – безразлично бросил Гудаутов. – Отсидишь одновременно за попытку присвоить чужую вещь и за оскорбление марсианина, что могло привести к войне… Я еще не уверен, – добавил он, – как отнесется наше правительство к нападению на одного из видных марсианских граждан, изобретателя ракетного поезда и аппарата против преступных элементов.

Этот-то аппарат и доконал администратора своей неумолимой достоверностью. Сообразив, что дальнейшее препирательство может навлечь на него одни лишь неприятности, метр дрожащими руками отворил сейф, извлек из него чемоданчик и вручил Гудаутову.

– Приезжайте на Марс, – сказал тот, удаляясь, – у нас тоже делают котлеты по-киевски.

Статный администратор перекрестился.

– Грусть напрасна… – замурлыкал Гудаутов, выходя из кабинета и зорко оглядываясь. «Хвоста» на горизонте не было, видимо, занял позицию за одним из столиков. Гудаутов спокойно прошествовал через зал, вышел на перрон и лениво прислонился к книжному киоску. Он ощутил даже потребность почитать газету и полез было в карман за мелочью, как вдруг почувствовал, что кто-то вырывает у него чемоданчик. В тот же момент послышалось пыхтение паровоза, загромыхали колеса, к станции лихо подкатывал экспресс.

Оглянувшись, Гудаутов увидел худого верзилу, украшенного баками. Поскольку в его распоряжении были секунды, он не стал тратить время на объяснения, а ребром свободной ладони нанес короткий сильный удар по руке незнакомца. Тот, вскрикнув от боли, выпустил чемодан, но тут же схватился за него другой рукой, одновременно изловчившись больно ударить Гудаутова ботинком по заднему месту. Соперники застыли, вцепившись в предмет раздора и обдумывая следующий ход. Между тем возле них начали собираться зеваки, Гудаутов приметил чуть в сторонке и оперативника, ограничившегося пока ролью наблюдателя.

Раздался звучный сигнал к отправлению скорого.

Оценив обстановку, Гудаутов решил, что в сложившихся обстоятельствах было бы безумием следовать ранее разработанному плану. Одним из его достоинств, позволявшим ему выходить сухим из воды чаще других представителей воровской профессии, была способность импровизировать. Внезапно он расслабился и, хотя по-прежнему цепко держал чемоданчик, представился зрителям уже не доблестным воином, а мирным прохожим. То же самое сделал и Зуй, полагая, что борьба за собственность переходит в стадию переговоров. Окончательно снимая напряжение, Гудаутов хлопнул марсианина по плечу и воскликнул:

– Это ты, друг?

– Это я, – машинально ответил Зуй.

Зеваки стали расходиться, уразумев, что оказались свидетелями всего-навсего шутливой перебранки между старыми друзьями. Оперативник забеспокоился: с появлением приятеля задача его осложнялась.

– Пойдем, старина, выберем местечко, где нам не помешают, – сказал Гудаутов, беря Зуя под руку.

– Пойдем, старина, – повторил марсианин понравившееся ему обращение.

Через несколько минут они сидели за пивом в привокзальном садике, а чемодан лежал на стуле, находясь под бдительным наблюдением обоих. Оперативник куда-то исчез. «Должно быть, попросил кого-то из здешних последить за объектом, а сам побежал звонить начальству», – подумал Гудаутов.

– Ты кто, – спросил он, – дорожник?

– Я марсианин, – ответил Зуй.

– Ты тоже? – удивился Гудаутов.

– А кто еще?

– Много в последнее время развелось нас, марсиан, – отвлеченно заметил Гудаутов. – Конкуренция. А как ты доказываешь свое марсианство? – заинтересовался он, всегда готовый взять на вооружение дельный прием.

– А зачем доказывать?

– Правильно, – оживился Гудаутов, довольный, что нашел единомышленника. – Пусть они доказывают.

– При необходимости могу и доказать. Например, я читаю мысли.

– Э, подумаешь, – пренебрежительно отмахнулся Гудаутов. – Это и я могу. Вот сейчас ты думаешь, как забрать чемоданчик.

– Верно! – изумился марсианин. – Впервые встречаю землянина с такими способностями. Но это мой чемодан. Кто-то по ошибке подхватил его, сходя с поезда.

– А ты знаешь, что в нем?

– Еще бы. А вы не знаете?

– Нет, сначала ты скажи.

– Нет, сперва вы.

– Слушай, друг, почему я к тебе на «ты», а ты ко мне на «вы»? Нехорошо.

– Пожалуйста, будем на «ты».

Они чокнулись кружками.

– Хорошо, – рискнул Гудаутов, – я скажу, в чемодане аппарат.

– Опять верно! А какой?

– Это уж ты скажи.

– Психоаналитический искатель шестого поколения системы академика Буя с магнетической приставкой.

– Правильно! – изумился на сей раз Гудаутов. Прикинув, что из аппарата ничего, кроме забот, не выжмешь, он великодушно добавил: – Бери чемодан. Намучился я с ним, пока искал хозяина.

– Мне очень жаль, – сказал растроганный Зуй, – но скудные средства не позволяют хоть отчасти вознаградить тебя за хлопоты.

– Забудь об этом. Ты мне пришелся по душе. Выпьем по сто пятьдесят с прицепом. Я плачу. – И подозвал официанта звонким щелчком.

Марсианин достал серебристый шарик и забормотал: «Сто пятьдесят…»

– Это моя записная книжка, – пояснил он, поймав вопросительный взгляд Гудаутова.

Тот начал проникаться к собеседнику уважением: «Может быть, и в самом деле с Марса, чем черт не шутит». Он предложил выпить на брудершафт.

Заказав еще по сто, Гудаутов вспомнил про «хвост», поискал его глазами и нашел выглядывающим из-за мощного дуба, метрах в тридцати от площадки со столиками. Схватив марсианина за рукав, он проникновенно сказал:

– Зуйчик, хочешь отплатить мне за услугу? Покажи, как твой аппарат работает. Хотя бы вон на том хмыре.

Захмелевшему марсианину затея показалась заманчивой. Приятно было и доставить развлечение щедрому приятелю, и показать свое могущество. Он распахнул чемодан, в который был плотно вмонтирован изящный прибор из белого металла с черной пластиковой панелью. Многочисленные клавиши и разноцветные индикаторы настройки делали его похожим на стереомагнитофон. Зуй поколдовал над прибором, нажал на какие-то рычажки, поиграл на клавишах и направил вытяжную трубку в сторону дуба.

Случилось чудо. Ошеломленный Дубилов, размышлявший под сенью дерев о ходе антимарсианской кампании, внезапно почувствовал себя птицей. Взмахнув руками, он отделился от земли и воспарил над садом. Потом его потянуло дальше ввысь и, подхваченный ветром, он понесся куда-то с фантастической скоростью и исчез за горизонтом. Все это произошло в доли секунды и осталось незамеченным для посетителей кафе и гулявших по садику заборьевцев. Только один малыш закричал: «Смотри, мама, дяденька полетел!» – за что получил незаслуженный шлепок.

Восхищенный Гудаутов заключил марсианина в объятия. Его осенила гениальная идея.

– Старина, – проговорил он, – ласково поглаживая драгоценный аппарат, – мы будем последние идиоты, если не создадим фирму. Нет, назовем это НИИ-2. Ты заведуешь научной частью, я руковожу хозяйством. Показываем чудеса, собираем денежки. Я завязываю с железной дорогой!