Текст книги "Политические сочинения. Том I. Личность и государство"

Укажем для примера на случай, стоящий в связи с одним из упомянутых выше. Когда проектировалась система вознаграждения учителей по результатам их деятельности[24]24
  …система вознаграждения учителей по результатам их деятельности… – эта система была введена в 1862 г.


[Закрыть](payment by results), ничего другого не имелось в виду, кроме желания дать учителям действительное побуждение для более усердного исполнения своих обязанностей. Никто, конечно, не предполагал, что такое побуждение может во многих случаях весьма гибельно отразиться на их здоровье; никто также не ожидал, что они станут прибегать к излишествам в преподавании и будут чрезмерно налегать на слабых и неспособных детей, во вред последним.

Никто не предвидел, что это часто будет вести к такому ослаблению физических сил учащихся, которое не может быть вознаграждено никаким количеством грамматики и географии. Устанавливая сумму лицензий на содержание трактиров, харчевен и т. п., имели в виду одну только цель – поддержание в обществе порядка; тот, кто придумал эту меру, и не подозревал, что она породит такие интересы, которые будут иметь сильное и вредное влияние на выборы представителей в парламент. Практическим политикам, сделавшим обязательным обозначение грузовой линии на торговых судах[25]25
  Практическим политикам, сделавшим обязательным обозначение грузовой линии на торговых судах… – нанесение на суда ватерлинии, или грузовой марки, в 1835 г. рекомендовала страховая компания Ллойда, а в 1876 г. акт о коммерческом судоходстве сделал эту меру обязательной.


[Закрыть], тоже не приходило в голову, что интересы судовладельцев заставят последних в большинстве случаев поднимать эту линию до самого высшего предела и что, следуя в том же направлении шаг за шагом, грузовая линия будет постоянно повышаема даже на кораблях лучшего сорта, как, по достоверным сведениям, это случилось в действительности.

Законодатели, издавшие лет сорок тому назад парламентский акт, которым железнодорожные компании обязывались ввести у себя дешевый проезд, подняли бы на смех всякого, кто вздумал бы предсказать, что впоследствии этот акт послужит ко вреду и невыгоде компаний, улучшающих способы передвижения. А между тем такими именно и оказались результаты акта, так как компании, которые начали бы теперь перевозить пассажиров III класса со скорыми поездами, подлежат штрафу в размере пассажирской платы за каждого перевозимого таким образом пассажира третьего класса. По поводу железных дорог можно привести еще более поразительный пример, для чего стоит только сделать сравнение между системами железнодорожного законодательства в Англии и во Франции. Законодатели, содействовавшие окончательному переходу французских железных дорог в руки правительства, не воображали, чтобы это могло ухудшить способы передвижения; они не предвидели, что нежелание уронить стоимость имущества, случайно перешедшего в собственность государства, заставит правительство отказывать в выдаче разрешения на открытия конкурирующих линий и что при отсутствии таковых передвижение сделается дорогим, медленным и совершающимся сравнительно редко. Между тем теперь, как доказал сэр Томас Фаррер, не может подлежать сомнению, что путешественник в Англии в настоящее время пользуется значительно большими преимуществами перед путешественником во Франции, как в отношении стоимости проездов, так и в отношении быстроты и количества поездов.

Но практик-политик, который, несмотря на такие из рода в род повторяющиеся указания опыта, продолжает заботиться лишь о достижении ближайших целей, конечно, никогда не думает о еще более отдаленных, более общих и более важных последствиях своих мер, чем те, примеры которых только что приведены. Повторяя прежнюю метафору, мы должны сказать, что такой политик, проводя какую-либо меру, никогда не задается вопросом, будет ли вызванное им политическое движение – в одних случаях ослабевающее, а в других значительно усиливающееся – находиться в соответствии с остальными такими же движениями? Не приобретет ли оно в связи с ними сугубую силу, и не последует ли вследствие того каких-либо непредвиденных изменений? Имея в виду только ход политического течения, вызванного его собственною законодательною мерою, он не замечает, что и другие такие же течения, уже существующие или возникающие по его же инициативе, стремятся в том же, приблизительно, направлении, а потому ему никогда и в голову не придет, что все эти течения могут слиться в один большой поток, который вконец изменит весь порядок вещей. Или, оставив метафору и говоря проще, мы скажем: практический политик как будто бы не сознает той истины, что своими мерами он содействует образованию известного типа общественной организации; что однородные меры, производя в этой организации однородные изменения, все больше и больше обнаруживают склонность сделать данный тип общим, – и что, наконец, перейдя за известную черту, склонность эта становится уже непреодолимой. Подобно тому, как каждое общество стремится создать в других общественных группах такое же устройство, как и у себя; подобно тому, как у греков спартанцы и афиняне боролись каждые за распространение своих политических учреждений; подобно тому, как в эпоху Французской революции европейские державы с монархическим неограниченным правлением хлопотали о восстановлении во Франции самодержавной власти, а республика поощряла образование других республик, – точно так же во всяком обществе каждые отдельные группы непременно обнаруживают склонность к возможно большему распространению. Подобно тому как система свободной кооперации, в форме товариществ, ассоциаций, союзов, с торговыми и иными целями, стремится к преобладанию в обществе, точно так же и враждебная ей система принудительной кооперации при посредстве правительства преследует ту же цель. И чем больше те и другие кооперации распространяются, тем больше приобретают они сил к своему еще дальнейшему распространению. Для каждого политического деятеля должно быть самым первым и самым главным вопросом, так сказать, вопросом из вопросов: какой тип общественного строя намерен он создать? Но этот-то именно вопрос практическим политикам никогда и не приходит в голову.

Попробуем мы, вместо них, заняться этим вопросом. Сделаем обзор общему ходу позднейших изменений в нашей внутренней жизни и сопровождающему их течению идей и посмотрим, куда все это нас ведет.

Ежедневно говорится: «Мы уже сделали то-то и то-то; почему нам не действовать и далее в том же направлении?» Подразумеваемая в этих словах похвала предыдущим прецедентам заставляет нас двигаться все дальше и дальше по пути установления разного рода законодательных правил, касающихся регулирования труда. Парламентские акты, ограничивающие продолжительность рабочего дня и определяющие обращение предпринимателя с рабочими, получая постепенно все большее и большее распространение на новые и новые промышленные предприятия, теперь уже применяются даже и к занятию простою торговлею. От инспекции над домами для рабочих, с целью ограничить в них число жильцов и улучшить санитарные условия, мы перешли к инспекции над всеми домами, которые отдаются внаймы ниже известной платы и служат для жительства более чем одного семейства. А теперь мы готовы установить подобную же инспекцию и вообще над всеми маленькими домами[26]26
  Times, Jan. 2, 1884: Letter of Local Government Board.


[Закрыть]. Покупка государством телеграфов и ведение ныне этого дела на счет казны являются побудительной причиной для требований, чтобы государство выкупило из частных рук и эксплуатировало само также и железные дороги. Снабжение на общественные средства детей бедных родителей умственной пищей уже повело за собою к доставлению им, в некоторых случаях, и пищи телесной; а когда эта последняя практика сделается более общеупотребительной, то можно ожидать, что предлагаемое ныне даровое снабжение в одном случае впоследствии будет предлагаться и в другом. Аргумент, что хорошим гражданам одинаково нужны как здоровая душа, так и здоровое тело, явится логическим поводом к такому распространению действующего ныне закона о даровом обучении[27]27
  Предположение это оправдалось даже скорее, чем я ожидал. Настоящая статья была окончена и отдана в печать 30 января. После того, именно 13 марта, лондонский учебный комитет (School Board) постановил ходатайствовать о даровом снабжении бедных детей пищей и одеждой за счет местных благотворительных сумм. С течением времени слово бедные будет, конечно, получать все более и более широкое значение: скоро число бедных детей начнет все увеличиваться и увеличиваться, и на снабжение их пищей и одеждой потребуются все большие и большие суммы.


[Закрыть]. А затем, ссылаясь на прецеденты, представляемые церковью, школой и читальнями, которые содержатся обществом и на общественные средства, можно будет доказывать, что и удовольствия в том смысле, в каком они ныне вообще понимаются, нуждаются в организации законодательным путем, по крайней мере столько же, как и труд.

Но не одни прецеденты поощряют такое распространение законодательного вмешательства. Последнее в значительной степени вызывается еще и необходимостью дополнять так или иначе мероприятия, оказывающиеся недействительными, и бороться с искусственным злом, беспрестанно нами создаваемым. Неудачи обыкновенно не подрывают в нас доверия к принимаемым мерам, а только побуждают или к более настойчивому применению их, или к еще более широкому распространению старых и созданию новых искусственных мер. Издание законов, имеющих в виду пресечение пьянства, началось уже очень давно, но изыскание средств к ограничению торговли хмельными напитками и по сию пору продолжает занимать почти каждую парламентскую сессию. Так как все принимавшиеся до сих пор меры не оправдали возлагавшихся на них надежд, то теперь является необходимость в более сильных законах, которые в некоторых местах совершенно запрещают производство питейной торговли; а скоро, без сомнения, и у нас, как это существует уже в Америке, потребуется, чтобы такое запрещение было повсеместным. Многочисленные мероприятия для уничтожения эпидемических болезней не прекратили повальных заболеваний оспой, тифом и т. п., и вот в настоящее время законодатели находят нужным прибегнуть в новой мере, которая заключается в предоставлении полиции права разыскивать по домам заразных больных и подвергать медицинскому осмотру как мужчин, так и женщин, всякий раз, как это найдут нужным санитарные чиновники. Старый закон о бедных[28]28
  См. прим. 19.


[Закрыть] в течение нескольких поколений содействовал развитию в народе непредусмотрительности; для предотвращения этого зла, порожденного обязательной благотворительностью, ныне предлагают ввести обязательное страхование.

Широкое применение такой политики делает идеи, на которых она основана, все более и более популярными и распространенными в обществе, и таким образом вызывает и поддерживает всеобщее убеждение в необходимости правительственного вмешательства во всякую неурядицу. «Неужели же вы хотите, чтоб это зло продолжалось!» – восклицают нам в ответ, лишь только вы заикнетесь против целесообразности многого из того, что ныне говорится и делается по поводу и для уврачевания общественных недугов. Обратите внимание на внутренний смысл этого восклицания. В нем подразумевается, во-первых, что всякое страдание должно быть устранено, а это – неправда: страдание часто бывает полезно и действует на страдающего как лекарство; следовательно, уничтожая страдание, вы тем самым лишаете больного возможности излечиться; во-вторых, в нем предполагается, что всякое зло может быть устранено; на самом же деле, вследствие несовершенства человеческой природы, большинство зол может быть только или перемещено с одного места на другое, или превращено из одной формы в другую, – причем от подобных перемен самое зло часто еще более усиливается. В приведенном восклицании, кроме того, выражается еще совершенная уверенность, что бороться со всяким злом есть непременная обязанность правительства. При этом обыкновенно совсем не задаются вопросом, нет ли других агентов, которые могли бы содействовать искоренению зла, и не принадлежит ли данное зло к числу таких, против которых именно эти другие агенты могут быть наиболее действительными. Затем уже становится очевидным, что чем чаще повторяется правительственное вмешательство в общественную жизнь, тем более люди укрепляются в мысли о необходимости этого вмешательства и тем чаще, громче и настойчивее его требуют.

Всякое распространение политики правительственного вмешательства влечет за собой увеличение числа правительственных агентов – дальнейшее развитие бюрократизма, и все возрастающую власть организации, состоящей из чиновников. Возьмите весы с большим количеством дроби на одной чашке и с очень маленьким на другой. Берите затем дробинку за дробинкой из более нагруженной чашки и перекладывайте постепенно в менее нагруженную; таким образом вы достигнете, наконец, того, что обе чашки придут в равновесие; если же вы будете продолжать перекладывание дробинок, то совсем измените положение весов. Предположите, что у весов плеча коромысла неодинаковой длины и что мало нагруженная чашка висит на очень длинном плече: тогда перемещение каждой дробинки из одной чашки в другую будет производить гораздо больший эффект, и изменение в положении весов наступит гораздо скорее. Я употребляю этот образ, чтобы нагляднее показать результаты последовательного перемещения отдельных лиц из регулируемой массы общества в регулирующие сферы. Здесь такое перемещение ослабляет общественные силы и усиливает правящие классы в гораздо большей степени, чем можно заключить по изменению относительного числа тех и других. Сравнительно небольшая группа тесно сплоченных между собою чиновников, связанных одинаковыми интересами и действующих под руководством центральной власти, имеет огромное преимущество перед разрозненной массой публики, у которой нет определенной политики и которая может действовать единодушно лишь в редких, исключительных случаях, под влиянием какого-либо особенного, сильного возбуждения. Понятно поэтому, что когда организация из чиновников достигла известной степени развития, то борьба с нею становится все более и более невозможной, как мы и видим это на континенте, в государствах, где сильно развита бюрократия.

Будет мало сказать, что сила сопротивления регулируемой части общества ослабевает в геометрической пропорции по мере того, как усиливаются регулирующие классы: частные интересы многих отдельных лиц в самой регулируемой части делают изменение этого отношения еще более быстрым. Ныне во всех слоях общества много толкуют о том, что после введения конкурентных экзаменов, открывающих молодым людям доступ к общественной деятельности[29]29
  …после введения конкурентных экзаменов, открывающих молодым людям доступ к общественной деятельности… – то есть после 1855 г.


[Закрыть], юноши должны воспитываться таким образом, чтобы, сдав экзамен, могли поступить на государственную службу. Одним из результатов этого является то, что люди, которые при других условиях смотрели вы враждебно на дальнейшее развитие бюрократизма, теперь относятся к нему если и не с одобрением, то во всяком случае с терпимостью, так как благодаря такому развитию их родные и близкие получают возможность сделать себе «карьеру». Стоит только вспомнить, сколько семейств из высшего и среднего круга стараются пристроить своих детей на государственную службу, чтобы видеть, что распространение системы законодательного контроля встречает весьма сильное поощрение даже со стороны людей, которые, если бы не были связаны личными интересами, конечно, относились бы к этой системе не иначе, как вполне враждебно.

Эта погоня за карьерой усиливается вследствие предпочтения, которое привыкли отдавать деятельности, слывущей за почетную. «Пусть его жалованье невелико, – думает про себя отец, добывающий для сына место на государственной службе, – зато он будет иметь положение и занятия, приличные для джентльмена». И эта относительная важность положения правительственных чиновников сравнительна с положением лиц, посвящающих себя торговой или ремесленной деятельности, все растет и растет по мере того как административная организация становится более крупным и могущественным элементом в обществе и стремится окружить себя все большим и большим почетом. В настоящее время во Франции все честолюбие молодых людей устремлено на то, чтобы сначала заручиться хоть самым незначительным казенным местечком на родине, потом подняться до более крупного положения в местном правительственном центре и в заключение занять пост во главе одного из высших государственных учреждений в Париже. И в России, где всеохватность государственного регулирования, характеризующего военный тип общества, зашла дальше всего, эта умонастроение достигает апогея. Вот что пишет м-р Уоллес: «Все поголовно, даже лавочники и сапожники, метят в чиновники, а тот, кто прожил жизнь, не занимая никакой официальной должности, не считается за человека»[30]30
  Russia, i, 422 (см. Уоллэс, Мэкензи. Россия. В 2 т. СПб., 1880–1881).


[Закрыть].

Навстречу этим различным влияниям, действующим сверху вниз, снизу вверх идут все возрастающие в количестве ожидания и требования. Чрезмерно отягощенные труженики, которые составляют значительное большинство общества, а еще более те неспособные, которым постоянно помогают и которые постоянно требуют все новой и новой помощи, естественно, являются сторонниками системы, обещающей им ту или другую выгоду за счет государства, и всегда готовы верить во всем каждому, кто утверждает, что эти выгоды могут и должны быть предоставлены. Поэтому с полным доверием относятся они к рассказам всевозможных строителей политических и воздушных замков, начиная с оксфордских ученых и кончая ирландскими непримиримыми; а всякий дополнительный налог, взимаемый с общества для поддержания их благосостояния, подстрекает в них надежды на дальнейшие блага путем установления новых налогов. В самом деле, чем чаще проявляется общественное вмешательство, тем сильнее развивается в гражданах мнение, что все должно делаться для них и ничего ими самими. Люди с каждым поколением все больше и больше сами теряют привычку личными усилиями или усилиями обществ и товариществ, образуемых по частному почину, добиваться желаемого, и все более и более привыкают рассчитывать на помощь правительственных учреждений, так что доходят, наконец, до того, что на эти учреждения начинают смотреть как на единственные, от которых они могут ожидать себе пользы. Такой результат весьма рельефно обнаружился на недавнем конгрессе профессиональных союзов (Trades Unions Congress), состоявшемся в Париже[31]31
  …на недавнем конгрессе профессиональных союзов (Trades Unions Congress), состоявшемся в Париже – Парижский конгресс тред-юнионов состоялся в 1889 г.


[Закрыть]. Английские делегаты на этом конгрессе в своих донесениях к избирателям сообщают, что между ними и иностранными делегатами произошло резкое разногласие по вопросу о том, «в какой мере следует требовать от государства, чтобы оно покровительствовало труду». Это сообщение прямо указывает на факт, известный и из других отчетов о заседаниях конгресса, что французские делегаты постоянно взывали к правительственной власти как к единственной, могущей удовлетворить их желаниям.

Распространение образования действовало в том же направлении и будет, конечно, действовать еще дальше. Всем известны слова: «Мы должны воспитывать наших правителей»[32]32
  «Мы должны воспитывать наших правителей» (We must educate our masters) – слова Роберта Лоу, оказавшего большое влияние на внутреннюю политику Британии конца XIX в.


[Закрыть], сказанные одним либералом, который противился последнему расширению льгот от обязательного образования. Да, если бы образование, о котором шла речь, заслуживало этого имени и удовлетворяло требованиям политического просвещения, то от него, конечно, можно бы было ожидать многого. Но знание синтаксических правил и умение прилагать их на практике, некоторые сведения по географии, да память, нагруженная датами вступления на престол королей и одержанных генералами побед, не могут сделать людей способными к здравому политическому суждению, точно так же, как приобретение навыка в рисовании не может дать уменья обращаться с телеграфом, или ловкость в игре в крикет не может дать уменья играть на скрипке… «Но, – могут возразить мне, – грамотность открывает путь к знакомству с политикой». Несомненно, но идет ли кто-нибудь по этому пути? Всем известно, что из десяти человек по крайней мере девять читают лишь только то, что их развлекает или забавляет, а совсем не то, что могло бы научить их чему-нибудь; и менее всего они станут читать книгу, высказывающую неприятные для них истины или разбивающую неосновательные надежды. Очевидно, что настоящая система народного обучения в результате приводит только к весьма распространенному чтению таких сочинений, которые дают пищу приятным иллюзиям, а не таких, которые обращают внимание на суровую действительность. В «Pall Mall Gazette» от 3 декабря 1883 г., за подписью «Механик», была помещена статья, где, между прочим, говорится:

«Усовершенствованное первоначальное обучение заставляет стремиться к образованию, – образование же побуждает желать многого, что совершенно недоступно для рабочего люда… что, при бешеной конкуренции, характеризующей настоящее время, для бедных классов безусловно недостижимо; отсюда происходит их недовольство действительностью, и чем они образованнее, тем сильнее это недовольство. Отсюда же происходит и то, что многие считают м-ра Рескина и м-ра Морриса за истинных пророков».

Предполагаемая здесь связь между причиной и последствиями такова и в действительности; в этом нас достаточно убеждает настоящее положение вещей в Германии[33]33
  …в этом нас достаточно убеждает настоящее положение вещей в Германии… – то есть рост забастовочного движения и общий подъем рабочего движения, а также применение германскими социал-демократами классовой борьбы в качестве политической тактики.


[Закрыть].

Класс тех, в которых таким путем развивается страстное ожидание всяческих благ, достижимых будто бы посредством общественной реорганизации, ныне облечен избирательной властью; поэтому всякий, желающий приобрести в свою пользу голоса этих людей, если и не уступит искушению открыто согласиться с ними, то во всяком случае должен воздерживаться от противоречия их ошибочным взглядам. Таким образом, каждый кандидат в члены парламента оказывается вынужденным предлагать или поддерживать какой-либо новый проект законодательства ad captandum[34]34
  ad captandum – (лат.) из желания угодить толпе.


[Закрыть]. Мало того, даже самые вожди партий – как старающиеся сохранить за собой власть, так и стремящиеся отнять ее у первых – и те, в свою очередь, стараются друг перед другом надавать как можно больше обещаний, чтобы таким способом заручиться большим числом сторонников. Каждый, как мы еще недавно видели, добивается популярности, обещая больше, чем обещал противник. Из деления голосов в парламенте очевидно, что традиционная приверженность к вождям партий имеет перевес над вопросами о действительном внутреннем достоинстве предлагаемых мер. Представители нации оказываются настолько недобросовестными, что голосуют за билли, которые они признают по существу вредными, потому только, что этого требуют интересы партии или соображения, касающиеся предстоящих выборов. Таким образом, вредная политика поддерживается и усиливается даже теми, которые сознают ее вред.

А тем временем в народе идет деятельная пропаганда, которой все эти влияния с руки. Коммунистические теории, в известной степени одобряемые одним парламентским актом за другим и безмолвно, если не открыто, поддерживаемые многими общественными деятелями, которые стараются приобрести себе сторонников, все шумнее и шумнее проповедуются в той или другой форме народными вождями и настойчиво проводятся в жизнь целыми организованными обществами. У нас существует, например, движение в пользу национализации поземельной собственности (land-nationalization), которое, стремясь к водворению идеально-справедливой будто бы системы арендаторства, как всему миру известно, было вызвано и поддерживается м-ром Джоржем и его друзьями с полным пренебрежением к правам настоящих владельцев земли, и которое по своим основаниям стоит более чем на полдороге к государственному коммунизму (state communism). У нас есть еще вполне организованная демократическая федерация[35]35
  …демократическая федерация… – Социал-демократическая федерация (основана в 1881 г. Генри Гайндменом) была первой организованной социалистической партией Британии. В нее, среди прочих, вошли Уильям Моррис, Джордж Лэнсбери и Элинор Маркс. Фридрих Энгельс отказался поддержать Гайндмена. В 1911 г. Социал-демократическая федерация объединилась с другими радикальными политическими группами и была преобразована в Британскую социалистическую партию.


[Закрыть] м-ра Гайндмена с его приверженцами. Эти говорят, что «горсть мародеров, ныне владеющая (землей), не знает и не может знать никакого права, кроме грубого насилия над десятками миллионов угнетаемого им населения». Они громко кричат против «акционеров, которым позволили наложить руки (!) на наши большие железнодорожные пути сообщения». Но всего больше клеймят они «класс деятельных капиталистов, банкиров, фермеров, эксплуататоров рудников, подрядчиков, управляющих, заводчиков» – «этих новейших крепостников, выжимающих все больше и больше чистой прибыли из наемных рабов, которых они заставляют на себя работать». Они уверены также, что наступило великое время, когда промышленность и торговля «должны быть изъяты из-под контроля индивидуальной жадности»[36]36
  Socialism made Plain. Review, 185, Fleet street.


[Закрыть].

Остается еще заметить, что эти разнообразно выражаемые тенденции встречают сильную и с каждым днем все резче и резче выражающуюся поддержку со стороны прессы. Журналисты, всегда осторожные, чтобы не сказать чего-нибудь, что не нравится их читателям, принадлежат к числу тех людей, которые следуют по течению и стараются придать ему бо́льшую силу. Законодательные вмешательства, которые прежде ими порицались бы, теперь если и не оправдываются, то во всяком случае обходятся молчанием; принцип laissez faire, говорят они, отжил уже свое время. «Мысль о социализме теперь уже никого не испугает», – объявляют нам сегодня. Завтра же поднимают на смех город, который, отказываясь принять закон о вольных библиотеках (Free Librairies Act), обнаруживает страх по поводу меры, столь умеренно-коммунистической. А потом, после заверений издателей в том, что этот экономический переворот близок и должен быть принят, статьям защитников переворота отводится в журнале первенствующее место. Между тем те, которые считают настоящий ход законодательства гибельным и сознают, что в будущем он сделается еще гибельнее, молчат, находя бесполезным рассуждать с людьми, находящимися в состоянии политического опьянения.

Посмотрим теперь на общие результаты всех указанных причин, которые, действуя согласно, постоянно грозят ускорить совершающееся ныне преобразование общественного строя. Система административного регулирования получает все большее и большее распространение благодаря установившейся практике идти по пути предыдущих прецедентов, которые, понятно, становятся тем авторитетнее, чем дальше наша политика следует в этом направлении. Затем мы видим все возрастающую потребность в административных принуждениях и ограничениях, которые являются прямым следствием непредвиденных зол и вреда, причиненных предшествовавшими принуждениями и ограничениями. Далее, каждое новое правительственное вмешательство усиливает во мнении людей сознание, что государство обязано бороться со злом и упрочивать добро. Возрастающее могущество развивающейся административной организации сопровождается потерей в остальном обществе силы, необходимой для того, чтоб противодействовать дальнейшему росту этой организации и усилению ее влияния. Открывающееся, с развитием бюрократизма, множество новых карьер представляет соблазн для членов регулируемых классов относиться одобрительно к такому развитию, так как оно увеличивает шансы их родственников на достижение почетного и прочного положения. Массы людей, всегда склонные смотреть на выгоды, доставляемые им обществом, как на даровые, постоянно возбуждают и поддерживают в себе надежды на новые блага. Распространение образования, содействуя более распространению приятных заблуждений, чем суровых истин, еще сильнее подстрекает такие надежды и делает их более общими. Хуже того, надежды эти возбуждаются еще и кандидатами на общественные должности, ради того чтобы увеличить свои шансы на успех; а передовые государственные деятели, преследуя цели своей партии, поддерживают приятные иллюзии из расчета на народную любовь. Политические энтузиасты и неразумные филантропы, видя, что учение их то и дело оправдывается новыми, гармонирующими с ним законами, все с большей отвагой и успехом ведут свою агитацию. Журналистика, идущая всегда в согласии с общественным мнением, усиливает последнее, прибавляя к нему свой голос; между тем как противоположное мнение все больше и больше подвергается осуждению и лишь в редких случаях находит себе выражение.

Таким образом, разнородные влияния содействуют развитию корпоративной деятельности и ослабляют деятельность индивидуальную. Этому со всех сторон помогают составители разных проектов, из которых каждый заботится лишь о своем собственном излюбленном проекте и вовсе не думает об общей реорганизации, совершающейся вследствие совместной деятельности его мер и других подобных ей. Говорят, что Французская революция сама пожрала своих детей. Такой же катастрофы, по-видимому, следует ожидать и нам. Многочисленные социалистические реформы, уже провозглашенные парламентскими актами и еще предстоящие в близком будущем, постепенно сольются в одно целое – в государственный социализм (state socialism); таким образом все маленькие волны будут поглощены одной огромной волной, которую они сами мало-помалу воздвигли.

Но многие, без сомнения, спросят нас: «Почему мы описываем все эти явления как грядущее рабство?» Ответ простой: социализм, в какой бы форме он ни проявлялся, заключает в себе рабство.

В сущности, что такое раб? Прежде всего мы понимаем под ним человека, ставшего собственностью другого лица. Чтобы не быть, однако же, только номинальною, собственность должна проявляться в контроле господина над действиями раба, и вдобавок в таком контроле, который обыкновенно направлен к выгоде контролирующего. Коренное свойство раба заключается в том, что он принужден работать по воле другого. Отношение это допускает различные степени. Напомнив, что первоначально раб был пленник, жизнь которого находилась в руках и зависела от милости полонившего, здесь достаточно будет заметить, что существует суровая форма рабства, в которой трактуемый как животное раб принужден направлять все свои усилия на пользу господина. При системе менее суровой рабу, хотя и обязанному трудиться преимущественно на господина, дозволяется вместе с тем работать короткое время и на себя, и предоставляется участок земли для произращения некоторого излишка пищи. Дальнейшее улучшение в положении раба дозволяет ему продавать добытое на своем участке и сохранять в своих руках выручку. Затем мы приходим к еще более мягкой форме, являющейся обыкновенно там, где свободный хлебопашец, работающий на собственной земле, превращается завоевателем в то, что мы называем крепостным: последний принужден каждый год платить своему господину известную постоянную дань – работою или продуктами своего труда, или и тем, и другим вместе, – удерживая все остальное в свою пользу. Наконец иногда, как недавно еще было в России, ему дозволяется покидать имение своего господина и работать или торговать на себя в другом месте, платя господину только известный ежегодный оброк. Что заставляет нас в этих градациях рабства считать его более или менее суровым? Очевидно – больший или меньший размер труда, употребляемого принудительно на пользу другого лица, вместо своей собственной. Там, где весь труд раба берет себе его собственник, рабство тяжело, а где господину отдается только небольшая часть труда, оно легко. Пойдем теперь далее. Представим, что собственник умирает, и его имение, с живущими здесь рабами, поступает в руки душеприказчиков; или, положим, имение это, со всем что в нем есть, покупает компания. Улучшится ли от этого хоть сколько-нибудь положение раба, если количество требуемого от него принудительного труда останется тем же? Затем, вместо компании поставим общину; составит ли это хоть какую-нибудь разницу для раба, если время, занятое у него работою на других, так же велико, а то, которое остается собственно для себя – так же мало, как и прежде? Вся суть дела в том: сколько он принужден работать на других и сколько затем у него остается свободного времени, чтобы работать на самого себя. Степень рабства изменяется согласно с изменением отношения двух величин: того, что раб вынужден отдавать, к тому, что ему дозволяется удержать; сущность дела остается той же, кто бы ни был господин: одно лицо или целое общество. Если, помимо воли своей, человек принужден работать на общество и получает из общественных складов только ту долю, какую обществу благоугодно будет уступить, то он становится рабом общества. Таким образом социалистические порядки ведут неизбежно к порабощению; к тому же нас направляют и многие недавние мероприятия, а особенно те, в пользу которых ныне агитируют. Рассмотрим сперва ближайшие, а затем и окончательные их результаты.