Текст книги "Политические сочинения. Том II. Социальная статика"

VII
Применение основного начала

§ 1. Способ, посредством которого мы можем из основного начала развить систематическое учение о естественной справедливости, достаточно очевиден. Мы должны правильно отличить действия, которые дозволяются им, от тех, которые исключаются из сферы дозволенных; мы должны определить, что лежит в пределах разрешенной для каждого лица деятельности и что лежит за этими проблемами. Наша цель должна заключаться в том, чтобы определить территорию, где господствует «можно», и границы, где начинается «нельзя». Относительно каждого поступка мы должны определить, переходит ли совершающий его в область свободы своего соседа или нет, равны ли будут доли свободы каждой стороны, если мы их сопоставим друг с другом. Таким образом, отделяя то, что может быть каждым сделано, не касаясь преимуществ других, от того, что не может быть сделано, без нарушения этого условия, мы должны разделить действия на законные и незаконные.

§ 2. Там и сям могут встретиться затруднения при выполнении этой задачи. Может быть, при случае окажется, что мы относительно известного, данного поступка не способны решить, преступает он закон равной свободы или нет. Подобное признание неспособности ни в каком случае не показывает недостатка в законе. Оно доказывает только неспособность человеческую – неспособность, которая полагает предел нашим открытиям как по отношению к материальным, так и к нравственным истинам. Так, например, определение градуса и минуты угла, до которого человек может наклониться не падая, лежит вполне за пределами возможности для математика. Так как для него невозможно с точностью определить центр тяжести человеческого тела, то он не может достоверно знать, когда линия, соединяющая этот центр тяжести с центром земли, будет проходить через основание, на котором покоится тело, и когда – вне этого основания. Мы, однако же, этого не ставим в виду основным началам механики. Мы понимаем, что, несмотря на нашу неспособность выводить из этих основных начал все заключения, устойчивость или неустойчивость равновесия нашего тела могла бы быть с точностью определена, если бы мы были способны получить точное понятие обо всех условиях, необходимых для решения задачи. На том же основании мы утверждаем, что, хотя среди более сложных социальных отношений могут возродиться вопросы, которые, по-видимому, не разрешимы путем сравнения относительных размеров свободы, требуемой каждой из частей, несмотря на то, следует допустить, что, хотя мы этого и не можем видеть, их требования должны быть или равны, или не равны, и сообразно этому и поступки их будут или справедливыми, или несправедливыми.

§ 3. Для тех, которые верят в отвлеченное мышление, для достаточно смелых, чтобы следовать за признанным ими учением всюду, куда бы оно их ни привело, достаточно указать на различные выводы, которые могут быть сделаны из этого основного начала; затем эти заключения можно предоставить самим себе, и они сохранят свою силу или падут, смотря по степени логической правильности их построения. Но надобно опасаться, что результаты, полученные таким чисто философским путем, будут иметь мало значения для большинства. Заключениями, выведенными таким образом, нельзя действовать на людей, которые «не в состоянии понять начала прежде, чем оно осветит какой-либо факт». Избирая себе руководителем поверхностный опыт, они глухи к выражению законов природы и жизни. Они не понимают, что опыт свой они выводят из сложных явлений, которые ни более ни менее как порождение тех же законов. Несмотря на это, нам приходится иметь с ними дело и справляться как сумеем. Чтобы достигнуть тут цели, нужно привести доказательства так называемого практического свойства. Когда нам придется делать выводы, не согласные с общественным мнением, тогда мы будем подкреплять доказательства данными из опыта и покажем, что данные эти, объясненные надлежащим образом, подтверждают выводы.

VIII
Права на жизнь и на личную свободу

§ 1. Это – выводы из основного начала, до того ясные сами по себе, что едва ли нуждаются в особом рассмотрении. Если человек должен иметь свободу делать все, что он хочет, пока он при этом не нарушает равной свободы другого человека, то ясно, что он имеет право на жизнь, потому что без этого условия он вовсе не может делать того, что он хочет. Он также должен иметь право на личную свободу, потому что, лишаясь этой свободы – если не вполне, то отчасти, – он вместе с тем лишается возможности следовать своим желаниям. Совершенно ясно, что никто не может лишить своего ближнего жизни или свободы, потому что он не может этого сделать, не нарушая закона, который, обеспечивая его свободу, требует, чтобы он «не нарушал равной свободы другого». Понятно, что тот, кто убит или обращен в рабство, не пользуется равной свободой со своим убийцей или владельцем.

§ 2. Нет надобности разъяснять эти заключения изложением происходящих от них преимуществ. Все непосредственно соглашаются с ними. Есть немногие простые истины, которые мы можем ясно сознавать через посредство одного нравственного чувства без помощи логики, и только что изложенные истины принадлежат к их числу. Было, однако же, время, когда действие, произведенное законом приспособления, было еще так слабо, что чувства, соответствующие этим истинам, были относительно неразвиты и поэтому не порождали непосредственного убеждения в их справедливости. Если бы мы жили во времена древней Ассирии, когда подданный считался собственностью своего короля; если бы у нас было обыкновение держать привратника на цепи у его конурки с одной стороны двери, а на противоположной – ставить конуру собаки, как это делалось в Афинах и в Риме; если бы приносили людей в жертву богам или отсылали наших военнопленных в амфитеатр для того, чтобы их там разорвали на куски – тогда, конечно, было бы необходимо подкрепить изложенное здесь учение доказательствами, из которых было бы видно, как полезно ему следовать. К счастью, мы живем в лучшие времена. Мы можем с удовольствием сознавать, что достигли такого фазиса цивилизации, когда не требуется более подтверждающих доказательств для того, чтобы признать за нами право жизни и личной свободы.

§ 3. Мы не можем рассматривать здесь вопросов о смертной казни, о пожизненном заключении и т. п. Эти наказания предполагают предшествовавшее им нарушение закона, а следовательно, это – лекарства для болезненного нравственного состояния общества, и потому относятся к науке, которую мы назвали терапевтической этикой; нам до них нет никакого дела.

IX
Право пользования землей

§ 1. Дана порода существ, которые имеют одинаковое право искать удовлетворения своих желаний, дан мир, приспособленный к удовлетворению этих желаний – мир, в котором эти существа одинаковым образом рождены; из этого неизбежно следует, что все они имеют одинаковое право пользоваться этим миром. Если каждый из них имеет свободу делать все, что он хочет, не нарушая равной свободы других, то каждый из них имеет свободу пользоваться землей для удовлетворения своих потребностей, если только он предоставляет всем другим пользоваться такой же свободой. Наоборот, ясно, что никто не может пользоваться землей таким образом, что через это у других отнята будет возможность такого же пользования. Если он это сделает, то воспользуется большей свободой, чем остальные люди, и нарушит закон.

§ 2. Таким образом, естественная справедливость не допускает поземельной собственности. Если какая-нибудь часть земли сделается на законном основании собственностью отдельного лица и может им употребляться исключительно для своей выгоды, и если он может ее рассматривать как вещь, на которую имеет исключительное право, то и другие части земли могут сделаться предметом подобного же обладания; наконец, вся поверхность земли сделается предметом собственности, и наша планета во всем своем объеме попадет в частные руки. Посмотрите же, к каким это приведет затруднениям. Предположите, что весь обитаемый мир состоит из огороженных клочков частных земель. Если, таким образом, собственники будут иметь действительное право на земную поверхность, то все не-собственники не будут иметь на нее вовсе никакого права. Следовательно, несобственники будут в состоянии существовать только потому, что их терпят тут другие. Их существование будет нарушать чужое право собственности. Не получив дозволения от поземельных владельцев, они не будут иметь на земле пространства для помещения подошвы своих ног. Если другие призна́ют за лучшее не давать им места, куда приклонить голову, эти безземельные люди могут на основании законов такой справедливости быть вовсе изгнаны с земной поверхности. Дозволение превращать землю в частную собственность дает возможность одной части обитателей земного шара завладеть всей его поверхностью; после этого остальные жители земли будут в состоянии упражнять свои способности и даже существовать только с согласия поземельных собственников. Немудрено понять, что такое исключительное владение землей неизбежно заключает в себе нарушение закона равной свободы. Люди, которые не могут «жить, двигаться и обладать своим существованием без дозволения других», не могут быть столь же свободны, как эти другие.

§ 3. Если мы от рассмотрения возможных случаев перейдем к действительным, то найдем еще более причин, чтобы отвергать правильность поземельной собственности. Никак невозможно утверждать, чтобы существующие на такую собственность права были законными. Если кто-нибудь думает таким образом, пусть он взглянет в летописи прошедшего. Насилие, обман, право силы, завладение путем успешной хитрости – вот источники, на которых основаны эти права на землю. Первоначальные крепости на них были написаны мечом, а не пером. Писцами крепостных дел служили для них не законники, а воины; смертоносные удары – вот ходячая монета, которой за них платили, а для печатей кровь предпочиталась воску. Можно ли такими путями создать для себя справедливые права? Едва ли. Если нет, то как следует рассматривать претензии всех последующих владельцев собственности, приобретенной таким образом? Разве завещание и продажа могут проводить право там, где его не существовало с самого начала? Разве те, которым первоначально принадлежало право, будут лишены его перед судом рассудка, потому что украденная у них вещь перешла в другие руки? Конечно, нет. Если один переход не может дать законного права, то могут ли дать многие? Опять-таки – нет. Ничто не может быть умножено прежде, чем оно произошло в первый раз. Даже закон признает это начало. Настоящий владелец, если от него этого потребуют, должен доказать права тех, от кого он купил или получил по наследству свою собственность; права его разрушаются, если в первоначальном акте есть недостаток, хотя бы после этого и следовал непрерывный ряд собственников, обладавших этим имуществом.

Есть люди, которые говорят, что время – великий узаконитель. Владение с незапамятных времен должно установить законное требование. То, что из века в век составляло предмет частной собственности, что покупалось и продавалось на этом основании, должно быть теперь рассматриваемо как неотъемлемая принадлежность отдельных личностей. Можно охотно согласиться с таким положением, если те, которые его предлагают, дадут ему определенный смысл. Для того, чтобы это сделать, им следует дать сначала удовлетворительные ответы на вопросы вроде следующих: сколько времени нужно для того, чтобы то, что было сначала несправедливым, переродилось в справедливое? Как велик годичный размер, в котором незаконные требования превращаются в законные? Если основание для приобретения делается законным в течение тысячи лет, то насколько же оно будет более чем законно в течение двух тысяч лет и т. д.? Для решения этих вопросов им придется поискать новый прием для расчетов.

Здесь мы не касаемся вопроса, полезно ли признавать права, которые существовали более или менее продолжительное время. Мы здесь не имеем дела с соображениями, касающимися установленных привилегий и удобоисполнимости законов. Нам нужно было получить только ответ, который дается по этому предмету чистой, естественной справедливостью. Решение этой справедливости предписывает протест всех существующих претензий на частное владение землей; оно заставляет нас утверждать, что право человечества на поверхность земли неотъемлемо, несмотря на все крепости, обычаи и законы.

§ 4. Происхождение всех ныне существующих прав на землю не только не может быть защищаемо, но невозможно найти ни одного способа, которым бы земля могла сделаться частной собственностью. Обыкновенно полагают, что обработка порождает такое законное основание. Полагают, что тот, кто извлек клочок земли из первобытного его, дикого состояния, через это приобрел на него право собственности. Если будут у него оспаривать эту собственность, то путем какого логического заключения может он подтвердить свое право? Послушаем, как он будет защищаться.

«Эй вы, сэр, – кричит космополит поселенцу девственных лесов, который курит у дверей своего жилища, – на каком основании вы завладели этим акром земли, который вами был расчищен: вокруг вы сделали ограду и построили на нем избу?»

«На каком основании? Я здесь поселился потому, что не оказалось ни одного человека, который бы мог сделать против этого возражение, потому что я имел на это столько же права, сколько и всякий другой человек. Не говоря уже о том, что я вырубил здесь лес, вспахал и оплодотворил землю, я построил здесь ферму, на которую я имею более права, чем вы или кто-либо другой; и я полагаю ее удержать за собой».

«Прекрасно, вы все так говорите. Однако же я не вижу, чем вы доказали ваше право. Когда вы сюда пришли, вы нашли, что земля производит деревья – может быть сахарный клен, а может быть, она была покрыта луговыми травами или дикой земляникой. Очень хорошо, вместо этого вы заставили ее производить пшеницу, кукурузу и табак. Я не могу понять, каким образом через уничтожение одного рода растений и через замену их другими вы обратили себя в собственника этой земли на все последующие времена».

«Но ведь эти естественные произведения, которые я уничтожил, были или вовсе бесполезны, или приносили очень мало пользы; я же заставил землю производить растения, годные для пищи, растения, которые помогают плодить жизнь и счастье».

«Все-таки вы еще не доказали, что такой процесс превращает измененный вами клочок земли в вашу собственность. Что же вы сделали? Вы заступом или плугом вскопали землю на несколько дюймов глубины, вы рассеяли на пространстве, приготовленном таким образом, несколько семян и собрали плоды, которые произведены были почвой с помощью солнца, дождя и воздуха. Позвольте же вас теперь спросить: каким волшебным путем подобные действия могли вас обратить в исключительного собственника этой обширной массы материи, для которой поверхность вашего владения служит основанием, а центр земли – вершиной? Между тем все это вы, по-видимому, желаете монополизировать навсегда в вашем владении и во владении ваших потомков».

«Хорошо, если это принадлежит не мне, то кому же это принадлежит? Я никого не лишил этого владения. Когда я достиг этих мест, углубляясь в даль Миссисипи, я не нашел здесь ничего, кроме безмолвного леса. Если бы кто-нибудь другой поселился здесь и расчистил бы для себя место, он имел бы такое же полное право основаться здесь, как и я имею. Я сделал только то, что всякий другой мог сделать, если бы он явился сюда прежде меня. На землю эту никто не изъявлял своей претензии, она была общим достоянием, она настолько же принадлежала одному, насколько и другому – она теперь моя, потому что я был первый, который открыл и улучшил ее».

«Вы сказали правду, утверждая, что «земля эта была общим достоянием, потому что никто не изъявлял на нее претензии». Я считаю своей обязанностью объяснить вам, что она принадлежит всем до сих пор, и что то, что вы называете вашими улучшениями, не может повредить общему праву на нее всех людей. Вы можете пахать и боронить, сеять и жать; вы можете вскапывать почву сколько вам угодно; но все эти ваши действия не обратят землю в вашу собственность, потому что она с самого начала не была вашей; объясним примером. Предположите, что в течение ваших странствований вы натолкнулись на пустой дом, который привлек вас к себе, несмотря на его разрушенное состояние; предположите, что для того, чтобы сделать из него ваше жилище, вы употребили много времени и труда на его исправление. Вы его окрасили, обили обоями, выбелили и при помощи больших издержек сделали обитаемым. Предположите далее, что в один несчастный день является незнакомец, и оказывается, что это наследник, к которому дом этот перешел по завещанию. Этот наследник имеет все нужные доказательства, чтобы убедить в тождественности своей личности. Что же будет после этого с вашими улучшениями? Дадут они вам основательное право на дом? Уничтожат они право первоначального обладателя?»

«Нет».

«Ваша деятельность передового поселенца точно так же не дает вам основательного права на закрепление за собой этой земли. Она не уничтожает также претензий того, кому это право принадлежало всегда, т. е. рода человеческого. Мир завещан Богом человечеству. Все люди вместе – его наследники, а в том числе и вы. Если вы основали в известной части земли ваше местопребывание, если вы приспособили ее к себе, обработали, украсили ее, улучшили, как вы говорите, то из этого еще не вытекает для вас права полного ее присвоения в частную собственность. Если вы ее присвоили себе таким образом, вы по справедливости можете быть когда-нибудь прогнаны с нее настоящим, законным собственником – обществом».

«Очень хорошо. Наверное, однако же, вы не прогоните меня отсюда, не вознаградив меня за значительное возвышение ценности, которое мною придано этому пространству. Из дикой пустоши я его превратил в плодоносное поле. Вы не оставите меня без всякого обеспечения, не лишите меня плодов многолетних моих усилий для приведения этой местности в ее настоящее состояние».

«Совершенно справедливо. Вы имеете полное право требовать вознаграждения от собственника за все поправки и новые сооружения, которые вы сделали в доме. Точно так же и общество не может овладеть этим поземельным участком, не уплатив вам за все, что вы сделали для него. Излишек ценности, приданный ему вашим трудом, по справедливости принадлежит вам. Хотя вы и без дозволения занялись улучшением того, что принадлежит обществу, но не подлежит никакому сомнению, что общество надлежащим образом удовлетворит вашему требованию. Но соглашаться с этим – вовсе не значит признавать ваше право на самую землю. Может быть, справедливо, что вы имеете право на вознаграждение за улучшение, сделанное вашими руками на этом клочке земли, и в то же самое время может быть не менее справедливо, что никакая крепость, никакая формальность, никакое действие и никакая церемония не могут обратить этот клочок в вашу частную собственность».

§ 5. На первый взгляд может показаться возможным обратить землю в частную собственность отдельных лиц посредством известного рода справедливого ее распределения. «Как, – могут спросить нас, – неужели люди не могут согласиться между собой относительно справедливого раздела? Если они все сонаследники, то отчего же наследственная земля не может быть справедливо разделена, и отчего же после этого каждый не может быть полным господином своей доли?»

На этот вопрос можно прежде всего ответить, что такое разделение воспрещает себя путем невозможности определить для каждого ценность его доли участия в поземельном владении. Если обратить внимание на различие в производительности земли, на различные степени ее доступности для человека, на различные преимущества климата, близости к центрам цивилизации и тому подобные обстоятельства, то окажется, что распределение земли из области простого размежевания перейдет прямо в область невозможного.

Оставляя это в стороне, перейдем к исследованию, кто должен принадлежать к имеющим право на участок. Будут ли такими счастливыми избранниками одни взрослые мужчины – те, которые до наступления известного дня достигли двадцати одного года? Если так, то что же делать с теми, которые достигнут этого возраста на следующий день? Или следует дать долю каждому мужчине, каждой женщине и каждому ребенку? Если так, то что же будет с теми, которые родятся в том же году? Какова будет судьба тех, у которых отцы продадут свою землю и растратят полученное? Эти бездольные составят класс, которого судьба была уже описана; они на земле не найдут угла, где бы имели право успокоить свои кости; они будут жить только с дозволения своих ближних; они на деле будут рабами. Существование подобного класса людей вполне несогласно с законом равной свободы.

Мы до тех пор должны будем признавать, что разделение земли недозволительно, пока мы не найдем действительного авторитета, который бы уполномочил нас сделать такое распределение; пока нельзя будет доказать, что Бог дал одному поколению привилегию одного рода, а следующему поколению – права другого рода; пока мы не подтвердим убедительными доводами, что люди, рожденные после известного дня, осуждены на рабство.

§ 6. Вероятно, найдутся люди, которым будет казаться, что затруднения, неизбежно связанные с личным землевладением, происходят от учения, которое может быть применимо только в известных рациональных пределах и которое вместо этого развито до самых последних крайностей. У некоторых людей это любимый прием для суждения. Есть люди, которые ненавидят все, что называется строгим выводом, и к ним-то принадлежат только что упомянутые субъекты. По мнению этих людей, истина никогда не находится в которой-либо из крайностей, а всегда на полдороге между крайностями. Они постоянно пытаются согласить между собой «да» и «нет». «Если», «но», «исключая» – вот самые утешительные для них слова. Они питают такую великую веру в благоразумную середину, что им трудно поверить учению, которое изображает какое-либо начало во всю его естественную величину. Если бы вам пришлось узнавать от них, как вертится земля вокруг своей оси, от востока к западу или от запада к востоку, вам бы всего скорее можно было ожидать ответа «немного в обе стороны» или «она не двигается вполне ни в ту, ни в другую сторону». Сомнительно, чтобы они согласились с аксиомой, что целое более своей части, не сделав какого-либо исключения. У них страсть к компромиссам. Чтобы угодить их вкусу, истина всегда должна быть приправлена небольшим количеством лжи. Для них недоступно понимание чистого, определенного, полного и неограниченного закона. При обсуждениях предметов, подобных настоящему, они постоянно просят об ограничениях, им постоянно хочется обрезать, изменить, смягчить, и они вечно протестуют против учений, доведенных до их крайних выводов.

Не следует забывать, что нравственные истины так же точны и так же безусловны, как и истины естественных наук, и что в настоящем случае, по отношению к землевладению, решение нравственности должно быть определенно – либо да, либо нет. Одно из двух: или люди имеют право обращать землю в частную собственность, или нет. Середина немыслима. Мы должны избрать одно из двух положений. Тут невозможно полумнение. По природе вещей нужно идти либо одним, либо другим путем.

Если люди не имеют такого права, то мы разом освобождаемся от всего, что относится к этому праву. Если они имеют такое право, то право это, безусловно, священно и ни под каким предлогом не должно быть нарушаемо. Если они имеют такое право, то Лидс вполне прав, не допуская путешественников до Бен-Макду; герцог Атольский, огородивший Глентильг, также прав; герцог Беклей поступил справедливо, отказав в месте Свободной церкви; герцог Сотерланд справедливо изгнал горцев, чтобы очистить место для парка[31]31
  Бен-Макду – гора (1310 м) в южной Шотландии, на территории современного заповедника Кернгорм. Герцоги Атольские (Шотландия) владели островом Мэн до его приобретения Англией в 1765 г. Свободная церковь Шотландии была образована в 1843 г. в результате раскола в шотландской церкви. Горцы – шотландцы.


[Закрыть]. Если люди имеют такое право, то единственный владелец какой-нибудь земли вроде Джерси или Гернси[32]32
  Джерси и Гернси – два самых крупных из Нормандских островов в проливе Ламанш. Находятся под юрисдикцией Великобритании, не входя в ее состав.


[Закрыть] может предъявлять жителям такие требования, какие ему придут в голову: он может объявить им, что они не должны жить на его земле, если не будут исповедовать известную веру, если не будут говорить известным языком, если не будут носить известного рода платье и если не будут сообразоваться со всеми другими условиями, которые ему вздумается предписать. Если они имеют такое право, то учение крайних тори[33]33
  учение крайних тори… – в Англии исторически сложилась двухпартийная система. Тори – партия, выражавшая интересы земельной аристократии и высшего духовенства англиканской церкви. В середине XIX в. на ее основе сложилась Консервативная партия. Виги – партия, выражавшая интересы обуржуазившейся дворянской аристократии и крупной торговой и финансовой буржуазии. В середине XIX в. на ее основе сложилась Либеральная партия.


[Закрыть] должно быть признано истинным: землевладельцы должны быть одни законными правителями страны, народ может жить в ней только с дозволения землевладельцев и, следовательно, должен подчиняться их управлению; он должен уважать всякие учреждения, которые вздумается землевладельцам ввести. При таком положении нет возможности избавиться от этих заключений. Они – неизбежное последствие учения, что земля может сделаться частной собственностью. Они могут быть отвергаемы только тогда, когда и само учение будет отвергнуто.

§ 7. Наконец, никто не верит искренно в право поземельной собственности. Нам говорят о поземельной собственности, принадлежащей королю, т. е. государству; о собственности, предназначенной для общественной пользы; и мы не слышим, чтобы ее признавали неотчуждаемым владением ее номинальных владельцев. Мы постоянно отвергаем право поземельной собственности через посредство нашего законодательства. Когда нужно устроить канал, железную дорогу, шоссе, мы не затрудняемся отобрать столько земли, сколько для них нужно, вознаграждая собственников за находящийся в ней капитал. Мы не дожидаемся их согласия. Парламентский акт заменяет в этом случае крепость, он угощает собственников предписанием удалиться, не обращая внимания на то, желают они этого или нет.

Такой образ действий или справедлив, или несправедлив. Одно из двух: или общество должно иметь полную свободу отбирать столько земной поверхности, сколько ему вздумается, или крепостные права поземельных собственников должны быть рассматриваемы как права безусловные, и все общественные работы должны быть оставлены до тех пор, пока лордам и сквайрам не вздумается расстаться с необходимыми для этого частями их земель. Если мы решим, что право частной собственности должно уступать перед общественными требованиями, то, следовательно, мы признаем, что право народа на землю есть верховное право, что право частного владения существует исключительно на основании общего на то согласия, что оно прекратится тотчас, как скоро это общее дозволение будет взято назад, или, лучше сказать, это вовсе не право.

§ 8. «Но куда же приведет это учение, что люди имеют одинаковое право на пользование землей? Должны мы возвратиться к временам неогороженных пустошей и питаться кореньями, ягодами и дичью? Или мы должны быть предоставлены в распоряжения господ Фурье, Оуэна, Луи Блана и ко.»?

Нисколько. Такое учение согласно с высшей ступенью цивилизации. Оно может быть приведено в исполнение и не приведет к общему имуществу; оно не должно привести к существенному перевороту в существующих отношениях. Перемена, которая им требуется, – это только перемена собственников. Отдельная собственность сольется в товарищескую собственность всего общества. Вместо того чтобы быть во владении отдельных лиц, страна будет во владении великой корпорации – общества. Вместо того чтобы получать свою землю от отдельного собственника, фермер будет получать ее от нации. Вместо того чтобы платить свою ренту агенту сэра Джона или его сиятельства, он будет платить ее агенту или представителю общества. Управляющие будут служить обществу вместо того, чтобы служить частным лицам, и аренда будет составлять единственный способ владения землей.

Порядок, организованный таким образом, будет в полной гармонии с нравственным законом. При нем все люди будут в равной степени землевладельцами: все люди будут иметь одинаковую свободу взять на себя аренду. А, Б, В и т. д. могут конкурировать при отдаче в аренду свободной фермы, и один из них может взять эту ферму, ни в каком отношении не нарушая начал чистой этики. Все будут иметь одинаковую свободу при предложении ренты, все будут одинаково вольны отказаться от дальнейшего торга. Когда ферма останется за А, Б или В, тогда все сделали, что они хотели. Один добровольно согласился платить своим ближним определенную цену за пользование известным клочком земли, другие добровольно отказались платить эту цену. Понятно, что при такой системе земля может быть огорожена, занята и обработана при полном подчинении закону равной свободы.

§ 9. Не подлежит никакому сомнению, что когда все человечество будет возвращать себе свои права на земли, то при этом должны возникнуть большие затруднения. Вопрос о вознаграждении существующих собственников – вопрос сложный; может быть даже, что вопрос этот невозможно разрешить строго справедливым способом. Если бы мы имели дело с теми лицами, которые первоначально расхитили у рода человеческого его наследство, мы бы с ними легко могли расправиться. Но, к несчастью, значительная часть наших современных поземельных собственников – это люди, которые заплатили за свою землю ценностями, приобретенными честным путем; они заплатили в том убеждении, что употребляют свою экономию законным образом; они заплатили или непосредственно, или лично, или через своих предков. Верно оценить и удовлетворить требованиям каждого в этом случае – это одна из самых запутанных задач, которые придется разрешить обществу. Не дело отвлеченной нравственности – обращать внимание на эту запутанность отношений и на способы, которыми можно от нее избавиться. Люди, которые поставили себя в такое затруднение через непослушание закону, должны выходить из него, как они умеют, и с возможно меньшей несправедливостью по отношению к землевладельческому сословию.

Пока мы хорошо сделаем, если припомним, что есть и другие люди, кроме землевладельцев, интересы которых следует принять в соображение. Среди нашей нежной заботливости об установившихся интересах немногих не забудем, что права большинства ждут также для себя удовлетворения, что большинство это останется обиженным до тех пор, пока земля будет монополизирована отдельными личностями. Нам следует также помнить, что несправедливость, которая через это причиняется массе человечества, составляет одну из самых тяжких несправедливостей. Факт, что на нее не смотрят таким образом, ничего не доказывает. В предшествующие фазы цивилизации смотрели легко даже на убийство. Это доказывается сожжением женщин в Индии, это доказывается в других странах человеческими жертвами при погребении начальников. Людоеды, вероятно, находят совершенно справедливым умерщвление тех, которых военное счастье сделало их пленниками. Когда-то все были убеждены, что рабство – естественное и совершенно законное учреждение; те, которые рождались в этих условиях, должны были подчиняться им, как воле Божией. Даже до настоящего времени значительная часть рода человеческого придерживается таких убеждений. Между тем более значительное социальное развитие породило в нас лучшую веру. Мы признаем теперь права человечности в бо́льших размерах. Мы все-таки цивилизованы только еще отчасти; скоро мы узнаем, что естественная справедливость предъявляет требования, о которых мы и не слыхивали; люди поймут тогда, что лишать других их права пользоваться землей – это значит совершать такое преступление, которое по степени своей зловредности уступает только преступлениям убийства и лишения свободы.