Текст книги "Война в воздухе"

Глава VIII. Мир, охваченный войной

1

В сознание Берта не сразу проникли мысли о мире, объятом войной, и представление о густонаселенных странах, расположенных южнее этой арктической глухомани, где люди в ужасе и смятении наблюдают, как небо темнеет от новоявленных полчищ воздушных кораблей. Он привык думать об окружающем мире как о бескрайних задворках ближайшего круга, который мог увидеть своими глазами. Война представлялась ему источником новостей и переживаний о событиях, происходивших на ограниченной территории под названием «театр военных действий». Теперь же вся земная атмосфера превратилась в театр военных действий, а территория каждой страны – в арену ожесточенных боев. Государства настолько старались не отстать друг от друга в гонке научных исследований и изобретений и в то же время, несмотря на строжайшую секретность, настолько мало отличались по части планов и нововведений, что не прошло и нескольких часов после запуска первого воздушного флота во Франконии, как на запад, проплывая высоко над головами потрясенных обитателей долины Ганга, двинулась гигантская азиатская армада. Оказалось, что Восточноазиатская конфедерация подготовилась к войне с куда большим размахом, чем Германия.

– Этот шаг, – провозгласил Тан Тинь-Сянь, – поможет нам обогнать Запад. Мы восстановим на земле мир, разрушенный западными варварами.

Азия превзошла немцев в изобретательности, скрытности и сноровке. Там, где у немцев трудилась сотня человек, у азиатов работали десять тысяч. К огромным воздухоплавательным паркам Чин Си-Фу и Цинь-Йен были проложены монорельсовые дороги, опутавшие всю поверхность Китая и поставлявшие несметное количество опытных, расторопных рабочих, по производительности труда намного превосходивших среднего европейца. Известие о сюрпризе, преподнесенном германцами всему миру, лишь подстегнуло усилия азиатов. К моменту бомбардировки Нью-Йорка у немцев вряд ли насчитывалось более трехсот воздушных кораблей. Численность азиатского флота, выдвинувшегося на запад, восток и юг, достигала нескольких тысяч. Кроме того, у азиатов имелись настоящие боевые самолеты, которые они называли «ниай», – легкие, но довольно эффективные машины, во многом превосходившие немецкие «воздушные змеи». Подобно им, азиатские самолеты тоже были одноместными, но имели очень легкую конструкцию из стальных и бамбуковых реек, обтянутых искусственным шелком, с поперечно расположенным мотором и подвижными крыльями. Пилот был вооружен пулеметом, заряженным начиненными кислородом разрывными пулями, и по древней японской традиции – самурайским мечом. Большинство авиаторов были японцами, поэтому с самого начала считалось, что пилот должен владеть искусством поединков на мечах. На крыльях «ниай» были установлены крючья, напоминающие лапы летучих мышей, которыми самолет мог зацепиться за газовую камеру вражеского дирижабля и взять его на абордаж. Эти легковесные аэропланы тащил за собой воздушный флот; кроме того, их отправляли на фронт вместе с войсками сухопутным и морским путем. В зависимости от ветра «ниай» могли преодолеть от двухсот до пятисот миль.

Итак, после подъема первого немецкого флота не прошло и нескольких часов, как в воздухе появились сонмы азиатских машин. Немедленно по всему миру все цивилизованные страны бросились лихорадочно строить воздушные корабли и разрабатывать проекты самолетов, придуманных местными инженерами. До дипломатии больше никому не было дела. По телеграфным линиям туда-сюда передавались предупреждения и ультиматумы, и через несколько часов весь охваченный паникой мир находился в состоянии войны, причем войны крайне запутанного свойства. Великобритания, Франция и Италия объявили войну Германии и грубо нарушили нейтралитет Швейцарии. В Бенгалии при виде воздушных кораблей из Восточной Азии вспыхнуло восстание индусов, а в северо-западных провинциях Индии – ответный мятеж магометан. Последний подобно степному пожару мгновенно охватил территорию от Гоби до Золотого Берега. Восточноазиатская конфедерация захватила нефтяные месторождения в Бирме и скопом напала и на Америку, и на Германию. Прошла всего одна неделя, а воздушные корабли уже строили везде, от Дамаска и Каира до Йоханнесбурга. Лихорадочно вооружались Австралия и Новая Зеландия. Уникальной, жуткой чертой этих событий была быстрота, с какой создавались воздушные чудовища. Строительство линкора требовало от двух до четырех лет – выпустить дирижабль можно было за такое же количество месяцев. Кроме того, воздушный корабль даже по сравнению с торпедным катером имел очень простую конструкцию. При наличии материала для газовых камер, двигателей, газогенератора и чертежей построить дирижабль было не сложнее, чем деревянный корабль сто лет назад. Но в наше время заводы, мастерские и промышленные ресурсы имелись везде – от мыса Горн до Новой Земли и Кантона.

Германский воздушный флот только-только показался над Атлантическим океаном, первый азиатский флот едва достиг Верхней Бирмы, а гигантская сеть кредитов и финансов, сотни лет связывавшая воедино экономику всего мира, уже затрещала по швам и начала рваться. Осознание происшедшего молнией пронеслось по всем биржам мира. Банки блокировали платежи, компании скукоживались и испускали дух, заводы чисто по инерции работали несколько дней, выполняя заказы обанкротившихся, вылетевших в трубу клиентов, и потом закрывались. Нью-Йорк, который увидел Берт, переживал, несмотря на сияние огней и оживленное дорожное движение, жесточайший финансово-экономический коллапс в своей истории. Поставки продовольствия начали давать – поначалу небольшие – сбои. Не прошло и двух недель войны (в это время экипаж «Фатерланда» клепал мачту на Лабрадоре), как в мире помимо Китая – даже вдали от очагов разрушений – не осталось ни одного города или поселка, где полиция и госорганы не прибегали бы к экстренным мерам в борьбе с голодом и безработицей.

Война в воздухе по своей природе имела особые черты, почти неизбежно подталкивавшие общество к развалу. Первую из таких особенностей продемонстрировала атака немцев на Нью-Йорк. Несмотря на чудовищную разрушительную силу, дирижабли практически не могли уследить за порядком в оккупированном городе, взять его под охрану или высадить в нем гарнизон. Неизбежно возникали кровавые стычки с местным населением, ожесточенным экономическим хаосом и взбешенным нехваткой продовольствия, но даже когда воздушный флот не вмешивался и кружил на большой высоте, внизу все равно вспыхивали гражданские волнения и мятежи. За всю историю войн ничто не могло сравниться с таким положением дел, разве что атаки канонерок на большие поселки дикарей и варваров в XIX веке или обстрелы из судовых орудий, подпортившие историческую репутацию Великобритании в конце XVIII века. Другими словами, жестокости и разрушения, предвосхищавшие ужасы воздушной войны, случались и раньше, однако до начала ХХ века мир пережил всего одно потрясение, причем довольно легкое, испытавшее способность современного городского населения выживать под гнетом войны, – восстание коммунаров 1871 года в Париже.

Второй особенностью войны в воздухе, способствовавшей развалу общества, была неэффективность воздушных кораблей в борьбе друг с другом. Все, что находилось на земле: укрепления, морские суда, города – они беспощадно и безнаказанно забрасывали бомбами, но друг другу не могли нанести существенного ущерба, если только не шли на таран ценой собственной гибели. Все вооружение немецкого дирижабля размером с самый большой круизный лайнер составлял единственный пулемет, который с таким же успехом можно было разместить на упряжке мулов. Когда выяснилось, что придется вести дуэли в воздухе, личный состав дирижаблей вооружили винтовками с начиненными кислородом или зажигательной смесью пулями, однако любой дирижабль имел на борту меньше бронезащиты или оружия, чем самая захудалая канонерка военно-морского флота. Соответственно, сталкиваясь в бою друг с другом, эти монстры пытались увернуться и занять выгодную позицию над кораблем противника или сцеплялись, как китайские джонки, и тогда команды забрасывали врага гранатами или, как в Средние века, вступали в рукопашный бой. Шансы на победу для обеих сторон уравновешивал риск потерять устойчивость и рухнуть на землю. Поэтому адмиралы воздушного флота быстро сделали выводы из опыта первых боев и стали все больше избегать сражений в воздухе, находя моральное удовлетворение в разрушительных контратаках.

Если дирижабли были малопригодны в схватках с себе подобными, то слишком неустойчивые немецкие «воздушные змеи» и слишком легкие японские самолеты тоже не могли переломить ход войны. Правда, чуть позже бразильцы сумели сконструировать аэроплан, чьи характеристики и размеры позволяли справиться с дирижаблем, но таких машин произвели всего три-четыре штуки. К тому же они действовали только в Южной Америке и пропали без следа к тому времени, когда всемирная волна банкротств положила конец массовому производству двигателей.

Третья особенность войны в воздухе состояла в том, что, причиняя массу разрушений, война не помогала склонить чашу весов ни в чью пользу. Ее уникальной чертой было то, что ни одна сторона не имела средств защиты от ударов возмездия. Во всех предыдущих сухопутных и морских войнах терпящая поражение сторона была не в силах совершить быстрый налет на территорию и систему коммуникаций противника. Война шла на фронте, а за линией фронта запасам и ресурсам победителя, его столице, городам и заводам, мирной жизни страны ничто не угрожало. В случае войны на море противники стремились уничтожить боевой флот друг друга, установить блокаду портов, захватить угольные причалы и гонялись за крейсерами, нападавшими на торговые суда. Но одно дело – заблокировать и взять под наблюдение береговую линию и другое – следить за всей территорией страны, ведь крейсера и каперы, требовавшие уйму времени на постройку, невозможно было упаковать, спрятать и тайком переправить из одного места в другое. Война в воздухе вынуждала более сильную сторону, даже если она разгромила воздушный флот более слабой стороны, следить за всей территорией противника, патрулировать ее либо разрушать все пункты, где тот мог создать новые и, возможно, еще более смертоносные машины. Как следствие, небеса буквально чернели от туч дирижаблей. Их требовалось выпускать тысячами штук, а аэронавтов готовить сотнями тысяч. Небольшой, еще не накачанный газом дирижабль можно было спрятать в железнодорожном депо, на деревенской улице или в лесу. Замаскировать аэроплан было еще проще.

Между тем в воздухе нет дорог, каналов или точек, о которых можно было бы сказать: «Если враг решит напасть на нашу столицу, он будет вынужден идти именно этим путем». В воздухе любой путь вел к любой цели.

Соответственно, войну невозможно было прекратить обычным способом. А, превосходя Б в численности и боевой мощи, держит тысячу воздушных кораблей над столицей Б, угрожая разбомбить ее, если Б не признает поражение. Б отвечает по беспроволочному телеграфу, что его рейдерские дирижабли в данную минуту бомбят главный промышленный город А. А объявляет рейдеров Б пиратами и так далее, бомбит столицу Б и начинает охоту на дирижабли Б, в то время как Б в благородном негодовании и героическом упорстве приступает к созданию среди руин новых воздушных кораблей и бомб, предназначенных для разгрома А. Война волей-неволей выливается во всеобщую партизанщину, неизбежно втягивая в свою орбиту гражданских лиц, их жилища и весь механизм общественной жизни.

Эти аспекты войны в воздухе застали человечество врасплох. О смягчении тяжести последствий никто заранее не подумал. Будь люди прозорливее, мировые лидеры созвали бы всеобщую мирную конференцию еще в 1900 году. Увы, технический прогресс опережал интеллектуальное развитие и социальную организацию, и мир с его нелепыми старыми флагами, дурацкими бессодержательными национальными традициями, ничтожной прессой и еще более ничтожными страстишками и имперскими замашками, низменной погоней за наживой, привычным двуличием и пошлостью, расовыми измышлениями и конфликтами был захвачен врасплох. Однажды начавшуюся войну ничто не могло остановить. Хлипкая ткань кредитных обязательств, лишенная всякого предвидения, связывавшая миллионы людей узами взаимной экономической зависимости и никем толком не понятая, расползлась под влиянием паники. Дирижабли сбрасывали бомбы, уничтожая любую надежду на организованный протест. В низах повсюду царила экономическая разруха, голодали рабочие, вспыхивали мятежи и общественные беспорядки. Последние остатки путеводного разума у народов испарились под напором эмоционального напряжения. Все сохранившиеся газеты и документы этого периода рассказывают одну и ту же историю о городах и поселках, страдающих от нехватки продовольствия, об улицах, запруженных голодающими безработными, о кризисах администрации и осадных положениях, временных правительствах и советах обороны, а в случае Индии и Египта – о повстанческих комитетах. Все они вооружали население, создавали новые батареи, рыли новые орудийные окопы и спешно налаживали производство дирижаблей и аэропланов.

Наступил крах эпохи, коллапс цивилизации, доверившейся машинам и погубленной машинами. Но если крушение прежних великих цивилизаций, например Древнего Рима, тянулось веками и переходило из одной фазы в другую, напоминая постепенное угасание и смерть старика, то современный крах был сродни гибели под колесами поезда или автомобиля: один молниеносный сокрушительный удар – и немедленная смерть.

2

Первые битвы воздушной войны, несомненно, следовали древним целям морских сражений – выявить диспозицию вражеского флота и уничтожить его. Можно вспомнить битву за Бернский Оберланд, когда итальянские и французские дирижабли намеревались зайти с фланга на парк во Франконии, но получили отпор от экспериментальной швейцарской эскадрильи, которой в течение дня подоспели на помощь немецкие воздушные корабли, или столкновение английских аэропланов Уинтерхауза-Данна с тремя невезучими немецкими дирижаблями.

Затем последовало побоище в Северной Индии, когда весь состав англо-индийского воздушного флота был рассеян и поодиночке уничтожен в ходе неравного трехдневного сражения.

Одновременно с ним началась колоссальная Ниагарская битва между немцами и азиатами, названная так в соответствии с главным направлением удара азиатской армады. Постепенно сражение перешло в разрозненные ожесточенные, героические стычки над половиной континента. Уцелевшие в битве немецкие дирижабли спустились на землю и сдались американцам, после чего экипажи на них поменяли и отправили вести серию столкновений между американцами, полными свирепой решимости уничтожить врага, и азиатской армией вторжения, получавшей постоянные подкрепления с захваченного тихоокеанского побережья и располагавшей громадным флотом. С первого дня битва за Америку шла с непримиримым ожесточением. Никто не просил пощады и не брал пленных. Американцы, проявляя бешеную, неподражаемую энергию, создавали и запускали один дирижабль за другим, которые гибли в боях с азиатскими ордами. Все остальное было подчинено нуждам войны, с мыслью о ней жило и умирало гражданское население. Но вскоре, о чем я еще расскажу, представители белой расы нашли способ победить азиатских самураев. Им стал самолет Баттериджа.

Азиатское вторжение в Америку полностью затмило германо-американский конфликт, который попросту исчез из анналов истории. Начавшись ничем не оправданной бойней, он, казалось бы, предвещал колоссальную трагедию. После разрушения Нью-Йорка вся Америка поднялась как один в решимости погибнуть тысячу раз подряд, но не сдаться немцам. Немцы, решив во что бы то ни стало подчинить своей воле американцев и выполнить план кронпринца, захватили Ниагару, чтобы воспользоваться мощными электростанциями, и очистили от местного населения окрестности до самого Буффало, превратив их в безлюдную пустыню. Как только в войну вступили Великобритания и Франция, немцы также разорили территорию Канады на десять миль вглубь от границы. Они начали перевозить материалы и людей с транспортных судов у Восточного побережья, снуя туда-сюда словно пчелы, несущие мед в ульи. В этот момент появились азиатские отряды; два воздушных флота Востока и Запада сошлись в битве у Ниагары, выявившей главный вопрос войны.

Одна из ярких особенностей первого периода войны в воздухе состояла в полной секретности, окружавшей подготовку воздушных флотов. Каждая из сторон имела очень смутное представление о чужих замыслах и ради соблюдения тайны ограничивала даже собственные эксперименты. Ни один из создателей воздушных кораблей и аэропланов не имел четкого представления о том, с чем придется столкнуться его детищу. Многие вообще считали, что никаких боев в воздухе не придется вести, и создавали новые устройства исключительно для бомбометания. Так думали и немцы. Единственным оружием против другого дирижабля на кораблях немецкого флота был установленный на носу пулемет. И только после боев над Нью-Йорком личному составу выдали винтовки с разрывными пулями. В теории борьбу в воздухе должны были вести «воздушные змеи». Их нарекли воздушными торпедными катерами; авиаторам полагалось подлетать к противнику и сбрасывать на него бомбу сверху. На практике эти колымаги были страшно неустойчивы. Из рейда на корабль-матку возвращалось не более трети машин, остальные либо разбивались, либо совершали вынужденную посадку.

Объединенный японско-китайский флот точно так же состоял из дирижаблей и летательных аппаратов тяжелее воздуха, однако азиатские модели сильно отличались от немецких, став ярким примером того, насколько успешно великие народы Азии усовершенствовали европейские методы научных исследований практически в каждой области. Тон среди азиатских ученых задавал Мохини К. Чаттерджи, политический беженец, ранее служивший в англо-индийском воздухоплавательном парке в Лахоре.

Немецкий дирижабль был похож на рыбину с тупой головой. Азиатский тоже смахивал на рыбу, однако не столько на треску или бычка, сколько на ската или камбалу. Низ был широким и плоским, без иллюминаторов или каких-либо отверстий, за исключением расположенных вдоль осевой линии люков. Там же находились каюты с небольшим командным мостиком наверху. Газовые камеры придавали конструкции сходство с цыганской кибиткой, правда гораздо более плоской. Немецкий дирижабль, по сути, представлял собой надутый газом управляемый шар легче воздуха. Азиатский был лишь немного легче воздуха и скользил по небу с более высокой скоростью, зато был значительно менее устойчив. На носу и корме было установлено по пулемету. Кормовой пулемет большего калибра стрелял зажигательными боеприпасами, к тому же с обоих боков имелись верхние и нижние сетки для винтовочных команд. Каким бы легким это вооружение ни казалось в сравнении даже с самой маленькой канонеркой, азиатские дирижабли превосходили громоздкие немецкие корабли как в боевой мощи, так и в скорости. В бою они заходили немцам в тыл или поднимались над ними. Они даже умудрялись проскакивать под брюхом немецких кораблей, стараясь не подставляться под бомболюки, а едва обгоняли противника, тут же открывали огонь из кормового пулемета, начиняя газовые камеры немцев разрывными пулями.

Однако истинная сила азиатов заключалась не в дирижаблях, а в аэропланах. До появления самолета Баттериджа они, несомненно, были наиболее эффективными летательными аппаратами тяжелее воздуха во всем мире. Их изобрел один японский художник, отчего азиатские аэропланы резко отличались по внешнему виду от угловатых немецких «змеев». У них имелись причудливо закругленные гибкие крылья, больше всего напоминавшие загнутые крылья бабочки, но сделанные из материала наподобие целлулоида и ярко раскрашенного шелка, а также длинный хвост, как у колибри. В передней части крыльев были прикреплены крюки, похожие на когти летучей мыши, которыми аэроплан мог зацепиться за оболочку вражеского дирижабля и, повиснув на ней, разорвать стенки газовой камеры. Место пилота находилось между крыльями над поперечно расположенным двигателем внутреннего сгорания, мало чем отличавшимся от тех, которые в то время ставили на мотоциклы. Пилот, как и в самолете Баттериджа, сидел как бы верхом в седле и помимо винтовки, стреляющей разрывными пулями, был вооружен обоюдоострым двуручным мечом.