Текст книги "Абвер – «щит и меч» III Рейха"

Продолжавшееся к этому времени уже около трех месяцев развертывание германских армий против России фактически даже облегчило Гитлеру к тому же быстро осуществить заранее не планировавшуюся кампанию на Балканах против Югославии и Греции. Надо признаться, что абвер при этом не оказал никакого влияния на ход и исход этих операций. Собственно, это не была его вина: ему просто было запрещено на том основании, что он вообще не должен был вмешиваться в политические вопросы в самом широком смысле, в том числе и в выяснение настроений народа в чужих странах. Этим ведала СД. Тем не менее шеф абвера все же попытался в эти критические недели вмешаться в политику. Дело в том, что премьер-министр Греции генерал Метаксас предпринял весной 1941 г. последнюю попытку избежать конфликта с рейхом, для чего он через своего посла в Берлине передал Риббентропу меморандум. Однако тот даже отказался его принять. Тогда греческий посол обратился к адмиралу Канарису, и тот сумел донести через шефа ОКВ Кейтеля этот злополучный документ до Гитлера. Вскоре Риббентроп возвратил его Канарису с такой припиской: «Г-н адмирал, впредь советую Вам держать руки подальше от дел, которые Вас не касаются»[162]162
  Abshagen, а. а. О. S. 270f.


[Закрыть].

Уже в феврале 1941 г. отделение абвера в Вене получило от отдела абвер-III приказ сформировать команду с целью поддержки действий референтуры абвер-III F. Эта собранная в большой спешке команда включала оперативный штаб во главе с заместителем командира команды, у которого были два переводчика и 15 штабных сотрудников; пункт сбора и анализа материалов с четырьмя переводчиками и пятью сотрудниками; группу исполнения в составе четырех сотрудников тайной полевой полиции; группу радистов из пяти человек. Начальнику этой команды были приданы из состава управления «Абвер/Аусланд» эксперт-переводчик и сотрудник для особых задач. Команда подчинялась непосредственно начальнику абвера-III, а в общевойсковом плане – начальнику разведотдела армии. Когда армия генерал-фельдмаршала Листа вошла в Болгарию, команда абвера вначале располагалась в Софии рядом со штаб-квартирой армии, но потом ее отделения были разосланы в корпуса, где, в свою очередь, были развернуты корпусные головные посты сбора донесений, и они располагались уже на болгарско-греческой границе. Несколько таких же подразделений абвера были переброшены также и на болгарско-югославскую границу. Эта команда абвера, позже названная «фронтовой разведкомандой», продвигалась вместе с войсками до окончательной оккупации Греции и Югославии.

После того как передовые части вермахта начали на рассвете 10 мая 1941 г. штурм оборонительной «линии Метаксаса» у северной границы Греции, подразделения абвера смогли уже через несколько часов доставить командованию первые донесения с описанием укреплений, сведения о прочности бункеров и численности их гарнизонов. Среди захваченных ими материалов было очень много дорожных карт обеих стран с указанием состояния дорог, грузоподъемности мостов, противотанковых заграждений, минных полей и т. п. Абверовским водолазам удалось даже обследовать подтопленные немецкой авиацией в гаванях военные корабли противника и извлечь из них важные документы – например планы всех минных полей в Эгейском море[163]163
  Рукопись полковника в отставке Шмальшлегера о деятельности фронтовой разведгруппы III «Ост», с. 12.


[Закрыть]. В захвате Крита с воздуха абвер также принял активное участие, направив в ударную группировку своих лучших радистов, сумевших вовремя оповестить наши войска о подходе британских крейсеров. В результате немецкая авиация предприняла необходимые оборонительные меры[164]164
  См. прим. 20.


[Закрыть].

Что касается разведывательных служб в Балканских странах, то абвер не стал заниматься их выявлением и уничтожением. Уже первые захваченные материалы в обеих странах показали, что их службы были ориентированы только на ближние, соседние страны. В ходе оценки этих материалов, однако, удалось установить те агентурные линии, с помощью которых внешняя разведка Греции и Югославии проникала в другие страны. Балканская кампания позволила приобрести практический опыт в разработке системы оценки данных, которая в основных моментах оказалась верной и в последующем. Обнаруженные каким-либо пунктом сбора по заблаговременным наводкам документы, которые могли оказаться важными для сражающихся войск, немедленно передавались наверх. Остальные нужные материалы быстро оценивались, тогда как все остальное направлялось в Берлин в центральное бюро оценки. В целом попытка решать разведывательные задачи в полном объеме непосредственно на фронте силами специализированных разведподразделений удалась как нельзя лучше.

Руководство абвера с самого начала считало, что СССР будет использовать германско-советский договор о границах и Соглашение (Пакт) о дружбе от 28 сентября 1939 г. для того, чтобы получить максимум выгоды для себя от войны Германии с западными державами. Зимой 1939 г. русские напали на финских соседей и ввязались, к удивлению всех, в затяжные ожесточенные бои. А затем, уже 12 марта 1940 г., Финляндия вдруг начала переговоры о перемирии, в результате которых русские получили Выборг, Ханко и ряд участков Карелии. Несколько месяцев спустя Россия оккупировала Прибалтийские государства, а 28 мая 1940 г. Румыния вынуждена была отдать ей Северную Буковину и Бессарабию. Так откликнулся Гитлеру заключенный со Сталиным Пакт 1939 г. Он принес ему лишь временного партнера, и, хотя Сталин согласно торговым соглашениям аккуратно поставлял в Германию сырье и зерно до самого последнего часа, он вел себя как вымогатель, стремившийся выжать из сложившейся ситуации все полезное для России. Гитлер сам сломал барьер между Россией и Германией – буферное государство Польшу. И тут возникли последствия, на которые он совсем не рассчитывал. Ведь он уже был целиком занят подготовкой планов нападения на Советский Союз, которое он задумал еще задолго до этого и только с этим расчетом решился заключить в августе 1939 г. договор с Москвой.

В связи с этими планами Гитлера от военной разведки непрестанно требовали все новые сведения о состоянии советских вооружений, о предпринимаемых Советами мерах военного характера – передвижениях и дислокации их войск, их укомплектованности и т. п. Трудности, связанные с ведением любой разведывательной деятельности против России, возросли еще больше зимой 1939/40 г., отличавшейся невероятно сильными холодами. Поэтому поначалу было просто невозможно получить ясное представление о силе, численности и дислокации русских войск, особенно в занятых ими восточных районах Польши. Столь же мало удалось сделать в этом отношении и передовому пункту абвера (он был развернут отделением абвера в Кёнигсберге) в Цехануве. Наибольшие трудности возникали с засылкой агентов в глубь советской территории. Это продолжалось вплоть до начала Восточной кампании[165]165
  Сообщил автору подполковник в отставке Горачек.


[Закрыть].

Отдел «Иностранные армии – Восток» генерального штаба тем не менее весьма высоко оценивал проведенные тогда абвером разведывательные акции. Однако, чтобы добиться больших результатов, следовало увеличить масштабы уже привычных методов, а это было связано с большими потерями людей при преодолении советских пограничных заграждений; не легче было вести поиск разведданных и через другие страны. Последнее было тем более необходимо, что, как пошутил однажды германский военный атташе в Москве в разговоре с Канарисом, «скорее араб в развевающемся белом бурнусе пройдет неприметно по улицам Берлина, чем иностранный агент по России»[166]166
  Koestring Е., а. а. O. S. 937.


[Закрыть]. Второй, не менее трудной задачей для абвера было обеспечить максимальную скрытность развертывания немецких войск на востоке и по возможности вводить в заблуждение другие страны. Для этого были распространены слухи, что сосредоточение немецких войск в оккупированной Польше рассчитано на то, чтобы отвлечь внимание англичан от якобы предстоящей высадки в Англии крупного немецкого десанта (запланированная, но не осуществленная операция «Зеелёве», или «Морской лев»). А русские знали, что германское руководство планирует нападение на острова, хотя советская тайная служба не верила в достоверность этой затеи немцев.

О том, как Советам были подкинуты ложные данные о передвижении немецких войск с целью маскировки их развертывания на востоке, свидетельствуют воспоминания начальника команды абвера-III F в Тильзите майора Нотцни-Гажински. Он имел задачу вести разведку вдоль литовской границы. Один из его доверенных людей должен был перед началом Восточной кампании донести своему русскому поручителю документально подтвержденные сведения о том, что в ближайшие дни предвидится переброска нескольких немецких соединений из Восточной Пруссии обратно во Францию и Бельгию. Это сообщение было доведено до сведения штаба Прибалтийского военного округа (ПрибВО) в Риге. Как потом выяснилось, русские восприняли его с большим облегчением[167]167
  Письмо полковника в отставке фон Нотцни-Гащински подполковнику Райле от 25.1.1965 г.


[Закрыть].

Часто слышимое утверждение, будто абвер «планомерно снабжал Гитлера ложными сведениями о Советском Союзе», абсолютно не соответствует фактам. Уже к маю 1941 г. абвер выявил в бывших польских, а теперь занятых русскими районах дислокацию 77 советских стрелковых дивизий. Правда, это сообщение вызвало в отделе «Иностранные армии – Восток» генштаба недоверие, но в ходе кампании оно полностью подтвердилось[168]168
  Leverkuehn, а. а. O. S. 129. Он подтверждает это на основе более точных данных полковника Горачека.


[Закрыть]. И даже в «Военном дневнике» Гальдера было отмечено наличие 171 советской дивизии перед фронтом немецких войск. Предполагалось наличие в их числе 36 кавалерийских дивизий и до 40 моторизованных бригад. Со своей стороны, абвер делал все мыслимое, чтобы в труднейших условиях, используя свои ограниченные силы и возможности, давать командованию полноценные сведения. Тогдашний начальник отдела «Иностранные армии – Восток» генерал Матцки заверял Канариса, что немецкая армия еще никогда не была так хорошо информирована о противнике, как перед началом Восточной кампании[169]169
  Доводы генерала Матцки подтвердил автору присутствовавший при этом разговоре полковник в отставке Кип.


[Закрыть]. И даже сам Йодль на допросе у русских в лагере Мондорф отметил: «В целом я был очень доволен действиями нашей военной разведки. Наибольшим ее успехом было точное выявление русских войск весной 1941 г. в Западной Белоруссии и на Украине. А вот недооценка русских сил была следствием политической линии фюрера»[170]170
  Die Vernehmung der Generalobersten Jodl durch die Sowjets, in: Wehrwissenschaftliche Rundschau II, 1961, S. 534. Допрос Йодля проводился 18.6.1945 г. в лагере Бад-Мондорф.


[Закрыть]. В этой связи нужно вспомнить, что абвер никогда не утверждал, что у русских шло полным ходом развертывание войск для нападения на Германию. Для этого вообще не было никаких оснований. У абвера сложилась тогда четкая картина положения противника: группировка советских войск носила сугубо оборонительный характер. Гитлер и Риббентроп точно знали, что Россия не нападет на Германию. Они неоднократно упоминали об этом в разговорах между собой и в беседах с японским министром Мацуокой в начале ноября 1940 г. Гитлер при этом выразил убеждение, что Сталин будет соблюдать договоры, «пока он жив»[171]171
  Nazi Conspiracy and Aggression, Ed. by Barrett and Jackson, Washington 1946, S. 320, 327, 335, 340, 347.


[Закрыть]. Также и в своем письме к Муссолини от 31 декабря 1940 г. он писал: «Пока жив Сталин и пока у нас не будет особых кризисов, я не поверю, что Россия предпримет какие-либо шаги нам во вред»[172]172
  Cit. nach Rossi A.: Zwei Jahre deutsch-sowjetisches Buendnis, Koeln 1954, S. 82.


[Закрыть].

И еще в апреле 1940 г. он сказал послу в России Шуленбургу, что «не следует думать о каких-либо опасностях со стороны русских»[173]173
  The national-socialist Germany and the Sowjetunion 1939–1941, Department of State 1048, p. 370ff.


[Закрыть]. Однако Гитлеру требовался какой-то довод, чтобы представить свою захватническую войну немецкому народу и мировой общественности как превентивно-оборонительную. Поэтому он и приказал хранить гробовое молчание в ответ на составленное лично Сталиным «Заявление ТАСС» от 13 июня 1941 г., ибо в нем Сталин назвал слухи о сосредоточении немецких войск на германско-советской границе «неуклюжей пропагандой» сил, враждебных Германии и Советскому Союзу и заинтересованных в расширении войны.

Канарис относился к наступательным планам Гитлера скептически, весьма сомневаясь в том, что в результате военных успехов вермахта Советский Союз развалится изнутри сам по себе. В разговоре с Кейтелем он однажды поставил под сомнение оптимизм верховного командования вермахта. На это Кейтель ответил ему так: «Дорогой мой Канарис, вы, вероятно, что-то понимаете в разведке. Но не вам как моряку читать нам здесь лекции о стратегическом планировании»[174]174
  Sсhellenberg, a. a. O. S. 177.


[Закрыть]. Тем не менее 21 июня на обеде у Хорхера Канарис в присутствии Гейдриха и Шелленберга снова поднял вопрос о чрезмерном оптимизме в ставке Гитлера, на что Гейдрих резко возразил и сослался на беседу Гитлера с Борманом, о которой ему накануне рассказал Гиммлер. По его словам, Гитлер настроен совсем не так оптимистично, как его ближайшее военное окружение.

На рассвете следующего дня германские вооруженные силы перешли в наступление на Россию на всех участках огромного фронта от Финляндии до Черного моря. Сталин был застигнут врасплох. Правда, следует признать, что советская тайная служба получала достаточно сведений о том, что германское руководство готовит планы нападения на Россию, но вряд ли какой-нибудь влиятельный советский политик или военный предвидел близкую войну. Что же касается развернутой Гитлером накануне войны пропаганды, будто СССР намеревался вскоре сам напасть на Германию, то она не имела под собой никакого реального основания.

За несколько дней до начала Восточной кампании, 16 июня, состоялось важное совещание, на котором была определена будущая политика в отношении оккупированных областей России. В совещании участвовали Гитлер, Розенберг, Геринг, Кейтель и Борман. Решение Гитлера свелось к тому, что Россия будет поделена на несколько частей и станет управляться как колония. Никакие устремления народов СССР к автономии учитываться не будут. Но эта конференция лишь предваряла еще более тяжелые по своим последствиям дальнейшие решения Гитлера. Еще раньше, 26 марта 1941 г., между Кейтелем и Йодлем, представлявшим ОКВ, и рейхсфюрером СС Гиммлером была достигнута договоренность о том, что «айнзатцкоманды» охранной полиции и «зондерайнзатцкоманды» СД проведут подготовительные работы по «политической реорганизации» покоренных областей России. Эти «айнзатцкоманды» должны были при вступлении войск вермахта в какую-то область входить туда вместе с ними и обеспечивать там «порядок и безопасность». Однако с самого начала кампании на Востоке эти «айнзатцкоманды» СД и СС становились инструментами массового уничтожения людей. Эти «айнзатцкоманды» сводились в 4 группы – А, В, С, Д, по четыре в каждой группе. Все эти группы и команды теоретически подчинялись командованию групп армий, но «профессионально» – только РСХА. Их задачей было частичное истребление целых этнических групп и общественных слоев населения. С вступлением немецких войск на территорию России именно они начинали осуществлять разработанный Гиммлером «Генеральный план Ост» и выполнять изданный 6 июня 1941 г. «Приказ о комиссарах»[175]175
  Vollmacht des Gevissens, Der militaerische Widerstand gegen Hitler im Kriege, Bd. II, Frankfurt 1965; Uhlig H. Der versrecherische Befehl, S. 287ff; Dokument Nr. 2, S. 351ff.


[Закрыть]. В течение двух месяцев они уничтожили в России 1 млн человек[176]176
  Документы МВТ в Нюрнберге, т. IV, Показания Олендорфа, док. № 3716; далее: Crankshaw E. Die Gestapo, Berlin 1959, S. 147, 161.


[Закрыть]. Под Киевом в Бабьем Яре было убито 29–30 сентября 1941 г. 33 770 евреев. По отчету командира «айнзатцгруппы А» бригаденфюрера СС Шталекера, за первые четыре месяца войны с СССР в странах Прибалтики и на севере России пали жертвами диких зверств 135 560 евреев, 4000 коммунистов и 748 душевнобольных.

Как же вели себя в этой обстановке абвер и его шеф? Канарис изучил одну из разработок известного правоведа графа Гельмута фон Мольтке, где он высказывался за соблюдение основных положений международного права. На ее основе Канарис подписал 15 сентября 1941 г. циркуляр по своему ведомству в интересах воспитания личного состава абвера. В нем категорически запрещалось произвольное обращение с советскими военнопленными, в том числе расстрелы людей без суда. Осуждая действия «айнзатцкоманд», он утверждал, что эти бесчинства будут иметь отрицательные последствия. Кейтель просмотрел этот циркуляр и написал на нем: «Эти сомнения годятся для солдат, ведущих рыцарскую войну! А здесь речь идет об уничтожении целого мировоззрения. Поэтому я одобряю мероприятия «айнзатцкоманд» и покрываю их. Подписано – К. 23.09.41»[177]177
  Vollmacht des Gevissens, a. a. O. S. 400.


[Закрыть].

Уже весной 1941 г. управление «Абвер/Аусланд» приступило к формированию фронтовых разведывательных центров I, II и III под кодовыми наименованиями соответственно – «Штаб Валли-I», «Штаб Валли-II» и «Штаб Валли-III». Эти центры, в свою очередь, создавали свои фронтовые разведывательные команды и подразделения I и III в рамках операции «Барбаросса». Эти центры являлись, по сути, передовыми отделами абвера, подчинялись Центру в кадровом и профессиональном отношении, а точнее – непосредственно отделам I, II и III. Фронтовые разведкоманды и «айнзатцгруппы» предназначались для использования на фронтах групп армий. Разведывательные задачи и цели этим командам и группам ставились I и III отделами «Иностранные армии – Восток» генштаба ОКХ, а также управлением «Абвер/Аусланд» ОКВ. В задачу команд входило среди всего прочего использование доверенных лиц и агентов во фронтовых районах (ближняя разведка), в то время как агенты, завербованные в лагерях для военнопленных и прошедшие более серьезную и продолжительную подготовку в лагере «Валли-I», предусматривались для заброски (обычно с парашютом) в глубокий тыл.

Разведка на фронтах велась через переднюю линию на глубину более 200 км. Район разведки для подразделений абвера, созданных для борьбы с бандами или с партизанами (А-IВо), охватывал после продвижения наших войск вперед и гораздо большее пространство, иногда даже весь тыловой район армии или группы армий на оккупированных восточных территориях. Для того чтобы ускорить прохождение разведдонесений к штабам армий и групп армий, были созданы особые фронтовые разведывательные центры абвера-I и абвера-III (Восток). Они слали полученные от команд и групп донесения каждый – собственным способом – непосредственно в отдел «Иностранные армии – Восток» генштаба ОКХ и одновременно соответствующим отделам управления «Абвер/Аусланд». Фронтовые разведкоманды докладывали о результатах своей работы также своим фронтовым разведцентрам и отделам разведки штаба той группы армий, к которой они придавались. Разумеется, важные сведения, добытые управлением «Абвер/Аусланд» из каких то «третьих» источников и имевшие значение для генерального штаба, а также уточнявшие или дополнявшие доклады фронтовых центров «Восток», также передавались отделу «Иностранные армии – Восток» генштаба ОКХ.

Штаб «Валли-I» фронтового центра I «Ост» располагался в местечке Сулеювек близ Варшавы. Начальником его был майор (впоследствии – полковник) Баун. Выросший в Одессе в семье давно осевших там немцев, Баун прекрасно владел русским языком. Начальником «Валли-II» был майор Зелигер, но летом 1943 г. его поймали и расстреляли партизаны. На этом посту его сменил майор Маркс. Руководителем «Валли-III» (фронтовой разведцентр III «Ост») был подполковник (впоследствии – полковник) Шмальшлегер.

В начале лета 1942 г. после удачного продвижения немецких войск вперед штаб «Валли-I» был переведен в Винницу. Подчиненный же ему тренировочный лагерь для подготовки агентов, как и объединенный штаб «Валли-II» и «Валли-III», остался в Сулеювеке, и материальное обеспечение фронтовых команд шло теперь отсюда. Для этого в Сулеювеке была создана среди прочего тайная лаборатория для изготовления новых или переделки захваченных удостоверений личности и паспортов. Небольшие группы из «Валли-I» постоянно находились в разъезде, добывая подлинные документы, образцы нового оружия и вражеского обмундирования для последующего их использования агентами. Тренировочный лагерь «Валли-I» и лаборатория были переведены в конце лета 1943 г. в Нойхоф (Замланд). По причине отката фронта назад штаб «Валли-I» занял позицию в Николяйкене (Восточная Пруссия). Осенью 1944 г. этот штаб перебрался в Гарнекопф близ Бранденбурга, а разведцентр III «Ост» – в район Вжесня (Стралково) к востоку от Познани.

Разумеется, начиная с осени 1941 г. в захваченных областях начали развертываться и функционировать постоянные пункты абвера. Но это делалось только в Прибалтике, Польше и отчасти в Белоруссии, но не на территории собственно России. Так, в Риге, например, появилась группа абвера с вспомогательными отделениями в Таллине, Каунасе, Вильнюсе и Минске. Во Львове действовало отделение станции, располагавшейся в Кракове. Однако под нажимом СД оно было расформировано уже в декабре 1941 года.

Когда немецкие и союзные с ними армии начали наступление на Советский Союз, вместе с ними пересекли границу по всему Восточному фронту также и подразделения и части абвера. Двигаясь в боевых порядках передовых танковых частей и штурмовых отрядов, они проникали в приграничные города, а иногда и в крупные войсковые гарнизоны Красной Армии и в советские государственные учреждения. Они захватывали много важных документов. Дальнейшее продвижение немецких войск показало, что первоначальные оценки противника, сделанные абвером-III, недостаточно верны. Если полоса между приграничной зоной и линией Ленинград, Москва, Киев, Одесса считалась не заполненной какими-либо разведывательными службами, то теперь оказалось, что здесь располагалось бесчисленное множество разведывательных и контрразведывательных органов НКВД и Красной Армии.

Однако в те дни на Центральном фронте шли ожесточенные бои с окруженными группировками советских войск под Вязьмой, Уманью и Брянском. И поэтому у абверовских команд не хватало сил и средств для того, чтобы вовремя собрать даже часть тех материалов, которые русские оставляли на командных пунктах, в штабах и государственных учреждениях. Поэтому фронтовой центр III «Ост» спешно сформировал из собственного персонала «зондергруппы», которые высылались вперед на помощь передовым группам и командам. На северном участке фронта фронтовые разведчики сумели захватить очень много ценных документов в немалой степени благодаря содействию бывших эстонских и латышских офицеров разведки их бывших армий.

На юге украинские национал-патриоты с самого начала предоставили себя в распоряжение германской разведки. По некоторым данным, это состоялось даже еще до вторжения германских войск. В борьбе за независимую Украину многие из них проявили себя как честные сотрудники, готовые на любые жертвы. Первое время, когда немецкие войска продвигались в глубь Украины, значительная часть населения приветствовала их как освободителей от большевистского гнета. Однако уже очень скоро действия новых властей, партийных инстанций НСДАП и карательных органов СД полностью омрачили перспективу сотрудничества. СД натравливала одно украинское движение на другое с целью истребить интеллигенцию страны. И сорокамиллионный украинский народ вскоре понял, что лозунг «Украина – украинцам» реализован не будет и что Германии «нужна только плодородная украинская земля, но не украинский народ»[178]178
  Рукопись полковника Шмальшлегера, стр. 28.


[Закрыть].

Разведкоманда IV, действовавшая в качестве передовой инстанции абвера-III и имевшая свой командный пункт в Сулеювеке, должна была по окончании Восточной кампании обосноваться в Москве. Но, как известно, до этого дело не дошло. Когда в ноябре 1941 г. возникли первые неудачи и немецкий фронт был отодвинут на рубеж озеро Ильмень – Вязьма – Харьков, команда «Валли-III» стала постоянным оперативным штабом, руководившим тактическим и профессиональным использованием остальных разведывательных команд и групп. Это могло состояться при условии, что этот штаб будет находиться постоянно на одном месте, с которого можно будет устанавливать связь с самыми северными и самыми южными подразделениями и инстанциями с помощью радио, телеграфа и телефона, а в то же время обеспечивать связь с ОКХ и ОКВ. И потому центр фронтовой разведки оставался как бы «полюсом» ее частей и подразделений, где бы они ни находились – под Ленинградом, Сталинградом или на Кавказе. Начальник и фактический организатор фронтового разведцентра III «Ост» полковник Шмальшлегер и его офицеры были всегда в пути, контролируя деятельность групп и обеспечивая необходимое взаимодействие с армиями.

Вместе с неудачами на фронте обозначились и новые задачи для абвера. Командующие в прифронтовых районах постоянно требовали принятия экстренных мер против диверсий, которые все время усиливались. В болотистых и лесистых районах полосы группы армий «Центр», в частности, не проходило и дня, чтобы вооруженные гражданские лица не нападали на отдельные автомашины и мотоциклы офицеров связи. Чтобы своевременно выявлять эти группы диверсантов и успешно бороться с ними, начальники разведки соединений направляли в наиболее угрожаемые районы подчиненные им фронтовые разведгруппы. Они прочесывали местность, находили много документов. За счет тщательной обработки разведматериалов путем их сопоставления и дополнения показаниями агентов штабу «Валли-III» удалось уже через несколько месяцев после начала войны составить довольно ясное и полное представление о советской разведывательной службе. Ее действия во время вторжения немцев поначалу сводились к оборонительной борьбе с немецкой агентурой, а затем, особенно в оккупированных областях, превратились в подготовку к наступлению на тайном фронте. С этой целью советская контрразведка постепенно внедряла в местные немецкие органы местного управления своих агентов, а также стремилась расширять и активизировать уже начавшееся партизанское движение[179]179
  Там же, стр. 36.


[Закрыть]. Поскольку советская политика изначально пресекала всякие попытки внешнего влияния на своих людей, немецкой агентуре сразу стало ясно, что Советы очень хорошо подготовились к борьбе со шпионами и диверсантами. С началом же военных действий бдительность советских людей еще более возросла благодаря усиленной пропаганде о немецких шпионах и диверсантах. В прифронтовых районах под надзором НКВД и при содействии пограничных войск резко усилились достаточно действенные паспортно-контрольные мероприятия для дополнительного обеспечения контршпионажа. Вскоре началась активизация советской агентуры, оставляемой по планам НКВД в тылу немецких войск. В первое время ввиду общей неясности обстановки на фронте задачи этих агентов представлялись весьма неопределенными. Было ясно только, что им вменялось вести разведку всего, что только возможно. Но потом стало очевидным и стремление входить в доверие к немецким органам управления в качестве «лояльных» сотрудников. Это было нетрудно, и прошло совсем немного времени, как в германских органах гражданского управления и в различных службах военных ведомств уже работало множество советских тайных агентов. А спустя три-четыре месяца с начала войны созданные в лесах «опорные пункты» НКВД сумели подготовить и «устроить» на место не только своих агентов, но еще и руководителей и организаторов партизанских отрядов.

К весне 1942 г. все силы были максимально нацелены на сохранение исключительной бдительности в отношении любых проявлений тайных действий против Советского Союза. Это все более затрудняло засылку немецких агентов глубоко в советский тыл: из 100 заброшенных туда наших тайных агентов назад возвращались в среднем не более 15, а зимой 1942/43 г. вернулись вообще лишь 10 человек. Но и тут вопрос зачастую оставался открытым – не были ли эти люди перевербованы. Каждый из успехов немецкой разведки оплачивался очень дорого. Что же касается проникновения в советскую тайную службу, то из-за принятых ею охранных мер это стало почти невозможно. Результаты действий немецкой контрразведки уже не компенсировали усилий на их подготовку. Отсюда гораздо большие возможности для выявления объектов противника предоставляла искусная оценка сведений, полученных от пойманных советских агентов, и их последующая перевербовка, нежели собственные усилия абвера, которые к тому же были сопряжены с большими потерями[180]180
  Там же, стр. 70.


[Закрыть]. И вот уже осенью 1942 г. по эту сторону фронта разгорелась ожесточенная борьба, для которой совсем не потребовался прорыв нашего фронта Красной Армией. Советы начали тихое сражение тайных служб, целью которого была подготовка путей для последующих кровавых наступлений, связанных с освобождением своих занятых немцами областей.

Если на долю фронтового оперативного штаба III «Ост» выпали исключительно важные и вместе с тем очень трудные задачи, то фронтовой разведцентр I («Валли-I») ограничился решением только тех разведывательных задач, которые определялись его структурой. Он имел референтуры: I Сухопутные войска (I Heep), I ВВС (I люфтваффе), I Экономика (I виртшафт), I партизаны (I Во) и I тайные средства (I гехайммиттель), а также подгруппу «Анализ разведданных». Глубина разведки не превышала 200 км, а у референтуры I Во район разведки охватывал весь прифронтовой район и оккупированные восточные области.

Задачей оперативного штаба II («Валли-II) был прежде всего подрыв боевого духа вражеских войск. Кроме того, ему поручалось ослаблять экономический потенциал противника, особенно в области транспорта, а также не допускать разрушения противником своих промышленных объектов. При выполнении этих задач «Валли-II» опирался преимущественно на поддержку тех слоев населения, которые были недовольны своей местной властью. Подготовка и проведение подобных мероприятий предполагали наличие у наших разведчиков обширных знаний характера народа, общественных структур, истории, а также устремлений тех или иных этнических групп. Поэтому неудивительно, что в круг сотрудников абвера-II «Ост» входило много историков, этнографов, социологов, экономистов и офицеров, в совершенстве владевших методами руководства людьми. Вряд ли стоит упоминать о том, что вся работа в этом плане велась абвером под знаком терпимости и благожелательности по отношению к различным народностям восточных областей. Многие военные успехи сражающихся войск можно было отнести не в последнюю очередь как к подготовительной, так и императивной работе абвера-II, в особенности это касалось Прибалтики, Украины и позднее – Кавказа.

Деятельность абвера-II на Востоке, связанная с подготовкой и проведением диверсий и специальных операций, сводилась поначалу главным образом к использованию подразделении 800 го учебно-строительного полка особого назначения. Позднее был сформирован батальон «Бергманн» («Горец») в составе трех грузинских рот, одной азербайджанской роты и взвода армян, командовали которыми немецкие офицеры. Командиром батальона был назначен капитан Оберлендер. В сентябре-октябре 1942 г. эта часть численностью около 1100 человек занимала позиции на терекском плацдарме южнее и юго-восточнее Моздока. Там между немецкими и советскими позициями образовалась «ничейная земля» шириной до 2 км. На этом поле урожай был снят, но не убран, и там лежали скирды сжатого хлеба, кукурузы и подсолнуха.

Через некоторое время появились первые перебежчики. Из их сообщений стало ясно, что напротив батальона занимала позиции советская дивизия, укомплектованная чуть не полностью из грузин. Тогда грузины из батальона «Бергманн» решили переманивать к себе своих соплеменников. Каждый вечер они пели хором грузинские песни, и прошло совсем немного времени, как один офицер-грузин пришел оттуда выяснить, что будет с ним и его людьми, если они перебегут на нашу сторону. Ему все точно рассказали, он ушел, а через несколько дней привел с собой целую артиллерийскую батарею. Еще через некоторое время перед батальоном встала непростая задача – принять около 1600 перебежчиков, идейно переубедить их, переобмундировать и обучить. В результате эта советская дивизия потеряла до 50 % личного состава. Вскоре она была заменена другим соединением по причине неблагонадежности. Как потом рассказывали, политическим комиссаром в советских войсках на этом участке фронта был Михаил Суслов, будущий «главный теоретик» коммунизма[181]181
  Blaetter der deutschen Gildenschaft, Folge 4, Okt. 1965, S. 34. Безусловно, главный политик СССР Суслов не забыл тогдашнюю потерю 1600 перебежчиков и связанные с этим для него неприятности как для политического комиссара. Это объясняет его резкие выпады против профессора Оберлендера в журнале «Новое время» № 35 август 1959 г.


[Закрыть].