Текст книги "Станции Ангелов"

Винсент всегда хотел снова выйти в открытый космос, но никогда не думал, что это случится при таких обстоятельствах.

Кроме ограниченного времени, Винсент не предвидел никаких реальных проблем. Он просто сосредоточился на насущной задаче, лишь на миг позволив себе удивиться, на что способны люди в критическую минуту. Несколько недель назад он бы рассмеялся при мысли о такой дурацкой ситуации – как будто подобных вещей можно избежать. Но никто не мог предсказать такого хода событий. Когда возникает реальная проблема, решение ее ищешь не ради бравады или желания казаться храбрым – просто потому, что у тебя нет выбора, потому что кто-то должен это сделать, и этим кем-то оказался именно ты. Позволяя той простой истине занять его ум, Винсент постепенно продвигался вокруг выпуклости пилотской кабины «Гоблина».

«Гоблин» состоял из трех отдельных отсеков: пилотская кабина впереди, жилое помещение в середине, грузовой трюм и ядро двигателя сзади. Каждый отсек имел форму луковицы и был почти круглым. На корпусе судна были рядами закреплены скобы – очевидно, чтобы рудокопы в скафандрах могли добраться от шлюза до грузового отсека. Взявшись за одну из них, Винсент автоматически поискал глазами лежащую внизу планету. Увидев ее, ученый понял свою ошибку. Холодный ужас сковал его, когда перспектива внезапно сместилась. «Гоблин» сориентировался так, чтобы его нос указывал наружу, в противоположную сторону от планеты. Абляционный экран, уже надутый для входа в атмосферу, выступал из кормы грузового отсека.

Казалось, поверхность Каспера заполняет теперь половину вселенной. Винсент отчетливо видел под собой горные цепи и огромное море, разделяющее два массивных континента. Большая часть суши все еще была белой ото льда и снега.

Желудок свело судорогой, и Винсент застыл. Ему чудилось, что он падает, падает через океан воздуха. Или сидит на вершине башни высотой в тысячи миль.

В прошлый раз тоже так было, напомнил себе ученый, во время того первого выхода в открытый космос, когда он увидел Тихий океан, словно огромный голубой алмаз, лежащий далеко под его ногами.

«Давай работай», – приказал себе Винсент. Его горло было сухим, как пергамент. Медленно, кое-как, но он пробрался вдоль длины судна. Снова и снова ученый напоминал себе, что не упадет… по крайней мере не быстрее, чем этот «Гоблин». Пока что страх удавалось держать в узде.

Пока Винсент добирался до экрана, трос, прицепленный к крюку у шлюза, плыл позади него толстой серебряной нитью. Скобы кончились. Теперь нужно было переместиться под корабль и на сам абляционный экран.

Винсент заставил себя отпустить последнюю скобу и свободно поплыл. Это был самый трудный поступок в его жизни.

Мягко отталкиваясь, он продвигался вдоль кормы, пока не увидел жуков, около двух дюжин, едва приступивших к своей разрушительной работе на экране. Руками в перчатках Винсент прикоснулся к абляционному экрану, чтобы остановиться. Ему удалось смахнуть одного жука, и тот просто уплыл в космос, беспомощно махая крошечными металлическими ножками. Как у всех жуков, которых Винсент навидался за прошедшие несколько дней, у этого был неряшливый, самодельный вид, как будто его собрали из совершенно случайных кусочков лома, подвернувшегося под руку. Впрочем, подумал ученый, именно так они и размножаются.

Постепенно Винсент перемещался вокруг поверхности абляционного экрана. Он не заметил никаких явных следов повреждения, так что, возможно, им все-таки повезло. Имелись признаки разрушения на самом корпусе, особенно вокруг грузового отсека. Но пока абляционный экран держится, он должен защитить корабль.

Теперь Винсент плыл прямо под «Гоблином». Они были близко, так близко…

Потом внутри шлема, сбоку от рта отчаянно замигал красный огонек. Винсент смотрел на него несколько мгновений, затем отвернулся, чтобы смахнуть еще несколько жуков с металлического кольца, соединявшего основание экрана с корпусом. Поплыл дальше по окружности экрана, находя еще жуков, сбрасывая их. Лениво кружась, они уносились прочь, словно крошечные металлические танцоры в вальсе невесомости. Провожая их взглядом, ученый пытался не видеть под собой бескрайний, быстро надвигающийся пейзаж.

Убедившись, что ни одного жука не осталось, Винсент вспомнил про мигающий огонек, но отбросил мысль о нем, обеими руками ухватился за трос, пуповиной привязывающий его к «Гоблину», и потащился обратно вокруг экрана.

Когда ученый взглянул на Каспер, планета показалась ему намного ближе, чем несколько минут назад. Он увидел под собой огромные разбегающиеся реки и что-то еще – наверное, леса. Этот вид затянул его, пленил своей ужасной красотой, и на какое-то мгновение Винсент позабыл, где находится.

Он тронул языком выключатель возле рта, и красный огонек сменился зеленым. В шлеме зазвучал панический голос Ким:

– Что там у тебя? Ты должен вернуться, Винсент! Сейчас же!

Черт! Он взглянул на информацию, постоянно прокручивающуюся в правом нижнем углу визора его шлема. У него было около сорока пяти секунд, чтобы вернуться внутрь.

– Мы сядем, Ким! – крикнул он, отталкиваясь от абляционного экрана, чтобы схватиться за скобу на корпусе «Гоблина». – Все будет отлично.

– Ладно, Винсент. Только не теряй голову.

Инерция броска заставила его боком заскользить по корпусу, теряя несколько драгоценных секунд. Случайно взглянув вниз, Винсент увидел багровый оттенок на краю экрана и почувствовал, что скафандр нагревается – сразу стало тревожно тепло. Торопливо отталкиваясь, ученый стал подниматься вдоль «Гоблина» к переходному шлюзу.

«Я уже должен быть мертв», – подумал он. «Гоблин» входил в верхние границы атмосферы Каспера на громадной скорости, достаточной, чтобы Винсента сожгло атмосферным трением. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, почему он не сгорел. Когда абляционный экран раздулся, ею диаметр слегка превысил диаметр самого «Гоблина». И пока «Гоблин» камнем падал вниз, щит действовал как зонтик, укрывая Винсента от невообразимого жара, – пока ученый оставался не дальше нескольких дюймов от корпуса корабля.

Тем не менее температура внутри его скафандра продолжала тревожно, опасно расти. Шлемовый дисплей дал ему десять секунд, девять. Винсент уже лез по изгибу пилотской кабины, а корабль все падал кормой вперед на Каспер. Затем что-то случилось, любопытное ощущение тяжести потянуло его вниз…

Винсент влез на отсек кабины и огляделся. За те несколько драгоценных мгновений он увидел всю географию Каспера, раскинувшегося и под ним, и вокруг него, и абляционный экран «Гоблина», белый от жара.

Он быстро забрался в шлюз и нажал кнопку на панели управления, чувствуя каждую секунду, каждую долю секунды, которые тянулись медленно, слишком медленно…

Ощущение тяжести почти незаметно усилилось – медленно растущая тяга гравитационной массы. Дверь, в которую Винсент только что вошел, была уже не дверью, а потолочным люком. Он свалился на внутреннюю дверь шлюза, глядя, как закрывается внешний люк.

Внутренняя дверь открылась, и Винсент с криком провалился в кабину и ударился о противоположную стену.

Ким

Ким хотела расстегнуть ремни, но Элиас схватил ее за руку и удержал. Корабль затрясся, затрясся так, что застучали зубы. Чудовищный, басовый грохот заполнил уши. Кабина превратилась в вертикальную трубу, кресла оказались в ее высоком торце. Под собой Ким видела неподвижно лежащего Винсента. Его голова наклонилась в сторону под странным углом.

– Я должна ему помочь!

– Нет, – твердо возразил Элиас. – Я не знаю, как пойдет посадка.

«Гоблин» дрожал теперь особенно неистово. Сначала один экран, потом другой заполнились шипящими помехами.

– Оставайся в кресле. Если мы вообще выживем, то только потому, что Винсент вышел наружу.

Ким вырвала у него свою руку. Элиас потянулся к пульту и что-то нажал – помехи на экране сменились контурным изображением «Гоблина», раздутом на том конце, где был абляционный экран. Ким возненавидела Мюррея за то, что он об этом знал, а она – нет. От этого Ким чувствовала себя глупой, невежественной. Элиас украл ее корабль, но это не дает ему права делать из нее дуру. Линии контура показывали угол наклона «Гоблина», таранящего стратосферу Каспера.

«Что я знаю о Каспере? – спросила себя Ким. – Он похож на Землю. Жутко похож». Некоторые утверждали, что Ангелы, находя через сеть своих Станций обитаемые миры, переделывали их так, чтобы они были похожи друг на друга. Ученые были согласны в том, что когда-то в туманном прошлом Ангелы изменили ДНК человека, и то же самое произошло с биологическим видом Каспера. «Так что на каком-то уровне мы родственники».

«Гоблин» выбрал этот момент, чтобы затрястись особенно сильно, и Ким вскрикнула, повторяя про себя: «Вот оно, вот оно». Но они все еще были живы, все еще падали, и Ким подумала: «Когда это все закончится – а это закончится, – я больше не буду ничего бояться, потому что кончились у меня все запасы страха».

Что можно будет там есть? – спросила себя Ким. В прошлый раз на Каспере она со своей группой были далеко от любой флоры и фауны. Всю свою еду они привезли с собой. Да, на «Гоблине» тоже есть припасы, но надолго их не хватит.

Что будет ядовитым? Не убьют ли их местные болезни? И еще туземцы… они были везде. Не слишком развитое общество, но уже на пороге промышленной революции. Если бы Элиас посадил «Гоблина» на Землю шестнадцатого века, их бы сожгли на костре, не задавая вопросов, подумала Ким. К сожалению, она недостаточно знала о касперианском обществе…

Внезапно Ким поняла, кто знал, и надежда вспыхнула в ее душе – яркая, пылающая надежда, и не важно, что в это время они со свистом неслись вниз.

– Пора.

Ким посмотрела на Элиаса. Он что-то сказал? Она увидела его руку на пульте рядом с панелью управления. На маленьком мониторе между ними теперь светилась одна фраза: двигатели включены.

«Гоблин» подбросило – это отделился абляционный экран, и двигатели заработали на полную мощность, противодействуя быстрому спуску судна, не давая ему врезаться в землю на скорости несколько тысяч миль в час.

– Нам надо сесть у воды! – крикнула Ким, но Элиас не ответил. Он был чем-то занят.

Ким наклонилась вперед, насколько позволяли ремни, и поняла, что он пытается управлять снижением «Гоблина». Штрихи вектора указывали в сторону от водной массы, к горной цепи. Той же горной цепи, к которой направился челнок.

– Элиас, нет! Целься к воде!

– Какая разница – утонуть или разбиться? – крикнул он в ответ. – С тем же успехом можем попытаться сесть ближе к нашей цели.

«Твоей цели, – мысленно уточнила Ким. – Мы летим вслепую, а наш пилот сумасшедший». Все было бы иначе, не приди он к ней с деньгами, от которых сейчас не было ровно никакого толку. Она мрачно вцепилась в кресло и стала ждать.

«Гоблин» прорвался через стратосферу Каспера, оставляя за собой раскаленную полосу огня. Он автоматически изменил угол входа, чтобы войти в плотные слои атмосферы под наклоном. Поскольку «Гоблин» создавался без учета требований аэродинамики, то кроме алгоритмов аварийной посадки, предназначенных компенсировать этот недостаток, ему нужно было сжечь все свое топливо в одном затяжном взрыве, чтобы погасить скорость и приготовиться к своего рода посадке.

Разрабатывая протоколы «Гоблина», конструкторы предусмотрели программу аварийной посадки. После консультации с военными психологами и рекламными фирмами этот термин изменили на процедуру контролируемого входа в атмосферу.

И когда «Гоблин» падал и когда туземцы Каспера – и люди из затерянной человеческой колонии, спрятанной в высоких горах Тейва, – посмотрели в небо и увидели там второй след дыма и огня, они еще не знали, что их мир меняется бесповоротно, навсегда.

На пульте замигали аварийные сигналы – корабль испытывал слишком большие перегрузки. Ким постаралась не думать о Винсенте, неподвижно лежащем внизу. Возможно, он мертв, и не укладывалась в голове мысль, что он умер в двух шагах от Ким, пока они сидят пристегнутые в креслах и ждут.

– Мы только что потеряли два маршевых двигателя, – сообщил Элиас. – Боюсь, посадка будет жесткой.

ГЛАВА 15

Сэм Рой

Его кожа казалась более гладкой, шрамы от старых ран стали менее заметны. Такого не случалось больше ста лет. Эрнст уделял ему на редкость мало внимания, и Сэм мог это понять. Он не представлял себе, как живут все остальные люди, каково это – не знать, что случится в этот день, или в следующий, или неделю спустя. Для Сэма все это было заранее предрешено.

Он подождал еще несколько минут, чтобы Мэтью появился на верху тропинки. Парень с мрачным видом взглянул себе за спину. Сэм точно знал, что скажет Мэтью – как если бы он это уже сказал.

В некотором смысле так оно и было.

Сэм посмотрел на небо, надеясь увидеть вспышку снижающегося челнока. «Тренчер, мой старый друг, – подумал он, – как долго я тебя ждал. Может, лучше было бы не знать, когда и при каких именно обстоятельствах… »

Сэм опять был внизу, у подножия склона. Если он захочет есть или пить, ему снова придется толкать свой шар по тропинке, ведущей к воде и пище. Сэм заставил себя отдыхать, хотя болел живот и горло требовало влаги, пищи. В последние дни снега выпало немного, и этой малости Сэму не хватило бы для утоления его неодолимой жажды.

Что будет, если он просто втащит себя на край утеса и бросится вниз? Станет он, наконец, свободным, когда его голова расколется и мозги разлетятся по инопланетному горному склону?

К сожалению, он восстановится – как случилось в прошлый раз, когда Сэм это попробовал. Вон наказал его тогда – конечно, как только Сэм достаточно восстановился, чтобы ощутить наказание.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – предостерег Сэм, когда Мэтью приблизился. – Последнее время ты часто сюда спускался. Кто-нибудь мог заметить.

Мэтью выразительно покачал головой.

– Отец не узнает. Меня предупредят, как только он отклонится от своего графика.

– Я давно знаю твоего отца, Мэтью, – тебя тогда еще на свете не было. Он способен на многое. Чтобы сотворить все это, – взмахом закованной руки Сэм обвел долины на востоке, – нужно быть особенным человеком.

Мэтью уставился на него с выражением, граничащим с презрением.

– Иногда мне кажется, что ты им восхищаешься, и я не уверен, можем ли мы тебе доверять.

Сэм поднял брови.

– Присмотрись, малыш. Видишь эти наручники? Знаешь, как давно я заточен здесь, на этом горном склоне? Знаешь ту единственную вещь, что берегла мой рассудок все это время?

Мэтью нахмурился.

– Да-да, я знаю. Но иногда ты так говоришь о нем…

– В некоторых отношениях, Мэтью, твой отец – великий человек. Но история полным-полна великих людей, творящих плохие дела. Мы родились в прималистской религии – были созданы ею, – нравится нам это или нет. Попробуй представить себе, каково это, Мэтью, когда тебе говорят, что ты или один из твоих братьев был рожден специально, чтобы вести некую крошечную часть человечества к спасению. Когда у тебя есть силы, обычно приписываемые богам и легендарным героям. Когда тебе говорят, что ты и твои братья – родоначальники новой эры. – Сэм прислушался к себе, думая: «Каким же занудой ты раньше был, как обожал напыщенные речи и дешевую философию. И ты ведь так до конца и не избавился от этой привычки». – Твой отец всего лишь выполняет ожидания тех, кто привел его в этот мир. Но это не значит, черт побери, что мы не должны попытаться остановить его.

– Ты сказал, скоро произойдет что-то важное, – напомнил Мэтью. – Челнок уже в пути, все люди на месте. Сейчас не время играть в таинственность, нам нужно знать.

Сэм тихо засмеялся – он почти ощутил себя свободным, как если бы эти цепи были бумажными и о них можно легко забыть. Странно было думать, что его неволя почти закончилась. Этот горный склон был всем, что он знал за много своих жизней, и Сэм представить себе не мог, каково это – не жить в опаляющей боли каждую секунду каждого дня, не страдать от неутолимого голода без блаженного освобождения смерти.

– У меня не было абсолютной уверенности, что Элиас долетит сюда, и долетит не один, – сказал Сэм. – Это то, чего я ждал. Вероятность, что он выживет, была чрезвычайно высока, и тот факт, что я видел его прибытие в будущем, должен был склонить чашу весов. И все-таки я удивлен. Помни, Мэтью, некоторые из вещей, которые предвидит твой отец и предвижу я, все еще только вероятности, не неизбежности. Мы должны работать вместе, чтобы выбрать тот исход, какой мы хотим.

– Что нам делать с Тренчером? Сэм вздохнул.

– Делайте, что положено. Просто вытащите его оттуда и увезите подальше от Эрнста.

Мэтью впился в него взглядом, полным неуверенности и гнева. Мальчик становится похож на своего отца.

– Возможно, нам следует просто оставить тебя здесь, на этом склоне, когда все закончится, – процедил юноша. – Нам нужны гарантии, а не предположения. Нам нужно знать, что все получится.

Сэм сел на корточки в замерзшую грязь. Мэтью сказал именно то, что мог бы сказать Эрнст.

– Я, Тренчер и твой отец – вспомни, что я говорил о нас. У нас есть дар, который ДНК Ангелов вложила в нас до нашего рождения.

Раздраженный взгляд Мэтью показал, что он все это знает. Но было важно – и сейчас важнее, чем когда-либо, – это повторить. Снова и снова, если нужно. Сэм продолжал:

– Есть вопросы, которыми нам придется заняться вплотную, когда все это закончится. Ангелы были готовы принести во вселенную опасное предопределение, но ты когда-нибудь спрашивал себя зачем?

Мэтью склонил голову набок.

– И ты думаешь, что ты знаешь причину?

– Я не думаю, что знаю, – тихо ответил Сэм. – Я знаю.

Мэтью воззрился на него с ужасом и непониманием. Силы, произошедшие от генных изменений, не передавались последующим поколениям. И Сэму, и Тренчеру, и Вону их эмбриональные ДНК изменили в лаборатории, прежде чем имплантировать эмбрионы в матки трех верных прималисток, которых каждый из них научился называть матерью. Сэм спросил себя, намеренно ли Ангелы хотели не дать этим способностям передаваться по наследству. Кажется, он понимал почему.

– Волновой фронт взрыва достигнет этой системы через несколько часов, – напомнил Сэм. – Сейчас это все, что имеет значение. И когда твой отец откроет дверь того челнока, его будет ждать самый большой сюрприз в его жизни.

Ким

Ким смотрела, как падают запасы топлива, приближаясь к нулю. Они летели вслепую, поскольку при входе в атмосферу «Гоблин» потерял почти все внешние сенсоры и линии передачи данных. Элиас уже объяснил ей, что «Гоблин» летит по записанной в его память карте местности, составленной перед спуском и во время него.

У Ким руки чесались взять управление на себя, но у нее не было опыта полетов в атмосфере.

Дожидаясь конца, Ким смотрела, как топливо все убывает, уже так близко к нулю, что она удивилась, почему они все еще в воздухе?

– Мы вот-вот сядем, – напряженным голосом сообщил Элиас. – Осталось всего двести метров.

– Ты хоть представляешь, куда мы садимся?

– Нет. – Элиас выругался. – Но нам не хватит топлива, чтобы долететь до челнока, и это все, что я знаю.

«Да что ты говоришь? – мысленно проворчала Ким. – А я-то беспокоилась о том, как бы остаться в живых».

«Гоблин» опускался ниже, ниже. Потом он вздрогнул и опустился еще ниже.

– Все, топливо кончилось, – заметил Элиас.

Теперь «Гоблин» камнем падал вниз. Ким закричала, вдруг снова став невесомой.

Ей почудилось, что целый мир обрушился на нее, и сознание улетело, оставляя только черноту.

Роук

– Мастер Роук, мастер Роук!

Здесь было холодно, ужасно холодно. Роук повернулся. За открытым пологом шатра виднелись далеко на севере горы Тейва. В шатер вошел молодой стражник, и Роук положил свой письменный прибор.

– Мастер Роук, вам надобно выйти! Там пламя полыхает, высоко-высоко в небе!

Роук нахмурился. Потом он услышал какой-то шум, и его кольнул страх. Может, местные повстанцы решили напасть? Мастер быстро огляделся и успокоился, когда его взгляд упал на сундук, в котором хранились его доспехи.

Выйдя в тусклые сумерки, Роук взглянул на ленту звезд, недавно переименованную в Корону Зана. Ее прорезала полоса дыма. Роук огляделся по сторонам. В его экспедиции было триста воинов, плюс еще половина этого числа слуг, кузнецов и прочего бивачного народа.

Дымный след действительно был очень высоко, но зрение старого мастера, несмотря на возраст, оставалось ясным и острым. Он никогда не видел ничего подобного и даже ни о чем подобном не слышал.

Глаза Роука скользнули вдоль дымного следа. Он исчезал где-то далеко над морем, как если бы горящая стрела пролетела через горизонт далеко на запад, за ту границу, где Великое Северное море становится неизведанным океаном.

Противоположным концом стрела указывала на середину далеких гор Тейва. «На наш путь», – подумал Роук, глядя на членов своей экспедиции, собравшихся вокруг костров, разложенных в широких промежутках между шатрами.

Затем произошло второе чудо. Что-то новое пронеслось над лагерем, ревя, как вулкан западного Тисана с сонмом заточенных в нем сердитых богов. Волоча за собой дым и пламя, оно прошло всего в тысяче имперских мер над головой, направляясь к лесу у берегов Северных земель.

«Нас атакуют демоны», – подумал Роук. Огненный предмет пролетел мимо и упал в дальнем лесу, до которого было не больше полдня пути.

Ожидая, не случится ли еще что-нибудь, Роук заметил, что лагерь замолк. Даже буйная живая природа этой дикой северной местности притихла, словно сам мир и его боги затаили дыхание.

Люк

– Буря идет.

Люк поднял голову и увидел белые ватные облака, скатывающиеся с далекого пика. Он поправил капюшон термокостюма. Он и все его спутники были одеты в белое, сливались блестящим снежным пейзажем. Люк нервно осмотрел небо, ища челноки, любые признаки, что Вон уже напал на их след, предвидев заранее, что они будут делать.

Люк не сразу принял ересь Мэтью, но он был достаточно умен и знал, что семена бунта были посеяны, когда его шантажом заставили скрывать встречи Мэтью с Сэмом Роем. Поначалу это было очень тяжело: Мэтью узнал о романе Люка с Элизабет – девушкой, предназначенной для другого по сложной селекционной программе Вона. Теперь Люк был добровольным заговорщиком, но в последние дни он много раз просыпался среди ночи, громко стуча зубами: ему снились кошмары о том, что заговор раскрыт.

– Сколько у нас есть – минут десять – пятнадцать, пока она до нас доберется?

– Да, около того, – ответила Мишель.

Люк взглянул на девушку и увидел на ее лице тревогу. Он понимал, что она переживает: ее родители были глубоко верны Вону. И хотя Мишель не соглашалась с ними, доходя даже до предательства, Люк знал, что девушка нежно их любит. Но она была здесь, и они – как сказал Мэтью – делали то, что было правильно.

Они шагали втроем всю ночь, уходя в предгорья, лежащие далеко внизу под плато, где они провели почти всю свою жизнь. Они все хорошо знали эту территорию благодаря регулярным пешим обходам, когда занимались проверкой и ремонтом генераторов щита, рассыпанных по окрестным пикам. Кроме того, местность регулярно патрулировалась, чтобы никто из коренных каспериан не забредал слишком близко. На это можно будет сослаться, если спросят, что они тут делают.

Люк осмотрел небо над головой и ничего не увидел. Что-то пошло не по плану? Но все равно прошлая жизнь закончилась навсегда, домой им никогда не вернуться. Люк заставил себя думать о другом, вспоминать, как все должно произойти.

Траекторию полета для челнока с «Джагера» составили несколько прималистов, живущих не на Каспере, – из тех, кто все еще верит в изначальную божественность Вона. Очевидно, они поверили в это после того, как Вон явился им несколько раз. Мэтью, пользуясь своим сравнительно привилегированным положением в доме Вона, сумел дистанционно вставить в полетную программу челнока процедуру, которая заставит челнок перед встречей с Воном сперва сесть здесь. Этот обман займет самое большее несколько минут – с хитрым и сложным программированием нужной процедуры им помог Джейсон. Есть серьезный риск, что их обнаружат, и правильный расчет времени будет очень существенен.

Пусть Вон больше не доверяет своему сыну, но Люк, Мэтью и Джейсон разбирались в работе компьютерных систем лучше всех прочих.

Челнок с «Джагера» опустится на дно долины, где они ждут, и пробудет на земле 120 секунд. Это было рискованно, очень рискованно. Но как раз достаточно, чтобы подняться на борт, открыть камеру глубокого сна и вытащить на свободу Тренчера.

Люк посмотрел в небо, увидел в вышине вспышку, и его охватил восторг такой силы, что он даже сам удивился.

«Давай, Мэтью! – подумал Люк. – Улетай оттуда, сейчас же, пока он не пошел тебя искать». Если Вон еще не понял, что случилось, то скоро поймет, и к этому времени Мэтью нужно быть далеко.

Ким

Ким привиделось, что на нее навалилась огромная тяжесть.

Она очнулась, попробовала шевельнуться, и грудь пронзило острой болью. «Лучше навсегда остаться здесь, чем еще раз пережить такую посадку», – подумала Ким. Ей казалось, что тело у нее стало свинцовым или каменным – сила тяжести, близкая к земной, вдавливала в кресло. Жить в таких условиях можно, привыкнуть к ним – никогда.

Ким лежала в кресле пилота, пристегнутая. Ей казалось, что она лежит так уже целую вечность. «Гоблин» был неподвижен. Вокруг – тихо и темно.

«Но мы живы», – удивленно подумала Ким. Потом огляделась по сторонам и поняла, что ничего не видит. Неужели она ослепла? Похолодев до костей, женщина бешено завертела головой, пока что-то не блеснуло в темноте.

«Мы сели, но нет энергии».

Ким порадовалась, что Элиас не послушался ее и не направил корабль к воде. Как, черт возьми, они бы тогда спаслись? «Гоблин» камнем ушел бы на дно, и они все оказались бы в ловушке и медленно умерли бы от удушья.

В интерактивных играх ей всегда плохо давалась роль героини. Оказалось, что в реальной жизни эта роль тоже не очень ей удается. Элиас, даже при его склонности к пиратству, лучше подходит для ситуации такого рода. Эта мысль вызвала некоторую досаду.

Ким согнула руку. Ее снова прострелило болью, но на этот раз не так сильно. С трудом ворочая языком, Ким окликнула:

– Элиас? Ответа не было.

– Элиас? – «О боже, только бы не вышло так, что уцелела я одна. В одиночку мне не выжить».

Винсент?

Блин! Ким не могла понять, как это она чуть не забыла про Винсента.

Она знала, что расстегивать ремни надо осторожно: где бы ни приземлился «Гоблин», лежал он под углом. Ким и так уже наполовину свешивалась из своего кресла. Здоровой рукой она стащила с себя ремни.

И с криком вывалилась из кресла, скользя по задней переборке пилотской кабины. Тяжело дыша, с колотящимся в груди сердцем, Ким поводила рукой и коснулась края переходной камеры.

Через пару минут она смогла опустить голову и всмотреться через лаз туда, где была ее каюта. Там виднелся слабый дневной свет.

Ким снова оглядела пилотскую кабину – вокруг начали проступать неясные силуэты. Она осторожно подняла руку и пощупала макушку. В первый момент Ким забеспокоилась, что такая сильная боль указывает на повреждение шеи, но при сломанной шее она бы вообще ничего не почувствовала.

«Боль – это хорошо, – подумала Ким. – Значит, я еще жива». Элиас как будто исчез. «Исчез навсегда? » – спросила себя женщина.

Ее окатило волной отчаяния. Ким поняла, что выжить тут неделю – это будет невероятной удачей. Если никто не попытается ее сожрать, ей придется скрываться от каспериан. Но сейчас она не хотела об этом думать.

Ким снова заглянула в лаз. За переходной камерой по-прежнему виднелась ее каюта. По крайней мере, не вся эта конструкция разлетелась вдребезги.

Ким полезла туда, мыча от боли всякий раз, когда задевала левой рукой за стену. Постепенно ей удалось разглядеть, что одна стена треснула. Настоящий солнечный свет – прошли годы с тех пор, как Ким видела солнечный свет, – лился через огромную брешь в корпусе «Гоблина».

В трещине были видны растения, похожие на деревья. Снаружи доносились странные звуки. Животные? Птицы? Ким заметила за деревьями, высоко над головой, облака – и остановилась в нерешительности. До своего прилета на Землю она никогда не бывала под открытым небом, а долгие годы жизни в «Гоблине» помогли забыть, на что это похоже – находиться на поверхности планеты. Если бы не современная медицина, Ким едва могла бы здесь ползать, не говоря уже о том, чтобы ходить.

На шкафах в кладовой сломались запоры, содержимое шкафов вывалилось наружу. Где, черт их побери, Элиас и Винсент? Наверное, уже выбрались или… Нет, так думать нельзя.

Ким встала на колени и принялась шарить в обломках. Как у них с пищей? Им понадобится продовольственный запас – по крайней мере до тех пор, пока они не поймут, что безопасно есть из флоры и фауны планеты.

Но Ким почти наверняка знала способ это выяснить. Знания, нужные им для выживания, должны содержаться в оставшихся Книгах воспоминаний Сьюзен. Ким стала шарить по каюте, пока не отыскала их, и тогда громко, с облегчением вздохнула.

«Гоблин» казался совершенно разрушенным. Ким влезла на открытую дверь кладовой и потянулась к трещине в корпусе. Она увидела траву – или что-то вроде травы – и сощурилась, всматриваясь в нее. Она шевелится? Но ветра нет… и у Ким по коже побежали мурашки. Там, на севере, возле Цитадели, не было ничего живого. Как в Арктике. Здесь все было иначе.

А может быть, это все-таки ветер. Растущие рядом деревья напоминали клубки черных змей, собранных вместе и воткнутых в землю. У них были широкие, лопатообразные листья с толстыми жилками. Ким просунула голову в трещину, но под ногами что-то подалось. Она схватилась за кусок выгнутого металла, рассекая ладонь, как-то сумела перевалиться через край и с громким вскриком шлепнулась на землю.

Рука наливалась неистовой болью. Ким перекатилась к корням ближнего дерева и сквозь его ветки посмотрела на небо. Потом неуверенно встала, сперва неуклюже поднявшись на колени. «Гоблин» оставил в лесу широкую просеку, грузовой отсек откололся и разлетелся вдребезги. Центральный отсек сильно покоробился, но уцелел. Кабина каким-то чудом осталась почти невредима. Ким огляделась и заметила Мюррея. Он стоял на коленях на поляне справа от разбитого судна, солнце освещало его плечи и голову. Ким пошла к нему.

– Элиас?

Подойдя ближе, она увидела, что он стоит на коленях над лежащим навзничь Винсентом. Мюррей посмотрел на нее с испуганным видом и ничего не сказал.

– Элиас, что с Винсентом? Он выживет?

– Я этого не предвидел, – прошептал Мюррей, лицо его стало мертвенно-бледным.

– Ты этого – что?

Слева из леса донесся звук. Ким повернулась. Из-за деревьев на нее бросилось кошмарное существо с горящими глазами, с зубами, оскаленными в рычании. Что-то прилетело по воздуху прямо к ней, и второй раз за этот день Ким потеряла сознание.