Текст книги "Жизнь не кончается никогда!"

Глава 12

Гюнтер Шульц с утра находился в подавленном настроении. Опять страшно болела голова, и никакие лекарства не помогали. Было одно средство, которое на время снимало адское, нестерпимое жжение в мозгах, но в последние два года он все реже и реже прибегал к нему – боялся. Он остро чувствовал, как сжимается невидимая петля вокруг его шеи.

Сейчас он был в своем большом и сыром замке, расположенном в пригороде Мюнхена. Приезжая сюда, запирался в темном кабинете. Света никогда не зажигал – горела только свеча на столе, оживляя тени, бегающие по стенам. Из слуг у него были только двое: муж и жена, выполняющие все работы по дому и достаточно заброшенному участку земли, который ранее служил здесь полем для гольфа. Они практически не встречались с хозяином, передавая ему пищу и прочее через грузовой лифт, встроенный в стену А когда он приезжал в замок, обычно ночью на старенькой дешевой машинке, их задачей было просто нажать на кнопку, чтобы открыть ворота. Каждую ночь пару будил пугающий крик, эхом разносившийся по замку. Поначалу они прибегали к дверям кабинета, но рык хозяина легко отучил их делать это.

Гюнтер терпел головную боль уже месяц и решил, что сегодня обязательно позвонит в Россию. Попросит своего единственного поставщика Геннадия по кличке Мерин подготовить ему лекарство. Но вначале он позвонил Арнольду, так звали слугу:

– К утру подготовь мой «мерседес». Положи в багажник два запасных колеса.

Он снова обхватил голову руками. Обратно в этот замок он уже не вернется. Судорожно стал вспоминать тот момент, когда в первый раз почувствовал неземной кайф, всадив нож в сердце беленькой пятнадцатилетней девочки. Она так жалобно умоляла его не делать этого… Свою первую жертву он помнил так ярко, что мог, закрыв глаза, пересчитать все веснушки на ее нежном личике. Это было в 1995 году, весной. В Нижнем Новгороде. Его привел в свой «сатанинский клуб» покровитель, которого он упоминал только по званию – «полковник». В то время этот человек считался серым кардиналом беспредельщиков. Он-то, и взял Кирю под свою опеку. Чтобы повязать его, новообращенного, кровью, «полковник» устроил страшную «мессу». Они пили кровь и измывались над бездыханным телом девчонки. В те жестокие девяностые не пересчитать, сколько пропало юных красавиц. Дурочки искали красивую жизнь и попадали в их руки. Каждая новая жертва приносила ему все усиливающееся дьявольское наслаждение, от которого он не в силах был освободиться. Для своего сатанинского сборища построили закрытый клуб под Нижним Новгородом, куда съезжались «вампиры» со всей России, и не только. Со временем стало нелегко организовывать кровавые мероприятия, но они все равно рисковали – зависимость от вкуса крови брала верх над всеми их страхами. Гюнтер прекрасно помнил случай, когда они чуть не попались в руки ментов, везя семнадцатилетнюю жертву в багажнике автомобиля. Их остановил патруль из трех человек с автоматами – менты работали по ориентировке из Москвы. Девочка та умерла от страха, у нее оказалось слабое сердце, но они с «полковником» этого еще не знали. Когда один из автоматчиков открыл багажник, он, тогда еще Киря, первый раз в жизни почувствовал, что пришел конец. От страха даже обмочился. Однако спасли их – кто бы сомневался! – деньги. Нет, даже не это… Глаза молодого сержанта горели садистским огнем, как и у них. Впоследствии этот сержант стал телохранителем «полковника» и участником всех вакханалий.

Гюнтер потряс головой, чтобы воспоминания ушли, и боль немного притупилась. Он переключился на дела, связанные с изготовлением «левых» лекарств и поставкой наркотиков. Бизнес шел все хуже и хуже из-за предательства поставщиков. Ему уже выставили «черную метку» за это. Но с этим он как-нибудь разберется, и не из такой трясины вылезал, а вот то, что девка, дочь убитого им врага, роется у него в голове, может окончиться для него полным крахом. Так что срочно нужно разобраться и с ней, и со всей этой кодлой, которая вертится вокруг нее.

Он набрал Геннадия.

– Мерин, я заболел, готовь лекарство. Завтра выезжаю.

В пять часов утра Павел Аркадьевич Руденко выехал за ворота замка и, старательно объезжая выбоины на асфальте, двинулся в сторону скоростной магистрали. Полукилометровая дорога от замка до центральной магистрали на Мюнхен никогда не ремонтировалась в связи с тем, что этот черный и мрачный дом никогда не посещали гостевые автомобили и не приезжали гости.

Когда он благополучно пересек границу с Россией, к его «мерсу» присоединились два кортежа, по четыре джипа в каждом. Таков был Киря, своих привычек и методов работы не менял никогда. И еще одно, у него сейчас много лиц и паспортов, тоже…

* * *

В три часа дня раздался звонок. Я взял телефон и посмотрел на экран, но номер не определился.

– Здравствуйте! – прозвучал приятный баритон. – Я говорю с Константином Владимировичем?

– Да, это я. С кем имею честь говорить?

– Меня зовут Валерий Леонидович, и я с вами связался по распоряжению Ивана Антоновича. Сообщите, пожалуйста, ваши координаты, я к вам подъеду. Вы не против?

– Конечно, нет, Валерий Леонидович. Подъезжайте к деловому центру Москва-Сити, здесь вас встретят и проводят ко мне.

– Буду у вас через час. До встречи!

Ровно через час он снова позвонил и назвал марку и номер своей машины. Его встретили и провели ко мне.

Сначала в дверь еле протиснулся мой телохранитель Проша – стандартный «заградительный барьер» более двух метров ростом с горой мышц. За ним буквально вкатился «колобок» от горшка два вершка. Мне стало так смешно от этой парочки, что пришлось поспешно встать с кресла и идти навстречу гостю, от души смеясь. Причем это походило на радушную встречу чересчур чувственного человека. А при другом варианте я просто бы расхохотался до слез, не выдержав этой клоунады, как в цирке. Это выглядело не очень уместно для первой встречи с незнакомцем. Но пусть уж будет так, чем обидеть, может быть, очень хорошего человека. Посередине кабинета мы обменялись рукопожатием. Ладошка гостя была маленькая и мягкая. Приступ моего веселья утих, и я, чтобы как-то загладить свой «косяк», лично проводил его до кресла и приспустил его до самого нижнего предела. За это заслужил благодарственный взгляд Валерия Леонидовича. Нисколько не сомневаюсь, что Иван Антонович прислал самого лучшего своего специалиста в области криминальных разборок, а что касается его внешнего вида… Помню, Трофимыч говорил, что опаснее всего не «шкафы»-громилы, а люди невзрачные или, как в случае с Валерием Леонидовичем, вызывающие улыбку. Такие соперники, от которых при первой встрече хочется упасть на землю, дрыгать ногами и заливаться от неудержимого смеха. Прямо мой случай. Трофимыч так же объяснил мне, что все громилы со страшными лицами и горой мышц – это всего лишь созревшая трава для косы, и нужны они, как и кремлевские курсанты, только для парадов. А вот такие невзрачные и худосочные чудилы на свой кулак не надеются, всегда готовы выстрелить, и не промахнутся.

Мы уселись за стол и еще раз улыбнулись друг другу. Валерий Леонидович был пятидесятилетним седовласым мужичком с солидным животиком и ростом около 140 сантиметров. На его шее красовалась элегантная бабочка с неприлично большой жемчужиной, а костюм напоминал театральный – светло-фиолетовый, с золотой вышивкой на кармашке. Добрые глаза Карлсона просто кричали всему миру, что сам он считает себя мужчиной в полном расцвете сил. Мне захотелось предложить ему плюшку со стаканом теплого молока. Но в то же время я понимал, что передо мной сидит доверенное лицо влиятельного человека, и этот Карлсон будет главным охотником на лютого и хитрого зверя. Я представил себе, через что должен был пройти этот милый человечек, чтобы заслужить такую железную репутацию преступного клана. Образ Карлсона резко растворился в моем сознании, и я уже с уважением смотрел на него.

Он заговорил первым:

– Итак, Константин Владимирович, насколько я понимаю, работать мы будем вместе, так сказать, в тесном контакте. Скажу сразу, вы мне симпатичны, поскольку в вас, кажется, есть то, что я ценю превыше всего, – терпение и сдержанность.

Он хитро улыбнулся, немного прищурив глазки, явно намекая мне на мою первую реакцию при его появлении в кабинете. Кстати, могу поклясться чем угодно, что при этом я ощутил сильное сдавливание в горле и задержку дыхания. Раз – два глотнув воздуха, придерживая грудь ладонью, как будто собирался кашлять, постарался спокойно ответить:

– Спасибо, Валерий Леонидович, вы мне тоже очень приятны.

Вытолкнув эти слова, я потрогал кадык и откашлялся в кулак. Еще раз мне дали понять, что за человек этот замаскированный Карлсон. Он же продолжил говорить, совершенно не обратив внимания на мои движения:

– В таком случае, давайте сразу приступим к делу. Наша главная задача – найти этого человека, упаковать его в коробочку и перевязать черной ленточкой. Я вас правильно понял?

– Только узелок, я бы предпочел затянуть лично, – кивнул я.

– Для работы мне нужны отдельный кабинет и секретарша, которая будет готовить кофе исключительно по моему рецепту и из моих запасов. Думаю, она не заскучает, так как я пью не менее пятнадцати чашечек в день. Далее, организуйте пропуска для моих пятерых помощников – они лично проведут «дезинфекцию» помещения и установят персональную станцию связи. Если пожелаете, они и в вашем кабинете это сделают, полагаю, это будет очень полезно для всех нас. А теперь, пожалуйста, проводите меня в мои апартаменты и принесите туда все материалы, касающиеся нашего таинственного объекта. Пока это все, Константин Владимирович.

Он слез с кресла и направился к выходу. Я последовал за ним, думая: «Какой он, к черту, Карлсон! Бульдог карликовый! Наверное, кто знает его поближе, стараются казаться ниже ростом рядом с ним».

Так как после смерти Игоря Сергеевича я переселился в кабинет тестя, разделив его с Петром Алексеевичем (по просьбе последнего), гостю я решил отдать свой бывший кабинет. Он осмотрелся и буркнул:

– Прелестно! То, что надо, но помещение обставлено немного безвкусно, видимо, прежний хозяин не художник в душе.

Я промолчал, но мысленно нарисовал ему крестик на лбу.

Валерий Леонидович, как на Эверест, взобрался на кресло, не догадавшись нажать на кнопочку в подлокотнике, чтобы сделать его пониже, вытащил телефон и стал отдавать распоряжения, уже не замечая меня. Постояв немного, как первоклассник в углу, я показал рукой, что ухожу, но мог бы и не делать этого. Помня о просьбе гостя, заглянул в кабинет своего зама по быту, милейшего Анатолия Федоровича, и сказал, что временно забираю его секретаршу Олю, умницу и красавицу. Правда, пообещал заменить ее очень перспективным клерком, который готов подметки на ходу рвать, но он отказался, сказав, что сам будет варить себе кофе и страдать в уголке, ожидая возвращения своей трудовой музы. Испуганная Олечка, присутствующая при нашем разговоре, ничего не понимала. Бедняжка, наверное, подумала, что ее или увольняют, или понижают в должности. Подмигнув ей, я бросил заму:

– Думаю, ваша нимфа вряд ли захочет вернуться обратно, увидав, какой принц ее ожидает на новом месте.

Анатолий Федорович нервно поднялся с кресла и крикнул нам вдогонку:

– Костя, мы так не договаривались! Я вызову тебя на дуэль!

По дороге в кабинет я держал Оленьку за талию и томно шептал на ушко:

– Поверь, крошка, будут богатые подарки, премии и повышение оклада. А в перспективе Париж, яхты и много-много солнца.

Она рассмеялась и спросила кокетливо:

– Это все от вас, Константин Владимирович?

С грустным видом я показал кольцо на безымянном пальце и заверил девушку:

– Нет, но он – лучше!

Сдав Олю карликовому Казанове, я вернулся к себе и по видеосвязи провел производственную летучку.

Через час Валерий Леонидович позвонил и добреньким голосом поблагодарил:

– Премного благодарен, Константин Владимирович, за оперативную работу. Особенно за Олечку, очень хорошая девочка. Она похожа на мою среднюю дочь, так что буду баловать ее. А то, знаете, постоянные разъезды – очень скучаю по семье. Ну, ближе к делу… Давайте мы дня два поработаем сепаратно, а после скоординируем результаты. Вы не против?

Я был, конечно, «за», так как понятия не имел, чем, вообще, могу быть полезен ему. А относительно его личных откровений с усмешкой подумал: «Мели, Емеля, – твоя неделя. Знаю я таких семьянинов, небось увидел нашу Оленьку, сразу сделал стойку. Против такой красотки устоять никому невозможно, кроме меня, конечно». Последнюю мысль я запустил специально для моей ясновидящей Верочки.

В конторе мне особо делать было нечего – все работало как часы. Вообще, я твердо решил, что, перекрыв кислород Кире, мы с Верой продадим контрольный пакет и будем строить новую счастливую жизнь. Чистого воздуха в пафосном Сити мне критически не хватало. Сказал себе бодро: «Еду домой и все эти два дня буду точить меч, и любить жену».

Попутно подумал о Петре Алексеевиче. С Вериной помощью и со своей гвардией он хочет своими руками поймать Кирю и сделать из него чучело. С Карлсоном обсуждать совместные действия он вряд ли будет. Впрочем, насколько я понял, Валерий Леонидович тоже не станет обращаться к нему за помощью – тут вопрос престижа. Но мне-то что? Главное, чтоб результат был положительным, а все остальное меня не волнует.

Вера встретила меня радостно, но я все же разглядел в ее глазах некоторое напряжение.

– В чем дело, малыш? Почему грустинки в глазках пляшут?

Она не любила, когда я прибегал к избитым заготовкам выражения чувств, но на этот раз пропустила сюсюканье мимо ушей. Накрыв стол на кухне, она села напротив меня и стала молча смотреть, как я ем. Ел я с волчьим аппетитом и с юмором рассказывал о Карлсоне, то и дело заглядывая ей в глаза, пытаясь понять, что не так. Радость-то понятна – я приехал, а вот грустинка, нужно ждать, пока сама не откроется. Когда я хорошенько подмел все деликатесы из тарелочек и искренне выразил ей свое восхищение, то, откинувшись на спинку стула, замер от удивления. Я увидел ее необычайную, сказочную красоту, наверное, свет удачно лег на ее лицо, как на картину в музее.

«Какая же она красивая, – вдруг толкнуло меня. – Именно сейчас, во время беременности, стала еще краше, хотя, говорят, все наоборот бывает».

Я любовался ею и гордился за себя. Вера, наконец, тихо спросила:

– Ты помнишь того человека, к которому я ездила в больничку?

– Ну так, не очень… – признался я.

Она посмотрела на меня немного разочарованно.

– Кость, именно о нем я хотела с тобой поговорить. Но теперь и не знаю, стоит ли?

– Да брось ты, Верунчик, перетряхивать весь этот негатив, и так проблем по горло. Негатив всегда притягивает к себе негатив, зачем он тебе? Но если для тебя это важно, то важно и мне. Так что, внимательно слушаю.

– Хорошо, – кивнула Вера. – Ты знаешь, я часто ездила по заданию Голоса к людям красивым и успешным. А вот он… Он человек из другого мира – мира страданий, что ли. Но чаще всего я почему-то вспоминаю именно его. Во время нашей второй беседы он попытался объяснить мне что-то, но я никак не отреагировала на его слова. Решила: ну, больной человек хочет выговориться, и пусть, потерплю немного. Когда он говорил, он смотрел мне прямо в глаза, и я испытала какое-то чувство дискомфорта. Обычно до этого он опускал голову и прятал взгляд, а тут… Точно не помню, но сказал он мне следующее: «Мне, милая девушка, приятно на вас смотреть. В вас есть что-то, что на миг дает надежду: люди сами разберутся друг с другом, и в мире станет хорошо и спокойно. Поэтому я позволю себе поделиться с вами кое-чем, надеюсь, это не будет для вас пустым звуком. Мне все время кажется, что самое главное в жизни – это не прогневить Бога. Однако мудрые люди говорят, что такие мысли приходят в голову от гордыни. Ну действительно, что я такое есть, чтобы Он из-за меня гневался? Но я в своей жизни совершил столько бесчестных и пакостных поступков, что все же думаю: терпеть таких, как я, Ему нелегко. Чаще всего я сам себя не прощаю, но Он, конечно же, наказывает нас, и порой наказание сверх сил человеческих. Например, внутреннее одиночество, пустота. Я знаю, что это такое. Стараюсь, как могу, отвлекаться, ищу себе постоянно какие-то занятия. Но суета все это – занятия кончаются, и снова попадаешь в выжженную пустыню. Больно это, невыносимо, и лекарства, что мне дает здесь доктор, совсем не помогают. Доктор шутит иногда: “Давай я тебе укольчик сделаю, и будешь до гробовой доски бегать счастливым, правда, есть вероятность, что станешь козленочком. Будешь думать только о лужке с зеленой травкой”. Вот такой он шутник, хотя и прав: химия достигла больших высот».

Она замолчала, ждала, что я отвечу. Я подумал и сказал участливо:

– Верунь, в мире много страданий, но сильно задумываться о них опасно. Прошу тебя, забудь ты этого психа, в России полно людей, кому намного хуже, чем ему. Там, в больничке, ему не с кем поболтать, вот он и ищет собеседников. Поверь, у нас все будет хорошо, просто замечательно. Нельзя поддаваться на провокации жалости, нет у нас прав на нее, только у Него.

Посмотрев на меня с благодарностью, она все же договорила:

– Последнее время я стала ощущать это внутреннее одиночество. В первый раз оно очень напугало меня – этого не передать. Как будто вдруг очутилась посреди бушующего океана. Нет берегов и нет спасения. Длилось секунды, а показалось вечностью. Или вот, когда идешь по улице вся такая счастливая, и вдруг из подворотни выбегает злая собака и кусает тебя за ногу. После смерти родителей я стала осознавать, что собака может выбежать в любой момент, но вероятнее всего – в самый радостный. Мы, Кость, все бежим от негатива, как черт от ладана, а вот древние римляне говорили: «Думай о смерти», или в Библии: «Сердце мудрых – в доме плача, а сердце глупых – в доме веселья». Короче, перестала я понимать, что, вообще, происходит в мире.

У нее потекли слезы, а я встал, обнял ее и нежно произнес:

– Ты сильно повзрослела, Верочка! Сразу много бед свалилось на тебя. Ведь ты росла, как в оранжерее, – в любви и доброте. А теперь пришли испытания. Но я с тобой, а значит, ты надежно защищена. Просто поверь мне, и все.

Потихоньку она успокоилась, глазки заблестели, снова появилась улыбка. Но разговор наш не закончился. Верочка призналась, что этот мужик прислал ей письмо. Там, в больнице, он попросил разрешения написать, как только ему станет лучше, и она оставила ему свой адрес.

– Косточка, я не буду тебя мучить, прочту немного…

Я вздохнул. Наверняка там нытье одно, философствования вокруг да около. Тяжко слушать, ведь для меня эти все Гоголи, Достоевские, Лермонтовы и прочие депрессивные классики и философы были не совсем здоровые гении – теневой стороной планеты. Мешали таким, как я, просто греться на солнышке. Вот америкозы – молодцы! Не заморачивали свой народ чтением стихов в метро и думами о справедливости жизни. Правда, запугали их до усрачки жизнью без денег. Но в итоге – наши поэты в интернете творят всякую чернуху и, прогнувшись перед купцами, слизывают мелочь с их рук. Кажется, у Чехова есть рассказ на эту тему. Был среди них один, правда, Лев Ошанин. Написал величайший стишок: «Пусть всегда будет солнце. Пусть всегда будет небо». Конечно же, я не хочу, чтобы все это существовало и развивалось однобоко, с явным преимуществом оскаленного капитализма. Но, факты! Глаза не закроешь, выживай, или плачь. Но если Верочка просит…

– Да читай уж, страдалица моя! Видимо, после рождения малыша придется тебя усиленно лечить в ночных клубах. Поскачешь там под тяжелый рок, сразу легче станет.

– Короче, он пишет, что ему дали последний шанс жить правильно, без нарушения чувственных ограничений. Кстати, Голос говорит, что он еще себя покажет.

Она печальным голосом прочитала мне письмо, которое заканчивалось стихотворением о муках людских. А что еще он мог написать? До него ныли и после него будут ныть доморощенные поэты. Что в мире изменилось от этого нытья – меньше горя, что ли, стало? По-моему, наоборот. Но я, конечно, Верочке этого не сказал, решив для себя, что раскисать ей не дам и что она должна чувствовать во мне мужское начало, которое ощущала в своем отце. Теперь на смену ему пришел я, и баста! Никому в обиду ее не дам.

– Запомни, – твердо сказал я. – Ты и наш сын – моя семья! И мы будем жить только счастливо! Нас ждет прекрасная и долгая жизнь, потому что это наш выбор. Бог нам поможет! А другие пусть разбираются со своими мыслями и поступками, это, в конце концов, их выбор. Думаю, так будет честно! Прошу тебя, верь только мне, а я как мужчина буду отвечать за свои слова и решения.

У Верочки ручьем текли слезы, а я взял письмо и, когда мы перешли в гостиную, бросил его в огонь камина. Затем вместе с Маркисом мы уселись у телевизора и стали смотреть фильм про горных горилл. Признаться, я с интересом и уважением наблюдал за 200-килограммовым самцом, единовластным хозяином многочисленной семьи. Мускулистый парень с серебристой спиной и взглядом мудреца был абсолютно спокоен. Поглядывал по сторонам, работая челюстями, – жвачку, что ли, жевал? Ни одного лишнего движения – одно сплошное высокородное достоинство. Я его сильно зауважал. Надо будет обязательно сводить Веру и сына в зоопарк, пусть полюбуются, если там есть такие свободолюбивые экземпляры. Мелькнула забавная мысль: «А не опережают ли они нас в развитии?» По всему, что сейчас происходит в человеческом обществе, мы, люди, явно не дотягиваем. Взять этого парня – живет на природе со своим гаремом в любви и согласии. Самки за внимание не дерутся, никто никого не трогает, жуют травку и наслаждаются жизнью. А вы говорите – зверь. Ну какой он зверь? Если не дразнить и не забредать к нему на огород, то в нем, вообще, не чувствуется никакой агрессии, никакого желания пойти и набить морду соседу. Нет, на Земле только один зверь – человек, пожирающий все, что бегает, прыгает и летает, включая себе подобных. Как Киря, например. Если красавец Кинг-Конг мечтает только об изобилии всякой травки на его личном участке, то многие гомо сапиенсы – о фантиках, на которые можно купить все и всех.

Словно подтверждая мои мысли, закадровый голос сказал, что охотники убивают горилл и отрубают им кисти, так как считается, что это амулет, который помогает прожить подольше. Позор! Сильно материться не буду, но, может быть, где-то в глубине души я и сам такой? Кто же себя знает? Как же иногда хочется убежать в детство и радоваться мармеладкам!

Что это на меня накатило? Я повернулся к жене и громко скомандовал, чем немного напугал ее:

– Хватит хандрить, Верунь, труби общий сбор! Всем подругам с их текущими бойфрендами объяви, что мы устраиваем грандиозный прием в духе «а-ля можно всё»!

Верочка вскочила с дивана и прокричала: «Банзай!», но, вспомнив о своей беременности, тихо спросила:

– А как же наш сыночек?

Но я ее успокоил:

– Ничего с ним не случится! Он в твоем пузике от скуки, наверное, депрессию себе заработал. Мужик выдержит все!

Вера побежала в спальню, чтобы, лежа в кровати, обзвонить своих приятельниц, а заодно поставить на уши всю нашу прислугу и заказать самого крутого диджея Москвы. Знаменитости из шоубиза тоже подразумевались. Человек сто у нас точно будет. А я со своей стороны решил пригласить водителя Мишу с женой – пусть оторвутся по полной. Только Маркис не разделял нашей радости. Почувствовав надвигающуюся бурю, он заранее предпочел спрятаться, в одном ему известном местечке.

Наша вакханалия удалась на славу! Пришли все, даже ближайшие соседи по поселку. Мы с Верой танцевали весь вечер, правда, когда начался салют и все стало бухать и врываться, она ушла и отсиделась в своей комнатке.

Под утро, когда гости стали разъезжаться по домам, а мне надо было возвращаться на работу, по моей просьбе с Верой остались две ее подружки с какими-то охламонами. Один был сыном какого-то министра, а второй, довольно смышленый парень лет двадцати пяти, – подающим надежды художником, у которого, несмотря на молодость, уже состоялись две персональные выставки. Мне было главное, чтобы Вера не оставалась одна и не терзала себе мозги. Они парились в бане, кувыркались в бассейне, а по вечерам делали шашлыки и пили очень хорошие вина. Я думаю, им было замечательно, и они, наверняка, считали, что их жизнь удалась на славу. Дай, Боже, им счастья!

В офисе, не заходя в свой кабинет, я направился прямиком к Валерию Леонидовичу. Но его на месте не оказалось, а рядом с дверью на стульчике сидел человек, очень похожий на классического мафиози. Он со скучающим видом посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Какие проблемы, парень? Видишь же, дверь закрыта, а перед ней сижу я, – что это означает? Иди откуда и пришел и не заставляй меня шевелиться».

С иронией я спросил у него: «Ну, а секретарша Оля? Она, что, опечатана, что ли, там в сейфе?

Никакого ответа.

Он, никак не отреагировал на мою шутку, а с серьезным лицом сказал мне:

– Она всегда сопровождает шефа. – Даже зрачки его желтых глаз ничуть не пошевелились, не говоря уж о его членах. Разворачиваясь, чтобы идти к себе в кабинет, я все же еще раз обратился к нему. Рассчитывая на то, что в его из автомата «прострелянную» голову придет предложение больше, чем из трех слов:

– Ты, наверное, йогой занимаешься? Уроков не даешь, случайно?

Снова тишина. Ну и ладно.

Петра Алексеевича также не было, и я сразу позвонил ему, чтобы доложить: пока все тихо, никаких изменений не наблюдается. На что он со смехом ответил:

– Добро, Костя! Вся Москва слышала, как у вас с Веркой было тихо. Погудели вы, ребята, на славу! И молодцы! Нечего печалиться по поводу еще не состоявшейся трагедии. Короче, работаем дальше, а там посмотрим, кому достанется счастливая косточка.

Пока было время, я решил встретиться с Трофимычем, но тут позвонила Ирина Васильевна и доложила, что пришел Валерий Леонидович. Я тут же направился к нему.

Вид у него был уставший. Он взял зеленую папку с незнакомым мне гербом, видимо, символом их организации, и протянул ее мне. В папке были фотографии не очень хорошего качества. На одной из них я увидел человека, черты которого напоминали Кирю, к тому же из-под воротника плаща высовывался кончик седой косички. Других людей я не знал. Внимательно просмотрев все, я поднял глаза на Валерия Леонидовича, который следил за моей реакцией.

– Ну, что вы скажете, Константин Владимирович? – спокойно спросил он.

– Вот этот напоминает Кирю. – Я показал фотографию.

Он сделал глоток кофе, принесенного Оленькой, и немного возбужденно произнес:

– Замечательно! А если я вам скажу, что все эти люди – один и тот же человек? Наша многочисленная организация с многовековой историей ищет его повсюду уже второй год, и это при том, что любого индивида мы легко вычислим за неделю, даже если тот закрыт в сейфе Национального резервного банка США. Прямо не человек, а Фантомас какой-то! Действует крайне осторожно, хм, одноразово, как прокладка, и всегда через посредников, которые о нем вообще ничего не знают. Вот скажите мне, милейший, как можно довести себя до такой тоскливой жизни? Получается, что он постоянно сидит в чулане и выходит только по нужде. Мы давно поняли, что на него где-то работает строжайше законспирированный информационно-аналитический центр, без этого ему никак. И он, конечно, не может проворачивать такие дела в одиночку. Ему помогает далеко не небесный покровитель, и он очень им дорожит. Очень-очень запутанная история, уравнение со многими неизвестными. На своем веку я многое повидал и давно уже перестал удивляться, но, знаете, я просто счастлив, что именно мне доверили поймать и обезвредить этого таракана.

Про себя я возразил ему: «Надо быть скромнее, господин-товарищ. Этого, как ты говоришь, таракана прикончишь не ты, а я. Жене-то я верю больше, чем тебе. Но почему Вера увидела Кирю только в одном образе? И почему до сих пор не найден Геннадий, ведь с ним намного проще?»

Не откладывая, я спросил Карлсона:

– А, Геннадий? Ну, с кем этот Киря чалился, – вы его нашли?

Он уже слезал с кресла, собираясь куда-то идти, и ответил как бы между прочим:

– Геннадий у нас под колпаком. Ждем – может быть, кто-то выйдет с ним на связь, – скорее всего посредник. Этот фрукт живет в открытую, он шестерка для поручений, так что поговорить с ним мы можем в любой момент, и, как вы понимаете, он расскажет все, даже то, чего не знает. Боюсь, однако, знает он мало что. А вот жена ваша, Константин Владимирович, – это просто клад бесценный. Прошу вас, возьмите папку и покажите все фотографии, мне очень важно ее мнение. Ну, до встречи!

Он быстренько засеменил из кабинета, и я, посмотрев на его лакированные, почему-то зелено-желтые ботиночки тридцать пятого размера, не смог сдержать улыбки. В Детском мире, что ли, покупал?

Я вышел за ним и увидел сияющую Оленьку. Только сейчас обратил внимание, что она сияла от себялюбия и, не стесняясь меня, подтачивала себе коготки. Одета была как для выхода на представление английской королеве, и бижутерия, которую она носила, работая у моего зама, была заменена на бриллианты. Валерий Леонидович задержался в приемной, и я специально громко с восхищением воскликнул:

– Оленька! Да вы просто богиня! Неужели вам оставил наследство богатенький дедушка?

Девушка растерянно посмотрела на Карлсона и покраснела, глазки забегали как в калейдоскопе. Однако, собрав мозги в кучку, через пять секунд она ехидненько выдала ответ:

– Ах, нет у меня дедушки, Константин Владимирович! Но появился молодой душой и понимающий в женской красоте поклонник.

Я мельком взглянул на «молодого душой», и он горделиво улыбнулся.

– Браво, Оленька! Вы не только удивительно похорошели, но и стали так быстро мудрой! Разрешите поцеловать вам ручку.

Нагнувшись для поцелуя, я прошептал:

– Смотри, будь похитрей. Он очень опасный и ветреный человек. Ты, главное, на его семью не посягай, а то снова останешься у разбитого корыта.

Мило улыбаясь, она пожелала мне счастья и радости в жизни, и мы с Карлсоном вышли в коридор. Там он дружески поделился со мной:

– Прекрасная девушка! Спасибо вам, что вы помогли нам встретиться. С ней я ощущаю себя двадцатилетним юнцом, а за это нужно платить, и платить щедро. В нашем возрасте времени так мало, чтобы экономить на чувствах! Скажу вам по секрету, я думаю на ней жениться. Знаете, совсем голову потерял.

Я хотел ему сказать: «Сколько ж вас, старичков, пало смертью храбрых в неравной борьбе с коварством юных обольстительниц… Жаль, опыт ничему не учит, касаемо любви и втиранию по ушам», – но, конечно, ничего не сказал, а только пожал руку и пожелал удачи.