Текст книги "Жизнь не кончается никогда!"
Автор книги: Герман Волган
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
Но я все равно продолжу свой рассказ. На похороны Егора Трофимовича, Солдата и Человека с большой буквы, прилетел его сын Андрей – майор ВДВ, и мы приняли его как родного. Петр Алексеевич обнял его и попросил считать всех нас новой семьей. Собралось очень много людей. Почтить светлую память замечательного человека пришли его сослуживцы, ученики, друзья и те, кто был свидетелем его поступка или слышал о нем. Последний раз такое видели на кладбище, наверное, еще в советские времена. Солдаты держали на красных подушечках многочисленные ордена и медали Трофимыча. Вера по понятным причинам не смогла присутствовать, но я знаю точно, что она все видела и переживала вместе с нами. Сам я находился в отрешенном состоянии, все до меня доходило как сквозь вату. Только после прощального салюта мне удалось немного прийти в себя. Никогда не забуду, как плакал мой отец. По-мужски, без слез, только губы тряслись. Я не видел его таким за всю свою жизнь. Они с Трофимычем успели сильно привязаться друг к другу и стать настоящими друзьями. Ни тот, ни другой никогда не принимали людей в свое сердце, хорошенько не проверив их. Но здесь все произошло сразу.
Они, два настоящих мужика, поверили друг другу, как говорится, на слово – честное слово. Дома все разбрелись по комнатам с желанием побыть в одиночестве. Только мы с Верой, сидя на кухне, проговорили всю ночь, прерываясь лишь на зов Витеньки. Жизнь резко переменилась, вырезав из нашей памяти Кириллова и все, что с ним было связано. И это счастье подарил нам Трофимыч. А точнее, он подарил нам счастье жить.
Вера сказала мне странные слова, которые я совсем не хотел анализировать:
– Кость, а я ведь знала, что будет именно так. Но до последнего надеялась и не хотела себе же верить. Еще раз убедилась, что чему суждено быть, будет обязательно, только время может немного смещаться. Кстати, Егор Трофимович тоже все знал еще при первой вашей встрече. Он воин, поэтому жалеть его не нужно. У них другие понятия о жизни и смерти – они ощущают это как рельсы на бесконечной дороге, и рельсы эти параллельные. Ты знаешь, пока вы были на кладбище, я слушала замечательные старые песни: «Ты же выжил, солдат…» и «Журавли», включив звук на весь дом. И представь себе, наш сыночек ни разу не позвал меня, спал или просто лежал, не знаю. Я как мать чувствую, что он тоже воин, как его дедушка, как Трофимыч и ты; это нельзя воспитать – это в крови все. Я не против, хотя желала бы ему более спокойной и мирной жизни.
То, что она сказала, было понятным и явным. Первый раз я почувствовал себя старше и мудрее Веры. Все время слышал слова, которые прокричал Егор Трофимович перед смертью: «Жизнь не кончается никогда». Уверен, он в этом ни грамма не сомневался.
* * *
Прошел месяц. Поменялось все, как и в нашей жизни, так и в жизни людей. Изменились мы, и изменился мир вокруг нас. Думаю, даже не пандемия так сильно повлияла на общественное сознание, а скорее всего накопившаяся усталость и совершенно безвекторное блуждание в поисках своего места в жизни. Больше никто ничего не знал, и Земля уже не хотела давать корням людского существования укрепиться покрепче. Наверное, мы очень обидели Матушку.
Вера с мамой утонули в любви и заботе к малышу. В их немного одурманенную компанию вступила и Ирина Васильевна. «Железная леди», прошедшая столько жизненных испытаний, сломалась как соломинка, сюсюкаясь с розовеньким поросенком Витенькой, тем еще манипулятором. Смотря на женщин с добрым сожалением, а на сына с укором за его гипнотическое воздействие на слабый пол, я ни разу не вмешался в их премилые игры. За что заслужил уважительный взгляд своего отца, который также не вмешивался, а то и участвовал в этой вакханалии чувств. А если серьезно, то я, конечно, был счастлив.
Петр Алексеевич изменился больше всех. Приняв сына Трофимыча как своего сына, он стал готовить его к принятию всего своего бизнеса. А сам увлекся рыбалкой, стал фанатом «Локомотива» и председателем клуба моржей «Веселый тюлень». Он позиционировал себя любителем и ценителем классической музыки, правда, был жестоко разоблачен и высмеян моей продвинутой женушкой. Она не дала дядьке ни единого шанса отстоять свое (и мое) понимание музыки Шостаковича и Шнитке. Мои глаза и глаза Петра Алексеевича умоляли ее не добивать нас до конца, но она была невозмутима и беспощадна. Добила! И ноги вытерла о наши поверженные тела. Дядька махнул на нее рукой и тут же придумал себе новый предмет увлечения: стихи молодого поэта Боркова. И всем торжественно пообещал, что сделает из него идола клауд-рэпа, с победной улыбкой посмотрев на свою вредную племяшку. Она, проглотив подготовленную цепочку слов, показала ему кулак и пошла жаловаться маме. Денег у дядьки было немерено, и все споры с ним являлись игрой в одни ворота. Кстати, контрольный пакет акций мы с Верой передали ему, решив посвятить свои жизни совершенно другой, не коммерческой деятельности. Это наша тайна, знают о ней только трое на планете. Вера я и Виктор Константинович.
Что касается моих родителей, то возвращение их в Волгоград стало невозможным. Мать без Веры и внука уже не представляла своей жизни, а отец принял место Трофимыча. Было ощущение, что дух его друга ему во всем помогает. Батя сам ухаживал за его могилой, не доверяя этого никому.
С уходом Кири из нашей жизни ушло все злое и негативное. Во всяком случае, хотелось бы в это верить. Когда мы собрались за общим столом – а это стало превращаться в привычку, которой раньше ни у кого из нас не было, – Петр Алексеевич задумчиво произнес:
– Скажу вам вот что, дорогие мои. Впервые в истории человечества людей заставили надеть маски, а не ждать, когда их снимут. И тут я как старый и опытный бизнесмен со всей ответственностью заявляю: самым доходным бизнесом скоро станет хорошо прокаченная ЛОЖЬ. Даже такие традиционные лидеры в увеличении капиталов, как здоровье, война и мистицизм, отойдут в сторонку с поникшей головой. Я имею в виду – Абсолютную Ложь, то есть когда люди перестанут верить даже себе и близким. Их задачей станет исполнять волю производителя чего угодно, да хоть пирожков из песка. Поэтому я и отстраняюсь от дел, оставляя бизнес более молодому и сильному – Андрею Егоровичу. Но только после серьезнейшего экзамена, который я ему устрою, а то жалко парня. Раздавят и выпотрошат, как кролика, и все ВДВ ему не помогут.
Лично я мало что понял. А если честно, то и не хочу больше ничего понимать. Зачем ломать голову над пустотой, которую никогда и никому не удастся разделить поровну, строго по идеальному кусочку? Если нет предмета обсуждения, то и не стоит ожидать какого-либо результата на выходе. Так и останется все – просто «пук» в ночи.
Вера как-то изловчилась и впутала меня в разговор о том мужичке, которого она посетила в психиатрической больнице.
Мы спокойно улеглись в кровать, она прижалась ко мне и осторожным голоском стала делиться со мной своими душевными переживаниями:
– Костик, извини, конечно. Мы договорились с тобой не мусолить мрачные и негативные истории. Но, поверь, это совсем другое. Это как не замечать лежащего на тротуаре человека. Пройти можно, сказав себе успокоительную аффирмацию: «Пьяный или бомжара». А если это Христос – то шанс упущен навечно.
Я очень хотел спать, но терпеливо слушал жену из большого уважения и любви к ней. Находясь уже в дремотном состоянии, пробубнил:
– Верунь! Христос один, а алкашей и бомжей навалом. Всех не перенюхаешь. А в наше время проявлять заботу публично является «моветоном», могут и морду побить за показуху.
Увы, я погорячился, так как Верочка ткнула своим кинжальным кулачком мне в бок и решительно заявила:
– Так, все! Сон отменяется! Давай разберемся, как пацаны, до первой крови!
Я очень пожалел, что затронул имя Христа и, вообще, сказал что-то не то. Но если честно, так и не понял, в чем моя роковая ошибка. И сон свой профукал из-за своей ужасной привычки сначала говорить, а затем думать. Я повернулся к Вере и, улыбаясь, попытался исправить ситуацию: спать же хочется. Но, увидав ту самую дьявольскую искорку в ее глазах, с великим прискорбием заявил сам себе: «Хана, Костя! Теперь до утра будет кровь сосать через садовый шланг».
– Значит, по-твоему, человек без бетонных стен уже и не человек вовсе? – Тихо-тихо прозвучал вопрос, а это для меня пострашнее, чем рев бешеного бугая. Женушка вышла на тропу войны и будет биться до полной своей победы: в живых останусь, но буду морально изранен, гарантированно. Единственное, что меня могло спасти, так это милость того же Христа или беспокойная ночь у сынишки. Естественно, второго я не желал, но… надеялся. Бежать мне было некуда, а применить проверенный способ: поругаться – ну, нет. Она мать, у нее молоко, значит, никаких стрессов с моей стороны. Иначе смерть приму от своей матери. У нее природное право и власть. Поэтому я лежал и безуспешно придумывал средства защиты. Старался разделить всю ее пламенную речь по частям, равномерно, по секторам обстрела.
Вера пугающе улыбнулась и продолжила:
– Кость, а тебе не кажется, что ты элементарно зажрал ся? Вот посмотри на пример зажравшегося существа.
Она кивнула в сторону мирно дрыхнущего кота, который даже и не подозревал, какая ужасная беда нависла над его упитанным тельцем. Не поленившись, Вера ногой дотянулась до него, сдвинула на край кровати, затем носочком жестоко сбросила в пропасть.
«Все, разбился кот, на хрен!» – страшная мысль пронеслась у меня в голове. От такого ее «садистского» поступка сжалось сердце, ведь Маркис, наверное, совсем разучился падать на лапы, как все нормальные кошки. Но тут же малость отлегло, когда буквально через пять секунд я увидел его, совершенно невозмутимого, на прежнем месте. Мое воспитание и закалка, – мысленно восхитился я. Давно подозреваю, что в каждом человеке обязательно сидит жестокий бес, ну, кроме святых, конечно. Вере в эту ночь по неизвестной причине срочно понадобилась жертва. И она получила свое – не одну, а сразу две. Правда, вторая жертва уже дрыхла без задних ног, а я не спал и ждал начала и продолжения рассказа.
До меня донесся монотонный голосок моей благоверной:
– Хотела только поделиться с тобой моими чувствами и мыслями. Ведь я так редко это делаю.
Я с тревогой посмотрел в ее глаза, подумав: «Может, от умственного перенапряжения у нее память отшибло, к чертям собачьим? Все время только и выслушиваю ее излияния и сентенции. Не-ет, кончать с этим нужно обязательно, причем без сожаления. Поработали, помыслили, ну и достаточно. Теперь необходимо сменить сферу интересов и заняться обывательской кипучей деятельностью. Самое разумное и полезное занятие».
– Начну с того, что скажу тебе: он стал черным монахом и принял схиму. Что это такое, пояснять не буду. Короче, умер для материального мира и ушел в духовный. Прав он или не прав, его дело, ему решать и выбирать. Признаюсь тебе, что получила от него второе письмо, и он два раза являлся ко мне во сне, где мы спорили и просто болтали о некоторых замысловатых вещах. Что самое интересное, мой Голос считает его единственным «аспирантом» в их мало познанной школе. Все те уважаемые и крутые господа, с кем я встречалась по аналогичному вопросу, стоят на ступеньку ниже. В чем фишка – не знаю, а спросить не могу. Говорила уже, что связь в одну сторону только.
Я набрался смелости и перебил ее, в надежде на понимание:
– Верунь, говори, ближе к телу. Время уже позднее, спать охота. Ты же знаешь, что меня, твердолобого, только жизнь поступательно и аккуратно воспитывает. Трофимыч для меня урок на всю жизнь. А другие варианты плохо работают – слова, так они, вообще, не прошибают ни грамма.
– Хорошо! – неожиданно согласилась она. – Еще минут двадцать помучаю тебя и отпущу смотреть голых теток или футбол во сне, конечно. Так вот, для меня связь с ним – самая большая загадка. И на этот раз он меня совсем поставил в тупик одним своим личным заявлением. Ведь мамин голос сказал мне, что, как только Витенька перейдет на молочную смесь, я продолжу совершать рабочие командировки. Видимо, они меня не оставят жить спокойно и просто. А у меня сейчас на первом месте сын, и, если честно, устала я ломать мозги и крутить эту вечную динамо-машину. Короче, письмо читать не буду, а объясню своими словами. Понимаешь, оказывается, в мире нет ни одного человека, который бы искренне чувствовал и ощущал благодарность. Другими словами, мы все конченые и неблагодарные существа. Ну, что ты такой, это мне ясно как Божий день. Но чтобы прям абсолютно все, здесь меня берут сомнения.
– Спасибо, родная, – успел я высказаться по поводу хорошего знания моей внутренней сущности.
– Всегда рада лишний раз услужить тебе, неблагодарный! Так вот, он пишет, что если вдруг возникнет в ком-то истинное это чувство, то мир замрет, как в игре «море волнуется – раз…» Энергия движения нашего постоянного развития потухнет, к чертовой матери. Он, на мой взгляд, совсем погасил свое личное мышление и трактует то, что навязывает ему внешний источник. Даже не хочу догадываться, какой. Кстати, все монахи стремятся к этому: то есть, пребывая в постоянной молитве, остановить работу мозга. И неважно, как они это делают, – бесконечным «ОМ» или словами. Но не в этом суть. Чем они занимаются и к чему стремятся, не наше с тобой дело. Так сказать, слава Богу, мы еще не доросли до этого, погрешить еще немножко очень уж хочется. Важно другое. Почему он передает это все мне, а я принимаю и не могу послать и его, и всех их куда подальше? Я ведь женщина, а теперь и мать! Зачем я? Раньше я тусовалась налево и направо, и мне было очень хорошо. Да, понимаю, кое-какие необычные способности у меня были, и я прекрасно их использовала, работая «бизнес-свахой». Результат был стопроцентный, ну и, соответственно, удовлетворение и вознаграждение. А теперь что мне делать? Женщина-философ – это страшная аномалия.
Я погладил ее по разгоряченной головке и с сочувствием произнес:
– А я предупреждал тебя! Не связывайся ты с этими психами и учеными. Очень опасные люди. Вечно недовольные, одинокие и несчастные.
– Вот, ты правильно сказал – несчастные! – встрепенулась жена. – Он как раз про это несчастье и написал мне. Понимаешь, Костик! Это самое ощущение – быть несчастным, заставляет человека постоянно искать и перемещаться, в надежде обрести новое несчастье и успокоиться. Обычно в это метание подключаются такие движущие инструменты, как зависть, алчность и внутреннее несогласие с разделением людей по их способностям. Короче, чем я хуже, чем Билл Гейтс. Вектор движения всегда направлен в сторону так называемых успешных собратьев на жизненном пути. Отсутствие благодарности и довольства тем, что имеешь, загоняет и мучает, как зайца гоняют борзые собаки. И правда, как ощутить благодарность, если кругом индивиды с глазами, смотрящими только вперед. Вдобавок с руками загребущими, глазами завидущими. Чуть помедлил, посмотрел вниз, а нет ли камешков на дорожке, – поднял взгляд, а ты уже в конце очереди. И тогда только удивляться приходится: «Вот это мастера, работают на совесть. Толкач в мозгу просто перегрелся от натуги». Вот он и пишет, что благодарность ощутить невозможно, а отсюда появляется мрачное, несчастное настроение, которое более сильных двигает лес валить, чтобы щепки летели, а слабых завидовать и злиться на свое бессилие. Такой вот круговорот получается. Скажи мне, Костенька, свое мнение и спи себе на здоровье.
Сонными глазами я постарался изобразить умный вид, ответив ей так, чтобы гарантированно получить милостивое согласие больше меня не трогать:
– Любовь моя! Я тебе скажу просто, но от души. Миллионы таких, как он, занимаются копанием того, что само вырастает со временем. Это как в анекдоте про китайцев, не слышала? Посадили они картошку утром, а к вечеру выкапывают. Их спрашивают: не рано ли? А они хором отвечают: очень кушать хочется. Что человек существо неблагодарное – это факт, но, видимо, Бог хорошо знает про это и особых претензий не предъявляет. Как к детям своим. Уж ты согласись, что дети до восемнадцати лет любить и благодарить вообще не умеют. Так что давай спать, дорогая. Все будет хорошо, нас всех вылечат и приведут туда, куда нужно. Даже не сомневайся.
Измождённый своим ангельским терпением, я дотянулся до Вериных губок, поцеловал и упал на подушку, словно пристреленный в упор.
– Ладно, спи. Ты не убедил меня. Завтра договорим. – Услышал я отдаляющийся голос.
Уже проваливаясь в сонное небытие, я мысленно заявил ей на прощание:
«Нет, красавица моя! Ошибаешься! Хватит тебе лазить по мистическим помойкам. Я твой муж, а вы моя семья. И вообще, ты сама сказала, что я твой вечный спаситель или спасатель – не важно. Ты, Верочка, теперь мать, а круче этого у женщины ничего не должно быть. Поэтому, вопреки тому, что сказал твой Голос, как только сын перейдет на искусственное питание, ты поедешь не в очередную командировку, а в ночной клуб. Куда я тебя во спасение твоих мозгов направлю на принудительное лечение. Там, в кругу своих подруг, ты будешь скакать галопом на паркете до изнеможения под свой метал, рэп или рок, мне по барабану. Пока не вылетят из тебя все голоса и половина накопленной мудрости. И будешь ты, как и раньше, думать больше о шмотках, чем о превратностях жизни. Уверен, твои мама и папа обязательно поддержат меня. И будем мы счастливыми, несмотря ни на какую болтовню о счастье и смысле жизни».
Шансов переубедить меня у Веры больше нет, лимит вышел. Расклад будет именно такой, как говорил Виктор Борисович: «Жена должна быть радостной, счастливой и беззаботной». Я буду пахать и рубиться с кем угодно за свою семью. Сын будет нападающим «Ротора», который к тому времени обязательно станет обладателем Кубка чемпионов.
С этим я и уснул. Выйдет ли все по-моему – не знаю. Но то, что я благодарен Богу за Веру и за сына – это стопудово!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.