Текст книги "Жизнь не кончается никогда!"

Глава 10

Лицо Ирины Васильевны, встретившей меня в приемной, было тревожным. Она показала мне рукой на дверь кабинета и шепотом сказала:

– ЧП. Он тебя ждет.

Петр Алексеевич сидел за столом в одной рубашке, даже без галстука. Вид у него был растерянный, казалось, он постарел лет на десять. Руки дрожали, и он никак не мог выбрать, по какому телефону звонить, – хватался то за одну трубку, то за другую. Наконец он заметил меня и бросил поспешно:

– Садись!

Все-таки выбрав телефон, он довольно уверенно скомандовал в трубку:

– Собрать всех! Объявить усиленную! Ко мне сюда два джипа с вооруженной охраной. А ты организуй работу всех наших силовиков! Докладывать мне каждые полчаса.

Бросив трубку на стол, Петр Алексеевич пристально посмотрел на меня и раздраженно выпалил:

– Игоря убили! Киллер стрелял с крыши дома, когда он выходил из ресторана. Теперь я точно знаю, кто это. Сработало звериное чутье и активировало память. Мы совсем забыли про эту крысу, и теперь, когда нет Вити и Игоря, я следующий. Эта тварь не остановится, его можно только удушить.

Я не знал, о ком он говорит, но догадался, что Петр Алексеевич нашел-таки конец веревочки, к которой привязаны все трагедии.

Он стал быстро ходить по кабинету и, размахивая руками, комментировать случившееся:

– Эта гиена все-таки проявила себя! Ничего, я его раздавлю как гниду! Надо же быть такой сукой, чтобы столько лет носить в себе злобу и ударить исподтишка, как трусливая баба!!

Шеф подошел к столу, снова взял трубку и позвонил, вероятно, кому-то из следственной группы, ведущей работу на месте преступления. Задал только один вопрос: «Нашли что-нибудь стоящее?» – а остальное время молча слушал. Я подумал о том, что Вера тоже может подвергаться опасности, и меня залихорадило. Судорожно набрав ей, я как можно спокойнее сказал:

– Верочка, не волнуйся, пожалуйста! Игорь Сергеевич погиб. Прошу тебя, никуда не выходи из дому, я скоро приеду, и мы поговорим. Целую тебя, родная!

Я знал, что жена не будет задавать вопросов, а паниковать уж точно не станет, но зловещую новость хорошенько обдумает.

Петр Алексеевич торопливо подошел к сейфу, который скрывался за картиной какого-то сюрреалиста. На этой непонятной херне, видимо, была намалевана преисподняя в Ледниковом периоде. Лица людей изощренно искажены, что наводило на мысль о душевном здоровье художника. Виктор Борисович такого уродства никогда бы не потерпел. Эту картину повесил на место прежней Игорь Сергеевич. Как раз за неделю до своей гибели. Набрав код, шеф вытащил из сейфа листок бумаги со списком фамилий, положил на стол и размашисто перечеркнул крестом. На обратной стороне он с нажимом вывел лишь одно имя – Киря. Глаза у него стали страшными. Наконец, он сел на свое кресло и жестко обратился ко мне:

– Костя! Каждое слово, которое ты услышишь от меня, должно остаться только между нами. Мне доверять больше некому, а один в поле не воин. По всему, следующим трупом буду я. Если моя догадка верна, то я уже обложен по полной, как волк красными флажками. Методы работы этого животного, а по-другому его не назовешь, мне хорошо известны. Он трус и потому очень осторожный и предусмотрительный – будет ждать удобного момента и выстрелит без промаха. Это же надо быть таким гнилым субъектом, чтобы по прошествии стольких лет наносить подлые удары по одному, получая черное удовольствие! Он садист и наверняка кончает в штаны, когда чинит расправу. Но я его не боюсь! После смерти Вити и Игоря я вообще ничего не боюсь, но осталась Вера. Если он убил ее мать, причинив Вите нестерпимую боль, то доберется и до нее – был отморозком, а сейчас точно дьявол. – Он достал из кармана платок и вытер вспотевшую шею. – В тебе, Костя, есть то, чего нет и не было в нас троих, – это я давно приметил. Первое. Ты никогда не участвовал в войнах за большие деньги, а значит, сохранил веру в справедливость. Я говорил Игорю, что эта черта в тебе губительна для бизнеса, но эта твоя вера делает тебя наивным как дитя, – следовательно, твоим защитником будет Бог. Нам это не светит, мы давно приняли решение защищать себя своими силами. Дело выбора – тут другого не дано. Второе. В тебе сейчас невероятная сила, потому что ты будешь биться за свою жену и нерожденного еще ребенка. Со мной ты можешь поступить как угодно – клятвы верности давать не нужно, да и захочешь ли ты ее давать. Если верить Библии, клятвы ничего не стоят, но тут дело касается не только меня и Игоря, но и Вериных родителей – а ты их не предашь никогда. Это я знаю, и мне этого вполне достаточно. Так что от тебя требуется только одно – сказать свое «да» или «нет». В живых останемся или мы, или он – третьего не дано.

Я взял телефон и позвонил Вере:

– Верочка, один только вопрос. Готова ли ты отпустить меня и дать благословение на месть?

– Да, – спокойно ответила она и тут же отключилась.

Посмотрев твердо в глаза Петру Алексеевичу, как равный равному, с которым мне придется стоять спина к спине, я сказал:

– Я с вами!

Он взглянул на меня благодарно.

– Если бы ты ответил сразу, не звоня при мне Вере, я бы не стал продолжать. Но ты поступил мудро, ведь мстить или не мстить – всегда проигрышный вариант, если ты сам, единолично, принимаешь решение. Нет, в этом случае нужно получить разрешение от близкого тебе человека. Так вот, когда убили Виктора и его жену, мы с Игорем думали, что это сделал личный враг твоего тестя, неведомый нам. Неведомый, потому что все свои проблемы Витя решал сам, нас не посвящал, берег по мере возможности. Со своими соперниками он расправлялся, как на ринге, открыто и честно, и Бог всегда был на его стороне. Он никогда не добивал их до конца, иногда даже просто отпускал без всякого дополнительного наказания. Мне кажется, ему доставляло большое удовольствие довести партию до мата, как в шахматах. А вот когда наезжали на нас, то он становился безжалостным – ведь он защищал свою семью, кем справедливо нас считал. Мы никогда не прибегали к жестким криминальным мерам, а только полностью банкротили, забирая в качестве трофея основные и оборотные капиталы проигравшего. Иногда, правда, кое-кого, особенно наглых, отправляли на пару месяцев в больничку, чтоб подумали и остыли немного. И чтоб другим неповадно было – мягкой и глупой головкой биться в железобетонную стену. И вот в девяносто седьмом году, а время тогда было жестокое и конкретное, немало хороших людей полегло в могилы, так вот, в девяносто седьмом году на Игорев бизнес наехал полный отморозок – Кириллов Эдуард Семенович, по кличке Киря. Он был связан с криминалом и с ментами, что тогда было одно и то же. И те и другие прикрывали его и помогали выпутываться из довольно щекотливых ситуаций, но не признавали его за своего и вообще не уважали. Все знали про его грязные методы работы, про разбой и даже мокрые дела, но денег у него было немерено, и к тому же он был хитрым и бегал везде в одиночку. Никому не доверял, особенно своим телохранителям. Но был страшным трусом, поэтому содержал их целую роту, постоянно меняя состав. От него пострадало много честных предпринимателей – платили ему огромную мзду, чтобы хоть как-то существовать и развиваться. Киря поступал с ними по-разному, больше по-скотски – давил на членов семьи, иногда похищал кого-то, жестко избивал и пытал, а порой и убивал. Короче, мразь конченая. И когда он прижал Игоря, то мы с Витей, естественно, пошли на крайние меры. Лично я хотел навсегда прекратить его особо зловонное существование на Земле. Но Витя решил Кирю полностью разорить и посадить надолго в тюрьму, где у того было предостаточно личных врагов. Но в то время практически не сажали денежных мешков, и Витя решил сыграть красиво. Спорить с ним было бесполезно, да мы никогда этого и не делали. Мы начали с того, что обезопасили наши семьи, отправив их всех в Швейцарию. Киря узнал, что против него мы действуем все втроем, и перекинулся на наши с Витей производственные объекты. Середины Витя не знал, если гнал кого-то, то до самого обрыва, пока противник не падал на колени или не бросался в пропасть, – в этом наш друг был академиком психологии, если можно так сказать. Противостояние длилось около двух месяцев, и вот однажды Витя решил сыграть с Кирей простую, но гениальную партию. Кириллов везде перемещался, сопровождаемый двумя эскортными кортежами, покруче чем у президента. И никогда не посещал общественных мест – ресторанов, клубов и бань. Питался всегда один как сыч в снятой на один день квартире. Короче, Владимир Ильич Ленин просто отдыхает в плане конспирации. Но Ленин был умным вождем мирового пролетариата, хоть и немного зацикленным на всеобщем равенстве, а Киря – обыкновенный патологический трус и маньяк. Вот этим его свойством – трусостью – и решил воспользоваться Виктор Борисович, объяснив нам, что если Кириллова заполучить в наши руки на пятнадцать минут, то он, спасая свою шкуру, подпишется подо всем, даже в организации заговора на губернатора. Да, но как заполучить? Вариант был один – оговоренная встреча с ним, пусть даже он явится с ротой телохранителей или под прикрытием вертолетов. Конечно, устроить там бойню – вариант был для нас неприемлемый. И тут еще была такая сложность. Обычно место и время встречи назначал только сам Киря, причем мог позвонить в любое время дня и ночи и называл место, чаще всего за городом. Потом еще гонял часа два потенциального собеседника, хаотично меняя направление по телефону. Окружал его на месте «бронетехникой» и через пять минут появлялся сам. Вот таким героем был треклятый Киря – страховал свою подленькую жизнь в мелочах. А у Вити был хороший товарищ – Семен Романович Сухопаров, постоянный его соперник на звание чемпиона в боксе. Они очень сильно уважали друг друга, но колотили по мордасам на совесть. Правда, можно и по-другому сказать – с любовью. Победы делили поровну – то Витя, то Сёма, поэтому зависти и претензий быть не могло. Витя рассказывал, что тренеры говорили им: на ринге вы должны благодарить и ненавидеть соперника одновременно. Благодарить за то, что он помогает тебе стать более совершенным, а ненавидеть – за наглость, с которой он хочет отобрать у тебя медаль. Так вот, это соперничество длилось у них лет десять. А потом дорожки разбежались надолго – Витя ушел в бизнес, а Сёма в спецвойска Железного Феликса, где добился довольно высокого положения, впрочем, как и твой тесть в своей области. Витя никогда не обращался к нему за помощью – гордость не позволяла что-либо просить. Но здесь случай особый – без Сёмы не справиться. Конечно же, тот не отказал. Они вместе тщательно проработали план захвата Кириллова. И вот настал «судный день» – стрелка была назначена, и мы стали ждать, когда этот сверхосторожный хорек выйдет на подиум, чтобы продемонстрировать свою физиономию. Эта бабская процедура была им хорошо отрепетирована, и опасались мы лишь одного – он заподозрит неладное. Ведь у таких маньяков чувство самосохранения очень обострено. Нам позвонили от Кири в одиннадцать часов вечера и коротко сказали, чтобы мы выезжали и были всегда на связи для уточнения маршрута. Естественно, мы отправились на стрелку втроем, на одной машине, не взяв с собой оружия. Нам пришлось петлять по дорогам Подмосковья больше двух часов, но в конце концов место было названо. Прибыв на большую поляну, окруженную лесом, мы попали в яркий поток лучей десятка фар. Витя, прокомментировал ситуацию:

«Я был не прав, он не трус – он редкий трус. Такое количество охранников, даже для сильно напуганной женщины, – просто неприлично».

Мы натужно хохотнули, ведь ситуация была серьезной. Вышли из машины и пошли навстречу «светлячкам», остановились метрах в тридцати от них. С их стороны не было никакого движения минут десять. Затем, как по команде, открылись дверцы всех джипов и из них, как тараканы, посыпались вооруженные люди, рассредоточиваясь по точкам обороны.

«Не наигрались в детстве в войнушку. Наверное, тащатся от себя, какие они бравые воины», – снова пошутил Витя.

Из «мерседеса» вышли трое и неторопливо направились в нашу сторону, один из них был Киря. Когда они подошли к нам на расстояние пяти метров и остановились, я вдруг услышал звук, похожий на свист раскрученного кнута. И мы, и они стали озираться по сторонам, не понимая, где прячется невидимый «пастух». И тут, будто из другого измерения, появились два черных боевых вертолета; зависнув над нами, они полностью осветили поляну. Это было как в голливудском боевике, только еще круче. Раздались предупредительные очереди из пулеметов, а за ними громкая команда в мегафон:

«Всем лечь на землю и не двигаться. Кто шевельнется, стреляем на поражение!»

Мы все упали, а из вертолетов посыпался спецназ. Были сброшены тросы, но казалось, что бойцы, не касаясь их, опускаются на землю с двадцатиметровой высоты. Дальше все произошло молниеносно – «бычков» повязали, а мы, прихватив Кирю, спокойно уехали с места стрелки. Нам там нечего было делать – «товар» при нас, а Сема сам разберется с бандюками.

Я сидел за рулем, а Киря на заднем сиденье, между Витей и Игорем, – бледный как смерть, руки тряслись, как при Паркинсоне, и часто портил воздух в машине. Правда, извинялся гад, говорил, что у него проблемы с кишечником. Мы его в шутку утешали: мол, как только приедем на место, сразу сделаем семиведерную клизму и вставим пробку в его «воздухоотвод». Чтобы выбить из него показания, использовали старый проверенный способ. Заранее вырыли яму в лесу глубиной два метра, как положено, на дно «могилки» поставили пенек и ящик из-под водки – типа стол и стул. Оружием его не пугали, да у нас его и не было, – просто пинком столкнули вниз и кинули ручку с бумагой. Без всяких уговоров он признался в погромах, рэкете, похищении людей и даже в организации одного убийства. Затем мы отвезли его к хорошему нашему товарищу прокурору, где Киря все повторил на магнитофон в нашем присутствии. На суде ему дали пятнадцать лет строгача, и в тот день многие испытали чувство радости. Конечно, могли дать и пожизненно, но Кирины адвокаты оспорили его роль в убийстве. Сидя в клетке, он пообещал нам отомстить, но мы забыли об этом на следующий день после приговора. Витя сказал:

– Вряд ли он доживет до конца срока. А после того как он сдал многих подельников, с ним даже скунс рядом не сядет. И вообще, слушать угрозы от такого слизняка – дело недостойное мужчины.

Но, как ты понимаешь уже, мы ошиблись и горько поплатились за свою самонадеянность. Киря на свободе, я даже не знаю, когда он вышел из тюрьмы, – деньги решают все. Наверняка он сейчас не Кириллов, а какой-нибудь Скворцов или Шлиссерман. Более того, он сделал пластику, потому что в прежнем обличье он не будет подставляться. И главное – он все знает про нас, а мы о нем – практически ничего. Единственная надежда: он не знает… наверное, не знает, что мы его вычислили. Так что, Костя, нам нужен четкий план действий, и в этом сценарии я буду видимым и известным ему, а ты – нет.

Закончив, Петр Алексеевич попросил Ирину Васильевну принести нам холодную «Боржоми», сказав мне при этом:

– Жара сегодня в офисе чудовищная. Ты как себя чувствуешь?

– Да вроде нормально. Я же родом из Волгограда, мы там народ теплостойкий, хотя такую горячую информацию без вентилятора сложно переварить.

Петр Алексеевич улыбнулся устало и кивнул.

Ирина Васильевна принесла чай и бутерброды с сыром, рядом с Петром Алексеевичем, аккуратно обтерев салфеткой, поставила запотевшую бутылочку «Боржоми». Уходя, она незаметно подмигнула мне.

– Эта Витькина преданная ведьма прям как кондиционер, аж холод прошел по спине, – в закрытую дверь пробубнил мой единственный теперь шеф.

– Сейчас не девяностые, и можно подключить к расследованию силовой аппарат, а также Интерпол, – сказал я за чаем.

Петр Алексеевич посмотрел на меня сочувствующе и, отрицательно покачав головой, ответил:

– Костик, дорогой ты мой! Ты не суетись и не торопись с решениями. Верно, девяностые прошли, но люди остались. Более того, они стали опытнее и хитрее. И деньги по-прежнему решают все. Деньги у нас есть, так зачем же нам тревожить государство? Мы подключим сыщиков покруче, и не продажных. Полиция раскидает везде Кирины старые, никому не нужные фотографии, и он, обнаружив их на каком-нибудь заборе, от души поблагодарит и полицейских, и нас заодно. Прикажет киллеру побыстрее разобраться с нами. А сам умотнет в Австралию с кучей паспортов ждать моего изображения в черной рамке в криминальных новостях. Нет, мальчик! Нам нужно действовать нестандартно, и посредники совершенно отпадают. Я тебе вот что скажу – свою сопливую куклу-жену я уже отправил на острова, подальше отсюда. Пусть покуролесит полгодика с молодыми мулатами, а может, я ее вообще навсегда там оставлю трясти задницей на пляже… Ничего, живее будет. Но наша Верочка… она никуда не поедет от тебя. Уверен, пока мы строим с тобой стратегические планы, она экстренно подключила свои невероятно мощные способности. Я хорошо знаю свою племяшку, Костя. Когда ты просил ее отпустить тебя на месть, она тебя поддержала, да, но, в первую очередь, для того, чтобы не задеть твоего мужского достоинства. Ведь она копия своей матери – умна и сильна, просто чертовски. Витя, вон, думал, что он самый сильный в семье, так это они мудро поддерживали его уверенность в этом. Не знаю, говорила она тебе или нет, ведь Верочка два раза спасала мне жизнь. Удивлен? Еще бы! Первый раз, когда она еще двенадцатилетней девочкой была. Позвонила мне в аэропорт Внуково, я оттуда должен был лететь на очень важную встречу, и встревоженно говорит:

– Дядька! Не лети этим самолетом, дождись следующего.

Я в шутку спросил:

– Девочка моя, тебе, наверное, страшный сон приснился? Испугалась и теперь волнуешься за меня. Спасибо тебе, родненькая! Не переживай, это всего лишь сон.

– Полетишь этим самолетом, и тебя не будет. А в сны я вообще не верю! – как взрослая женщина отчеканила она.

Хорошо помню, что после ее слов горло, как удавкой, сжало. Короче, я не полетел, а самолет разбился.

Второй раз это случилось не так давно, три года назад. Я был за рулем и ехал на важную встречу. Она позвонила мне в машину и «подлизывающимся» голоском попросила срочно остановиться возле салона, чтобы купить ей только что выпущенный в продажу айфон. А у нее этих айфонов, что у дурака махорки, и я знал, что Игорь подарил ей только вчера такой. Мы все баловали ее, отказа ни в чем не было.

– Тебе все равно захочется мне что-нибудь подарить, так что айфон будет в тему, – сказала она, и я решил выполнить ее просьбу… Знаешь, после того случая с самолетом я стал доверять ее внезапным странным звонкам. В общем, как только я покинул машину и зашел в салон, мой «мерс», протаранил МАЗ, за рулем которого уснул в стельку пьяный водитель. Вот такие пирожки получаются. В принципе, мы все верили в ее способности безоговорочно, кроме Игоря, но он вообще ни во что не верил и никому. Так что, Костя, мой тебе совет. Ты сейчас поезжай к жене и поговори с ней обстоятельно, посоветуйся, придуши немного свою гордыню. Послушай, что она скажет. А я займусь координацией всех наших «воинских подразделений». Поцелуй там за меня племяшку.

Домой я не поехал, а направился в тир, где у меня проходили дополнительные тренировки с Егором Трофимовичем, он и стрелком, понятное дело, был отменным. Тир был частным, принадлежал раньше моему тестю, он любил наведываться туда, чтобы снять психологическую нагрузку. Находился под землей, оснащен был по последнему слову Думаю, таким не каждый мог похвастаться.

Когда я зашел, Трофимыч (он позволил мне его так называть) палил из пистолетов Glock 17 с двух рук. Результат стрельбы можно было не проверять – всегда кружок отверстий вокруг десятки. Отстрелявшись, он положил оружие на стол и грустно сказал:

– Костя, я тебя всему научил – удар у тебя поставлен классно, да и стреляешь ты неплохо. Думаю, пора нам с тобой заканчивать, ведь учиться чему-то бессмысленно, если не применять на деле. Но я бы и не хотел, чтобы тебе все это пригодилось. В душе я буддист и верю в бесконечный круг перевоплощений. Жизнь – штука простая, всегда поддерживает равновесие. Во времени она не ограничена, да и мы тоже. Сколько раз пошлешь пулю в кого-то – столько раз она и в тебя прилетит, пока кармически не отработаешь неправильно принятое решение. Надеюсь, ты не собираешься стать Рэмбо, чтобы крушить всех направо и налево?

Я криво улыбнулся.

– Как раз собираюсь. Правда, враг у меня один, а какое у него войско – не знаю.

По взгляду было видно, что он удивился.

– Не буду ни о чем тебя спрашивать – решение только твое. Ты взрослый мужик, головку уже держишь, поэтому должен уметь отвечать за свои поступки. Скажу одно – можно и кота научить лизать себе яйца, перегнувшись через спину.

Юмор у Трофимыча был армейский – грубый и малость туповатый, но шутить он себе позволял только в компании мужиков. С женщинами он был образованным интеллигентом.

– Ну, раз так, – продолжил он, – действовать мы с тобой будем согласно обстоятельствам. Левая рука не должна знать, что делает правая. Думать во время схватки строго воспрещается – все должен прокрутить в голове до ее начала. Короче, занятия продолжим, но стрельбу и спарринг оставим как хобби. Работать начнем с твоей психикой. А именно: ты должен чувствовать противника, не знать, а чувствовать его замыслы каждым своим нервом. Сделать это непросто, но возможно. В каждом человеке есть этот механизм, правда, пользоваться им разучились в связи с губительной урбанизацией и полным отрывом от природы. Уверен, что тебе будет не по себе, если в соседней комнате ползает кобра, хотя ты ее не слышишь и не видишь.

Мы приступили к занятию. Для начала Трофимыч попросил меня спрятаться и «не дышать». Я встал за шкафчиком, который находился в темной комнатке уборщицы, и затих. Ровно через три минуты дверь открылась, и раздался спокойный голос Трофимыча:

– Выходи, Рэмбо, бить не буду.

– Я все понял, у тебя просто собачий нюх, – заявил я со смехом, на что он спокойно ответил:

– Это просто у тебя нет мозгов. Запомни, все чувства нужно стереть, тогда ты поймешь, где спрятался хорек. Ладно, это все придет к тебе со временем.

Он показал мне еще пару фокусов, и мы разъехались по домам. По дороге я, как всегда, размышлял. На этот раз о Вере – оказывается, я не знаю о ней ничего, хотя она много рассказывала о себе. Получается, я для нее как открытая книга – проще не придумаешь. Хорошо еще, что не докатился до выяснения отношений с ней на тему «кто в доме хозяин». Если б я начал крутить эту ересь, то смахивал бы на идиота, который попал в их мир по милости «неизвестно кого» с двумя парами носков на смену. Может, я и придурок конченый, но кланяться в ноги никому не собираюсь. Чувство вины и мысли о том, что я кому-то что-то должен, во мне атрофированы полностью. Никому неизвестно, что во благо, а что нет. Правда, сейчас, в наш сугубо меркантильный век, деньги сильно претендуют на главную должность мирового мерила совести. Но власть их все более становится шаткой, и делать выводы и подводить итоги, пока еще рано. Они могут хорошо обделаться на резком повороте природного недовольства. А про нас с Верой я понимаю так: я безумно люблю ее и надеюсь, она отвечает тем же. А если что другое, то нужно срочно разбегаться: задница об задницу, и кто дальше прыгнет. Верю, такого не будет никогда. Что же касается ее невероятных способностей, то почему она до сих пор не почувствовала убийцу? Здесь точно какая-то сложная загадка и фантастическое переплетение событий. Короче, мне нужно срочно поговорить с ней обо всем этом.

Дома все собрались у телевизора, смотрели фильм о животных – любимая тема Маркиса. Живот у Веры стал огромным, и я надеялся, что у нас родится богатырь. Она тяжеловато поднялась с дивана, подошла ко мне и, поцеловав, спросила строго (при этом еле сдерживая улыбку):

– Константин, ты, видимо, за саблей вернулся? А то ведь гордые и очень самостоятельные рыцари в запале могут броситься в атаку со шваброй тети Клавы.

Она не выдержала, рассмеялась и пошла гусиной походкой наверх, в спальню. Я заскочил на кухню, схватил из холодильника кусок колбасы и побежал за ней. Мы улеглись на кровать, взялись за руки, и я спросил:

– Верунь! А почему ты не смогла узнать, кто убийца, пользуясь своими необычными способностями?

– Тебе дядька рассказал обо мне? Не все так просто, как ты думаешь, Кость. Не у всех информация открыта, защита бывает непробиваемой – например, как у нашего президента. А что касается этого человека, то до убийства Игоря Сергеевича там была черная бездонная дыра. Я знала только одно, что он нелюдь и редкая мразь, с которым отец когда-то серьезно пересекался. Но всех подонков, с которыми папе приходилось иметь дело за всю жизнь, и пересчитать невозможно. Так же я всегда знала и знаю, что именно ты вонзишь в его дьявольское сердце осиновый кол. Всему свое время и место, как ни банально звучит. Мне не хватает многих данных о нем, но теперь вы их добудете. А с Игорем Сергеевичем… В его случае произошла нелепая и роковая ошибка. Он всегда был скептиком, не верил никому и ничему, доверяясь только своим глазам и ушам. А это путь в никуда, и просчитать его со стороны совсем сложно. Наш Маркис все прочувствовал и сделал ему метку на опасность. Но мы находились в слишком агрессивном и предубежденном состоянии, и сами себя убедили в том, чего не было.

Как только Вера упомянула имя кота, он тут же нарисовался и лег между нами кверху лапками, ждал, что еще приятное мы скажем о нем.

Я спросил Веру по поводу Петра Алексеевича:

– Как ты думаешь, выживет он или нет? Что-то я переживаю за него не на шутку.

– На все воля Божья! – спокойно проговорила она. – Но я уже взяла его под свой контроль. А ты, дорогой, всегда под моим всевидящим оком.

Она повернулась ко мне, и я увидел смеющиеся глаза, в которых светилось чувство превосходства над нашим мужским твердолобием. «Наличие яиц между ног не дает вам возможности правильно оценить ситуацию и признать, что мы, женщины, бываем умнее», – вот что в них прочитал.

С легкой претензией я выказал свое непонимание:

– Вер, тебя не поймешь! То ты вроде хочешь видеть возле себя настоящего самостоятельного мужика, как твой отец. И в то же время дергаешь меня за невидимый поводок, в результате чего я чувствую себя свободным лишь настолько, насколько он длинен.

Вера приподнялась и нежно посмотрела мне в глаза.

– Дурачок, ты, Костик! Во-первых, ты мне его сам вручил, поводок, и всегда имеешь право забрать обратно. А во-вторых, тебе же так приятно носить колечко на пальце – чем не ошейник? Вон как сильно ты гордишься им. Такую жену отхватил – ты ж герой в глазах многих твоих сверстников. Разве я не права? И вообще, разве не ты собрался завоевать мир, чтобы бросить его к моим ногам? Ведь тебе как мужику необходимо получать удовлетворение от своей силы и от своих побед. Механизм простой и древний, как колесо, но если я в твоем сердце, то и решать все будем совместно. Понял, балда?

– Ладно, но я все обдумаю сам, – упрямо заключил я, правда, добавил: – Госпожа моего сердца!

Погладив сына, я мирно уснул на ее животе.

Проснулись мы рано утром, и я стал рассказывать Вере о разговоре с Петром Алексеевичем.

– Четкого плана у нас пока нет. Я предлагал ему обратиться в полицию, но он прав – не стоит, только засветимся. А вот к криминалу пойти, думаю, резонно. У них есть информация о беспредельщиках, таких как Киря, причем больше, чем у полицейских. Вопрос только один: как выйти на нужного нам авторитета, желательно мирового уровня? Хочу позвонить шефу и предложить ему такой вариант.

Я потянулся за телефоном, но Вера перехватила мою руку.

– Знаешь, я не совсем уверена, но, может быть, я смогу вам помочь выйти на такого человека.

Она неуклюже, как медвежонок, перекатилась на край кровати, встала и, накинув халатик, медленно пошла к двери.

– Верунь, ты куда? – с удивлением спросил я. – Ты о чем вообще говоришь?

Она подняла руку и коротко бросила через плечо:

– Подожди здесь. Я сейчас вернусь.

Лежать мне надоело, я перебрался в кресло и стал просматривать эсэмэски. Минут через пятнадцать на лестнице раздались шаркающие шажки, и я услышал бормотание Веры:

– Еле вспомнила, куда положила. Но нашла все-таки.

Я тут же представил нас в восьмидесятилетнем возрасте, и мне стало смешно. Старушка моя!

Веруня протянула мне визитку, прокомментировав при этом:

– Бросила в шкатулку с побрякушками, думала, вряд ли понадобится. А вот пригодилась-таки.

Я взял карточку, не бумажную, а, кажется, из чистого золота, с искусно выбитыми вензелем, именем и телефоном. Ежу понятно, что такие визитки вручают не каждому.

– Радзинский Иван Антонович, – вслух прочитал я и вопросительно посмотрел на жену.

Она села напротив, забрала у меня из рук карточку и спокойно объяснила:

– Этот господин очень влиятельный человек как раз в тех кругах, о которых ты говорил. И не только в них. Номер телефона швейцарский, сам он вроде как русский, но в нем течет кровь польских королей. Я летала к нему в его умопомрачительный замок в Швейцарских Альпах, он меня там встречал как королеву. Поработала с ним по заданию Голоса трое суток. Загружала информацией по полной, и он ее хорошо переваривал. Но все время спорил со мной, доказывал свои собственные теории развития человеческого общества. Как ребенок, не соглашался расстаться со своей любимой игрушкой. А ему предстояло отдать многое. Помню, он говорил, что некоторые «большие люди» из мировой элиты бросали все и уходили в черные монахи, но это их выбор, а сам он пока не готов к такому подвигу. Чтобы как-то укрепить его и избавить от сомнений, мне пришлось напомнить ему историю из его собственного детства. По нашим обывательским понятиям, ему повезло – Бог ему дал хороших учителей с самого его рождения, я родителей имею в виду. Отец Ивана Антоновича служил в специальном подразделении, которое выполняло боевые задания в различных горячих точках. Он был мужественным человеком, закаленным в тяжелых жизненных испытаниях. И когда у него родился сын, то практически с пеленок воспитывал его как сильную и волевую личность. Мать дала на это свое внутреннее согласие, не баловала и во всем поддерживала мужа. Ваня подрастал и полностью оправдывал надежды отца. Уже к двенадцати годам он стал большим авторитетом среди городских подростков, многие из которых были старше его. О Боге и религиях в их семье не упоминалось, отец учил Ивана полагаться только на свои силы и верить надежным друзьям. И вот наступил момент, когда отец уехал в очередную боевую командировку. Вернулся только через месяц и рассказал семье волнующую историю: