Текст книги "Путешественники, удивляющиеся цветам и звездам"

Анатоль Франс и искусство

Анатоль Франс искал произведения, рассматривающие живопись Революции и Империи. Он пошел в библиотеку и спросил, можно ли найти произведение, которое он спрашивал несколько месяцев назад. Ему показали книгу, он улыбнулся, полистал, дал несколько комментариев, относительно автора и живописца и положил книгу в карман. Если книготорговец извинится, потому что ничего найти невозможно, мосье Франс возобновит объяснения, касающиеся предмета, который он ищет; и прежде чем уйти, он окидывает взглядом полку. Она полупуста, впрочем, он не находит ничего, кроме маленькой интересной книжечки, лежавшей в углу, которую он берет. Недавно он также нашел что-то у букиниста, когда раскрыл какую-то книгу, которая ему понравилась:

– Запишите это на мой счет.

– Это невозможно, – ответил книготорговец, – это я вам должен деньги, мосье Франс.

– Держите, держите, – воскликнул отец Жерома Коньяра.

– Это правда вы?

И отвоевав себе такси, скоро он уже смотрел иллюстрацию Primerose Мореля Винде, Дидо – старшего, Париж, 1797, с переплетом из телячьей кожи.

Анатоль Франс не покровительствовал только художникам Революции и Империи; он открыл молодого каталонского гравера, Луиса Жу, который после тщетного стучания в большое число парижских дверей, решил, наконец, представить несколько гравюр на дереве своего авторства, которые сделал для иллюстрации «Мнения Жерома Коньяра»101101
  Франс А. «Суждения господина Жерома Коньяра» (1893).


[Закрыть].

Не осмеливаясь ждать внимания академика-иллюстратора, художник довольствовался тем, что сохранит у Франса несколько рисунков, тщательно завернув их в газету. На следующий день он вернулся и, привыкший к насмешкам, попросил комнатного слугу, который открыл ему дверь, вынести пакет, поданный им ранее. Мы не оставим без внимания всей благородной простоты его миссии, загрязненной обуви, так как накрапывал дождь; он был втолкнут А. Франсом в кабинет для работы, и писатель, полный энтузиазма, пообещал написать для нового издания Жерома Коньяра, иллюстрированного гравюрами Луи Жу (подписчики издания собрались, как очарованные), новое предисловие, которого с нетерпением ждут библиофилы. И Луи Жу, несмотря на свой талант, неизвестный ранее, становится через несколько дней, благодаря доброжелательной проницательности Анатоля Франса, одним из самых известных парижских граверов.

Искусствоведы

Через несколько дней откроется осенний Салон. Искусствоведы начнут бродить по залам, полным пыли, среди оформителей и драпировщиков. Возможно, небезынтересно будет остановиться на физиономиях кого-то из тех, кто своими частными искусствоведческими концепциями ставит задачи публике. Мы совсем не видели в этом году Ма'ршала. Мосье Ниэль вернулся к борьбе. Мы больше не слышим о приятном старике, который имел обычай одолжить день-полтора Бодлеру, рассказывая своим ясным голосом анекдоты времен Альфреда Мюссе. Мосье Тибальт Сиссон102102
  Сиссон Тибальт – критик искусств в журнале «Le temps».


[Закрыть] приехал в высокой формы шляпе, которую несет сзади.

Он колесит по залам с небесной улыбкой цвета Времени.

Мосье Воксель103103
  Воксель Луи – критик консервативного направления. Критиковал модернистскую живопись.


[Закрыть] пишет свой салон в своем собственном Салоне. Он пишет широко на больших листах бумаги, прерываясь иногда, сотрясая корпусом своей ручки.

Мосье Этьен Шарле терпеливо прошел многочисленное, но неподсчитываемое количество раз через все залы Салона, в поисках неуловимой маленькой картины: он сама совесть, доброжелательность и хорошее настроение. Сотни раз он просил меня объяснить ему кубизм, по поводу чего я ему дал ему объяснения, которые он не имел малейшего желания слышать. Он со страстью занялся произведениями, связанными с Революцией, и мосье Франс будет консультировать его по поводу творений художников этой эпохи.

Мосье Гравиль красноречивым языком комментирует бедность некоторых полотен, подписанных прославленными именами. Его вкус, не будучи дерзким, превосходен. Этот эпикуреец – очаровательный и приятный в разговоре человек. Ему нравится поэзия, он пишет стихи, которые нежной тонкостью понравились бы Малларме. Мосье Арсен Александр медленно кружит по залам, иногда останавливаясь перед холстом, активно медитирует с маленьким блокнотом в руках, быстро отмечая одно или два слова; он не задерживается на одном месте, не больше остальных, как мосье Жорж Леконт104104
  Леконт Жорж – французский писатель, журналист, драматург, критик. Символист.


[Закрыть], который лихорадочно шагает по залу в поисках холстов, которые могут его взволновать.

В этом году мы, без сомнения, не увидим Андре Сальмона105105
  Сальмон Андре – поэт, писатель, критик-искусствовед, один из основоположников кубизма.


[Закрыть], поэта с трезвой миной Габсбургов. В настоящее время он сохраняет свою критическую активность в особых художественных проявлениях.

С презрительным видом, склонив голову, прогуливается Габриэль Мурей106106
  Мурей Габриэль – новеллист, эссеист, поэт, переводчик, критик-искусствовед. Дружил с Дебюсси.


[Закрыть], перед произведениями-выходцами изобразительных концепций, которые ему никогда и ничем не могут понравиться. Этот поэт, ценитель Верхарна, живет в искусстве убежденного ученика Вистлера. В круглой шляпе, с развевающимся плащом, Габриэль Мурей задержится, чтобы поговорить о поэзии со своими единомышленниками. Есть и другие критики…

Футуристическая наука

В то время как некто стал папой и папой с футуристической быстротой, другие футуристы принимаются за науку и полностью погружаются в абсурд. Их манифест «Футуристическая наука» надо называть более точно «Любопытное футуристическое невежество», так как цель, которую они назначают в беспорядочных поисках, демонстрируя противоречивую интуицию сторонников этой странной науки, абсолютно невежественна: «Высшая цель науки гипотетически не позволит нам ничего понять, проведя человечество через абсолютную тайну». Роковым образом они впадают в спиритизм. Это религиозные духи группируются. Футуристы быстры, так как обожают скорость, и сами они бывают сильны. Эти обожатели скорости добавляют: «Нам нравится обращать внимание на нашу дерзость через эту, наименее проторенную, область нашей реальности, которая понимает феномены медиумизма, психизма, гадания на ветке орешника, ясновидения, телепатии». Конечно, эти поиски не заслуживают интереса, но это странное заключение научного манифеста, и не здесь ли содержится рекомендуемая программа активности для прилежной молодежи? Маринетти развлекало чувство здравого смысла. У подписавших манифест отсутствовал здравый смысл.

Это самая ужасная тенденция, на которую может ориентироваться дух. Если они чувствуют необходимость крайней любви, французы, которые сами знают Священника, и немало итальянцев находят более простой, более серьезный способ (более полезный, без пренебрежения серьезными научными занятиями) способ преклонения перед святая святых, Сакре Кёр, Большой или Святой церковью Лоретты107107
  Аполлинер вспоминает о Сакре-Кёр в Париже, а также о Церкви Девы Марии Лоттеранской в Париже, рядом с метро Нотр-Дам-де-Лоретт, построенной в 1823—1836 гг, об итальянской церкви, Sainte Maison de Lorette. Последняя, согласно легенде, в Средние века была чудесным образом перенесена двумя ангелами на новое место. Аполлинер иронизирует по поводу манифеста кубистов, считая, что лучше уж они верили в христианские чудеса, чем писать свои манифесты.


[Закрыть], которая соединяют религию и науку в комнате ясновидящей.

Итальянский футуризм

Сразу после этой смерти108108
  Речь идет о смерти Боччьони, которому в 1916 году Аполлинер посвятил статью «Umberto Boccioni».


[Закрыть] почти не осталось больше вокруг Маринетти новых футуристов. На самом деле, Боччьони был, можно сказать, единственным из своих товарищей, который с первого часа ни на шаг не отдалился от него.

Правда, я говорю, подразумевая тех, кто был ценен. Тех, кто пришел в футуризм после первых сражений: Соффичи, Папини109109
  Папини Джованни – итальянский журналист, писатель, поэт, критик. Основатель нескольких периодических изданий, пропагандировавших футуризм (//L’Anima, Lacerba).


[Закрыть], Палазеши110110
  Палазеши Альдо – писатель-романист.


[Закрыть], бывшие, может быть, лучшими из молодых итальянских литераторов, ставшие футуристами, без сомнения, но не хотевшие оставаться под авторитетом немного узкого папы Маринетти.

Так, по крайней мере, я понял, что произошло в среде итальянского футуризма.

Кроме того, перестав быть шумной школой, можно стать направлением.

Маринетти, который имел в Америке репутацию выдающегося политика, сделал, может быть, хорошо, оставшись в стороне, предводительствуя духовными делами своей школы, с этой энциклопедической непримиримостью, которая должна была уже выйти из моды, по мере того как итальянские и общемировые дела становились более серьезными.

Он не был бесталанен. Вероятно, он был эпохой укрепления репутации для весомого дела. По крайней мере, он не считал эти «манифесты» какими-то важными произведениями своей жизни. На самом деле, он их превосходил.

И если ему что-то нравилось, он утверждал то, что хотел, и так мило, но был немного слишком сладострастным сторонником динамичной Эпикуровской мудрости.

Памятник Христофору Колумбу

Журнал «Либерал Севильи» взял на себя инициативу общественной подписки, посвященной сбору средств на монумент111111
  Памятник был установлен в Севилье (Скульптор Лоренсо Кульо Валера, 1921).


[Закрыть] Христофору Колумбу.

Художники, занимающиеся этой работой, скульптор Коллон Валера и архитектор Тулавера – оба севильцы.

Монумент поднимется в центре круглого бассейна, который украсит самый прекрасный бульвар Севильи, рядом с парком, на правой стороне, где проводится известная в Севилье ярмарка. Он поднимется на площадке, которая будет возвышаться из бассейна и станет использоваться в качестве основания трехметрового пьедестала.

Этот пьедестал понесет две колонны больше десяти метров пятидесяти в высоту, заканчивающиеся плинтусом в два метра пятьдесят, на котором будет воздвигнут колоссальный лев.

Полная высота монумента превышает двадцать два метра.

Музей Родена

Мосье Лафер распорядился о создании музея Родена, позволив доступ в него публики; это будет поистине открытием постоянной экспозиции, где заживут произведения самого великого скульптора современности и одного из самых великих скульпторов мира.

Виктору Гюго были устроены великолепные национальные похороны. И не будет слишком устроить национальную траурную церемонию для Огюста Родена.

Искусство в 1917 году потеряло самого великого из своих представителей: после Дега – Роден!112112
  Дега умер 27 сентября 1917 г. Роден – 17 ноября 1917 г. Музей Родена в особняке «Бирон» был открыт в 1919 году. Название связано с тем, что здание принадлежало ранее маршалу Бирону. Роден проживал здесь с 1908 по 1917 год и до смерти, не успел увидеть открытия музея.


[Закрыть] Это слишком для одного и того же года!

Мы знаем, что Роден с трудом согласился, пойдя против сил коалиции Института, отдать в дар музею почти все свои произведения и античную коллекцию. Однако его живо задевали сплетни, которые поднимала посредственность против своего гения, гения, который, прежде всего, хотел быть правдивым.

И на эту тему мосье Поль Гзель113113
  Гзель Поль Валентин – писатель, критик искусств. См.: О. Роден. Искусство. Беседы с Полем Гзелем, University of California Press, 1984.


[Закрыть], сделавший Франсиско Оланда новым Микеланджело или сделавшийся новым Эккерманом при сём Гёте изобразительных искусств, чем был и при Огюсте Родене, донес до нас заявление скульптора, сделанное насчет бюстов, которое можно отнести и ко всем другим его произведениям: «Я сделал мои лучше. Я никогда не мог солгать».

Это тот Поль Гзель, которому была известна глубокая истина:

«Когда после выношенных размышлений вы ставите предмету искусства самый разумный запрет, вы можете обвинить посредственность в вопросе воздействия, но вы будете с удивлением отмечать, что гений такие запреты обходит почти безнаказанно. И он добавил:

«Я вам признаюсь, что касается меня, я с трудом могу защитить сделанное».

Открытие музея Родена будет случаем официально сказать, что, с момента смерти Толстого, светлая мысль нашего величавого художника доминировала в мире. Его авторитет, его величие, его искусство не были более предметом спора некоторых завистников, хитривших и не смевших более атаковать в лицо.

Но он сам, которого 18 ноября Моррас114114
  Моррас Шарль – французский публицист, критик, поэт.


[Закрыть] назвал «великим Роденом», разве не объявлял Гзелю: «Искусство мертво»?

Толстой провозглашал бесполезность искусства. Теория Толстого имеет своим результатом Советы.

Но Роден, констатировавший небольшой интерес к тому, что мы называем искусством, настаивал на полезности художников: «Мы заняты сегодня только интересом. Я хотел бы ныне, чтобы это деловое общество доказало, что оно по крайней мере думает о таком же уважении к художнику, как к рабочим и инженерам».

Мы придем все в особняк Бирон, ставший музеем Родена, в память о великом скульпторе.

Поль Клодель

Французская книга, которая вышла в свет в Бале под началом господ Габриэля Даргу и Анри Дерьё115115
  Дерьё Анри – французский поэт, литературный критик и искусствовед.


[Закрыть], дает во введении критику по произведениям Поля Клоделя и полную библиографию, подписанную «Графиня де А.», исследование, посвященное Полю Клоделю, из которого привожу пространную выдержку:

…Думая о Клоделе, поражаешься физической и моральной святости, внутреннему равновесию, выраженному всей его личностью. Дипломатический каталог подсказывает, что писатель родился в 1868 году. Этот великий художник, которого мы с трудом соединяем с верой в подобные указания, кажется нам таким молодым! Он выходец из вогезской семьи, навсегда приехавшей в Ла Фер Тарденуа. Это в уголке Эна, граничащем с Иль де Франс, где он жил и проводил школьные каникулы. Позднее, после долгого путешествия, которое он совершил в своей консульской карьере, он в равной степени испытал здесь какие-то моменты отдохновения. За некоторыми исключениями, все произведения его были наполнены ароматом этой стороны, то есть все драмы Клоделя; туда он будет возвращаться своими впечатлениями и воспоминаниями.

Клодель был физически и морально фигурой сильного типа, здорового, энергичного, истинно французского, который населял эти две области, такие богатые в культурном отношении. Долгий день Нового мира на Дальнем Востоке и в Центральной Европе никогда не сотрёт этого отпечатка, который в нем, как символ происхождения, достиг своего полного развития. Этот характер был сотворен свободным и сильным, и все живые и живописные впечатления, полные цветов и экзотических запахов, соединились в нем, его душа накопила их во время долгих путешествий. Нужно, чтобы личный опыт помог нам узнать, что несут эти впечатления, чтобы понять, какое кипение ума, какие откровения они порождали, чтобы можно было схватить уникальную, полную силу, которой они придали произведениям Клоделя.

Знанием Востока, в частности, пронизано это откровение Клоделя в произведении, передающем нам суть…

Я люблю без конца цитировать «Знание Востока», которое вызывает эти эмалевые мозаики, тысячи цветов так странно комбинируются, что может создать лишь одна фантазия, которая кормится «долгим полднем» и «листьями корицы».

С другой стороны, мне кажется, «Знание Востока» вместе с «Тремя поэмами о войне», подойдет тому, кто хочет узнать Клоделя.

Эти три поэмы, написанные в марте-июне 1915 года, предназначались для «Бюллетеня армии»; они не встречали ничего, кроме сочувствия. Я видел слезы в глазах многих грубых лохматых парней, читавших вызывающее: «Смерть армии республики», «Великое ожидание» – не без продолжения подобных эмоций.

Я размышляю о первом контакте с произведениями Клоделя, о форме, экспрессии и типе представления в тексте, таком новом, что он может вызвать удивление и даже озадачить.

Клодель сотворил новый словарь, реформировал синтаксис, и то, и другое под его рукой обновилось, получило мужественный характер. Он писал в своем «Искусстве поэзии»: «Со-творение», чтобы дать этим словом абсолютную ценность, самую интимную, отличную от обычного смысла его. Далее он утверждал:

«Вся кожа земли должна быть чувствительна, как кончики наших пальцев, чтобы телеграфировать новости бури и красоты».

Сообразно с научным и академическим современным выражением, он писал во всех случаях «метеорологическая ситуация», и этого выражения ему не хватало. Он использовал слово «буря», но, в противоположность остановившейся красоте, это не было то, что ему нужно. Отсюда неологизм «beauture».

Мы находим в живописи все натуральное; музыканты, скульпторы переделывают форму, в которую они переводят их мысли и впечатления. Почему на поэта это не действует? Почему работа со старой формой, уже потерявшей новизну, классической и романтической, имеет вид затасканной вещи, из которой уже отжали сок? У Клоделя не отсутствует, конечно, способность быть мэтром александрийского стиха, мало-помалу это должно стать шаблоном для наших поэтов. Это дает достаточное представление о примере его искусства. Но жизненной силе Клоделя слишком тесны рамки формы. Сразу, уже с первых произведений, он освободился от принуждения и творил собственный клоделиенский стиль. И в этой форме он должен был предпринять кое-что новое и грандиозное. И когда мы слышим чтение Клоделя, слушаем, внимательно, схватываем красоту и силу выражения, которая волнует и захватывает, как музыка. На самом деле, он сочиняет музыку вместе со словами и фразами, он требует, чтобы их звучание соответствовало мысли, и его забота об этом – великое достижение. Но поскольку это ново и разница очень велика, мы спорим, доказываем, отбрасываем.

Есть род людей, которые, прежде чем отметить внутреннюю красоту произведения, хотят, чтобы все было грамматически взвешено. Это не для них, не для такой славы, о которой писал Клодель, но он молился, просил, как в оде «Дух и Вода»:

 
«Мой Бог!
Используйте меня!
Выразите меня вашей отцовской рукой!
Выньте, наконец, все солнце, которое есть во мне».
 

Это солнце, которое он хотел нам дать. Он нес в себе такое богатство мотивов, мыслей, что каждый из нас мог сформировать тему протяжной медитации. Я написала: «Кто полностью может понять этот дух? Но не в этом ли истинная приманка всех подробностей этой бесконечной инновации, спровоцированной творческой властью?

Слово медитация само просится мне на перо, это выражение, взятое в религиозном плане, то, что ему соответствует. Мы можем прибегнуть, говоря о Клоделе, к методу медитации святого Франциска, святого Игнатия или святой Терезии. Это будет логично. Не должны ли мы читать автора, как он писал? Я сильно обманусь, если Клодель не отличается в подобной медитации образом мыслей. Но нужно ли для этого здания отыскивать подходящий камень, от которого он сам откажется в процессе своей работы? Разделение клоделиевских стихов с самого начала захватывающих врасплох, отвечает за него необходимой физикой, которая выражается голосом города.

«О мои сыновья, если бы я был поэтом между людьми…»

«Я изобрел стихи, которые не имеют ни рифмы, ни метра…»

«Я им определил в тайне моего сердца эту двойную и взаимо обязывающую функцию»

«Для какого человека, вбирающего и возвращающего жизнь, высший акт истечения срока»

«Сверхчувственное слово»

Части фразы, становящиеся подпунктами, начинаются с большой буквы и следуют в ритме дыхания. Белое пространство – результат подобной цезуры, не корреспондирующей с паузой, желаемой читателем, паузой, которая должна придать этой медитации силу и упорство, о которых я говорила? Сам Клодель также чрезвычайно заботился о совершенстве типографии, он требовал формата, бумаги, шрифта, печати, которые будут в гармонии с текстом книги. Высокая цена соответствовала первому изданию произведения и обосновывала интерес библиофилов.

Потом, после этого извинения, графиня де А. говорит о поверхностной манере Клоделя и о его почерке, заканчивая анализ подробным рассказом о его «Кантате на три голоса»: про этот час, который был между весной и летом, и она заключает:

В этом коротком обзоре мои мысли инстинктивно вернули меня к одному полному отрывку из Библии. Это воспоминание побуждает, кроме духа, и к форме стиха. С одной стороны, его мысли глубоко пронзительно мистичны, у него тонкое понимание души, дыхание духовно высоко; с другой стороны, он сочиняет похвалы, по форме строф, смешанные с песнями, наподобие антифонов.

Поэт, кажется, питает свой дух самой сущностью Библии, и этот элемент, полный мощи, истинного аромата Аттики, совершенен. Не искал ли он того, кто мог бы лучше усмирить его голод и жажду? Клодель рос в источнике античной мудрости, соотнося свои мысли и душу с душой и духом двух великих молитвенников человечества.

Когда пришла война, Поль Клодель был известен и ценим в Германии, главным образом, переводами мосье Поля Адлера, Франца Блая116116
  Блай Франц – писатель, литературный критик, издатель.


[Закрыть], Джакоба Эгнера117117
  Эгнер Джакоб – австрийский издатель и переводчик. Занимался христианскими авторами.


[Закрыть], но я полагаю, что немецкая Швейцария совершенно игнорировала его, и настоящая сторона французской книги – результат отличной работы французской пропаганды, которая опубликовала содержательную статью графини де А.

Названия улиц

Всем миром дают названия улицам в честь правителей и генералов стран-союзниц, но большинство сожалеет о мании наших советов, провозглашающих переименование общественных мест. Мы лишаемся большого удовольствия, давая улицам имена политических деятелей, и утренняя газета сообщает, что еще несколько улиц в Париже имеют немецкие названия.

Мы будем переименовывать, как отказались от улицы Рихарда Вагнера, улицы Бетховена, которая была некогда более оживленной, чем Пасси118118
  Район на правом берегу Сены, прилегающий к Булонскому лесу.


[Закрыть]. Мы ни с чем не считаемся; таинственная гармония ничего не сделает с войной, не более, чем Гёте, который несколько раз, а именно в «Германе и Доротее», отдал дань уважения Франции; не больше, чем Мейербер119119
  Мейебер Джакомо – немецкий и французский композитор. Оказал влияние на русскую оперу, на творчество Мусоргского, Чайковского.


[Закрыть], не больше, чем Глюк, о котором Камилл Белег120120
  Белег Камилла – музыкальный критик, автор биографии Дж. Верди.


[Закрыть], который не подозревался в германофильстве, в своей последней книге написал такие прекрасные страницы; не больше, чем Вебер или Моцарт, последний особенно; не больше, чем Лейбниц, писавший по-французски; не больше, чем Гейне, который первый привлек наше внимание к грубости и глупости немцев; не больше, чем Гумбольт121121
  Немецкий ученый, филолог, философ, государственный деятель.


[Закрыть] или Кеплер122122
  Немецкий математик, астроном, механик.


[Закрыть], ученые, которых никто не подозревает в известности.

Конечно, сегодня на вопрос, какое имя дать улице, мы имеем право иметь резерв, но это не вопрос потери патриотизма и не вопрос того, останется ли улица Бетховена.

Напротив, не будет никаких неприятностей от переименования улицы Гамбургской, или Будапештской, или в Константинопольской, когда отсутствует улица Румынская, или Нью-Йоркский бульвар, американская авеню или площадь Австралии, Новозеландская площадь, бульвар Индии, и в то же время о чем мы мечтаем? О бульваре де ла Марн123123
  Такая улица есть в Руане. Вероятно, ее возникновение связано с Первой мировой войной.


[Закрыть].