Текст книги "Путешественники, удивляющиеся цветам и звездам"

*

Какую заботу о реальности, об индивидуальных характерах могли иметь такие живописцы, как Бугро1111
  Адольф Вильям Бугро (1825—1905) – художник, писавший на мифологические и библейские сюжеты.


[Закрыть] или Еннер1212
  Эннер Жан-Жак (1829—1905) – художник, представитель академизма.


[Закрыть]?

У большинства новых художников каждая изобразительная концепция индивидуализируется в обобщение, что нельзя не отметить.

Поскольку они не заботятся ни о хронологии, ни об истории, ни о географии, постольку они приближаются к тому, к чему нельзя приблизиться, потому что Глейзе покушается на драматизацию объектов, в которых он запечатлевает очищенные эмоционально-художественные элементы, можно сказать, что цель их искусства – в возвышенной точности.

*

Все формы на картинах Альберта Глейзе не сами формы, но все деревья – деревья, все реки – реки, а зритель, если может подняться до главной идеи, может очень ярко обобщить этот образ, это дерево или реку, потому что работа художника заключается в том, чтобы попытаться показать эти объекты в высокой степени пластично; степень пластичности такова, что все элементы, создающие индивидуальные характеры, предстают в таком же величественным драматизме.

*

Величие – вот, что прежде всего характеризует искусство Альберта Глейзе. Он внес в современное искусство волнующую новизну. Мало кого можно поставить рядом с ним.

Это величие пробуждает, провоцирует воображение и, рассматривая с точки зрения пластики, оно есть необъятность вещей.

*

Это искусство энергично. Картины Альберта Глейзе реализуют силу того типа, какой созданы пирамиды и кафедральные соборы, с какой творятся металлические конструкции, мосты и туннели.

Эти произведения со стороны иногда кажутся огромными неловкими предметами, из тех, что человечество считает самыми высокими, потому что под влиянием замысла тот, кто создает их, делает наиболее возможное. Самое чистое чувство, которого может добиться своим искусством художник, – это сделать произведение точнее; низость пытаться угодить кому-то без усилий, без работы, без творения возможно лучшего.

М-ль Лорансен

Наша эпоха позволяет женскому таланту процветать в живописи и литературе.

Женщины принесли в искусство новое видение, полное радости вселенной.

Во все эпохи жили женщины-живописцы, и великое искусство предлагается вниманию, воображению, это развлечение такое утонченное, что мы не изумляемся области, породившей такое большое число художниц.

Итальянский 16 век создал Софонисбу Ангвиссолу1313
  Софонисба Ангвиссола – итальянская художница эпохи Ренессанса.


[Закрыть], известную Ланци и Вазари. Павел IV и король Испании спорили о ее произведениях. Есть они в Мадриде, Флоренции, Генуе, Лондоне. Лувр не владеет ими. Рожденная в Кремоне в 1530 году, она обогнала своего учителя, Бернардино, и далеко проникла в искусство портрета. Современники иногда приписывают некоторые из ее картин самому Тициану. После того как она достигла самого грандиозного успеха при дворе Филиппа II, она закончила дни в Женеве, где ослепла. Ланци сказал, что она прожила, как никто в ее время, размышляя о лучшем из искусств, и Ван Дейку, который слушал ее, нравилось, что он так много узнавал от этой старой слепой женщины, больше, чем от самого ясно видящего художника.

Софонисба Ангвиссола является до настоящего времени примером самой высокой женской славы, приобретенной благодаря изобразительному искусству.

*

М-ль Мари Лорансен научилась выражать в серьезном искусстве живописи целиком женскую эстетику.

Начиная с первых картин, первых рисунков, первых офортов (хорошо, что эти попытки свидетельствовали о некоторой природной простоте), мы можем догадываться, что художница скоро раскроет, отразит грацию и очарование мира.

Она создает картины, где формы приобретают изящество.

Начиная с этого времени, во всех ее поисках мы всегда находим эти женские причудливости орнамента, арабески, в которых она сумела сохранить невинное знание.

В то время как Пикассо переживал взволнованность живописью еще неизвестных объектов, заставлявших его возвращаться к тому, что он мог воплотить как эстетическую эмоцию, искусство м-ль Лорансен занималось, прежде всего, выражением новой живописи объектов и фигур, выходя из Анри Матисса и Пикассо. Ее искусство было менее строгим, чем у Пикассо, с которым, однако, жило, соотносясь. Их роднит множество элементов, составлявших ее картину. Она передавала также природу, училась с ожесточением, но тщательно отбрасывала то, что не было ни новым, ни молодым, ни привлекательным, и неизвестные элементы вещей собирала не иначе, как для того чтобы они представляли собой это незнакомое юное начало.

Я думаю о преднамеренности, с которой она ориентировала свое искусство на молодую новизну, или серьезность, или смешливость. Зародившийся эстетический феминизм вряд ли показывался до сей поры, иначе, чем в прикладном искусстве, таком, как кружево и вышивка, а теперь даже эта женственность выражалась в новой живописи. Позднее пришли и иные женщины, которые стали исследовать другие аспекты женского начала во вселенной.

Как художника, мы можем поместить Лорансен между Пикассо и Дуаньером Руссо. Это не иерархическая отметина, но простая констатация родства. Ее искусство танцует, как Саломея, между Пикассо, новым Жан-Батистом, который моет искусство в крестильном чане света, и Руссо, сентиментальным Иродом, расточительным и ребячески наивным стариком, которого на окраины интеллектуализма посылает любовь; это там, где ангелы пришли отвлечься от своего страдания; они помешали ему проникнуть в ужасное королевство, в котором он превратился в Дуаньера, и этим стариком они восхищаются в своем сонме, а он встает с тяжелыми крыльями.

*

Художественная юность уже свидетельствовала о чести, которой удостоились произведения бедного старого ангела, которым был Генри Руссо Дуаньер, умерший в 1910 году, в конце лета. Мы можем также вспомнить Мэтра Наслаждения, из-за квартала, где он жил, и по причине того, что, когда мы возвращаемся к его картинам, таким симпатичным взгляду, на них приятно смотреть.

*

Мало было художников, более вышученных в течение их жизни, чем Дуаньер1414
  Анри Жюльен Феликс Руссо – художник по прозвищу Le Douanier, представитель примитивизма.


[Закрыть], мало людей можно было сравнить в спокойствии по отношению к насмешкам, к сквернословию, которым его поили. Этот любезный старик сохранял всегда самое спокойное настроение и всю счастливость своего характера. Он стремился видеть в насмешках интерес самих своих недоброжелателей по отношении к нему, это было разновидностью обязанности свидетельствовать о своем произведении. Его невозмутимость не была ничем, кроме хорошо слышной гордости. Дуаньер сознавал свою силу. Однажды или дважды ему удавалось сказать, что он самый сильный из художников своего времени. И вполне возможно, что во многих отношениях он совершенно не заблуждался. В юности у него отсутствовало художественное образование (и он сам это чувствовал), казалось, что позднее, когда он хотел рисовать, он смотрел на своих учителей со страстью и, почти единственный между современниками, он разгадывал их тайны.

Его недостатки состояли иногда в избытке чувств, почти всегда в общедоступной простоте, выше которой он не смог подняться, его простота слишком контрастировала с артистическими начинаниями, с отношением, на которое он мог рассчитывать в современном искусстве.

Но рядом с этим какое совершенство! И он имел большое значение, что предугадала художественная молодость. Можно поздравить с этим, если стремление не просто соблюдается, но сберегается.

Дуаньер шел до конца в этих картинах, явление сегодня самое редкое. Мы не найдем у него никакого маньеризма, ничего стандартного, никакой системы. Отсюда и разнообразие его творчества. Это бросает не больший вызов воображению, чем его руке. Приходят грация и богатство декоративной композиции. Как будто это происходило в мексиканской деревне, он умел сохранить очень ценное пластическое и поэтическое воспоминание о тамошней растительности и тропической фауне.

В результате бретонец, старый житель парижских предместий, без всякого сомнения, стал самым странным, самым смелым, самым очаровательным живописцем экзотизма. Его Заклинатель змей показывает это достаточно. Но Руссо не стал просто декоратором, это не искатель образов, это художник. Он возвращает понимание произведений, таких трудных для некоторых. Это приведено в систему и отмечено не только в его картинах, но и в аккуратных рисунках, похожих на персидские миниатюры. Его искусство несет безупречность, он включает ее в женские фигуры, в образы деревьев, в гармонические песни разных тонов одного цвета, стиля, который принадлежит французской живописи, который сообщает французским картинам, откуда, из какой местности они родом. Я говорю, понятно, о картинах мастеров.

У этого художника очень сильная воля. Как сомневаться перед минутами, которые не слабость, как сомневаться, когда поднимается голубая песня, белая мелодия этой Свадьбы, когда фигура старика крестьянина воплощает мысли некоторых старых голландцев.

Как художник-портретист Руссо несравним. Портрет женщины с изысканным черно-серым телом отбросил его дальше портретов Сезанна. Два раза я имел честь быть нарисованным Руссо в его маленьком светлой мастерской на улице Перей, часто я видел его работу и знаю, как он заботится обо всех деталях, какая способность у него стоять на страже первоначальной и окончательной концепции своего создания, пока он завершит его, а также стремление не впустить в произведение ничего случайного вместо самого важного.

Среди прекрасных эскизов Руссо нет ничего поразительнее маленькой картины, названной Карманьола. (Это эскиз к Годовщине независимости, под которым Руссо написал:

 
Рядом с моей блондинкой
Как хорошо, хорошо, хорошо…)
 

Нервный рисунок, разнообразие, утверждение и хрупкость тонов этого наброска – отличный маленький фрагмент. Эта картина цвета демонстрирует ресурсы чар и силу, которая была в руках старого Дуаньера.

*

В остальном мы можем заметить, что эти три живописца, между которыми я не создаю никакой иерархии, но в которых пытаюсь рассмотреть все простые ступени родства, – портретисты самого высокого порядка1515
  Ср. в другом переводе данной статьи картина «Свадьба» неверно названа «Ночь»: https://lit.wikireading.ru/1665


[Закрыть].

Среди гениальных произведениях Пикассо занимает важное место портрет, и кое-какие из них (Портрет Войар1616
  Портрет Амбруаза Воллара создан Пикассо в 1910 году.


[Закрыть], Портрет Канвейлера1717
  Портрет Даниэля Анри Канвейлера создан Пикассо также в 1910 году. Хранится в Чикаго.


[Закрыть]) встают в ряд шедевров. Портреты Дуаньера Руссо мне кажутся ошеломляющими, в которых невозможно измерить всю красоту. Портреты составляют и важную часть творчества Лорансен.

Пророческие и интеллектуальные элементы произведений Пикассо и интеллектуальные элементы, несмотря на все, вошедшие в живопись Руссо, в живопись старика, – все это трансформируется здесь, в творчестве Лорансен, в новые цельные живописные элементы. Это бесконечное множество ритмической тонкой живописи аналогично танцу.

Все то, что до сих пор составляло оригинальность, изысканность женского искусства в кружеве, вышивке, ковроткачестве Байё и т.д., мы находим здесь изменившимся, очищенным. Женское искусство становится искусством серьезным, и мы больше не отличаем его от мужского искусства. Женское искусство делается бравурным, куртуазным, веселым. Оно танцует в свете и длится в памяти. Оно никогда не знало повторения и никогда не опускалось до низости перспективы. Это счастливое искусство.

Насчет самых нежных картина Лорансен, таких, как Туалетный столик, мосье Марио Моньер, тогдашний секретарь Родена и блестящий переводчик Сафо, Софокла, Платона, сообщил забавный анекдот. Он показывал скульптору какие-то фотографии, представляющие картины школы фовистов, и среди них случайно нашел репродукцию картины Лорансен. «По крайней мере, – сказал старик, показывая на картину, – вот кто не фоветка, она знает, что есть красота, красота вьётся».

И здесь то же самое: женская живопись – серпантин, и, может быть, великого художника движения и цвета, Лоэ Фуллер1818
  Лоэ Фуллер – актриса и танцовщица. Танцевальное искусство Лое Фуллер вызвало восхищенную оценку таких людей, как А. Франс, О. Роден, А. Луначарский. Ее танец получил развитие в творчестве А. Дункан. Ей посвящен художественный фильм «Танцовщица» (2016).


[Закрыть], которая сегодня является первооткрывательницей женского искусства, когда изобретает непрерывный свет, где смешиваются живопись, танец и грация, мы справедливо определяем: танец серпантин.

И то же можно сказать и насчет другого произведения женщины, под влиянием проницательного Родена, который использовал это же слово!

*

Женское искусство, искусство м-ль Лорансен, стремится стать чистой человеческой арабеской для внимательного наблюдения за природой, которая будучи такой экспрессивной, удаляясь от простых украшений, продолжает быть такой же обольстительной.

Хуан Грис

Вот человек, который размышляет над всем, что современно, вот живописец, который не хочет придумывать ничего, кроме новых сочетаний, который не хочет писать ничего, кроме материально безупречных форм.

*

Его шутки бывали сентиментальны. Он плакал, как в романсах вместо смеха, как в вакхических песнях. Он пренебрегал тем, что цвет являет реальную форму. И вот кто открыл дотошность мысли. Уже в первых холстах, в одном за другим, он обнаруживает приготовление к шедевру. Понемногу маленькие гении живописи вдруг сходятся. Бледные холмы сами заселяются. Голубоватое газовое печное пламя, небо в падающих формах плакучих ив, мокрая листва. Он сохраняет в этих картинах влажный вид недавно окрашенных фасадов. Обои на стенах комнат, шляпа высокой формы, беспорядок афиш на большой стене – все это может быть прекрасно использовано для оживления холста, дает живописцу пределы, в которых он предполагает писать. Великие формы также развивают чувствительность. Они больше не скучны. Это искусство орнамента стремится благоговейно собирать и воскрешать последние признаки классического искусства, так же, как рисунки Энгра1919
  Энгр Жан Огюст Доминик (1780—1867) – французский художник, лидер академизма 19 века. Его живопись литературная, мифологическая по своей тематике, Энгр – сторонник историзма в живописи.


[Закрыть] и портреты Давида2020
  Имеется в виду художник Жак Луи Давид.


[Закрыть]. Он достигает стиля, как Сёра, теоретически не имея ничего нового.

*

Хуан Грис ищет в этом направлении. Его живопись отходит от музыки, можно сказать, что она прежде всего усиливает научную реальность. Хуану Грису нравятся этюды, которые соотносят его с учителем, с Пикассо, рисунок которого кажется, прежде всего, геометрическим, по-настоящему характеризующим его стиль.

*

Это искусство, если он будет продолжать идти в выбранном им направлении, может дать в результате не научную абстракцию, но эстетический продукт, и в конце концов сможет считаться высочайшей целью научного искусства. Большинство форм предлагают мастерству художника больше цвета, который также подсказывают образы. Можно было бы использовать объекты, которые причудливо сочетаются, неся эстетическую мысль, которая не знает спорных вопросов. Однако невозможность дать на холсте человека во плоти и крови, зеркальный шкаф или Эйфелеву башню, заставляет живописца возвращаться к классическим методам или просто ограничить свой талант развитием искусства меньшего подъема (и есть сегодня витрины магазинов, восхитительно скомпонованные), а обойщика или садовника-пейзажиста.

Два последних меньших искусства не обошлись без влияния живописи. Это проявило аналогичное взаимовлияние, не причинившее вреда живописи, потому что не стало вытеснять ее для представления бренных, временных объектов. Хуан Грис – слишком художник, чтобы отрекаться от живописи.

Мы видим, может быть, в этом попытку великого искусства удивления, интеллектуализм и вдумчивое изучение природы в искусство вводят незапланированные элементы, в которых стиль высвобождается, как высвобождаются сегодня металлические инженерные конструкции: большие магазины, гаражи, железные дороги, аэропланы. Искусство сегодня не ограничивается социальной ролью, которой должно соответствовать; правда, что оно само ставит бескорыстную задачу научного поиска и само, без каких-либо эстетических замыслов, открывает необъятные просторы своих владений.

*

Искусство Хуана Гриса – это слишком строгая и слишком бедная экспрессия для научного кубизма, вышедшего из Пикассо; искусство глубоко интеллектуальное, где цвет воспринимается как символ. В то время как искусство Пикассо заключено в свете (импрессионизме) – в Хуане Грисе заключена научно задуманная безупречность.

*

Концепция Хуана Гриса всегда занята чистым явлением, и эта чистота еще обнаружит, без сомнения, однажды свои параллели.

Фернанд Леже

Фернанд Леже – один из самых талантливых художников своего поколения. Он не медлил долго со своей пост-импрессионистской живописью, которая едва началась, и нам показалось это уже таким давним делом. Я видел несколько набросков Леже во время его вступления в искусство.

Вечернее купание, морская горизонталь, множество голов, как в сложных композициях, которые под силу только Анри Матиссу.

И вдруг, после абсолютно новых рисунков, Леже хочет заниматься чистой живописью. Лесорубы на своей тропе идут, ударяя топорами, оставляя деревья и общий цвет, участвуя в этом глубоком зеленоватом цвете, которым спускается листва.

*

Произведение Леже устраивает вдруг феерию, где улыбающиеся персонажи тонут в запахах.

Беспечные персонажи в наслаждении трансформируют свет города во множество нежных оттенков, напоминая о фруктовых садах Нормандии. Все цвета бьют ключом. Затем поднимается пар, и когда он рассеивается, остаются выбранные цвета. Своего рода шедевром можно назвать рождение этого неистовства, именуемое Курильщиком.

Есть, однако, у Леже желание вытянуть композицию на тех эстетических эмоциях, которые она может дать. Вот кто создает пейзаж самой высокой степени изобразительности. Он отбрасывает все то, что не помогает созданию концепции счастливой, приятной простоты.

Он из первых, кто остался устойчив к античному инстинкту пространства, в соответствии со своей породой, доставшейся ему вместе со счастьем инстинкта цивилизации, в которой он жил.

Этому инстинкту, которому сопротивляется большая часть людей, не верят. У одних это становится гротесковым исступлением, исступлением невежества. У других, наконец, плетется все то, что приходит к нам через пять чувств.

Когда я вижу картину Леже, я испытываю довольство. Это не дурацкое переложение, где идет в ход какая-то ловкость фальсификации. Это не произведение, автор которого творит в том же духе, как все желают сделать сегодня. Многие хотят трансформировать душу и ремесло, как это было в 15 или 16 веках; есть множество мастеров, которые выковывают душу Августа или Перикла в меньшее время, чем нужно ребенку, чтобы научиться читать. Нет, это не область Леже; он из людей, которые верят, что человечество нынешнего века отличается от человечества другого века; он не их тех, кто, путая Бога с костюмером, собираются удивить костюмом вместе с душой. Он похож на художников 14 или 15 века, времен Августа или Перикла, ни больше, ни меньше; славе и шедеврам, о которых печется художник, пусть поможет небо.

*

Скульптор Маноло2121
  Мануэль Мартинес Хуго, или Маноло – каталонский скульптор, друживший с Пабло Пикассо. Занимался малыми формами и ювелирными работами. Дом Маноло в Кальдесе превращен в музей.


[Закрыть], когда он переживал трудные времена, обратился к торговцу картинами, имевшему репутацию добровольного защитника неизвестных талантов.

Маноло стремился продать ему какие-то рисунки и сам об этом сообщил.

Торговец сказал Маноло, что он не знает указанного автора.

«Пойдите и скажите мосье Эксперту, что я Фидий», – сказал ему Маноло. Но торговец ответил, что он не знает этого имени.

– Тогда скажите ему, что это Пракситель, которого он не хочет получить

И скульптор ушел.

*

Конечно, Фидий, Пракситель или Маноло могут явиться, но невозможно перевоплотить свою душу на манер Фидия. И большинство людей только переодеваются.

Мы хорошо понимаем, как мало современных художников. Большая часть художников только играет в переодевания. Салоны не держат почти ничего, кроме карнавальных аксессуаров. А я люблю подлинные произведения искусства. Те, которые заключают в себе душу, а не повторение прежних образов.

*

Вот вам прекрасные оттенки, легкие цвета, и вы закипаете; это обволакивающее нас дымком удовольствие есть эмблема цивилизации.

Это покосившееся небо – небо наших улиц, мы высекаем его, и оно стоит. Бесконечная нежность малиновых крыш. Даже если на руке шесть пальцев или если у этого человека три ноги.

Не верьте, что здесь место какому-то мистицизму. О! я неправильно понят. Я волнуюсь от восхищения. Однажды он придет, этот великий таинственный художник; Бог станет управлять им, которому он сила, который ему заказывает. Он будет там, может быть, он и есть там, все рядом, его имя я знаю, но не нужно его называть; какое это счастье для него: он может игнорировать свою миссию, забыть, что он страдает и что на этом свете он всегда в опасности.

*

Но Фернанд Леже не мистик; он художник, простой художник, и меня не перестает радовать не только простота, но и добротность его суждений.

Я люблю его искусство, потому что оно по сути своей не пренебрежительно, потому что его искусство не низко, а целесообразно. Я люблю ваши легкие цвета, о Фернанд Леже! Фантазия не возносит до точки почти феерической, она обеспечивает, однако, все ваши радости.

Здесь радость так же хороша в рисунке, как в исполнении. Художник найдет другой градус. Сами фруктовые сады переданы чрезвычайно легким оттенком. Другие группы предметов развеваются, как брызги падающей воды и радуги, идут, роскошно облекаясь в крошечных танцовщиц кордебалета. Люди на свадебном пире скрываются друг за другом; еще небольшое усилие, чтобы избавиться от перспективы, несчастный трюк перспективы, и это четвертое измерение в обратную сторону, средства которого неизбежно преуменьшены.

Но это живопись жидкостей: моря, крови, реки, дождя, стакана с водой, а также наших слез, с потом великих усилий и долгой усталости, с влажными поцелуями.