Текст книги "Хроники Империи Ужаса. Нашествие Тьмы"

2
1002 г. от О. И. И
Очаг и душа

I. Браги Рагнарсон и Элана Мишоне

Элана Рагнарсон расчесывала медного цвета волосы и молча страдала, выслушивая ворчание мужа.

– Счета за отгрузку, счета за продажу, дебеты, кредиты, страховки, налоги! Что это за жизнь? Я солдат, а не проклятый торговец. Я создан не для того, чтобы пересчитывать монеты…

– Ты всегда можешь нанять счетовода.

Она слишком хорошо его знала и потому не стала добавлять, что профессионал куда лучше вел бы бухгалтерию. В любом случае жалобы его не должны продлиться долго. Причиной всему была весна – ежегодная болезнь мужчины, успевшего забыть о тяготах жизни авантюриста. Хватит недели или двух, чтобы он вспомнил об ударах меча, проносящихся на волосок от цели, об одиноких ночлегах в ледяной грязи, о голоде и форсированных маршах, – и тогда он наверняка успокоится. Однако привычек тролледингской юности он никогда не мог полностью преодолеть. К северу от Крачнодьянских гор, как только начинал таять лед в бухтах, все мужчины, способные держать оружие, отправлялись на войну.

– Куда подевалась моя молодость? – жаловался Браги, одеваясь. – Когда я был мальчишкой, только что из Тролледингии, я вел солдат против Эль-Мюрида… Нанять? Ты сказала – нанять, женщина? – В зеркале мелькнуло суровое лицо с грубыми чертами, окаймленное кудрявой светлой шевелюрой и бородой. – Посадить себе на шею вора, который за моей спиной будет меня обкрадывать с помощью циферок на бумаге? Когда мы с Насмешником и Гаруном драли шкуру с итаскийских торговцев, мне даже и не снилось, что я сам растолстею, так же, впрочем, как и мой кошелек. Вот были времена! Я все еще не стар – что такое тридцать один год? Отец моего отца сражался под Рингериком, когда ему было восемьдесят…

– Там его и убили.

– Ну да. – Он продолжал громогласно перечислять подвиги родных.

Но каждый из них, на что не замедлила указать Элана, погиб вдали от дома. Ни один не умер от старости.

– Это все Гарун виноват. Куда он подевался в последние три года? Если появится, мы еще сможем отправиться в недурное приключение.

Элана выронила гребень, по спине заскребли мышиные лапки страха. Это уже нехорошо. Если муж заскучал по негодяю бин Юсифу, значит лихорадка достигла критической точки. Если бы по какой-нибудь прихоти судьбы тот вдруг появился, Браги позволил бы втянуть себя в очередную безумную интригу.

– Забудь об этом головорезе. Что он вообще для тебя сделал? С тех пор как вы познакомились, у тебя из-за него одни проблемы.

Она отвернулась. Браги замер, натянув штанину мешковатых рабочих брюк и подняв вторую ногу. Кажется, она сказала что-то не то. Проклятый Гарун! Как ему удалось получить власть над столь упрямым и независимым человеком? Она подозревала, что все дело в длившейся десятилетиями вендетте Гаруна против Эль-Мюрида, отбрасывавшей тень на все его мысли и поступки. Подобная преданность мести до глубины души трогала такого человека, как Браги.

Наконец, что-то проворчав, Рагнарсон закончил одеваться.

– Съезжу-ка я сегодня к Насмешнику. Вспомним былое.

Она вздохнула. Худшее осталось позади. Возможно, день, проведенный в лесу, слегка ослабит его страсть к приключениям. Возможно, в следующий раз ей стоит остаться дома, когда он поедет в Итаскию. Проведенная в одиночестве ночь на Южной Портовой улице могла стать подходящим лекарством для его болезни.

– Папа? Ты одет? – крикнул в открытую дверь спальни их старший сын Рагнар.

– Да, что тебе?

– Пришел какой-то человек.

– Так рано? Бродяга ищет подаяния? Скажи, что у живущих в следующем доме к северу мягкое сердце.

Следующий дом к северу принадлежал Насмешнику, и до него было двадцать миль.

– Браги!

Хватило лишь одного взгляда. Последним, кого он послал на север, был торговец деревом, в чьем кармане лежал крупный контракт с флотом.

– Да, моя дорогая? Рагнар, скажи ему, что через минуту спущусь.

Он поцеловал жену и вышел, оставив ее погруженной в невеселые мысли.

Приключения. Она сама познала их вкус. Но хватит с нее, она сменила жизнь солдата-наемника на дом и детей. Лишь глупец бросил бы все, что имел, ради того чтобы скрестить мечи с юнцами и чародеями. Потом она улыбнулась – ей тоже немного было жаль давних времен.

II. Странный гость

Спустившись по лестнице в столовую, Рагнарсон оглядел темные углы. Помещение действительно было огромным – дом являлся одновременно жилищем и крепостью. В тяжкие времена в нем порой обитала сотня людей. Он вздрогнул от холода – никто не позаботился о том, чтобы разжечь утром огонь.

– Рагнар! Куда он делся?

Сын выскочил из узкого, удобного для обороны коридора, ведшего к входной двери:

– Он снаружи. Входить не захотел.

– Что? Почему?

Мальчик пожал плечами.

– Ну, не захотел – и не захотел.

Рагнарсон пошел к двери, взял со стойки для оружия окованную железом дубину.

Перед дверью в бледном туманном свете раннего утра ждал старый, действительно старый человек. Опираясь на посох, он задумчиво смотрел в землю под ногами. Поза его ничем не напоминала нищего. Рагнарсон огляделся в поисках коня, но не нашел. У древнего старика не было ни багажа, ни хотя бы вьючного животного.

– Чем могу помочь?

На лице, казавшемся старым как мир, промелькнула тень улыбки.

– Выслушать.

– А? – Браги забеспокоился. В этом человеке, в его поведении было нечто такое…

– Выслушай меня. Выслушай, а потом поступай в соответствии с тем, что услышишь. Бойся ребенка, который будет вести себя подобно женщине. Берегись зова женских пальцев. Не вся магия лежит в руках чародеев.

Рагнарсон хотел его прервать, но обнаружил, что не в силах произнести ни слова.

– Не возжелай короны без драгоценных камней. Ее опасно носить на голове. Она ведет туда, где от меча нет пользы.

Произнеся эту таинственную речь, старик свернул на дорогу, ведущую к Северному тракту, связывавшему Итаскию с Ива-Сколовдой.

Рагнарсон нахмурился. Гость не был похож на тронувшегося умом старикашку. Однако Браги не привык иметь дело со стариками, изрекавшими загадочные слова, к тому же в столь ранние ленивые утренние часы.

– Кто ты такой, дьявол тебя побери? – прогремел он.

Из-за деревьев донесся едва слышный ответ:

 
                                     Старый словно гора, Живет на звезде, В глубине океана.
 

Рагнарсон расчесал бороду. Загадка. Что ж, наверняка какой-то сумасшедший. Он пожал плечами, прогоняя прочь тревожные мысли. Нужно было еще позавтракать, а потом проделать путь до дома Насмешника. На всякие глупости не было времени.

III. Что она любит и что ее пугает

Элане, которая все слышала, не так-то легко было обо всем забыть. Ее пугала сама мысль о том, что Браги, возможно, снова покинет дом в погоне за очередным безумным приключением. Из высокого окна она смотрела на земли и леса, которые они вместе отвоевали. Она помнила, как поздней осенью они прибыли на выделенную им землю, столь отдаленную от всех дорог, что им пришлось прорубать тропинку в чаще. Первая зима была тяжелой и морозной. Ветры и метели из-за Крачнодьянских гор словно мстили за катастрофу, принесенную в эти горы прошлой зимой во время последней кампании Браги. Кровь детей и волков окрестила новую землю.

На следующий год вновь вспыхнул спор из-за древней границы между Прост-Каменцем и Итаскией. Бандиты, вооружившиеся верительными грамотами из Прост-Каменца, переправились через Серебряную Ленту. Многие из них не вернулись домой, но земля пропиталась и кровью защитников.

Третий год стал годом безмятежного счастья. Их друзья, Насмешник и Непанта, наконец вырвались на свободу и заявили права на свою землю.

Дела вновь приняли дурной оборот поздней осенью на четвертый год. Засуха на восточном берегу Серебряной Ленты превратила жителей Прост-Каменца в банды разбойников, на которые правительство не обращало внимания, пока те орудовали лишь на одном берегу реки. Неподалеку от заднего входа в дом стояли обгоревшие руины амбара. В полумиле дальше восстанавливали лесопилку. На поставку дерева в Итаскию были заключены контракты, и этим следовало заняться в первую очередь.

Вместе с женами и детьми было двадцать два первопоселенца. Большинства уже нет в живых – они покоились на почетных местах возле главного дома. Элане и Браги повезло, они потеряли только дочь, родившуюся мертвой.

На кладбище было слишком много могил – пятьдесят одна. За прошедшие годы сюда приходили старые товарищи Браги и друзья Эланы, некоторые оставались лишь на день-другой, делая небольшой перерыв в пути на очередную войну, другие поселялись здесь и умирали.

Колосилась пшеница, подрастали дети, жирела скотина. В саду росли деревья, которые могли дать плоды еще при жизни Эланы. Дом ее был таким же просторным и уютным, как обещал ей Браги все те годы, что провел в войске. И всему этому теперь угрожала опасность – она чувствовала это душой. Что-то должно было случиться – нечто страшное.

Взгляд ее упал на кладбище. Старый Тор Джек лежал в углу рядом с Диким Уиллом, который поплатился расколотым черепом за то, что спас Рагнара, оказавшегося между жеребцом и течной кобылой. Что бы они подумали, если бы Браги сейчас все бросил? Йорген Миклассен, убитый кабаном. Гудрун Ормсдаттер, умершая в детстве. Рыжий Ларс, загрызенный волками. Ян и Мир Крушка. Рафнир Дырявые Башмаки, Косоглазый Марио, Танди Хромой.

Кровь и слезы. Ничто уже их не вернет. К чему тогда траурные мысли? Возьми себя в руки, женщина. Время идет, и нужно делать свое дело. Что бы ни решил мужчина, женщина должна терпеть.

Подобные рассуждения не слишком ее радовали. Весь день она тяжко трудилась, желая, чтобы усталость притупила опасения. Вечером, когда пастельные цвета заката смешивались с голубым, с востока прилетела большая сова и трижды облетела дом против часовой стрелки, ныряя вниз и играя с совами, жившими под навесом крыши. Вскоре она улетела в сторону дома Насмешника.

– Еще одно дурное предзнаменование, – вздохнула Элана.

IV. Насмешник и Непанта из Вороньего Грая

Владения Насмешника непосредственно граничили с владениями Рагнарсона. В соответствии с Итаскийской королевской хартией каждый на своей территории обладал властью и ответственностью барона, но без соответствующих привилегий. Хотя они и были соседями, оба считали разделявшее их дома расстояние вполне удобным. Оба дружили с последних лет войн Эль-Мюрида, но ни один не мог долго вынести общества другого. Из-за разных жизненных ценностей отношения между ними оставались на грани кипения. Визит днем, иногда вечер, посвященный воспоминаниям о былом, – но не более того. Никто из них не отличался особой терпимостью.

Рагнарсон преодолел путь до дома Насмешника еще до обеда, пытаясь представить, будто снова преследует Эль-Мюрида от Хеллин-Даймиеля до Либианнина.

Увидев его, Насмешник нисколько не удивился. Старого толстого мошенника мало что могло удивить.

Рагнарсон натянул поводья возле невысокого смуглого человека, стоявшего на коленях в грязи. Его круглое, словно луна, коричневое лицо покрывали веселые морщинки.

– Хей! – крикнул он. – Большой человек-медведь! На помощь!

Обитатели дома высыпали на улицу, хватая по пути оружие. Толстяк встал и завертелся на месте словно безумный, дико вращая глазами. Из коптильни неподалеку выбежал мальчик, ровесник Рагнара, натягивая тетиву детского лука.

– Да это всего лишь дядя Медведь!

– Всего лишь? – рявкнул Браги, слезая с коня. – Всего лишь? Может, и так, Этриан, но он достаточно зол, чтобы оборвать щенку уши!

Схватив вопящего мальчишку, он подбросил его в воздух. Из дома вышла женщина, вытирая руки о фартук. Казалось, Непанта только и делала, что вытирала руки. Где бы ни оказывался Насмешник, он всегда оставлял после себя множество женской работы.

– Браги! Как раз к обеду. Ты один? Я не видела Элану с… – Улыбка ее погасла.

Она не видела Элану с тех пор, как прошлой осенью на них напали бандиты и родне Насмешника пришлось скрываться в доме Рагнарсона, более приспособленном для обороны.

– Вижу, ты прекрасна, как всегда, – сказал Рагнарсон, передавая поводья Этриану, который посмотрел на него исподлобья, подозревая, что от него хотят избавиться. Непанта покраснела. Она действительно была весьма привлекательна, хотя уже и не столь красива, как когда-то. Проведенные в лесу годы лишили ее аристократической утонченности, но она все равно выглядела намного моложе своих тридцати четырех лет. – Нет, родню я с собой взять не смог.

– Дела? – В основном за Насмешника говорила она.

Муж ее так и не овладел в полной мере итаскийским языком, и уязвленное самолюбие вынуждало его по большей части молчать. Впрочем, Рагнарсон не был уверен, не притворяется ли он, – поскольку степень владения языком изменялась по законам, известным лишь самому Насмешнику.

– Нет. Просто выбрался прогуляться. Весенняя лихорадка. – Он перешел на некременский, восточный язык, который Насмешник знал намного лучше. – Сегодня утром произошло нечто странное. Словно ниоткуда появился старик. Он бормотал какую-то чушь о девочках, которые ведут себя как женщины, и ни на один вопрос не отвечал прямо, только загадками. А самое главное – я не сумел обнаружить его следов на дороге, даже свежего дерьма.

Непанта нахмурилась – этого языка она не понимала.

– Будешь есть? – Она раздраженно откинула со лба прядь длинных черных волос. С юга подул теплый ветер.

– Конечно. За этим я и приехал. – Он попытался разоружить ее улыбкой.

– Тот же самый человек, – ответил Насмешник, – озадачил и меня. Объятый желанием отлить поутру, я рано встал, дабы избавиться от чрезмерного количества пива, употребленного накануне вечером, и встретил его перед рассветом на крыльце.

– Не может быть. Он появился у моих дверей, едва взошло солнце…

– Для него – может. Я уже встречал его раньше и знаю: он может все.

– Старец с Гор?

– Нет.

– Вартлоккур?

Они уже стояли в дверях дома Насмешника. Когда Рагнарсон произнес это имя, Непанта бросила на мужа угрожающий взгляд:

– Ты что, снова с ним связался? Насмешник…

– Газель моя! Бриллиант очей моих, свет жизни известного лентяя, знаменитого своей трусостью! Неужели я мог, нося титул самого ленивого человека в мире, славящегося с самого южного края дальше всех простирающейся карты до северных гор Тролледингии, с запада Фрейланда на восток, до самой Матаянги, своей заячьей душой и непревзойденной трусостью…

– Да, ты-то как раз мог бы. Как получилось, что тебя там повсюду знают?

Насмешник продолжал на некременском:

– Это был знаменитый Звездный Всадник.

– Почему? – спросил Рагнарсон.

– Что почему?

– Ладно, не важно. Потому ты и не удивился, увидев меня?

Толстяк пожал плечами:

– Когда Звездный Всадник наносит неожиданный визит старому толстяку, прячущемуся среди непроходимых лесов, ничто уже не может меня удивить. Теперь лишь следует ожидать, что с юга появится Гарун с готовым планом завоевания мира в руках. Планом, еще более безумным, чем обычно, – мрачно закончил он, словно и впрямь допускал такую возможность.

– Если вы двое в состоянии хотя бы на минуту прекратить свое кудахтанье, мы могли бы поесть, – заявила Непанта.

– Прошу прощения, Непанта, – извинился Рагнарсон. – Есть кое-что…

– Если только это не другая женщина, – вздохнула она.

– Нет, ничего подобного. Просто маленькая тайна.

V. Еще один странный гость

Тайна вскоре стала еще загадочнее. Этриан вернулся из конюшни и, после того как его обругали за свойственную лишь маленьким детям медлительность, сказал:

– Сюда едет смешной человечек на маленькой лошадке. Что-то мне он не слишком нравится.

С этими словами он взялся за еду. Насмешник встал из-за стола, подошел к окну и вернулся в полном замешательстве:

– Это Марко.

Рагнарсону потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить имя.

– Ученик Визигодреда?

Визигодред был чародеем, их старых знакомым.

– Он самый, – встревоженно проговорил Насмешник.

Забеспокоился и Браги. Послышался стук копыт и скрип упряжи у входа.

– Он уже здесь.

– Угу. – Мужчины посмотрели на Непанту.

Она молча взглянула на них, слегка побледнев, затем пошла встречать гостя.

– Как раз успел, чтоб мне провалиться к дьяволу! – послышалось из соседней комнаты. – О, прости, дорогая. Муж дома? Надеюсь, что нет. Будет просто позор, если столь прекрасная случайная встреча пропадет впустую.

– За твоей спиной.

Марко, карлик с самолюбием великана, гордо вошел в кухню, совершенно не смущаясь, что его могли услышать.

– Как вижу, я точно рассчитал время. – Пододвинув стул, он схватил большой ломоть хлеба и намазал его толстым слоем масла. Он не обращал внимания на вопросительные взгляды, пока не наелся до отвала. – Вероятно, вас интересует, что я, собственно, тут делаю, помимо того, что набиваю брюхо. Меня это тоже интересует. Что ж, каждый раз одно и то же… заменяю ноги старику. У меня для вас известие.

– Ха! – фыркнул Насмешник. – У меня нет времени. Я занят глубокомысленными размышлениями философского характера – как посадить чечевицу, не измазав одновременно в грязи и глине мое дородное крестьянское «я». И проблемы старикашки, который лезет не в свое дело, меня не волнуют.

Он посмотрел на Непанту, ища одобрения. Рагнарсон рассердился. Неужели Насмешник оказался до такой степени у нее под каблуком? Когда-то он был настоящим исчадием ада с диким взором, готовым реализовать любой безумный план, пришедший в голову Гаруну. Браги посмотрел в глаза Непанте. Что смешного? Но в тот же миг он понял: она знает, о чем он подумал.

– Босс велел передать вам следующее: «В краю многих королей не доверяй ничьей руке, кроме собственной, и не позволяй, чтобы правая не знала, что делает левая. Союзников там меняют чаще, чем белье. Берегись любой женщины и держись подальше от места, имени и покрова Мглы». Что все это, дьявол побери, значит – понятия не имею. Обычно не столь сложно догадаться, что он имеет в виду, но на сей раз, похоже, у него какие-то свои соображения. Думаю, тут замешана его подружка. Ладно, мне пора ехать. Спасибо за обильное угощение, госпожа.

– Погоди, – рявкнул Рагнарсон. – Что это за дьявольщина? Что вообще происходит?

– Спокойнее, волосатый. Я только работаю на старика, но не читаю его мысли. Хочешь знать больше – спроси сам. Вот только он не желает тебя видеть – он велел тебе это передать, я забыл. Он сказал, что на этот раз не в силах вам помочь. Он сделал все, что мог, послав меня. А теперь, если вы не против, мне пора. Дома меня ждут две-три пташки, которые могут улететь, если я скоро не вернусь.

Решительно отказавшись отвечать на дальнейшие вопросы, он вернулся к своему пони. И вскоре бодрой рысью исчез среди деревьев, распевая похабную песенку.

– Такой человек, как Визигодред, мог бы найти ученика поприличнее, – заявил Рагнарсон. – Что скажете?

– Я озадачен до глубины души, ошеломлен отсутствием какого бы то ни было смысла, – пробормотал Насмешник, переводя взгляд на Непанту.

Его пухлая смуглая рука изобразила жест на языке глухонемых: «Будь осторожнее».

Рагнарсон удовлетворенно улыбнулся, заметив искорку разгорающегося бунта. Ему не пришло в голову, что, приди Насмешник к нему в гости, он сам выглядел бы точно таким же подкаблучником. Рагнарсон не умел поставить себя на место другого.

– Я слышал кое-что от одного осведомителя, Энди Бродяги, – продолжал Насмешник, снова переходя на некременский. – Известия из Итаскии. Энди постоянно сидит у входа в «Красный олень» под видом попрошайки, скрывая ум под слоем вездесущей грязи и блох. Иногда он вспоминает о старом приятеле, то есть обо мне, и посылает письма насчет того, о чем болтают на Южной Портовой улице.

Насмешник старался выражаться как можно проще, – вероятно, речь шла о чем-то крайне важном.

– В прошлом месяце, а может, и раньше, учитывая время, которое пришлось потратить письму, чтобы добраться от отправителя до адресата, Гарун побывал в Итаскии.

Непанта услышала имя:

– Гарун? Гарун бин Юсиф? Насмешник, держись подальше от этого негодяя, убийцы…

Рагнарсон едва сдерживал гнев:

– Это некрасиво с твоей стороны, Непанта. Ты кое-чем обязана этому человеку.

– Я не желаю, чтобы Насмешник с ним водился. Кончится тем, что мы все впутаемся в его интриги.

– Благодаря одной из них вы вообще встретились.

– Элана…

– Я знаю, что думает Элана. У нее свои причины.

Элана была первой настоящей подругой Непанты. И единственной. И, отчаянно пытаясь сохранить дружбу, Непанта стремилась стать ее зеркальным отражением. Даже Насмешник не влиял на нее так, как жена Рагнарсона.

Его резкость разозлила Непанту. Обычно он вел себя с ней невообразимо мягко, в глубине души боясь женщин. Непанта помрачнела:

– Так что с ним?

– Он совал нос в самые отвратительные места. Он разговаривал с отребьем с Южной Портовой улицы – с Брэдом Красноруким, с Кертом Кинжалом, Дерраном Одноглазым, Боробой Трингом. С отродьем, готовым охотно всадить нож в спину любому. Все это он делал в глубокой тайне и уехал, не навестив друзей. Энди узнал об этом случайно – ему рассказала знакомая шлюха, подружка Керта.

– Интересно. Те самые, к чьим услугам он уже прибегал раньше, когда хотел кого-то убить. Думаешь, он что-то замышляет?

– Хей! Всегда. Когда это Гарун, мастер интриги, чего-то не замышлял? Это вопрос вроде тролледингского: «Испражняется ли медведь в лесу?»

– Угу, медведь гадит в лесу. Вопрос, однако, в том, предусмотрел ли Гарун в своих планах роль для нас? Самому ему не справиться. Интересно почему? Обычно он обходился без посторонней помощи. – Перед лицом реальных событий вся жажда Рагнарсона к приключениям куда-то исчезла. – Энди еще что-нибудь говорил?

– Человек, о котором речь, исчез, не перемолвившись даже словом с друзьями или любовницами. Видели, как он в спешке и волнении пересекал Большой мост. Полагаю, мы скоро получим известие от старого песчаного дьявола. Почему? Гарун – целый народ, состоящий из одного человека, который должен как-то оправдать перед собой свои подлые деяния. Ему нужны сообщники, уважаемые и высокоморальные люди. Вроде королей. Ему нужен мандат, полномочия от людей с принципами, вызывающих уважение, которых уважает он сам. Понимаешь? Итаскийские головорезы – лишь орудия, в его глазах это вообще не люди. Он считает их пылью под ногами, а на их мораль можно лишь наплевать. Волосатый тролледингец и толстый старый негодяй с востока, то есть я, вовсе немногим лучше, но с точки зрения Гаруна – это честные, уважаемые люди. Соображаешь?

– По-своему его можно понять. Похоже, интуиция меня не подводит. Я всегда думал, почему он никогда не поручал нам грязную работу. Да…

Насмешник внезапно сделал нечто совершенно ему несвойственное – отодвинул стул, хотя на столе еще оставалась еда. Рагнарсон двинулся следом за ним к выходу.

– Не связывайся с Гаруном, – сказала Непанта. – Прошу тебя.

Насмешник внимательно посмотрел на нее. Она была напугана.

– Что я могу сделать? Если уж он что-то решил, то его не удержать, словно ледник.

– Знаю. – Она прикусила губу.

– Но мы на самом деле ничего не планируем. Гаруну придется как следует постараться, чтобы убедить нас во что-либо ввязаться. Мы уже не настолько голодны, как бывало когда-то.

– Может быть. А может, и нет. – Она начала убирать со стола. – Насмешник не жалуется, но он не для этого создан. – Она обвела рукой дом. – Он живет здесь и пытается остепениться ради меня, но он был бы куда счастливее, сидя без гроша где-нибудь под дождем и пытаясь убедить старух, что он ясновидец. И потому он точно такой же, как и Гарун. Безопасность ничего для него не значит. Все, что имеет для него значение, – поединок разумов.

Рагнарсон пожал плечами, понятия не имея, что ей хотелось бы услышать. Он был полностью с нею согласен.

– Из-за меня он стал несчастен, Браги. Сколько прошло времени с тех пор, когда ты видел его прежним шутом? Как давно ему приходила в голову какая-нибудь дикая мысль, например что Земля круглая или что ее, словно лодку, тянут утки по морю вина? Браги, я его убиваю. Я люблю его, но, во имя богов, не даю ему вздохнуть полной грудью. И ничего не могу с этим поделать.

– Мы те, кто мы есть, и будем теми, кем должны стать. Если он выберет прежнюю жизнь – будь терпелива. В одном нет сомнения: ты его богиня, и он вернется, чтобы остаться. Уходя в прошлое, многое обретает романтическую ауру. Доза реальности может оказаться лекарством.

– Возможно. Что ж, идите поговорите. А я пока приберусь.

Казалось, она вот-вот разрыдается.

VI. Филин от Зиндаджиры

Наступила темнота, но Рагнарсон и Насмешник все еще сидели на крыльце с бочонком пива. Они почти не разговаривали – настроение не располагало к воспоминаниям. Браги размышлял о хозяйстве Насмешника. Тот по-настоящему тяжко трудился, но все вокруг выглядело основательно запущенным – не хватало терпения и мастерства заботливого строителя. Возможно, дом Насмешника и переживет своего хозяина, но наверняка не простоит столетия, как дом Рагнарсона.

Браги искоса посмотрел на друга. Тот постарел и осунулся. Его убивали постоянные попытки выглядеть тем, кем он не являлся. Непанта тоже терзалась. Насколько стали хуже их отношения?

Непанте легче было приспособиться. Когда их пути впервые пересеклись, она была пусть двадцативосьмилетним, но подростком, полным страха перед мужчинами. Сейчас она не имела ничего общего с той самовлюбленной романтической натурой. Она напоминала Браги приземленную, прагматичную, побитую временем крестьянскую женщину с предательских, часто затапливаемых равнин Серебряной Ленты. Бегство от подобной жизни тоже могло оказаться для нее к лучшему.

Насмешник всегда пребывал во власти химер, чувствуя себя как дома в любых условиях. В душе он был словно камень, за который сам же и цеплялся, как за якорь. То, что видели другие, было лишь защитной окраской. В любой среде, где требовалось быть лишь самим собой, он наверняка чувствовал себя страшно уязвимым. Отсутствие непосредственной угрозы, после того как за всю жизнь привык к ее постоянному соседству, могло довести некоторых до грани срыва.

Рагнарсон не умел проникать за чужие фасады – от подобного ему становилось не по себе. Фыркнув, он осушил пинту теплого пива. К дьяволу! Что было, то было. Что будет, то будет.

Раздался пронзительный крик. От неожиданности Рагнарсон закашлялся, расплескав пиво. Утерев слезы, он увидел вышагивающего перед ним большого филина. Он уже видел его раньше – птица служила посланцем Зиндаджиры Молчаливого, куда менее приятного в общении чародея, нежели Визигодред, на которого работал Марко.

– Опустошение и отчаяние! – простонал Насмешник. – Поздравления из бездны. Возможно, из нашего пернатого собеседника следовало бы приготовить совиное рагу, а то, что привязано к его лапке, пустить на растопку.

– Карлик бы сейчас весьма пригодился, – сказал Рагнарсон.

На письмо не обратили никакого внимания.

– С чего бы?

– Он умеет разговаривать с совами. На их языке.

– Чушь собачья.

– Спорим на шиллинг?

– Неужели такой скупец, как я, к тому же бедный почти до грани нищеты, может пойти на спор с моим другом Медведем, который печально знаменит тем, что спорит, лишь когда уверен, что выиграет? Возьми письмо.

– Почему бы тебе этого не сделать?

– Я всего лишь скромный крестьянин, грамоты не знаю – и давно отказался от всяких авантюр. Какой мне интерес?

– А мне какой?

– Давай тогда зарежем сову.

– Не слишком удачная мысль. Зиндаджира сам сделает из нас рагу. Не тратя времени на то, чтобы предварительно зарезать.

– Чему быть, того не миновать… Кыш отсюда! – крикнул Насмешник.

Филин подпрыгнул, но улетать не собирался.

– Дай ему пива, – сказал Рагнарсон.

– Чего?

– Почему бы не проявить гостеприимство?

Сам он выпил уже чересчур много, и в нем проснулось детское чувство юмора. Ему вспомнилась старая пословица: «Пьяный как ухающая сова», и смысл ее внезапно показался весьма любопытным.

Насмешник поставил свою кружку перед птицей. Филин выпил.

– Ладно, давай посмотрим, что от нас хочет старик Черномордый. – Браги взял письмо. – Хо-хо! Не поверишь! Тут написано, что он прощает нам все долги и прегрешения… как будто таковые вообще имелись… если мы поймаем для него женщину по имени Мгла. Старая сволочь никогда не сдается. Как давно он затаил зло на Визигодреда? Это нехорошо – пытаться причинить зло мужчине с помощью его женщины.

Насмешник хмуро посмотрел на него:

– Угрозы?

– Как обычно. Ничего серьезного. Смутные намеки на нечто такое, с чем он сам боится связываться. То же самое, что и у Визигодреда.

Насмешник фыркнул:

– Трусливая крыса в подземных склепах, пещерный любитель темноты – хватит! Дай бедному старому толстому глупцу умереть спокойно. – Он все больше мрачнел, жалея себя. Из черного глаза выкатилась слеза. Он положил руку на плечо Рагнарсону. – Мать моя, много лет как покойница, часто пела прекрасную песню о бабочках и паутине. Я спою ее для тебя.

Он начал напевать, пытаясь вспомнить мелодию.

Рагнарсон нахмурился. Насмешник был сиротой, он не знал ни отца, ни матери, лишь старого бродягу, с которым путешествовал, пока не подрос в достаточной степени, чтобы сбежать. Браги слышал эту историю сотни раз. Однако, напившись, он врал больше обычного, в основном о личной жизни. Нужно было его развеселить, иначе дело могло кончиться дракой.

Филин, которому выпала роль критика, издал чудовищный вопль, взмыл в воздух и, пьяно описывая круги, полетел на восток. Насмешник послал ему вслед проклятие.

Чуть позже из дому вышла Непанта и отвела в постель угрюмых мужчин, которых не особо заботило, что принесет им будущее.