Текст книги "В Микенах, златом обильных"

– Тысяча лет все равно что две тысячи жизней, если поставить их одну за другой.

Агамемнон покачал головой.

– Это слишком далеко и волновать не может.

– Оно и не должно тебя волновать, – сказала Кассандра с торжеством, – потому что твое богатое и могущественное царство, которым ты так гордишься, рухнет куда раньше. Твои города обезлюдеют, поля запустеют, стены Микен обрушатся, и о них забудут надолго, если не навсегда.

– А это когда произойдет? – поинтересовался Агамемнон.

– О, гораздо скорее, через каких-нибудь три-четыре жизни, даже раньше!

– То есть в правление одного из еще неродившихся правнуков Ореста? Это меня тоже не сильно волнует. Я предпочел бы знать, что мне принесет завтрашний день. Или это уже не волнует тебя?

Кассандра помолчала, подумала.

– Волнует, – призналась она после некоторого колебания. – Более того, пугает.

– Что же случится завтра? – спросил Агамемнон.

– Мне грозит опасность, повелитель, – вздохнула Кассандра.

– Тебе?

– Клитемнестре уже нашептали, что ты привез с собой наложницу.

– Ну и что?

– Ей наплели кучу всякого вранья. Будто бы царь настолько увлечен троянской пленницей, что готов сделать ее женой и царицей, отослав Клитемнестру из дворца.

Агамемнон захохотал.

– Что за ерунда! Какой мужчина будет выбирать одну женщину из двух, если может иметь обеих? Не болтай глупостей!

– Я и говорю, наплели кучу вранья, – заупрямилась Кассандра. – Но Клитемнестра поверила и собирается от меня избавиться, проще говоря, она прикажет меня убить, и у нее найдется достаточно верных слуг, чтобы этот приказ выполнить.

– Не бойся, я не дам тебя в обиду, – сказал Агамемнон успокаивающе.

Кассандра поглядела на него с укоризной.

– Полно, царь! У тебя будет множество дел в совете, в суде и во дворце, не можешь ведь ты повсюду водить с собой рабыню. А окажись я одна, не дам битой янтарной бусинки за свою жизнь.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Агамемнон.

– Обмани Клитемнестру! Объяви ей, что я упала при высадке с корабля в воду и утонула. Она ведь в лицо меня не знает. И никто из здешних не знает. С воинами я уже вряд ли встречусь, троянские девушки меня не выдадут, а имя я приму другое. Назовусь, к примеру, Александрой.

Агамемнон снова рассмеялся.

– Александрой? «Отражающей мужей»? Ха-ха-ха! Придумано ловко!

– Так ты согласен? – Кассандра смотрела умоляюще.

Агамемнон посерьезнел.

– Да пожалуйста! Если тебе так спокойнее. Главное, чтобы ты с именем не сменила на другое и свое дивное тело. Но не знаю, спасет ли тебя задуманное от ревнивой царицы.

– Отчего же не спасет?

– А оттого, что будущее наперед определено богами. Ты можешь его провидеть, но разве в силах человеческих изменить предначертанное Зевсом или Посейдоном? Разве то, что ты кричала на всю Трою об опасностях, ее подстерегающих, что-либо изменило?

– Не изменило, потому что мне не поверили, – возразила Кассандра.

– Нет. Не так. Не поверили, потому что падение Трои было предрешено богами. А с ними бороться бесполезно. По себе знаю, ляпнул сдуру, что нацелил стрелу лучше Артемиды, и готово! Что стоит богам олимпийским, подняла руку – и паруса обвисли. Наш флот до сих пор стоял бы у того злосчастного авлидского берега, если б я не согласился умилостивить богиню ценой жизни собственной дочери. Поверь мне, навсегда пропала охота тягаться с олимпийцами.

– Хочешь сказать, лучше мне сложить руки и ждать, когда зарежут? – проворчала Кассандра обиженно. – Коли уж богам так угодно?

Агамемнон хитро улыбнулся.

– Так ведь неизвестно, что именно угодно богам! Клитемнестра пока в число таковых не входит…

Снаружи послышались шаги, полу шатра приподняли, показался начальник охраны, пропустил внутрь двух рабов с подносами и кувшинами, но сам не вошел, а сказал от входа:

– Здесь тебя, царь, дожидается человек из Микен. Говорит, что из старых твоих слуг, с важными вестями приехал. Привести его? Или лучше после ужина?

– Зови, – велел Агамемнон и кивнул Кассандре.

– Ступай. Надумаю, пришлю за тобой, но навряд ли. Устал, спать хочу, да один.

Кассандра молча поднялась и вышла. Когда царь был занят или не в духе, она спала в большом шатре вместе с другими пленницами, были среди них женщины всякого положения, от вдов и жен людей богатых и знатных, лучших мужей Илиона, до простых крестьянок, и хотя перед царской дочерью любая готова была склонить голову, Кассандра из себя принцессу не корчила, смешно это было бы теперь, когда и она такая же невольница, как прочие, наоборот, со всеми держалась, как с подругами, и сейчас с нетерпением думала, что порадует их, рассказав, какие картины она высмотрела во мраке грядущего, утешит их жаждущие мести души…

Глава третья. Клитемнестра

Клитемнестра невесело глядела вниз, в долину, с крепостной стены. Смотровая площадка, обнесенная деревянными перилами, была достаточно велика, чтобы вместить все ее потомство, но кроме молчаливого Менетия, рядом с ней стояла только Электра, Хрисофемида подняться на стену не отважилась, она боялась высоты, и мысль оказаться на каменном выступе, почти нависающем над обрывом, ее пугала, а Ореста Клитемнестра не пустила наверх сама, мальчик отличался чрезвычайной подвижностью, все время бегал, прыгал, вертелся вокруг, и уследить за ним было трудно, еще сверзится в пропасть… Она покосилась на Электру, жадно следившую за происходящим в долине, из всех детей та была более всего похожа на мать, такие же волосы цвета воронова крыла, большие черные глаза, статная фигура… Хрисофемида была тоньше и ростом поменьше, а волосы имела почти белокурые, не золотистые, правда, как у Елены, но куда светлее, чем у всех прочих в их роду, включая Атридов, русоволосых, у Менелая, так даже с рыжинкой, однако в том, что Зевс тут и близко не ходил, Клитемнестра могла поклясться. Вот кто пошел в отца, это Орест, и мастью, и осанкой, и чертами лица, и даже, кажется, характером, уже сложившимся, несмотря на еще детский возраст… Но хотя Электра и была на нее похожа, Клитемнестра не очень уж ее привечала, скорее, сторонилась, даже слегка побаивалась, та мать со всей очевидностью не одобряла, если и не осмеливалсь говорить прямо, то выказывала поведением, Эгисфа на дух не переносила, все старалась уколоть побольнее острым словцом или просто поглядывала исподлобья так, что тот ежился. Хрисофемида же в дела матери не мешалась, занималась своими, ткать и прясть была мастерица, и за работой весело пела, не то, что Электра, которой и пуговицу пришить было неохота. Однако и Хрисофемида не занимала в сердце Клитемнестры главного места, ее любимицей, кровиночкой, светом очей была несчастная Ифигения, потерю которой ей не могли возместить ни победы, ни трофеи, ни, громко выражаясь, ахейская слава. Ох уж эта слава! Кровь и смерть вместо жизни и любви… И поди сделай вид, что и тебе слава эта милее родной дочери… А ведь скоро и придется… Она перегнулась через перила, вглядываясь в долину. По широкой дороге, вившейся между усадьбами побогаче и домами победнее, медленно продвигалась победоносная Агамемнонова рать. Сам царь ехал впереди в сверкавшей золотыми украшениями огромной колеснице, за ним тянулись воины в колесницах попроще, воины конные и пешие, и длинный ряд повозок, в части их пленники, в прочих груды мешков и ящиков, военная добыча, ради которой в поход идут с куда большей страстью и охотой, чем за славой. Разглядеть все подробности она, конечно, не могла, далеко, да и тесной стеной стоявшие вдоль дороги горожане и крестьяне загораживали ее, к тому же ветками махали, и цветы, скорее всего, тоже бросали, все по ее указаниям, приветственные клики достигали даже Акрополя. Хорошо поработал Менетий, подумала она и поглядела на того одобрительно, не так просто организовать подобную встречу, хотя с толпой главная трудность в том, чтобы ее собрать, а дальше из нее веревки вить можно… Процессия добралась уже до подножия холма и стала подниматься по нижнему пандусу. Пора, решила она.

Когда спустились со стены, она отослала Электру во дворец, та, правда, упиралась, но Клитемнестра настояла на своем, у нее весь церемониал был продуман досконально, детям следовало ждать отца в мегароне, и туда Электра после некоторого сопротивления отправилась, а сама Клитемнестра пошла в другую сторону. У ворот она велела отойти и Менетию, переняла у служанки приготовленную с утра охапку цветов, миновала в полном одиночестве ворота и стала прямо под колонной, разделявшей львов. Ну держись, Агамемнон! Она была в роскошном наряде, который вчера весь день шил под неусыпным надзором ее портнихи десяток самых искусных в этом деле рабынь. Лиф алого платья облегал грудь и тонкую талию, которую пышная юбка со множеством оборок еще сильнее подчеркивала, в волосы, уложенные в высокую прическу, была вплетена ажурная золотая диадема, серьги с длинными подвесками обрамляли благородный овал лица, а над глубоким вырезом на полуобнаженной груди лежали многочисленные витки драгоценных бус.

Она дождалась, когда царская колесница приблизилась на расстояние нескольких шагов, и бросила свои цветы под копыта белого коня, который ту влек. Колесница остановилась, Агамемнон соскочил на землю, приблизился, она точно рассчитанным движением преклонила перед ним колено, и царь сразу нагнулся, подхватил ее, поднял на ноги, прижал к груди, а потом без слов помог взойти в колесницу, чтобы она въехала в цитадель вместе с ним.

Колесница поднялась по верхнему пандусу к началу лестницы и остановилась, как и подъехавшие вслед прочие воины, до Акрополя их добралось немного, большинство ополченцев осталось в долине, разошлось по домам, с царем были теперь только лучшие из лучших да личные Агамемнона люди. Увидев накрытую пурпурной тканью лестницу, царь даже слегка смутился, но Клитемнестра подала ему руку, и они вдвоем поднялись по бесчисленным ступеням на площадь перед дворцом, где их встретила рукоплесканиями созванная Клитемнестрой на празднество микенская знать.

Только у входа во дворец Агамемнон нарушил придуманный ею порядок церемонии, она предполагала, что царь войдет в тронный зал, сопровождаемый подданными, и там к ним обратится с приветствием, но, достигнув пропилей, Агамемнон остановился и повернулся к людям, собравшимся на площади.

– Благодарю за честь, сограждане, – сказал он своим зычным голосом. – Приглашаю всех на пир, начнем его на закате солнца и повеселимся до утра. А пока я хочу немного отдохнуть с дороги. Дворец и весь Акрополь в вашем распоряжении.

Он огляделся, кого-то ища, Клитемнестра догадалась, кого, и позвала:

– Менетий!

Тот возник перед ними, поклонился, Клитемнестра указала на него царю.

– Это Менетий, господин мой, наш новый управитель. Он выполнит твои приказания.

Агамемнон оглядел Менетия испытующе и бросил:

– Вели, чтобы воинов, пришедших со мной, разместили в лучших наших комнатах. Проследи, чтобы груз из повозок был препровожден в задние помещения в целости. Ну и позаботься о невольниках. – И, когда управитель удалился, повернулся к жене. – А где дети?

– Ждут в мегароне. Не хотела я, чтобы они в толпе толкались, негоже это царским детям, в особенности, дочерям.

Агамемнон кивнул, не то чтоб одобрительно, но принял как бы к сведению, и, ничего не добавив, прошел в распахнутые двери, миновал вестибюль и направился крупными шагами через двор в сторону мегарона. Клитемнестра устремилась за ним, еле догнала и пошла рядом, стараясь не отставать.

– Как тебе понравилась церемония встречи, возлюбленный супруг мой? – спросила она медовым голосом.

Агамемнон усмехнулся.

– Ты, наверно, вытребовала пурпурные покрывала со всех Микен? И велела оборвать все цветники Арголиды?

Клитемнестра скромно потупилась.

– Не совсем.

– Но почти? А сколько собралось народу! Мне показалось, что все жители города и окрестных деревень покинули свои дома и столпились у дороги на Акрополь!

– В этом нет ничего удивительного, – сказала Клитемнестра. – Когда еще им доведется увидеть вблизи столь славного героя? Ахейская рать – сильнейшая в мире, и предводитель ее – один на весь свет, а стольких доблестных подвигов до сего времени не совершали даже Геракл с Персеем.

– Ладно, угомонись! – бросил Агамемнон добродушно. – Прибереги эти речи до вечера, мы их послушаем на пиру.

– Как тебе будет угодно, мой повелитель! – ответила Клитемнестра с нарочитым смирением.

Агамемнон замедлил шаг и поглядел на нее пристально.

– Воистину надо быть глупцом, чтобы отправиться на поиски чужой жены, покинув свою столь надолго, – сказал он задумчиво.

– Хочешь сказать, что за прошедшие годы красота моя отцвела? – спросила Клитемнестра кокетливо.

– О, нисколько! Но все эти годы я мог бы наслаждаться ею…

Агамемнон вошел в мегарон и остановился.

– Вот и они! Хрисофемида и Электра, этих я узнаю, они не слишком изменились. А резвый мальчуган, как я понимаю, мой сын Орест? Подойдите, дайте мне вас обнять!

Все трое приблизились застенчиво, Клитемнестра даже удивилась, с Орестом понятно, незнакомый человек перед ним, чужой, младенцем в колыбели оставил и даже узнать не может, Хрисофемида, положим, скромна от природы и отца помнит не очень ясно, маленькой девочкой была, когда тот отправился в свой поход за славой, то бишь за брата женой-блудницей, но Электра, которая без конца жертвы приносила да молитвы возносила, чтоб родитель возлюбленный в целости домой возвратился…

Агамемнон обнял всех по очереди, погладил мальчика по голове, заглянул в лицо дочерям.

– Девочки пошли в тебя, Клитемнестра, – сказал он довольно. – Одна краше другой.

Клитемнестра хотела было смолчать, не нарушать семейного мира прежде времени, но не удержалась.

– Ифигения была лучшей из всех, – сказала она с горечью. – Какой парой они были бы с Ахиллом! А какие у них народились бы дети! Ее красота, его сила и ловкость, представляю, какое потомство они произвели б на свет, не людей, богов! И что? Обоих нет, дочь моя погибла под ножом презренного жреца, а Ахилл лежит под курганом в далекой стране. И чего ради? Неужто Менелай не мог найти другую жену, более добродетельную?

Агамемнон если и рассердился, виду не подал и голоса повышать не стал, только подпустил в него ехидства.

– Да, с Еленой ему не повезло. Но кто мог знать, что вся добродетель, отпущенная олимпийцами вашей семье, досталась тебе одной!.. – Помолчал и добавил как бы походя, небрежно: – Да, чуть не забыл! Говорят, Эгисф здесь?

– Эгисф? – переспросила Клитемнестра беззаботно: – Ах, ну да. Лет через пять после твоего отплытия он явился во дворец и предложил мне свои услуги. Я долго колебалась, но поскольку есть немало дел, в которых не обойтись без мужчины, решила принять предложенную помощь. Тем более, что управитель, которого ты оставил, умер, и мне пришлось взять другого, менее опытного…

– Зато помоложе, – заметил Агамемнон. – И куда более видного.

– Молодые быстроноги, а наше хозяйство велико, – возразила Клитемнестра.

– И где же он теперь? – спросил Агамемнон.

– Кто?

– Эгисф, разумеется, – сказал Агамемнон сухо. – Того другого куда послал, я помню, еще рассудка не утратил.

– Эгисф ушел, узнав о твоем скором прибытии, – уронила Клитемнестра.

– Сбежал?

– А чего ты ждал?

– Трус, – буркнул Агамемнон осуждающе.

– Помирился бы ты с ним, что ли, – произнесла Клитемнестра безразлично.

– С убийцей моего отца?

– Твой отец тоже не был образцом добродетели, – заметила Клитемнестра. – Да и врагов умел наживать. Вряд ли можно заслужить любовь человека, подав ему на обед мясо его собственных детей, как он поступил с Фиестом.

– Фиест тоже был хорош! – возразил Агамемнон. – Кто изнасиловал собственную дочь?

– Именно что тоже, – сказала Клитемнестра едко. – Братья стоили друг друга. Так что вы с Эгисфом вполне можете подвести черту и забыть о прошлом.

Агамемнон нахмурился.

– Мы с Эгисфом не в одинаковом положении. Он убил моего отца, а я его отца не убивал.

Клитемнестра махнула рукой.

– Ну, как знаешь. Собственно, я и не думала, что ты меня послушаешься. В том-то и разница между мужчиной и женщиной, мы, женщины, жаждем мира, а вы, мужчины, вечно стремитесь воевать.

– Эгисф тоже ищет войны? – поинтересовался Агамемнон.

Клитемнестра фыркнула.

– Не смеши меня. У тебя войско, а у него лука своего, и того нет, у Менетия одалживал, когда на охоту ездил… Ладно, хватит об Эгисфе, поговорим о другом. До меня тоже дошли кое-какие слухи. Нашептали мне давеча, что ты привез с собой прекрасную дочь Приама, которая чуть ли не претендует на мое место на супружеском ложе. Где она, я хочу поглядеть на нее.

– И я. И я хочу ее увидеть, – вставила Хрисофемида робко. – Она ведь пророчица, пусть скажет, кто станет моим мужем и отцом моих детей.

– Кто станет твоим мужем, – бросила Электра резко, – решать не дочери Приама, сколь бы хороша она не была, а нашему отцу, ниспровергателю Илиона.

– Одно другому не помеха, – улыбнулась Хрисофемида кокетливо. – Пусть скажет мне, кого отец наш выберет мне в мужья, отец ведь этого еще не знает.

– Дуреха ты, – проворчала Электра.

– Не пререкайтесь, – засмеялся Агамемнон. – Я должен вас разочаровать, и ту, которая хочет одним глазком поглядеть на свое будущее супружеское ложе, и ту, которая боится лишиться нынешнего. Кассандра, увы, умерла. Во время разгрузки корабля она упала в воду и захлебнулась.

– О бедный мой супруг! – вскричала Клитемнестра саркастически.

Агамемнон ответил ей ироничным взглядом.

– Не беда. Рабынь троянских у меня достаточно. Найдем и гордых красавиц мне на забаву, и послушных служанок для моей супруги и дочерей.

– А прорицательниц среди них больше нет? – спросила Хрисофемида с надеждой.

– Нет, это товар штучный, – покачал головой отец. – Но не волнуйся, с войны вернулось достаточно героев, найдутся среди них и женихи для моих дочерей, обеих, Электру я тоже не обижу.

– А мне жена? – спросил Орест, задрав подбородок и глядя на отца снизу вверх.

Все рассмеялись.

– Немного подрастешь, и тебе сосватаем красавицу, – ответил Агамемнон серьезно и обратился к Клитемнестре. – Шутки шутками, а Менелай предлагал покрепче домами породниться, детей поженить.

Клитемнестра аж руками всплеснула.

– Да ты что! Гермиона Ореста чуть ли не на десять лет старше!

– Зато она – дочь Елены Прекрасной, – сказал Агамемнон внушительно.

– Вот-вот! – отозвалась Клитемнестра ядовито.

– Опять начинаешь добродетелью меряться? – спросил Агамемнон, сдвинув брови. – Я бы не советовал…

Клитемнестра не ответила, и после небольшой, но многозначительной паузы он продолжил:

– Ну что ж, я вас всех повидал, пойду теперь помоюсь и отдохну с дороги, а вечером кутнем, как следует… А где быстроногий-то твой, что-то долго бегает?

Клитемнестра только кивнула в сторону входа, где у открытой двери уже некоторое время, как скромно стоял Менетий, что могло говорить только об одном: поручения выполнены. Агамемнон требовать у него отчета не подумал, только повернул голову, дабы убедиться, что тот на месте, и бросил:

– Распорядись, чтобы мне приготовили ванну. И чтобы рабыня, которой я велел привести драгоценности в порядок, принесла их мне, выберу подарки для жены и дочерей.

Хрисофемида при этих словах запрыгала, захлопала в ладоши и даже запела:

– Золото Приама! Отец привез нам золото Приама!

– Совсем ума лишилась! – проворчала Электра. – А еще замуж просится.

– Потому и просится, что лишилась, – откликнулась Клитемнестра мрачно.

Хрисофемида не обратила на их разговоры внимания.

– Сейчас я попробую угадать! – объявила она весело. – Мне, я думаю, достанутся серьги, золотые с каменьями, ляпис-лазурью, наверно, отец ведь знает, что она особенно подходит к моим голубым глазам… Электре браслет с янтарем, а маме ожерелье, большое-большое. А что Орест получит? Перстень?

– Не хочу я никакого перстня! – возмутился тот. – Я не девочка!

Агамемнон положил ему руку на голову, погладил пушистые русые волосы.

– Кто говорит о перстне? Для тебя я припас другой подарок, замечательный кинжал с резной рукояткой. Вечером получишь. Ну вот, а теперь идите.

Все трое послушно пошли к двери, Агамемнон дождался, пока дети выйдут, и повернулся к Клитемнестре. Минуту царь с царицей молча смотрели друг другу в глаза, потом Агамемнон произнес медленно, словно бы нехотя:

– Так и быть, позови Эгисфа, я поговорю с ним, подумаю.

– Где я его тебе возьму? – удивилась Клитемнестра. – Ушел он и не сказал, куда.

– Захочешь – найдешь, – отрезал Агамемнон и пошел вон из мегарона, оставив царицу одну.

Клитемнестра села в парадное кресло из черного дерева, изукрашенное золотыми и серебряными бляшками, скинула обувь и подвинула поудобнее скамейку для ног, тело у нее было молодое, здоровое, единственное, что подводило, ноги, ступни от долгого стояния отекали, ремешки сандалий натирали пальцы, выдавать свою слабость она не хотела, упрямо выстаивала подолгу, но уставала, что правда, то правда… Ну и что теперь делать? Где прячется Эгисф, она, само собой, знала, но звать ли того?.. Кому ведомо, может, что дурное у Агамемнона на уме? Наверняка ему уже про нее с Эгисфом наболтали… Хотя, знай он точно, намеками да шпильками вряд ли ограничился бы… А что, если остальное он приберег до поры, например, до минуты, когда они окажутся одни? Но одни-то они останутся только в спальне… Ну там она сумеет с ним совладать! И, в конце концов, она – мать его детей, неужели он руку на нее поднимает? Вот на Эгисфа может… Ну и пусть! На Эгисфе свет клином не сошелся… Подумала – и неловко как-то стало… Нет, некрасиво так уж сразу того на расправу выдавать, надо действовать поосторожнее, приглашением не пренебрегать, но и волку в пасть бывшего друга не класть… ведь еще и пригодится может! Вот что! Надо сказать Менетию, чтобы вестника послал к Эгисфу, пусть придет во дворец, только чтобы к Агамемнону сразу не ходил, посидит пока у Менетия в комнатах, никто там его искать не станет, а после обеда да возлияния хорошего можно и попробовать примирить непримиримых, для нее, Клитемнестры, это был бы наилучший выход. Она хотела уже позвать Менетия, но вспомнила, что отослал его Агамемнон, сколь бы быстроног тот не был, все сделать и вернуться никак не сумел бы, не Гермес все-таки, простой смертный… Как ни печально, но отныне Менетий будет выполнять не только ее распоряжения, и поди его доищись… Ну вот! Не успела додумать, как тот возник в дверях, спросил, нет ли у царицы в его услугах нужды. Клитемнестра поманила его к себе, тихим голосом объяснила, что от него требуется. Менетий выглядел странно, был словно сам не свой, казалось, его преследует некая неотступная мысль, но выслушал он царицу внимательно, задумался, нахмурился даже, размышляет над тем, кто подходит для столь деликатной миссии, решила Клитемнестра, но вопросов задавать не стала, а через минуту его лицо разгладилось, нашел, стало быть, кого именно, царицу не интересовало, Менетия это дело, не ее.

– Сейчас же и пошлю, – сказал он. – Только проверю, как там, в купальне, согрели воду, нет, некоторых слуг наших все время понукать надо. Проверю и сразу же пошлю. Могу идти, других приказаний нет?

Клитемнестра отпустила его, а сама осталась сидеть в кресле, вокруг было так тихо и покойно, что она чуть не задремала, веки отяжелели, и голова стала клониться набок, но она вовремя спохватилась, подумав, что хорошо бы прилечь ненадолго перед тяжким испытанием, каким грозил для нее обернуться предстоявший вечер. Обула сброшенные перед тем сандалии, поднялась и пошла к себе, подивилась еще тому, как безлюдно вокруг, ладно слуги, те, наверно, все заняты подготовкой к пиру, но куда гости подевались?.. потом подумала, что хотя и предложил им Агамемнон вести себя свободно, по-хозяйски, вряд ли кто на такое решился, наверно, по Акрополю разбрелись, во дворец зайти не решились… Когда она почти уже миновала внутренний двор, услышала невнятный звук, то ли крик, то ли возглас, то ли зов. Хотела было идти дальше, мало ли кто шумит, в разговоре голос повысили, или слуги бранятся, но непонятная тревога заставила ее задержать шаг, а потом и свернуть в коридор, в сторону, откуда звук странный донесся.