Текст книги "Степные разбойники"

ГЛАВА XXI. Мститель

Для того, чтобы события, которые должны теперь следовать одно за другим, были более понятны, мы вынуждены рассказать здесь об истории, случившейся приблизительно лет за двадцать до того времени, с которого начинается наш рассказ. В то отдаленное время, в которое мы теперь переносимся, Техас, если и не по имени, то по праву, принадлежал Мексике 3131
  Во время американо-мексиканской войны 1846-1848гг. Мексика потеряла все земли севернее Рио-Браво-дель-Норте: Новую Мексику, Аризону и Верхнюю Калифорнию, т. е. почти половину своей территории.


[Закрыть]. Благодаря великолепному климату и плодородной почве Техас может считаться одним из самых богатых мест Нового Света. Угадав великое будущее этой страны, правительство сделало все от него зависящее, чтобы заселить ее. К несчастью, это удалось ему лишь в незначительной степени, хотя довольно большое число мексиканцев и переселилось туда. В числе этих людей было двое братьев – дон Стефано и дон Пачеко де Ирала, принадлежавшие к одному из богатейших семейств провинции Нуэво Леон 3232
  Нуэво Леон (Новый Леон) – штат на северо-востоке Мексики, с административным центром Монтеррей.


[Закрыть].

Энергичное участие, принятое ими в войне за независимость, разорило их, и после одержанной победы, не получив от либералов вознаграждения за принесенные ими жертвы, чего они были вправе ожидать, им больше ничего не оставалось делать, как поселиться в Техасе – новом для них краю, в котором они и надеялись в скором времени нажить себе состояние. Благодаря глубокому знанию земледелия и неустанному труду они не замедлили сделаться владельцами обширного и благоустроенного поместья, которое в продолжение нескольких лет не переставало процветать.

Асиенда дель-Папагелло 3333
  дословно – Ферма Попугая


[Закрыть], где жили оба брата, как и все поместья этой страны, подвергалась постоянным нападениям краснокожих, хотя вокруг нее и было сделано укрепление – каменная стена, на которой даже помещались два артиллерийских орудия.

Старший брат, дон Пачеко, был женат и имел двух очаровательных дочек, трех и двух лет. Веселые крики и прелестные улыбки этих малюток наполняли дом весельем и радостью.

В трех милях от этого поместья было другое, принадлежавшее одному североамериканцу по имени Уилки, авантюристу, явившемуся неизвестно откуда. Поселившись в своем доме, человек этот стал вести очень замкнутую жизнь, что дало пищу всевозможным странным толкам относительно него. Говорили, что под внешностью скромного асиендадо скрывается человек, находящийся в постоянных тайных сношениях с разбойниками, грабящими окрестности; что сам он является предводителем шайки, которая уже несколько лет совершала безнаказанно разного рода преступления. Оба брата имели не раз столкновения с этим опасным соседом, закончившиеся тем, что обе стороны стали придерживаться вооруженного перемирия.

Незадолго до того времени, с которого мы начинаем наш рассказ, один из братьев, дон Пачеко, имел серьезную ссору с янки, закончившуюся торжеством первого, и американец, затаив в душе обиду, поклялся ему за это отомстить. Но прошел почти целый месяц, а об американце ничего не было слышно.

В тот день, с которого мы начинаем наше повествование, дон Стефано, сев верхом на мустанга, намеревался покинуть асиенду и отправиться по важным делам в Пекос 3434
  Пекос – город в Техасе, стоящий на одноименной реке.


[Закрыть].

– Итак, – сказал ему дон Пачеко, – ты уезжаешь?

– Да, сейчас же. Ты знаешь, что я оттягивал свой отъезд до последней возможности.

– Сколько времени ты рассчитываешь пробыть в отсутствии?

– Самое большее – четыре дня.

– Хорошо. Мы тебя раньше ждать не будем.

– Очень возможно, что я возвращусь раньше.

– Почему же?

– Признаться ли тебе?.. Я почему-то неспокоен.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сам не знаю отчего, но у меня тяжело на сердце. Я много раз, брат, оставлял тебя, чтобы совершить путешествие гораздо более дальнее, чем то, которое я теперь предпринимаю… и…

– Ну и что же? – перебил его дон Пачеко.

– И я никогда не испытывал ничего подобного тому, что я чувствую в настоящую минуту.

– Ты пугаешь меня, брат. Что же с тобой такое?

– Я не сумею тебе этого объяснить. У меня точно предчувствие какого-то несчастья. Перед разлукой с тобой сердце мое невольно сжимается.

– Странно, – пробормотал дон Пачеко, сделавшись вдруг задумчивым. -Я не решался сказать тебе, брат, но я чувствую также нечто подобное. Предчувствие, которое томит тебя, угнетает также и мое сердце, и я боюсь – сам не знаю чего.

– Брат, – сказал на это дон Стефано глухим голосом, – ты знаешь, как мы любим друг друга. Со дня смерти нашего отца, погибшего во время восстания, мы делим вместе радость и горе, достаток и нужду. Брат, предчувствие это – от Бога. Большая опасность угрожает нам.

– Может быть, – ответил дон Пачеко печальным голосом.

– Слушай, брат, – решительно сказал дон Стефано, – я не поеду. – И он уже сделал движение, чтобы сойти с лошади. Брат остановил его.

– Нет, – сказал он, – мы мужчины и не должны давать воли безумным фантазиям, созданным лишь нашим больным воображением.

– Нет, я предпочитаю остаться еще на несколько дней.

– Ведь ты сам знаешь, какое серьезное дело требует твоего присутствия в Пекосе. Поезжай, но возвращайся как можно скорее.

Несколько минут братья молчали, погруженные в размышления. На небе всходила бледная луна.

– Этот гринго, наш сосед, – злодей, – возобновил разговор дон Стефано. – Кто знает, не ждет ли он моего отъезда, чтобы произвести на наш дом одно из тех ужасных нападений, которые, как о нем говорит молва, он то и дело совершает в окрестностях.

Дон Пачеко в ответ на это замечание брата громко расхохотался и указал ему на белые стены каменного укрепления, горделиво поднимавшиеся к небу.

– С нашим Папагелло этим бандитам не справиться, – сказал он. – Поезжай спокойно. Они не осмелятся напасть на нас.

– Дай-то Бог! – пробормотал дон Стефано.

– О, люди эти – негодяи и трусы, и я нашему соседу воздал по заслугам.

– Согласен с тобой, но именно потому, что они трусы, они и не осмелятся совершить открытого нападения…

– Так чего же мне бояться в таком случае? – перебил его дон Пачеко.

– Измены, брат.

– Но разве нет в нашем поместье пятисот преданных пеонов? Будь спокоен, говорю тебе.

– Ты этого желаешь?

– Я этого требую.

– В таком случае, прощай, – сказал дон Стефано с подавленным вздохом.

– До скорого свидания, брат.

– До свидания.

Дон Стефано дал шпоры лошади и галопом стал спускаться с холма, на котором раскинулась асиенда.

Дон Пачеко долго следил за ним взглядом, потом, когда стук лошадиных копыт на дороге затих и тень всадника уже скрылась из его глаз, он, все так же тяжело вздыхая, возвратился домой.

Дон Стефано, снедаемый необъяснимым внутренним беспокойством, поспешил закончить свои дела в Пекосе и уже через два дня двинулся в обратный путь. Но странное дело, по мере того как он приближался к поместью, тревога его возрастала и сердце тревожнее билось в груди. Он тщетно старался объяснить себе причину такого странного явления.

Была ночь. Вокруг него все было тихо. Над головой его небесный свод был усыпан мириадами сияющих звезд. Время от времени раздавался вой волков, к которому примешивались мычание бизонов и глухое рычание ягуаров, искавших добычи.

Дон Стефано ехал не останавливаясь, пригнувшись к шее лошади, бледный, с прерывистым дыханием, прислушиваясь ко всем звукам, раздающимся вокруг него, и стараясь проникнуть взором в темную даль. После необыкновенно быстрой шестичасовой езды мексиканец издал вдруг отчаянный крик и потянул поводья, чтобы остановить лошадь, которая, вся в мыле, едва стояла на ногах от усталости. Перед ним ярким пламенем пылала асиенда дель-Папагелло. Это великолепное укрепление представляло теперь из себя бесформенную пылающую массу, вокруг которой по небу простиралось зловещее кровавое зарево.

– Брат мой! Брат мой! – воскликнул он в отчаянии и помчался как безумный по направлению к пожарищу.

На асиенде царило мертвое молчание. Мексиканец на каждом шагу спотыкался о распростертые и наполовину обгоревшие трупы. Совершенно потеряв рассудок от горя и ярости, дон Стефано продолжал свои поиски, не замечая, что волосы и платье его уже обгорели. Чего же искал он в этом ужасном мертвом царстве? Он сам этого не знал. Но он все продолжал искать. Ни стона, ни вздоха не раздавалось вокруг. Царила мертвая тишина, и это страшное безмолвие могло заставить оцепенеть от ужаса самого смелого человека.

Что же такое произошло во время отсутствия дона Стефано? Кто был тот враг, который в несколько часов совершил это разорение?

Первые утренние лучи стали окрашивать небо, и оно мало-помалу стало принимать тот красноватый оттенок, который является предвестником солнечного восхода. Уже прошла ночь, а поиски дона Стефано оставались совершенно бесплодными. Он напрасно вопрошал развалины – они были немы.

Побежденный горем, осознав наконец свое бессилие, мексиканец бросил на небо взгляд упрека и отчаяния и, упав на землю и закрыв лицо руками, зарыдал.

Ужасно было видеть этого молодого и сильного человека, храброго как лев, безмолвно плачущим на дымящихся развалинах, от которых он не получил ответа на свои вопросы.

Но вот дон Стефано поднялся, глаза его сверкнули, лицо отразило прилив энергии.

– О-о! – воскликнул он голосом, похожим на рычание дикого зверя. – Отомстить! Отомстить!..

В ответ на его возглас послышался стон, точно из могилы. Дон Стефано вздрогнул и обернулся. В двух шагах от него, опершись об остатки стены, страшный, как привидение, окровавленный и бледный, стоял его брат.

– А! – воскликнул мексиканец, бросаясь к нему.

– Ты пришел слишком поздно! – пробормотал раненый прерывающимся в предсмертной агонии голосом.

– О, я спасу тебя, брат! – воскликнул дон Стефано в отчаянии.

– Нет, – ответил дон Пачеко, печально покачав головой, – я умру, брат. Предчувствия не обманули тебя.

– Надейся!

И, обхватив брата своими сильными руками, он постарался помочь ему, нежно ухаживая за ним.

– Я умираю, говорю тебе… Все будет напрасно, -продолжал дон Пачеко все более и более слабеющим голосом. – Слушай!

– Говори.

– Ты отомстишь за меня, брат, не правда ли? – сказал умирающий, и глаза его при этих словах засверкали.

– Я отомщу, – ответил дон Стефано. – Богом клянусь тебе в этом.

– Хорошо. На меня напали люди, одетые в костюмы индейцев-апачей. Но среди них я узнал…

– Кого?

– Скваттера Уилки и его сообщника Сэмюэля.

– Хорошо. Где твоя жена?

– Убита! Дочери мои! Дочери мои! Спаси моих дочерей!

– Где они?

– Их похитили разбойники.

– О, я их найду, даже если бы они были скрыты в недрах земли! Ты больше никого не узнал?

– Еще… еще… одного… – едва внятно пробормотал раненый.

Дон Стефано нагнулся к брату, чтобы лучше слышать.

– Кого?.. Говори же… Кого? Брат… Ради всего святого!.. Раненый сделал сверхъестественное усилие.

– Еще был человек из числа наших пеонов.

– Его имя? – воскликнул дон Стефано глухо. Дон Пачеко быстро терял силы, лицо его приняло землистый оттенок, взгляд стал стеклянным.

– Не помню, – пробормотал он едва слышно.

– Только одно слово, одно только слово, брат.

– Да… Слушай! Это был Санд… А!..

Раненый вдруг откинулся назад, страшно вскрикнул и схватил руку своего брата, потом по его телу пробежала судорога, и через минуту он умер.

Дон Стефано опустился на колени возле тела брата, нежно поцеловал его, закрыл ему глаза и после этого встал. Он вырыл могилу посреди дымящихся развалин асиенды и похоронил в ней дорогого ему мертвеца. Отдав этот священный долг, он горячо помолился Богу за того, кто должен был теперь предстать перед Ним, потом простер над свежей могилой руку и произнес громко и твердо:

– Покойся с миром, брат мой, покойся с миром. Я обещаю жестоко отомстить за тебя!

После этого дон Стефано спустился с холма, нашел свою лошадь, пасшуюся на лугу, вскочил на нее и, бросив последний взгляд на развалины, под которыми было погребено его счастье, поднял свою лошадь в галоп и ускакал.

Никто больше не слыхал в Техасе о доне Стефано. Умер ли он, не успев исполнить своей клятвы отмщения? Никто не мог бы ответить на этот вопрос.

Американцы также исчезли из тех мест с той памятной ночи, не оставив после себя следа. В диком краю все забывается довольно скоро; жизнь протекает там так лихорадочно и так изобилует всевозможными странными переменами и событиями, что то, что составляет событие сегодня, завтра полностью забывается. В скором времени в Техасе не осталось ни одного человека, который помнил бы об этой ужасной катастрофе.

Только каждый год на холме, где раньше была асиенда, появлялся человек. Он садился на эти немые развалины, уже почти совершенно заросшие, и проводил на них ночь, опустив голову на руки.

Что делал там этот человек?

Откуда приходил он?

Кто это был?

Эти три вопроса так и оставались без ответа. Приехав вечером, неизвестный уже утром уезжал верхом на своей лошади и возвращался только через год – всегда в годовщину того дня, когда произошла ужасная катастрофа. Говорили только о странной вещи – а именно, что после отъезда этого человека на земле, возле того места, где он сидел, находили всегда две-три страшно изуродованные человеческие головы.

Какое дьявольское деяние совершал этот непонятный человек?

Был ли то дон Стефано, совершавший свое дело мести? Может быть, мы когда-нибудь об этом и узнаем.

ГЛАВА XXII. Объяснение

Сделаем еще некоторое отступление от нашего повествования, чтобы объяснить читателю, откуда именно явилась та помощь, которая в одну минуту изменила исход сражения и спасла Валентина и его друзей от плена, а может быть, даже и от смерти.

Единорог пристально следил за всеми передвижениями отряда Красного Кедра. Он ни разу не потерял из виду разбойника с тех пор, как тот углубился в прерию. Скрывшись в кустах на берегу реки, он был невидимым свидетелем борьбы охотников с бандитом, но из осторожности, составляющей основу характера индейцев, он предоставил своим друзьям полную свободу действий, решив вмешаться лишь в крайнем случае.

Когда он увидел разбойника обезоруженным и обреченным на гибель, он счел бесполезным преследовать его далее и направился к селению с намерением созвать своих воинов и идти во главе их для нападения на лагерь гамбусинос.

Предводитель команчей был один со своей женой, с которой он старался никогда не расставаться. Они ехали вдоль берега Рио-Хилы, стараясь по возможности держаться среди густых лиан и кустов, росших у воды, как вдруг услыхали оглушительные крики, к которым примешивались выстрелы и топот лошадиных копыт.

Единорог сделал своей жене знак остановиться, а сам слез с лошади, лег на траву и прополз, как змея, до опушки мелкого леса, через который он ехал. Там он осторожно встал на колени и выпрямился. Он увидел какого-то человека, мчавшегося во весь дух, держа на руках бесчувственную женщину, а вдали нескольких воинов-индейцев, удалявшихся тихим шагом, вероятно после утомительной безуспешной погони. Но индейцы эти вскоре скрылись за холмом.

Тем временем беглецы быстро приближались. Единорог признал в них белых с первого взгляда. Всадник, подъехав на близкое расстояние к тому месту, где спрятался предводитель команчей, с беспокойством обернулся, затем слез с лошади, взял на руки бесчувственную девушку, бережно положил ее на землю и поспешно отправился к реке с очевидным намерением наполнить свою флягу водой.

Человек этот был Гарри, охотник-канадец, женщина – Эллен.

Когда охотник удалился, Единорог сделал своей жене знак следовать за собой. После этого они приблизились к девушке, которая по-прежнему без сознания лежала на земле.

Солнечный Луч опустилась перед американкой на колени, тихонько приподняла ее голову и стала ухаживать за нею с той нежной заботливостью, на которую способны только женщины. Почти тотчас бегом возвратился Гарри. Но при виде индейца он вскрикнул от удивления, выронил из рук фляжку, наполненную водой, и схватился за свои пистолеты.

– О-о-а! – сказал невозмутимо Единорог. – Пусть мой бледнолицый брат оставит в покое оружие, я – друг.

– Друг? – недоверчиво возразил Гарри. – Разве краснокожий воин может быть другом белого?

Предводитель скрестил руки на груди и решительными шагами подошел к охотнику.

– Я был в засаде в траве в десяти шагах от бледнолицего, – сказал он. – Если бы я был врагом бледнолицего, он был бы мертв теперь.

Канадец покачал головой.

– Это возможно, – сказал он. – Дай Бог, чтобы вы говорили чистосердечно, потому что борьба, которую мне пришлось вести, чтобы спасти эту несчастную, до такой степени утомила меня, что я не был бы теперь в состоянии защищаться против вас.

– Единорог – предводитель своего племени. Если он дает слово, ему надо верить.

И с этими словами он чистосердечно протянул охотнику Руку.

Тот с минуту колебался, но, внезапно решившись, горячо пожал протянутую руку, говоря:

– Я верю вам, вождь. Имя ваше мне известно, вы слывете человеком умным и храбрым, я доверяюсь вам. Но умоляю вас, помогите мне привести в чувство эту несчастную девушку.

Солнечный Луч тихо подняла голову и, устремив на охотника глаза, которые она до сих пор не спускала с Эллен, бросила на него взгляд, полный теплого участия.

– Молодая бледнолицая девушка, – сказала она своим мелодическим голосом, – вне опасности. Через несколько минут она придет в себя. Пусть брат мой успокоится.

– Благодарю, благодарю вас, – с горячностью сказал канадец. – Надежда, которую вы мне подаете, наполняет меня радостью. Теперь я могу начать мстить за бедного Дика.

– Что хочет этим сказать мой брат? – спросил предводитель, с удивлением заметив, что глаза охотника, в то время как он говорил, сверкнули ненавистью.

Охотник, успокоенный относительно своей подруги и побежденный открытым и честным обращением с ним индейца, не колеблясь рассказал ему не только о том, что с ним произошло, но также и о том, какие причины заставили его отправиться в эту пустынную местность следом за молодой девушкой.

– Теперь, – закончил он свой рассказ, – у меня только одно желание: отвезти в безопасное место эту девушку и отомстить за смерть моего друга!

Индеец спокойно и не перебивая выслушал молодого человека. Когда он кончил говорить, индеец с минуту размышлял о чем-то и наконец, положив руку на плечо канадца, заговорил:

– Итак, мой брат желает отомстить апачам, – сказал он.

– Да, – воскликнул охотник, – как только эта девушка очутится в безопасном месте, я стану их преследовать.

– О! – воскликнул индеец, покачав головой. – Один человек не может справиться с пятьюдесятью.

– Какое мне дело до числа моих врагов! Только бы мне найти их!

Единорог бросил на молодого человека восхищенный взгляд.

– Хорошо, – сказал он, – брат мой храбрец, я помогу ему отомстить.

В эту минуту Эллен открыла глаза.

– Где я? – пробормотала она.

– Успокойтесь, Эллен, – ответил охотник. – В настоящее время вы в безопасности. Вы окружены друзьями.

– Где донья Клара? Я ее не вижу, – продолжала она слабым голосом.

– Я после расскажу вам, Эллен, о том, что произошло, – ответил охотник.

Молодая девушка вздохнула и умолкла. Она поняла, что Гарри не хотел, ввиду ее слабости, сообщать ей о новом несчастье.

Между тем, благодаря заботливому уходу жены Единорога за Эллен, та вскоре совершенно пришла в себя.

– Чувствует ли себя лучше сестра моя? – заботливо спросила ее индианка.

– О! – воскликнула Эллен. – Мне теперь совсем хорошо. Единорог бросил на нее проницательный взгляд.

– Да, – сказал он. – Сестра моя может теперь двинуться в путь. Пора. Дорога длинна. Солнечный Луч даст свою лошадь бледнолицей девушке, и та сядет на нее.

– Куда же вы хотите отвести нас, вождь? – спросил охотник индейца с плохо скрываемым беспокойством.

– Разве брат мой не желал отомстить? – ответил команч.

– Да, я это сказал.

– Так пусть он следует за мной, и я приведу его к тем, кто поможет ему отомстить.

– Гм! – пробормотал канадец. – Мне для этого никого не нужно.

– Брат мой ошибается, ему нужны помощники, потому что враг, с которым он хочет вступить в борьбу, силен.

– Очень возможно, но мне не мешает в таком случае знать, что за люди будут моими помощниками. Я вовсе не намерен быть союзником каких-нибудь разбойников без чести и совести, которые грабят в прерии и бесчестят нас, белых. Видит Бог, я только честный охотник – и больше ничего!

– Брат мой говорил хорошо, – ответил вождь с улыбкой. – Пусть он успокоится, он может вполне довериться тем, к кому я его отведу.

– Так кто же они, в таком случае?

– Один из них отец той женщины, которую апачи похитили, другие…

– Остановитесь, вождь! – воскликнул охотник горячо. – Этого для меня достаточно, мне не нужно знать остальных. Мы поедем когда хотите, я последую за вами куда угодно.

– Отлично. Пусть брат мой приготовит лошадей, а я покуда дам кое-какие необходимые распоряжения моей жене.

Гарри тотчас же отправился исполнять возложенное на него поручение, в то время как вождь, отведя свою жену в сторону, стал тихо переговариваться с нею о чем-то.

– Теперь отправимся в путь, – сказал вождь охотнику, когда тот привел лошадей.

– Разве Солнечный Луч не поедет с нами? – спросила Эллен.

– Нет, – коротко ответил вождь.

Молодая индианка ласково улыбнулась дочери скваттера, кивнула ей головой и, поспешно проскользнув в кусты, почти тотчас же исчезла.

Те сели на лошадей и поскакали в прямо противоположном направлении.

Мы уже знаем, какое поручение дал Единорог своей жене Солнечному Лучу. Мы видели, как она исполнила его, а потому мы теперь не последуем за ней.

Вождь команчей знал, где находились в это время Валентин и его товарищи, а потому и направился со своими спутниками прямо к теокали.

После отъезда Искателя Следов дон Мигель и остальные герои нашего рассказа, оставшись в укреплении Сына Крови, продолжали еще спать мирным сном в течение нескольких часов. Когда они проснулись, солнце было уже высоко. Асиендадо и генерал, устав от волнений предыдущего дня, а также от непривычного путешествия по прерии, предавались отдыху, как люди, которым необходимо набраться сил. Когда они открыли глаза, то увидали, что их ждет обильный завтрак.

Без всяких приключений протекло несколько дней. Сын Крови, несмотря на все радушие своего приема, держался со своими гостями очень сдержанно и говорил с ними только тогда, когда это было необходимо, тщательно стараясь избегнуть тех долгих бесед, которые незаметно влекут за собой откровенность. В манере этого странного человека держать себя было что-то леденящее и действовавшее подсознательно на каждого, приходившего с ним в соприкосновение, и мешавшее близко сойтись с ним.

Однажды вечером, в ту минуту, когда дон Мигель и генерал намеревались уже растянуться на звериных шкурах, служивших им постелью, к ним подошел их хозяин. В тот день оба мексиканца заметили какое-то волнение среди обитателей теокали. Было очевидно, что Сын Крови намеревался совершить одну из своих обычных смелых вылазок. Хотя оба мексиканца сильно желали узнать намерения своего хозяина, но они были слишком благовоспитанными людьми, чтобы задавать ему какие-либо вопросы, а потому, скрыв свое любопытство, они стали терпеливо ожидать объяснения, которое он, без сомнения, не замедлит им дать.

– Добрые вести, сеньоры кабальеро, – сказал он, подходя к ним.

– О-о! – пробормотал генерал. – Это что-то новенькое! Дон Мигель молча ждал, когда хозяин объяснится.

–Сегодня утром ко мне прибыл один из моих друзей, – продолжал Сын Крови, – в сопровождении охотника-канадца и дочери Красного Кедра.

Услышав эти слова, оба мексиканца даже вздрогнули от удивления и радости.

– А! – воскликнул дон Мигель. – Эта женщина будет для нас драгоценной заложницей.

– Я именно это и подумал, – продолжал Сын Крови. – Впрочем, бедное дитя совершенно неповинно в преступлениях своего отца, и если в данную минуту она в нашей власти, то это случилось потому только, что она желала спасти вашу дочь, дон Мигель.

– Что вы этим хотите сказать? – спросил землевладелец с внутренней дрожью.

– Вы сейчас поймете меня, – ответил Сын Крови. И он без дальнейших предисловий подробно рассказал своим гостям обо всех обстоятельствах, при которых случилось бегство девушек и которые уже известны читателю.

Когда он окончил свой рассказа, наступило минутное молчание.

– Положение серьезное, – сказал генерал, покачав головой.

– Надо спасти наших друзей, чего бы это ни стоило, – воскликнул пылко дон Мигель.

– Именно таково мое намерение, – сказал Сын Крови. – Но положение, однако же, в настоящее время улучшилось.

– Почему? – спросил асиендадо.

– Потому что для доньи Клары лучше быть пленницей апачей, чем Красного Кедра.

– Это справедливо, – заметил дон Мигель.

– Гм! Как освободить ее оттуда? – сказал дон Мигель.

– Это меня не беспокоит, – сказал Сын Крови. – Завтра на рассвете мы тронемся в путь, дойдем до селения Единорога, который присоединится со своими воинами к нам, и оттуда уже отправимся дальше с целью совершить нападение на апачей в их селении.

– Превосходно! Но кто же сказал вам, что именно в этом селении мы найдем мою дочь?

– В прерии все видно и все слышно. Не думаете же вы, что дон Валентин бездействовал с того времени, как он расстался с нами? Будьте уверены, что он давно выследил вашу дочь, если он уже ее не освободил.

– Дай-то Бог! – печально вздохнул дон Мигель. – Но кто же известит нас о том, что он сделал?

– Он сам, будьте уверены. Но так как отсюда очень далеко до селения, где находится, по всей вероятности, ваша дочь, то нам надо торопиться выступить в поход, а потому, гости мои, подкрепите ваши силы, так как нам предстоит завтра тяжелый день, предупреждаю вас. А теперь позвольте мне пожелать вам спокойной ночи и покинуть вас, чтобы отдать последние распоряжения, касающиеся нашего отъезда.

– Еще одно слово. Прошу вас.

– Говорите.

– Что намерены вы сделать с девушкой, которая по странной случайности попала в наши руки?

– Я еще не знаю. События решат ее участь. Я поступлю сообразно с действиями нашего общего врага.

– О! – воскликнул дон Мигель. – Вы ведь сами сказали, кабальеро, что эта молодая девушка неповинна в преступлениях своего отца.

Сын Крови бросил на говорившего загадочный взгляд.

– Разве вам неизвестно, дон Мигель, – ответил он глухо, – что на этом свете невинные всегда расплачиваются за виновных?

И, не прибавив к этому более ни слова, он низко поклонился дону Мигелю и медленными шагами удалился.

Оба мексиканца провожали его глазами до тех пор, пока он не скрылся под темными сводами ацтекского храма. После этого они в изнеможении опустились на свои подстилки из звериных шкур, не решаясь поделиться друг с другом теми печальными мыслями, которые угнетали их.