Текст книги "Английский для русских"

Английский для русских
в коротких очерках
Гвейн Гамильтон

© Гвейн Гамильтон, 2015

© Дмитрий Коробков, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О пользе Like

Один мой знакомый, с которым мы стояли на дружеской ноге, и который с английским не чувствовал себя вполне в своей тарелке, выражался примерно так: «Англоговорящие просто не имеют ясного представления о том, что они собираются сказать. Поэтому у них и культура разлагается, и у большинства склероз, и в воде что-то такое есть… И все от того, что они никогда не могут подобрать нужное слово, постоянно употребляя слово „like“, как будто пытаются объясниться метафорами все время. Будто они хотят разговаривать друг с другом только стихотворениями. Особенно подростки. Это очень странно. Они вообще очень странные люди».

Спорить я не стану. Спасибо ему, что хотя бы признал в нас людей. Мы странные, конечно. Но не по той причине, что мы любим слово «like» и употребляем его вокруг да около.

Так или иначе, хочу сказать кое-что о «like»: когда, где и как мы его применяем, и что имеем в виду.

Давайте начнем с самого понятного значения: любить/нравится:

– Do you like shipovnik?

– Of course I do!

Понятно, правда? Это применение не нуждается в особом освещении. Do вместе с like означают что-то вообще: вы вообще любите шиповник? Конечно!

И заметьте, что мы не повторяем полноценный глагол «любить», а лишь вспомогательный глагол do: «да, конечно, люблю» по-английский будет «да, конечно делаю – yes, of course I do».

«Yes, of course I like», – звучит дико и непонятно, и ваш собеседник может не понять, а спросить «you like WHAT?» От чего русский собеседник может подумать будто у того склероз, в то время как он просто не привык к тому, чтобы повторяли полный глагол like вместо положенного вспомогательного do.

Тогда второе:

– Would you like some shipovnik? – Yes, please!

Would вместе с like уже означает – прямо сейчас, я вам предлагаю потому, что всегда имею запас этой вкуснятины с собой. Возможно это вы уже знали. A может и знали что «d» на конце would вместе с «y» в начале you дают нам звук «дж»: «Вуджу Лайк?»

И теперь:

– What’s shipovnik like?

– Oh, it’s delicious! And so good for you! It’s like drinking sunshine in a bottle.

Полагаю, что дело уже осложняется малость. В первом примере like работал вместе с do и означал какую-то общую тенденцию. Во втором like шел вместе с would и означал, что прямо сейчас вам предлагают вкуснятину.

Теперь like идет вместе с глаголом be: what IS it like? Это означает: каков он? Объясни, описывай. Пожалуйста: «Это же вкуснятина! И так полезен для здоровья (заметьте, что „полезный для здоровья“ переводится лучше как „good for you“, и не надо никаких упоминаний о „health“ или там „useful“). Это как пить теплое солнечное сияние из бутылки!»

Действительно, смахивает малость на поэзию, но это не обязательно. Главное, что описываем, с поэзией или без.

Теперь четвертое употребление. Очень хорошее для русского человека, который так любит выражение «например».

– You can drink it everywhere, like at work, or at home, or on the metro.

Выражение «For example», которому с таким упорством учили в советских школах, часто звучит официально, даже научно. Лучше его оставить ученым. В разговорном языке мы предпочитаем «like». Получается: «вы можете его пить где угодно, например на работе, или там дома, или же в метро вместо пива».

Но эти все примеры – пустяки. Вот вам последний – like во всей красе.

– And I said to him, like, what? And he said, like, I don’t know. And I said, like, come on! And he said, like, no, seriously!

Нет, в этом случае это как раз не слово-паразит! Ни в коем случае. Это очень важный нам урок того, почему мы должный понять и употреблять indirect speech (непрямую речь)! Потому что по-английски только подростки говорят в прямой речи (direct speech)!

Осторожно, русские мои друзья, потому что вы, скорее всего, тоже так делаете, и тогда становитесь нечаянно похожи на подростков (не то, чтобы подростки плохие, но в этом случае – это, как говорят по-русски: некрасиво).

Так вот, like служить им знаком прямой речи. Как я говорю, это особенно актуально для русских, потому что в русском языке можно более или менее нормально говорит в прямой речи:

– Я его спросил: «что?!» И он мне ответил: «я не знаю». А я сказал тогда: «Да ладно!» И он мне ответил еще раз: «Нет, я тебе серьезно говорю».

Но это по-русски возможно так передавать диалог, описывая его третьему лицу. А вот как звучит вышеприведенный текст для англофона:

– Я ему грю, типа, че?! А он мне, грит, типа, не знаю. А я грю, типа, да ладно, и он мне грит, да не, чувак, я те серьезно.

В общем, прямую речь в разговоре передают только подростки, для чего они пользуются таким вот маркером прямой речи – like.

Взрослые люди, которые более или менее закончили школу, должны употреблять indirect speech. Тогда тот же диалог будет:

– I asked him what he was saying, and he replied that he didn’t know. So I admonished him, and he repeated that he was quite serious.

Немного сложнее, правда? Но говорить нужно именно так, иначе звучит очень необразованно (что на самом деле нам как культуре не страшно, но вроде пугает русских).

Indirect speech, друзья. Если вы не бум-бум по отношению к нему – почитайте что-то на эту тему, помучайтесь и постарайтесь его употреблять. Хотя, как я уже намекнул, нас необразованность не так пугает, так что, если хотите, можете употреблять like и в этом значении…

Шекспир – пару слов от Билла

Возможно ли недооценить важность Шекспира для английского языка? Даже самый далекий от литературы человек знает о нем хоть что-то и готов признаться что он, наверное, какой-то «важный английский дядя» (так мне сказала в прошлом году пара юных школьников. Но это простительно, ведь мы в Квебеке, в самом деле, чему учиться у империалистов-англичан?).

Но мне все же хочется делиться, вдруг кто-то и не знал: английский дядя Шекспир, не дядя, а отец – отец английского языка. Когда он родился в недалеком по историческим меркам 1564 году, об этом факте была сделана соответствующая запись на официальном языке страны, латыни. А когда он умер, его смерть констатировали уже на английском. И не случайно, а именно потому – утверждают знающие, – что из-за Шекспира английский стал считаться полноценным языком, каковым не являлся до этого момента.

Так, давайте спросим у дяди-папы Билла подсказать что-нибудь поучительное для нас, изучающих, или желающих изучать этот дурацкий патуа (patois).

Молчит Шекспир… Ну, тогда возьмем для начала его подпись, может она поведает вместо Великого Барда.

Замечательно, что шекспировская подпись сохранилась в шести экземплярах. И еще более замечательно, что ни в одном из них фамилия не пишется так, как сегодня – Shakespeare.

Willm Shakp

William Shaksper

Wm Shakspe

William Shakspere

Willm Shakspere

By me William Shakspeare

Собственно, не Шекспир один такой. Все писатели того времени (Кристофер Марлоу, Бен Джонсон, и так далее) подписывались как Бог на душу положит. Строгих правил не существовало. Официальным языком была латынь, а первый английский словарь появится только через сто с копейками лет. Английский еще не язык, а, скорее, склад ума. И писалось на нем как попало, совершенно чужой азбукой – латинский алфавит существует уже несколько тысяч лет и был создан на другом континенте. Не удивительно, что он не соответствует нуждам английского языка.

И это как раз и есть для нас важный урок: не брезгуйте произнести слова и предложения, не оглядиваясь на написание. Лучше выучите международый фонетический алфавит, если есть время.

И помните что произношение как восток – дело тонкое. Для Дяди-папы Шекспира, слова knees, grease, grass, и grace рифмуются. И в пьесе Love’s Labour’s Lost смешно и горячо спорит он о том нужно ли произнести букву «к» в словах knight, knee, и им подобных. Ни правил, ни согласия нет. Скажем, в «Ромео и Джульетте» но одной странице слово night четырежды появляется в различных написаниях!

Хорошо, с этим понятно, а кроме правописания, что еще можно узнать от Шекспира? А пожалуйста. Бытует мнение, будто в английском не существует разницы между «ты» и «вы»! И это не совсем правда. Это, скажем прямо, ложь.

Одна из форм – «Thou» – действительно утратилась, но ее отсутствие мы чувствуем до сих пор и пытаемся всячески заменить.

Покинувшее язык «Thou» было как раз словом «Ты», а «You» озночает «Вы». Даже во времена Шекспира, «Thou» считалось старомодным и современики издевались над ним за то, что писатель его употребляет. Но обратите внимание, как интересно он им пользуется. Как часто в его пьесах слуги обращаются к своим хозяйкам на «Thou», то есть «Ты», а эти хозяева отвечают на «You»! Но это тема для другого разговора.

Как же в разговоре подчеркнуть недостающее множественное число при обращении к собеседнику? Пытаясь обратиться к человеку на «Вы» по-английски, мы главным образом избегаем прямых обращений. Особенно таких императивов, как «повторите», «говорите помедленее, я ни фига не понимаю», и так далее. Для англофона это звучит ужасно если он сам не хам, никогда так не выражайтесь.

Вместо «Repeat, please,» попробуйте просто «Sorry?» с вопросительной интонацией. Нам очень нравится, когда наш собеседник извиняется лишний раз.

Очень хорошим тоном считается, когда мы можем ставить существительное вместо простого одинокого глагола. Это все равно прямое обращение, иногда их не избежать, но острота их немного смягчается так называемыми «бесцветными глаголами»/colourless verbs (get, have, take), которые имеют множество значений. Это, к слову, не англичане придумали, а с латыни так пошло. Это римляне виноваты.

«Sit down!» = «Take/have/grab a seat, please.»

«Eat the food I made for you!» = «Have/take/grab a bite of this, eh?»

«Look at this!» = «Take a look at this, bosom buddy and lifelong pal.»

И наконец, очень хорошее, проверенное выражение. Правда, британское: «Я хотел поинтересоваться, если…» – «I was wondering if…»

Его прелесть в том, что это предложение можно оставить незаконченным, открытым. Пусть собеседник, которому так и не сказали прямо, чего от него хотят, сам догадывается. Это уже какая-то сверхвежливость – ни к кому не обращаться ни с какой просьбой. Человек говорит «I was wondering if…» и просто указывает на нужное.

Хотите спросить дорогу: «I was wondering if…» и подсовываете карту, показывая пальцем, куда нужно попасть.

Хотите угостить: «I was wondering if…» и укажите на водку. И он возьмет с большим наслаждением, оттого что вы ему не называли прямо, но все равно подали, и выпьет за ваше вежливое здоровье.

Когда же возможности показать рукой нет (например, в телефонном разговоре) или собеседнику может быть не очевидно, что вы собираетесь сказать, можно сформулировать просьбу до конца. Например, так: «I was wondering if you could send me a file, please».

Ну, и, конечно, если вам это все слишком культурно, можно просто спросить «Could you…?»

Так тоже можно.

Короче, английский язык – это a work in progress, он продолжает жить и развиваться, и его нужно принимать таким, какой он есть.

Как уйти по-английски (то есть красиво)

Когда-то я работал в британской школе в России. Это было здорово. Там работали настоящие англичане, не то что мы – канадцы. А самые настоящие. Такие которые говорили с аккцентами, иногда не очень понятными. И поступали также непонятно. В том числе уходили по-английски.

Ведь есть, кажется, такое выражение: «Уйти по-английски». Я точно не знаю, что имеют ввиду, когда это выражение употребляют, но, кажется, намекают на то, что англичане могут уйти без предупреждения. И если так, то я согласен – это они действительно себе позволяют, эти англичане. Хотя и не каждый день, если разобраться, только иногда, по праздникам, что-ли? Но это все равно здорово и забавно: вот только ты беседовал с каким-то там Джоном Манглсом, а в следующий момент он поворачивает без слов и удирает на фиг, привет. Очень смешно и загадочно – о чем они мыслят? Не пойму, хоть убей.

А вот у нас так не делается. Уйти по-английски не то же самое, возможно, что уйти по-канадски, или там по-американски.

Уйти у нас нужно деликатно и пространно. Следует приготовиться, потом начать прощаться, а потом и попрощаться окончательно. То есть, в несколько этапов. Сейчас объясню.

Первый этап: проявление намерения когда-нибудь закончить этот разговор.

Это делается достаточно просто. Собеседник который хочет завершить беседу и пойти своей дорогой, должен выдохнуть так, чтобы собеседник, который еще продолжается трепаться о своем, этот выдох услышал, и добавить слово «Ну…». Без этого ничего не получится. Без этого – не красиво. И собеседник почувствует, будто другой, ну, очень неожиданно и некрасиво удрал, и подумает, что может обиделся. Так нельзя.

Так что этап первый: (deep breath!) «Well…»

Второй этап такой же простой и не менее важный. Он представляет собой продолжение банкета.

То есть собеседник выдохнул, сказал «Ну…», но не хочет чтобы его визави необоснованно заподозрил его в обиде или отсутствии интереса.

Поэтому тот, кто собрался закруглиться и выдохнул «Ну…» должен добавить в разговор новую тему. Как будто «Well…» только показалось, а не случилось на самом деле.

Это уже так вежливо, что ваш собеседник очень, просто очень это оценит. Затеять новую тему к концу беседы – очень хороший тон. И ваш партнер по диалогу продолжит обсуждать новую тему с обоснованным ощущением того, как же его уважают и не удирают сразу. И новый разговор от переполняющего осознания взаимоуважения иногда бывает намного интересней предыдущих бесед.

И вот, после длительного обсуждения этого уважительного, второго, этапа прощания, мы можем приступить к настоящей развязке.

На третьем этапе выявляют всякие разные там желания и, если второй этап был соблюден, выказывают слова истинной благодарности за хорошо проведенное в беседе время.

Это всякие такие выражения типа:

– Well, (это другое, второе «ну») it was great talking to you, dude. I hope you have a good day / week / weekend / life.

«Ну, славненько было потрепаться с тобой, чувак. Желаю тебе хорошего дня / недели / выходных / жизни».

На это приличный собеседник выразит полнейшее согласие, сказав в ответто же самое, но другими словами:

– Yeah, man, you too. Take it easy / have a good one / have a great one / be cool.

«Да старина, тебе того же! Береги себя / счастливо / удачи / покеда».

Одни и те же слова могут повторяться еще несколько раз. Ну, там, я тебе – «Счастливо», ты мне – «Удачи!». Потом я тебе «Удачи», ты мне «Счастливо» и так далее. Это, конечно, если беседа действительно удалась.

Прошу пардону, или Че ты сказал?

Однаждый я попросил разъяснить мне разницу между «спасибо» и «благодарю» в русском языке и выслушал следующий пример: аристократка, вся в соболях, с подносом в руках, расплачивается в столовой за обед. «Благодарю», – говорит она тетке за кассой. За ней мужик в синем рабочем костюме платит за такой же обед: «Спасибо». Чувствуете разницу?

Так вот, разница между аристократическим и слегка высокомерным «благодарю» и повседневным «спасибо» – ничто по сравнению с пропастью между «sorry» и «excuse me» в английском языке.

Я обратил внимание, что даже самые незамысловатые в смысле общения на родном им русском языке товарищи, переходя на английский, стремятся к высокопарному стилю. Кроме выстраивания неперевариваемых англофонным ухом сложноподчиненных предложений, это выражается и в употреблении более изысканного, по мнению товарищей, «excuse me» вместо простонародного, на их взгляд, «sorry».

Переходя к пояснению своей мысли, приведу в качестве примера типичную сценку из живой монреальской жизни. Случиться ей пришлось в приятном немецко-австрийском продовольственном магазинчике на углу Queen Mary и Cotes-des-Neiges.

Захожу на днях купить себе на скудный обед соленую капусту (у немцев она получается на редкость вонючей, мне очень нравится) и хлебушек.

Передо мной стоит пара молодых англофонов. Стоят, терпят, ждут. Высокий, благородный немец стоит за прилавком, к ним спиной. Мне даже показалось – приципиально так стоит. Молодые люди терпят в типично канадском стиле: гримасничают, смотрят друг на друга, перепихиваясь локтями. «Ты зови!» – «Нет, ты!» и так далее. Заметив мое приближение, девушка все-таки решается продавца позвать, совершает движение чуть вперед и еле слышно мямлит: «Sorry».

Высокий, благородный немец, хотя слишком далеко стоит чтобы это слышать, сразу переворачивется, будто почувствовав веяние волшебного слова, и практически одновременно отвечает: «Sorry».

Выхожу на сцену в этот самый момент и я. Пройти хочу мимо молодых, терпяших англофонов, посмотреть на вонючую капуст. Да место узкое, надо спросить разрешение протиснуться. Я в свою очередь тоже мямлю: «Sorry».

Девушка и мальчик на меня смотрит, быстро отступают назад: «Sorry».

Вскоре приходит мой черед. «Sorry, – говорю, – мне вонючую капусту, пожалйста.»

«Sorry» – отвечает благородный, – «сколько вешать граммов?»

«Гмм..» – говорю, «Sorry, граммов этак двести, больше мне не сесть, я вообще-то маленький.»

В общем, мы с англофонами еще пару раз пересекались возле хлеба, еще пару раз обменивались «sorry-ями» и пошли своими дорогами.

Мне сразу показалось, что мы можем из этого эпизода неподдельной жизни извлечь полезный урок: в жизни вообще нет необходимости употреблять «excuse me». Это тот самый случае, когда мы может с чистой совестью последовать наказу профессора Преображенского: «В печку его!»

Конечно, кому-то будет жаль совать столь заслуженное выражение в печь. И он настойчиво попросит объяснить, когда же его можно все-таки использовать. Я вообще-то свое мнение уже высказал: никогда.

Но ладно. Возьмем, к примеру, описанную выше сценку. В ней есть два момента, когда ваше «excuse me» еще как-то можно оправдать. Первый – это когда немец стоял спиной к нам и нужно ему дать знать, что мы уже давно утомились, его ожидаючи. Здесь можно сказать «excuse me», если вы просто никак не можете жить без того, чтобы выпендриваться.

Второй момент случился, когда мне нужно было пройти. То есть «excuse me» в этом случае – «разрешите пройти».

Но опять хочу повторить, хотя никто это, конечно, не хочет слышать: «Sorry» может означать ровно то же самое.

– Вот откуда, – потеряв терпение, спросите вы, – столько злости к бедненькому «excuse me», прямо не пойму?

Да оттуда, что, во первых, в английском отдают решающее предпочтение «Sorry». «Excuse me» утратилось вместе со всем культурным и благородным.

А во-вторых – и это важно очень запомнить – у англоговорящих «Excuse me» чаще всего применяется как вербальное оружие. То есть, если вам местные говорят «экскюз ми» вместо «сорри», это чаще всего означают что они не на шутку разозлились. Возможно, вы это и не подозревали, и не хотели, но разозлили кого-то по-настоящему. И вот тут он вам и скажет «Excuse me». Только означает это вовсе не «разрешите пройти», а «вон из дороги, козел».

Соответсвенно, когда вы говорите кому-то «экскюз ми», это так и воспринимается, «Че ты тут стоишь, подвинься, блин». Ужас, правда? Вы же хотели лучше, интеллигентней, нет? Вот и получили.

А между тем, в предисловии к своему великому труду у Лермонтова есть такие, актуальные слова: «Наша публика, – пишет старый шотландец Лермонт, – похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался бы уверен, что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы».

Сказка

Жил-был англоговорящий канадец. Не был он особенно злым или добрым. Был он образцовым средним человеком. Звали его Гавриилом (в честь Гавриила Ардалионовича – вдруг вы «Идиот» Достоевского читали). Хотя сам он не был человеком особо интересным, жизнь его, тем не менее, была довольно интересной: с русскими по работе общался. И по мере того, как он уже не мог избежать необходимости с ними общаться каждодневно, он начал сомневаться в том, что знает свой родной язык, а также в том, что принято и не принято в родной его стороне.

Вот однаждый пошел он на работу, а навстречу ему русский.

– Hi, – говорит Гавриил, входя в офис. Он не был особенно общительным, но понимал что пока между ними нет открытой вражды, здороваться все же положено. – What’s up?

– What?! – отвечает коллега Юрий, не зная как отвечать и не подозревая, что в детстве мама Гавриила, как и все мамы в Канаде, давала подзатыльник когда отвечали «Чего!?» У Гавриила рука невольно потянулась к затылку.

– How are you feeling? How are you? – повторил Гавриил, почесываясь.

– O-o. Normal! – ответил Юрий, и был таков.

Стоял и смотрел ему вслед Гавриил, и недоумевал. Думал, глупенький, что русский ему ответил по-английски. А что такое «Normal!» Гавриил вроде как знал. И стало ему очевидно, что Юрий подчеркивает свою нормальность и, соответственно, выходит, что сам Гавриил не нормальный. И поскольку Юрий, будучи, например, человеком занятым, разговор продолжать не стал, а довольно бесцеремонно покинул Гавриила, тот остался при таком вот понимании происходящего.

Единственное, чего он не понял – это что же он сделал такого, что так русского обидел? Нахмурился Гавриил и пошел к себе работать.

Сидит у себя, не успел обогреться, глядь – жалует незванный гость с документами в руке.

Гавриил невольно почесал затылок. Нахмурился. Юрий стоит перед столом и держит в руке бумаги. И думает про себя: «Как, блин, сказать-то: бумаги, пожалуйста, возьми, на фиг?» и естественно решил перевести дословно.

– Please! – говорит, протягивая бумаги Гавриилу, по русскому непонятному нам обычаю, повторяя второй раз одно и то же слово. – Please!

Недалекий канадец второй раз за утро наступает на те же грабли: решает, что с ним говорят по-английски. И, соответственно, считает двойное повторение вместе с ипользованием «Please» вместо положеных «Here you are» или «Here you go» верным признаком раздражения.

И думает Гавриил про себя опять: «Блин, за что он сердится на меня? Чего это он так завелся? Я просто поздоровался». Так у Гавриила начинает складываться чувство несправедливости и неприязни. Все-таки чувствительный он, хоть и образцовый иностранец. И неприязнь к русским как бы уже витает в воздухе.

Стоит Юрий, смотрит и повторяет свой «плиз» еще пару раз. Протягивает бумажки. Гавриил берет бумаги без слов, кипит у него кровь.

Юрий же думает про себя: «Наконец допонял, блин» и уходит, доволен. Не понимая, что тот факт, что Гавриил не сказал спасибо и не попрощался как раз не есть признак того, что между ними все на мази. Именно что наоборот.

Вскоре Гавриил, окруженный горой срочных бумаг, забыл и про свою русскую проблему. Вспомнил только потом, когда встал и пошел воду студеную пить, траву шелковую курить.

Там же стоял Юрий. Гавриил закурил и от преизбытка никотина, ослепительного солнца и удовлетворения после успешного выполнения огромного количества работы, решил поступить благодушно. Решил простить утренние погрешности. Русский все-таки, может и не нарочно. Решил пару слов по-русски сказать. Ведь, как многие местные, в детстве от боязни к врагам испытывал нездоровый интерес ко всему советскому и даже в универе год изучал русский язык.

– Как поживать? – спрашивает он с сильным, непонятным аккцентом, гордясь, что помнит хоть что-нибудь. – Сегодня погода сонливая? – и смотрит на блестящее солнце.

– Да, не сонливая, а солнечная, – отвечает Юрий.

Вот этого замечания Гавриил как раз не понял. Но сразу понял, что его, взрослого человека, другой взрослый человек исправляет. И удалился наш канадец из курилки уже с ощущением полной вражды.

Юрий стоит, думает про себя непонятно что, но уж точно не подозревает, что исправление собеседника не порадовало. А ведь Юрий сколько раз сам просил коллег: «Исправьте, пожалуйста, мои ошибки, я паршиво говорю по-английски», не подозревая, что ставит сотрудников в неловкое положение. Никто не исправит тебя, Юра. Учи сам.

Впрочем, это была только присказка, так сказать, сказка впереди. Все живущие здесь в изгнании поймут всю роковую важность последующих действий Юрия.

Вернулся он на свое место и обнаружил, что одна из дам опустилась на четвереньки, залезла под стол и пытается там какие-то провода запихивать, восстановить подорвавшуюся связь. Подходит к ней Юрий, и делает то, что любой «normal» русский мужчина бы сделал на его месте. Не подозревая, что пришел его роковой час.

– Please, – говорит, и указывает рукой чтобы та вышла, повторяя второй раз, – please. This is not a job for a woman

В смысле – не женское это дело.

И та, понятное дело, вылезла. И дралась от чистого серца. Последнюю башку чуть не оттяпала. Еле выкарабкался Юрий из суматохи. Прямо сказать, все посторонние были не на его стороне.

Его выпустили и он вернулся домой цел и без работы. Ищет теперь новую должность. Опытный работник со стажем, небось и найдет что-нибудь скоро.