Текст книги "Взгляд. Лица и события от Памира до Кремля"

По следу лазурита

«Начальнику лазуритной партии департамента геологоразведочных работ. Банда через горы проникла в провинцию Бадахшан. Вы в опасности. Немедленно покинуть район…»

На этом радиограмма оборвалась, пошли сильные помехи.

Связаться с Файзабадом, центром провинции Бадахшан, геологам не удалось. Через несколько минут в десятиместной палатке собрались все обитатели горного лагеря: десять афганцев, русский, переводчик-таджик. Крохотный лагерь находился на высоте шесть тысяч метров, но не только высота затрудняла и учащала дыхание людей, собравшихся за раскладным столом.

Из дневника переводчика:

«В течение пятидесяти девяти дней поисковая экспедиция сделала более ста маршрутов. Но цель не достигнута – лазуритовое месторождение обнаружить не удалось. Сухарев считает – пока не удалось. Он верит в успех. Вся их надежда была на завтрашний маршрут, самый длинный, высокий и сложный. И вот приказано срочно возвращаться. Банда, будь она проклята…»

В палатке шел спор. Борис Петрович Сухарев вглядывался в разгоряченные смуглые лица говоривших и молчал. Переводчик, наклонившись, зашептал было что-то, но Сухарев покачал головой – не нужно. Он и без перевода понимал, о чем спорят его молодые коллеги. Приказ был строгий, совершенно категоричный и, безусловно, правильный. Банда – это опасность смертельная. Юное государство не хотело рисковать специалистами даже ради лазурита.

Конечно, приказ был справедливый. Но надежды, но потраченные силы, но завтрашний маршрут, самый главный, почти безошибочный, ведь аэрофотосъемка, кажется, показала там залежи мрамора, а он часто – спутник лазурита…

Проклятая банда!

Борис Петрович молчал и в спор не вмешивался. Он был советник по геологии, а вопрос обсуждался организационный.

Из записной книжки главного геолога лазуритной партии Сухарева Б.П.:

«Лазурит – богатство Афганистана. Пока штольни пробиты только в коренных породах месторождения Сари-Санг. Годовая добыча – семь тонн. Если будет открыто второе месторождение…»

Из дневника переводчика:

«Бадахшанский лазурит известен давно и прочно. Статуя фараона Тутанхамона была покрыта золотом и лазуритом. Верховные жрецы в Древнем Египте носили на груди судейский знак – изображение богини Истины и порядка. Изумительным, волшебного синего цвета камнем отделаны трон могущественного Тутанхамона и Исаакиевский собор».

* * *

Решение было принято: исполнение приказа отложить на сутки. Последний маршрут – пройти.

В этом решении заключалось не только мужество людей, готовых рисковать во имя государственного, общенародного дела. Им и раньше угрожали ледовые пропасти и острые камни. Радиограмма открыла опасность другой смерти, по сравнению с которой первая показалась бы легкой и почти безболезненной. И все же они решились.

В этом решении была огромная вера в успех, внушенная убежденным человеком, так и не произнесшим ни слова в течение спора. Но в конце, когда все повернулись к нему, Сухарев обвел их долгим просветлившимся взглядом и сказал, покашливая: «Ну что же, кто не рискует, тот не делает ошибок. Но и открытий он тоже не делает».

С рассветом из притулившегося у самого подножия ледника крохотного лагеря по оленьей тропе двинулись цепочкой двенадцать человек. Они не были альпинистами. Для покорения седых горных вершин у них не имелось не то что кислородных масок – даже ледорубов, даже веревок не было с собой. Лишь деревянные посохи составляли собственно дорожное снаряжение, остальное – инструменты для работы: геологические молотки, лопаты, пикетажки. У них и цели такой не было – покорять вершины. Совсем другое им виделось и мечталось – найти месторождение, которое бы обогатило лежащую под ними борющуюся страну.

Чем выше, тем труднее становилось дышать. Внизу уже еле видна была торчавшая над их лагерем антенна радиостанции. В ярко-голубом озере Сахи рубиново отражалось встающее солнце. Пронзительную тишину поднебесья изредка нарушали только гортанные крики альпийских галок, да еще реже – грохот мгновенно срывающихся с пиков снежных лавин и долго затихающий внизу гул.

Люди шли, не замечая ни звуков, ни красот. Прислонялись спиной к утесам, чтобы пережить приступ головокружения, и снова, опираясь на свои палки, двигались вперед и вверх.

Легче других дорога давалась Каюму – рабочему из местных жителей, горцу. Холод (!), а он не мерз в своем тонком халате. Каюм шел впереди, но то и дело оглядывался на спутников, изредка давал советы, стараясь ободрить.

– Не садись, Саид, – тормошил он молодого обессилевшего геолога, – нельзя! Двигаться надо, двигаться. Пойдем, держись за меня.

Каюму хотелось говорить с Борисом Петровичем. Ему очень нравился этот человек. Он ни разу ни на что не пожаловался за два месяца. Каюм видел геологов, зная их, нередко провожал в горы. Слышал, что с возрастом у геологов принято «остепеняться» и оседать в кабинетах. Ему нравилось, что Борис Петрович не такой, что он выносливый, опытный, веселый. Но пообщаться не удавалось, потому что был нужен переводчик. А он замыкал цепочку, шел, сильно отстав, тяжело дышал, сжимал зубы.

Саид уже ушел вперед, туда, где еле заметная тропка сворачивала за ледниковую глыбу. Внезапно из-за поворота раздался его радостный крик. Борис Петрович бросился вперед. Это слово он понял без перевода.

– Верно, мрамор, – Сухарев стукнул молотком по ослепительно белевшему пласту и, не удержавшись, погладил его ладонью.

В их блокнотах появилась первая заметка последнего маршрута: «Точка № 1. В верхней части озера Сахи на высоте семьсот метров от нулевой точки (лагеря) по азимуту 10 среди гнейсовых пород залегает мраморный пласт».

* * *

Надо было торопиться. Минуты последнего опасного маршрута были драгоценны, но Борис Петрович стал объяснять особенности залегания тридцатиметрового слоя полуобнаженной складчатой породы, мраморного пласта и черного гнейса. Он измерял мощности этих пород, угол залегания, показал, как надо брать пробу. «Не забудьте, – повторял он, – лазурит встречается среди кальцифиров и доломитовых мраморов».

У Сухарева опыт геологических разведок на горных тропах самых труднодоступных районов Советского Союза и в Монголии. Никто лучше него не понимал в эти минуты, как им необходимо торопиться. Но он продолжал объяснять.

Из отчета о проведении геолого-разведочных работ:

“Вопросу подготовки национальных кадров в группах уделяется первоочередное внимание, и эта задача рассматривается как главная служебная обязанность каждого советского специалиста. Они проводят работу по практическому обучению молодых афганских геологов, в первую очередь непосредственно на рабочих местах”.

Они снова петляли среди хаотичного нагромождения гигантских камней. Они забыли о высоте, о банде, о себе. Впереди, чуть оторвавшись, карабкался вверх Каюм. За ним шел начальник партии Ваид. Грохот потряс камни. “Берегись!” – этот русский крик не успел опередить опасность. Все бросились вперед. Под сорвавшимся камнем, истекая кровью, лежал Каюм. Он спас им жизни. Прирожденный горец, он успел бы отскочить, но принял удар во имя товарищей.

Переводчик достал из сумки бинты. У него дрожали руки, прыгали посиневшие от холода и недостатка кислорода губы. “Ну-ка, дай мне”, – отодвинул его Сухарев и приблизил ко рту Каюма горлышко фляжки. Каюм приоткрыл глаза, обвел взглядом склонившихся над ним товаришей, попытался улыбнуться.

Переводчику удалось наложить повязки и остановить кровь. За это время Борис Петрович из рукояток геологических лопат смастерил подобие носилок. “На этом донесете до лагеря. У него опасные переломы. Из лагеря вниз потащите на раскладушке. Его нужно к хирургу. Но берегитесь бандитов. Со мной дальше пойдет Ваид. Остальные – вниз”.

Борис Петрович поймал протестующий и одновременно умоляющий взгляд переводчика. “Остальные – вниз”, – повторил он.

Теперь они шли вдвоем. День клонился к вечеру. От точки № 1 нигде больше пока не прослеживался мрамор. Сухарев вновь и вновь вынимал аэрофотосъемку, всматривался, пытаясь не столько различить, сколько угадать – снимки были четкими, но разглядеть, где мармор, где ледник, было невозможно.

Он начал терять свою уверенность. Может быть, он и ошибся. Может быть, в этих горах и не было лазурита. Опыт – это ведь не гарантия успеха. Это условие, позволяющее сэкономить время на пути к успеху. Приобретая опыт, он, случалось, ошибался. Но всегда было время исправить ошибку. Сегодня времени не было.

“Ну что ж, – подумал он, – сегодняшний день – это тоже приобретение опыта. Кто-то сказал: опыт – это лучший учитель, поэтому он берет такую дорогую плату. Сегодня, возможно, мне придется заплатить жизнью. Но те десять обязательно доберутся до поселка. Они не разобьются и не попадутся банде. И мой опыт не пропадает. Он останется им”.

* * *

Сил почти не осталось. Он услышал, что Ваид зовет его. Медленно повернулся и увидел, как отчаянно тот машет руками.

Они не верили глазам: на дне ручейка, сверкая, лежал обломок синего чуда, лежал кусок лазурита.

Из записной книжки Сухарева:

“Крупные месторождения лазурита найдены пока лишь в четырех местах земного шара: в Афганистане, в чилийских Андах, на Советском Памире и в Прибайкалье. Лучшими по качеству считаются памирский и афганский лазуриты”.

Кусок был только один. Его мог уронить бродивший по горам старатель, а мог во время паводка принести сюда ручей. Первое было маловероятно – за таким обломком старатель бы вернулся… Оставалось второе. Выше по течению ручей разделился на два рукава. По которому из них принесло? Ответ мог дать только поиск. Времени оставалось в обрез.

Ну что ж, их как раз двое. Они переглянулись и поняли друг друга без слов.

Инструкция категорически запрещала ходить по горам в одиночку. В другое время они бы ни за что не нарушили ее, как не нарушали до сих пор. Но сейчас ситуация была исключительная.

“Кто не рискует, тот не делает ошибок. Но и открытий он тоже не делает”.

Он шел теперь один. Тишину нарушали только его шаги и гулкие молоты, которые стучали в его ушах. Сухарев шел и думал, что лет двадцать назад даже такой маршрут, как этот, он прошел бы запросто. Что здесь было двадцать лет назад? Вот эти камни, этот ручей, эти горы были те же. Точь-в-точь. Но не было республики, которой он сегодня помогал. Так что он оказался здесь вовремя. Он нужен здесь именно сегодня. И нужен он сегодняшний – со своим опытом, знаниями, волей. А сердце выдержит. Куда оно денется.

Вот они. Справа, метрах в двухстах, ясно виднелись выходы мрамора. Он достал снимки – да, точно. Значит, туда, вправо, на эту вертикаль.

Он карабкался, забыв обо всем. Об уставшем сердце, о камнепадах, о бродивших в этих горах бандитах. Он помнил только долг.

Но он сорвался.

Он висел на скале, вцепившись в одинокий куст шиповника. И молился этому колючему кусту.

Не обломись, куст. Помоги. Нас двое среди камней. Живые должны помогать друг другу. Подержи меня, куст. Я сейчас отдохну…

Ваид вернулся в лагерь в темноте и узнал, что Сухарев не вернулся. Они снова собрались в палатке. Теперь их было десять. Нести раненого Каюма можно было только с утра. Ходить по горам днем опасно. Ходить в темноте – самоубийство. Все молчали. Никто не смотрел туда, где сутки назад сидел Борис Петрович. Ваид был начальником партии. Он и сказал: «Надо идти».

Они вышли в ночь. Тишины не было. Свистел ветер, где-то грохотали лавины и выли невидимые звери. Разделились на две группы – с западной и восточной стороны пика. Договорились: синяя ракета – всем в лагерь.

Две маленькие группы разошлись в ночи и еще долго видели фонари друг друга. И каждый, держа фонарь, думал, какая это хорошая мишень…

…Наверное, человек звал их уже долго. Хриплый, сорванный голос его был еле слышен. Они бросились туда, и пять лучей фонариков осветили поднявшуюся навстречу им фигуру с полевой сумкой в руках.

Синяя, как лазурит, ракета осветила последнюю ночь.

Из служебной характеристики

«Сухарев Б.П. занимался поисково-разведочными работами в провинции Бадахшан. Принял участие в открытии месторождения лазурита. Впоследствии им составлена программа разработки лазурита. Работа проведена с хорошим качеством».

«Комсомольская правда», 21 ноября 1982 г.

ОТ РЕДАКЦИИ: Через месяц спустившаяся в долину банда была окружена и уничтожена. Но в дни описываемых выше событий она скрывалась именно в тех горах, где работали геологи. Автор очерка знает об этом не понаслышке. Шариф Хамдамов, ныне студент факультета журналистики МГУ, и переводчик, упомянутый в очерке, – одно и то же лицо.

Почему бы не поучиться у старого лекаря?

Хирург Горно-Бадахшанской областной больницы Курбонджон Солехджонов в одной из своих поездок по области встретил человека, которого считал умершим. Сам был свидетелем тому, как его выписывали из больницы с приговором: «Неизлечим».

Люди чабанской профессии редко обращаются к врачам. Но нестерпимая боль в животе однажды свалила Давлатмурода Ошурмамадова с ног. 19 ноября 1985 года его привезли в больницу. Хирурги с целью уточнения диагноза произвели вскрытие брюшной полости. И 25 декабря отправили пациента домой, сказав родным: «Операция бесполезна. Жить ему осталось считанные дни». Но брат чабана Хамза был хорошо знаком с народным целителем Насреддиншо Джалоловым. И отправился к нему с историей болезни. Насреддиншо из набора целебных трав приготовил лекарство для больного, который к этому времени уже не мог ни есть, ни пить, только беспрерывно стонал от боли. Когда же он стал принимать лекарство, произошло чудо: через год человек, «похороненный» врачами облбольницы, вернулся к своей работе.

Такую весть от людей не утаишь. И, убедившись в этом, врачи сочли нужным отправить письмо за пятью подписями в редакцию областной газеты. «За последние 2–3 года в связи с появлением в долине Гунта “знаменитого лекаря” больные не едут на лечение по назначению… Результат плачевный – эти несчастные люди уже повторно (косвенный намек на то, что целитель Джалолов принимает в основном тех, кого официальная медицина признает безнадежным. – Ш. Х.) поступают к нам с запущенным патологическим процессом, которому врачи помочь бессильны… Удивление вызывает и то, что сам “лекарь” при малейшем недомогании прибегает к помощи медработников. По – видимому, пора поставить железный замок на пути таких людей, которые, обманывая, калечат жизни и здоровье. Нет надобности объяснять, какой вред наносит деятельность подобных самозванцев престижу советской медицинской науки…»

Хирурги требовали публикации своего письма, а ответственные работники облисполкома их поддерживали. Но редакция все же решила сначала проверить «сигнал», поручив это своему корреспонденту и главврачу областного Дома санпросвещения. Они ознакомились с процессом изготовления лекарства и литературой, которой пользовался табиб (народный лекарь), книгами регистрации его пациентов. Что же обнаружили? В течение многих лет к табибу обращались тысячи страждущих, в том числе нетрудоспособных по болезни, и получали помощь. Итог проверки: «Спасший одного совершает подвиг. А разве человек, излечивший десятки людей, достоин осуждения?»

Но такой оборот лишь усилил гнев врачей. У трех больных из хирургического отделения они взяли заявления о том, что после обращения к табибу состояние их здоровья ухудшилось. Автор этих строк встречался и беседовал с «заявителями». Все трое, независимо друг от друга, повторяли одно: «Мы этих бумаг не писали и не читали. Не знали, что там сказано против табиба. Подписывали по просьбе врачей».

Кстати, поучительна история одного из «заявителей» – М. Изатмурадова. В облбольнице у него обнаружили камень в почке, в связи с чем предложили операцию, от которой больной отказался, обратившись за помощью к табибу. Получив у него настой, начал его принимать, и… камень растворился! Так разве не достоин один этот факт самого пристального внимания? Нет. Проявить внимание – значит признать табиба, а врачи даже встречу с ним считали нежелательной. Но все же случай свел их однажды. Сильнейшие боли в паху заставили табиба вызвать «Скорую помощь». Дежурный врач облбольницы, только взглянув на пациента, резко бросил провожатому: «Уже опоздали. Это аппендицит. Ну ладно, пусть моют и – на стол». Но сам табиб, предполагая другую причину, попросил его обследовать. На что врач заметил: «Раз ты табиб, лечи себя сам!» И удалился. Это был один из авторов письма в газету…

Насреддиншо решил ехать домой, но другой врач, Солехджанов, уговорил его подождать до утра, чтобы сделать рентген. Оказалось: камень в почке! Табиб позже сам благополучно избавился от камня с помощью своих трав. А врачи – без тени стыда за недружелюбный прием и профессиональное невежество – с тех пор твердят в один голос: «Раз обратился в больницу, выходит, никакой не целитель, а шарлатан».

Лучший способ защиты – нападение. И табиба атаковали, особенно напирая на отсутствие у него диплома и подрыв престижа официальной медицины. Но к чести тех инстанций, куда обращались уязвленные медики, не был занесен дамоклов меч уголовного наказания над табибом, практикующим успешно и бескорыстно, хотя незаконно… Более того, пришло письмо из Минздрава Таджикской ССР: «Трудно себе представить, чтобы знахарь-одиночка мог подорвать авторитет советских медиков, о чем пишут врачи хирургического отделения хорогской областной больницы… Было бы целесообразно облздравотделу и его главным специалистам тщательно изучить методику его лечения и по итогам сделать соответствующие выводы».

Это заставило наконец-то главврача хорогской больницы преодолеть путь в 30 километров до дома табиба. И чего ради? Первое, что гость сказал: «Старик, до каких пор ты будешь калечить людей? Не перестанешь сам, мы тебя уймем!» Табиб не нашелся с ответом, да и не нужен был ответ врачу. Он увидел то, что хотел. Вскочил в машину – и прямо к своим соратникам по борьбе. С порога – новость: «Табиб выращивает опийный мак». Тут же была поднята на ноги милиция, огород табиба прочесали вдоль и поперек, изъяв… 13 растений. Тем временем распространялся слух: «Табиб – торговец опием, милиция накрыла его с поличным». Нашелся даже свидетель, готовый подтвердить наличие криминала. Но органы внутренних дел не дали провести себя на мякине: отправили растения на экспертизу в Душанбе. Вскоре пришел официальный квалифицированный ответ: «Это одна из тех разновидностей дикорастущего мака, которую обычно применяют в качестве народного средства против кашля; содержание действующих веществ в растении не позволяет использовать его как сырье для производства наркотиков…»

Да, долгие годы табиб изучал и, так сказать, приручал дикорастущие целебные растения, чтобы ввести их в культуру, оставить после своей смерти всем людям то, чем владел сам. И вот какой черной неблагодарностью обернулся его гуманный порыв! Старик переживал страшно, прятался от людей, включая больных, которые осаждали его дом, как и прежде, и которым он мог, но не смел помочь. Навет, обыск, угрозы чуть ли не упечь в тюрьму потрясли его до основания. Напомним, что все это происходило в тех местах, где к старикам, как велит обычай, относятся с глубоким почтением, где оскорбить пожилого человека непозволительно, немыслимо.

Так что Насреддиншо много передумал, прежде чем вернуться к лекарской практике: милосердие и сострадание к людской боли взяли верх. Если спросить, что сделало его табибом, он ответит: «Нужда». Болели близкие, умерла сестра, сам серьезно занемог, два с лишним года провел в больницах, пока врачи не исчерпали свои возможности в борьбе с недугом. Тогда отправили Насреддиншо домой. И тогда-то он вспомнил о старых, оставшихся от отца и деда книгах по врачеванию и лекарственным растениям. С их помощью отыскал нужные травы. Не без труда – в современном таджикском языке эти травы именовались совсем иначе, чем в древних манускриптах. Потом на карте пометил места их произрастания, определил сроки сбора. И занялся самолечением. Результат: не прошло и года, как смог вернуться к преподавательской работе (до пенсии табиб был учителем истории в сельской школе). Сейчас в его рукописном каталоге числится 218 лекарственных растений. Кроме того, в итоге его многолетних наблюдений родились рукописи – «Лекарственные растения Бадахшана» и «Книга исцеления».

Табибу сейчас 74 года. Живой кладезь знаний о добрых силах природы, хранитель народной мудрости, опыта веков. Таких в республике единицы, да и по всей стране не тысячи. Их наука далека от институтов, а квалификация – без диплома. Потому их предпочитают называть шарлатанами. Но люди, получая помощь от них, проникаются доверием ко всем представителям «неофициальной медицины». И в тени доброй славы орудуют настоящие шарлатаны, жулики, мздоимцы, чье разоблачение, конечно, рано или поздно произойдет, да прежде сколько жертв легковерия оставят самозванцы на своих неправедных путях! Это ли не резон, чтобы разобраться и отделить зерна от плевел…

А ведь было время, когда к народным целителям относились иначе. В 50-е годы органы здравоохранения Горно-Бадахшанской автономной области привлекли к сотрудничеству, например, самодеятельного костоправа Охуна Алидода. Успешно занимался врачеванием Малех Каратегинский. У них тоже не было никаких дипломов. О них судили по тому, сколько добра они принесли людям.

В чем же секрет успеха табибов? Одни специалисты видят его в искусстве внушения, другие – в травознайстве. Но заинтересованно, предметно никто изучением опыта целителей не занимался. Похоже, ученые мужи, точнее чиновники от науки, представляют себе прошлое неким мешком, набитым одною половою, без единого зерна мудрости. Своего рода манкуртизм? Или самодовольное невежество? Одно понятно: слепым отрицанием народного опыта не поднять собственный авторитет…

В мединституте нет такого предмета – «История таджикской медицины», лишь знаменитому Авиценне выделено два учебных часа. Будущие врачи слабо владеют литературным таджикским языком – обучение ведется на русском. Это и многое другое не позволяет проникнуть в древние секреты. А ведь эти секреты содержатся не только в книгах. В течение веков они передавались как предания, как песни, из уст в уста, из поколения в поколение. Старейшина доверял тайну только самому способному в роду… Или такой факт: знаток народного врачевания Хомид Захидов составил толковый древнетаджикский медицинский словарь. Но некому его отрецензировать, поскольку у автора нет диплома. Так замыкается круг: у кого диплом есть, нет знаний, а кто при знаниях, тот без диплома и не признан.

По некоторым данным, в нашей республике растет около шести тысяч видов высокогорных и цветковых растений. Они обладают особыми свойствами, так как подвергаются более интенсивному воздействию ультрафиолетовых лучей. Авиценна достаточно полно для своего времени охарактеризовал примерно восемьсот лекарственных растений. В книгах XVII века «Большая фармакология» (общий объем около 200 печатных листов) и «Клад лекарств» описаны более четырех тысяч лекарственных растений. Нынешние ученые изучили только 62 наименования местных растений, и всего 14 из них практически применяются в фармакологии. На долю аптечных работников сегодня приходится лишь менее пяти процентов собранных в республике трав. Остальное поставляют рабочие госкомлесхоза и школьники. Такой сбор не гарантирует хорошее качество. Даже фармакологам не помешало бы поточнее узнать, как ведут сбор трав местные народные лекари. К примеру, у Насреддиншо Джалолова расписаны не только дни, а и часы сбора…

Лекарственными растениями в республике занимаются тринадцать организаций. Только в системе Академии наук есть четыре института, где исследования по данному направлению ведут около ста научных сотрудников, в том числе доктора и кандидаты наук. Насколько эффективно идет у них работа? Начисто игнорируя гигантский опыт прошлого, ученые вынуждены заново открывать давно известное и испытанное. Поэтому на разработку нового препарата уходят долгие годы. Казалось бы, не стоит ломиться в открытую дверь, изобретать велосипед и так просто ускорить путь к цели… Что же мешает?

«Прежде всего – отсутствие комплексного центра», – говорит доктор медицинских наук, заведующий лабораторией фармакологии Института химии имени В.И. Никитина АМ Таджикской ССР К. Хайдаров. По поручению Совмина республики ректор мединститута имени Ибн Сины, член-корреспондент АМН СССР Ю. Исхаки подготовил справочный материал о природных богатствах республики. Но эта справка пропала без следа в недрах республиканского Минздрава. Бывший министр был ярым противником создания научно-практического центра по изучению лекарственных растений…

Есть еще, правда, в Академии наук республики координационный совет по исследованию лекарственных растений. «Его функция чисто номинальная, – свидетельствует председатель этого совета академик Х. Мансуров. – Каждый институт преследует лишь собственные интересы, а нашим начинаниям они не содействуют. У нас есть средства, но нет права что-либо на них приобретать…»

«Проблемы народной медицины и лекарственных растений – дело Академии наук, Минздрава и Госплана республики», – говорит первый заместитель министра здравоохранения Таджикистана А. Одинамахмадов (в марте 1988 года ушедший на пенсию). – Эти проблемы ежегодно обсуждаются на разных уровнях, но практического решения не находят. Институты ограничиваются рамками своей работы, сотрудники защищают кандидатские и докторские диссертации, а секреты табибов – кому они интересны? Между тем что скрывать, немало больных людей ищут помощи на стороне, не получив ее в медицинских учреждениях. Да, по закону нельзя заниматься врачеванием без соответствующего диплома. Но ведь законы должны быть на пользу, а не во вред людям…

Подзатянулись споры сторонников и противников народной медицины. И эти споры вовсе не добавляют достоверных научных знаний. Можно за час разрушить здание, которое возводилось веками. Это мы, увы, умеем! Не разрушить бы точно так – в угоду амбициям, в оправдание невежества отдельных лиц – этот уникальный памятник древней культуры, каким представляется опыт табибов. Он нам может еще сослужить добрую службу.

«Литературная газета»