Текст книги "Смерть экс-любовника"

Глава 16

С «Илиадой» у меня были проблемы. Я снова сидела в гостиной пентхауса и ела чипсы – в надежде, что они направят мои мысли в нужное русло. Но предисловие к книге оказалось слишком интеллектуальным, так что мне потребовался совет дяди Тео. Дядя же, сообщил мне кто-то из гостей с сильным акцентом, ушел на работу, поэтому я позвонила в магазин обоев. Мой шестидесятитрехлетний дядюшка был самым молодым их работником и единственным достаточно легким на подъем, чтобы клеить обои, и поэтому обычно был «на вызове», как они это называли, куда его отвозил восьмидесятилетний коллега Клайв. Поскольку ни у кого из них не было мобильников, я оставила сообщение для дяди у его босса Перла. Дядя Тео объявился через двадцать минут.

– Здравствуй, дорогая! – сказал он. – Перл поведал мне, что у тебя проблемы с предисловием.

– Да, со вступлением. К «Илиаде». В нем шестьдесят две страницы. Можно я его пропущу?

– Вступление к «Илиаде»? Да, ныряй прямо в текст. Ты сама захочешь прочитать комментарии, но позднее, когда погрузишься в мир приключений Ахилла и Гектора, и… о, я так тебе завидую, ведь ты будешь читать о них впервые в жизни! По отношению к «Илиаде» ты девственница.

– Девственниц они приносили в жертву, – заметила я, поскольку уже начала читать труд доктора Паоло Померанца «Справочник по пантеону греческих богов и богинь и их римских соответствий».

– Да. Бедная Ифигения, ее обманул собственный отец ради того, чтобы привести корабли в Трою. И вставил ей в рот кляп, и она, умирая, не могла проклясть ахейцев. Дорогая, ты служишь богам, читая эту книгу. Читай ее вслух. В этом секрет эпической поэзии.

Я повесила трубку и вняла его совету.

– «Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы! – закричала я. – Храбростью ты знаменит; но она дарование бога. В дом возвратись, с кораблями беги и с…»[9]9
  Пер. Н. Гнедича.


[Закрыть]

– Простите? – раздался сзади чей-то голос, и я от неожиданности спрыгнула с дивана.

– Илзе! – Я повернулась к уборщице. – Почему вы здесь?

– Услышала, как вы кричите, и подумала: что-то случилось.

– Я была уверена, что в квартире никого, кроме меня, нет. Ведь сегодня воскресенье, – с раздражением сказала я. Илзе не по своей вине была молода и привлекательна – девушка с длинными темными волосами и прекрасной белой кожей. То обстоятельство, что она выглядела очень мило даже в форме горничной, сшитой из какой-то отвратной синтетики, усиливало мою досаду. И чувство вины. То, что агентство «Прекрасные горничные» вынуждает ее носить платье спортивного покроя цвета горчицы, с воротником, как у Питера Пэна, достаточно плохо само по себе, даже если подруга клиента не иронизирует по этому поводу. Но что поделаешь. Между святым и художницей, рисующей открытки, есть разница.

– Разве вы работаете по воскресеньям? – Я снова села на диван.

– Нет, но агентство попросило меня обслужить завтра нового клиента, – ответила Илзе. – А мистеру Саймону все равно – он согласен на другой день. Я обо всем с ним договорилась.

Я поняла, что наша с Илзе проблема заключается в неправильном распределении ролей. Она была слишком уверена в себе для прислужницы на минимальном окладе, а если бы меня одели в такую же форму большего размера, то я почувствовала бы себя в гораздо большей степени на своем месте, чем готова была признать. Я не могла смотреть, как она убирает квартиру. Не думая о том, что должна подключиться к ней. Хвала Господу, у Саймона не было настоящей прислуги, работающей полный день. В этом случае мне приходилось бы время от времени покидать дом с целью расслабиться.

Я вернулась к Гомеру. Через двадцать две страницы позвонила Джен Ким.

– Где вы и чем заняты? – спросила она.

– В Уэствуде, читаю «Илиаду».

– Прекрасно. У нас катастрофа с волосами. Вы можете подъехать к дому две тысячи триста шесть по Мидвейл?.. к северу от Пико… – обрывается… встретимся… объясню, когда… выезжайте сейчас же!

«Что за катастрофа с волосами?» – удивилась я, неохотно положив в Гомера закладку. Мне осталось прочитать пятьсот четырнадцать страниц. Не хочу никуда ехать. Не то что я люблю этот пентхаус, но мне нравится пребывать среди вещей Саймона. Вдали от них я чувствую себя плывущей по течению. А если позвонить ему на голосовую почту, то ответит компьютер – я даже не смогу услышать его голос. Ну да ладно. Работа зовет. Я отправилась на поиски теплой рубашки.

В спальне я увидела, что уборка в самом разгаре: бутылка «Виндекса» и тряпка, а также обрывок бумаги, пуговица и пластинка от воротника – мусор, выметенный из-под кровати. Я взглянула на бумажку и была чрезвычайно поражена, увидев, что на ней написано «Зетракис», а ниже «НВ»[10]10
  Сокращенное название штата Невада.


[Закрыть]. И номер.

Я набрала этот номер.

– Здравствуйте. Вы позвонили в подразделение ФБР в Лас-Вегасе. Наше меню изменилось, поэтому, пожалуйста, слушайте внимательно… – Я повесила трубку.

Интересно, что все это значит? Писал Саймон. Его почерк. Но почему он звонил в ФБР в Вегас и расспрашивал о Дэвиде Зетракисе?

Я предположила, что в настоящий момент Саймон работает под чужим именем, хотя не могла представить, как тайные агенты делают это по шестьдесят – семьдесят часов в неделю, а затем, приходя домой, возвращаются к реальной жизни, где их называют подлинными именами. Но под чьим бы именем Саймон ни работал, его нынешнее задание не может быть связано с Дэвидом. Мир не настолько тесен.

Все, что я действительно знаю о его заданий, – это то, что я ничего о нем не буду знать, пока оно не будет выполнено и годы спустя его не рассекретят. Прекрасно. Я это перенесу. Может быть. Но Саймон работает сверхурочно, что ко мне имеет непосредственное отношение, поэтому ему придется объясниться. Когда я увижу его в следующий раз.

Я написала записку, где говорила, что скучаю по нему, а сейчас отправляюсь по рабочим делам, связанным с катастрофой с волосами. И добавила три слова, которые мы все ненавидим: «Нам необходимо поговорить».

Дом под номером 2306 по Мидвейл выглядел совершенно очаровательно. Он был похож на драгоценный камень. Его окружал белый забор и небольшой сад, а в окне была видна настоящая рождественская елка. Джен открыла дверь и представила меня его обитательнице – женщине с усталыми глазами и волосами мышиного цвета.

– Глория – персональный парикмахер Триши. Она благородно пожертвовала воскресеньем, чтобы выручить нас – в качестве личного одолжения Трише. Триша! Она здесь!

Глория кивнула, не улыбнувшись, и провела меня в маленькую комнату, которая выглядела как салон красоты на одного человека. Меня усадили перед огромным, от пола до потолка, зеркалом.

– Что за катастрофа? – спросила я. В дверях появилась Триша.

– Ужас что такое! Мы просмотрели отснятый материал – твое свидание с Рупертом и фильм, – и оказалось, что твои и мои волосы совершенно одинакового цвета!

– И?..

Триша встала у меня за спиной и сказала моему отражению в зеркале:

– У нас волосы как у близняшек!

Я по-прежнему не понимала значения этого факта.

– И?..

– И?!. Ведущая шоу и корреспондентка с волосами одного цвета? Аудитория будет в шоке. Ты не можешь так поступить со зрителями!

– Триша, во мне двенадцать футов роста, а ты женщина миниатюрная. Мы совершенно не похожи, и…

– Для телевидения рост не имеет никакого значения. Джен! Поддержи меня!

Потягивавшая газированную воду Джен присоединилась к Трише и обратилась к моему отражению в зеркале:

– Мы просто придадим вашим волосам другой оттенок. Они станут чуть ярче.

– Тебе понравится! – настаивала Триша. – Образ ледяной принцессы не для тебя, он кажется ненатуральным. Кто тебя красит?:

– Никто, – ответила я. – Это мой естественный цвет. Кроме того, мои волосы очень красивые и тонкие, и…

– Глория – настоящий профессионал, – заверила меня Триша. – Пусть она скажет решающее слово. Глория?

Глория надела на меня розовую накидку и завязала ее на шее.

– Цвет способен добавить жизни вялым слабым волосам.

– Удивляюсь, что никто прежде не предлагал тебе подкрасить их, – сказала Триша.

«Осторожно!» – пронеслось у меня в голове. «Осторожно»? Кто говорил нечто, похожее?

– Можно минутку подождать? – попросила я. – Все это ново для меня, и я немного нервничаю…

– Уолли! – укоризненно произнесла Джен. – В нашем деле цвет волос меняется каждый день. Это производственная необходимость. Как вы думаете, почему Мэрилин Монро стала блондинкой? Тоже производственная необходимость.

«Производственная необходимость». Это означает, что тысяча долларов за эпизод компенсирует сомнения и неуверенность в происходящем.

– Положитесь на меня. Всем выгодно, чтобы вы выглядели просто сказочно. – Джен похлопала по моему плечу в розовой накидке. – Заскочу позже. Уолли, вы удачливая девушка. Глория – лучшая. Глория, не перестарайся, хорошо?

– Она уже смешала краски, – сказала Триша. – Я тоже ухожу. Должна встретиться с Рексом у мистера Чоу. Увидимся через несколько часов.

– Несколько часов? – переспросила я.

– Рим строили не один день. Чао!

«И на то, чтобы покорить Трою, ушло десять лет», – подумала я, открывая «Илиаду». Затем посмотрела в зеркало на Глорию, но та сосредоточилась на корнях моих волос. И я приступила к чтению.

Я понимаю, что большинство женщин в Лос-Анджелесе и, может быть, в мире обесцвечивают волосы, но я чувствовала себя так, словно попала в лабораторию сумасшедшего ученого. Это отвлекало меня от Троянской войны. Запахи были ядовитыми, а Глория не говорила, каков будет результат, объяснив лишь, что нужно убрать мой естественный цвет и тогда волосы смогут впитать новый. И нет смысла гадать, что получится, сказала она, глядя на пасту, которую наносила мне на голову. Я вернулась к «Илиаде», где женщины с неустановленным цветом волос были музами, богинями или военной добычей, а во всех лучших сценах участвовали исключительно мужчины. Дядя Тео об этом не упоминал.

Читая о стене вокруг Трои, я все время видела перед собой ворота имения Дэвида с камерами видеонаблюдения и сигнализацией. Любопытно. Я позвонила Джо.

– Эй, Джо! – Я старалась держать телефон на некотором расстоянии от испачканного уха. – Скажи, утром в пятницу камеры видеонаблюдения у Дэвида работали или нет?

Она помолчала.

– По правде говоря, они не работали несколько дней. Должен был прийти мастер и починить их, но он так и не появился.

– А сигнализация?

– Дэвид не любил, чтобы она была включена, когда он дома. А под конец он был дома всегда. Эй, я хочу у тебя кое о чем спросить. Ты одна?

Я посмотрела на Глорию в резиновых перчатках, раскрашивающую мой скальп.

– Нет.

– Ничего страшного. Спрошу потом.

Все мои страхи о цвете волос померкли перед страхом за Джо. Она была столь же скрытна, как Саймон. Почему? Если она не стреляла в Дэвида – а она не стреляла, – то к чему все ее увертки и отговорки? Голова у меня зачесалась. Я провела рукой около виска, и мой палец стал коричневым.

– Вы давно, работаете с Тришей? – поинтересовалась я.

– Три года. А до этого двадцать два года работала парикмахером для сериала.

– Наверное, вы очень близки с ней.

– Чей хлеб ешь, тому и подпеваешь, – сказала она не слишком, на мой взгляд, искренне. И больше мы с ней не разговаривали.

Час спустя она вымыла мне голову шампунем в ванной комнате и вытерла. Тут с порога донеслось «Привет!», и стук высоких каблуков по деревянному полу возвестил о приближении Джен. Я еще не видела своих волос, но когда отодвинула полотенце и узрела, как смотрит на меня Джен, то поняла, что ничего хорошего ждать не приходится.

– Боже правый! – воскликнула она. – Что, черт возьми, ты натворила?

Глава 17

В жизни бывают вещи и похуже чем кислотно-оранжевые волосы. Войны, стихийные бедствия, голодающие народы… Так я твердила себе, глядя в зеркало на мокрые обвисшие пряди.

– Перекрась! – велела Джен.

– Не могу, – ответила Глория. – Ее волосы еле пережили обесцвечивание. Все, что я ни сделаю, окончательно их испортит.

– Боже, она похожа на клоуна!

В комнату танцующей походкой вошла Триша. В руках у нее был пакет с едой из ресторана.

– Готово? – с ходу поинтересовалась она. И тут увидела меня. – О, очень мило! Ей идет. Рыженькие вечно молоды…

– Рыженькие? – фыркнула Джен. – Да она оранжевая, Триша! Как фанта. Как сырные чипсы. Как дорожные конусы.

Я подняла руку, умоляя ее остановиться. Триша сказала:

– Джен, дело не в том, как кто выглядит. Я больше всего беспокоюсь о шоу. А такой цвет волос для него в самый раз. Ты согласишься со мной, когда немного успокоишься.

Джен закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Прекрасно. Но нам надо переснять ее свидание с Рупертом. Немедленно.

– Почему? – удивилась Триша.

– Потому что во вчерашнем материале она выглядит как совершенно другой человек. Я не могу устроить это прямо сейчас, сегодня выходной. Придется сделать несколько звонков. Никто не уходит.

Уйти? Я не могла даже рта раскрыть. И вовсе не собиралась уходить отсюда. Долгие недели. Месяцы. Столько, сколько потребуется на то, чтобы мои волосы отросли. Они походили на сахарную вату, и мне это было не к лицу. А такой цвет может иметь только… морковь.

Джен вернулась через десять минут – с новым планом, новой договоренностью. Я слушала ее, и во мне росла паника. Высыхая, мои волосы становились все ярче. Человек-огонь. Радиоактивно. Я знала это, ибо никто не отваживался смотреть на меня.

Всю свою жизнь я провела в самых разных частях Лос-Анджелеса и в его окрестностях, но ничего не знала о Голливудском парке. Ассистентка Джен, Софи, обещала поддерживать со мной связь по сотовому телефону до тех пор, пока я не окажусь там в целости и сохранности.

– Сверните на Доти, – сказала она.

– Доти. Да, вижу. – И по ту сторону гигантской автомобильной стоянки я усмотрела розовую надпись «Голливудский парк» и белую вывеску в стиле Лас-Вегаса «Казино», которую мог пропустить только слепой.

– Теперь вы немного подождете, а я позвоню Руперту, затем Джен и снова вам. Все будет хорошо.

– Софи, вы ангел. – Я была неизмеримо благодарна за слова утешения, пусть их и произносила девятнадцатилетняя пигалица, которой велели просто проследить, чтобы безумная женщина любой ценой проехала по убогому Инглевуду, не заблудившись.

Джен уже махала мне с автостоянки, словно я была готовым совершить посадку самолетом. Она представила меня сидящему в машине неопрятному мужчине, к нижней губе которого прилипла сигарета.

– Хэкбург был столь любезен, что отменил свои планы на вечер, желая нам помочь, – объясняла она, а Хэкбург тем временем занимался тем, что включал и выключал фары своей машины. – Хэкбург, не сломай их. Софи, – сказала Джен в телефон, – вызывай сюда Руперта. – Затем она повернулась ко мне: – Для съемок вы одеты слишком буднично. Но я дам вам свою шаль и все будет в порядке. Только не плачьте и не грустите. Помада у вас есть? – Она суетилась вокруг меня, прикрывая мою рубашку с капюшоном розовой шалью, похожей на кашемировую. – Пусть будет так. Совсем как сутана. А вот и Руперт!

Я посмотрела на Руперта. Он выглядел как человек, которого оторвали от игры в покер. По мне он скользнул отсутствующим взглядом.

Джен сказала:

– Мы быстро управимся. Хэкбург, освети их лица. Руперт, сделай то же самое, что и вчера. Поцелуй ее. Два раза. И мы поедем.

– Кого поцеловать? – спросил Руперт.

– Ее, Уолли.

Руперт непонимающе посмотрел на меня. Затем его глаза расширились, и он расхохотался:

– Господи! Что это с тобой?

– Руперт, заткнись! – приказала Джен. – Хэкбург? Готов?

– Нужны еще фары твоей машины, – сказал Хэкбург. – А может быть, еще и ее.

– Прекрасно, – кивнула Джен. – Пусть на заднем плане будет вывеска казино.

– Хэкбург? – спросил Руперт. – Чем это ты занимаешься? Хочешь получить скаутский значок за фотографирование?

– Руперт, – возмутилась Джен. – Черт тебя побери! Начинай целоваться, слышишь?

Хэкбург переставил машины и направил свет фар на наши лица. Я закрыла глаза и увидела перед собой открытку с выражением соболезнований – языки оранжевого пламени охватывают несчастную женщину, а внизу текст: «Сожалеем, что ваша жизнь пошла под откос». И в этот самый момент Руперт начал меня целовать.

* * *

Моя мама считала себя обязанной научить меня играть в покер, и потому, как и многие другие нерегулярные уроки, преподанные мне в детстве, его правила прочно угнездились в моей голове.

Они заняли там место, которое можно было бы использовать с большей пользой, потому что в покер я не играю. Азартные игры, даже если ставка всего цент за очко, вызывают у меня сердцебиение.

Руперт вел меня по казино, мимо столиков, за которыми ели, туда, где играют в покер. Бросив быстрый взгляд на скверно расписанные стены закусочной, я, чтобы не видеть реакции людей на цвет моих волос, сосредоточилась на потертом сине-золотом ковре.

– Перестань, – сказал Руперт, заметив это. – Плюнь и разотри. Не так уж и плохо. Я куплю тебе выпить, ты проведешь здесь десять минут и отправишься восвояси. Этого будет достаточно для репортажа в «Мыле и грязи».

Он, конечно же, прав. Легче действительно сходить на свидание, чем притворяться, будто оно у тебя было. Я рискнула оглядеться и решила: если кто-то хочет впервые появиться на людях в сомнительном виде или наряде, то казино в Голливудском парке – самое подходящее для этого место. Освещение здесь чересчур яркое, но необычных прикидов оказалось так много, что я не удостоилась долгих взглядов. Я начала врубаться в окружающую обстановку. За каждым столом сидело по девять игроков, в основном мужчин, а столов было несколько дюжин. Половина игроков находила время на то, чтобы смотреть по сторонам. Некоторые ели за столиками перед телевизорами, нанизывая на вилки корейское барбекю или яйца и картофельные оладьи, кетчуп капал на их рубашки, когда они оборачивались, следя за игрой. Играли, как я поняла, в основном в холдем[11]11
  Вариант покера с общими картами, которые используются всеми игроками при составлении комбинаций.


[Закрыть] без ограничения ставок – этот вариант покера моя мама описала как «часы скуки, отмеченные моментами жуткого страха».

Мы дошли до стола, за которым играл Руперт, но приблизились к нему не сразу, а остановились посмотреть, что происходит. С переменным успехом играли трое парней, двоих из них я знала. Клэй Джейкс – реквизитор и Макс Фройнд – помреж пристально смотрели на парня в гавайской рубашке, часть головы которого была выбрита, а оставшиеся волосы зачесаны на «лысину». За ним было последнее слово, он не отрывал взгляда от карт – пары семерок, четверки, короля и туза. Гавайская Рубашка сделал ставку, Клэй повысил, Макс и Гавайская Рубашка приняли, и Гавайская Рубашка показал двух королей. Макс с отвращением бросил свои карты крупье. Клэй медленно улыбнулся, развернул руку и сказал:

– Котел мой. Семерочный фул с тузами.

Крупье невозмутимо пододвинул к нему фишки. Руперт похлопал его по плечу.

Макс снова сел, посмотрел в потолок и покачал головой. И тут он увидел меня.

– Боже ты мой! – воскликнул он. – А я думал, что трудный вечер выпал только на мою долю.

– Она не сама, Макс, – объяснил Руперт. – Это проделки Триши Франкенштейн. – Руперт представил меня Клэю, который, конечно, не помнил меня по вечеринке у Триши, и помог мне усесться на стул, словно отвратительные волосы являются физическим недостатком. Другие сидящие за столом мужчины посмотрели на меня и отвели взгляды. Я понаблюдала, как они сыграли еще один кон, а затем направилась в дамскую комнату позвонить Фредрик.

– Что ты сделала? – завопила она, услыхав о моих приключениях.

– Это не я, – прошептала я в телефон. – Они. Да, меня одурачили, я идиотка. Послушай, ты понимаешь в волосах и должна разобраться, можно ли что-нибудь исправить, а Глории я не доверяю. И еще: как я покажусь Саймону? Давай я приеду. Мне нужно рассказать тебе о Джо, и я не так уж далеко от твоего дома, в Голливудском парке с Рупертом и…

– С Рупертом? Моим Рупертом? Ты проводишь время с Рупертом Лингом? Где? В казино? Не двигайся с места. Я буду там через полчаса. Самое большее через сорок минут.

Десять минут я провела в туалете, пялясь в зеркало, а когда больше не смогла выносить своего общества, вернулась к покерному столу. За ним сидели все те же, но Руперт теперь играл, и они с Клэем, казалось, пребывали в отличном настроении. Чего нельзя было сказать о Максе – его добродушное обаяние улетучилось, число фишек рядом с ним стало меньше. Я сконцентрировалась на картах и забыла о волосах. Тут Клэй наклонился и что-то сказал Максу. Его слова привлекли мое внимание. Вокруг было довольно шумно, и мне пришлось напрячь слух.

– Сегодня копы конфисковали пистолеты, – сказал Клэй.

– Какие пистолеты? – не понял Руперт.

– Для сериала. Те, что мы взяли в Ай-эс-эс. Джен вчера вечером позвонила мне домой и попросила прийти и открыть ящики, где они лежали.

– Я ничего об этом не слышал, – удивился Макс, глядя на крупье.

Клэй вытер нос рукавом.

– Джен велела помалкивать, пока она не придумает, как с этим быть.

– И ты героически помалкиваешь. Очень разумно.

– Я просто понял, что у нас нет оружия для сцены захвата заложников, которую будут снимать в понедельник. Придется обойтись копиями, которые выглядят не слишком достоверно. Или же, Макс, ты найдешь специалиста и отправишь его в Ай-эс-эс, потому что с тех пор, как они узнали про обвинение в неосторожном вождении, мне даже камеру для внестудийного видеопроизводства не дают.

– Открываю. – Макс двинул вперед невысокую стопку желтых фишек. – В этом месяце на специалистов нет денег. Джен скажет, чтобы снимали с водяными пистолетами. Зрители от восемнадцати до двадцати четырех не заметят разницы.

Руперт рассмеялся:

– Что за звуки? Да это Дэвид переворачивается в могиле. Почему не взять пистолеты у Триши? Она вышла замуж за техасца, и я уверен, он принес в семью оружие.

Только я хотела спросить, что такое Ай-эс-эс, как увидела стоящую в дверях Фредрик. На ней было синее бархатное платье до пола, она смотрела на меня и немного дрожала. Я подозревала, что только присутствие Руперта Линга удерживает ее от громких воплей. Фредрик молча вошла, вытянула руку и дотронулась до моих волос. Мужчины смотрели на нас, их разговор стих.

– О, пожалуйста, только не это, – прошептала подруга.

– Фредрик, – ответила я также шепотом, – словами здесь не поможешь. Скажи мне, что можно сделать.

Она на секунду прикрыла глаза и выпалила:

– Подать в суд!

Фредрик затащила меня в туалет, чтобы поставить окончательный диагноз, потому что в той части казино, где играли в покер и мерцали телеэкраны, сосредоточиться было невозможно. Она изучила меня в самых разных ракурсах, прощупала мои волосы, прядь за прядью, и даже понюхала.

– Дело плохо, – заключила она. – План таков. Никто не смеет приближаться к тебе с какими-либо приспособлениями для волос. Никакого фена, никаких щипцов для завивки. Если на них ежедневно накладывать питательную маску, может быть, обернуть в пластик и скрыть под париком, через шесть месяцев ты будешь в порядке.

– Шесть месяцев? – задохнулась я. – А как быть с Саймоном? Взять долгосрочный отпуск от секса?

– Первое: сообщи ему эту новость по телефону. Условие второе: он должен видеть тебя только при плохом освещении. Неровный мерцающий свет, свечи, ничего слишком яркого, иначе ты предстанешь перед ним Рональдом Макдоналдом. Затем…

– Ладно, ничего страшного. Я разберусь. Пошли, покончим с этим свиданием.

Мы вернулись к столу, Руперт притащил еще один стул для Фредрик. Макс, судя по реакции Клэя, который обозвал его ослом, проиграл кучу денег.

– Ты недостаточно зарабатываешь, чтобы так плохо играть в карты, – бросил Клэй.

Макс же окликнул одетого в желтую униформу служителя, желая пополнить свой запас фишек.

– Вчера копы спрашивали меня о лечении Дэвида. – Руперт почти шептал. – Медсестра хранила у него дома запас морфия, а теперь он исчез. Уолли, Джо упоминала об этом?

Я посмотрела на Фредрик.

– Нет. С какой стати?

– Она была мажордомом Дэвида, – сказал Макс, доставая бумажник, чтобы расплатиться со служителем. – И какой ответ ты дал копам, Руперт?

– Посоветовал обыскать медицинский кабинет Клэя.

Клэй улыбнулся:

– Я бы не отказался от морфия. Но я не был у Дэвида с первого декабря, когда мы с Максом поставили ему елку. Макс, а ты что скажешь? Делаешь запасы наркотиков для операции коленки?

– Операция коленки? – переспросила Фредрик. – Ни в коем случае не делайте ее в «Кайзере». Кузине моего мужа пришлось ампути…

– Хватит, – запротестовал Макс. – Не хочу ничего знать.

Руперт разразился смехом.

– Макс – сущий ребенок. Его габариты – одна только видимость. Он пытается оправдать свою трусость, называя ее медицинским синдромом.

– Низкий порог болевой чувствительности, – сказал Макс. – Это не я выдумал. Но морфий мне не нужен, я обхожусь викодином.

– А что вы имели в виду, когда сказали, будто Джо была мажордомом Дэвида? – спросила я.

За столом воцарилась тишина, потому что раздали карты и все стали их смотреть.

– Дэвид сделал Джо своей поверенной, – нарушил молчание Руперт.

Клэй положил карты на стол:

– Джо часто бывала на съемочной площадке. Она сделала так, что Дэвид водворил на место еду и цветы в сцене свадьбы, после того как Джен урезала бюджет.

Джо провела весь рождественский сезон с Дэвидом, имела доступ к его жизни и работе. В том числе и к морфию, а у нее была тяга к изменяющим сознание веществам. Но не к иглам. И она не способна украсть.

Только откуда это знать копам? Или средствам массовой информации? И поверят ли они в то, что скажут им друзья Джо?

Фредрик хмурилась. Возможно, ее мысли текли в том же направлении.

И ответ здесь был один – «нет».