Текст книги "За день до послезавтра"

В промежутке между президентом демократической и независимой Украины Ющенко и выбравшим свободу бывшим шпионом Литвиненко ФСБ, кажется, отравило в Европе еще двух или трех человек, но их фамилии ему не запомнились. Вдобавок ко всему этому прямо в Москве по тайному и очень быстро ставшему для всех очевидным приказу Путина застрелили известную журналистку Политковскую – бескомпромиссного борца с преступлениями русских на Кавказе. Что ж, можно было только удивляться глупости русских, решивших, что цивилизованные государства спустят им это с рук. Так что теперь мир был вполне готов к новому скандалу – к убийству ими высокопоставленного германского политика. И пусть только попробуют оправдаться! Никто не слушал их мнения в деле Литвиненко, никто не будет слушать его и теперь. Ярость немцев будет тем более оправдана, что Рёслер неоднократно чрезвычайно резко высказывался в отношении внутренней и международной политики современной России. Если бы его слова не расходились с делом, все могло бы быть иначе. Но, как и сама Меркель, он четко разделял социальный заказ общества, требующего резкого осуждения каждого шага русских, и сиюминутную конъюнктуру экономики, все больше и больше зависящей от энергоносителей, а потому испытывающей необходимость ускорения взаимных инвестиций и увеличения объемов товарообмена с той же Россией. Но вот требования уже всего мирового сообщества привести зарвавшихся соседей в приемлемое для всех положение… В ставшее за последние два десятка лет привычным положение разваливающейся на части и переваривающей саму себя обессиленной туши… Вот эти требования общества для него, как оказалось после выборов, значили немного. Теперь Рёслеру пришла пора за это заплатить. А следом за ним – и собственно русским.

Встреча вице-президента с советником президента по национальной безопасности прошла уже в гораздо более мягких тонах. Определив, что именно ему нужно, и аккуратно тронув тот самый камешек, который запустит разгоняющийся вниз по склону оползень, Джозеф Байден почувствовал себя значительно спокойнее. Впрочем, если кто-то полагает, что оползни или лавины запускаются одним камешком, они ошибаются. Даже в природе настоящие лавины готовятся долго – иногда десятилетия. Это природа, ее беспощадная и естественная сила выветривает поверхностный слой почвы на склоне, обнажая почти ничем не удерживаемые камни. Слеживает искрящийся и сияюще-белый поначалу снег в блеклую серую массу, пронизанную ледяными перепонками, и затем подтаивает ее с самого низа. Случайный прохожий, неопытный турист на крутом обрыве – они являются во всех этих случаях такой же естественной частью природы, как ветер или наполняющая воздух влага.

Джозеф Байден посмотрел в лицо советника и вновь тепло улыбнулся. К этому часу обида, оскорбление, нанесенные ему недальновидным вице-канцлером, несколько сгладились. Теперь можно было бы уже просто плыть по течению, если бы не тысячи больших и малых решений, не десятки тысяч дел, которые еще нужно было сделать, чтобы давно созревающий оползень наконец-то пошел вниз: такой же всесокрушающий, естественный и неостановимый, каким он и бывает на самом деле.

– Подготовленный проект заявления для прессы в отношении готовящегося закрытия наших военных баз на территории Германии придется перерабатывать снова… Да, именно в этом свете… Сделать это следует так, чтобы достаточно заметная доля людей смогла сказать про себя «а нас ведь предупреждали». Экономические причины, – бездумие конгресса, вновь сокращающего финансирование, возмутительное равнодушие общества, не понимающего важность сохранения цитадели военной силы в центре Европы… Да, уже сейчас, – я хочу видеть хотя бы основные тезисы. К завтрашнему дню, скажем.

Советник с сомнением покачал головой. Те самые «основные тезисы» в общем виде прозвучали к этому времени уже не один раз. Мир был готов к ним и даже, наверное, ждал возможности искренне и с силой возмущаться и требовать. С большей силой, чем обычно, и еще искреннее. Но новый фактор действительно мог повлиять на многое – почти отвыкшее от прямолинейности общество может тряхнуть слишком сильно еще в формально «мирные» месяцы. Война на самом деле уже идет вовсю – как идет она всегда, – но обыватели по обе стороны наиболее важных в эти годы европейских границ не желают об этом слышать. Это, разумеется, их законное право – до срока. Но этот срок уже определен и установлен. И установлен он не только политиками, но и военными. Ведь он завязан на слишком большое количество сопряженных с ним подготовительных действий. Поэтому стремление к его удержанию в хоть сколько-нибудь ограниченных относительно исходного рамках должно являться императивом для любого человека, наделенного не только властью, но и информацией.

В дальнейшие дни до завершения визита президента США в Германию и в ходе последовавшей непосредственно за ним краткой встречи с французским премьером Джозеф Байден вернулся к этой теме только один раз. В содержащем всего одну строчку дешифрованном сообщении, которое ему передал офицер группы связи, говорилось, что предварительные сведения об угрозе жизни высокопоставленного официального лица германского Кабинета подтверждены независимым источником. «Шапка» сообщения не оставляла никаких сомнений относительно его авторства, и вице-президент с удовлетворением подумал, что не ошибся в выборе. Люди, имеющие известные другим слабые стороны, зачастую оказываются более пригодными для исполнения тонкой, сложной работы, чем уверенные в своей непогрешимости и непотопляемости «рыцари без страха и упрека». Просто отлично, что он так точно определил, кому можно такое поручить.

Гораздо больше проблем приносило ему каждодневное общение с президентом, который явно испытывал очередной пароксизм сомнений во всем на свете. Причем он не старался продемонстрировать этим тонкость натуры или что-то еще. Президент действительно был таким, какой он есть. Решения были утверждены им самим и неоднократно обсуждались как до, так и после подписания пакета первичных документов, – но опять начиналась та же история. «Джозеф, правы ли мы? Стоит ли это того, – ведь жертвы будут исчисляться сотнями тысяч, Джозеф… У меня такое ощущение, что это нужно не нам, – что это нужно кому-то другому… Я не уверен, Джозеф».

Вице-президент искоса взглянул в темное зеркальное стекло на свои плотно сжатые губы и сделал вид, что его устраивает все. Каждую минуту своего пребывания в должности президент испытывал такой букет противоречий, что более сложного человека давно срубил бы невроз. Ему хотелось остаться в истории в качестве примера сильного лидера, человека, влияние решений которого в сфере мировой политики будет ощущаться еще многие десятки лет, но при этом он приходил в ужас от мыслей о неизбежных побочных эффектах всего этого. От подсказываемых обширным опытом мыслей о журналистах, редко одобряющих что-то из того, что он произнес. От мыслей о почти каждодневном общении с профессиональными оппозиционерами, смеющими называть себя патриотами Америки, но получающими зримое удовольствие от комментирования его поступков и слов в четко негативном ключе. О политиках, требующих чего-то осязаемого вместо простого исполнения его приказов, на чем он редко когда мог самостоятельно решиться настаивать. О возможных жертвах и о том, как они отразятся на тех строчках, которые будут писать под его портретом в Смитсоновском музее уже через несколько лет. В результате даже одно то, что президент соглашался относительно твердо следовать один раз избранным курсом, требовало массы усилий и времени. От кого? Странный, даже глупый вопрос. От ближнего круга советников и подчиненных, для которых не были тайной все его метания и сомнения. На них и выплескивалось все то, что не попадало в кадр операторов, ловящих картинку для вечерних выпусков теленовостей. Того, что оставалось за рамками напускной бодрости политических обозревателей.

«В своем обращении к французскому народу президент заявил, что в ходе этой краткой встречи был достигнут большой прогресс в плоскости двухсторонних американо-французских отношений. Он выразил уверенность в том, что этап похолодания в области трансатлантического партнерства, вызванный разногласиями по нескольким ключевым вопросам мировой политики, остался позади. В заключение своего выступления президент выразил полную солидарность с французской политикой сдерживания агрессивных амбиций России, стремящейся использовать свой нефтегазовый потенциал в качестве средства давления на своих западноевропейских партнеров…»

В чем президент был безоговорочно прав – так это в том, что жертвы будут. Впрочем, для этого не надо было иметь интеллект Спинозы. Но жертвы бывают всегда – даже в самом благородном, самом нужном движении. Без них в истории человечества не удавалось обойтись пока ни разу. В конце концов, даже Война за независимость, при всей ее глазированной глянцевости в современных учебниках истории для учеников младших классов, на самом деле не обошлась без поджогов, убийств и мародерства. Но результат стоил любого, стоил всего. Любые жертвы, любая вина перевешивалась единственной парой потрясающих по своей завершенности тезисов, которые по непонятной причине никогда до этого момента не звучали в своей законченной форме. Первый: «станет ли мир более безопасным, более спокойным и прогнозируемым без России?», и второй – «способны ли мы в данный момент сделать его таким?»

Начало февраля

Целью наших усилий являются страны и будущие государства на Востоке. Их образование будет историческим последствием сокрушения силы России, а вместе с тем может стать элементом роста сил державной Польши… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель – ослабление и разгром России.

Доклад 2-го (разведывательного) отдела Генерального штаба Войска Польского, декабрь 1938 г.

После завершения Второй мировой войны наша страна была повержена советским режимом. Это имело гибельные последствия для зарождающихся демократических институтов государства, и так подвергнувшихся разрушению в ходе фашистской оккупации и за годы оккупации иностранными державами. За полвека советской оккупации польская экономика претерпела много бедствий…

Эрес Ревени, январь 2005 г.

Верить в то, что на земле много людей, искренне ненавидящих Россию и русских, что весь западный мир только и мечтает Россию завоевать, – это бред. На самом деле подавляющему большинству людей на эту самую Россию и тех самых русских просто наплевать. У них полно собственных забот, чтобы думать о каких-то немытых, занятых странными метаниями азиатах за своим «железным занавесом». И в подобном нет совершенно ничего особенного или вообще оскорбительного – это нормально. Сложно представить себе, чтобы цивилизованный человек, который ходит на работу, платит налоги, мечтает об окончании срока выплаты ссуд за дом и уже начинающий ломаться автомобиль… Чтобы этот живущий нормальной, полноценной жизнью человек вдруг начал напряженно думать о том, как бы покончить с этим странным и страшным народом. Просыпаться поутру и размышлять, глядя в запотевшее зеркало на свое перекошенное зубной щеткой лицо, как бы всех русских загнать в обнесенную колючей проволокой тундру, где им, конечно, и место. Завтракать, целовать торопящихся в школу детей на пороге дома и думать о вбитых в потолки крюках, на которых стоило бы развесить этих русских за десятилетия их преступлений перед миром. Выводить из гаража машину и представлять себе огромное пространство, от горизонта до горизонта засыпанное пеплом их горящих городов. Представили такого человека, или даже многих таких? Что, действительно? Ну надо же… Это у вас, наверное, какой-то перезрелый пубертатный комплекс вырвался наружу. Или даже ранний сенильный. Посоветовать хорошего психолога?.. Не надо? Почему?

Исключений – людей, и впрямь искренне и пылко русских и Россию ненавидящих, – в нашем поколении на самом деле практически не было и нет. На шесть с лишним миллиардов населяющих или недавно населявших земной шар особей обоего пола их единицы. Мадлен Олбрайт, Анна Политковская, Валерия Новодворская, Кондолиза Райс. Это, наверное, все – подобрать другие примеры сразу удастся далеко не каждому. Но в наши дни для решения пути, по которому пойдет история, искренняя ненависть масс стала совершенно необязательной. В конце концов, современный образ жизни вовсе не подразумевает «бытовое» владение этими самыми «широкими народными массами» холодным оружием и способность применять его в деле. То есть именно то, для чего совершенно необходимы ненависть и готовность расплатиться за нее, даже рискуя своей жизнью. Последним крупным сражением «холодной стали» был, наверное, Лейпциг – но с тех пор прошло много времени. С тех пор большинство представителей человечества без особого труда осваивало технологию войн, начинаемых без ненависти – просто по необходимости и расчету. На случай, если кто-то не знает: это, в частности, и называется «цивилизованность».

К первым числам февраля 2013 г. число упоминаний слова «Россия» в среднесуточной сетке телевещания Би-би-си достигло пятидесяти пяти, Си-эн-эн – пятидесяти восьми, Си-би-эс – восьмидесяти двух, Евровидения – девяноста. Большинство транснациональных новостных телеканалов давало в эфир тем или иным образом затрагивающие Россию сюжеты почти каждый час. Прочие каналы, совмещающие новостные передачи, документалистику и «публичное», то есть не требующее абонентской платы спортивное вещание, отставали от них ненамного. Сюжеты были самыми разными – большинство из них даже не было новыми. Но зато они были разнообразными. Скандалы с допингом и предвзятым судейством русских арбитров на последних зимних Олимпийских играх. Пьяные и громогласно хохочущие русские компании, шатающиеся по улицам притихшего в шоке Инсбрука. Возмутительное пиратство, лишающее десятки киностудий и сотни музыкантов причитающихся им денег, и заваленные контрафактом уличные лотки где-то в Москве. Красотки в шелке и драгоценных камнях, вереницей проходящие через тонированные зеркальные двери в глубь брызгающего вспышками света холла, и ужасные русские старухи в грязных тряпках, бьющие поклоны у входа в мрачную, похожую на сплюснутую пагоду станцию подземки. Тело расстрелянного в заиндевевшем подъезде собственного дома прогрессивного журналиста и вальяжный офицер в высоких чинах, дающий какие-то невнятные объяснения с украшенной гербом трибуны. Силуэт разгромленной террористами атомной электростанции… Мертвый остов затонувшей атомной субмарины с бурым гербом на осевшей набок рубке…

Все это было чистой правдой, и именно поэтому все это доходило до цели с безошибочной точностью. Среднестатистический европеец и североамериканец проводит в день перед телевизором до полутора часов. Еще около двадцати пяти минут в расписании его дня приходится на радиопередачи – в первую очередь на утренние, прослушиваемые за завтраком или в автомобиле по дороге на работу. В тех странах, где использование радио в качестве рабочего фона является общепринятым (например, в США, Швеции или Венгрии), значение этого показателя достигало четырех часов – и именно в них темпы прироста частоты упоминаний слова «Россия» стали наиболее значимыми. Простейший поиск в самой популярной в Сети системе позволял убедиться, что количество «попаданий» или «ответов» на запрос по ключевым словам «режим Путина /ИЛИ/ Медведева» уже перевалило за 300 тысяч. Если же провести в Сети лишние несколько минут, картина становилась еще интереснее. Первые случаи появления этого общепринятого сейчас словосочетания отмечались почти немедленно после официальной инаугурации российского президента. С ранней осени 2005 г. оно фиксировалось Сетью с частотой примерно 5–6 в месяц; к весне 2006 г. – уже по 100–200 за тот же период времени. К зиме 2006/2007 г. словосочетание появлялось в новостях, блогах и обсуждениях на сетевых форумах так часто, что поисковые серверы начали впервые отмечать количество «попаданий» термином «приблизительно». Еще более забавно было изучать соотношение между числом «попаданий», выданных открытыми поисковыми серверами на ключевые фразы «Правительство России» и тот же самый «режим Путина». Соотношение снижалось скачками, – еще более грубыми, если отсечь страницы, сетевые адреса которых выдавали их российское происхождение: причем любое, не только официальное. И еще ярче картина становилась, если «строить» запрос «режим Путина /ИЛИ/ Медведева /ИЛИ/ Лукашенко». Никаких особых знаний и умений поиски информации подобного рода не требовали. Для получения таких сведений не надо было быть компьютерным гением или шпионом в темных очках с ампулой цианида, зашитой в угол воротника. Но чтобы начать это все делать, нужно было испытывать к этому интерес, помноженный на критичность: а такое сочетание неожиданно являлось уже не столь широко распространенным в популяции. Причем таким образом дело обстояло во всех странах мира – не только в России. На дворе был XXI век, и люди просто принимали большинство происходящего вокруг них как должное: к этому времени у них имелся уже достаточный практический опыт.

Встречался и другой вариант. Можно было быть параноиком. Вот это подходило – хотя доктор медицины Николай Олегович Ляхин уже достаточно давно перестал себя таковым считать. Хотя вообще-то… Вообще-то, если быть совсем уж честным перед самим собой, то имелся и аргумент «за» такой диагноз. Он появился, когда Николай догадался найти через вторые руки телефон давно потерявшегося однокурсника, занимающегося консультативной психиатрией, и кое-что спросить у него в лоб. Мол, не отмечает ли тот в последние полгода или чуть более того постепенное нарастание проявлений фобий неясного генеза, повышенный фон тревожности и мнительности в общей выборке. Выслушав, сосед по аудиториям и коридорам alma mater только фыркнул.

– Я давно считал, что нам недостаточно платят. Но последний год – это вообще привет. Если без отпуска – то такое я наблюдаю месяцев девять-десять, я бы сказал. С поздней весны 2011-го, если быть более точным. Раз – и поплыл народ. Мы как лошади молотим: кто послабее, тот уже давно в гинекологи ушел.

Когда они оба посмеялись, Николай так же прямо спросил, с чем его полузабытый приятель это связывает.

– А черт его знает, – удивился тот, – не задумывался даже. Но тревожность и мнительность из разговоров на консультациях к делу не подошьешь, так что по статистике такое не пробить, это чисто мое, субъективное…

Получив подтверждение, что именно это и требуется, док добавил, что теперь будет отслеживать ситуацию повнимательнее.

– Хотя да, странно, – признал он в самом конце разговора. – Экономика более-менее развивается, на улицах пробки из новых иномарок, в роддомах такая давка, что не протолкнуться – а народ ко мне идет, несет трудовую денежку. Причем именно с тем, что ты сказал – неоформленные фобии. Обычно люди среднего возраста, устроенные, «деловые», я бы сказал.

– На курорт посылаешь?

– А как же! Паксил и бальнеология. И еще привести жену и остаться ждать в коридоре. А самому высказать ей, что если она не успокоится со своими растущими потребностями, то через два-три года у нее не будет относительно хорошо зарабатывающего мужа с более-менее удовлетворительным уровнем либидо. А будет законченный психопат, проводящий «три через шесть» в профильных медицинских учреждениях, чтобы хоть как-то еще держаться. Оно ей надо?.. Большинство мне верит.

– Ну ладно…

Поблагодарив еще раз, попрощавшись и положив трубку, Николай тогда глубоко задумался. Коллективные психозы – это в общем-то нормально. Так оно, в принципе, и бывает. Более того, так происходит именно тогда, когда в воздухе дует достаточно сильный ветер перемен. Такое было и в Средние века, и позже. Об этом, кажется, писал еще Чижевский. И хотя запрятанную на какой-то из родительских полок книгу основателя космической биологии и гелиобиологии «Земное эхо солнечных бурь» Николай не перечитывал уже лет десять, – да, это было похоже. Массовое ожидание чего-то нехорошего, проявляющееся в наши дни в добровольных походах по психологам и даже психиатрам… То есть то, до чего, по мнению его родителей, Николаю остался один шажок… Это может быть, в конце-то концов, просто невыраженной реакцией на физический фон. Даже не на вспышки на Солнце – просто на плохую экологию; одного этого уже может хватить. Правда ведь?

Николай вздохнул и посмотрел на свое блеклое изображение в покрытом серой пленкой тающего снега окне. Как бы он себя ни уговаривал, вполне может быть и наоборот. Этот же самый, упомянутый выше ветер перемен начинает дуть тогда, когда массы людей вдруг начинают вести себя как охваченное неясными томлениями стадо. Владимир Ленин, как бы его философию ни пытались сейчас перевернуть «новым боком», был во многом совершенно прав. Если бы даже все Средневековье по небу не летали то туда, то сюда кометы с огненными хвостами – все равно никуда не делись бы ни гуситские войны, ни крестовые походы, ни все остальное в этом роде. «Предпосылки» – великолепное, наверное, просто идеальное слово, которое так часто употреблял Владимир Ильич. То самое слово, которое так и просится на язык сейчас: что при очередной попытке что-то объяснить родителям, что при походе в Сеть за нецензурированными новостями… Да, терминология изменилась, и если не считать случайных оговорок не блиставшего ярким умом Буша-младшего, о «крестовых походах» и «отдайте нам свои земли и баб» в наши дни уже не говорят. А говорят сплошь о борьбе с терроризмом и за демократию. Но народ все-таки чувствует что-то нехорошее в интонациях и волнуется. Точно так же по-животному чувствует, как это бывало всегда. Наверняка очень немного людей рассчитывает в листочках в клеточку величину очередного сокращения подлетного времени американских мирных инициатив к Кремлю и небоскребу «Газпрома». Но многообещающие выступления в духе «Россия не имеет никакого права единолично узурпировать доставшиеся ей от природы столь огромные ресурсы» слышат многие – хотя бы и краем уха. И пусть 99 % немедленно об этом забывает, кое-какой осадок у некоторых наверняка остается. Причем, если подумать, скорее всего это случается именно у людей с чуть более значимым уровнем интеллекта и опыта, чем в среднем по средней полосе России. То есть именно того контингента, который, вдруг перестав испытывать удовольствие от зарплаты в две тысячи долларов в месяц и возможности отдыхать на любом европейском курорте по своему выбору, все же идет к психологу. С жалобами на то, что не понимает ничего в своей душе, но водку выбирать все же не хочет. А психолог объясняет благодарно слушающему его менеджеру средней руки или даже «синему воротничку» (зарабатывающему нынче, слава богу, получше почти всякого менеджера), что это кризис среднего возраста. И прописывает ему полноценный отдых на курорте, регулярную и разнообразную интимную жизнь и выключать сотовый телефон в 7 часов вечера. А то и принимать что-нибудь соответствующее из растущего арсенала «разрешенных к применению» препаратов подходящего профиля. Что с начала и до конца есть правильно и полезно. Вот только не всем помогает. Потому как словосочетание «режим Путина» становится все более и более нормальным в большинстве европейских языков.

Мысленно плюнув, Николай поглядел на часы. До того, чтобы выйти из дома и пойти на «очередное внеочередное» дежурство, ему оставалось еще минут сорок. За последнюю неделю он здорово устал, но деньги были нужны ему, как никогда, – а большого выбора в методах их зарабатывания он не имел. Хорошо какому-нибудь человеку, который вовремя догадался присосаться к «трубе». Повернул чуть сильнее вентиль, и вопрос о деньгах не просто перестал стоять: он упал и начал валяться. Один из таких умных сейчас снимал квартиру у невропатолога Рината – еще одного старого друга Николая по институту. Сам Ринат снимал комнату в коммуналке и изо всех сил копил деньги на машину. И при этом основным источником его дохода были не полторы ставки больничного ординатора на неврологии, а квадратные метры с видом на золотой шпиль Адмиралтейства. По его словам, 25-летний консультант «Газпрома» даже не стал уточнять сумму, которую должен платить за съем жилплощади такого класса: просто расписался под договором. Тоже, между прочим, симптомчик. Николай был весьма далек от того, чтобы полагать, что в экономике страны все меняется к лучшему, и обогащение владеющих недрами людей не радовало его совершенно. Потому что стиль их существования даже на фоне уже окончательно сформировавшегося среднего класса тоже сам по себе был предпосылкой ко много чему разному. Да, опять. Вот такое хорошее слово…

Телевизор пикнул и проморгался, когда большой палец окончательно погрустневшего доктора медицины Ляхина ткнул в украшенную стандартной пиктограммой кнопку. «Планета животных», один из лучших каналов, прорезавшихся за последние несколько лет в сетке вещания, всего-то два десятка лет назад состоявшего из «Первого», «Второго» и «Ленинградского». Теперь здесь были сплошные слоны, тигры и медузы: и если кто-то кого-то с рычанием ест, то исключительно от голода. Обрывки разодранной кожи могут лететь в разные стороны, земля вздыматься под ударами копыт мечущейся в почти безнадежной попытке выжить жертвы, но, во всяком случае, это не сопровождается рассуждениями уверенно работающего клыками и когтями крупного кошачьего о демократии и своих правах на чужое мясо. Живая природа – это было то, что одинаково всегда. Чем можно любоваться, каким бы ужасным ни казался на первый взгляд процесс, обеспечивающий ее круговорот. Более того, все эти хищные зверюги действительно были поразительно красивы – не зря их именами называли столько поколений боевой техники.

После двух десятков секунд рекламной заставки с сосущим бутылочку с молоком умилительным тигренком экран разродился панорамой желтовато-зеленой степи. Парящий в почти белом небе орел, торопливо бегущий куда-то по своим делам суслик – сплошное спокойствие и умиротворение. Потом чуть напряженный голос диктора начал комментировать сменившийся кадр, и уже положивший было палец на кнопку Николай поперхнулся и застыл. Контраст после мирно пасущихся овечек был разительным. Человека с менее натренированными нервами должно было пробрать до костей…

Посмотрев программу минут пять, Николай обалдел окончательно и сел уже прямо. Переводчик явно чувствовал себя не слишком комфортно, и сквозь длинноватые паузы без большого напряжения можно было «пробить» соответствующие куски оригинального текста на английском. «Россия», «Россия», «Россия». «Продолжающая игнорировать требования международных организаций», «Последняя страна в мире, практикующая это варварское…» Съемки действительно были жуткие: шкуры с ягнят срывали заживо, и те даже не блеяли – стонали. Черно-белая картинка прыгала и поворачивалась в разные стороны, то наплывая на склонившуюся над бьющейся овцой фигуру с длинным ножом в руке, то милосердно давая зрителю перевести дух. «Россия», «русские», «варварские», «возмутительные»… Слова вбивались в слушателя, как гвозди. Мелкий латинский шрифт, бегущий по низу картинки, не добавлял к этому почти ничего. Более того, требовалось довольно значительное усилие, чтобы на него переключиться и вообще понять, что значат эти строчки. «Съемки скрытой камерой. Ферма Кулев, Кыргызстан». «Съемки скрытой камерой, 2011 г., Общество «Наша Планета» (с) Ферма Алекберов, неподалеку от Алматы». Но бегущий текст был сам по себе. На фоне него, без малейшего комментария именно к тексту продолжалось все то же самое – выдираемые из матки матери тела не рожденных еще ягнят и рефреном звучащее «Россия», «Россия»…

«Я маньяк, – сказал Николай сам себе, вырубив громко чмокнувший телевизор и изо всех сил стараясь привести выражение лица в норму. – Потому что так не бывает». Знаете, то, что герой включает телевизор, а там совершенно случайно передают важную для него новость, – это стандартный, давно всем надоевший киноштамп. В жизни так не бывает никогда. В жизни, если тебе нужно узнать прогноз погоды, то приходится пять минут щелкать по всем каналам, продираясь сквозь оптимистичную рекламу пива, подгузников и трейлеры очередного шедевра отечественного режиссерского гения. А тут… Николай подергал сначала левой щекой, потом правой. «Послевкусие» от не досмотренного до конца документального фильма было потрясающее. Во рту было кисло, солоно и пахло металлом – как бывает, когда сам себя как следует укусишь за внутреннюю часть щеки. Тупо глядя в стену, Николай вдруг как-то четко осознал, что его «обдало», как это бывало пока всего несколько раз в жизни. Это было знание – окончательное и бесповоротное, не допускающее никаких рассуждений. Пусть до этого момента можно было старательно убеждать себя: все не так плохо. Мол, просто он переработался, и угнездившаяся в голове доминанта не дает ему покоя, отфильтровывая все не подходящее под уже сформировавшийся в голове параноидальный тезис: «Ай, нас никто не лю-юбит!» Но этот глупый, непонятно как вообще родившийся фильм словно прорвал какую-то последнюю мембрану в его мозгу… Если дошло до такого, до прямого подлога открытым текстом, без малейшей оглядки на уже последние остатки совести, – значит, дело плохо совсем.

Разумеется, дело было не в несчастных овечках. Против столь отвратительного метода изготовления дорогих шубок он и сам бы проголосовал в каком-нибудь опросе «Гринписа», не колеблясь. Но фильм ни малейшей интонацией исходного, не переводного диктора, не акцентировал внимание на том, что «снятые скрытой камерой» чудовищные сюжеты происходили из среднеазиатских республик. Где, разумеется, каракулеводство процветало и успешно кормило тысячи людей: девочки в странах с холодным климатом каракуль любят. Тезисы были просты: «Это варварство» (что есть чистая правда, но что поделаешь), и «виноваты русские». И вот с таким уже совершенно точно и безоговорочно не сочетался контртезис, условно формулируемый родителями и большинством друзей и коллег как «ты маньяк, и видишь вокруг только одно».

Оскалившись, Николай поднялся с места. «А на самом деле это все не так», – попытался он на пробу сказать себе. Фраза прозвучала фальшиво до неприличия. «Не так», – снова повторил он, чуточку сменив интонацию. Это не помогло опять. К этому времени на часах было уже «пять минут как пора выходить», и только это помогло сегодняшнему дежурному врачу терапевтического отделения прекратить пороть чушь и наконец-то привести лицо в соответствующий моменту вид. Ночь с воскресенья на понедельник – это почти всегда спокойно, и в работе своей он давно понимал достаточно, чтобы не настраивать себя долго, но все равно минуты ухода из дома всегда были для него особенными. Последние торопливые сборы, прощание с деловито разбирающими какие-то старые бумаги родителями. Потом обычный торопливый бег вниз по лестнице и вперед по улице – к проспекту, по которому густо ходят маршрутки. На бегу Николай то и дело поглядывал на часы, но хороший темп позволил отыграть потерянное время, поэтому он с легким сердцем продолжал бежать до самого Большого проспекта. Это дало ему возможность не пересаживаться с одной маршрутки на другую и экономило, таким образом, аж 27 рублей – то есть заметную, в общем, долю сегодняшнего дежурства. Помимо этого, бег, как обычно, привел в норму мысли. Удары ног по серому от затертого подошвами инея и катышков соли асфальту будто забивали разбросанные обрывки понятий в единый слой. Не монолитный, нисколько не гладкий, – но во всяком случае ровный и способный служить фундаментом для принятия решений. Каковые были уже определены достаточно давно. В целом, конечно…