Текст книги "Архив Тирха. Коготь Кулфины. Том 1"

Ашри поёрзала, замерев с раскрытым ртом, не решаясь откусить румяный и пленительно сладкий бок булочки, пока её новая-старая знакомая не завершит ритуал. Удивительно, но вся неловкость будто перешла к элвинг, а аллати преобразилась. Здесь, у себя дома, она легко справлялась со всем, к чему прикасалась. Отмеряла нужное количество сбора, не просыпая и щепотки. Снимала с огня лимру за миг до того, как та сбежит из харна. Ни разу не зацепилась ни за один из множеств углов, подставляемых столом, стульями и многочисленными прилавками. Будто рыба, возвращённая в море, аллати попала в свою стихию. Пережитые беды словно улетучились: сделав глоток лимры, девушка лучезарно улыбнулась:

– Белоцвет – лучшее средство при волнении.

Ашри подумала, что ей он поможет, только если в ванне вымачивать, а аллати продолжала щебетать:

– Мы называем их «аканака», – аллати кивнула на блюдо с поредевшей выпечкой, – дорога без начала и без конца, как пожелание добра и благополучия.

– Значит «путевые путейки», – хихикнула Ашри, облизывая пальцы. – Мне нравится!

– Меня зовут Амми[25]25
  Амми – род двулетних травянистых растений семейства Зонтичные. Название происходит, по-видимому, от др. – греч. ἄμμος – песок, по месту произрастания. Греческого, конечно, в Тхару нет, а вот название и растение отлично подходит этой аллати.


[Закрыть]. А мою сестру звали Полуница[26]26
  Полуница – другие названия: земляника зелёная, клубника луговая.


[Закрыть], Луни. В нашем роду все получают травяное имя. И из поколения в поколения мы лечим хвори, ну или пытаемся, – Амми грустно улыбнулась. – Луни и её муж сгинули под оползнем, полколеса Орта вспять. А последний, кто был в родне – дядя Янтарник, ещё до того, как я научилась ходить, перебрался в белокаменный город в песках. Он всегда отправлял на праздник Оборота нам письмо и сушёные фрукты, которых в наших краях сроду не видывали.

– И вы решили пересечь весь мир?

Амми пожала плечами и подвинула блюдо с выпечкой к элвинг, заметив, что та не решается взять ещё одну.

– Родня всегда поможет. Да и детей у него не было. Кому-то же он должен передать знания. Лекарские составы не должны быть потеряны, – и добавила тише: – А мне одной двоих сирот не поднять.

Ашри вспомнила мазь и согласна кивнула, соглашаясь с обоими утверждениями. Они выпили ещё по одной кружке лимры, и, с радостью поддавшись уговорам, Ашри съела пятую булочку.

– Мне пора, – поднялась элвинг. – Утром мой зад будет трястись на гваре, а до этого нужно хоть немного поспать в мягкой кровати. Спасибо за угощение.

– Это мне впору вас благодарить, вэлла… – Амми смутилась. – Кажется, я забыла спросить ваше имя.

– Ашри, – кивнула элвинг. – И после пятой булочки мы уже смело можем переходить на «ты».

Аллати засмеялась, достала лист пергамента и завернула несколько булочек. Потом она сбегала в торговый зал, вернулась, позвякивая пузырьками, и всё аккуратно упаковала в бумажный пакет.

– На дорожку. Мазь от ссадин, микстура от пузных расстройств и порошок, очищающий воду, – сообщила Амми, протягивая пакет.

Ашри поблагодарила ещё раз, и вместе они вышли из аптекарской лавки. Прощаясь, Ашри заметила, что аллати вновь теребит одежду.

– Ты хочешь о чём-то спросить? – улыбнулась элвинг.

На щеках Амми заиграл румянец:

– А как у Вэл Клыкаря с глазом?

Ашри рассмеялась и тут же закрыла рот рукой, боясь даже с улицы разбудить детей и старика, а заодно и полкварта.

– Его тоже можно звать просто Клыкарь, даже без булочек. А твоё лекарство творит чудеса! Из тебя получится отличный лекарь. И пекарь, кстати, тоже.

Девушка ещё больше засмущалась:

– А он точно не твой парень?

– Точнее не бывает! – отмахиваясь, заявила Ашри.

– А не знаешь, у него кто-нибудь есть? – не поднимая глаз, спросила Амми.

– О да! Табун ланек, – хихикнула Ашри, вспоминая фигуристую жрицу любви с Лантру, но видя, как поникли ушки Амми, тут же замахала руками: – Никого постоянного! Я бы заметила!

Аллати робко улыбнулась и вложила в ладонь Ашри что-то похожее на монетку.

– Если вдруг у него будет свободное время, я буду рада его отблагодарить лично, – и смущённо добавила, заливаясь краской под удивлённым взглядом Ашри. – Не в том смысле. Просто я ему так признательна за помощь, что готова…

Амми зажмурилась, совсем запутавшись в словах. Видно и правда, вся магия ее проворства обращалась в тыкву, стоило завернуть за порог аптекарской лавки.

– Я передам ему, – ободряюще улыбнулась Ашри. – Чтобы зашёл.

* * *

Ашри шагала по улицам и бурчала себе под нос:

– Буду рада его отблагодарить лично! – махнула она пакетом. – Вот уж нашла кого! Вертихвоста клыкастого!

Порывшись, элвинг достала одну из булочек и принялась жевать:

– Ха! – с набитым ртом возмущалась она. – Мой парень!

Доев булочку и облизав пальцы, Ашри заглянула в пакет и решила, что стоит и на завтра оставить, а может, даже поделиться с Гравом. Но насчёт последнего она сомневалась. Всё-таки отчего-то эта клыкастая морда не рассказала, куда пошли билеты на «Белого льва».

Вернувшись, как обычный тхару, не с крыши, а с земли, Ашри обнаружила Грава в своей кровати. Бист развалился, закинув руки за голову. В воздухе пахло мятой, жилет Клыкаря весел на стуле, а ботинки валялись на полу.

– Ты лежишь на моей кровати! – Элвинг скинула плащ.

– Я чист и разут, – зевнув, сообщил бист, словно сделал великое одолжение. – И даже в штанах.

– И твоё место на балконе, – Ашри поставила пакет на стол. – Там есть матрас и подушки!

Клыкарь приоткрыл глаза и проворчал:

– Там дует так, что всё нутро просквозит.

– Ты же закалённый северный бист, – доставая из пакета свёртки, ухмыльнулась Ашри. – Или размяк от южного тепла благодарных женщин?

– Я – разумный северный бист, и если есть незанятая кровать, то не вижу смысла лишать себя комфорта, – Клыкарь прищурился. – Тем более ты уже выспалась, раз решила прогуляться. Где была? Почему от тебя несёт, как из курятника? И что в пакете так славно пахнет?

– Усмиряла главного демона: голод, – элвинг похлопала по животу. – А ты где был?

– За подарком тебе ходил, – усмехнулся бист и закрыл глаза. – Вон там на подоконнике.

Ашри удивлённо вскинула брови и шагнула к окну.

– «Подарок Тарипаску[27]27
  Тарипаску – богиня-покровительница растений.


[Закрыть]. Цветы Мэйтару», – прочла она название на обложке небольшой книги. – Оригинально.

– Решил, что тебе понравится, – Клыкарь оскалился. – Все девушки любят цветы.

– Но это же книга, – Ашри недоуменно крутила справочник в руках.

– И цветы.

– Это типа для умных и красивых? Два по цене одного?

– И не завянут, – ответил Клыкарь.

– Сплошная экономия, – парировала Ашри, переворачивая страницы.

– Слышу шорох страниц, – довольно проговорил Клыкарь.

Ашри пропустила мимо ушей ноты победы в его голосе. Вот на одном из разворотов, где текст сопровождала картинка, элвинг остановилась. Растение показалось ей смутно знакомым. По привычке элвинг взглянула в окно, но ночь не позволила как следует рассмотреть растения в вазоне из дома напротив.

– Хм, – промычала элвинг, заложив страницу пальцем, и сдёрнула с Грава плед.

Не обращая внимания на протесты напарника, Ашри укуталась в тёплую ткань, подцепила лампу и вышла на балкон. Устроившись среди подушек, она поймала янтарный отблеск на страничке и принялась читать.

«Мелкие белые соцветия неприхотливого ясносвета, называемого так же ясноцвет, похожи на звёздочки, что смотрят с ковра ночи на спящие пески Мэй. По легенде, ночь – это спина Дархи Тау, а день – его белое пузо. Но однажды, когда Орт отказался отправиться на покой в воды Овару, кит перевернулся и обломал его лучи. Огненные копья рассыпались на мелкие части и опалили толстую шкуру Дархи Тау. Он хотел их стряхнуть, но раскалённые угли прожигали все глубже, и их свет расползался лучами. Мириады крохотных солнц вросли в первозданную тьму. Так появились звёзды. Ночь перестала быть непроглядной, и тхару находили пути по звёздам, называя их путеводными. Звёзды благодарили, им поклонялись и давали имена. И время не смогло затянуть раны, погасить то, что светит, питаемое любовью и надеждой. Осколки лучей продолжали сиять драгоценными камнями в бархате ночи. Но лишь до тех пор, пока был хоть один тхару, что сверял по ним путь и шептал их имена. Ясный свет, свет ведущий, открывающий. Так и цветки ясноцвета способны вернуть свет в угасшие глаза, развеять тьму и явить мир».

– Ха! Значит, я была права: цветы!

Ашри хлопнула по бокам и ощутила с одной стороны эхо боли, а с другой – круглый жетон Амми. Запустив руку в карман, она взглянула на тонкую пластинку с эмблемой лекарской лавки. Пузырёк и янтарник. Элвинг покрутила жетон в руках и убрала обратно в карман: отдаст завтра, один вечер ничего не меняет, да и Клыкарь явно уже спит.

Глава 9. Выжженное море

Рассвет растекался кровью на золотом песке. Орт карабкался на небесный престол. Воздух густел, пока не стал вязким и дрожащим, как потревоженная гладь озера. Реальность разрывалась на куски, ускользала и вновь возвращалась. Когда в очередной раз Ашри бросила взгляд на вылинявшее небо, раскалённое светило отмерило полдня и покатилось к закату.

Гвары мягко ступали, всадники сонно покачивались, и вот скоро их тени удлинились настолько, что сплелись в единую цепь. Караван шёл на восток, и по левую руку в мареве зноя дрожали очертания белых стражей. Горы Энхар – беззвучные свидетели времени, молчаливые и неприступные. Ашри закуталась в плащ и притихла. Зной и пережитое накануне высушили слова. Вармийская ткань отлично защищала и от холодных ночей, и от палящего солнца, но не могла исцелить душу. Глаза слипались, но элвинг не позволяла себе уснуть – отчаянно боролась с накатывающими волнами усталости, как тонущий среди безбрежного океана. Цеплялась за обломки реальности, ведь стоит ей задремать, и вернутся кошмары. Потеря контроля обернётся падением во тьму, и выбраться из этой бездонной пропасти будет непросто. Прошедшая ночь выдалась не из приятных, как бывало всегда, стоило ей использовать Прикосновение Бездны. И следующая будет такой же. А затем призраки отступят, нужно лишь подождать. Дождаться. Ещё один проклятый дар, вложенный ей в ладони. Кара, что хуже смерти. Способность, за которую она и получила своё прозвище на вольном корабле – Белая Длань.

Очередной глоток из фляги. Ледяная вода обжигает горло, на миг проясняет разум, а затем вновь реальность расползается, трещит по швам, шуршит, как песок в колбе. И из полузабытья встают тени…

Ашри вздрогнула, мотнула головой, потёрла переносицу.

Может, она сумеет обмануть тьму? Ускользнёт перед самым носом? Пальцы легли на серебряную бусину в волосах, почувствовали перекрестье пути, и воспоминания потекли, накрывая волной. Интересно, как долго вещь может хранить отпечаток былого? И можно ли выпить эту память до дна, стереть без остатка, до звенящей пустоты нового начала?

* * *

Воздух пах солью и ветром. Где-то в голубой выси пронзительно кричала громовая птица. Мир утопал в лиловой пелене. Она чувствовала ладонями старое дерево и слышала его сны, а ещё видела вокруг толпу. Их лица были словно маски чудовищ, покрытые шрамами и узорами, украшенные кольцами и ракушками. В руках – металл, а в глазах – злоба и страх.

Она в прошлом. В шёпоте памяти. Участник и наблюдатель. Внутри и снаружи.

Лёгкая качка. Канаты. Чёрные отрезы, наполненные ветром.

Как она оказалась тут? Как выжила в ослепительном огне? Она гнала мысли о случившемся и искала взглядом Рэда. Она забыла сказать, что простит его, если он больше не уйдёт, не бросит её наедине с Проклятием. Поможет совладать с непрошеной Силой. Они вернутся в деревню шамана, чтобы среди льда и снега постигнуть тайну Пламени и укротить Бездну. Она искала его глазами и внутренним взором. И не находила.

Его тут нет. Никогда больше.

В руке что-то зажато. Небольшое, почти невесомое, холодное. Металл обжигает плоть. Пальцы свело до боли. Пламя мечется внутри ладони, проходит сквозь металл, мешая реальности, накладывая отпечатки один за другим.

Руна Тирха. Пути времени и пространства. Знание, исходящее из единого центра и вновь стекающееся в него.

Её дух вместе с пламенем впитался в палубу и по волокнам великаньего дерева добежал до мачты, вскарабкался, глянул вниз и увидел лишь саму себя: девочку, сжавшуюся в клубок, озлобленным волчонком смотревшую на каждого, стоило тому шевельнуться. Длинные пряди лиловых волос с вплетёнными разноцветными бусинами. Острые уши, тонкие руки, кожа непривычного для этих краёв цвета с лёгким фиолетовым оттенком, словно подсвеченная изнутри огнём Варме и Азура. Элвинг.

Носитель Пламени Тирха, способного проникать в прошлое и читать память вещей.

Птица смолкла.

Та птица, что была свидетелем, и которую должен найти Эб.

Так тихо, лишь треск дерева и шум волн.

Нет. Так могло было быть. Но так не было.

Крик разрывает тишину.

Перед девочкой, в двух шагах от неё, бьётся в припадке матрос. Выгибается всем телом, ударяясь головой о палубу.

– Она вывернула меня, – крик переходит в хрип. Тхару рвёт на себе волосы, впивается ногтями в кожу, царапает до крови лицо. – Я не хочу! Уберите их! Сожгите!

Время растянулось, обняло всех присутствующих, вобрало в одно мгновение несколько десятков жизней, насытилось и вновь потекло с обычной скоростью.

Она так устала. Отпечатки памяти мелькают. Она не может ухватиться ни за один из них. Проваливается всё глубже во тьму, скользит меж обрывками былого.

* * *

Никто не решался прикоснуться к элвинг. Ужас застыл в глазах бывалых воинов и моряков. Холод страха коснулся хребтов и заставил сильнее сжать оружие. Шёпот перекатывался от одного к другому: «Прикосновение Бездны», «Проклятая Длань», «Касание Гаара»…

Сколько бы они так стояли? Кто первым решился бы поднять изогнутый ятаган или пустить болт в исчадие Дартау? Но вот шёпот смолк, и толпа расступилась. Элвинг ладонями ощутила шаги по палубе. Дерево пело под ними, словно радовалось старому другу. Девочка откинула непослушные пряди волос, подняла взгляд. Вперёд вышел смуглый мужчина, одетый во все чёрное. Высокий, сильный, решительный. Не аллати, не элвинг, не бист. Будто сам дух корабля обрёл тело тхару.

– Капитан, – обратился к нему один из матросов. – Эта тварь проклята! Она отравила разум Цука!

Капитан опустился подле бьющегося в конвульсиях матроса, одной рукой прижал его к палубе, а второй вынул из-за пояса пузырёк, выдернул зубами пробку и быстро влил эликсир в рот бедолаге. Мгновение – и тхару успокоился, затих и обмяк. Капитан заглянул под веки, нащупал жилку на шее и поднялся.

– Эта птичка жалит не хуже клинка, – усмехнулся он. – Унесите его, – кивнул он на Цука. – Пусть проспится, а как проснётся, плесните ему в кружку драконьего пойла.

Двое подхватили тело и скрылись. Толпа затянула пустоты. Девочка не сводила взгляд с капитана. Пламя в её глазах не угасало, а руки светились до самых предплечий.

«Кто он?» – спросила она пламя и корабль.

Обрывки воспоминаний, что пришли из шёпота палубы, принесли его истинное имя: Тхатар Вару Артейерон. Слова, не звучавшие уже так много лет, что лишь сам остов помнил их.

Все зовут его Чёрный Ворон, капитан «Дракона», вольного корабля Виталона.

Девочка отбросила всплывшие из прошлого имя, как мусор, сжала зубы и заставила Пламя течь ещё глубже.

Если оно может извлечь такую пыль времени, то найдёт Рэда! Пусть это будет всего лишь касание волны о борт.

Слой за слоем элвинг соскребала память, но безуспешно. Кровь, вино, соль океана…

Сердце было готово пробить рёбра, кровь стучала в висках, во рту привкус железа…

Она так отчаянно хочет найти его, что сорвала до крови ногти, царапая палубу.

Разум шепчет, что Рэд не ступал на палубу «Дракона». Он не сошёл с имперского судна. Не смог разорвать цепи и сломать замки.

В руке зажат шнурок, кусочек лунной стали обжигает, но его память она не желает прочесть.

Не желает видеть то, что и так знает. Не желает принять правду. Скрывает её слой за слоем, вдох за вдохом.

Воздух непомерно тяжёлый. Его всё меньше. Катастрофически мало. Вздох застрял в груди, она задыхается. Готова уничтожить любого, рискнувшего прикоснуться к ней. Всякого, кто захочет вновь бросить её в клетку. Может, не стоит ждать и спалить весь корабль?

Ворон улыбнулся. Чёрные как ночь, слегка удлинённые глаза заглянули внутрь неё, и от этого взгляда решимость истаяла.

– Что ж, птичка, добро пожаловать на борт Дракона.

Капитан подошёл вплотную к девчонке, и по толпе прокатился гул удивления, возмущения, ужаса, когда вместо того, чтобы обнажить клинок, он протянул ей раскрытую ладонь.

Элвинг оскалилась, искры лилового пламени сорвались с ресниц и растворились в воздухе.

Но капитан не отдёрнул руки. Вместо этого он щёлкнул по бусине на пряди волос элвинг, шарик качнулся и ударился о другой с лёгким кристальным перестуком.

– Бусины воспоминаний. – Улыбка кошкой скользнула по его лицу и скрылась. Он заговорил громче, и слова резали воздух. – Мы не берём в плен. И не держим в клетках. Свободный народ не имеет рабов. Ты можешь остаться с нами или сойти у ближайшей земли.

Он словно читал её мысли!

Лиловое пламя притихло и втянулось. Девочка до крови закусила губу, чтобы не заплакать. Это помогло. Боль отвлекла.

– Где я?

– Ты на «Драконе», – прищурился капитан. – Вольный корабль Виталона расправил чёрные паруса и держал курс на восток, когда встретился с имперским корытом. Но, полагаю, это ты и так знаешь.

– На том корабле был мой… друг, – чуть слышно сказала она, не сводя взгляда с лица капитана.

– Боюсь, малышка, от того корабля осталась лишь ты, – равнодушно ответил он.

Элвинг опустила глаза. На деревянную, чёрную, как сама тьма, палубу упали две капли. Капитан махнул рукой, и команда молча разбрелась. Каждый занялся своим делом.

– Пошли, – сказал он. – Ни к чему тебе быть тут и дразнить судьбу.

Девочка дёрнулась, метнула взгляд в сторону волн за бортом.

– Утопиться всегда успеешь, – капитан усмехнулся. – Пошли, пока меня не сочли слишком мягкосердечным.

Она поднялась и поплелась следом, не разбирая дороги, не замечая деталей. Лишь свет стал более тусклым. Потом открылась дверь, и она вошла в комнату, где пахло чем-то холодным и терпким. Элвинг шла, пока колени не стукнулись обо что-то твёрдое. На плечо легла сильная рука и развернула хрупкое тело. Оранжевые отсветы скользнули по лицу, и девочка зажмурилась.

Капитан подвинул стул и сел напротив. Долго он вглядывался в лицо элвинг, потом спросил:

– Как твоё имя?

Девочка сжала губы и кулаки.

– Тут тебя не тронут. – Тьма глаз капитана вгрызалась в её нутро, вырывая куски. – Отдохни.

Девочка не ответила, а капитан взглянул на зажатый в её руке шнурок.

– Что в нем такого ценного, за что стоило потрошить разум Цука?

Она промолчала.

– Поговорим позже, – твёрдо сказал он и добавил: – Но решить ты должна до рассвета. Или ты останешься и будешь частью «Дракона» и моей команды, или сойдёшь на камни Острова Серпа. Я даю тебе выбор.

Капитан подошёл к двери, когда услышал слова, что спали десятки лет:

– Меня зовут Эша из Пугатона, и ты, Тхатар Вару Артейерон, не можешь мне дать то, чем не обладаешь сам. – Голос был тих, но им говорила сама Бездна.

Чёрные глаза Ворона вспыхнули алыми рубинами, рука легла на кинжал. Мгновение, и девчонка почувствовала холод стали на своей шее.

– Кто назвал тебе это имя?

Элвинг лишь посмотрела на деревянные перекрытия каюты.

– Значит «Дракон» говорит с тобой. – Капитан убрал нож и отступил на шаг. – Я не убиваю детей, будь они хоть трижды отмечены Бездной. Но мы ещё поговорим.

Замок не щёлкнул. Её не заперли. Но бежать было некуда – вокруг, пока хватало взгляда, бурлил океан. Ноги подкосились, и элвинг опустилась на густой ковёр. Привалилась к кровати и наконец-то почувствовала, что осталась одна. Одна.

…От того корабля осталась лишь ты…

Девочка разжала руку. Нити прорезали кожу и пропитались кровью, серебряная бусина влажно блестела, словно рубин. Не в силах больше сдерживаться, она зарыдала. Кровь и соль смешались на руне Тирха, но боль, разрывающая изнутри, была во сто крат сильнее.

* * *

Ашри вынырнула из воспоминаний, жадно хватая воздух. Кто-то сжал тисками плечо, оглянувшись, она увидела Клыкаря. Его гвар шёл впритык с её, и напарник тряс элвинг за плечо что было сил.

– Пей, – протянул он ей флягу.

Ашри почувствовала дорожки слёз на щеках и быстро утёрлась, выпуская из пальцев руну.

– Пей, – повторил Клыкарь. – Ты знаешь, что в песках надо пить. Если почувствовал жажду…

– …Считай, что пропал, – Ашри опустила платок, выдавила улыбку и сделала глоток. – Спасибо.

Клыкарь кивнул.

– Ты как?

– Всё нормально, – Ашри потёрла переносицу. – Устала просто. Далеко ещё?

– Близко. Песчаная завеса тоже. Орхи лютуют, – Клыкарь принял флягу обратно и, заткнув пробкой, повесил на пояс. – Попытаемся проскочить до того, как они захлопнут пасть. Должны успеть. Мы почти на месте, если верить нашему проводнику.

Караван свернул и двинулся к Энхар. Воздух стал гуще, с востока нарастал гул.

– Орхи воют, – проводник бросил взгляд на восток. – Следует поторопиться.

Гвары навострили уши, слушая отрывистые команды глухого рога, и ускорили шаг. Путники кутались в плащи, жмурились и сильнее натягивали платки на лицо, спасаясь от жалящего песка.

Из-за надвигающейся бури все караваны пошли в обход. Пришлось искать того, кто ценит золото дороже жизни. У кого гвары резвее и нет тяжёлых тюков, замедляющих ход. Такой нашёлся. Тиг, проводник по пескам, и его молчаливый напарник, больше похожий на громилу-наёмника. Кроме Клыкаря и Ашри, в караване было ещё один отчаянный путник, желающий как можно скорее попасть к северо-восточному оплоту: какой-то бист, то ли торговец, то ли ремесленник. Грав не вдавался в подробности. Ему было важнее, что Тиг обещал провести песками мимо орхов и не придётся терять ещё несколько дней.

Когда Грав сообщил об этом элвинг, та лишь пожала плечами. Увидев её измождённое лицо и залёгшие под глазами тени, бисту на мгновение стало стыдно, что заставил напарницу ночевать на балконе. Но он быстро понял, что причина была не в жёстком топчане и утренней прохладе. Одна бессонная ночь не оставляет таких следов. Ашри разъедала тьма, и тьма эта шла изнутри. Он не особо понимал природу дара элвинг, но видел последствия. Может, эхо произошедшего в Брюхосыте настигло её. Или было ещё что-то? Вспомнились строки из фолианта:

«Элвинги Дартау, народ, что принял дар Бездны, впустив в кровь огонь Гаара. Те, кто мог отправлять дух в пепельные пустоши и питался пеплом».

Грав мотнул головой. Всё это сказки, годные лишь для малых детей и выживших из ума стариков. Ещё не хватало сомневаться в том, кто прикрывает спину.

Песчинки пролетали всё быстрее и чаще, сверкали в лучах Орта, похожие на искрящиеся снежинки. Буря приближалась, и караван шёл ей навстречу. Сама Мэй обходила свои владения, поднимая подолом песок. Проводник то и дело касался амулета, спрятанного под одеждой. Там, под плащом и рубахой, у самого тела в такт поступи гвара билось сердце омэйру – пустынное стекло, что должно отвратить беды и уберечь от испепеляющей любви золотоглазой богини[28]28
  Мэй – самая почитаемая у бистов богиня пустынь, огня и Искры. Сестра Овару. Очаг культа находился в ныне разрушенном оазисе Имол.


[Закрыть].

Клыкарь хмыкнул. Эти поверья недалеко ушли от замшелых легенд и сказок. А ведь и он когда-то верил в байки, что рассказывали старейшие у первоогня в ночь празднования главных дней Оборота.

В раскалённом мареве пустыни на миг возник образ его родного селения, задрожал призрак костра и мягкий, как мох, голос старейшего вынырнул из глубин памяти:

«Дорога – не просто путь, но и камни на обочине. Как ты узнаешь, что возвращаешься домой, если не увидишь трёхрогий пень у северной тропы или обвалившийся мост у южной? Так и с некоторыми вещами – они необходимы, чтобы удерживать в этом мире. Возвращать домой».

Тогда он не понимал и половины, что говорили старики, да и сейчас вряд ли постиг смысл услышанного до конца. Но тут, на земле, лежащей на противоположном краю света, сказки и быль смешивались не менее причудливо, чем в заснеженных долинах его родины. Каждый, кто играл с судьбой, имел такие «вещички». Талисманы и обереги, якоря и путеводные звёзды. Сколько раз он видел, как Ашри касается заколки с перекрестием. Как гаснет её взгляд, и разум проваливается глубоко в прошлое, куда ему, Граву, вовек не добраться. А караванщики, что носят на груди стеклянные обереги, верят, что «второе сердце» даст защиту. Матери уповают на медальоны шаати, влюблённые завязывают алые узелки на запястья, прислужники Интару обращаются к Стражам и Пламени… В памяти всплыла аллати из порта, её амулет с белым псом. Наверное, хорошо надеяться на божество, верить в его всемогущество, обращаться к чему-то сверхъестественному за поддержкой и защитой. Когда-то и он верил. До того как понял, что тхару для божеств – что муравьи для лесного пожара.

Клыкарь нахмурился. Он не носил талисманов ни песков, ни морей, но лунный тигролк был его «камнем». Не оберегом, не амулетом, а последней памятью о прошлом. Иголка с навершием в виде головы зверя досталась от отца. Самый свирепый хищник Севера, половина фибулы, а вторая – навеки погребена под пеплом вместе с костями его матери. Грав попытался вспомнить, как она выглядела, но не смог. Образ расплывался, голос утратил звук. Будь у него дар элвинг, он бы смог увидеть её, увидеть их всех… Вот только хотел бы он этого? Окунуться в былое, оживить навеки утраченное, чтобы потом снова потерять.

* * *

Когда впереди показались каменные стены и ворота, Ашри уже не видела белых скал. Точно вуаль отсекла Клыки, погрузила мир в зыбкое тусклое золото. «Ещё немного», – напомнила она сама себе и незаметно достала пузырёк с искристым эликсиром. Ещё один беды не сделает, а сон отгонит.

Проводник дунул в рог, и гвары перешли на рысь, направляясь в тёмный провал, похожий на пасть притаившегося в песках большеглота.

Как только ворота закрылись, стало непривычно тихо. Дорога пошла под уклон. Копыта гваров ухали по камню тоннеля. Сальные светильники чадили и отбрасывали тени. Проводник ехал первым, затем Клыкарь и она, а в хвосте – верзила-напарник Тига и ещё какой-то бист, который, как и они, очень торопился к оазису Тирха. И сейчас все вытянулись цепочкой и шли в шахту, пока не вынырнули из каменного лаза на большую открытую площадку. Свет ударил в глаза, и Ашри зажмурилась. Когда зрение восстановилось, из света и тьмы соткался причудливый узор. Перед ней лежала площадь, только вместо неба был каменный свод. Открытое пространство обрамляла галерея. Сквозь частые тонкие колонны виднелись стойла для гваров и лавки торговцев; мелькала бегающая наперегонки ребятня.

Проводник ещё раз протрубил, и все гвары опустились на землю. Возле гостей уже стайкой крутились желающие заработать: от гварников до разносчиков вяленого мяса.

Ашри переглянулась с Клыкарём и, последовав примеру друга, спешилась и передала поводья гварнику. Никаких стражей, досмотров, пошлин – ничего, к чему она привыкла в Аббарре и на Лантру.

Грав перебросился парой фраз с проводником, отдал часть платы и подошёл к элвинг. Ашри смотрела, как их попутчик удаляется следом за бистом в длинной мантии с вышитыми по подолу узорами. Орнамент был необычный, похожий на волны, режущие треугольники на части.

– Дальше нас отведут местные, – сказал Клыкарь. – Если не дождёмся некоего Наала – идти прямо мимо торговца солониной, а потом коридорами до постоялого двора. Переночуем, песок уляжется, и отправимся в руины Архива.

– Я не знала, что тут есть такое селение, – Ашри разглядывала вырубленные в камне колонны и стены.

Клыкарь зевнул.

– Не Аббарром единым, – он потянулся, разминая кости, и потёр ноги. – Однажды я заведу себе чешуйчатую кошку и больше не сяду на этих тварей.

– Но тут целый подземный город! Это не похоже на деревню, о которой я слышала.

– Это не совсем город, – Клыкарь кивнул на каменный свод. – Тиг говорил, это что-то вроде укрытия. Часть города, что удалось раскопать или, наоборот, которую не замело песком.

– Но он же под песком? – удивилась Ашри.

– Это песок над нами. – Из-за колонны вынырнул бист и приложил руку к груди. – Вэл Тиг отправил меня составить вам компанию до «Белого Огня». Можете звать меня На-Ал.

– На-Ал, – задумчиво повторила Ашри, и бист тут же остановился, развернулся и слегка кивнув, пояснил:

– Наши имена родились в пору, когда Древние нарекали всё живое и неживое, склеивали звуки и давали Слово каждому, дабы дух воспел и полюбил мир, где его суть обрела голос. «На-Ал» означает «камень, что был крепок, как камень».

Ашри и Клыкарь удивлённо переглянулись и зашагали следом за На-алом, ныряя между колоннами. Элвинг почесала затылок и переспросила:

– «Камень, что был крепок, как камень»? Разве это что-то объясняет?

Бист замер так резко, что Грав чуть не врезался в него.

– Язык древних, что старше Белых гор, нем не одну тысячу лет. Язык, что дал имена и призвал свет и знание, ныне – точно дряхлый старик потерявший разум: произносит слова, но не может угнаться за смыслом, а ухватив смысл, не может подобрать слово.

На-Ал развернулся и зашагал по коридору, на стенах которого в тусклом свете фонарей плясали барельефы.

– Похоже, они тут все тирха отмеченные, – шепнул Клыкарь на ухо Ашри и скорчил безумную рожу, сведя глаза к носу.

Ашри хихикнула в кулак, а когда На-Ал обернулся, вопросительно подняв кустистые брови, спросила:

– Вэл На-Ал, расскажите, что это за место? Никогда прежде подобного не видела.

– Некогда тут был океан знаний. Волны исследований и открытий накатывали одна за другой, вынося из глубин сокровища Древних, а теперь, – На-Ал вздохнул и развёл руками, словно извиняясь. – А теперь лишь выжженное море и руины былого величия, осколки от священной чаши, что не дано собрать…

– А как удалось построить город под песком? – перебила Ашри пылкую речь, желая получить более конкретный ответ, а не умирать от любопытства, слушая расцвеченные красотами сожаления.

– Тут давно никто ничего не строил, – отмахнулся На-Ал. – Большей частью сюда приходят лишь затем, чтобы выдрать очередной камень из истории некогда славного Оплота и подороже продать.

Клыкарь и Ашри вновь переглянулись и поспешили догнать стремительно удалявшегося биста.

– Но как тогда? – выпалила Ашри.

На-Ал крутанулся и застыл. Повисло молчание. Ашри переступила с ноги на ногу и посмотрела на Грава, но тот лишь пожал плечами.

– Как тогда – что? – бист чуть наклонил голову набок. – Вам стоит изъясняться точнее, юная вэлла. Точность и чистота мысли, правильное слово и верная структура, гармония звука и смысла – вот путь к дороге знания.

Ашри нахмурилась, и не успел Клыкарь на неё шикнуть, как уже выпалила:

– Это – Архив Тирха? – элвинг развела руки, показывая на барельефы и свод, колонны и тоннель. – Как и кто смог построить это всё?

И прежде чем На-Ал вновь остановился и повернулся, Грав красноречиво изобразил жестами, что если Ашри не замолчит, они никогда не доберутся до места, помрут от скуки, слушая пространные речи. Но скорее всего, он её сам придушит, чтобы она не мучилась, а главное – не задавала вопросы!