Текст книги "Ложь и любовь"

Она еще не встречала мужчины, похожего на Паркера. И вряд ли когда-нибудь встретит, поняла Мэг с куда большим сожалением, чем готова была признать. В нем удивительным образом сочеталась старомодная галантность и умение совершенно естественно и с полным на то правом взять на себя контроль над любой ситуацией. Исключение составляет Гас – похоже, Паркер не очень представляет, как обращаться с племянником.

Но больше всех других качеств Мэг нравилась преданность Паркера семье. Он явно считал большинство своих родственников слегка чокнутыми, но, несмотря на это, оказывал им всяческую поддержку. С братом Паркер никогда не ладил, однако искренне скорбел о его смерти.

Паркер заботится о тех, кого любит, а ведь далеко не все ведут себя так же. Мэг вспомнила телеграмму, присланную Марианной из Цюриха: «Передайте пожалуйста Гасу что я прилечу в Новый Орлеан когда смогу». С таким же успехом она могла бы сообщить: «Когда мне вздумается». Но почему не сейчас, когда ее сын больше всего нуждается в семье, в ощущении стабильности, в поддержке, наконец? Мэг стояла рядом с Паркером, когда тот скомкал телеграмму и бросил в огонь, пока она не попалась на глаза Гасу.

Мэг просунула голову в дверь чуть дальше, не зная, нарушить ли одиночество Паркера, или тихо уйти, оставив его наедине с воспоминаниями. Сейчас он стоял у камина к ней спиной, наклонив голову и глядя в огонь. На стене у него над головой висел большой семейный портрет.

Еще во время беседы с дедом Паркера Мэг поняла, что на картине представлены четыре поколения Понтье. Художник либо близко знал семью, либо был хорошим психологом. Понтье-старший доминировал над всей группой. Жюль держал на руках младенца Гаса – держал явно неумело, под неудобным углом. Мужчина, стоящий между Жюлем и его дедом, как догадалась Мэг, был отцом Жюля и Паркера. Паркер стоял чуть поодаль от остальных, однако художнику удалось создать впечатление, будто он наводит мост между собой и своими родственниками.

Все еще раздумывая, войти в библиотеку или тихо уйти, подняться по лестнице и забраться в постель, Мэг увидела, как Паркер потягивается. Огонь лизал поленья в камине, создавая красноватое свечение вокруг темного силуэта Паркера. У Мэг никогда не было ни сестер, ни братьев, она не знала ни отца, ни матери, но хорошо представляла себе чувство утраты, которое он сейчас испытывал. Ему, должно быть, сейчас очень, очень тяжело.

Мэг сделала шаг в комнату.

Паркер повернулся, и Мэг вместо грусти увидела у него на лице улыбку. Но улыбка тут же погасла, Паркер медленно покачал головой и засунул руки в карманы брюк.

С тех пор, когда она видела его в последний раз, он снял черный галстук, расстегнул верхние пуговицы сорочки и закатал рукава, манжеты которых были застегнуты золотыми запонками.

Мрачное выражение его лица напомнило Мэг их первую встречу в отеле. Губы Паркера сжались, и он пнул ногой коврик, лежащий перед камином.

Никто не должен страдать в одиночку.

Мэг вошла в библиотеку и тихо, чтобы не испугать Паркера, окликнула его. Казалось, Паркер не удивился: вероятно, он уже видел, как она мнется в дверях.

– Не спится? – спросил он.

Мэг покачала головой и застыла, все еще не решив, стоит ли идти дальше. Даже если Паркер не возражает против ее вторжения, Мэг еще сомневалась, что поступает разумно с точки зрения своих собственных интересов. Слишком уж хорошо выглядит Паркер, когда стоит вот так: все темные тучи рассеялись, на лице приветливая улыбка Он протянул руку к Мэг.

– Не хотите погреться со мной у камина?

Она кивнула и медленно пошла к нему, все еще прижимая к груди кружку с остывающим молоком. Паркер подвинулся, освобождая для нее место у огня. Камин горел жарко, дрова шипели и потрескивали. Мэг подошла ближе и вдохнула непривычный запах настоящего древесного дыма. В их с Тедом доме в Лас-Вегасе камин работал на газе и пах совсем по-другому.

– Я увидела свет под дверью, – объяснила Мэг, застенчиво поглядывая на Паркера и втайне любуясь игрой света и тени на его лице.

– Я рад, – сказал он.

– Честно говоря, я сомневалась, понравится ли вам, если ваше одиночество нарушат.

– Смотря кто нарушит. Если вы – то да. – Он посмотрел ей в глаза. – Спасибо, что были сегодня со мной.

– Всегда рада помочь.

Господи, ей же полагается утешать его, а она говорит всякие банальности! Неужели нельзя придумать что-нибудь получше? Мэг отхлебнула молоко из кружки и поняла, что ей расхотелось его пить. Но кружка по крайней мере занимала ее руки, иначе Мэг было бы просто некуда их девать – разве что сунуть в карманы роскошного велюрового халата, который ей дала поносить Тинси. Сейчас, встретившись с Паркером, Мэг была рада, что, отправляясь за молоком, надела старенькую футболку с эмблемой университета, а уж потом халат.

Огоньки в глазах Паркера потухли. Он по-прежнему смотрел на Мэг, но так, как будто не видел ее. Мэг вгляделась в него. Паркеру не нужны слова сочувствия, поняла она, он и так достаточно наслушался их за день. И говорить, что боль со временем утихнет, ему тоже не нужно – он сам это поймет через несколько недель или месяцев. Так же незачем ободрять его и советовать думать о том хорошем, что было в жизни его брата, – эти воспоминания и без того живы в его сердце. Мэг поставила кружку на каминную полку, повернулась лицом к Паркеру и протянула к нему руки. Паркер подошел к ней, дал себя обнять и прижался щекой к ее волосам.

– Ах. Мэг, – прошептал он, – какая же вы хорошая!

Глава 13

Хорошая ли, нет ли, но Мэг прильнула к Паркеру и обняла его за талию. Она собиралась только предложить ему свое участие, но внезапно поняла, что желает дать Паркеру гораздо больше. Мэг не могла облечь свои желания в слова, но было невероятно приятно обнимать Паркера и чувствовать, как ее обнимают его сильные руки. Тед умер уже больше года назад, и после его смерти Мэг шла только вперед, стараясь удержать семью на плаву и выбраться из долговой ямы, в которой очутилась после смерти мужа. За все это время ее ни разу никто не обнял, никто не погладил по голове, никто не прошептал, как сейчас Паркер: «Погрустите, это нормально».

Мэг кивнула. Ее щека касалась его груди в том месте, где были расстегнуты две верхние пуговицы сорочки. Она вдохнула слабый запах одеколона, нанесенного много часов назад, когда сегодняшний день только еще предстояло прожить. Аромат смешивался с древесным дымом и слабым мускусным запахом мужского тела. Последнее навело Мэг на мысль, что ее женские инстинкты не похоронены вместе с Тедом, как она привыкла думать. Мэг расслабилась, наслаждаясь ощущениями от его прикосновения и говоря себе, что это только на мгновение, на одно долгое сладостное мгновение.

Паркер все гладил Мэг по голове. По его мнению, утешить ее было самым малым, что он мог сделать. Паркер потерял брата, но она потеряла мужа. А если Паркер ищет утешения для себя самого и если ее прикосновения доставляют ему куда большее удовольствие, чем он вправе испытывать от невинных объятий, то с собственной совестью разберется позже. Но сейчас он ее не отпустит.

– Вы такая хорошая, – снова прошептал Паркер, зарываясь лицом в ее волосы. – Вы сегодня держались очень мужественно. – Одной рукой он нежно погладил Мэг по спине. – Сейчас вам уже не нужно быть сильной, со мной вы в безопасности.

Мэг прижалась к его груди так, что тело Паркера не могло не откликнуться. Но потом она опустила руки, убрав их с его талии. Все еще стоя в кольце его рук, Мэг посмотрела на Паркера снизу вверх и тихо сказала:

– Предполагалось, что это я должна вас утешать.

– Но вы этим и занимаетесь.

Он обвел кончиком пальца контуры ее губ, затем взял лицо Мэг в ладони и поцеловал в губы.

Казалось, поцелуй длился целую вечность и одновременно всего лишь кратчайшее мгновение. Губы Мэг были мягкими, нежными. Когда Паркер коснулся их, она чуть приоткрыла рот, и у него внутри словно вспыхнул пожар. Паркеру хотелось стиснуть ее в объятиях, прижать к себе, но чувствуя, что она колеблется, он отстранился, и поцелуй кончился, едва успев по-настоящему начаться.

Паркер хотел большего, гораздо большего.

Мэг подняла на него широко раскрытые глаза, в их темной глубине светилось приглашение. Или приглашение ему только почудилось оттого, что отчаянно хотелось забыться в ее объятиях? Мэг коснулась своей нижней губы крошечным мизинцем.

– Вероятно, мне следует извиниться за это, – сумел каким-то чудом проговорить Паркер, – но я ни о чем не жалею.

– Так не извиняйтесь.

Усилием воли он заставил себя отодвинуться на расстояние вытянутой руки.

– А вы разве никогда не говорите того, чего не хотели?

– Ну… я действительно стараюсь говорить то, что думаю. – Мэг замялась, ее взгляд затуманился.

– … и думать, что говорите? – закончил за нее Паркер.

Мэг улыбнулась. Она стояла, освещенная со спины мерцающим пламенем камина, кутаясь в изумрудно-зеленый велюровый халат, из-под которого выглядывали ее босые ступни, и почему-то напомнила Паркеру ребенка, поднявшегося ни свет ни заря, чтобы поскорее развернуть рождественские подарки. Только Мэг далеко не ребенок, об этом Паркеру лишний раз напомнили ее губы, женственные изгибы тела, взрослая мудрость поступков.

«И сейчас не Рождество, Паркер».

Да, не Рождество, но как же ему хочется получить подарок – подарок, который позволил бы ему пусть лишь на время, лишь ненадолго забыть обо всем, вытеснить из сознания мысли о покойном брате. И Мэг способна сделать ему такой подарок. Временную, но столь необходимую ему передышку. Они разделили друг с другом боль потери, теперь могут и утешить друг друга.

«Ну-ну, Паркер, можно подумать, что твои мотивы чисты и бескорыстны! »

По-прежнему глядя в глаза Мэг, он попытался вспомнить подозрения, которые возникли у него в их первую встречу. Но почему-то сейчас это оказалось ужасно трудно сделать, они просто не вспоминались.

Полено затрещало, и из него вырвался сноп искр Мэг вздрогнула.

– Может, сядете? – немного резко предложил Паркер, думая: «Только бы она осталась!» Он указал на двухместный диванчик возле камина.

Мэг оглянулась на огонь, потом посмотрела на дверь.

– А сейчас не слишком поздно?

– Для меня – нет. – Слегка поддерживая под локоть, он подвел Мэг к дивану. – Обещаю: как только вы начнете зевать, я вас сразу же отпущу.

Мэг улыбнулась. С чашкой в руках она села на диван, чинно сдвинув колени вместе.

– Я хочу плеснуть себе коньяку. Вам не налить? Или вы предпочитаете, чтобы я подогрел ваше молоко?

– Пусть будет коньяк, – ответила Мэг.

Паркер взял у нее из рук чашку и подошел к бару, спрятанному в морской сундучок, стоящий на дальнем от камина углу письменного стола. Тихо жужжал забытый компьютер. Взглянув мельком на заставку хранителя экрана, Паркер снова подумал: «Как же хорошо все-таки, что Мэг пришла. Она спасает меня от меня самого».

Он вернулся к дивану, неся два бокала с коньяком. Взяв один, Мэг заметила:

– А знаете, я ведь думала, что вы не пьете.

Паркер уловил в ее голосе любопытство. А еще он понял, что она присматривалась к нему и анализировала его поведение.

– Я действительно почти не пью, – сказал он.

Он встал возле дивана, но пока не спешил садиться рядом с Мэг. Ему хотелось еще немного полюбоваться ею со стороны, кроме того, интуиция предупреждала его, что оказаться к ней слишком близко было бы ошибкой.

– Из-за Жюля?

Мэг спросила так тихо, что он едва расслышал.

– Отчасти.

Она повернулась к нему вполоборота, и Паркер порадовался, что Мэг сменила свою чинную позу на более непринужденную.

– А остальная часть? Паркер пожал плечами.

– Для любого Понтье алкоголь может превратиться в пагубное пристрастие.

Мэг обхватила пальцами хрустальный бокал, вспоминая, как вела себя Тинси в эти два дня и как Жюль в ту ночь, когда нанял ее в жены, поглощал бурбон с водой порцию за порцией.

При мысли о Жюле внутри у нее все сжалось. Дело сделано. В Лас-Вегасе Мэг дожидаются десять тысяч долларов на банковском счете. Ей абсолютно незачем поближе знакомиться с Паркером Понтье, это совершенно бесперспективное занятие. Тем не менее Мэг осталась сидеть на месте, грея в руке бокал, потом поднесла его к лицу и вдохнула резкий аромат.

Ее вывел из задумчивости низкий голос Паркера:

– Впервые вижу, чтобы хрустальный бокал баккара смотрелся в чьей-то руке так изысканно.

– А я никогда не пила коньяк из такого красивого бокала, – призналась Мэг.

Она поджала под себя ноги и, не глядя на Паркера, стала старательно устраиваться поудобнее, пытаясь таким образом скрыть смущение, вызванное собственными словами.

«Так и продолжай, Мэг, пусть он думает, что ты явилась прямиком из заповедника нищеты».

Мэг всегда нравились красивые вещи. Выйдя за Теда, она сделала огромный шаг вверх по сравнению с тем уровнем, который знала в детстве, но, конечно, никоим образом не могла позволить себе покупать хрустальные бокалы по сто долларов за штуку. Однако это не мешало Мэг мечтать о красивых вещах и разглядывать их в витринах дорогих магазинов Лас-Вегаса, где делали покупки богатые туристы. В конце концов, чего ей стесняться? Отпив немного крепкого напитка, она улыбнулась Паркеру.

– А вы знаете, коньяк кажется вкуснее, когда пьешь его из баккара.

Паркер улыбнулся и сел рядом с ней на диван, предусмотрительно оставив между ними расстояние в шесть или семь дюймов. Последнее обстоятельство одновременно и успокаивало, и раздражало Мэг. Она понимала, что ей не следует позволять Паркеру снова прикасаться к ней, однако, вспоминая недавний поцелуй, не удержалась и провела пальцем по нижней губе. Черт возьми, этот поцелуй лишил ее покоя! Его губы были теплыми и таили в себе обещание страсти.

«Осторожно, Мэг!»

Мэг оторвала взгляд от теплой янтарной жидкости. Она не заметила, как Паркер передвинулся, но шесть или семь дюймов разделяющего их пространства исчезли, и теперь он сидел вплотную к ней. Рука Паркера лежала на резной деревянной спинке дивана.

Мэг набрала полный рот коньяка и проглотила – и, естественно, поперхнулась. Паркер придвинулся еще ближе и похлопал ее по спине. Красная как помидор, Мэг откашлялась и с трудом восстановила дыхание. Рука Паркера осталась лежать у нее на плечах.

– Ну как, полегчало?

В его голосе прозвучало столько нежности, что Мэг чуть не растаяла как воск. Но она была сделана из более твердого материала. Мэг выпрямилась и немного подалась вперед, только чтобы избежать соприкосновения с этой теплой рукой, сильные пальцы которой обхватывали ее лицо, когда он целовал ее.

– Наверное, я просто не привыкла к хорошим вещам, – сказала Мэг.

К ее удивлению, Паркер нахмурился.

– Что ж, вы бы скоро к ним привыкли, если бы Жюль так глупо не убил себя.

Что она могла на это сказать? «Нет, не привыкла бы, потому что я собиралась смыться, как только Жюль отстегнет мне обещанные тридцать тысяч долларов, и откупиться от кредиторов, которые преследуют меня, как стая гончих зайца».

На какое-то безумное мгновение Мэг действительно задумалась, не сказать ли Паркеру правду и таким образом разом со всем покончить. А потом он погладил ее щеку большим пальцем.

– Прошу прощения, – сказал Паркер. – И на этот раз я говорю то, что думаю.

Тут-то Мэг и растаяла. «Всего одна ночь».

Паркер убрал руку от ее щеки, но не убрал с плеч. Большим пальцем он начал лениво поглаживать сзади шею Мэг. Она старалась не задерживать дыхание. Паркер отпил из своего бокала.

– Я хочу еще раз поблагодарить: вы так хорошо управились с Гасом.

Мэг могла только гадать, отразилось ли ее удивление на лице. Разговор о десятилетнем племяннике – последнее, чего она ожидала в эту минуту от мужчины, который обнимает ее за плечи и поглаживает шею так, что заставляет жаждать прикосновения к другим, еще более чувствительным местам.

Она вздохнула и оперлась на его руку. Что уж там, нужно посмотреть правде в глаза и признать, что мужчины воспринимают ее только как мамашу. И почему, собственно, Паркер должен вдруг увидеть в ней соблазнительную, сексуальную женщину, которая от его прикосновения уже растаяла и растекается сладкой лужицей?

«Потому что мне так хочется».

Пусть это ее причуда, фантазия, но только одна. Только одна фантазия и только одна эта ночь. Завтра она уедет домой и там снова станет разумной женщиной. В Паркере ее привлекала еще и его внутренняя сила, то, что среди всеобщего смятения его родных он один оставался непоколебим как скала. «И признайся честно, Мэг, он чертовски сексуален, а у тебя очень давно не было мужчины».

Еще только один поцелуй. О большем она и не мечтает. Мэг пригубила коньяк, смакуя его теплый аромат. Только тут она спохватилась, что Паркер, вероятно, ждет какого-то ответа на свои слова о Гасе. Мэг постаралась сосредоточиться.

– Гас – ребенок, а ребенку нужна семья. Это же так просто.

Да, так же просто, как ее желание, чтобы Паркер обнял ее, поцеловал, прижал к себе, и весь мир перестал бы существовать. Такого момента больше никогда не будет.

Легкое как пух прикосновение к ее шее под воротом халата воспламенило Мэг еще сильнее. Пальцы Паркера прошлись по ее шейным позвонкам.

– Я должен кое в чем вам признаться, – прошептал он. Глаза Мэг расширились. Уж не в том ли, что хочет того же, что и она? Стараясь придать своему голосу бесстрастность, она спросила:

– Да? И в чем же?

– М-м. Если бы не вы, я бы оставил Гаса в школе.

– Вы… что? – Мэг выпрямилась так резко, что чуть не расплескала коньяк. Янтарная жидкость взметнулась вверх по хрустальным стенкам бокала и тяжелыми струйками стала стекать обратно. Путь, проделанный струйками, словно отражал изменение ее мнения о Паркере: сначала резкий взлет, потом медленное падение. – Ради Бога, с какой стати вам было оставлять его в школе?

– Сейчас я сам стыжусь этого, особенно после того как увидел, как вы обращаетесь с ним.

Паркер передвинулся, и его рука перестала касаться ее шеи. Испытав необъяснимое ощущение потери оттого, что перестала ощущать его прикосновение, Мэг серьезно спросила:

– Скажите, вы любите детей?

Ожидая ответа, она мысленно ругала себя за то, что ответ этот почему-то ей небезразличен.

«Мэг Маккензи Купер Понтье, твои переживания просто нелепы!»

– Не могу сказать, что я не люблю их, – медленно проговорил Паркер. – Я просто не знаю, как себя вести с ними, что сказать, что сделать. А при моей семейной предыстории… – он замолчал, чтобы сделать еще глоток из бокала, – единственное, в чем я уверен на сто процентов относительно детей, так это в том, что мое влияние лишь поддержит нашу семейную традицию портить подрастающее поколение.

Мэг повертела в пальцах бокал, любуясь игрой отблесков пламени в янтарной жидкости. Интересно, Паркер действительно сам верит в то, что говорит? Мэг тут же сказала себе, что отношение Паркера к Гасу не имеет особого значения. Завтра она уезжает домой, и всем Понтье придется решать свои проблемы без ее участия, как они и делали на протяжении нескольких поколений. Однако где-то на задворках сознания билась мысль, что Мэг не может просто так взять и уйти, оставив Паркера в убеждении, будто в том, что касается детей, он безнадежен.

«Но почему, Мэг? Уж не надеешься ли ты, что он помчится за тобой в Лас-Вегас и продолжит за тобой ухаживать?»

– Я озадачил вас? – спросил Паркер.

– Что? – Мэг встрепенулась и подняла голову. Паркер снова обнял ее за плечи. Не подумав, она выпалила: – Вы считаете, что вас испортили?

Паркер рассмеялся.

– Не совсем так. – Он улыбнулся с обезоруживающим шармом. – Если, конечно, не брать в расчет некоторые мои дурные качества.

– Какие, например?

Слыша в ее голосе неподдельный интерес, Паркер придвинулся еще ближе и подумал, не признаться ли Мэг в том, в чем состоит в данный момент его главный недостаток? Ведь любуясь ее рассыпавшимися по плечам волосами, он позволяет взгляду двинуться ниже, туда, где халат чуть распахивается над плотно стянутым поясом, что, в свою очередь, порождает у него всякие вольные мысли, например, как было бы хорошо, чтобы этот халат валялся на ковре перед камином, а волосы Мэг разметались по его телу.

Мэг истолковала его молчание по-своему:

– Что, дурных качеств так много?

Паркер замотал головой, пытаясь выкинуть из головы образ ее обнаженного тела на ковре перед камином.

– Что касается управления компанией, то тут у меня все идет хорошо, но с женщинами и детьми действительно есть проблемы.

– С детьми вы боитесь сделать что-нибудь не так, а с женщинами… – Мэг запнулась и покраснела.

Паркер снова обнял ее за плечи и привлек к себе.

– У меня есть дурная привычка увлекаться неподходящими женщинами.

Он снова поцеловал ее, на этот раз соприкосновение их губ не было ни мимолетным, ни неуверенным. Паркер втянул ее губы, пробуя их на вкус. Раздвинул их и проник языком в ее рот, как бы заявляя свои права на Мэг. И она ответила с не меньшим рвением. Ее груди оказались прижатыми к его груди, и Паркер даже сквозь толстую ткань халата ощущал их спелую тяжесть. В том, как рука Мэг гладила его шею и спину, он угадал нетерпеливое приглашение. С голодным стоном Паркер не глядя протянул руку за бокалом Мэг, не отрываясь от ее рта, наклонил их сплетенные вместе тела к краю дивана и так же не глядя поставил бокал на низкий столик. Затем, по-прежнему не размыкая объятий, уложил Мэг так, что она оказалась на диване под ним.

Паркеру тут же захотелось большего, он почувствовал, что просто взорвется, если не попробует на вкус ее всю. Раздвинув полы халата, он с удивлением обнаружил под ним простую футболку. Но почему-то эта непрезентабельная вещица подходила Мэг гораздо больше, чем элегантное шелковое белье, которое она примеряла, когда Паркер наткнулся на нее в номере отеля «Морепа».

Внутренний голос убеждал его, что ему не следует протягивать руку к поясу ее халата, но Паркер от него отмахнулся. Мэг не оттолкнула его, напротив, обняла за шею теперь уже двумя руками. Она притянула его голову к себе, и они слились в новом поцелуе. В нем сгорели последние остатки здравого смысла, которые могли еще повлиять на действия Паркера.

Мэг погрузила пальцы в его волосы. Все-таки зря она не прошла с кружкой горячего молока прямиком в свою комнату, потому что теперь ей хотелось гораздо большего, чем несколько поцелуев на диване. А это значит, что ей следует немедленно прекратить отвечать на поцелуи Паркера, сесть ровно и занять свои руки делом, к примеру, обхватить ими бокал с коньяком.

«Паркер наверняка скоро придет в себя», – думала Мэг, хотя он в это время чуть отстранился и потянул за пояс ее халата. Паркер дышал учащенно, отблески пламени играли на его лице. Пока он возился с узлом, Мэг убрала одну руку с его затылка и очертила кончиком пальца контуры его носа.

Паркер улыбнулся и сказал извиняющимся тоном:

– В детстве я его сломал.

– У вас очень красивый нос, – возразила Мэг. – Надеюсь, было не очень больно?

Улыбка Паркера поблекла, он отпустил ее пояс.

– Жюль пострадал куда больше.

Его слова отрезвили Мэг, напомнив, насколько недопустимо ее поведение. Она уронила руки. Паркер по-прежнему нависал над ней. Чувствовалось, что ему совсем не хочется ее отпускать, но он борется с собой.

Если бы Мэг любила Жюля, она бы никоим образом не могла очутиться на этом диване с Паркером. Она открыла было рот, но потом передумала. Если она расскажет Паркеру правду, он немедленно вскочит с этого дивана.

– Нам не следует этим заниматься, – хрипло пробормотал Паркер, все еще не меняя позы.

– Да, не следует, – согласилась Мэг и пощупала губы кончиком языка, спрашивая себя, как ее угораздило оказаться в такой двусмысленной ситуации. Перед ней мужчина, которого она по-настоящему хочет, но который не может принадлежать ей.

– Если вы сделаете это еще раз, я за себя не отвечаю, – прохрипел Паркер.

И она сделала это снова.

Паркер набросился на нее с неистовством одержимого. Пригвоздив Мэг к дивану своим телом, он прошептал ей в ухо:

– Помоги мне Бог, но я не могу остановиться. Только не сегодня. Вы мне нужны.

Мэг кивнула, чувствуя, как от этого движения щетина у него на щеках, отросшая за этот длинный день, слегка царапает ей кожу.

Паркер осыпал поцелуями ее глаза, губы, шею. Прижатая к дивану телом Паркера, Мэг ощущала силу его желания. Неужели это так уж дурно – отдаться мужчине, который хочет тебя, которому ты нужна, пусть даже всего на одну ночь?

Паркер неожиданно отстранился и встал с дивана, и Мэг чуть не вскрикнула от острейшего ощущения потери. Но он поднялся только затем, чтобы закрыть дверь в библиотеку и запереть ее на ключ.

Остановившись перед диваном, он посмотрел на Мэг голодным взглядом. Глядя ему в глаза, Мэг сбросила с себя халат. Футболка едва прикрывала ее бедра. Паркер наклонился, провел рукой по ее щиколотке, по икре, погладил колено, затем его рука переместилась на внутреннюю сторону ее бедра и медленно дюйм за дюймом поползла вверх. У Мэг перехватило дыхание. Паркер опустился на колени перед диваном.

– Знаю, мне полагалось бы подождать, но я не буду – если только вы мне не велите.

– Подождать?

– Ну да, подождать, пока пройдет какое-то время, будут решены всяческие вопросы, касающиеся дел компании и принадлежавшей Жюлю недвижимости. Дать вам возможность оплакать мужа, оправиться от потери и прийти в себя, чтобы вы не совершили ошибки.

– Никакой ошибки нет, – заверила его Мэг.

Паркер не улыбнулся. Мэг подавила вздох, понимая, что Паркер прав, и даже более прав, чем сам догадывается.

– А когда будут решены все эти вопросы? После семейного собрания акционеров?

Рука Паркера, лежавшая у нее на бедре, застыла.

– Собрания акционеров? – переспросил он.

Мэг готова была откусить себе язык.

– Ну, вы знаете, того, которое должно было состояться на этой неделе.

Паркер прищурился и убрал руку с ее бедра.

– Вы об этом знаете?

Мэг кивнула.

– И что же Жюль рассказал вам?

Что она могла ответить? Что Жюль описал своего брата как упрямого туполобого мерзавца, который отказывается принять лучшее предложение о выкупе, какое только поступало за всю историю компании, и что он, Жюль, готов на все, чтобы это предложение было принято?

– Он говорил что-то насчет слияния.

Паркер сел на пятки. По-прежнему стоя на коленях перед диваном, он больше не прикасался к Мэг и совсем не походил на мужчину, который только что едва не зацеловал ее до бесчувствия. Тихо, как будто размышляя вслух, он прошептал:

– А вы, оказывается, деловая женщина до мозга костей. Все остальное – только притворство, правда?

Мэг замотала головой, но Паркер не обратил на это внимания. На лбу между бровями залегли две глубокие складки.

– Как-то странно, не правда ли: мой братец рассказал вам о предполагаемом слиянии, но не упомянул о том, что у него есть десятилетний сын, или о том, что он был дважды женат.

– Вы так думаете?

Черт, ну и влипла же она! Мэг села и потянулась за халатом.

– Знаете, что я думаю? – Паркер встал и посмотрел на Мэг с высоты своего роста.

– Что? – Голос Мэг прозвучал так жалко, что ей самой стало противно.

– Я думаю, что мои первые подозрения на ваш счет были не лишены оснований. Я думаю, что вы с моим братцем были соучастниками. И я намерен выяснить, что за игру вы вели.

Паркер подошел к камину и остановился, глядя в огонь. У него на скулах заходили желваки.

– Как бы то ни было, я вас поймаю и положу конец вашим проискам. Можете не сомневаться, что так и будет. Я не могу простить вам только одно – знаете что?

Мэг затаила дыхание, мысленно кляня себя последними словами. Она уже догадывалась, что он скажет, и ее сердце сжалось от боли.

Паркер резко повернулся лицом к Мэг, и в его глазах вспыхнула взрывоопасная смесь ярости и желания.

– Что вы сумели мне понравиться.

Он подошел к дивану, наклонился над Мэг и схватил ее за плечи.

– Чтобы наказать вас и себя и чтобы выкинуть вас из головы, мне следовало бы взять вас прямо здесь и сейчас.

Мэг уставилась на него широко раскрытыми глазами, с ужасом думая, сделает ли это Паркер в самом деле, однако интуиция подсказывала ей, что он никогда не овладеет ею в гневе. Мэг нечего было сказать в свое оправдание, да у нее и не было оправданий.

– Паркер, мне очень жаль, что так вышло, – прошептала она, чувствуя глубокое отвращение к себе.

Паркер прижал Мэг к своей груди так крепко, что, кажется, кости затрещали, и яростно впился в ее рот поцелуем. Под неистовой атакой его языка Мэг вскрикнула. Тяжело дыша, сгорая от желания и ненавидя себя за это, она попыталась бороться. Это был не поцелуй, а наказание.

Наконец Паркер сам отпустил ее. Мэг осела на диван. Глядя ей в глаза, он прошипел:

– Мне ваши сожаления не нужны, а объяснения приберегите для адвокатов.