Текст книги "То, что скрыто"

Эллисон

Я вывожу Чарм из магазина. Она нарядно одета, как будто только что из церкви. Вот только выглядит она неважно.

– В чем дело? – сразу набрасывается на меня Чарм. – Зачем ты здесь? Я думала, ты в тюрьме, а оказывается, ты работаешь, да еще здесь?! Ты что, спятила?

– Я не знала… – Я пытаюсь все объяснить, но Чарм еще не закончила.

– Джошуа попал к хорошим людям. Они его любят. Заботятся о нем. Ему хорошо. Почему ты хочешь испортить ему жизнь?

– Я ничего не хочу портить! – кричу я в ответ и тут же понижаю голос: – Я понятия о нем не имела. Клэр приняла меня на работу, а Джошуа я увидела только через день… И мне хватило одного взгляда, я сразу все поняла. Он вылитый Кристофер. А я как раз и оставила его Кристоферу!

– Кристофер бросил Джошуа на нас с Гасом. – Чарм пытается не плакать и то и дело косится на витрину магазина. – Мы старались заботиться о нем. Но Гас тяжело болел, а мне было всего пятнадцать! – Она давится слезами, но не может удержать их.

– Он сбежал? – спрашиваю я. – Кристофер сбежал и бросил ребенка на вас?!

Чарм презрительно фыркает:

– Судя по всему, ты спала с моим братом, но совершенно не знала, что он за человек. Как только ты уехала, он сунул Джошуа мне на руки и сбежал. – Чарм тяжело дышит; испарина, которой покрыто ее лицо, смешивается со слезами.

На секунду я теряю дар речи. Не знаю, чего я ждала от Кристофера, но мне казалось, он меня любил. Я думала, он страдал из-за того, что я бросила его. И мне казалось, что он с радостью примет от меня все. Особенно кусочек меня – и кусочек его самого.

– Я не хочу ломать Джошуа жизнь. Сама понимаю, что Клэр и Джонатан – замечательные родители. Не хочу, чтобы они узнали, кто я такая. Мне просто хотелось выяснить, что произошло. – Я пытаюсь объясниться.

– Теперь ты все знаешь. Кристофер не захотел его взять. – Чарм трудно продолжать; я оглядываюсь через плечо, боясь, что к нам выйдет Клэр. – Мы с Гасом пытались заботиться о нем, как умели. Но у нас ничего не получалось. После того как Кристофер сбежал и мы узнали о твоем аресте, я подбросила его в пожарное депо. А усыновили его Клэр и Джонатан. Они стали хорошими ро… О господи! – вдруг шепчет Чарм и смотрит куда-то мне за спину.

Я оборачиваюсь и вижу идущих в нашу сторону мужчину и женщину. Женщина шагает быстро, мужчина с трудом поспевает за ней.

– О господи! – повторяет Чарм. – Тебе нужно убираться отсюда!

– Чарм, мне нужно поговорить с тобой! – кричит женщина. Она чем-то размахивает над головой. Каждое слово сопровождается цоканьем каблуков.

Чарм вытаращивает глаза. Спотыкаясь, бредет вперед и натыкается на кирпичную стену магазина.

– Уходи! – шепчет она мне, но я не могу. Меня как будто приковали к месту.

Бринн

Выйдя на порог, я вижу, что Эллисон и Чарм ссорятся. Лицо у Чарм сердитое, но я не сомневаюсь, что Эллисон ее победит. Эллисон умеет одержать верх в любом споре. Ее не так просто запугать – она сама кого хочешь запугает!

– Бринн, ты должна мне помочь, – снова и снова повторяла она в ту ночь, плача и вцепившись в мою руку. – Пожалуйста, помоги мне!

– Мама и папа в курсе? – спросила я, укладывая ее в постель.

Она покачала головой, повернулась на бок и свернулась клубком, как будто пыталась раствориться в себе. Я быстро закрыла дверь. Мне хотелось, чтобы тайна Эллисон не покидала ее комнаты.

– Сейчас… – лепетала я, стоя над ней. – Сейчас… – Я оглядывала комнату. Простыни на ее кровати были влажные, в пятнах крови. – Слушай, Эллисон, – заговорила я, – одни мы не справимся. Давай я вызову скорую помощь! – Я потянулась к мобильнику на прикроватной тумбочке и вспомнила, что недавно видела у Эллисон на компьютере сайт, подробно описывающий процесс родов. Я еще подумала: странная тема для контрольной по биологии.

– Нет! – прохрипела Эллисон. Она первая дотянулась до телефона своей длинной сильной рукой. – Нет, никому не звони! Пожалуйста… Я сама справлюсь. Пожалуйста, Бринн, прошу тебя, помоги мне! – Эллисон снова согнулась от боли и застонала, но по-прежнему крепко сжимала телефон в руке. Она не хотела, чтобы я кому-либо звонила.

Я села на край кровати, откинула со лба сестры потную челку и в полном недоумении спросила:

– Почему?

– Я облажалась, – еле слышно проговорила Эллисон, когда схватка прошла. – Спала с ним. Я спала с ним и залетела! – в ярости сказала она.

– С кем? От кого ты залетела, Эллисон? – спросила я.

– От Кристофера, – простонала она.

– От какого Кристофера? – спросила я. Она не ответила, и я продолжала: – Ничего страшного. Со многими девушками такое случается. Можно ведь отдать ребенка на усыновление, и все будет хорошо. – Я старалась утешить ее, но даже сама не верила в то, что ей говорила.

– Как по-твоему, что сделает мама, если узнает? – злобно спросила Эллисон.

– Сначала очень рассердится, а потом привыкнет. Поможет тебе найти для ребенка хороший дом…

– Ничего она не привыкнет!

Я даже дернулась, такая горечь слышалась в голосе сестры.

– Она попытается все уладить! Пожелает растить ребенка сама или… не знаю… заставит меня им заниматься! И я навеки застряну в этом богом забытом городишке! Она превратит мою жизнь в ад! – Она кричала все громче; у нее началась истерика. Вдруг она села, почти прижавшись ко мне носом. – Нам надо от него избавиться!

– Ладно, ладно. – Я пыталась ее унять. – Ты только скажи, что делать.

Судя по всему, роды начались за несколько часов до того, как она позвала меня. Пока родители собирались на прием, Эллисон лежала у себя в комнате и сдерживала стоны. Мать перед уходом даже заглянула к ней в комнату без стука и напомнила, чтобы мы заказали себе пиццу на ужин – деньги она оставила на столе в кухне. Велела проверить, что все двери заперты, потому что они вернутся очень поздно, и запретила приглашать в дом друзей, потому что их не будет.

Через пятнадцать минут после того, как я поняла, что Эллисон рожает, у нее начались схватки. Я еще никогда не видела сестру такой усталой, такой подавленной. Потные, слипшиеся волосы облепили бескровное лицо; глаза то и дело закатывались. Она слабо цеплялась за мою руку, ноги у нее дрожали.

– Элли, давай вызовем врача, – умоляла я. – Мне страшно!

Но Эллисон отвечала: не надо врача, мы сами справимся. Сказала, что я ей нужна. Только я, и больше никто.

Я всю жизнь ждала от нее этих слов. Моя красивая, властная, независимая старшая сестра наконец-то нуждалась во мне, той, которая всегда оставалась в тени.

– Прошу тебя, Бринн, – шептала она запекшимися, пересохшими губами. – Прошу тебя…

Два простых слова вдохнули в меня силы. Я начала действовать. Приготовила все, что, по моим представлениям, требовалось для родов: собрала побольше чистых полотенец и простыней, намочила водой несколько тряпок, протерла спиртом ножницы, заготовила мешки для мусора.

Когда я вернулась в комнату сестры, Эллисон сидела, плотно сдвинув колени и опустив голову.

– Он выходит! – плакала она. – Выходит!

Я выронила кипу белья, которую несла в руках, и подбежала к ней.

– Элли, сними трусы, – попросила я.

– Нет! – закричала она. – Нет, Бринн! Не хочу, чтобы он появлялся! Не хочу! – Рыдая, она в отчаянии подняла на меня глаза. – Я его не хочу… пусть все прекратится, пусть все прекратится! – Потом сестра вдруг истошно закричала, испустила какой-то первобытный, отчаянный вопль… Наверное, так кричат только роженицы.

Я стащила с нее окровавленные, запачканные трусы и спортивные штаны и включила потолочный вентилятор. Как могла отмыла, оттерла ей ноги, смочив банное полотенце спиртом. Вентилятор разогнал спертый, пахнущий медью воздух; Эллисон покрылась гусиной кожей. Ветерок ее как будто ненадолго оживил. Она согнулась пополам, с такой силой вцепившись в простыню, что костяшки пальцев побелели. Посмотрев в ее бешеные глаза, я погладила ее по щеке и поняла, что мне самой придется все решать…

Ко мне подходит Клэр; мы вместе смотрим в окно. На улице стоят Эллисон и Чарм; к ним приближаются мужчина и женщина. Мужчине лет пятьдесят; на голове у него бандана, он в кожаной куртке с орлом на рукаве. Его спутница вырядилась совсем не по погоде, в шикарное черное платье и туфли на шпильках. Она что-то сжимает в руке.

Услышав крики с улицы, к нам присоединяются Джошуа и пес.

– Что там такое? – испуганно спрашивает Джошуа.

– Ничего хорошего, – бормочу я, и у меня внутри все сжимается. Бедный мальчик, думаю я. Кто спасет его от собственного прошлого?

Чарм

Мать останавливается напротив Чарм. На ее густо накрашенные ресницы падают капли дождя; по щекам уже бегут узкие черные потеки. Несмотря на страх, Чарм с трудом удерживается от смеха. Риэнн как паршивая пародия на зомби.

– Это еще что такое? – Мать показывает фотографию, которой она размахивала над головой, и Чарм больше не хочется смеяться. Ей кажется, будто из нее вдруг выкачали весь воздух.

– Где ты ее взяла?

– У тебя был ребенок? – опасно тихим голосом спрашивает Риэнн. – Ты, дрянь такая, родила ребенка, а мне ничего не сказала?

– Пожалуйста, успокойся, – просит Чарм. – Пожалуйста, не надо!

– Что не надо?! – вопит Риэнн. – Прикажешь закрыть глаза на твои выходки? Кто этот ребенок? Где он? Он твой?

Все ее тайны, которые она так долго хранила, выплывают на поверхность. Она хотела только одного – оградить Джошуа и убедиться, что он в безопасности. Она хотела, чтобы у него было нормальное детство с нормальными родителями… Чарм отворачивается от снимка. Ей не хочется на него смотреть.

– Ты без спросу вошла к нам? – Чарм не верит, что мать способна на такое. – Вломилась в дом Гаса и рылась в моих вещах!

– Кто ребенок на фотографии? – снова спрашивает Риэнн.

– Тише, – просит Эллисон, вставая между Чарм и ее матерью. – Пожалуйста, тише! – Она косится на магазин; через стекло на них смотрят Клэр, Бринн и Джошуа.

– А ты, – Риэнн грозит Эллисон пальцем, – лучше держись от меня подальше! – Она оглядывает ее с ног до головы. – Я знаю, кто ты такая… дрянь паршивая!

– Ри… – умоляюще говорит Бинкс.

– Заткнись, – обрывает его Риэнн и снова поворачивается к Чарм. – Сегодня я опять говорила с Кристофером, и он велел спросить тебя насчет ребенка. – Риэнн подбоченивается и мрачно смотрит на дочь. – Вот я и спрашиваю. Давай рассказывай!

– Где ты его взяла? – шепчет Чарм, глядя на фото в руке матери.

– Я твоя мать! – орет Риэнн в ответ, как будто это все объясняет. – Чарм, у тебя был ребенок? Ты, значит, родила, а мне ничего не сказала?

– Ты рылась в моих вещах, пока меня не было? – повторяет Чарм, не веря, что мать способна на такую подлость. – Зачем ты к нам вломилась?

– Я никуда не вламывалась, – с достоинством отвечает Риэнн. – У меня есть ключ. Ты не отвечала на звонки по мобильному, вот я и поехала к тебе домой. Я беспокоилась за тебя, потому и вошла. Потом я позвонила Джейн; она сказала, что ты поехала сюда. Чарм, хватит морочить мне голову! Немедленно объясни, какого черта…

Голос Риэнн обрывается; обернувшись, Чарм видит, что ее мать смотрит в окно магазина на Джошуа. Она смотрит на мальчика с нескрываемым любопытством. Скоро она поймет, кого ей напоминает его худое личико с заостренным подбородком. Если немедленно что-нибудь не придумать, мать сообразит, что к чему. Она поймет, как Джошуа похож на Кристофера, и для Джошуа все будет кончено. Распадется его счастливая, нормальная семья. Риэнн найдет способ принять участие в его воспитании, пусть даже у нее нет официальных прав на мальчика, и испортит ему жизнь, как испортила Чарм и ее брату.

– Уходи немедленно! – говорит Чарм сквозь слезы. – Сейчас я не могу говорить с тобой.

– Я не уйду, пока ты не ответишь на мои вопросы! – упрямо заявляет Риэнн.

– Мама, уйди, как ты уходила всегда! – с горечью говорит Чарм. – Ты всех используешь, получаешь что хочешь, а потом уходишь. Ты не имеешь никакого права являться сюда и требовать, чтобы я что-то тебе рассказывала. Ты утратила такое право давно, когда предпочла мне очередного своего дружка, а за ним еще одного, и еще одного!

Размахнувшись, Риэнн влепляет Чарм звонкую пощечину.

Клэр

– Почему они так злятся? – спрашивает Джошуа и дергает мать за руку.

Клэр видит, как морщится Чарм, а женщина в нелепом платье замахивается для удара. Когда женщина дает Чарм пощечину, Джошуа вскрикивает и сжимается от страха. Клэр бросается к двери, и Джошуа зовет ее дрожащим голосом:

– Мама! Ты куда?

– Сейчас вернусь, – уверяет его Клэр, выходя на улицу. – Побудь пока с Бринн!

– Что здесь происходит? – осведомляется Клэр, переводя взгляд с Чарм на незнакомку, а с нее – на Эллисон. Эллисон стоит в замешательстве; ее вид сродни чувствам Клэр. – Чарм, как ты? – Клэр внимательно осматривает лицо Чарм; ярко-алый отпечаток ладони резко контрастирует с бледной кожей.

– Нормально она! – рявкает незнакомка.

– Риэнн, что с тобой? – негромко укоряет ее мужчина. – Ты прямо как с цепи сорвалась!

– Мама! – недоверчиво ахает Чарм и, осторожно ощупывая лицо, разражается бурными рыданиями.

Мама… Значит, это мать Чарм, догадывается Клэр. Ничего удивительного, что Чарм потратила целое состояние на книги из серии «Помоги себе сам»! У Чарм и ее матери одинаковые карие глаза и полные губы. От пристального взгляда Клэр не укрываются ни одежда Риэнн, тесноватая и подходящая более молодой по возрасту женщине, ни суровые складки вокруг рта. И все же заметно, что изрядно потасканная блондинка с расплывшейся фигурой когда-то была настоящей красавицей. Вдруг взгляд Клэр падает на фотографию, которую Риэнн держит в руках. В ней что-то поразительно знакомое. Она хватает Риэнн за руку.

– Эй! – злобно говорит Риэнн, выдергивая руку, но Клэр успевает выхватить снимок и впивается в него.

Она видит очень утомленную Чарм, немного моложе, чем сейчас, с младенцем на руках. На младенце голубая шапочка; у него вздернутый носик, тонкие губы и заостренный подбородок. Малыш широко раскрыл глазки, взгляд у него встревоженный, бровки сурово насуплены. Сходство несомненное. У Клэр есть почти такая же фотография Джошуа. Только на том снимке сынишка на руках у нее, и она выглядит такой же усталой. Джонатан сфотографировал их на следующий день после того, как они забрали сына домой из больницы.

– О господи! – Клэр бросает на Чарм недоверчивый взгляд. – О господи!

Клэр всегда боялась, что однажды отыщется родная мать Джошуа, и все равно захвачена врасплох.

– Чарм! – с трудом произносит она. – Ты мать Джошуа?

Эллисон

Я смотрю на психованную мамашу Чарм и не верю своим глазам. Интересно, успею ли я уйти незамеченной?

– Чарм, – повторяет насмерть перепуганная Клэр, – ты – мать Джошуа?

Чарм открывает рот, но с ее губ не слетает ни звука. Она задирает голову к небу, как будто молится, и на ее лицо капает дождь.

Риэнн цепко хватает Чарм за запястье; Чарм безуспешно пытается вырваться.

– Ах ты, шлюха! – говорит Риэнн, дергая дочь за руку.

Чарм пробует заговорить, но из ее горла вырывается какое-то бульканье. Я больше не выдерживаю.

– Это я, – с трудом говорю я.

Клэр смотрит на меня, ничего не понимая.

– Это я… мать Джошуа. – Я обращаюсь только к Клэр. – Это я.

Бринн

Джошуа ходит за мной хвостиком, хныча и блея, как ягненок. Я хочу постоять у окна и посмотреть, что происходит на улице, но не могу остановиться.

Безостановочно хожу туда-сюда. Кажется, будто что-то заползает мне под кожу.

– Что происходит? – то и дело спрашивает Джошуа.

Бедный малыш, снова и снова думаю я, стараясь прогнать из головы воспоминания. Перед глазами всплывают картинки, и я дергаю себя за волосы, чтобы убрать их…

После особенно сильной схватки и истошного вопля сестры – я сжимаюсь, думая о том, что его наверняка слышат все наши соседи, – показывается головка ребенка. Она растягивает и разрывает нежную кожу сестры.

– Эллисон, выходит! – сказала я дрожащим от страха голосом. – Уже почти вышел!

Стиснув зубы от боли, Эллисон жалобно простонала: «Нет!» – и заплакала. Потом сдвинула ноги и рукой попыталась затолкать головку ребенка обратно.

– Эллисон! – встревоженно закричала я, хватая ее за руку. – Не надо!

Она ударила меня, но очень слабо, и тут началась очередная схватка и, несмотря на ее желание удержать ребенка внутри, младенца словно вытолкнуло наружу мощной волной. Охваченная благоговейным ужасом, я следила, как из Эллисон вылезает покрытая слизью головка. Мать и вылезающее на свет дитя вместе показались мне какой-то страшной, уродливой языческой богиней.

– А-а-а-а! – закричала Эллисон. – Нет, нет, нет! – Она замотала головой из стороны в сторону. – Нет, нет, нет!

– Элли, потужься еще разок, – попросила я. – Еще разок, и все. Давай! – приказала я, хотя никогда в жизни не смела ей приказывать. Эллисон замолчала, посмотрела на меня – и послушалась. – Эллисон, давай еще, последний раз. Всего один раз, ребенок выйдет, и тебе больше не будет больно. Обещаю!

Эллисон кивнула; она дышала часто-часто и неглубоко. Я быстро поправила ей подушки; вся дрожа, она с трудом приподнялась на локтях. Потом пристально посмотрела на меня, и на ее лице появилось такое знакомое решительное выражение. Ее серо-голубые глаза едва не вылезали из орбит, губы сжались в нитку.

– А-а-а-а-х! – закричала она, и мне на руки вдруг выпал младенец, весь в околоплодной жидкости и крови. Девочка. Крошечная девочка, покрытая толстым слоем кровавой слизи. Потрясенная, я брезгливо отодвинула ее подальше от себя на вытянутых руках – как будто нечаянно схватила чью-то использованную прокладку.

– Это девочка, – сказала я, потому что не знала, что еще сказать и что делать.

– О господи! – закричала Эллисон. – И что мне теперь делать? Что мне делать? – Она упала на подушку и забилась в истерике. Она вся дрожала, с головы до ног. – Пожалуйста, унеси это… существо, Бринн! Пожалуйста! – молила она. – Убери!

Я посмотрела на новорожденную малышку. Она не кричала и не сучила ножками, а тихо лежала у меня на руках; ее маленький ротик то открывался, то закрывался. Она была похожа на рыбку, которую вытащили из воды.

– Эллисон, что мне с ней делать? – неожиданно для себя самой я разозлилась на сестру.

– Мне все равно, мне все равно, только унеси, убери отсюда это… существо! Пожалуйста!

Я снова посмотрела на малышку. Она по-прежнему не издавала ни звука, хотя ее грудка быстро-быстро поднималась и опускалась. Я схватила с прикроватной тумбочки ножницы и стала неумело перерезать пуповину. Получилось, но с трудом. Как будто я резала очень толстую, пульсирующую веревку. После того как я обтерла новорожденную полотенцем, я отнесла ее в дальний угол комнаты и уложила на груду тряпья. Взяла еще одно чистое полотенце и сунула его между ног Эллисон, стараясь остановить кровотечение. Я боялась, что ее нужно зашивать. Все грязные простыни и полотенца я запихала в мешок для мусора; туда же сунула окровавленные спортивные штаны.

– Не волнуйся, Эллисон! – говорила я, накрывая дрожащую сестру одеялом. Она закрыла глаза и, как мне показалось, задремала. – Я обо всем позабочусь! – Я покосилась на девочку, которая лежала в углу. Тонкая ручка выпросталась из полотенца, в которое я ее завернула; она как будто к чему-то тянулась. – Я сейчас вернусь!

Волоча за собой полный мешок для мусора, я побежала вниз по лестнице; мешок глухо колотился о каждую ступеньку. Я понимала, что времени у меня очень мало. Надо прибрать в комнате Эллисон и отвезти малышку и сестру в больницу. Только как уговорить сестру? Она была в шоке и ничего не желала слушать. Мне кажется, она тогда думала, что если не будет смотреть на ребенка, то все закончится быстрее и создастся впечатление, что все происходит не на самом деле.

Я затащила мешок с окровавленным бельем в гараж и кинула в большой контейнер, а сверху навалила другой мусор, чтобы снаружи ничего не было видно. В доме пронзительно зазвонил телефон. Я не знала, что делать. Может быть, звонят родители; хотя мы уже не были маленькими, они по-прежнему регулярно нас контролировали, проверяли, чем мы занимаемся. Телефон звонил не умолкая. Значит, точно родители… Я схватила трубку.

– Алло!

– Бринн! – услышала я голос отца. – Что там у вас? Ты что, бегала?

– У нас все хорошо, – солгала я. – Я была в гараже, выкидывала коробку из-под пиццы.

– Мама попросила меня узнать, как у вас дела. Все в порядке?

– Конечно, папа! – досадливо ответила я. – Что у нас может быть не в порядке?

– Знаю, знаю, ничего, – согласился отец. – Мы будем поздно, после полуночи.

Я посмотрела на часы. Было почти девять; летнее солнце только начинало заходить.

– Не волнуйся, папа, все будет хорошо, – сказала я.

– Ладно, – сказал он. – Пока, Бринн!

– Пока, папа. – Я отключилась и поспешила в комнату Эллисон, перескакивая через две ступеньки.

Распахнув дверь, я невольно застыла при виде открывшейся мне сцены. Как будто после резни! Несмотря на то что я выкинула все окровавленные полотенца и простыни, на постели Эллисон расплывалось громадное алое пятно; даже стены почему-то были забрызганы кровью. Эллисон выглядела ужасно. Под глазами у нее я заметила черные круги. Она по-прежнему вся дрожала, хотя мне казалось, что в комнате жарко и душно.

Я пошла к бельевому шкафу, чтобы взять еще одно одеяло, и вдруг в голове у меня что-то щелкнуло. Младенец должен плакать, а он не плачет! Я подошла к малышке, лежащей на груде полотенец. Она посинела и не двигалась. Одна крошечная ручка подпирала подбородок. Вторая безжизненно свисала вдоль тельца. Тощие ножки тоже не двигались; они распластались, как у лягушонка на уроке биологии.

– Нет, – прошептала я. – О нет…

– Бринн, я боюсь! – плачет Джошуа.

Я моргаю глазами, стряхивая ужасные воспоминания, и, наконец, останавливаюсь, стараясь сосредоточиться на настоящем. Джошуа что-то говорит. В голове у меня крутится только одна мысль: бедный малыш. Бедный, бедный малыш!