Текст книги "То, что скрыто"

Чарм

Средства массовой информации не разглашают подробностей ограбления книжного магазина; сообщается лишь, что в «Закладке» находились Клэр Келби и ее пятилетний сынишка и что Клэр увезли на «скорой» в больницу. Прочитав статью в местной газете, Чарм несется в «Закладку» – узнать, как там Клэр и Джошуа.

Несколько лет подряд Гас внимательно слушал рассказы своих друзей из пожарного депо. Все делились новостями о малыше, которого к ним подбросили. Гас, в свою очередь, приходил домой и рассказывал о нем Чарм. Та слушала жадно, нетерпеливо. Мальчик жив и здоров, его усыновили славные люди. Мать – владелица книжного магазина, отец – плотник. Мальчика назвали то ли Джейкобом, то ли Джеффри, то ли Джошуа.

В городе было всего четыре книжных магазина; совсем нетрудно оказалось найти тот, у владелицы которого муж плотник. Чарм понравилось название – «Закладка». Такое прочное, надежное, спокойное.

В восемнадцать лет Чарм в первый раз набралась смелости и поехала в «Закладку». Вполне возможно, думала она, что магазин сейчас закрыт, а может, владельцы вообще переехали. Войдя, Чарм сразу отправилась в секцию самообслуживания. Она твердила себе: ей хватит одного только взгляда на мальчика. Она увидит, как он выглядит, посмотрит ему в глаза – и все, можно уходить. Через несколько минут мимо нее прошла женщина со стопкой книг в руках; за ее юбку цеплялся белобрысый малыш. Чарм быстро присела на корточки, как будто ее заинтересовало что-то на нижних полках, и ее стало совсем не видно со стороны. Ее со всех сторон окружали книги, которые учили, как найти любимого, как удержать любимого и как жить без любимого. Если даже ее и увидят, то подумают: вот сидит девушка, которая ищет книгу, способную спасти ее от нее самой. К ней приковылял приземистый бульдог, который бродил по магазину. Чарм погладила пса по голове, надеясь, что он ее не выдаст. Женщина прошла мимо, не посмотрев на нее. Но лицо мальчика Чарм увидела. Хорошенький – весь в отца. Такой же нос, аккуратно вздернутый на конце, такие же чуть оттопыренные уши. Темно-карие глаза цвета шоколада. Она нашла его!

На миг они посмотрели друг на друга; Чарм увидела в нем свое зеркальное отражение. Узнал ли ее малыш? Чарм хотелось верить в то, что какая-то искорка в нем мелькнула. Ей хотелось, чтобы он вернулся во времени на дни, месяцы, годы, разделившие их, и вспомнил ее. Но миг оказался слишком кратким.

Чарм думала, что ей хватит одного раза. После того как она увидит его лицо и поймет, что он живет в хорошей, любящей семье, она сможет вернуться к прежней жизни, уйти не оглядываясь. Она ошибалась. Она не сумела уйти. В какую семью отдали мальчика? Что за люди эти Келби? Она не находила в себе сил уйти. Видимо, уйти от Джошуа она не сможет никогда.

После того как Чарм впервые зашла в «Закладку» и увидела Джошуа и Клэр, она целых три недели набиралась смелости для повторного визита. Придя, она снова отправилась в секцию самообслуживания, потому что та находилась во втором зале, за кассой. Оттуда удобнее всего было втайне наблюдать за дверью и видеть всех, кто входит и выходит. Чарм стала листать книгу Спенсера Джонсона «Кто украл мой сыр?» о переменах в жизни. Кстати, книга оказалась хорошей, и она в конце концов купила ее.

Ей хотелось познакомиться с ним поближе и убедиться в том, что ему живется хорошо, что о нем заботятся. Хотелось одним взглядом сказать: «Тебя очень любили. Ты родился холодной летней ночью, и, когда я впервые взяла тебя на руки, мое детство кончилось. Я стала матерью – твоей матерью, пусть и ненадолго. Ты любил, когда тебя гладили по лысой головке, когда тяжелобольной мужчина пел тебе, а девчонка укачивала. Бывало, ты плакал и плакал, пока не выплакивал из своего тельца все слезы. А потом смотрел на меня, как будто я – единственная во всем свете, и на душе у меня светлело, хотя я совершенно не высыпалась. Твоя тайна оказалась слишком тяжелой. Я хотела, чтобы у тебя было обыкновенное, даже скучное детство, чтобы у тебя были мать и отец». Вот что сказал бы ее взгляд.

А мальчик – также, одними глазами – ответил бы: «Я знаю тебя. Точно не помню откуда, но когда-то я знал тебя; ты была в другом месте, где мне было тепло и хорошо».

Прикрывшись книгой Оливера Сакса «Человек, который принял свою жену за шляпу», Чарм продолжала наблюдать. Краем глаза она заметила мальчика в белой футболке, который вбежал в детскую секцию, и осторожно передвинулась поближе, чтобы лучше разглядеть его. Она не сомневалась в том, что нашла, кого искала. Мальчик улыбался; вид у него был счастливый. У него все хорошо.

Теперь Чарм знает, что Клэр и Джонатан – идеальные родители для Джошуа. Она приходит в «Закладку» не для того, чтобы травить душу или лишний раз убедить себя, что тогда поступила правильно. Себе Чарм внушает, что ходит в магазин, чтобы понаблюдать за мальчиком. Узнать от него что-то новое. Увидеть то, чего сама она была в детстве лишена, пережить то, что собственная мать не могла дать ей. Вот какой должна быть мать, думает Чарм, глядя, как Клэр нагибается и обнимает Джошуа, или вытирает ему слезы, или что-то шепчет ему на ухо. Чарм приятно сознавать, что и она причастна к судьбе мальчика. Теперь ему хорошо.

Войдя в «Закладку», Чарм видит за прилавком Вирджинию.

– Здрасте, – нерешительно говорит она. – Я слышала, вчера сюда вломились грабители… все живы?

– Клэр и Джошуа сильно перепугались, но оба живы. Конечно, сегодня они решили остаться дома. У Клэр легкое сотрясение мозга и ушиб плеча, а Джошуа не пострадал. Малыш сам набрал номер службы спасения! – Вирджиния задумчиво качает головой.

– Правда? – переспрашивает Чарм. – Джошуа сам позвонил?

– Да, – кивает Вирджиния, как будто сама с трудом в это верит. – Грабители велели ему положить трубку, но он не послушался. Набрал девять-один-один и сказал диспетчеру, что к ним в магазин пришли «плохие парни».

– Какой он молодец! Когда Клэр вернется на работу? – спрашивает Чарм.

– По-моему, завтра. Она собирается нанять еще одну помощницу. Не хочет, чтобы мы работали поодиночке. Кстати, никому из твоих подруг работа не нужна?

– Я спрошу у однокурсниц. Много они взяли? Полиция их не поймала?

– Несколько сот долларов. Нет, насколько мне известно, их еще не поймали. Клэр и Джошуа сегодня поедут в полицейский участок давать показания, – говорит Вирджиния.

К прилавку подходит покупатель, выкладывает отобранные книги.

– Передайте, пожалуйста, Клэр, что я заходила. Пусть скажет, если ей что-нибудь нужно.

– Хорошо, Чарм, милочка. – Вирджиния вдруг задумывается. – А может, сама пойдешь на неполный день? По-моему, Клэр обрадуется, если ты станешь ей помогать. И Джошуа тоже.

– Я бы с радостью, да времени нет. Но я скажу знакомым, что Клэр нужна помощница. Спасибо, Вирджиния! – Чарм прощается и выходит на яркое солнце. А здорово было бы подрабатывать в книжном магазине Клэр! Тогда она смогла бы каждый день видеться с Джошуа… Нет, это опасно. И неправильно.

Чарм думает: «За всю свою жизнь я совершила один хороший поступок. Благодаря мне у малыша нормальный дом и полная семья». Эта мысль греет ее, утешает. Джошуа никогда не узнает, какую боль способна причинить мать.

Бринн

Я просыпаюсь от телефонного звонка, и в голове щелкает: наверное, снова звонит Эллисон. Я сажусь. Во рту до сих пор привкус алкогольного коктейля, одежда провоняла табачным дымом. Хорошо, что я не стала ждать до утра; сейчас я ни за что не добралась бы до дому на машине. Долго смотрю на будильник, не понимая, который час. Прищуриваюсь. Половина десятого! Я пропустила первую пару, которая начинается в восемь. Просто отлично! Я бреду в туалет, и мне кажется, будто меня тащат по грязи. Голова до сих пор раскалывается. Жду, что бабушка позовет меня и скажет, что звонит Эллисон. Но бабушка молчит. Может, сказала ей, что я еще сплю? А может, звонила и не Эллисон. Нет, я чувствую: это она, потому что меня подташнивает, как всегда, когда она звонит. Шестое чувство? Надо снова поговорить с бабушкой, попросить ее сменить номер. Я уже просила ее об этом, но она всегда отвечает, что не может вычеркнуть Эллисон из своей жизни, что она тоже ее внучка. Я наклоняюсь над унитазом, и меня тут же начинает тошнить. Из горла вырывается хриплый лай, но ничего не выходит; во рту горечь от желчи с привкусом клубничного коктейля.

Когда мне было шесть лет, родители возили нас с Эллисон в зоопарк Миннесоты. Я была на седьмом небе от счастья, хотя отец двигался чуть ли не бегом: ему хотелось скорее вернуться в отель и проверить электронную почту. Я плелась за ним, нарочно еле волоча ноги, и старалась запомнить каждого зверя. Помню, мы попали в замечательный отдел «Экосистема тропических лесов». Только что мы стояли на Среднем Западе, но перешагнули через порог – и очутились в самом центре джунглей! Там было жарко и влажно; нас окружали огромные деревья и цветы. На коже сразу же выступила испарина. Мы шли по шатучему подвесному мосту, и я слышала рев водопада.

У меня никак не получалось впитать все сразу – запахи, жару, зверей, которые носились по деревьям и по земле. Первое время я никак не могла решить, на что смотреть. Над нами, на искусственном дереве с толстыми ветвями, сидела паукообразная обезьяна с белыми усами и длинными узкими лапами. Мне показалось, что она держит маленькое одеяло, обернутое вокруг головы, как капюшон супергероя. Я со смехом ткнула в нее пальцем.

– Смотри! – сказала я маме, которая зажимала рукой нос, стараясь не вдыхать пряные лесные запахи. – Посмотри на эту обезьяну!

Она посмотрела наверх, поспешно разжала нос и схватила меня за руку.

– Не смотри, Бринн, – тихо сказала она. – Тебе не понравится.

– Что там? – спросила я. Мне стало еще любопытнее. – Что?

Наконец, я разглядела. То, что я приняла за одеяло, оказалось безжизненным трупиком еще одной обезьяны. Та, что покрупнее, – наверное, мать – осторожно сняла с плеч мертвого детеныша, положила его на ветку и ткнула длинным пальцем. Детеныш не шелохнулся.

Я ахнула и застыла на месте. Мать подхватила младенца тонкой рукой и закинула себе на спину. Трупик все время сползал набок, но мать не выпускала детеныша; она встряхивала его, тыкала пальцем, перекладывала. Хотя я тогда была маленькая, я понимала, что мать не верит, не может смириться со смертью своего детеныша. Я горько заплакала.

– Не смотри, – сказала мама, стараясь одной рукой прикрыть мне глаза, а другой волоча меня прочь.

Эллисон даже не обернулась. Презрительно наморщила нос и зашагала по мостику с отцом.

Через девять лет, когда Эллисон было шестнадцать, произошло то же самое. Все самое страшное увидела я. Я увидела младенца с синими губками и безжизненными ручками; ее головка заваливалась набок. Да, тогда я все видела и страдала, а сестра не желала признать тот факт, что произвела на свет ребенка. Я расплачиваюсь до сих пор. Ночь за ночью мне во сне является крошечная девочка. Ее головка болтается на теле мертвой обезьяны, руки обнимают мать за шею, беспомощно хлопая ее по спине.

Я принимаю душ, одеваюсь. Похоже, и на вторую паруя опоздаю. Сбегаю вниз. Мокрые волосы бьют по плечам. На бегу целую бабушку в щеку. Лезу в сумку за лекарством; достаю бутылку с водой из холодильника. Уже в машине выуживаю из флакона таблетку, потом другую, запиваю обе глотком воды. Мне хочется, чтобы лекарство скорее попало ко мне в мозг и заблокировало мертвых младенцев – обезьяньих и человечьих.

Пусть в тюрьму посадили Эллисон, в заточении оказалась я, и я никогда не буду свободна.

Эллисон

Да, я любила Кристофера больше всего на свете. Наверное, какая-то часть моей души до сих пор любит его. Он был милым, красивым, рядом с ним мне казалось, что я самая красивая девушка на земле. Он был умен. Очень умен. Ему нравилось учиться; он с упоением рассказывал о том, как занимается деловым администрированием, радовался, когда ловко провел сделку на практике. И деньги у него водились; он всегда за все платил, размахивал крупными купюрами, покупал мне подарки. Когда мы отмечали неделю знакомства, он подарил мне золотой браслет – на вид очень дорогой. Кристофер застегнул его на мне, кончиками пальцев погладил по тыльной стороне запястья, и я задрожала.

– Только браслет, – шепнул он мне на ухо. – Я хочу, чтобы на тебе был только браслет, и больше ничего! – Он начал раздевать меня. – Дай полюбоваться на тебя… Хочу посмотреть!

Я не смутилась, не застыдилась. Огонь в его глазах немного пугал меня, но и возбуждал тоже. Впервые в жизни я забыла о школе, о спорте, о родителях. Я чувствовала себя свободной, любимой… Нормальной!

А потом меня вызвала к себе школьный психолог. Она сообщила, что я уже не лучшая ученица в классе и если я не возьму себя в руки, то лишусь стипендии. Прежняя жизнь начала понемногу заявлять на меня свои права.

– У тебя какие-то проблемы дома? – спросила она.

Я заверила ее в том, что дома все как всегда.

– Может, мальчик?

Видя, что я не тороплюсь отвечать, она смерила меня пытливым взглядом.

– Ни один мальчик этого не стоит, – сурово заявила она. – Неужели ради какого-то мальчика ты готова свести на нет все, ради чего так трудилась? Ты в самом деле хочешь остаться в Линден-Фоллс на всю жизнь?

Этого я не хотела.

– Тренер Геррик тоже волнуется за тебя. Поговори со своим приятелем, скажи, что тебе нужно уделять больше внимания учебе и спорту. В общем, скажи ему что угодно, но пересмотри свою систему ценностей. Эллисон, следующие два года тебе предстоит много трудиться. Сделай верный выбор!

В тот вечер, когда я порвала с Кристофером, я сказала родителям, что поеду готовиться к контрольной к своей подруге Шоне и останусь у нее ночевать. Кристофер отвез меня за город. Мы сидели в его машине и смотрели на звезды.

– Ты сегодня какая-то тихая, – заметил Кристофер, теребя браслет у меня на запястье.

Я глубоко вздохнула.

– Родители что-то подозревают. Если они узнают про нас, то сто процентов запретят мне с тобой встречаться. Они скажут, что ты гораздо старше. – Я посмотрела на него, пытаясь понять, как он реагирует. Он тут же убрал от меня руку и как будто окаменел. Я продолжала: – У меня падает успеваемость. Психолог считает, что я потеряю стипендию, если…

– Эллисон, что ты хочешь мне сказать? – перебил Кристофер. В его голосе звенел лед.

– По-моему, нам лучше… – Я замолчала. Мне хорошо удавалось почти все, чем я занималась, но тогда мне было трудно. – По-моему, нам лучше притормозить. Реже встречаться.

– Ты этого хочешь? – Он положил обе руки на руль, сгорбился, опустил голову.

– Извини, – ответила я. Глаза жгли слезы.

– Убирайся, – прошептал Кристофер.

– Что? – Мне показалось, я не расслышала.

– Вылезай из машины! – в ярости крикнул он.

– Что? Ты бросишь меня здесь? – Я испуганно рассмеялась.

Он перегнулся и распахнул дверцу с моей стороны.

– Убирайся! – приказал он.

– Кристофер…

– Вон! – Он подтолкнул меня – не сильно, но все же подтолкнул.

Я кое-как выбралась из машины. Был ноябрь, довольно холодно. Он с шумом захлопнул дверцу и уехал.

Я проплакала целую неделю; пришлось заставлять себя не звонить Кристоферу, зато успеваемость быстро вернулась в нормальное русло. Я училась еще усерднее, тренировалась больше, еще упорнее стремилась стать лучшей в классе. Учителя перестали волноваться, родители перестали волноваться. Казалось, все наладилось.

Иногда мне не сразу удавалось вспомнить, как выглядит Кристофер. Я хорошо помнила его черты по отдельности: карие глаза, вздернутый нос, длинные, тонкие пальцы, манеру постоянно притоптывать ногой. Он всегда был в движении. Но целиком я никак не могла его представить. Иногда я сомневалась в том, что он мне не приснился, что мы с ним на самом деле встречались.

Мне давно следовало догадаться о беременности. И, если я буду с собой совершенно откровенна, несколько раз до родов такая мысль закрадывалась мне в голову. Но мне не хотелось быть беременной, поэтому я гнала от себя неприятные мысли. Я решила, что самый лучший, то есть единственный выход – не обращать ни на что внимания. Мне не хотелось становиться одной из таких девчонок, тупых дур, на которых все показывают пальцем. А в результате я испортила себе всю жизнь. С таким же успехом я могла покончить с собой и покончила бы, лишь бы не превратиться в слабое, беспомощное ничтожество, пустое место. Такие девчонки стайками бродят по школе – разодеты в пух и прах, накрашены, намазаны. На макияж и тряпки они тратят гораздо больше времени, чем на алгебру… Впрочем, о чем это я? Какая алгебра? Алгебра для них слишком сложна. В старших классах они выбирают облегченный курс общей математики, а на уроках глупо хихикают, потому что считают учителя, мистера Дорнинга, «крутым перцем».

В самом деле, я достойна презрения. Понадобилось семь месяцев, чтобы я обо всем догадалась. Частые рвоты, отеки, вечная усталость. Я влюбилась в парня, и вот куда меня завела любовь – сначала в тюремную камеру в Крейвенвилле, а теперь в «дом на полдороге».

Изменить прошлое невозможно. Я не могу исправить то, что сделано. Я не могу вернуть маленькую девочку, но я могу снова стать хорошей дочерью. И хорошей сестрой.

Клэр

Когда они втроем подходят к игровой площадке при будущей школе Джошуа, Клэр надавливает пальцами на висок и находит место, которым она ударилась об пол при падении с лестницы. После ограбления прошла неделя, но Джошуа по-прежнему просыпается среди ночи и зовет ее. Джонатан спешит к нему, старается его утешить, но внимания отца мальчику мало. Он требует отвести его к маме. В конце концов отец ведет его в спальню. Джошуа видит Клэр, забирается в родительскую постель и прижимается к матери лицом.

– Ты здесь! – говорит он, и она глубоко вздыхает. Джошуа так удивляется, как будто был уверен, что те грабители ночью украли ее. Даже днем он боится хотя бы на миг оставить мать без присмотра. Он постоянно ходит за ней хвостиком.

– Не волнуйся, – говорит сынишке Клэр, хотя она и сама все время чего-то боится. После ограбления она еще ни разу не побывала в «Закладке» – не может себя заставить. Пока ее подменяет Вирджиния, и магазин открыт полдня.

Джонатан распахивает двери старинного здания из красного кирпича, и все трое вдыхают душный, спертый школьный воздух. Клэр вспоминает свою школу – она недалеко отсюда и очень похожа на школу Джошуа. Там пахло точно так же.

– Кто же будет тебя защищать? – в который раз спрашивает Джошуа, встревоженно глядя на мать. Веки у него вспухли и покраснели после еще одной бессонной ночи. Они даже думали сводить Джошуа к невропатологу или психотерапевту. Пусть ему по-могут справиться со страхами.

– Джошуа, я приглашу еще одну помощницу, – уверяет Клэр с деланой беззаботностью. – Работать одна я уже не буду.

– Я ведь был с тобой, а ты поранилась, – возражает он.

– Джош, мы поставили сигнализацию, – напоминает Джонатан. – Если плохие парни явятся, завоет сирена, перепугает их до чертиков, а потом приедет полиция.

Джошуа кивает с серьезным видом и надолго задумывается.

– Как она называется? – спрашивает он в третий раз за утро, пока они идут по тихим, пустым коридорам начальной школы имени Вудро Вильсона.

– Школа имени Вильсона, – говорит Джонатан и пытается взять его за руку.

Джошуа отстраняется и хватает потную ладонь Клэр.

– Она такая большая, – говорит он, озираясь по сторонам и скорбно хмуря брови.

– Ничего, – отвечает Джонатан. – Тебе понравится!

– Не хочу в школу! – решительно объявляет Джошуа. Клэр прекрасно знает эту его интонацию.

Официальный день записи в школу был три дня назад, но Келби пропустили его. Они честно собирались записаться когда положено, даже сели в машину и проехали пять кварталов, остановились перед самым зданием. Но для Джошуа такая нагрузка оказалась непосильной. Увидев, как стайки возбужденных, шумных детей всех возрастов с родителями входят в школу и выходят из нее, Джош в слезах схватился за свое детское креслице и наотрез отказался выходить из машины. Они уехали домой. Войдя, Джошуа тщательно проверил замки на всех дверях и задвижки на окнах.

Клэр думает: «Маленький мальчик не должен беспокоиться из-за незапертых дверей». Они останавливаются у двери в класс. Ребенок не должен волноваться из-за того, в безопасности его мама или нет.

– Ты, должно быть, Джошуа! – громко, но приветливо говорит женщина, открывшая дверь. Клэр чувствует, как Джошуа сжимается. – А я – миссис Лавлейс. – Она протягивает руку, но Джошуа застенчиво пятится. Вместо него руку учительнице пожимает Джонатан.

– Приятно познакомиться, – по очереди говорят Джонатан и Клэр.

Миссис Лавлейс на вид пятьдесят с чем-то; Клэр решает, что она – опытная учительница. У нее коротко стриженные густые волосы стального цвета и проницательные голубые глаза, от которых как будто не ускользает ни одна мелочь. Клэр жадно смотрит на миссис Лавлейс, ища в ее лице признаки особой снисходительности к застенчивым, пугливым детям вроде Джошуа, которым нужно чуть больше помощи в увлекательном, но опасном путешествии к знаниям.

– Джошуа побаивается школы, – объясняет Клэр, кладя руку сынишке на плечо.

– Мы вместе все осмотрим, правда, Джошуа? – Миссис Лавлейс наклоняется и оказывается на одном уровне с Джошуа. Тот прячется за спину Клэр и утыкается лицом ей в поясницу.

– Джошуа. – Клэр старается говорить ласково, терпеливо. – Миссис Лавлейс к тебе обращается!

Мальчик отходит от взрослых, потому что заметил в классе картонные кубики, раскрашенные под кирпич.

– Отлично, Джошуа, построй что-нибудь, – говорит миссис Лавлейс. – А мы пока поговорим с твоими мамой и папой.

Джошуа застывает в нерешительности, но, после того как миссис Лавлейс одобрительно кивает, начинает методично складывать кубики друг на друга. Он возводит вокруг себя красную стену.

– Кстати, Джошуа, ты принес свою детскую фотографию? Мы повесим ее на доску объявлений! – кричит миссис Лавлейс.

Джошуа настолько поглощен строительством стены, что как будто не слышит. Клэр встревоженно прикусывает губу.

– Вот, пожалуйста! – Она достает первый снимок Джошуа. Она сфотографировала его сразу после того, как они привезли его домой из больницы. Счастливо улыбаясь, Джонатан держит Джошуа на руках, а тот смотрит, широко распахнув глаза, еще влажные после плача. Верхняя губка восхитительно припухла.

– Какая милая фотография, Джошуа! – восклицает миссис Лавлейс, подходя к построенной им стене. – На кого ты похож – на маму или на папу?

– Бедя усыдовили, – гнусавит Джошуа, выглядывая из-за красных кирпичей.

Миссис Лавлейс, похоже, все схватывает на лету.

– Значит, мама с папой выбрали тебя! Как им повезло! – Она подходит ближе к картонной крепости и своим успокаивающим голосом, как будто молоко льется в стакан, спрашивает: – Можно мне с тобой поработать?

Джошуа задумывается; на миг Клэр замечает, как в его карих глазах вспыхивает искорка, которая быстро гаснет и сменяется сомнением.

– Нет, спасибо, – вежливо говорит он, кладя сверху еще один кубик и совершенно закрывая лицо.

Миссис Лавлейс не сдается:

– Джошуа, я вижу, ты любишь строить. Мне хочется тебе помочь. – Она снимает верхний кубик, чтобы видеть его лицо.

Джошуа вздрагивает и нечаянно роняет несколько кирпичей. Вся его постройка рушится.

– О нет! – в отчаянии кричит он, глядя на красные обломки.

– Ничего, – утешает его миссис Лавлейс, – все хорошо. Давай мы вместе ее починим. Видишь? – Она начинает снова складывать кубики один на другой.

Джошуа шмыгает носом, но все же начинает помогать. Через несколько секунд он снова надежно окружен защитной стеной.

Миссис Лавлейс подводит Джонатана и Клэр к столу, окруженному невозможно маленькими стульчиками, и приглашает их садиться.

– Расскажите о Джошуа, – просит она.

– Джошуа очень добрый и заботливый мальчик, но иногда бывает пугливым, особенно если ему предлагают что-то новое, – говорит Клэр. – А иногда он как будто замыкается в своем маленьком мирке, и нам бывает трудно его вернуть.

– Для приготовишек такое поведение – не редкость, миссис Келби, – говорит учительница. – Обещаю внимательно приглядывать за ним. Если замечу в нем что-то необычное, сразу дам вам знать.

– Недавно Джошуа пережил серьезное потрясение, – объясняет Клэр, стараясь, чтобы голос не дрожал. Джонатан сжимает ей руку. – Неделю назад в наш книжный магазин ворвались грабители. Джош был со мной и все видел. Мы с ним оба страшно испугались. – Клэр качает головой, вспоминая воров и блеск ножа в руке высокого парня.

– Полиция еще не поймала их, – продолжает Джонатан, – и Джошуа очень волнуется, потому что не все время будет вместе с Клэр. Ему кажется, что он должен ее защищать.

Миссис Лавлейс озабоченно хмурится:

– Спасибо, что поделились со мной. Давайте посмотрим, как пройдут первые дни Джошуа в школе, а потом опять поговорим. Если понадобится, мы дадим ему направление к школьному психологу. Все приготовишки проходят период привыкания к школе. У одних привыкание занимает больше времени, чем у других. – Она встает и подходит к крепости, возведенной Джошуа. – Джошуа, приятно было познакомиться с тобой, – говорит она.

– Мне тоже, – едва слышно отвечает мальчик.

Миссис Лавлейс снова поворачивается к Клэр и Джонатану:

– Мистер и миссис Келби, рада была познакомиться и с вами. Пожалуйста, сообщите заранее, если у вас появится желание сопровождать детей на какую-нибудь экскурсию. – Заметно повысив голос, чтобы Джошуа тоже слышал, она продолжает:

– Осенью мы планируем съездить в пожарное депо, в яблоневый сад и на ферму, где выращивают тыквы. Зимой пойдем кататься на санках с горы за школой и будем делать пряничные домики, а весной… весной нас ждет самое увлекательное путешествие!

– Какое? – преувеличенно заинтересованно спрашивает Клэр, как всегда, когда ей хочется чем-то заинтересовать Джошуа.

– Это тайна до первого учебного дня. Но поездка и правда замечательная.

Трое взрослых украдкой косятся на Джошуа. Тот по-прежнему прячется в своей крепости, но его ноги в сандалиях постепенно высовываются наружу.

– Хм… Тогда придется подождать, – говорит Джонатан. – Пошли, Джош! Что надо сказать миссис Лавлейс за то, что она позволила тебе поиграть в эти замечательные кубики?

– Спасибо, – тихо, застенчиво отвечает Джошуа.

– Пожалуйста, Джошуа, – дружелюбно отвечает миссис Лавлейс. – Кубики будут ждать тебя в первый учебный день!

Джонатан протягивает руку, чтобы помочь сынишке встать с пола. Но Джошуа отмахивается и кое-как встает сам. Он выходит из класса впереди родителей, гулко топая по только что натертому полу. Идет он медленно, опустив голову, задевая плечом крашеную бетонную стену.

– Ах, Джош! – шепчет Клэр, понимая, что сынишка ее не слышит. – Все будет хорошо!