Текст книги "Наше лето"

КЛЕР
ОНА ХОЧЕТ ОСТАТЬСЯ ОДНА

Я выбросила свой дневник.

Но сначала выдрала все страницы, даже чистые, и порвала в мелкие клочки. Клочки сложила в бумажный пакет, бумажный пакет – в пластиковый, все это сунула в мусорное ведро, а поверх высыпала апельсиновую кожуру и кофейную гущу.

Не могу видеть собственную боль и унижение на бумаге. Достаточно плохо уже то, что меня замучили сомнения, тревоги и непонятные вспышки гнева, ни на кого конкретно не направленные.

На всех сразу.

А если бы Уин нашел дневник? Прочитал все эти проклятые, обличающие слова?

Слова, которые я хотела, но не могла ему сказать.

Например: «Мне так грустно. Ты меня не понимаешь».

Семь слов, семь простых слов, за которыми стоит история одиннадцати лет.

Семь неопровержимых слов.

Всего лишь слов, констатирующих печальный факт.

Мне так грустно. Ты меня не понимаешь.

Мне так грустно, потому что ты меня не понимаешь.

Мне так грустно, потому что я наконец поняла: ты меня не понимаешь.

Мне было так грустно. И обидно. И горько, но в основном грустно.

Можно перенести горечь. И даже гнев. Пережить, а потом изжить. Выбросить из сердца. И это может оказаться чем-то вроде катарсиса.

Обида может забыться. Боль – ослабеть. А время, как говорят, – лучший целитель.

Но печаль – это совсем другое. Она никогда не уходит просто так. Потому что пустила в душе слишком глубокие корни.

Печаль – это огромное разочарование. И когда вы разочарованы, скажем, в том, кто клялся любить и понимать вас, – надежда вдруг умирает, а мир становится абсолютно новым и загадочным.

С тех пор, куда бы я ни шла, эти слова мантрой звучали в моем мозгу. Я шагала им в такт, дышала с ними в одном ритме, позволяла их смыслу отбрасывать тень на каждого человека, с которым встречалась. Их сила звучала в воплях клаксонов, а приговор эхом отражался от стен домов. Летал вместе с мусором, порхавшим по тротуару и оседавшим в сточных канавах.

Мне было так грустно.

Как-то днем, посреди недели, я вернулась домой и сложила вещи. Потом позвонила Уину и оставила в голосовой почте сообщение, что сегодня же уезжаю на Вайнярд.

КЛЕР
СТАТИЧЕСКОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО

Как хорошо было оказаться в доме одной!

Как спокойно!

Никто не таскал у меня йогурты. Не включал телевизор на полную громкость. Не занимал ванную.

Целых полтора дня я делала что хотела.

Обе спальни были к моим услугам – роскошь, о которой я почти забыла со времен средней школы. В колледже у меня была соседка по комнате, а когда я не делила спальню с ней, делила постель с Уином.

Я подолгу гуляла по берегу, собирала красивые раковины и выбрасывала в океан перед тем, как вернуться домой.

Я читала биографию Элеоноры Аквитанской и тихо радовалась, что родилась в двадцатом веке.

Я смотрела на звезды. Я думала. Я молчала.

За эти полтора дня не заговорила ни с кем. Даже с продавщицей в магазине.

Одиночество было прекрасным лекарством.

Но долго это не продлилось.

Когда в половине девятого утра зазвонил телефон, последним человеком, кого я ожидала услышать, была мать Уина.

Устрашающая миссис Матильда Каррингтон.

– Здравствуй, Клер, – прочирикала она. – Я тебя разбудила?

– О, что вы, нет, – заверила я.

Я была на ногах с шести утра. После помолвки у меня началась бессонница.

– Как поживаете, миссис Каррингтон?

– Прекрасно, дорогая. А как ты? Уин сказал, что ты живешь одна, и попросил позвонить, чтобы ты не чувствовала себя брошенной.

Почувствуй я себя брошенной, и что тогда?

Вернулась бы домой к Уину? Вряд ли это решило бы проблему.

– О, со мной все в порядке! – жизнерадостно сообщила я. – Здесь просто чудесно.

– Кстати, у меня есть несколько вопросов, которые я хотела бы обсудить с тобой. Речь идет о свадьбе.

Я хотела было сказать, что сейчас не время, что у меня назначена встреча за ленчем, но, зная, что она все равно меня проигнорирует, промолчала.

Уин недалеко упал от яблоньки.

– Конечно, миссис Каррингтон, – пробормотала я, тяжело усаживаясь в кресло. – О чем вы хотели поговорить?

– Клер, дорогая, надеюсь, ты возьмешь фамилию моего сына? Иначе я просто не представляю тебя частью нашей семьи! Ты должна стать миссис Каррингтон!

Я крепче сжала трубку. Что, спрашивается, я могла на это ответить?

Я уже обсуждала эту проблему с Джинси и Даниэллой.

– Разумеется, я беру фамилию Уина, – сообщила я тогда.

Джинси только глаза закатила, словно я оказалась безнадежным случаем.

Даниэлла предложила свой вариант:

– Почему бы не взять двойную фамилию? Уэллман-Каррингтон. Немного длинновато, но неплохой выход из положения. Так сказать, компромисс.

– Не желаю я компромиссов, – настаивала я. – С меня вполне достаточно фамилии Уина. Правда. Я знаю, кто я есть. Не обязательно оставаться Уэллман, чтобы сохранить свою индивидуальность.

Но Джинси, разумеется, не могла не выступить:

– Неужели, солнышко? Кстати, Уэллман – фамилия твоего отца. Ты в самом деле знаешь, кто ты есть? Помимо мужчин в твоей жизни?

– Разве она одна такая? – вмешалась Даниэлла, прежде чем я успела открыть рот от изумления. – Разве кто-то способен существовать отдельно от других? Человек – не остров, Джинси. Мы все зависим от других. Связаны с ними. Друзьями. Знакомыми. А особенно – с родственниками.

– Посмотрите на эту мисс Философ! – рявкнула Джинси.

– Мисс Феминистское дерьмо! – не осталась в долгу Даниэлла. – Ну конечно, во всем виновен патриархат!

А сейчас, беседуя с будущей свекровью, я внезапно осознала, что не хочу быть ни Каррингтон, ни Уэллман.

Хочу быть просто Клер.

Хочу быть собой!

– Конечно, я беру фамилию Уина, – заверила я вслух.

Миссис Каррингтон громко вздохнула.

– Вот и хорошо. Значит, это уладили. Теперь насчет твоего платья.

– А что с платьем? – удивилась я.

Неужели она предложит заплатить за платье? Разумеется, я вежливо отклоню предложение.

– Я буду счастлива, если ты наденешь мое подвенечное платье. Как ты знаешь, у меня нет дочерей, и… теперь, когда вы с Уином женитесь, у меня как будто появится дочь. Кто-то, кому я могу советовать. Кому могу…

Миссис Каррингтон продолжала распространяться на любимую тему, но я уже не слушала.

Я видела снимки платья… и миссис Каррингтон в этом платье – в доме Уина в Энн-Арбор. Фасон был классически прост и, возможно, идеально подошел бы мне.

Но…

Меня обуревали противоречивые чувства неприязни и благодарности.

Как посмела миссис Каррингтон предлагать мне нечто подобное?! Платье, которое уже носили!

И в то же время, как мило с ее стороны считать меня своей собственной плотью и кровью.

«Согласись, Клер, это жест любви. Семейного единства. Одно поколение передает высокоценимую собственность следующему», – твердил один решительный голос. Другой упрямо возражал: «Вернись на землю, Клер! Это всего лишь первый шаг с целью приковать тебя к этой семье благодарностью и сознанием собственной вины. Первое из множества подобных проделок властной и властолюбивой свекрови. Она стремится давать тебе советы? Какие советы? Как лучше угодить ее сыночку?»

Я поняла, насколько права Даниэлла. Я выходила не только за Уина, но и за его мать.

А как насчет моей собственной? Что почувствует мама, если увидит меня в подвенечном платье миссис Каррингтон?

Почувствует себя брошенной. Отвергнутой. Не то чтобы альтернативой могло послужить ее платье. Мама на четыре дюйма ниже меня и очень миниатюрна. Но все же…

Второй голос победил.

Я возьму фамилию Уина. Но платье его матери не надену.

Просто пока не стоит говорить ей об этом.

– Спасибо, миссис Каррингтон, – ответила я как могла твердо. – Я… я обязательно обдумаю ваше любезное предложение. Видите ли, я уже обратилась в небольшой свадебный салон на Ньюберри-стрит. У них есть кое-какие соображения, кстати, совсем неплохие. Но я обязательно…

– Превосходно, дорогая, – перебила она. – Я отдам переснять мои лучшие свадебные фото и пришлю их, чтобы освежить твою память, договорились?

Мы поболтали ни о чем еще несколько минут и распрощались.

Я отправилась на Вайнярд, чтобы немного побыть одной. Поразмыслить. Спрятаться.

Отдохнуть.

Но они не давали мне покоя.

Преследовали.

Они всегда преследовали меня.

ДЖИНСИ
ХОРОШИЙ, ПЛОХОЙ, УРОД

Вернувшись из своего одинокого путешествия на Вайнярд, Клер позвонила мне в офис и пригласила вместе с Даниэллой на коктейль в отель «Ритц» на Тремонт-стрит.

Вечеринку устраивала фирма Уина.

– Понимаешь, Даниэлла мечтает познакомиться с Уином, – пояснила она со странным смешком. – Ну вот, это ее счастливый шанс.

– А я? Разве я хотела познакомиться с ним? – ляпнула я, удивив даже саму себя идиотской постановкой вопроса.

Клер немного помолчала, прежде чем ответить.

– Может, и нет. Но ты приглашена.

Ничего себе. Это была новая Клер. Клер, которая не стеснялась говорить то, что думает.

Может, сказалось мое благотворное влияние на чересчур сдержанную подругу.

В таком случае я впервые оказала на кого-то благотворное влияние.

– Там будет Трей. Старший брат Уина, – продолжала Клер. – Приедет из Сан-Франциско. Вообще он учитель истории, но собирается менять профессию. Днем он работает в конторе государственного защитника, а по вечерам учится на юридическом факультете. Он очень одаренный человек. Только что получил какую-то большую премию, не знаю только, какую именно. Уин не объяснил подробно. Все еще не оправился от шока, узнав, что один из выдающихся и прославленных Каррингтонов собирается стать государственным защитником.

– Намереваешься свести меня с этим образцом добродетели? – спросила я полушутя.

– О нет! Трей голубой. Я рассказала о нем потому… ну, подумала, он тебе понравится.

– И думаешь, что Уин мне не понравится.

Долгое молчание.

– Да, – выговорила она наконец. – Думаю, Уин тебе не понравится. Но ты, возможно, не понравишься ему, так что это не важно.

– Вот как? Ладно, приду.

Интересно, станет ли эта обновленная Клер такой же раздражающе прямолинейной, как я сама? Неужели я породила монстра?

Так или иначе, мы с Даниэллой шикарно разоделись. Ее вариант шика – платье с поясом, по ее словам, последний крик моды и современный вариант старой модели Дианы фон Фюрстенберг. Понятия не имею, кто это такая.

Для меня же это означало блузку цвета парижской лазури – Даниэлла долго не верила, что мне известен такой оттенок, – и черные брюки из «Гэп». Я купила их на распродаже, а всем известно, что лучшие брюки – те, что куплены на распродаже.

И кому интересно, существовал ли месье или леди фон Гэп?

– Я так рада, что мы наконец-то познакомимся с Уином, – заявила Даниэлла, сунув в рот крохотный пирожок.

– По-моему, тебя больше интересует бесплатное угощение.

– Бесплатное угощение тоже неплохо, особенно когда вкусное. Шампанское пробовала? «Вдова Клико». Одно из лучших.

– Не пью шампанского.

– О, ради Бога, Джинси! Почему тебе нравится разыгрывать из себя грубое ничтожество, когда в тебе столько же утонченности, сколько в любой из нас? Не могу понять, почему ты стараешься это скрыть.

Спорить с Даниэллой не было смысла. Если ей хотелось воображать меня мисс Эмили Пост,[25]25
  Письмо от невесты или девушки с сообщением о том, что она больше не любит парня.


[Закрыть] ради Бога, кто против?

Подошедшая Клер представила нас Уину, выглядевшему как тысячи других американских парней. Средний рост, аккуратно подстриженные каштановые волосы, карие глаза, синий костюм, остроносые туфли.

По-моему, ничего выдающегося. Даже его обаяние было каким-то усредненным.

Может, именно это и привлекло Клер к Уину.

Все лучше она, чем я, особенно если вспомнить Рика, его жестокую прямоту, помятую одежду и пристрастие к музыке в стиле блюграсс.

Несколько минут мы болтали о том о сем, но тут с другого конца зала Клер помахал высокий красивый парень, и она, извинившись, отошла.

– Мой брат. Он и Клер, можно сказать, родственные души, – сообщил Уин, вяло согнув руку в запястье в старом как мир жесте.

И неожиданно этот парень, лишенный индивидуальности, показался мне назойливо громогласным и невыносимо предсказуемым.

– Что? – резко спросила я. – Что это значит?

– Разве не поняли? Трей. Он гей. Гомик. Не знаю, откуда он взялся такой. В нашей семье никогда не было голубых.

Насколько это тебе известно, дурья башка.

– Правда? – допытывалась я, стараясь не плюнуть ему в физиономию.

– Да. Не то, чем можно гордиться. Я имею в виду Трея.

– Насколько я знаю, Трей был учителем? – сдержанно осведомилась Даниэлла.

Мне следовало бы знать, что она дипломат. Мастер вести беседу даже с кретинами.

– И что сейчас он хочет стать юристом, – продолжала она. – Клер, кажется, упоминала, что Трей недавно получил престижную премию.

– О да, – выдавил Уин, словно признание заслуг брата требовало огромных усилий. – Среди Каррингтонов тупиц нет.

Даниэлла поспешно ущипнула меня за руку. Я прикусила язык. На несколько минут. Но Уин не унимался.

– Когда Трей признался во всем, – доверительно продолжал он, – мне пришлось серьезно подумать, следует ли поддерживать с ним отношения. У матери едва не случился инфаркт. Пришлось срочно везти ее в больницу. Правда, она склонна все драматизировать, но представляете, какое потрясение? Отец собирался вычеркнуть его из завещания. Мы долго совещались, стоит ли оставлять его в семье. Ну, знаете, как это бывает.

– Не совсем, – отрезала я с широкой невинной улыбкой. – Видите ли, я не… Ой!

Даниэлла вонзила мне в ногу каблук-шпильку.

– Ради Клер, – прошептала она с застывшей улыбкой.

Уин был так поглощен собственными идиотскими разглагольствованиями и дурацкими рассуждениями, что не обратил внимания на нашу перепалку.

– Откровенно говоря, – продолжал он, вертя бокал с мартини, – не понимаю я этих голубых. Откуда их столько взялось? Куда катится общество? И чего они добиваются?

– А чего добиваетесь вы? – с видом жизнерадостной идиотки осведомилась я, игнорируя отчаянные знаки Даниэллы. – Своим покровительственным…

Но прежде чем я успела договорить, Даниэлла схватила меня за руку и, с ослепительной улыбкой махнув куда-то в пространство, потащила прочь от мистера Уинчестера Каррингтона III.

Мы нашли пресловутого Трея в одиночестве, он стоял у стойки бара с бокалом дорогого шампанского в руке.

– Ваш брат – жопа, – без обиняков заявила я, протягивая ему наполненную с верхом тарелку. – Креветок?

– Спасибо, – кивнул Трей, сунув в рот целую гигантскую креветку. – Знаю.

– Кстати, я Джинси. Подруга Клер. А это Даниэлла.

Трей представился и схватил с моей тарелки еще одну креветку.

– Не знаю, как Клер может с ним даже говорить, – продолжала я, все еще кипя гневом, – не говоря уж о том, чтобы выйти замуж. Иисусе! Так и тянет плюнуть ему в морду!

Трей проглотил креветку и ухмыльнулся:

– Я рад, что у Клер наконец объявилась такая подруга, как вы. Ей нужен защитник. Она должна научиться посылать его куда подальше. Она неплохая девочка. Просто ею слишком долго помыкали.

– Да-да. Клер классная, и все такое. Но я хочу знать, как вы-то выносите здешнее общество. Вы что, святой? Как вы вообще можете находиться в одной комнате с Уином? Он омерзителен!

– Да, он кретин, жалкий и пошлый тип, – сухо согласился Трей, – но, кроме всего этого, он еще и мой младший брат. Родные всегда чем-то обязаны друг другу. Даже если приходится притворяться, что все друг с другом ладят.

– Значит, как человек вы куда лучше меня, – вздохнула я.

– А вот в этом стоит усомниться.

– Просто вы плохо меня знаете.

– Вы не выглядите сволочью. Поверьте, я их немало повидал в жизни.

– Внешность может быть обманчива.

– У меня суперлазерное зрение.

– Ладно, выиграли, – засмеялась я. – Я действительно не так уж плоха.

– Представить не могу, чтобы Дэвид мог от меня отвернуться, – пробормотала Даниэлла скорее себе, чем нам. – И что бы он ни сделал, я в жизни не отвернусь от него.

– Дэвид – ее старший брат, – пояснила я, и Трей понимающе кивнул.

Про собственного братца я упомянуть не потрудилась. Тот наверняка сдал бы меня врагу за кварту светлого.

Что же до моей преданности к нему, она тоже оставалась под большим вопросом.

Несколько часов спустя мы с Даниэллой сгорбились у стойки бара в Силверстоуне. То есть сгорбилась я: подруга, как всегда, сидела прямо, за исключением тех случаев, когда возлегала на диване. Она вечно напоминала мне о преимуществах хорошей осанки.

– Вряд ли я смогу и дальше помогать Клер со свадьбой.

Похоже, Даниэлла искренне расстроилась. Представляю, что ей стоило отказаться от такого грандиозного проекта!

– Разве я могу поощрять такую милую девчонку в намерении выйти за такого кошмарного жлоба?!

– Не можешь, – коротко подтвердила я.

– Но и бросить все тоже нельзя. Клер положилась на меня. Столько всего еще нужно сделать… И под каким предлогом отказаться? Не могу же я так прямо выложить, что презираю ее жениха!

Мы немного помолчали, потом Даниэлла тихо сказала:

– Знаешь, нельзя не сравнивать Уина с Крисом. Можешь себе представить, чтобы Крис вел себя как последний идиот?

– Нет, – охотно согласилась я. – Он не из таких. То есть я едва его знаю, но по человеку сразу видно. Наверное, в этом я похожа на Трея. Способна за милю различить подонка.

– И Рик тоже не из таких, – вспомнила Даниэлла. – Если все, что ты рассказывала о нем, – правда. Да и зачем тебе лгать?

– Вот именно, зачем! Рик – прекрасный человек. Настоящий мужчина. О таких романы сочиняют. Вроде Гэри Купера или кого там еще. Героя, который сначала думает о других, а потом – о себе. Не мачо, а мужественный и сильный. Для него на первом месте женщины и дети, но без всякого покровительственного вздора, который обычно этому сопутствует в романах…

– Похож на моего отца, – объявила Даниэлла. – Настоящий защитник. Мой отец очень добрый.

И мой тоже, подумала я, вдруг вспомнив, как он ходил за продуктами для престарелой миссис Кеннеди, нашей соседки, как чистил дорожки перед церковью каждое воскресное утро, как приносил матери цветы, просто так. Без всякого повода.

Не то чтобы она это ценила. В начале семидесятых, примерно в то время, когда родилась я, Эллен Ганнон проглотила слишком горькое лекарство, возымевшее быстрый и перманентный эффект.

Но отец? Почему я раньше не думала обо всех его прекрасных качествах? Воспоминания больно ударили в сердце.

– Мой па тоже ничего, – призналась я, чувствуя, как неприятно щекочет в горле. – Полагаю, нам обоим повезло на отцов.

КЛЕР
КРАСОТКИ НА ФОТО

Когда мы с Джинси начали проводить время вместе, я заметила, что она чувствует себя на пляже не в своей тарелке. У нее был какой-то потерянный вид, бойкая Джинси становилась сама собой, только когда швыряла камешки в океан, словно пыталась доказать что-то вечно набегающим на песок волнам.

Но по какой-то причине она постепенно стала проводить все больше времени со мной и Даниэллой. Мы часами лежали, подстелив под себя полотенца, болтали, читали, пили чай со льдом.

Мало того, она даже купила купальник! Правда, цельный и черный. Но все же купальник. Оказалось, что у нее красивая фигура. Похоже, за последние несколько недель Джинси чуть-чуть поправилась, и это ей шло.

Интересно, имело ли это медленное преображение нечто общее с Риком? Может, она вправду счастлива?

– Прости, что так и не поговорила с тобой после коктейля, – сказала я, отложив роман. – На восемь у нас был заказан ужин.

– Ничего, – отмахнулась Джинси. – Мы понимаем. Жаль только, что у нас не было времени подольше поболтать с Треем.

– Трей… он чудесный, – улыбнулась я. – И как раз начал встречаться с новым другом. Профессор урбанологии, кажется. Или градостроительства. Не знаю точно. Так или иначе, Трей уверен, что встретил своего единственного.

– Он симпатичный? – спросила Даниэлла. – То есть профессор.

– Это что, так важно? – набросилась на нее Джинси.

Даниэлла воздела руки к небу:

– Не собираюсь вступать с тобой в дискуссию на эту тему! Выходи хоть за Тварь из Черной лагуны. Если пожелаешь. Никто тебе не препятствует. Может, Человек-слон сегодня свободен. Так и быть, можешь позвонить с моего сотового!

– Итак, что вы думаете об Уине? – спросила я, прерывая привычную перепалку.

Что я надеялась услышать?

– Очень приятный молодой человек, – поспешно заверила Даниэлла. – Такой аккуратный… Безупречный костюм. Это ты помогаешь ему выбирать одежду?

– Нет. Мать Уина приезжает раз в год, и они вместе занимаются шопингом.

Даниэлла открыла рот, но не нашлась что сказать. Поэтому, нервно откашлявшись, схватилась за стакан с чаем.

– Джинси, – спросила я, – а как твое мнение?

Джинси поскребла в голове и нахмурилась.

– Я оскорбила его прямо в лицо, – выговорила она наконец, – а он вроде не понял. Не хочу сказать, что он идиот или что-то в этом роде…

– Уин вовсе не глуп, – объяснила я. – Просто слышит только то, что хочет услышать. Выделяет критику или издевку и превращает в комплименты или каким-то образом нейтрализует. Поразительное качество!

– Должно быть, с ним трудно поссориться, – заметила Даниэлла. – Все равно ни к чему не приведет.

– Просто невозможно, – уточнила я. – Он начинает прислушиваться в одном-единственном случае: если предложение начинается словами: «Прости, я знаю, что виновата, но…»

Джинси нахмурилась:

– Послушай, Клер, я просто должна тебе задать один вопрос. Предупреждаю, вопрос трудный.

– Валяй.

– Ты знаешь, как Уин отзывается о своем брате? Не знаю, стоит ли говорить за Даниэллу…

– Стоит, – перебила та.

– Понимаешь, мы с Даниэллой были просто…

– Шокированы.

– Возмущены его поведением. Это было так отвратительно! А Уин, похоже, решил, что мы станем открыв рот слушать, как он поносит брата! Клянусь, Клер, я едва не врезала ему!

– Она пыталась, – кивнула Даниэлла. – Я вовремя ее остановила.

– Ну да, искалечив мне ногу!

Я немного помолчала, чувствуя, как напряглись Джинси и Даниэлла. Кажется, обе опасались, что расстроили меня.

Я принялась рассматривать сверкающую на солнце воду. Какая же красота. Все понятно и просто. И никаких затруднительных дилемм.

Да, я знала, как Уин отзывается о своем брате. Обо всех гомосексуалистах. Я пыталась спорить с ним. Привить терпимость и понимание. Вселить благородство духа и доброту.

Но Уин оставался Уином. Его принципы были высечены в камне и вбиты в него с самого детства.

Собственно говоря, принципы были даже не его. Отцовские.

Но эти взгляды не стали моими. И никогда не станут.

И я все-таки заставила Уина смириться с тем, что не собираюсь разделять его мнение по поводу нетрадиционных ориентаций. Сам же он остался непоколебим.

Не вступала ли я в тайный сговор с Уином, согласившись выйти за него замуж? Живя с ним? Может, я постепенно превращаюсь в такую же узколобую бездушную особу?

Как объяснить себе самой свои мотивы и выбор? Особенно теперь, когда этот выбор перестал казаться моим?

– Да, – выговорила я наконец. – Я знаю, что он думает. И говорит. И ненавижу все это. Но я тут ни при чем.

– Мы и не думали, что ты тут при чем-то, – заверила Даниэлла, стиснув мою руку.

К счастью, Джинси благородно промолчала. Немедленно нашлась другая тема для разговора. К нам направлялись три молодых женщины в откровенных бикини, они размахивали яркими пляжными сумками и зазывно хихикали.

– Я по сравнению с ними выгляжу конструктором ракет, – пробормотала Даниэлла.

– По сравнению с этими индюшками – точно, – хмыкнула Джинси. – А я – профессор физики. И специалист по генной инженерии!

Верно, красотки отнюдь не напоминали интеллектуалок, ну и что? Они же пришли на пляж отдыхать и развлечься. Пожалуй, слишком часто девицы мотали головами, якобы небрежно отбрасывая волосы, но…

– Тут где-то спрятана камера? – съязвила Джинси. – Снимают новую серию «Спасателей Малибу»? «Спасатели Вайнярда»?

– С какой стати они уселись чуть не нам на головы? – пожаловалась Даниэлла, когда троица расстелила одеяло в нескольких шагах от нас. – Мы рядом с ними просто невидимки! А если Крис решит прийти?

– В этом весь смысл, – пояснила Джинси. – Они знают, что делают. Девушки вроде них отнюдь не так глупы, как кажутся.

– Глупы как пробки, – настаивала Даниэлла.

– Каждая – мешок дури.

– Волос долог, ум короток.

– Явно некомплект винтиков в голове.

– Немедленно прекратите! – возмутилась я. – Девчонкам захотелось повеселиться, что тут такого? Мы тоже далеко не всегда блещем умом.

– Ты известная мямля, Клер, – отрезала Даниэлла. – Девушки подобного типа представляют серьезную угрозу для женщин вроде нас. И с годами ситуация только будет ухудшаться. Потому что каждый год подрастает новый урожай вертихвосток, готовых вытеснить жен с законных мест и довести мужей до инфаркта.

– Если бы мой муж бросил меня ради такой вертихвостки, то и черт с ним, пусть подыхает от инфаркта. Обширного. Который наверняка его доконает. Так ему и надо! – возмутилась Джинси.

– Пропади все пропадом, одна идет сюда! – прошипела Даниэлла, поднимая журнал так, что он почти закрыл лицо.

– От кого прячешься? – поинтересовалась я.

– Ничего я не прячусь, – фыркнула она. – Боюсь, что начну плеваться, и не желаю вступать в драку. Правда, у меня достаточно длинные ногти, но взгляни на их коготки!

Блондинка, уже стоявшая над нами, нагнулась, и я неожиданно смутилась, разглядев глубокую ложбинку между грудями…

И что ей понадобилось?

– Не могли бы вы сфотографировать нас? – спросила она.

– Могла бы, – хладнокровно откликнулась Джинси. – Вопрос в том, хочу ли.

Широкая улыбка дрогнула. Из светло-голубых глаз исчезло всякое выражение.

– Давайте мне, – вмешалась я, почему-то пожалев девушку.

Подумаешь, красивая и глупая! Не такой уж и недостаток. Кроме того, красота и глупость вовсе не обязательно предполагают, что она еще и подлая.

– Как работает камера?

– О, проще простого, – ответила блондинка, вернув на лицо широкую зубастую улыбку. – Смотрите в это окошечко и нажимайте кнопку. Вот и все.

Я поднялась и последовала за блондинкой к ее подругам. Последовали возня, хихиканье, визг, в результате чего они приняли оригинальную, по их мнению, позу. Обнялись, выставив напоказ одновременно груди и задницы. Интересно, как это у них получается?

У меня даже возникла дурацкая мысль: может, они акробатки? Женщины-змеи?

– Улыбнитесь, – промямлила я, но губы и так были раздвинуты, а зубы уже блестели.

Блондинка выхватила у меня камеру и со смешком поблагодарила.

Мрачная, чувствуя себя то ли униженной, то ли смешной, я побрела к подругам.

Песок жег ступни. Хотелось в туалет. Купальник так и норовил собраться складками.

– Господи, Клер! – воскликнула Джинси, когда я плюхнулась на полотенце. – Да ты только что сняла свой первый разворот «Плейбоя»! Каково это – быть настоящим деятелем порноиндустрии? Может, тебе пора вступать в профсоюз? Говорят, у них хорошая медицинская страховка, постоянная работа…

– Угу. Помолчи хоть немного, – бросила Даниэлла. – Может, нам перейти в другое место?

– Ни за что. Мы первыми пришли.

Пока Джинси и Даниэлла препирались, я думала об Уине: «Интересно, его тянет к женщинам вроде тех, что резвятся на песке возле нас?

И пока я сижу здесь, на Вайнярде, может, он коротает время, читая «Плейбой», или смотрит порнофильм?

А может, он посещает стрип-бары вместе с так называемыми клиентами?»

Последнее совсем уж трудно представить: к сексу Уин был довольно равнодушен.

«Может, – мучительно размышляла я, наблюдая, как брюнетка размазывает лосьон для загара по уже золотистому очень плоскому животу, – может, это я во всем виновата?

Может, Уин отдаляется от меня, чувствуя, что секс меня не слишком волнует? Секс с ним.

Может, Уин вовсе не находит меня настолько уж привлекательной…»

Я из тех девушек, на которых женятся. Не из тех, с кем мужчины развлекаются. Я знала это с юности. Встреча с Финном? Так, мимолетная ошибка.

А если это и есть часть проблемы, возникшей между мной и Уином? Отсутствие взаимной сексуальной притягательности?

Но насколько страсть важна в браке? Насколько важна в перспективе?

Все консультанты по семейной жизни утверждали, что животная похоть со временем истощается, ее сменяют более глубокие отношения, основанные на взаимной поддержке, уважении и дружбе.

Но что, если животной похоти не было вообще? С самого начала?

Наверное, стоило бы спросить Джинси, что она об этом думает. И как обстоят дела между ней и Риком. То есть не дела, а секс.

Наверное, стоит спросить Даниэллу про Криса?

Наверное…

Одна из девиц в бикини взвизгнула, и ее подружки подхватили крик. Теперь все трое резвились в воде, занятые шуточной борьбой.

– Хоть бы они утонули, – пробормотала я. – Хоть бы их сожрала акула.

– Так и знала, что ты придешь в себя, – прыснула Джинси. – Ни у кого не найдется столько благородства!

Даниэлла погладила меня по руке.

– Добро пожаловать в реальный мир, солнышко. – Не слишком-то он хорош.