Текст книги "Наше лето"

КЛЕР
ДЕТИ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ

Не понимаю, почему люди не способны уважать окружающих.

Меня учили уважению с самого детства. И поверьте, это не так трудно. Уважение к другим людям, их чувствам и собственности быстро становится второй натурой.

Даниэлла даже не потрудилась сделать вид, что только по чистой случайности съела в воскресенье утром на завтрак мой обезжиренный йогурт. Я вползла в крохотную кухоньку, открыла холодильник – тот самый, который перед этим тщательно выскребла, – и обнаружила, что последний стаканчик йогурта исчез. Совершенно сбитая с толку, я повернулась, чтобы спросить соседок, не видели ли они йогурта.

Джинси, задрав ноги на пластиковую столешницу, втягивала в себя черный кофе из треснувшей керамической кружки.

Даниэлла в черном шелковом халатике сидела рядом, слизывая с ложки остаток клубничного йогурта. В другой руке она сжимала стаканчик, на котором ясно значилось «обезжиренный».

– Это мой йогурт! – воскликнула я.

Даниэлла пожала плечами:

– Просто решила попробовать. Можешь взять один из моих, низкокалорийных.

– Не хочу я твоих низкокалорийных! – запротестовала я. – Мне нужен мой йогурт!

– К чему столько шума, – бросила она. – Съешь мой дурацкий низкокалорийный! Там, кажется, три сорта.

– Низкокалорийный – совсем не то, что обезжиренный, – стояла я на своем.

– Кому-то просто необходимо перепихнуться, – пробормотала Джинси.

Я с размаху захлопнула дверцу холодильника и в бешенстве набросилась на нее:

– Заткнись! У тебя не рот, а помойка! От каждого слова разит тухлятиной! Почему бы тебе просто… просто…

– Не заткнуться? Редко, но и такое бывает. Прошу прощения.

Я сжала ладонями виски. С каких это пор я стала взрываться от всяких пустяков?

– О, эти скандалы меня убивают! Разве мы не должны вести себя как одна семья?

– А что, по-твоему, мы делаем? – засмеялась Даниэлла и, встав, швырнула ложку в раковину. – Разве твои родные никогда не скандалят? Не ведут себя как спятившие идиоты, каждый раз, когда кто-то слишком долго висит на телефоне или торчит в ванной?

– Нет. Никогда.

– И никто ни разу голоса не повысил? – фыркнула Джинси.

– Никто.

В отличие от тебя.

Даниэлла подошла ко мне, взяла за руку. Я попыталась отстраниться. Но она не пустила.

– Клер, солнышко, может, там, откуда ты родом, все по-другому. Ну, понимаешь, где-то там. Но в том месте, где я выросла, родственникам полагается вопить, орать и хлопать дверями.

– И ненавидеть друг друга. И обзывать дерьмом и спринцовками, – с энтузиазмом добавила Джинси, потянувшись к полупустому кофейнику.

– Для этого и существуют семьи, солнышко. Любовь. Безусловная любовь. Именно в родном доме ты можешь приклонить голову. Бросаться ложками, закатывать скандалы. Место, где ты и твои кузены могут писать в бассейн…

– И блевать, после того как тайком выжрали всю тайную пивную заначку твоего дядюшки, – захихикала Джинси. – Как-то мой кузен Майки обгадил с заднего крыльца стену гаража. Пятнадцать или двадцать футов, представляете?!

Несколько секунд я молча таращилась на них. Соседки. Мне придется терпеть их все лето.

При этой мысли я залилась слезами.

– Похоже, по утрам к ней лучше не лезть, – громко прошептала Джинси, едва Даниэлла наконец отпустила мою руку.

ИЮНЬ

ДЖИНСИ
ПАРНИ И МИЛАШКИ

Келл просил нас прийти на пятиминутку, где должны были представить нового директора дневных программ.

Из нашего отдела были все, кроме Салли.

Я схватила бублик с подноса с выпечкой, купленной специально для этого случая, и налила в чашку кофе. Потом большая шишка по фамилии Вайнштайн представил Рика Лонго.

Мистер Лонго, похоже, был смущен всей этой помпой и, пробормотав что-то о том, что с «нетерпением приступит к работе» и «успешном взаимодействии», растворился в толпе. Вокруг стояло человек двадцать.

Я заметила нового начальника только перед тем, как выйти из конференц-зала. Он как раз засовывал в рот пончик с джемом. Подбородок был обсыпан сахарной пудрой, а кусочек клубничного джема угрожающе навис над галстуком.

Я спрятала улыбку и вернулась к себе. Всякий, у кого достаточно мужества, чтобы есть пончик с джемом на людях, да еще в первый рабочий день, по определению не может быть совсем плохим человеком.

Через некоторое время в офис заглянула Салли.

– Видела этого нового типа? – спросила я. – Что-то я не заметила тебя сегодня на пятиминутке.

– Опоздала, – бросила Салли, скорчив жуткую гримасу. – Но уже успела познакомиться с ним. Совершенно такой же, как вся остальная корпоративная шваль.

– Откуда ты знаешь? – спросила я, вовсе не ожидая услышать в ответ что-то разумное.

Салли слишком предсказуема.

– Ну… он носит галстук. И блейзер! Синий блейзер.

Я решила ничего ей не спускать.

– Галстук даже забавный. Помнишь, эти абстрактные узоры? Так вот, если приглядеться, они вовсе не абстрактные. На самом деле такие смешные щеночки.

Я говорила вполне серьезно. Рик Лонго, по моему мнению, вовсе не был похож на корпоративную шваль, по крайней мере в отношении одежды.

– Типичный мужик! – фыркнула Салли. – Использует галстук как предлог для разговора. Учти, галстук, как и пенис, сразу показывает, кто есть кто. Он заманит тебя своими жалкими остротами, и не успеешь оглянуться…

– Галстук ему подарила мать, – перебила я. – Я спросила.

Разумеется, наглая ложь, но все же…

Салли надулась и сложила руки на груди. Но как бы она ни лезла на стенку, я все равно не стану на ее сторону.

Чем-то этот Рик расположил меня к себе с первого взгляда. Несмотря на идиотский прикид, на котором теперь красовалось пятно от мармелада.

Думаю, все дело в его лице… нет, скорее в манере поведения. Какой-то… открытый, что ли? И, честно говоря, чертовски симпатичный, этакий смугловатый Джордж Клуни.

На ум как-то сразу приходят средиземноморские пляжи, солоноватая кожа, свежевыловленные кальмары на завтрак…

– Как бы то ни было, он совсем неплох, – заявила я Салли. Та негодующе хмыкнула и выплыла в коридор.

Она ненавидела мужиков, и не потому, что лесбиянка. Я знала кучу вполне нормальных баб, не выносивших и презиравших мужчин, и достаточно лесбиянок, считавших, что в целом они не лучше и не хуже женщин. Но Салли не скрывала своих пристрастий. Мало того, открыто ими гордилась.

Ее ничуть не беспокоила собственная сексуальная ориентация. Подумаешь, что тут такого? Да и меня это не волновало. Волновало другое: она впала в состояние, когда единственной интересующей ее темой для бесед являлась принадлежность к секс-меньшинствам. По вполне очевидным причинам я почти ничего не могла привнести в так называемую дискуссию. После получаса ее бредовых размышлений на тему прав, привилегий и личностного кризиса меня обычно начинало тошнить.

А иногда хотелось лезть на стенку от злости.

Как в тот вечер. За несколько дней до дебюта Рика Лонго мы гоняли шары в «Джулианз». Салли играет в пул еще хуже меня. Но это еще полбеды. Главное, она непрерывно трещала про себя, любимую, и таких, как она сама. Лесби то, да лесби это. Право на брак, дискриминация со стороны работодателей и ля-ля-тополя…

Нет, не поймите меня неправильно, я целиком за браки геев и лесбиянок, и меня тошнит от дискриминации подобного рода, но я всего лишь хотела хорошо провести время. Не пытаясь при этом изменить мир.

– Не могли бы мы поговорить о чем-то другом, – взмолилась я наконец, в очередной раз промахнувшись по мячу. – По-моему, в жизни есть еще много всего.

– Мы – это наша сексуальность. Сексуальность определяет наше сознание.

– Если это так, почему я с утра до вечера не рассуждаю о преимуществах гетеросексуалов? – нашлась я, совершенно забыв, что у Салли на все готов ответ.

– Потому что вас большинство, – ляпнула она с безумно раздражающим превосходством. – По крайней мере вы так утверждаете. Мир таков, каким вы его сделали, – мы сделали бы иным его, если бы могли. И нечего толковать о своей сексуальности. Существующий мир – это и есть твоя сексуальность.

«Боюсь, – уже не впервые подумала я, прислонившись лбом к кию, – у меня просто не хватает образования, формального или нет, чтобы оспорить подобные аргументы».

Не говоря уже о терпении. Оно иссякло.

– Ладно, мели что хочешь, – не выдержала я, сдаваясь, – я враг и подлежу уничтожению. А теперь бери кий. Хотелось бы закончить партию до полуночи.

Поскольку я общалась с Салли, волей-неволей приходилось думать об этих чертовых геях. Да, конечно, за последние несколько лет многие вещи изменились к лучшему: относительная терпимость на улицах больших городов, программы для подростков-геев, которые стесняются выходить из дому, – конечно, все это классно!

Но все же кое-что казалось мне странным. Например, переключившись как-то на канал MTV, я вдруг сообразила, что представители современной поп-культуры всячески вдалбливают приятелям, что женщина, занимающаяся сексом с женщиной, – вполне обычное явление. Я имею в виду не «горяченькие» видео, специально выпускаемые для удовольствия любителей подглядывать, лысеющих гетеросексуальных типов в шелковых банных халатах.

То есть хочу сказать, по их мнению, дело обстоит примерно так: обычная девушка традиционной ориентации и вторая обычная девушка вдруг решают встречаться друг с другом, а не с симпатичными парнями из бухгалтерского отдела, хотя ни одна из них до этого в жизни не встречалась с женщинами и не думала объявлять об этом окружающим, поскольку вовсе не намеревалась стать лесбиянкой.

Музыка, журналы, ТВ, книги, – словом, все представители масс-медиа твердят, что нет ничего особенного в том, что в голову неожиданно приходит примерно такое: эй, черт, да мне она нравится. В самом деле нравится! Почему бы не заняться сексом?

Даже если вам в голову сроду не лезли гомосексуальные мысли, после такого полезут.

Я не считаю, что это такие уж пустяки. И нахожу очень странной внезапную страсть к части тела, которая до сих пор оставляла вас равнодушной.

Взять хотя бы… чужое влагалище. С какой стати эта мокрая, не слишком приятно пахнущая штука… становится именно тем, к чему вам захотелось прикоснуться? Нет, только не я. Меня можно смело вычеркивать из списка потенциальных лесбиянок.

Пожалуй, стоит признаться, что мне может по-настоящему нравиться другая женщина, мало того, я вроде как способна даже влюбиться в нее, но так, как иногда преклоняешься перед человеком, куда более одаренным, чем ты сама.

Ну, скажем, доведись мне встретить Хиллари Клинтон, я вполне могла бы выставить себя полной дурой на фоне ее безграничного таланта, интеллекта и невероятного терпения.

Билл – настоящий счастливчик. А Челси невероятно повезло быть дочерью такой женщины.

И не заставляйте меня распространяться о матери Терезе.

Разве подобные чувства как-то связаны с романтикой? Да ни в коем случае. Может, разве с Романтикой с большой буквы. А с сексом? Да ни за что. Ни в каком смысле слова.

По крайней мере для меня. Господь знает, я не желаю никого обидеть, поэтому говорю исключительно от своего имени.

Но при этом не хочу, чтобы кто-то говорил за меня! Вроде того что, если имеются все подходящие факторы, удачное стечение обстоятельств и соответствующий момент, я в один прекрасный день вполне могу заняться сексом с другой женщиной. И что тут такого?

Нет уж, спасибо. Не пойдет.

И работа почему-то не идет.

Я вот уже десять минут тупо пялилась на экран монитора, на котором танцуют цветные спирали.

«Черт! Да сосредоточься же, Джинси», – приказала я себе.

Бесполезно.

А все эта Салли. Выбила меня из колеи своим безапелляционным неприятием Рика Лонго. И теперь все, о чем я способна была думать, – ее ненависть к мужчинам и твердое убеждение, что большинство гетеросексуальных женщин лгут себе в отношении собственной ориентации.

Интересно, что бы почувствовала Салли, предположи я, что она лжет себе, полагая, будто родилась лесбиянкой? Ха! Очень интересно!

Наверняка взвилась бы, и имела бы на это полное право.

Вот и я на стенку полезла, увидев, что приятельница вскинула брови с такой же самодовольной гримаской, которую я часто видела на лице матери, когда та хотела довести до моего сведения, что знает меня лучше, чем я сама. Что я слишком слепа и глупа, а может, молода и наивна, чтобы разбираться в чем-то лучше ее. И не важно, что я скажу, или заявлю, или констатирую, – вздор, чепуха и бессмыслица.

Я застонала и схватилась за голову. Прелестно! Мне что, больше думать не о ком, кроме как о мамаше? На работе! Можно сказать, в святом месте! И во всем виновата Салли!

Моя мать – Эллен Мери Ганнон.

Насколько я полагаю, матушка считала меня неудачницей только потому, что хотела так считать, по целой куче идиотских своекорыстных причин, одной из которых была та, что неудачи и невзгоды ходят рука об руку. Матушка желала видеть во мне то, что было необходимо ей самой.

Разумеется, если бы я вздумала сказать ей это, она бы все отрицала.

Матушка и Салли в чем-то очень схожи, хоть на первый взгляд это невозможно. Я точно знаю: Салли подозревает, что я лесбиянка, хотя в жизни не выскажет это вслух.

Почему? Просто ей бы хотелось, чтобы я была лесбиянкой. Хотелось удостовериться в собственной правоте. Хотелось, чтобы я оказалась такой, какая ей нужна. Ее подружкой-лесбиянкой.

Последнее обстоятельство сбивало с толку. Зачем ей так уж надо, чтобы я стала лесбиянкой? Я и без того ее приятельница. Вот и толкуй об эгоизме!

Да начну я наконец работать или нет?

Я решительно открыла файл, требующий особого внимания. Сценарий презентации. И продолжала пялиться на монитор, видя только россыпь букв.

Черт бы побрал эту Салли! И мою матушку. Вместе с их дурацкими фантазиями.

Прекрасно. Если они могут фантазировать, чем я хуже? Ведь и я в приступе дурного настроения могу предположить, что они обе самодовольные, эгоцентричные, жалкие неудачницы.

«Я ни за что не приползу домой, чтобы остальную часть жизни гнить в трейлере», – мысленно заявила я матери.

А Салли я бы объяснила вот что: «Слушай, детка, в ближайшие сто лет у меня не ожидается озарения вроде: «Эврика! Я лесбиянка!» По крайней мере до тех пор, пока ты не воскликнешь: “Эврика! Я гетеросексуальна!”».

Я честно уставилась в документ, открытый на экране монитора.

Прекрасно. Назад, к работе.

Салли и матушке просто придется смириться с реальностью. Несмотря на искренние усилия обратить меня в свою веру, я не собираюсь покорно подставлять шею, чтобы кое-кто накинул хомут.

Никогда.

КЛЕР
КОНЕЦ ЭРЫ

Не успев войти, я сразу поняла: что-то неладно.

Уин был дома! В половине седьмого! Обычно до восьми он не появлялся.

– Привет, – настороженно пробормотала я. – Что случилось?

Он расплылся в улыбке.

– Все в порядке. А что?

– Просто тебя никогда не бывает в это время.

– Разве ты не счастлива видеть своего бойфренда?

– Конечно, счастлива. Я просто неудачно выразилась.

Уин распахнул руки, и я послушно бросилась к нему в объятия.

«Секс. Ему нужен секс», – думала я. Но, как выяснилось, ошиблась.

– Садись! – объявил Уин, отступая. – Вот сюда, на диван.

Я села. Он устроился рядом и без лишних слов извлек из кармана брюк маленькую бархатную коробочку.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня. Стала моей женой.

«Хочу, хочу…» В этом весь Уин. Не «Клер, прошу тебя, стань моей женой. Я хочу быть твоим мужем. Не согласишься ли выйти за меня?».

– Ты… не просишь меня, – промямлила я, глядя на коробочку в руках Уина с таким ужасом, словно тот протягивал мне клубок змей.

– Просил! Я тебя просил! – возмутился он. – О чем это ты?

Я вздохнула. Сколько же раз объяснять?

– Ты известил меня о своем желании и не спросил, чего хочу я. Мне просто надо сказать «да» или «нет». Именно так, а не иначе.

Пусть попробует раз в жизни потакать мне, своей глупенькой невесте.

– Разумеется, зайчик, ты права, – немедленно сбавил тон Уин. – Прости, я не подумал. Итак, Клер Уэллман, ты выйдешь за меня?

– Все это… так неожиданно…

– Милая, мы вместе уже десять лет! Вряд ли это можно назвать неожиданным!

– Но мы даже никогда не говорили о свадьбе. Я…

Уин как-то странно посмотрел на меня:

– Эй, а я думал, что вам, девушкам, нравятся сюрпризы. И что вы, девушки, любите романтику.

«Вы, девушки…»

Меня терзал один вопрос.

Почему он делает это сейчас? Именно сейчас.

Ответ нашелся сразу.

Он думает, что ты ускользаешь.

Он думает, что теряет над тобой контроль.

Пытается вернуть тебя.

Знает, что ты не сможешь отказать.

– Кроме того, – продолжал Уин, – пора признать, что моложе мы не становимся. Тебе почти тридцать, и если мы хотим детей, – разумеется, мы хотим, – лучше пошевелиться. Я прав? Сама знаешь, что прав.

– Прав, – кивнула я.

Ты всегда прав.

– Еще бы. А теперь…

Уин вручил мне коробочку, так явно предвкушая мой восторг, что я едва не расхохоталась. Едва.

Я открыла коробочку.

– Изумительно.

И в самом деле, очень красивое кольцо. Но не в моем стиле.

Абсолютно.

Уину следовало бы это знать.

– Так и знал, что тебе понравится, – обрадовался он, вскакивая. Ничего не скажешь, целеустремленный мужчина. – Думаю, не стоит тянуть. Скажем, в сентябре.

– Сентябрь?

Мне вдруг стало дурно до тошноты.

– Уин, это слишком скоро. И совсем не остается времени, чтобы…

– О, брось, солнышко. Ты вечно стараешься все разложить по полочкам. Что за пунктик такой? Не забудь, что твоя мама и подруги всегда готовы помочь…

– Но осенний семестр начнется десятого сентября, – как могла, сопротивлялась я. – Как же в свадебное путешествие? Мне придется выходить на работу.

– Уверен, школа даст тебе отпуск. Оплачиваемый или за свой счет. В конце концов, не каждый день девушка выходит замуж.

– Но в августе у тебя предстоит важный процесс, – возразила я, уже сдаваясь. – И к сентябрю он ни за что не закончится. Как же ты сможешь уехать…

Уин протянул руку, погладил меня по волосам. Я съежилась, ощутив легкое прикосновение.

– Милая, не волнуйся, я все улажу. Все, что от тебя требуется, – беззаботно проводить время, готовясь к свадьбе. О’кей?

Я механически кивнула. А Уин все продолжал говорить. Но я уже не слушала. Ушла в себя.

Какие подруги? Что это за подруги мне помогут? Может, я не хочу помощи? Может…

– Решено? – ворвался в мои мысли голос Уина. – Сентябрь? Конец сентября. Тебе лучше начать прямо сейчас: договориться в церкви, найти ресторан, ну и что там еще нужно сделать. Вам, девушкам, лучше знать.

Я уставилась на гигантский бриллиант на пальце, ощущая нереальность происходящего. Неужели все это со мной?

И не успела я оглянуться, как Уин уже набирал номер.

– Миссис Уэллман? Привет, это Уин. Подождите немного. Клер, солнышко, возьми вторую трубку.

Я покорно вцепилась в трубку. И мы объявили родным о нашей помолвке.

ДАНИЭЛЛА
КОГДА ЭТОГО МЕНЬШЕ ВСЕГО ОЖИДАЕШЬ

Все шло как по маслу.

Я собиралась познакомиться с парнем в пятницу вечером. Суббота пока находилась под вопросом, но я рассчитывала поужинать в «Люккас», а потом немного выпить в клубе по соседству. Если повезет, закадрю кого-нибудь еще до конца вечера и назначу свидание на следующий уик-энд.

И тут я встретила его. Чистое совпадение. Можно сказать, сюрприз.

Вот как все произошло.

Жара стояла ужасная. И мне внезапно до смерти захотелось мороженого.

Безумные желания всегда следует удовлетворять.

Поэтому, напялив широкополую соломенную шляпу и захватив пляжную сумку со всеми пляжными принадлежностями для безмятежного лежания под солнцем, я отправилась в крошечное заведение с затейливым названием «Сьюзи Кью».

Очередь была длинная, можно было как следует подумать, какое именно мороженое мне хочется. Персиковое? Кофейное? А может, развратно-роскошное «шоколад-супер»?

И тут кто-то сбил мне шляпу на глаза. Я тихо вскрикнула. Может, негодяй пытается ослепить меня, чтобы выхватить битком набитую сумку и удрать?

– Мне очень жаль, – раздался мужской голос. – Не мог бы я…

– Нет, я сама, – пробормотала я, поправляя шляпу. И только потом взглянула на стоявшего передо мной человека, лицо которого выражало искреннее сожаление.

– Прошу меня простить, – продолжал он. – Я стоял за вами и… поверьте, я не хотел подчеркивать ширину полей этой… вашей шляпы. Нет, разумеется…

Я внимательно рассмотрела его, прежде чем ответить. Чисто внешне – это не мой тип мужчины. Предпочитаю нечто другое: темные волосы и глаза, чисто выбрит, не слишком высок и тому подобное… но, в конце концов, я, как всякая женщина, способна оценить мужскую красоту в любом ее проявлении.

В гриве спутанных светло-каштановых волос поблескивали выгоревшие пряди. А светлые глаза – изумительного зеленовато-голубого цвета, как у Ричарда Бартона, глубокие, проницательные, обрамленные черными ресницами. Он не брился несколько дней, и в небольшой бородке одновременно пробивалась светлая, рыжая и темная щетина. И еще он оказался очень высоким. Не меньше шести футов двух дюймов.

Очень симпатичный.

– Ничего страшного, – великодушно заверила я. – Я вас прощаю.

Мистер Суперзагар улыбнулся в ответ.

– По крайней мере позвольте мне угостить вас мороженым. В возмещение неприятности, которую я вам причинил.

Он к тому же еще и джентльмен!

К тому времени как подошла наша очередь, я успела не торопясь рассмотреть его одежду. Ничего особенного. Темная майка, джинсы и – совершенно не по погоде – тяжелые ботинки. Зато все чистое, и джинсы сидели на нем прекрасно. Но в целом, на мой вкус, чересчур просто.

– Какое хотите? – спросил он, когда мы добрались до прилавка.

– Персиковое, пожалуйста, – попросила я.

Мистер Суперзагар попросил еще галлон вишнево-ванильного.

– Для отца, – пояснил он. – Его любимое. Он не слишком часто выходит на улицу, поэтому я, когда могу, забегаю сюда, чтобы пополнить запасы.

– О, как вы заботливы! – восхитилась я. Почтительный сын. Хороший признак. – Так вы отдыхаете вместе с отцом?

Мистер Суперзагар вручил мне рожок с мороженым, и я невольно отметила, что руки у него хоть и большие, но хорошей формы. Потом он взял свою покупку у продавщицы, и мы вышли из очереди.

– Нет, – ответил он, – мы живем тут круглый год. В Чилмарке. А вы, конечно, проводите здесь отпуск?

Я объяснила, что живу в Бостоне, а в Оук-Блаффс сняла дом на паях с еще двумя девушками. Прежде чем он успел ответить, запищал пейджер. Он прочитал сообщение и, нахмурившись, сказал, что пора ехать.

– Еще раз простите, – широко улыбнулся он. – Я о шляпе.

Наступило неловкое молчание. Мистер Суперзагар в нетерпении переминался с ноги на ногу; полурастаявшее мороженое капало мне на пальцы.

– Что же, – наконец пробормотал он, – наверное, еще увидимся.

Я кивнула, и он умчался. Я едва успела увидеть, как он забрался в большой черный крытый грузовик и отъехал.

И только тогда поняла, что даже не спросила, как его зовут. Но по большому счету особого значения это не имело. Я никогда не смогла бы встречаться с парнем, который водит большой черный грузовик.

И поэтому, пожав плечами, зашагала в направлении пляжа.