Текст книги "Переводчик"

– Ты думаешь, я помог ему в этом? Нет. Ты ошибаешься.

– Но тогда где и как это могло произойти? Вы не можете хотя бы предположить?

– Нет, мой мальчик. К сожалению…

Я поставил на пол драгоценную пиалу и поднялся. Где-то там, далеко за горизонтом, жаркое пустынное солнце нырнуло в солёно-слёзную прохладу океана, и теперь двор заливала густая синь. В листве мирта умиротворяюще стрекотали цикады.

– Аль-Азиф, мне нужно идти. Спасибо вам. За разговор и… за сказку. Если мне удастся найти того, кого нашёл профессор, я обязательно вернусь и расскажу вам об этом.

Мы прошли по длинному тёмному коридору и вновь оказались в сказочной книжной лавке, посреди которой росла серебристая олива. Шах блаженно спал на софе в той же позе, в которой я его оставил.

Аль-Азиф подошёл к одной из полок, проворно вскарабкался по рассохшейся деревянной стремянке почти под самый потолок, пробежался пальцами по корешкам и на ощупь вытащил маленький толстый томик.

– Возьмите, юноша. Это подарок. От меня.

Он протянул мне книгу. Я осторожно взял её из его рук и раскрыл на первой странице. На тонкой кофейной бумаге устремлялась в необъятное небо, танцевала, взмахивала изящными крыльями стая птиц моего любимого насталика…

 
Арабские стрелы – в стены стальных городов,
Дикий Восток наслаждается собственной силой,
Мы мчимся навстречу жестокой Розе Ветров,
Эта планета и станет нашей могилой.
 
 
Из нашего сердца хлещет ржавая кровь,
У неба иссиня-серого грудь прострелена,
Здесь вряд ли помнят, что значит слово «любовь»,
Здесь драться за место под солнцем всем нам велено.
 
 
Здесь жизнь человека равна по цене нулю,
Природа плачет – на наших лицах улыбка,
Но я почему-то всё равно этот мир люблю,
И в этом – моя единственная ошибка… [29]29
  Стихотворение взято с сайта www.svistok.ru автор Aqua marine. Огромнейшая благодарность автору!


[Закрыть]
 

– Спасибо, – я покачал головой. – Мне очень жаль, но я не могу принять этот подарок. Завтра мы улетаем. А вы сами понимаете, с наркотиками через границу…

Но старик отстранил мою руку.

– Ты можешь взять её с собой в гостиницу и прочитать ночью. А утром пришлёшь её мне с посыльным. Я не буду продавать эту книгу. Она будет стоять на полке и ждать тебя – когда ты вернёшься.

Я бережно завернул книгу в обрывок упаковочной бумаги, взвалил Шаха на плечо – чёрт, какой же он тяжёлый, поголодать пару-другую неделек ему бы явно не помешало – попрощался со стариком и вышел из лавки.

Местный таксист на старом дребезжащем седане домчал нас до гостиницы с абсолютно безбашенной скоростью – «как влюблённый верблюд, бегущий навстречу своей возлюбленной», как он хвастливо заявил, засовывая в карман мои деньги. Ну-ну, в России такие "верблюжьи бега" обошлись бы мне в кругленькую сумму. Портье окинул нас заговорщицким взглядом и поцокал языком.

Чертыхаясь, я затащил Шаха на второй этаж в свой номер и бросил на кровать. Кто знает, в каком состоянии он очнётся – будет лучше, если я буду находиться рядом. Я волновался за его здоровье, хотя… хотя, положа руку на сердце, был благодарен Всевышнему за то, что тот на время избавил меня от докучливого товарища. По крайней мере, я смог насладиться общением с Аль-Азифом, а впереди меня ждала целая ночь наедине с драгоценным томиком арабской поэзии…

…Когда начало светать, я перевернул последнюю страницу. Немного помедлил и закрыл книгу, так и не прочитав последнего стиха… Не сейчас. Пусть он ждёт меня. Я дочитаю его, когда вернусь… если вернусь…

Потом безжалостно растолкал Шаха. Полусонный, тот сел на кровати и полным тайного удовлетворения голосом протянул:

– О-о-о, как это было хорошо! Что ты мне подсунул? Я бы не отказался попробовать это ещё разок.

– Ничего я тебе не подсовывал. Ты сам сунул свой нос туда, куда не следует, Буратино! Ещё раз так сделаешь, и я тебе его отрежу, ясно?.. Давай, одевайся, а то опоздаем на самолёт. Нам ещё нужно доехать до Касабланки.

Шах исподлобья посмотрел на меня:

– А кто такой этот твой буратино? И почему ты мне угрожаешь?

Но я уже захлопнул дверь.

Я спустился к конторке портье, расплатился за гостиницу и спросил, может ли он доставить по адресу пакет. Тот кивнул и протянул мне кусок плотной бумаги. Я завернул книгу, сверху чёткими крупными буквами вывел название улицы и имя Аль-Азифа, и, задумавшись на мгновение, внизу приписал:

 
Голос вечности… меж бесконечных побегов вьюнка…
старинные книги в разрушенном богом храме…
взлетающие птицы, несущие сладкий смертельный яд…
Я не вмешаюсь.
Я не войду.
Войдешь, – сказал мне тихо Старик…
И протянул мне ключ от Вселенной на ладони…[30]30
  По мотивам стихотворения «Голос змеи» Джима Моррисона в переводе К.С.Фарая.


[Закрыть]
 
 
От вчерашнего собеседника с почтением и благодарностью…
 

Портье ошарашено уставился на меня. Ещё бы, иностранец вот так вот запросто пишет, да мало того пишет – сочиняет! – стихотворение на арабском и при этом не впадает в наркотический транс! Да это невероятно! Я не сомневался, что сегодня же эта новость распространится по ИДАРу со скоростью света, но мне было наплевать.

В аэропорту Анфа столицы Магрибского вилайета Истинно-Демократической Арабской Республики официально нас никто не провожал, хотя я заметил с десяток агентов в гражданской одежде, не спускавших с нас глаз. Но мне и на это было наплевать. Мы с Шахом беспрепятственно погрузились в самолёт Истинно-народной авиакомпании, после чего я ещё раз мысленно вознёс хвалы их Всевышнему, удобно подоткнул под голову шёлковую подушку и, бессовестно отдав улыбчивых толстушек-стюардесс на съедение моему приятелю, который одаривал их неприкрыто плотоядными взглядами, провалился в глубокий сон.

Я любил приходить сюда, любил сидеть между нитяными ветвями ивы, слушать тихое журчание воды в неглубокой чаше фонтана, где в мутноватой воде между крупными белыми и зелёными глазурованными плитками колыхались-стелились изумрудные пряди водяного мха. Вскоре я познакомился со всеми, сдружился с Хананием и Мишаэлем, которые привели меня сюда. Новые люди здесь появлялись редко. Вполуха я вслушивался в их разговоры о каком-то едином боге, добром и вселюбящем. Меня не трогали. Радушно приветствовали, угощали маслянистым травяным настоем или горячим финиковым вином, которое подогревали тут же, на каменном очаге, специально для меня, жалостливо глядя, как я кутаюсь в тёплый шерстяной плащ, сотрясаясь в мучительном ознобе. Только один раз Ханания, не выдержав моей отстранённости, подскочил ко мне, принялся стучать маленьким смуглым кулаком по моей грудной клетке и с горячностью и отчаянием кричать:

– Ну же, Накиру, разве ты не слышишь, как ОН стучится в твоё сердце?! Открой ему дверь, впусти его в свою душу!.. Прими его! Ты слышишь, как он стучится?!

Но Даниил, как звали того невысокого коренастого мужчину с дружелюбным лицом, остановил его.

– Не нужно торопиться, Ханания. Каждый человек идёт к богу своей дорогой. И думается мне, что Накиру предстоит пройти очень долгий путь, верно?

Я пожал плечами. Долгий путь? Кто знает… и кто знает, не теку ли я подобно великой перевёрнутой реке Евфрат в обратную сторону?..

– Мальчик мой, ты похож на озлобленного уличного щенка. Для чего ты всюду носишь с собой кинжал? И не снимаешь его даже здесь? Разве здесь тебя могут обидеть? Разве ты чувствуешь среди нас какую-то опасность?

Я дёрнулся и машинально нащупал рукоять кинжала.

– Я знаю, мир вокруг нас полон насилия. Но, отвечая насилием на насилие, ты лишь умножаешь зло.

– А мне плевать, что я там умножаю. Они отняли у меня всё! Отца, мать, мою любимую… И я не собираюсь прощать им…

– Всё? – перебил меня Даниил. – Насколько я знаю, твои родители оставили тебе щедрое состояние. Ты богат.

– Мне не нужны эти проклятые деньги! Они не приносят мне ничего – ни счастья, ни любви!..

– Вот видишь, – мой собеседник мягко положил руку мне на плечо. – Ты сам уже многое понял. Так и насилие – оно не принесёт тебе ничего. Ни любви, ни счастья. Оно лишь приумножит твою злость и боль. Я знаю, пока ты этого не понимаешь и не согласен со мной. Когда-то я сам был таким, как ты. Но, я думаю, со временем ты поймёшь, что лишь добро множит добро, а любовь множит любовь. Понимать – это же твоя профессия… – и он тепло улыбнулся.

Даниила любили все. Да и невозможно было не любить этого скромного и улыбчивого человека. Его глаза излучали такой мощный свет, что, казалось, внутри у него горит неугасимое яркое пламя… пламя любви к людям и искренней веры в своего отречённого от себя и жертвующего собой бога. Сюда, во дворику реки, он вырывался нечасто. Но иногда мы сталкивались с ним в летнем дворце, где располагалась царская канцелярия и где он часто бывал по долгу службы как личный царский советник и прорицатель, поставленный Навуходоносором «главным начальником над всеми мудрецами Вавилонскими»[31]31
  Книга пророка Даниила 2:48. Синодальный перевод.


[Закрыть]. Несколько раз он приглашал меня прогуляться с ним, и мы долго бродили по узким улочкам старого города и говорили обо всём. Мне нравилось разговаривать с этим мудрым человеком. Он не пытался говорить со мной о своём боге, но его слова почему-то бередили душу и успокаивали одновременно. После этих встреч у меня в голове начинала роиться туча вопросов, но голодная гиена-тьма на время трусливо отступала, давая мне передышку.

Я возвращался домой далеко за полночь, стараясь засиживаться допоздна в какой-нибудь дружеской компании. Отпускал спать прислужницу, долго стоял под струёй горячей воды, вытекавшей из пузатой медной бочки, которая громоздилась во дворе на высоких козлах и за день докрасна раскалялась под палящим солнцем. Выпивал обжигающий настой с мёдом, жгучим имбирём и миррой, чтобы хоть ненадолго загасить внутренний холод, бросал в высокий глиняный кувшин, стоявший в углу спальни, очередной круглый камешек… ещё один день без неё, без воздуха, без жизни… и сворачивался тугим калачиком под толстым шерстяным покрывалом в безуспешной попытке скрыться от окружающей меня тьмы. Но, стоило мне лишь закрыть глаза, как ненасытная гиена-тьма подкрадывалась к моей кровати, обдавала леденящим дыханием, ложилась холодной каменной плотью на грудь, и меня вновь захлёстывала волна знобящей тревоги.

Тревога, тревога, моя подруга, моя возлюбленная, моя жена, когда же ты отпустишь меня из своих цепких до боли объятий?

Имперские Соединённые Штаты. Пустота

Аэропорт Нью-Нью-Йорка был огромным, гулким и пустым. Построили его с поистине имперским размахом – ещё бы, в самой крутой стране мира всё должно быть самым крутым, в том числе и аэропорт – хотя при нынешнем международном трафике вполне хватило бы терминала раз в сто поменьше.

Сотрудник паспортной и таможенной службы в одном лице, дюжий рейнджер кровь с молоком, взирал на нас с нескрываемым подозрением.

Да и впрямь, было от чего. Гражданин Поднебесной (чужой!) и гражданин России, имеющий наружность гражданина Поднебесной (непонятночужой!), прибывшие из Истинно-Демократической Арабской Республики (самой опасной страны на свете!), да ещё и без всякого багажа!

Минут десять пограничник внимательно изучал наши паспорта. Пока он проверял наши данные по компьютерной сети, я стоял и покрывался холодным потом. Но служба госбезопасности Камеля Атласа сработала на отлично, а его российские и китайские коллеги, судя по всему, пока что медлили с активными действиями – из каких соображений, мне не хотелось даже думать – поэтому проверку мы прошли.

– Цель визита в нашу страну? – пограничник наконец-то оторвал взгляд от экрана и пристально уставился на Шаха.

– А-а-а, ну понимаете… – Шах запнулся. После тесного общения с магрибскими стюардессами он пребывал в каком-то медитативно-мечтательном состоянии, поэтому мысли у него текли весьма туго. – Мы хотели поближе познакомиться с вашей страной, с её культурой и историей, посетить ваши музеи, например, знаменитый Метрополитен-музей и Музей современного искусства, сходить в Метрополитен-Опера…

Пограничник мрачно взглянул на моего спутника, видимо, окончательно убедившись в своих подозрениях, и потянулся к большой красной кнопке.

– Постойте, офицер, – я бесцеремонно отодвинул Шаха от стойки. – Мой друг просто шутит. Мы накопили с ним немного деньжат и приехали к вам, чтобы как следует поразвлечься.

Я вальяжно похлопал Шаха по плечу.

– Прежде всего, МакДональде! Ваши гамбургеры – это лучшее, что я пробовал в своей жизни!

Шах поморщился, но я незаметно ткнул его локтем под рёбра.

– Потом Бродвей. Я обожаю ваши мюзиклы. Они просто… крутые. И Диснейленд. Обязательно!

Я посмотрел на Шаха, и тот покорно кивнул головой в знак согласия.

– Ну и, наконец, ваша кола и виски – они лучшие в мире!

Лицо таможенника расслабилось.

– Полностью с вами согласен! Но вашему другу я бы посоветовал так больше не шутить.

Он порылся в столе и протянул нам два комплекта бумаг.

– Заполните въездные декларации.

Я взял свои бумаги и перелистал их. Надо же, оказывается, за те два года, что я не был в Имперских Штатах, здесь произошли разительные перемены… Раньше американцы никаких других языков, кроме своей америколы, признавать не хотели. Вернее, не столько не хотели, сколько не могли. Своих переводчиков-мутантов у них почти не рождалось – слишком уж простой и прямолинейно-правильной была их национальная парадигма сознания, поэтому ментальное здоровье нации было настолько крепким и нерушимым, что фактически не оставляло возможностей для мутаций – поэтому все документы всегда были составлены исключительно на америколе. Я заглянул через плечо Шаха – ну да, привычная америкола. Но моя декларация была переведена на русский! Вот это прогресс!

Я быстро проставил галочки в таможенной декларации – алкоголя на ввоз нет, наркотиков, запрещённой литературы и т. п. тоже – и перелистнул страницу. Так, что тут у нас? «Обязательство»: «…в период пребывания на территории Имперских Соединённых Штатов я обязуюсь…» Несколько минут я ошарашено смотрел на лежащий передо мной листок. «…1. Не надираться в жопу на людях… 2. Не гадить в общественных местах… 3. Не трахать местных тёлок…»

Чёрт, неужели ночь с томиком арабской поэзии всё-таки не прошла для меня бесследно? Я зажмурил глаза, приказал мозгу сосредоточиться и ещё раз перечитал декларацию. Не помогло.

Я покосился на Шаха, но тот заполнял свои листки как ни в чём не бывало. Я сгрёб бумаги со стойки и подошёл к пограничнику.

– Офицер, извините. У меня возникли некоторые трудности… Мне кажется, декларация переведена на русский язык не вполне адекватно. Может быть, я лучше заполню документы на америколе?

Пограничник посмотрел на меня снисходительным взглядом, как на глупого капризного ребёнка.

– В нашем департаменте работает один из лучших переводчиков русского языка в Имперских Соединённых Штатах. Мистер Багбер два года проходил стажировку в Москве, поэтому прекрасно знаком и с русским языком, и с реалиями русской жизни.

Я кивнул.

– О да, конечно, это чувствуется. Извините. Наверное, я немного подустал после долгого перелёта. Сейчас я всё заполню.

Я вернулся к стойке. Действительно, не стоит спорить с одним из лучших переводчиков Имперских Соединённых Штатов. Зачем нарываться?

Так, «не надираться в жопу на людях». Конечно, обязуюсь. Я поставил жирную галочку. Дальше. «Не гадить в общественных местах». Интересно, что под этим имеется в виду – не бросать обёртки от жвачки мимо урны, или слово употреблено в его прямом значении? Ладно, тоже обязуюсь. «Не трахать местных тёлок». А это-то ещё почему?! Насколько я помнил, раньше такого пункта во въездной декларации не было.

– Шах, – я дёрнул его за рукав. – А у тебя в декларации есть пункт про женщин?

Тот непонимающе посмотрел на меня.

– Про каких ещё женщин?

Понятно, значит, это только для русских. Оказывается, про препотентных кобелей Кьёнг всё-таки не шутил… Ха, ничего себе, новость!.. Я едва не расхохотался – ладно, обойдёмся без секса, поди не умру без него за несколько дней – и поставил в квадрате напротив жирную закорючку. Остальные пункты после первых трёх затруднений у меня не вызвали, и уже через полчаса мы с Шахом шагали по гулкому безлюдному терминалу.

– О, фак! Как здесь пахнет свободой! Чуешь? – восторженно произнёс Шах, когда мы с ним вышли на огромную, почти пустую аэропортовскую парковку. Он раскинул в стороны руки и стоял, вдыхая полной грудью влажный морской воздух.

Я пожал плечами. Ну да, меня Америка тоже всегда поражала своим простором и размахом. Здесь всё было большим, по-настоящему большим, огромным и крутым. Но говорить о свободе? Я насмешливо посмотрел на Шаха.

– Пахнет свободой? В президентской империи-то?

– Да. Только не в том смысле, в котором ты думаешь…

Новый гигантский «Форд», который в любом европейском городе занял бы полторы дорожные полосы, вёз нас по улицам Нового Нью-Йорка. Шах, не отрываясь, пялился в окно на проходящих мимо американок. Я тоже время от времени бросал на них заинтересованный взгляд – по правде говоря, там было на что посмотреть… пусть даже и благодаря стараниям генных инженеров. Но какое это имеет значение?

– Какое здесь всё… ма-а-асштабное, – восхищённо протянул Шах, провожая глазами очередную обладательницу крутых бёдер, мерно колышущейся груди не меньше четвёртого размера и пухлых губок. – Жаль только, что нам здесь ничего не светит.

Он обречённо вздохнул.

– Почему же?

– А ты посмотри на их альфа-самцов…

Так называемые "альфа-самцы" здесь и впрямь были как на подбор – просто-таки голливудские секс-символы все как один. Тяжёлые волевые подбородки, широкие плечи, накачанные торсы – было видно, как под одеждой играют их мощные мышцы.

– Ну и хорошо, что не светит, – я откинулся на спинку сиденья.

– Почему это? – Шах удивлённо посмотрел на меня.

– Потому что на таможне с меня взяли подписку не трахать местных баб.

– С тебя взяли такую подписку?! Ты шутишь?

– Нет.

– А почему? Ты больной что ли?

– Никакой я не больной, придурок. Просто я русский. Генетика у меня плохая, ясно? Потом объясню.

Я отвернулся к окну и в который раз мысленно выругался – и что только меня дёрнуло выкрасть этого придурка из психушки? У него же все мысли только о бабах. Будущий властитель мира… Я даже содрогнулся при мысли об этом.

В течение следующих двух дней мне удалось ему отомстить. За всё. С тайным злорадством я затаскивал его в Макдональдсы и Кинг-Бургеры, скармливая ему горы гамбургеров и чизбургеров и заставляя запивать их приторной колой. В первый же вечер после нашего приезда Шах фамильярно сгрёб меня под локоть в холле гостиницы и сделал приглашающий жест рукой:

– Мы идём ужинать в "Coolest, Best & Most", лучший ресторан Нью-Нью-Йорка и любимый ресторан их императора… то есть, как его, президента. Сегодня я угощаю.

Я высвободил руку и покачал головой:

– Нет, Шах. Сегодня вечером мы идём ужинать в «Кинг-Бургер». Видел за углом огромную стеклянную арку? Вот туда. За нами наблюдают, в этом можно не сомневаться. Поэтому нам нельзя вести себя подозрительно хотя бы первые пару дней. Так что извини, но пока тебя ожидает фаст-фуд, мюзиклы и Диснейленд. А дальше посмотрим.

Шах с мольбой посмотрел на меня.

– Алекс, но нас там отравят. Может, всё-таки в ресторан?

– Нет, – я решительно взял его за рукав и потащил через улицу…

Мы сидели за добротным металлическим столиком, заставленным пакетиками с гамбургерами и стаканами колы. Прямо под нами, под стеклянным полом проносились большие американские машины, и вообще всё вокруг было большим, нет, даже крупным — крупные автомобили, крупные дома, крупные особи женского пола с крупными прелестями, крупные особи мужского пола с крупными торсами, и крупные гамбургеры, в одном из которых сейчас тоскливо ковырялся Шах.

– Говорят, у них гены искусственно модифицированы под фаст-фуд и колу, – Шах мотнул головой в сторону соседних столиков.

– Ну, сами-то они утверждают, что у них модификация произошла естественным путём в процессе многовековой эволюции, – я пожал плечами. – Что вполне вероятно. Нужно же организму как-то выживать, вот он и приспособился извлекать энергию из гамбургеров. И вообще, сделай лицо порадостнее, а то как-то непохоже, чтобы ты наслаждался местной кухней.

Шах бросил на меня уничижительный взгляд.

– Может, хватит издеваться, а? И без того тошно… Лучше скажи, какие у нас планы? Вернее, у тебя?

– Навестить нескольких человек из списка, который прислала мне Тай и с которыми в своё время встречался профессор Линг. Но не сейчас, а через пару дней, когда местные спецслужбы немного успокоятся и ослабят свою бдительность. А там посмотрю. А у тебя?

– С тобой похожу… пока, – Шах с отвращением запихнул в рот кусок булки с тошнотворно-бурой смесью кетчупа и горчицы. – Атам тоже… посмотрю…

Несмотря на мои опасения, следующие два дня прошли довольно неплохо. Мы приспособились выковыривать из всевозможных бургеров листочки салата и кружки помидоров и заедать ими жареную картошку, а остальное незаметно складывали обратно в пакетики. Вечером второго дня мы забурились в наикрутейший мега-кинотеатр. Мягкие крутящиеся кресла, гигантский экран с обзором на весь полусферический купол, ошеломляющие спецэффекты – я едва не бросился с кресла на пол, когда мимо моего уха просвистел кусок обшивки с межгалактического крейсера «Великая Америка». Но на третий день терпение Шаха иссякло окончательно. Он заартачился и напрочь отказался идти на бродвейский мюзикл, несмотря на все мои увещевания о необходимости усыпить бдительность местных спецслужб.

– Алекс, я больше так не могу! Ты меня уничтожаешь физически и морально!!! Поэтому сегодня мы с тобой посетим Метрополитен-оперу, тем более что там идёт не бог весть какой заумный изыск, а всего лишь «Королева чардаша»!

Уже стемнело, когда мы вышли из залитого огнями здания оперного театра, преисполненные уверенности в том, что жизнь наконец-то налаживается. Венгерский еврей Имре Кальман, как всегда, не подвёл, с первых же нот закрутил нас в своих празднично-нарядных мелодиях, заразил безудержным темпераментом, щедро сдобренным глубокой чувственностью и искромётным весельем, и уже в середине представления я, забыв обо всём, подпевал графу Бони: «Без женщин жить нельзя на свете, нет!..», покачивая ногой в такт кордебалету. Мало того, в антракте нам удалось обнаружить в театральном буфете крошечные кокотницы с жульеном из креветок в сливочном соусе, которые мы с Шахом, оголодавшие, сгребли все до одной, и канадское ледяное вино, что превратило вечер в совсем уж, подозрительно райский… не нравится мне такая идиллия, ох, как не нравится…

Разумеется, как пел князь Елецкий в «Пиковой даме», моё предчувствие меня не обмануло. Мы вышли из подъезда оперы и неспешным шагом двинулись через площадь, лавируя между мягко урчащими лимузинами и роскошными бюстами местных дам. Шах по привычке пялился по сторонам на упругие телеса американок, играющие под тонким трикотажем вечерних платьев, а я довольно мурлыкал себе под нос задорный мотивчик «любовь такая, глупость большая!..»

– Алексей!

Я застыл на месте.

– Алексей! Ты?!

Я резко обернулся. Через толпу к нам пробирался высокий молодой мужчина в элегантном дорогом костюме, белоснежной рубашке и галстуке. Денис, как всегда, был до предела вылизан и безупречен – от кончиков блестящих ботинок до изящной оправы очков. Что ж, как говорится, положение обязывает.

– Алексей! – ещё раз повторил он, наконец-то добравшись до нас. Мне показалось, что в его голосе звучала искренняя радость… или только показалось?

– Так ты в Штатах? А мы так за тебя волновались! Особенно Станислав Александрович, – добавил он, увидев мой недоверчивый взгляд. – Просто ты исчез так внезапно, никому ничего не сказал. Даже наши спецслужбы забеспокоились.

– Ха, ещё бы…

Но обрадованный Денис меня не слышал.

– А ты, оказывается, в Имперских Штатах! Мог хотя бы отца предупредить. Какая-то срочная работа подвернулась?

– Нет, – я покачал головой. – Я по личным делам. А ты тут какими судьбами?

Я почувствовал, как Денис мгновенно напрягся, а в его глазах промелькнул испуг. Ну, ещё бы – то, что у кого-то могут быть "личные дела" в другой стране, не укладывалось у него в голове. Поставленная речь первого секретаря-референта председателя ведущей российской парламентской партии и кандидата в президенты дала сбой.

– Я… – Денис явно пытался осмыслить мои слова. – Мы… у нас… у Станислава Александровича скоро начинается предвыборная кампания, ты же знаешь. И он решил нанести официальный визит… в Имперские Соединённые Штаты… в рамках подготовки…

– Значит, отец тоже здесь?!

О, господи, только этого мне ещё не хватало!!! Отец в Штатах!!! Ну да, во время нашей последней встречи он что-то говорил мне об этой поездке, но в круговерти последних событий я естественно напрочь об этом забыл! Я нервно огляделся по сторонам.

– Да… то есть нет, не именно здесь, – Денис наконец-то вновь обрёл контроль над своей речью. – В общем, твой отец сейчас находится в Нью-Нью-Йорке в российском посольстве. В театр я приехал один, чтобы немного отвлечься, и, как видно, не зря! Это просто замечательно, что я тебя встретил! Я думаю, Станиславу Александровичу будет несложно замять историю с твоим внезапным отъездом из России и предупредить возможные проблемы. Хорошо, что ты уехал в Штаты, а не, например, в Поднебесную или, хуже того, в Истинно-Демократическую Арабскую Республику.

Я промолчал.

– К Штатам у нас в России относятся наиболее лояльно, поэтому, я надеюсь, больших проблем не будет. Поедем сейчас вместе со мной в посольство, и я организую тебе встречу с отцом…

– Организуешь встречу?

– В том смысле, что постараюсь смягчить первоначальную реакцию с его стороны. Да и последующие реакции тоже, – Денис сдержанно улыбнулся.

Да уж, насчёт первоначальной реакции он прав. Представляю, как отнёсся к моей эскападе отец накануне своей предвыборной кампании и… как он меня встретит… «Знаешь, Алексей, я в очередной раз сильно пожалел о том, что тогда забрал тебя из спортинтерната. Со своей совестью я уж как-нибудь бы договорился, зато сейчас был бы избавлен от серьёзного источника проблем в твоём лице»… О да, некая вариация этой темы обязательно будет в репертуаре, но это уже так, давно не ранит. Да и, честно говоря…

…да и, честно говоря, мой отец – потрясающий человек. Ну да, политик, ну да, рвётся к власти. Но ведь он действительно хочет сделать этот мир лучше. Неравнодушен ко всему, причём неравнодушен по-настоящему, неподдельно, по-людски. Всегда и всем старается помочь. И ведь реально помогает! Сколько раз сам видел… За страну всей душой болеет. Да знаю я, знаю, как неубедительно звучат такие выспренные фразы, особенно на рекламных плакатах, но я-то не рекламный плакат, я его сын и всё вижу… и уважаю своего отца за это.

Что, однако, не мешает мне с завидной регулярностью трепать ему нервы своими глупыми выходками, а теперь так и вовсе, как последний идиот, почти что перегородить ему дорогу к заветной цели… Так что, чего там говорить, предложение Дениса "смягчить реакцию" было как нельзя кстати – он хорошо знает моего отца. Наверняка отец предпочёл бы иметь его вместо меня своим сыном. Сложная это штука – родственные отношения. Будь жива мама, возможно, всё было бы по-другому…

– Нет, Денис. Сейчас не поеду. Я не готов, – я виновато покачал головой.

– У нас с отцом непростые отношения, ты же знаешь… Я зайду завтра, хорошо?

– Так завтра даже лучше! – просиял Денис. – Завтра мы организуем в посольстве приём для местного истеблишмента. Будут всякие политики, общественные деятели. Начало в два часа дня. Приходи. При таком скоплении людей Станиславу Александровичу придётся встретить тебя… более политкорректно, скажем так. Я предупрежу его заранее.

– Спасибо…

– В общем, договорились. До завтра. Ждём тебя в два часа дня в посольстве, насчёт пропуска я позабочусь.

Денис кивнул мне на прощание, скользнул глазами по Шаху и быстро зашагал в сторону лимузина с посольскими номерами, урчавшего у края тротуара.

– И что это за тип? – поинтересовался Шах, проводив его взглядом.

– Первый референт у моего отца. Оказывается, мой отец сейчас тоже находится в Имперских Штатах с официальным визитом и будет ждать меня завтра в российском посольстве.

– А что, твой папашка – какая-то крупная шишка?

– Ну, как сказать… будущий президент России… если я ему в этом не помешаю.

– Ни фига себе! Да ты, оказывается, у нас мальчик-мажор, из золотой молодёжи? – мой приятель язвительно усмехнулся.

– Вовсе не из золотой, – я зло посмотрел на Шаха. – Я до пятнадцати лет жил в обычном детском приюте в Гонконге. Ясно?

– Ясно, – Шах пожал плечами. – А чего ты злишься?

– Да так, ничего. Извини. Просто мне сейчас очень плохо. Дерьмово, понимаешь? Я не знаю, что мне делать дальше! Не знаю, как мне жить дальше! Да и вообще… не знаю, как хотя бы пережить завтрашнюю встречу с собственным отцом!

Шах пристально посмотрел на меня и вдруг захохотал. С полминуты меня распирало от злости – и чего ржёт, придурок?! ему бы мои проблемы… – но потом не выдержал и захохотал вместе с ним. Нет, всё-таки есть у нас с другими нациями что-то общее, несмотря на пятьсот лет железных занавесов – а именно, дурацкое чувство юмора в самых неподходящих ситуациях…

Я стоял перед российским посольством на другой стороне улицы и старательно собирался духом. К началу приёма я опоздал – если начистоту, то специально медлил, тянул до последней минуты, прекрасно осознавая, что правильнее было бы поспешить, прийти чуть раньше, чтобы встретиться и переговорить с отцом неприлюдно… но не смог, не решился… не знал, что сказать отцу, не мог найти себе никаких объяснений и оправданий, а уж смотреть ему в глаза… попросту боялся… трус…

Я тряхнул головой и двинулся через улицу к кованой калитке с золотым двуглавым орлом. Из будки охраны навстречу мне тут же выскочил консьерж.

– Добрый день, мистер… – начал он на америколе, но через секунду удивлённо вскинул брови. – О, Алексей, если я не ошибаюсь? Это вы?

Вторую часть фразы он произнёс уже по-русски.

– Да, я…

Консьержем в посольстве Сергей работал уже несколько лет, и за время моих предыдущих визитов в Штаты у меня с ним сложились довольно неплохие отношения… ну, насколько неплохими они могут быть с замаскированным под консьержа майором федеральной службы безопасности.

– Рад видеть вас снова. Вы прилетели отдельно от делегации? – он окинул меня цепким профессиональным взглядом. Я нервно поправил галстук. Всё утро потратил на то, чтобы купить этот чёртов костюм, облазил пару торговых мега-центров, доведя Шаха до нервной истерики – ну никак не дотягивали мои плечи до параметров местных альфа-самцов, и всё тут!

– Да, дела задержали.

– Понимаю. Вы, переводчики, везде нарасхват. Как вы пока, справляетесь? – участливо осведомился он.

– Пока да, – кивнул я, мысленно пожелав ему засунуть его участливость в одно место.

– Приём уже начался. Вам нужно поторопиться. Сейчас я посмотрю ваше имя в списке сопровождающих лиц…