Текст книги "Рекреация"

Сказав последнюю фразу, Оскар взял в руки остатки торта, немного покачал им, будто взвешивая, а потом с размаху залепил кремом в лицо одному из сидевших за соседним столиком. Зал завизжал от восторга. Мужчины и женщины вскочили на ноги, вырывая друг у друга тарелки, кидаясь салатами, пудингами, тортами и даже кучками спагетти.

– Тортов! Тортов! – кричали сразу десяток голосов. Под всеобщий шум Оскар, нагнувшись, с минимальным количеством пятен на одежде пробрался к выходу и снова оказался на чистом ночном воздухе. Постояв немного, он быстрым шагом пошел в гостиницу.

В большой комнате номера по полу была разбросана одежда, а на кровати посапывала в сладком сне блондинка. Она лежала на животе, и белые круглые ягодицы тускло освещались светом луны. Шторы, сдвинутые открытой балконной дверью, колыхались под дуновением прохладного ночного ветра. Оскар вышел на балкон. Рихард сидел там в плетеном кресле и пускал к звездам сигаретный дым.

– Как дела? – тихо поинтересовался Оскар.

– Уснула, сучка! – беззлобно выругался немец. – Да и вообще, сильно она напилась. Ничего у нас толком не вышло. Зато у меня появился шанс спокойно посидеть под звездным небом и предаться хмельному философствованию о смысле жизни.

– Тогда мне очень жаль будет грубо прервать тебя.

– А что случилось, пока мы отсутствовали?

– Это случилось еще когда вы присутствовали. Но, может быть, ничего серьезного. Просто мои инстинкты велят мне проверить одну личность – только и всего.

– И кого?

– Помнишь верзилу с испуганным взглядом, которого мы видели около входа в «Новый Хордо»?

– Он? Ну, личность, действительно, подозрительная. Но не может ли это дело подождать до утра?

– Не забывай, мы не одни жаждем найти нашего незнакомца. Не исключено, что нам дорога каждая минута.

– Хорошо, я понял, – немец встал, выпрямляя в свете звезд и луны свое мускулистое тело. – Через минуту буду готов.

Оскар снял с лица повязку, в которой ходил весь день и полночи, чтобы сменить ее очками. В ночных прогулках полезно иметь инфравизор. Пистолет был заткнут за пояс. Оставалось дождаться Рихарда.

Когда они вышли в коридор, немец замялся.

– В чем дело? – спросил Оскар.

– Что делать с девкой?

– Ничего. Пусть спит. Я думаю, мы в любом случае не задержимся надолго.

– Gut. Куда мы идем?

– Нужно узнать, где живет турок. По пути «домой» я узнал у портье номер Майка. Зайдем, спросим у Пенелопы, как нам найти парня.

Они поднялись на этаж выше и постучали в дверь нужного номера раз, другой, третий, но никто не отвечал.

– Похоже, Майк почует сегодня в другом месте, – криво ухмыльнулся Рихард.

– А вот и пет, – возразил Оскар. – Я ведь спросил у портье, ту! он или нет. Так что двадцать минут назад он был в своем номере с дамой. Неужели в их состоянии они могут куда-то уйти?

– В их состоянии они хрен встанут открыть нам дверь.

– И неужели мы уйдем, опустив руки?

Рихард пожал плечами и внезапно налег на дверь своим мощным плечом. Замок жалобно крякнул, тут же сдавшись этому могучему напору. Взломщики быстро проникли внутрь. Здесь тоже пол был завален смятой одеждой, залит светом луны и овевался нежным ветерком, дувшим из раскрытой балконной двери.

– Знакомо, не правда ли? – прошептал Оскар, кивком показывая на кровать. Там, окруженный кучами смятых простыней и висящих па краю подушек, похрапывал Майк. Пенелопа лежала на его брюхе, прижав колени к толстым бедрам любовника и зарывшись носом в шерсть на груди толстяка.

– Неслабо кипела их страсть! – восхитился Рихард. – Заснули в процессе.

– Подними-ка ее понежнее, – скомандовал Оскар, подходя к изголовью кровати. Рихард взял девушку и легко поднял ее в сидячее положение. Мгновение оба заинтересованно рассматривали небольшую крепкую грудь с красивыми сосками, чуть круглый животик и остальное под ним. Потом Оскар ухватил Пенелопу за щечки и осторожно потрепал из стороны в сторону. Девушка что-то неразборчиво пробормотала, пытаясь выбраться из хватки и жалобно морща личико. Этим она только сделала себе больнее и тогда слегка разлепила веки.

– Отпусти-ии-и! – захныкала она.

– Где живет Тарик? – тихо, но грозно спросил Оскар и повторил громче: – Где живет Тарик? Где живет Тарик?

– Он живет в коттедже на берегу… Отпусти, мне больно!!

– Номер, улица?

– Я не знаю-юю!! От речного вокзала третий влево… Оскар осторожно отпустил щеки Пенелопы и сделал знак Рихарду. В этот момент девушка дернула плечами и вырвалась из рук немца. С размаху она шлепнулась па грудь приятеля, отчего тот громко застонал и открыл глаза.

– Ты что? – прохрипел он.

– Меня пытали!! – заплакала Пенелопа, сползая с Майка па кровать. Проморгавшись, Ван Нес оглядел залитую лунным светом комнату – она была пуста.

– Тебе показалось, кошечка. Спи спокойно. – Однако и без его успокоений Пенелопа спала, хотя и со слезами на глазах.

* * *

– Мы забыли спросить, где находится речной вокзал! – Рихард раздраженно глядел на блестящие серебром жестяные крыши коттеджей. Их было довольно много – полоса домиков тянулась вдоль берега километра на два. Очевидно, те, что стояли в тени деревьев около самого озера, стоили больше, а те, что теснились дальше на берегу, – меньше.

– Ничего, мы ведь не всемогущи! – пожал плечами Оскар. В такую светлую ночь этот жест был прекрасно виден. Если его коттедж рядом с речным вокзалом, то он стоит у самого озера. Мы сейчас пойдем вдоль по берегу и, наверное, как-нибудь сможем узнать этот чертов речной вокзал!

Им не пришлось долго идти – они вскоре увидели перед собой большое и темное здание, по форме похожее на перевернутый утюг. Вокруг него расположились такие же темные и тихие коттеджи – только где-то вдалеке виднелись отсветы ярких огней и слышались звуки музыки. Очевидно, там собрались самые стойкие пьяницы – остальные в этот предутренний час уже мирно спят. Нужный им домик имел весьма скромные размеры, но вокруг него стояло несколько деревьев с пышными кронами – наверняка, днем дом выглядел очень мило и уютно.

– Нам предстоит потревожить покой еще одной пары! – усмехнувшись, пробормотал Оскар.

– Без проблем! – Рихард выставил сжатые кончиками большой и указательный пальцы. – Как ты думаешь, нам может понадобиться оружие?

– Запросто, – Оскар поиграл «глоком». – Но лучше его не выставлять сразу.

Кивнув, Рихард вынул из кармана громадный пистолет с квадратным в сечении затвором, марку которого Энквист не мог разобрать в темноте. Немец небрежно сунул его за пояс на спине. Они осторожно подобрались к двери и стали по сторонам. Потом Рихард одним пинком высадил дверь и ворвался внутрь. В коттедже была только одна комната, от которой стойкой отгородили подобие кухоньки. Кровать стояла в дальнем углу, у окна, и турок раскинулся на ней. Девицы нигде не было видно, хотя на спинке плетеного кресла висело нечто, похожее на трусики. Едва немец ворвался в комнату (а Оскар еще только заглянул в дверь), Тарик неуклюже вскочил с кровати и выхватил откуда-то небольшой автомат с глушителем. Рихард в прыжке пнул противника в руку, и очередь прошила потолок с противным визгом крошащегося дерева. Немец неловко упал рядом с долговязой фигурой, упираясь ей в ноги, но Оскар уже был рядом, целя прямо в лоб трясущегося турка. Одно мгновение Энквисту казалось, что нацеленный пистолет не помешает этому безумному снова попытаться выстрелить. Потом пальцы Тарика разжались, и автомат с гулким грохотом упал на пол. Сам турок, словно жизнь покинула его тело, осел назад на свою измятую и воняющую потом кровать.

– Мы ловкие парни! – поднимаясь с пола, восхитился Рихард. Почесав ушибленный локоть, он добавил: – Хотя и пьяные.

Оскар отсалютовал ему рукой с пистолетом, как когда-то это делали шпагами. Турок, застонав, подобрал под себя ноги и отполз к стене, где сжался в комочек. Было удивительно смотреть, как он сложил свое долговязое тело.

– Нет! Не подходите! – слабо прохрипел он на удивление высоким голосом.

– Ну-ну! – успокаивающе проговорил Энквист, пряча пистолет. – Мы совсем не те дьяволы, которых ты так боишься.

– Все вы ходите в обличьи людском! – турок говорил дрожащим голосом истерика или религиозного проповедника.

– Не дергайся, как баба, которую насилуют. Лучше немного успокойся и подумай: разве дьяволы собирались поговорить с тобой и уйти? Мы не будем тебя даже бить. Пришлось, конечно, применить насилие – но ты первый начал.

Долговязый не хотел слушать никаких доводов, только, как одержимый, мотал головой, вжимался в свой угол и бормотал что-то вроде «изыди, изыди!». Рихард, тяжело ступая, подошел к кровати и отодвинул Оскара в сторону.

– У-тю-тю, сю-сю! – передразнил он. – «Мы не будем тебя даже бить»! Не видишь, что ли – он в этом очень нуждается! Или нет: толпы ученых в лабораториях придумывают разные штуки, облегчающие беседы подобного уровня. Надо уважать их нелегкий труд.

В руках немца появилась авторучка.

– Что там? – поинтересовался Оскар. – Карманная дыба или шприц с «эликсиром правды»?

Не отвечая, Рихард извлек из ручки стержень и, отломив у него кончик, противоположный пишущему, поджег остаток. Турок смотрел на все это застывшим, невидящим взором, и только, когда облако дыма окутало его лицо, длинные руки и похожее на складную вешалку тело вновь задвигались. Он сильно, до слез закашлялся. Дыхание стало хриплым, но ровным.

– Прошу! – Рихард отошел в сторону. – Только будь осторожен, не вдохни остатки дыма. Вообще-то он тяжелее воздуха и должен уже опуститься на пол, но кто его знает…

Оскар недоверчиво покачал головой, но все же опасливо приблизился к кровати.

– Кто ты? – спросил Энквист.

– Я… у-аа-оу!!! – завыл тот таким голосом, какой бывает у людей, притворяющихся, что они вызвали духа и тот вселился в их тело. – Я… капитан Валериу Крайовяну из Румынского Королевского Агентства Информации!

Когда последнее слово слетело с губ долговязого, он вдруг затрясся, а потом стал извиваться, как перерубленный пополам червяк. Через несколько мгновений он успокоился и вдруг снова взглянул на Оскара, прямо в глаза. Это был абсолютно другой взгляд – яростный и осторожный. В нем не было ни готовности отвечать на вопросы, ни прежнего безумного страха и почти полной невменяемости.

– Что вам нужно от меня? – неузнаваемо твердым голосом спросил лжетурок. Оскар вопросительно глянул на немца, но тот только растерянно пожал плечами.

– Пожалуй, нелегкий труд ваших ученых все-таки пропал даром, – вздохнул Эпквист. – Ну что ж… Нас, господин Крайовяну, интересует ответ на один маленький вопросик.

Румын поморщился, услышав свое настоящее имя. Рихард неуверенно зарычал на него:

– В чем дело, мозгляк? Почему ты не в трансе, почему ты задаешь нам вопросы, а не отвечаешь на наши?

– Потому, что меня готовили к подобному, придурок!! – румын закашлялся, когда попытался рассмеяться. – Наши ученые тоже не лыком шиты. К сожалению, твой проклятый дым – что-то новенькое, поэтому он успел подействовать.

– Ладно. Ты хотя бы стал разговаривать, как нормальный человек – это тоже хороший результат.

– Ты думаешь? – ухмыльнулся Крайовяиу.

– Пока да. Ответь на наш вопрос и оставайся один – больше нас не увидишь.

– И что это за вопрос?

– Ты был у поезда венгерского правительства, когда там палили из энергетического оружия? Ты видел ЭТО?

Долговязый затрясся сначала в беззвучном, потом в истерично всхлипывающем смехе. В глазах его опять появился безумный блеск.

– Оружие? Ярко светящиеся лучики, режущие людей, как острый нож камыш на болоте? Ха-ха-ха!! Это – то, что вы хотите знать?

Оскар спокойно ждал, когда он снова успокоится, хотя и не был уверен, что румын сумеет это сделать. Рихард зло сжал кулаки:

– По-моему, он над нами издевается. Дай-ка я ему врежу пару раз.

– Погоди!

Долговязый дрожал, пытаясь совладать с собой. Его всхлипы, постепенно стихая, длились еще несколько секунд. Потом в темной маленькой комнате воцарилось зловещее спокойствие. В окно вдруг проник тусклый луч лунного света, от которого скулы и длинный нос румына стали бледно-зелеными, будто у гниющего покойника.

– Я задал вопрос, – напомнил Оскар.

– Я помню, – хрипло отозвался Крайовяну. – Был ли я ТАМ?! Был ли? Я пытаюсь забыть тот день, но знаю, что не забуду никогда. Может, если рассказать об этом вам, мне станет легче? Не знаю. Знаю только, что вам от моего рассказа станет только хуже. Я точно знаю: вы пожалеете, что искали меня, что нашли меня, что слышали мою исповедь!

– Хватит нас пугать, приятель! – недовольно вставил свое слово Рихард. – Да он просто время тянет!

Однако Оскар почувствовал, как внутри шевелится нечто похожее на страх, страх перед тем, что он сейчас услышит. Нет, чепуха! Просто флюиды страха, исходящие от этого смертельно испуганного человека, действуют и на него. «Черт возьми, каким старым я стал!» – подумалось ему. Тем временем румын продолжал:

– Я был… да, я был у того заброшенного хутора на опушке леса. Мало того, именно я и руководил операцией. Два года мы ждали удобного случая, переправляя в тыл врага агентов и оружие. О! Если бы я знал!! – голос сорвался в стон. Румын резко согнулся, ожесточенно растирая лицо ладонями. – У нас было всего два одноразовых уранатомета, как раз чтобы выстрелить в пути перед поездом и после него. Мины не годились – их обнаружили бы патрули с «электронными носами». Все вышло так, как мы планировали, венгры будто оцепенели. Пока мы бежали к поезду, готовя заряды пластиковой взрывчатки, их пулеметные и пушечные башни безмолвствовали. На несколько секунд, когда затихли грохот взрывов и скрип тормозных колодок, повисла жуткая тишина… Я находился слева. Там я поставил два миномета, для которых у нас имелась пара десятков бронебойных мин. Они пришлись весьма кстати.

Тут долговязый сделал паузу, чтобы сглотнуть, видно, у него пересохло в горле. Рихард тут же оторвался от сигареты, которую курил со скептической улыбкой на лице, и дурашливо пропищал:

– Ой-ой, как страшно все это! Я уже жалею, что искал тебя! Лжетурок метнул в него злобный взгляд, по ничем не ответил на издевку, а продолжал рассказ:

– В поезде было шесть вагонов и два локомотива. Передний сразу же разбили несколькими попаданиями, и он стал похож на расколотый орех. Самые шустрые из моих ребят уже подбежали к вагонам на расстояние броска гранаты и тоже включились в дело. Мины тем временем кончились, и я повел всех, кто был со мной, в атаку. В тот момент я уже нисколько не сомневался в успехе, ведь венгры еще толком не оправились от неожиданности нашего налета. Только два пулемета открыли огонь, но один тут же замолк, потому что кто-то ловко угодил в него гранатой. Я бежал немного позади ребят, чтобы иметь возможность видеть хотя бы часть поля боя. Весь поезд искрился от рикошетивших пуль, мы вели оглушительную пальбу, враги не смели высунуть носа. И тут, когда основные силы моего отряда сосредоточились у дверей правительственных вагонов, чтобы высадить их и ворваться внутрь, это случилось. От разбитого переднего локомотива, на который мы уже не обращали внимания, вдоль насыпи протянулся яркий тонкий луч. Небо было закрыто тучами, день был сумрачный, и я хорошо его разглядел – он был белый, как лампа дневного света, только ярче раз в десять. Сначала я подумал, что это чей-то лазерный прицел и ребята быстро разберутся с его хозяином. Я прибавил ходу и вдруг увидел, что мой отряд улепетывает прочь и несется мне навстречу, вернее, не отряд, а то, что от него осталось. Из полутора сотен головорезов осталось меньше половины, и они не оглядываясь удирали, а за их спинами дымилась окровавленная, заваленная кусками наших товарищей земля! – румын уже почти кричал. Он вскочил на своей кровати, сделавшись ростом в два раза выше собеседников и упершись головой в потолок, и продолжал, потрясая руками:

– Этот луч скользнул следом и прошел через людей!!! Они стали разваливаться на половинки, из них фонтанами хлестала кровь, они, уже мертвые, извивались от боли и разевали рты… Я видел войну и смерть, но это гораздо страшнее. Люди распадались на половинки, как сломанные игрушечные солдатики, и дымились, дымились… Их тела совершенно не задержали луча. Он вытянулся дальше и сжег деревья, которые находились метрах в пятидесяти от насыпи. Они тоже распадались напополам… напополам… и с треском горели. Я упал – не знаю, от ужаса или запнулся обо что-то. Кругом невыносимо воняло паленым мясом и кровью – будто здесь была и бойня, и кухня сразу. Один парень добежал как раз до меня, когда и в него попало. Ему откромсало шею и кусок плеча.

Он прямо-таки взорвался!! Вокруг стоял жуткий вой – как мычание коров, которых ведут па убой и которые знают об этом. Страшный луч исчез, но венгры сразу включили комплекс автоматической обороны, который заревел, как эскадрилья самолетов!

Тяжело дыша, румын закачался из стороны в сторону, зажав руками уши:

– Я все еще слышу его!! Он расстреливал убегающих в спины, разрывая их в клочья. Вы когда-нибудь видели, как бегущий в ужасе человек превращается в разлетающиеся куски мяса и костей? Разрывной снаряд попадает прямо в спину, а голова, руки и ноги все еще летят вперед. Получается огромное овальное пятно крови и куски…

– Все это довольно ужасно, но ведь ты шел на войну, приятель! Я видел, как умирают жертвы комплексов, я видел, как взрывы гранат отрывают от людей куски, а они остаются жить и страдать. Я присутствовал и не при таких зрелищах – когда мясники расстреливали из гранатометов толпы безоружных людей, стариков, детей… Что свело тебя с ума?

Долговязый опустил голову.

– Нет, пет! Я еще не дошел до главного! – он глубоко вздохнул, будто собирался нырнуть в воду, и облизал губы. – У вас нет чего-нибудь выпить? С тех пор, как я вернулся сюда, ни дня не оставался трезвым. Только ваш дым выбил из меня хмель. Два месяца я трясусь от безумного дикого страха. Вы – парии тертые, сразу видно. Вы должны знать, каково оно, предчувствие смерти, или хотя бы догадываетесь об этом. В моем случае смерть неизбежна – ее несут дьяволы!!

На этот раз он сказал о дьяволах почти спокойно, зато Рихарда это вывело из себя:

– Ты уже полчаса разыгрываешь перед нами комедию, урод!! Сейчас я стану твоим дьяволом смерти!!!

– Может, это лучший выход для меня? Я хотел сдаться контрразведке, когда она перетряхивала всех отдыхающих в поисках… меня.

– А они сами не заподозрили тебя?

– Нет. Перед тем как улизнуть на операцию, я сымитировал затянувшуюся оргию-запой, притащив сюда двух девок. Им я вколол гипнотин и внушил, что мы три дня без передышки пили и трахались в этом самом бунгало. Это сработало, – Он слабо улыбнулся и снова стал облизывать губы.

Весь их долгий разговор выглядел довольно странно. Румын всячески избегал главной темы, мямлил, делал длинные трагические отступления и пугал слушателей. Неужели Рихард прав, и долговязый просто тянет время? Что такое может так напугать человека, если все страшное давным-давно случилось? Но румын уже продолжал:

– Так вот… Я лежал совсем рядом с бронепоездом, в мертвой зоне пушек, и пока был в безопасности. Первый же вышедший солдат увидел бы меня, целенького и даже не запачканного, посреди этого кровавого безобразия. Я осторожно повернулся и пополз к лесу. Шансов у меня было мало, но я об этом не думал, потому что был слишком испуган – вполне возможно, что у меня тогда штаны были мокрые… Все, кто убегал, либо уже убежал, хотя я сомневаюсь, повезло ли кому-нибудь, либо умер. Пушки повернули на другую сторону насыпи, ведь некоторое число парней наступало и оттуда. Не знаю, какой была их судьба – я ничего не видел, а раций у нас не было. Однако это освободило мне путь к бегству. Я пополз изо всех сил, так, что даже сквозь ткань штанов и куртки продрал себе кожу. Лучше бы я встал, и меня пристрелили! Там, в траве, валялся труп одного из убитых лучом парней, в который я на всей скорости уткнулся носом. Сначала я подумал, что лицо у него сгорело, оставив какие-то сизые бугры, но потом увидел, что его рожа целенькой валяется рядом в траве. Понимаете, одно лицо, как маска! Я задел его плечом – оно перевернулось. Внутри все было покрыто какими-то присосками, а на месте глаз были вставлены линзы – и ни капли крови! Я даже не испугался, только удивился, и снова глянул на труп. Голова, уродливая, нечеловеческая голова смотрела на меня тусклыми мертвыми глазами из коробки в виде человечьего черепа. Это была голова дьявола, похожая на… не знаю, на что. С огромными темными глазищами, с дырами вместо носа. С кожей, покрытой трещинками, – как у змей или ящериц. Из его оторванной руки торчали клочья черного мяса, и вся трава была покрыта черными пятнами не почерневшей крови, а черной крови! Я смотрел на останки, как загипнотизированный, пока все куски и даже пятна крови вдруг не засияли ярко, как солнце. Это длилось всего мгновенье. От трупа дьявола осталась только бесформенная куча горелой слизи. Тогда я опомнился и, наконец, испугался того, что только что видел. Я вскочил и бросился прочь… – долговязый умолк, поглядывая то па Оскара, то на немца, будто проверяя их реакцию. Энквист молча осмысливал услышанное.

– Что ж это значит? – спросил Рихард, сосредоточенно разглядывая свою ручку, словно увидел ее в первый раз. – Среди румын запросто разгуливают переодетые людьми демоны?

– Тот… то существо не было… не маскировалось под румына. Я завербовал его на один раз, как и многих других наемников, в качестве пушечного мяса, в Международном Бюро Легионеров, в Вене, на Мариахильфштрассе. Это недалеко от западного вокзала, номер я не помню, но на дверях там большая мраморная табличка.

– Камни в головах, – пробормотал Оскар, вставая с кресла, в котором слушал долгий рассказ. Ему вдруг стало очень страшно – точно так, как и предупреждал их Крайовяну. – Мне все понятно. Значит, этот дьявол был из венского МБЛ?

Долговязый, кивая, раскрыл было рот, но Рихард перебил его:

– Неужели ты веришь этому психу? Его же поджечь – он неделю будет гореть, столько спирта в теле!!! Он абсолютно сдвинулся и бредит наяву. А ты, похоже, подхватил от него эту заразу.

– Я верю ему. И тебе, боюсь, придется поверить, хочется или нет.

– Если б я знал, что связался с сумасшедшим!!! Да все видят чертей, когда выпьют столько же, сколько батальон егерей в только что захваченном городе! Если мы поверим каждому алкашу, то на Земле окажется больше нечисти, чем самих людей!!

Выслушав последнюю фразу немца, Оскар похолодел.

– Пойдем!! – сказал он срывающимся голосом и схватил приятеля за рукав судорожным движением. – Мне кажется, нам пора уходить. Больше здесь нечего… узнавать. Я объясню тебе все позже.

Рихард зло сунул в рот следующую сигарету:

– Пойдем. Тебе придется долго объяснять, старый недоумок!