Текст книги "Лабиринты безумия"

Да, мой фюрер, отвечает гросс-адмирал, нам известно это, и наши немногочисленные подводные лодки делают что могут, неся тяжелые потери. За 10 месяцев 1940 года потеряно 22 лодки. Конечно, они будут нести потери, орет Гитлер, если надводный флот их совершенно не поддерживает. В вашем распоряжении базы атлантического побережья Франции. Переводите флот туда, и немедленно! Шербур, Брест, что там еще?!

Но это значит, мой фюрер, подставить корабли под постоянные удары английской авиации, которая пока еще не уничтожена, как обещал нам всем рейхсмаршал Геринг.

Гитлер вскакивает с места. Если флот не хочет воевать, он прикажет разоружить корабли, а из экипажей сформирует два армейских корпуса, о чем мечтал еще покойный Гинденбург. Пусть надводные корабли погибнут все до одного, но воюют.

Более всего на свете Гитлер любит триумфальные арки. Несостоявшийся архитектор, он – без сомнения, талантливый график – не хочет с этим мириться и готов часами сидеть со своим любимцем, лейб-архитектором Альбертом Шпеером и рисовать на листах ватмана триумфальные арки самых разнообразных форм и стилей. Он мечтает установить в каждом городе «тысячелетнего Рейха» минимум по пять триумфальных арок в честь всех прошлых, настоящих и будущих побед германского оружия. Его мечты идут дальше: он готовит план капитальной перестройки всех городов Германии. Этот план предусматривает чуть ли не полный снос всех крупных городов страны, начиная с Берлина и Мюнхена, которые раздражают фюрера своей готической скорбностью и мелкобуржуазной вычурностью.

В практичной голове Шпеера мелькают цифры стоимости хотя бы частичного воплощения в жизнь плана фюрера. Цифра столь огромна, что даже на снос старых домов в обозримом будущем денег не набрать.

Молодой архитектор не во всем разделяет творческие планы Гитлера, но почтительно молчит, позволяя себе лишь сдержанно восхищаться графическими способностями рейхсканцлера Германии. Гитлеру приятно. Его превосходное настроение подогрето стекающимися из различных источников сведениями о растущей панике в Англии. Готовится эвакуация королевской семьи и правительства в Канаду. Похоже, что у англичан боевой дух сохранился только во флоте и в авиации. С Англией, судя по всему, покончено, а юридически мы это завершим будущей весной, спокойно оккупировав этот злосчастный остров.

Генерал Гальдер так давно работает с фюрером, что ничему не удивляется. Он осторожно напоминает Гитлеру об операциях «Хайфиш» и «Гарпун», а также о том, что в недрах генштаба идет окончательная доработка удара в восточном направлении, т.е. по Советскому Союзу. Гитлер несколько минут молчит, внимательно разглядывая триумфальную арку на листе ватмана. «Именно такую я прикажу установить в Лондоне!» – изрекает фюрер и движением руки отпускает Шпеера.

Все идет по плану, сухо докладывает генерал-полковник. План демобилизации придумали вместе Гитлер, Гальдер и Браухич. Его уже подкинули советской разведке, а вскоре объявят о нем в прессе в качестве доказательства миролюбивых намерений Германии. Это позволят открыто гнать на Восток эшелоны якобы для вывоза демобилизованных. А на их место привезти двух новых солдат, тем самым вдвое увеличив количество войск в Польше и в Восточной Пруссии. Пусть сталинская разведка разбирается с этим, как хочет, а мы будем говорить, что идет массовая демобилизация и лишь частичное ее восполнение новобранцами.

Удобно откинувшись в кресле, скрестив руки на груди, Гитлер мечтательно смотрит на начальника генерального штаба. Все это хорошо, а может быть, действительно попытаться до восточного похода оккупировать Англию?

Гальдер с сомнением покачивает головой. Объективных данных, мой фюрер, на это никаких нет. Напротив, мы имеем информацию, что группировка английских войск на юге страны с каждым днем набирает силу. Кроме того, не следует забывать, что как только мы начнем высадку, Сталин немедленно бросит свою армию вперед, нанося удар с Белостокского балкона на Берлин, одновременно отрезая нас от румынской нефти и приобретая Англию в качестве союзника. Другими словами, получая и Мировой океан, которым мы сами, увы, не владеем.

Воспользовавшись моментом, в войну вступят Соединенные Штаты, и обстановка может стать критической. А если со Сталиным удастся договориться? Договориться? О чем? Скажем, удастся убедить его примкнуть к странам Оси на условиях дележа бывшей Британской империи. С тем, чтобы он отказался от своих амбициозных планов в Европе, в первую очередь на Балканах, а повернул на юг в сторону Ирана и Афганистана, в сторону незамерзающего Персидского залива с его нефтяными богатствами.

Гальдер не соглашается: мы не можем долго терпеть концентрацию такой огромной армии на наших восточных границах. Уничтожить военную машину Сталина необходимо в самое ближайшее время, не откладывая далее, чем до мая будущего года. Это мнение всего командования сухопутной армии.

Уничтожить, ворчит Гитлер, уничтожить легко. А вот заставить эту машину работать на нас, постепенно уничтожая большевистскую идеологию – это сложнее. Это уже область, в которой Гальдер ничего не понимает. Ему легко – он человек военный, он – вне политики. Гитлеру гораздо сложнее. Его измучили партийные интриги. Своего заместителя по партии Рудольфа Гесса он уже терпит с трудом, несмотря на то, что они поклялись в вечной дружбе еще тогда, когда вместе сидели в тюрьме, где Гитлер диктовал Гессу свою бессмертную книгу «Майн кампф».

Родившийся в Александрии и выросший среди англичан Гесс считает войну с Англией трагедией белой нации. Он вечно зудит Гитлеру, что с англичанами необходимо как можно быстрее договориться, обеспечив неприкосновенность их драгоценной империи за счет отказа от гегемонии в Европе, а все силы Германии и всего цивилизованного человечества обратить на уничтожение большевистской заразы. Этой чумы XX века!

А вот Борман считает совсем иначе. Он мягко намекает, что Гесса вообще надо отстранить от руководства партией, поскольку он ничего не понимает в сложной и скрупулезной партийной работе, и сделать его главой «Гитлерюгенда», что более подойдет к его темпераменту. С точки зрения Бормана, никакой «белой нации» вообще не существует, а существует только «германская нация», к которой англичане, будучи больше французами по корням, имеют весьма отдаленное отношение. Понятие «германские народы» – антинаучно и наверняка придумано евреями. Извечный и запуганный клубок европейских противоречий, считает Борман, невозможно разрешить без уничтожения Англии – этого многовекового оплота мирового еврейства. Что же касается России, то она идеологически настолько близка к нам сегодня, что можно спрогнозировать постепенное слияние национал-социализма с национал-большевизмом и создание на этой основе мировой национал-социалистической империи. Примерно таких же взглядов придерживается и Риббентроп, так и не сумевший выйти из эйфории своих кремлевских встреч. Он считает, что Сталин – надежнейших друг и союзник, так же, как и мы, измученный английскими интригами и мечтающий, когда, наконец, рухнет этот последний оплот международного империализма. Хочется ему сказать: идиот, посмотри на карту! Разве ты не видишь, что твой друг уже нацелился нам ломом по затылку и только того и ждет, чтобы мы полезли в Англию. Геринг как бы парит со своей люфтваффе над схваткой, делая вид, что ему совершенно все равно, кого бить. Как прикажет фюрер.

Геббельс – этот пламенный оратор, способный поднять народные массы на любой подвиг, умница и эрудит, считает нынешнюю дружбу со Сталиным просто аморальной. Это чушь, доказывает он, что между нашими учениями есть что-либо общее, ибо национал-социализм – это свободный социализм, целью которого является процветание и надежное будущее немецкого народа, а в конечном счете и всех других народов, способных доказать свое право на биологическое существование. Нашей главной целью, нашей первоочередной задачей поэтому является скорейшее уничтожение большевизма как идеологии. Кроме того, разве не вы, фюрер, писали, что главное жизненное пространство будущей германской нации лежит на востоке, на землях, которые по историческому недоразумению именуются Россией?

Гиммлер – «старый, добрый, черный Генрих» – верный друг, заслонивший своим телом Гитлера от пули гнусного убийцы, рейхсфюрер СС, глава могущественнейшего карательно-разведывательного аппарата, имеет свою точку зрения. Он считает, что дело не только и не столько в большевизме, сколько в расовой ущемленности славян. Россия всегда была большевистской страной, только прикрывалась другой терминологией. Поэтому речь должна идти не об уничтожении идеологии, а об уничтожении расы славян, которая всей своей историей доказала, что не имеет права на существование.

Все это замечательно. Старым партайгеноссе свойственны мечтательность и романтизм. Приятно их слушать, видя в их рассуждениях отголоски своих собственных идей. Увы, гораздо сложнее с военными. У них все конкретно: пропускная способность железных дорог, проходимость шоссейных дорог, создание сети аэродромов и складов, маскировка задуманных мероприятий, но главное – это согласовать цели политического руководства Германии с реальными возможностями вооруженных сил.

А реалии таковы, что начни Сталин сейчас военные действия, у нас на Востоке нет реальных сил, которые можно было бы противопоставить его гигантской военной машине. Но мы же с вами, дорогой Гальдер, знаем, что он не начнет, пока мы не завязнем в «Морском Льве».

Тонкие губы Гитлера складываются в улыбку. Мы-то об этом знаем, соглашается генерал-полковник, но знает ли об этом Сталин? Будем надеяться, что его разведка не скрывает от своего вождя полученной информации. Пока же, генерал, продолжайте действовать по старому плану с учетом директивы, которую вы должны были получить из ОКВ сегодня утром. Гальдер кивает. Он уже ознакомился с последней директивой, подписанной Кейтелем от имени фюрера:

ШТАБ-КВАРТИРА ФЮРЕРА

12 октября 1940 года

«Совершенно секретно!

Фюрер принял решение, что с сегодняшнего дня и до весны подготовка к операции «Морской Лев» должна продолжаться исключительно с целью оказания политического и военного давления на Англию. Если вторжение будет признано целесообразным весной или в начале лета 1941 года, приказы о возобновлении оперативной готовности будут даны в соответствующее время…»

Не знал начальник генерального штаба, что именно в этот момент из Берлина на имя Сталина было послано письмо за подписью Риббентропа, в котором говорилось:

«Берлин. 13 октября 1940 г.

Дорогой господин Сталин!

Более года назад по Вашему и Фюрера решению были пересмотрены и поставлены на абсолютно новую основу отношения между Германией и Советской Россией…

Поэтому сегодня мне хотелось бы сделать беглый обзор событий, происшедших со времени моего последнего визита в Москву. В связи с исторической важностью этих событий и в продолжение нашего обмена мнениями, имевшего место в последний год, я хотел бы сделать для Вас и обзор политики, проводимой Германией в этот период.

После окончания Польской кампании мы заметили (и это было подтверждено многочисленными сообщениями, полученными зимой), что Англия, верная своей традиционной политике, строит всю свою военную стратегию в расчете на расширение войны…

С этого времени британская политика вступила в период активного распространения войны на другие народы Европы. После окончания советско-финской войны первой мишенью была выбрана Норвегия… Только благодаря своевременному вмешательству германского руководства и молниеносным ударам наших войск, которые выгнали англичан и французов из Норвегии, театром военных действий не стала вся Скандинавия…

Следующей целью британской политики расширения войны стали Балканы. В соответствии с дошедшими до нас сведениями, на этот год вынашивались самые разные агрессивные планы, и в одном случае уже был отдан приказ об их исполнении…

Понимая полную абсурдность продолжения этой войны, Фюрер 19 июля снова предложил Англии мир. Теперь, после отклонения этого последнего предложения, Германия намерена вести войну против Англии и ее империи до окончательного разгрома Британии…

После принятия мер по охране позиции Оси в Европе основной интерес имперского правительства и итальянского правительства сосредоточился в последние несколько недель на предотвращении распространения военных действий за пределы Европы и превращения их в мировой пожар.

Так как надежды англичан найти себе союзников в Европе померкли, английское правительство усилило поддержку тех кругов заокеанских демократий, которые стремятся к вступлению в войну против Германии и Италии на стороне Англии…

Последовавший вскоре обмен мнениями привел Берлин, Рим и Токио к полному единодушию в том смысле, что в интересах скорейшего восстановления мира должно быть предотвращено какое-либо дальнейшее расширение войны и что лучшим средством противодействовать международной клике поджигателей войны будет военный союз Трех Держав.

Что касается вопроса о позиции трех участников этого Союза в отношении Советской России, то мне хотелось бы сказать сразу, что с самого начала обмена мнениями все Три Державы в одинаковой степени придерживались того мнения, что этот пакт ни в коем случае не нацелен против Советского Союза, что, напротив, дружеские отношения Трех Держав и их договоры с СССР ни в коем случае не должны быть этим соглашением затронуты…

Как Вы помните, во время моего первого визита в Москву я совершенно откровенно обсуждал с Вами схожие идеи…

В заключение я хотел бы заявить, в полном соответствии с мнением Фюрера, что историческая задача ЧЕТЫРЕХ ДЕРЖАВ заключается в том, чтобы согласовать свои долгосрочные политические цели и, разграничив между собой сферы интересов в мировом масштабе, направить по правильному пути будущее своих народов.

После двух моих визитов в Москву мне лично было бы особенно приятно увидеть господина Молотова в Берлине. Его визит, кроме того, предоставит Фюреру возможность лично высказать господину Молотову свои взгляды на будущий характер отношений между нашими народами. По возвращении господин Молотов сможет подробно изложить Вам цели и намерения Фюрера…

С наилучшими пожеланиями, преданный Вам

Риббентроп».

Посланное через Шуленбурга письмо должно было быть передано лично Сталину не позднее 17 октября. На это были все основания. Несмотря на хладнокровие командования вермахта, считавшего, что Сталин не предпримет никаких активных действий до начала операции «Морской Лев», по каналам Гейдриха, чья информация почти всегда отличалась от информации адмирала Канариса, были получены данные, повергшие Гитлера и его ближайшее окружение в состояние паники.

Информация, полученная из источника, близкого к руководству ВВС РККА, говорила о том, что, ожидая вторжения в Англию в двадцатых числах сентября, Сталин отдал секретную директиву в войска начать наступление по всей линии границы от Баренцева до Черного моря 22 октября. В директиве говорилось, что окончательные приказы будут даны не позднее 19 октября, а при отсутствии таковых «войскам действовать в соответствии с имеющимися приказами и инструкциями».

Факты говорили о том, что Красная Армия находится на пике своей оперативной готовности.

Только что завершились небывалые по масштабу маневры Киевского Особого военного округа. Еще продолжаются не менее масштабные маневры Белорусского военного округа, которым командует один из самых опытных советских танковых стратегов генерал Павлов. Контролирует маневры начальник оперативного отдела генштаба генерал Ватутин. Учения продолжаются также в огромном Ленинградском военном округе, куда, по последним данным, выехал Тимошенко. Округ приведен в движение и снова явно нацелен на Финляндию. Во всех округах отрабатываются приемы наступления. Прорыв обороны противника с последующим быстрым выходом большими массами танков и кавалерии на оперативный простор.

Судя по концентрации задействованных частей, а также по тому вниманию, которое уделяет учениям лично военный министр (нарком), Сталин нацелил главный удар на Балканы и Финляндию.

На границе с генерал-губернаторством (Польшей), где идет строительство укреплений, судя по всему, Кремль хочет ограничиться, по крайней мере на первом этапе, оборонительно-сдерживающими действиями, если движение на Балканы приведет к вооруженному столкновению с нами. Однако наличие сил и средств на Белостокском балконе с одинаковой вероятностью предполагает возможность массированного наступления и на этом участке.

В любом случае недовольство Сталина очевидно, и статью в «Правде» от 5 октября об одной из зенитных батарей противовоздушной обороны Лондона если и нельзя рассматривать как поворот во внешней политике Кремля, то следует понимать как намек на существующую возможность достижения альянса с Англией.

Так или иначе, Сталина необходимо быстро втянуть в переговоры на возможно более высоком уровне, чтобы узнать его официальные намерения и попытаться выведать истинные цели…

Но как втянуть Сталина в переговоры? Советское посольство в Берлине фактически бездействует. Сотрудники германского МИДа не нашли там ни одного человека, который был бы полномочен о чем-нибудь с ними разговаривать, а уж тем более принимать депеши в адрес Сталина.

Прощупав почву и поняв, что к Сталину пробиться невозможно, немецкий посол 17 октября отдал письмо Молотову, о чем и сообщил своему шефу в Берлин телеграммой от 18 октября. С Риббентропом случилась истерика. Гитлер и он были уверены, что угодили в дипломатическую ловушку. Сталин не принял Шуленбурга, чтобы не получить письма или по крайней мере не получить его вовремя.

Молотов скроет письмо вообще, или передаст его Сталину тогда, когда оно потеряет всякий смысл. Это значит, что в ближайшие дни следует ожидать всяких неожиданностей.

Напрасно Шуленбург успокаивал своих впавших в панику руководителей, телеграфируя из Москвы: «Письмо, предназначенное Сталину, я вручил Молотову так как Молотов – ближайшее доверенное лицо Сталина, и нам придется в будущем иметь с ним дело по всем крупнейшим политическим вопросам…»

Ответ Шуленбурга в Берлине сочли неубедительным, а его ссылки на то, что письмо в посольстве не сумели вовремя перевести на русский язык, что вызвало задержку до 17 октября, – просто смехотворными. Напряжение росло. В вермахте была введена повышенная боевая готовность…

Глава 7. Пир хищников

Сталин и Молотов внимательно изучали объемистое послание Риббентропа. Сомнений не было. Маленький сталинский «демаршик» с лондонской зенитной батареей не остался в Берлине незамеченным. Все письмо германского министра иностранных дел пронизано тревогой по поводу возможных поворотов в англо-советских отношениях. Тут было и напоминание о том, что Англия уже фактически разбита и в скором будущем будет оккупирована. Это вопрос решенный. Когда – не имеет значения. Когда будет время заняться подобными пустяками.

И все же какая-то неуверенность сквозит в письме по поводу Англии. Видимо, желание как-то оправдать перенос вторжения на будущий год. Тут открывается большой простор для маневров, чтобы побудить немцев бросить все силы своей армии, авиации и флота на коварную и уже разбитую Англию.

Поэтому очень деликатным получается вопрос с Финляндией. С одной стороны, немцам, конечно, удобно наращивать свои силы в Норвегии для предстоящего вторжения через территорию этой страны. Но советская разведка категорически заявляет, что в Норвегии немецкие войска не появляются, а растворяются в финских лесах.

Под видом железнодорожных кондукторов специалисты-разведчики из ГРУ, проехав всю Финляндию вдоль и поперек, установили, что немецкие войска сосредоточены в северной части Финляндии и что их уже не менее 35 тысяч человек. Что это все значит, необходимо выяснить, поскольку тут немцы явно нарушают договор о разделе сфер влияния. Нужно совершенно ясно дать им понять, что мы не намерены больше терпеть существование Финляндии в качестве независимого государства, на что имеем полное юридическое право.

Дело не только в договоренностях с Германией, а в том, что Финляндия – не более как провинция России, утраченная в 1918 году под нажимом тех же немцев. Мы просто хотим вернуть себе свое и, если понадобится, – силой! Разве это несправедливо?

Позор зимней войны продолжает угнетать Сталина. Особенно – этот страх, когда стало очевидно, что Англия вмешается в войну. Но все, что он мог себе позволить, – это посадить в лагерь жену и сына «товарища» Куусинена, пообещав их освободить, когда отец семейства ратифицирует советско-финский договор в Хельсинки.

Далее идут проблемы Балкан. В первую очередь Румыния и Болгария, где интересы Советского Союза совершенно очевидны. В Румынию уже потоком идут немецкие войска и ожидаются итальянские. Немцы в этом вопросе просто заврались. Сначала вели речь о происках английской разведки, пытающейся дестабилизировать весь балканский район, втянуть Румынию в войну и захватить источники румынской нефти. Затем, 9 октября, представитель германского МИДа на пресс-конференции заявил, что распространившиеся слухи о посылке германских войск в Румынию являются, так сказать, вздорными. В Румынию, подчеркнул представитель, посланы лишь германские офицеры-инструкторы для румынской армии и образцовые германские части, имеющие учебные цели.

В Болгарии ведутся какие-то непонятные переговоры с немцами. Судя по весьма скудной информации, Гитлер тянет Болгарию в Ось. Разведка сообщает, что на одном из заседаний тайного Государственного Совета болгарский царь Борис с отчаяньем воскликнул: «Боже мой, Боже мой! Что же нам делать? С Запада – Гитлер, с Востока – Сталин! Куда же нам податься? Пожалуй, лучше все же к Гитлеру, чем к большевикам!»

В сообщении оговаривалось, что мнение царя вовсе не совпадает с мнением многих членов правительства. У Сталина тут же родилась идея ликвидировать царя Бориса, исходя из своего любимого принципа: «Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы».

Но самые интересные сведения идут из самой Германии. Не успев осуществить вторжение в Англию до начала сезона осенних непогод, Гитлер хочет использовать время до лета будущего года, чтобы окончательно вымести англичан из Средиземного моря. С одновременным захватом итальянцами Суэцкого канала планируется захват Гибралтара либо немцами, пропущенными через испанскую территорию, либо немцами и испанцами вместе, если удастся договориться с Франко. Итальянский флот готовится резко повысить активность и ждет лишь ввода в строй нескольких новых кораблей, включая и еще два линкора, превосходящих по своим оперативно-тактическим данным все, что имеют англичане. Кроме того, разработан план резкой активизации действий немецкого флота на английских коммуникациях. Но что наиболее интересно, есть сведения, что Гитлер, раздраженный медлительностью действий итальянцев в Египте, готовит экспедиционный корпус для действий в Северной Африке. Это уж совсем хорошо!

Таким образом, есть смысл не предпринимать пока никаких действий, а подождать высадки главных сил вермахта в Англии и тогда начать широкое наступление в Европе. Пока же еще лучше подготовить армию, провести соответствующие игры на всех уровнях и попытаться еще до начала «Грозы» путем переговоров и дипломатического давления улучшить свои стратегические позиции на севере (Финляндия) и на юге (Румыния, Болгария и Турция). От предлагаемого нам английского наследства временно отказаться, а от предложения вступить в Ось в качестве четвертой державы категорически не отказываться, определить для себя точные условия и не брать, конечно, никаких военных обязательств.

С этим пусть Молотов и едет в Берлин и получше разведает там обстановку…

22 октября 1940 года в 7 часов 35 минут утра в Берлин через немецкое посольство в Москве был передан по телеграфу столь долгожданный ответ Сталина. С оригиналом письма срочно вылетел в Берлин советник посольства Хильгер.

«Дорогой господин Риббентроп! Я получил Ваше письмо. Искренне Вас благодарю за Ваше доверие, а также за содержащийся в Вашем письме ценный анализ недавних событий.

Я согласен с Вами в том, что безусловно, дальнейшее улучшение отношений между нашими странами возможно лишь на прочной основе разграничения долгосрочных взаимных интересов.

Господин Молотов согласен с тем, что он обязан отплатить Вам ответным визитом в Берлин. Поэтому он принимает Ваше приглашение.

Нам остается договориться о дате его прибытия в Берлин. Для господина Молотова наиболее удобное время с 10 по 12 ноября. Если это также устраивает и германское правительство, вопрос можно считать решенным…

Что касается обсуждения ряда проблем совместно с Японией и Италией, то, в принципе, не возражая против этой идеи, я считаю, что этот вопрос должен будет подвергнуться предварительному рассмотрению.

С совершенным почтением, преданный Вам

Сталин».

Ответ Сталина Гитлер и Риббентроп прочли в специальном поезде фюрера, который вез Гитлера и его свиту в небольшой пограничный испанский город Андай на встречу с испанским диктатором Франко.

Франко, обязанный своим триумфом в гражданской войне огромным военным поставкам Германии и Италии, после разгрома Франции сам стал напрашиваться на участие в войне, надеясь округлить за счет французов свои африканские колониальные владения. Подобно всем другим диктаторам, Франко имел неутолимый аппетит на добычу, особенно если она доставалась дешево.

Именно для того, чтобы напомнить Франко о его желании вступить в войну, Гитлер и прибыл 23 октября на франко-испанскую границу. Гитлер желал, как правильно предупредила Сталина разведка, чтобы Франко взял на себя захват Гибралтара. Однако с того момента, когда Франко рвался вступить в войну на стороне Германии, прошло уже достаточно времени, чтобы каудильо сумел подавить свой первый эмоциональный порыв. Высадка в Англию так и не произошла, а слова Гитлера, что Англия «полностью разбита», не произвели на хитрого испанца большого впечатления. Испанская разведка достаточно точно определила, что до разгрома Англии еще очень далеко, а если учесть, что за английской спиной все явственнее вырисовывается мощный силуэт Соединенных Штатов, то как бы не случилось все наоборот. Так что лучше не связываться.

Любивший с союзниками прямоту и честность, Гитлер заявил, что он желает, чтобы Испания вступила в войну в январе 1941 года и 10 января напала на Гибралтар, обещая прислать крупных специалистов по уничтожению фортов с воздуха. Франко ответил, что так быстро подготовиться к войне испанская армия не в состоянии, но уж если дело дойдет до войны, то никакие специалисты из Германии ему не нужны – он и сам справится. При этом гордо задрал подбородок, давая понять, что предложение фюрера его оскорбляет. Девять часов с перерывом на обед продолжался разговор фюрера и каудильо. Монотонно звучал птичий голосок испанца и все более раздраженный голос Гитлера. Ни до чего конкретного договориться не удалось. В итоге фюрер вскочил с места, хлопнул дверью и заперся в своем спальном купе. «Пусть мне лучше выбьют четыре зуба, – зло сказал он наутро Риббентропу, – если я еще раз соглашусь вести с ним какие-нибудь переговоры».

«Неблагодарный трус, – вторил своему шефу Риббентроп.– Он всем обязан нам, а когда понадобилась его помощь…»

Между тем поезд фюрера направлялся от франко-испанской границы к французскому городку Монтуар, где у Гитлера должна была состояться встреча с главой вишистского правительства – маршалом Петеном. Престарелый герой Вердена, некогда кумир Франции, а ныне виновник ее небывалого позора, конечно, не мог вести себя с Гитлером с таким нахальством как Франко. Было быстро достигнуто соглашение, в котором указывалось, что «державы Оси и Франция имеют идентичные интересы в деле более быстрого разгрома Англии. Французское правительство в меру своих возможностей обязуется поддерживать все мероприятия держав Оси для достижения указанной цели».

Казалось бы, тут удалось договориться быстро, но фюрер был мрачен. В глубине души он ждал, что Франция примет более активное участие в войне, но понял, что этого не добиться. Весь путь до Мюнхена Гитлер провел в меланхолии и депрессии, не зная, что главный сюрприз его ждет впереди и что подготовил ему этот сюрприз «сердечный» друг Муссолини, с которым фюрер договорился встретиться во Флоренции 28 октября, чтобы еще раз побудить дуче более активно вести себя в Африке и на Средиземном море.

Во время последней их встречи на перевале Бреннер 4 октября фюрер ничего не сказал Муссолини о том, что немецкие войска посланы в Румынию, на которую Италия также смотрела с вожделением. Узнав об этом через несколько дней, дуче пришел в ярость.

«Гитлер всегда ставит меня перед совершившимися фактами, – жаловался от своему зятю и министру иностранных дел графу Чиано. – Он не информировал меня ни об оккупации Норвегии, ни о наступлении на Западе. Он действовал так, как будто мы и не существуем. Теперь я отплачу ему той же монетой. Он узнает из газет, что я оккупировал Грецию. Таким образом будет восстановлена справедливость».

Зная о бешеных амбициях своего союзника на Балканах, Гитлер несколько раз предостерегал его от каких-либо авантюр в Греции или Югославии, советуя заниматься Англией. Но Англия явно оказалась Муссолини не по зубам, блистательные победы, одержанные Гитлером, вызывали жгучую зависть, а вечные попреки со стороны старшего патрона – гнусное чувство собственной неполноценности. Поведение Греции, официально объявившей о своем нейтралитете в войне, конечно, было весьма двусмысленным. Английские военные корабли свободно пользовались не только греческими территориальными водами, но и базами. На греческих аэродромах совершали посадку и дозаправлялись горючим английские самолеты. Премьер-министр Греции генерал Метаксас открыто склонялся в пользу Англии. Греческая разведка инспирировала волнения в оккупированной итальянцами Албании, не признавая никаких итальянских прав на эту страну. Многочисленные итальянские протесты оставались без внимания.

Таким образом, моральное обоснование нападения на Грецию у Муссолини было. Однако побаиваясь реакции Гитлера и его возможного «приказа» остановиться, Муссолини 22 октября написал фюреру письмо, где невнятно и неопределенно говорил о греческих провокациях, которые он больше терпеть не намерен. Гитлер и Риббентроп получили это письмо в поезде на обратном пути в Германию.

Заподозрив неладное, Гитлер на первой же станции приказал Риббентропу связаться с Чиано и договориться о встрече с Муссолини. Когда же утром 28 октября Гитлер вышел из поезда на перроне флорентийского вокзала, он увидел Муссолини, который стоял с гордо поднятым подбородком и сверкающими глазами.