Текст книги "Красота спасет дурочку (сборник)"

* * *

Как призывно она посмотрела на меня! Лёгкое прикосновение её руки к моей руке обожгло сердце. Её голос с придыханием туманит сознание, а взор этих чудных глаз проникает в глубины смущённой души, и я шепчу: «Богиня…» Я зачарован. Я в плену её обаяния и восторженности пробудившегося чувства. Потом она подходит к другому, смотрит завораживающе ему в глаза, трогает рукой его руку… и я цежу: «Сука…»

* * *

Решили дед с бабкой разбить яичко. Били-били, били-били – не разбили. Добрая мышка решила помочь людям – разбила! А те в слёзы – жалко яичко! Мораль: помогая людям, ты можешь здорово вляпаться.

* * *

В гражданской войне преступны все. За кого бы ты ни воевал, ты воюешь против соплеменника. Ну а как преступны все, то и судить некого. Послевоенные репрессии – инерция войны: затянувшееся кровопролитие не может остановиться вдруг, и мы продолжаем убивать друг друга уже иными способами. А те, кто судит сегодня прошлое, окажись они в 30-х, призывали бы нас вешать на фонарных столбах наемников капитала. Наше прошлое не преступно – оно очень трагично.

* * *

Не слушаю Мадонну, не слушаю Майкла Джексона – мне дискомфортно в толпе шизующих фанатов. Хочу остаться собой, не сливаясь с миллионами. Взбираюсь на вершины, недоступные толпе, и наслаждаюсь Моцартом…

Толпа заплёвывает Горбачёва. Я пытаюсь прикрыть собой новоявленного Моисея, но потоком плевков и меня сносит куда-то…

Толпа с пеной у рта требует смерти что-то вещающему грустному еврею. Гвозди, молоток… Следом же, не дав ещё высохнуть этой пене у рта, она воспевает ему гимны и тащит на костры сомневающихся в его божественности. Я не осуждаю Христа и не молюсь на него. Может быть, я в него поверю, когда все отвернутся от распятого. Поверю. Сниму с креста и окроплю целебным настоем кровоточащие раны. Я дам ему кров и пищу. Он, как и я, не примкнул к толпе и заслужил моё уважение.

* * *

Счастье – это когда душа входит в резонанс с божественным Моцартом и слезы орошают твоё лицо. Счастье – это пламя костра, из которого вынимается истекающий жиром кусок баранины. Счастье – это льющееся в бокал дурманящее вино. Счастье – это гладящие твои волосы руки любящей тебя и любимой тобой женщины. Счастье – это речь друга, поднимающего за тебя тост. Счастье – это сотрясающие твой разум и твою душу слова Софокла, повествующие о боли людских сердец. Счастье – это беззаботный смех твоих отпрысков, ещё не познавших земную печаль. А вершина счастья – это когда жизнь собирает все эти счастья в одной точке бегущего времени. Это уже невыносимое счастье, от которого может разорваться твоё счастливое сердце.

* * *

Передо мной – красивейшая из женщин. Мастер по имени Природа на совесть поработал над шедевром. Как же она божественно женственна! Ради таких сжигают города и принимают смерть, режут соперников и пишут стихи. Я уже готов предать настоящее и отречься от прошлого ради этой женщины, но вдруг она… заговорила!

– А ты знаешь, Медведев с Путиным – два придурка. Евреи хотят погубить Россию и революцию тогда сделали для этого…

Déjà vu! Но где и когда…? Ага – Кузьмич из соседнего подъезда: после третьей бутылки пива он устраивает брифинг с такими тезисами, слово в слово! И в богине вдруг вижу Кузьмича. Минуту назад я так желал её! Но пьяного Кузьмича я не желаю. И трезвого тоже. Образ меркнет. Бреду домой к своей Пенелопе. Как хорошо, что «Кузьмич» вовремя заговорила, и мне не придётся дома врать. Да и город останется несожжённым.

Рождение ведьмы

До поздней ночи длится этот страшный обряд. Много участников. Сложная церемония. За столом – девушка. Пришедшие на ритуал разогревают себя танцами, пением, вином. Периодически толпа хором скандирует одно только слово. Слово это – страшное заклинание, от которого ангел в душе юной красавицы мечется в ужасе и, в конце концов, покидает молодую женщину. И та, лишившись его, превращается в ведьму. Ангел никогда не вернется к ней. Он мчится, потрясенный, в небо и вдогон ещё долго слышит рев пьяных глоток: «Горько! Горько!»

* * *

Общественная психология – интересная штука:

– Ребята, прежняя власть лишала вас элементарных прав!

– Что вы говорите? Надо же…

– И много лет творилось сие беззаконие.

– Ах…

– В цивилизованном мире люди пользуются своими правами.

– Мы тоже хотим пользоваться и быть цивилизованными!

– Ну так пользуйтесь и будьте.

– Э-э-э, товарищ, не уходи. Ты же не сказал, что это за права такие.

– Свободный человек имеет право верить в Бога.

– Да? Хорошо, начнём веровать прямо сейчас. Уже уверовали. Дальше…

– Свободный человек имеет право быть гомосексуалистом.

– А это не больно?

– Когда речь идёт о свободе личности…

– Ладно, вытерпим, чтобы отомстить угнетателям. Ну вот – уже стали. Что ещё нужно свободному человеку?

– А что ещё вам запрещали бывшие?

– Наркотики. Говорили, что вредно.

– Свобода – это когда против запрета!

– Понятно. А где достать дозу? Ниш-ш-ш-ш-ш-тя-я-я-як…

* * *

– Чудесное время было!

– Да ты что, это при коммунистах-то?

– Я счастлив был.

– Как можно было быть счастливым тогда?!

– Простите, сумел…

Я смотрю на красивую женщину и начинаю тосковать по её красоте. У неё бездонные глаза. А улыбка… Ах, какая же это улыбка! Я не могу описать её – просто дурею от такой улыбки! А её голос… Тут меня обрывают:

– И чего ты нашёл в ней? Понюхай, чем подмышка пахнет у твоей богини! А ещё она справляет нужду…

Грязные люди всегда ищут грязь. Каждый видит только достойное его взора.

* * *

Как только общество наше почует, что беременно талантом, тут же старается аборт сделать. Хорошо хоть Запад подбирает отторгнутых и отвергнутых нами.

* * *

Собака. Из всех животных только она даёт человеку возможность в полной мере чувствовать себя повелителем. Её послушание, преданность, готовность умереть за своё божество – вот что заставляет нас любить собаку! Приниженные на работе и пришибленные в толпе людской, приходим мы в свой дом, пардон, – дворец и начинаем царствовать. И верноподданный наш стелется у ног наших и взглядом своим говорит: «Ты – Бог!» И нам так хорошо… Вот почему я с уважением отношусь к волкам.

* * *

Русские интеллигенты. Часто их у нас бьют. Бьют потому, что после битья они приходят в себя, просвещают народ на тему «кто виноват», а потом сталкивают этот народ лбами. Ещё они судят историю, политику, государственное устройство и много ещё чего судят. Они разгребают исторические помойки и зловонием отравляют нам жизнь, а потом призывают возжечь очистительные костры и указывают, кого швырять в пламя. Их снова бьют. Если их вовремя не побить – готовься к войне. Цель – стравить, очернить… А жизнь пусть строят другие – те, кого они будут судить потом! Русская интеллигенция – это институт национального иезуитства, адаптирующийся к любой политической системе, к любой власти. И творят они дела свои бескорыстно, искренне: у них биологическая потребность такая. Б-р-р-р…

* * *

Изначально все мы – животные. Увы, такова наша природная сущность. Понятие «человек» – это то, что отличает нас от животного; то, что уводит нас из дебрей зоологического мира в литературу и религию, науку и технологии, живопись и философию. При этом всю свою жизнь все мы остаёмся животными в равной мере. А отличия наши друг от друга определяются степенью очеловеченности каждого. Вот и получается, что человеческого в ком-то больше, а в ином и вообще ничего.

* * *

Были серьёзные претензии к Иосифу Виссарионовичу по поводу колоссальных потерь на полях сражений Отечественной. Приехал в Россию. Работаю уже на третьем предприятии. Постоянно проецирую действия отцов-командиров на военное время: вот главный инженер положил сегодня по дурости батальон; главный энергетик положил просто так две роты; главный механик без выстрела сдал врагу три отделения… И так – изо дня в день! Причём батальоны зачастую гибнут, даже не встретившись с противником! Прости, Иосиф Виссарионович, неразумного…

* * *

Кровосмешение у высокоразвитых животных блокируется особым инстинктивным механизмом: полового влечения не возникает к тому, с кем рядом рос долгое время. Для природы важен поиск новых генетических комбинаций. В период полового созревания подросток агрессивен к родственникам. Привычная обстановка раздражает его. Даже музыка, звучащая в доме, ему ненавистна. Он должен покинуть логово, избегать контактов с соплеменниками, уйти с обжитой территории, зараженной сходными генами, как можно дальше. Вот, собственно, основа конфликта подросток – семья. Банальная биология. Разрешая проблемы с детьми, мы всегда должны помнить об этой основе, то есть сначала биология, а уж потом психологи, социологи и советы друзей.

* * *

Чиновничество. Это не социальная прослойка, а зеркало национальной души. У нас все – чиновники. Простая вахтёрша – сколько надменности и презрения выкажет она каждому, проходящему через её пост, если проходящий не начальник! Чиновничьим хамством повеет на вас из-за прилавка сельского магазина. Бухгалтер… Рядовой или главный – не имеет значения. Как бухгалтеры строят нас! Чиновник за рулём такси и в шкуре заведующего складом; на посту ГИБДД и во врачебном халате. Брось камнем в собаку – попадёшь в чиновника! Чиновник в городской администрации – это выбившаяся «в люди» та самая вахтёрша. Министерский чиновник – это всё тот же таксист, сменивший водительское кресло на министерское. Чиновников наплодили наши бабушки и матери. Будущих народят наши жёны и дочери. Страна чиновников. Нация чиновников! Мы уже захлёбываемся в чиновничьей блевотине и взываем к борьбе с напастью – борьбе с нашей же сущностью.

* * *

Прогрессивное общество – это народ, каждый день и час совершающий маленькие революции. Революции у станка и в доме, в политике и общественной жизни, в каждой из наук и в технологии прокладки электрического кабеля, в сфере обслуживания и при изготовлении бутылок. Такой народ динамично эволюционирует. А вот общество людей иного склада, не решая повседневно тысячи мелких проблем, копит их годами до уровня исторических завалов. Такие завалы потом приходится разбивать артиллерийскими снарядами.

* * *

Разум – материя особого рода, паразитирующая на человеке. Он заражает наш мозг и живёт в нём; как вирус, передаётся при контактах наших друг с другом. Бывают эпидемии, когда заражаются какой-то идеей тысячи, и пандемии, когда поражены миллионы. Отдельные мировоззренческие школы, науки, религии… Разум не погибает с нашей смертью: всё, что мы сказали при жизни, написали, построили и придумали и чем заразили окружающих, – всё это остаётся в обществе, то есть в инкубаторе этого паразита. А тело наше, как и тело простой обезьяны или крысы, перегнивает, оставив сынов и дочерей для вскармливания всё набирающего силу и устремляющегося во Вселенную нашего выкормыша. И когда он найдёт в Космосе новую среду обитания, то дай бог, чтобы не совсем покинул нас: с ним так хорошо!

* * *

Всегда спеши жить. Торопись! Торопись поцеловать того, к кому потянулись твои губы. Торопись сказать хорошему человеку добрые слова и плюнуть в противную морду негодяя. Торопись увидеть и услышать то, что взволнует и порадует твою душу. Мечта – скоропортящийся товар: спеши к ней, чтобы реализовать её, чтобы не стала она привычкой – от хронической мечты дурно пахнет. Хронической должна быть только жажда жизни! Живи с жадностью, с алчностью.

* * *

Говорят об экспансии американской культуры в России. Чушь. Американская культура – это дух пионеров-первопроходцев и национальный оптимизм, музыка «кантри» и негритянский джаз, культ свободы и деловитость, чрезвычайное трудолюбие и любовь к Родине. Я за такую экспансию! А то, что мы берём сегодня с Запада, – банальная отрыжка большого капиталистического города. Пока что мы пасёмся на их помойках.

* * *

Ты умна. Ты уже умеешь всё то, что умеет мужчина. Ты доказала миру, что ничем не уступаешь этому животному, ты говоришь то же, что и он. Ты думаешь так же. И брюки вон – такого же покроя на тебе. Ты скопировала его и… перестала быть женщиной! Я вынужден признать за тобой все достоинства, коими ты овладела, но где Ева? Я не желаю тебя, так как не желаю особь, подобную себе, – так сотворила меня природа. Моя душа ищет простую самку и не замечает красивую, умную и… мужиковатую тебя. Не замечает потому, что ты – набитая дура! Если я повяжу бантики, начну мыть посуду, красить губы и сплетничать с соседками, то смогу ли пробудить в тебе сжигающую сердце страсть? Брезгливость. Вот что возникнет у тебя ко мне. Женщина, не будь дурой – не умничай!

Об Айтматове

Айтматов исповедует христианскую философию. Герои его повторяют путь Христа-страдальца. И мировое признание его творчества – посему. В силу этого же киргизами Айтматов не понят. Эпический мазохизм им не присущ: Манас – более жизнеутверждающий герой. Поэма о раздавленном человеке – целое направление в христианской литературе, и Айтматов там – в плеяде.

По прочтении «Евгения Онегина»

Пушкин блестяще описал посредственность. Ювелир в драгоценную оправу поместил мастерски ограненный кусочек невзрачной породы. Мы можем восхищаться мастерством изготовителя, но осознаем, что ограненный материал в каратах мерить как-то не принято. Талант поэта – божественен, но возникает ощущение, что в хрустальном бокале обычная брага. Пушкин – это революция в русской речи, придание русскому языку статуса искусства. За пределами же техники слова произведения его посредственны. Герои запоминаемы из-за экзаменов и сочинений в школе. Но из поэта мы сделали икону: Пушкин – мыслитель, Пушкин – пророк, Пушкин – философ, Пушкин… И т. д. и т. п. Зря мы так с Александром Сергеевичем. Он – МАСТЕР. Вот и поговорим о его мастерстве.

* * *

Революция 17-го, конечно же, была антинародной. Большевики покусились на всё наше исконное. Они объявили войну нашей природной дикости и серости. Пинками поднимали нас с колен. Заставляли поднимать глаза к небу. Выковыривали нас из тёмных нор и гнали в храмы науки и культуры. С петляющих троп пытались загнать на прямые дороги. Хотели сделать из нас граждан и заставляли казнить нашими же руками в себе раба. Нас, угрюмых, они учили улыбаться! И много ещё чего противного духу нашему они вытворяли с нами. И слава Богу, что история смела их.

* * *

К нам приехал известный пианист. Мы всучили ему расстроенную балалайку и требуем исполнить «Аппассионату». Тот разводит руками. Тогда мы: «А ещё говорил, что лауреат… Даже на простом инструменте… Вон Петро – тракторист, а получше тебя управится. И даже «Светит месяц» сварганит, хотя и консерваториев не кончал…» Почти каждый специалист в России проходит такую унизительную аттестацию. И Петры всегда здесь в цене.

* * *

Конечно же, я хотел бы вернуться в детство. Вернуться только для того, чтобы мама была жива и молода. Чтобы жив был сильный и мудрый отец. Чтобы ходили по земле ушедшие в небытие друзья и все те, кто дорог моему сердцу. Нет иной цели в моей мечтательной наивности.

* * *

Я любил петь под гитару. Пел я хорошо и с удовольствием – красивый голос и блестящий слух. Мои Эвридики «тащились» от своего Орфея. Потом я записал пару песен на магнитофон и прослушал их… С тех пор я не поганю гитару своим прикосновением и разочаровался в почитательницах моего таланта за их дурной вкус.

* * *

Наевшись плова, я брался за Шекспира. Мне нравилось читать Платона в тени урюка, лениво жуя янтарные плоды. Вивальди и запах горячих лепёшек из раскалённого тандыра, Гарсиа Лорка и кок-чай, «Аппассионата» и кумыс, Данте и звуки карная, Боккаччо и дымок анаши… Ну как мне бросать камни в такое прошлое? Не поднимается рука. Ох, не поднимается…

* * *

Был «свет» – тусовка исключительных по образованности, происхождению, общественному положению. Сравнительно образованная, малоимущая и неродовитая общественная прослойка тоже решила тусоваться. Тусовка состоялась и обособилась. Имидж – культурная исключительность, гуманизм. Название – интеллигенция. Появились свои родословные – источник гордости: «потомственный интеллигент», «интеллигент в третьем поколении»… Была раскручена престижность тусовки.

На революцию возлагались большие надежды, но диктатура тусовки не состоялась. К власти пришёл мужик и пролетарий, а интеллигенция теперь должна была обслуживать этот класс. Она взяла на себя роль интеллектуального иезуитства.

Портрет интеллигента 60-х: перекормленная кошечка на коленях, стопка пожелтевших писем и дореволюционное фото какого-нибудь родственника. Необходимо слушать классическую музыку. В библиотеке должна находиться хотя бы одна книжка издания 18.. какого-то года, и в ней что-нибудь, вписанное от руки. С 70-х в моду стала входить родовитость: капелька дворянской крови в организме создавала такой же шарм, как капелька «Шанели» на шейке распутницы. Писком моды стало и диссидентство. В 90-х пошла мода на замученных большевиками родственников. Стало даже неприлично не иметь таких. И все годы доносительство: в органы, обществу…

Высоцкому интеллигенты не простили того, что он не сбежал из страны Советов. Роковая ошибка. А вот Галич! «Ах, Галич, Галич… Помните? Как там у него?… Я сейчас…» И достают его пластинку. Ставят. И радиола превращается в раку. С трепетом, с волнением ставят, а потом мотают головой в такт подвываниям динамика и, прикрыв глаза, причитают: «Гений… гений… Это совесть наша…» Но не подпевают почему-то. И слушают только в присутствии свидетелей.

Тест на интеллигентность – «Чёрный квадрат» Малевича: что хотел выразить автор сим шедевром? На этом тесте горели физики и милиционеры, артиллеристы и передовики производства. «Не поняли его? И ещё хотите в культурные?..» И, в отличие от светской львицы с её умением не скрывать презрения, Марья Николаевна смотрит на вас с грустью и сожалением…

С развалом Союза им вновь не повезло – власть узурпировали бизнесмены и бандиты, а интеллигенты опять в иезуитах ходят и призывают нас вешать большевиков.

* * *

Шекспир адаптировал старинную повесть о Ромео и Джульетте для современников-англичан, Пастернак – Шекспира для нас. Так произведения становятся бессмертными. «Илиаду» же мы читаем на старом русском с сохраненной достоверностью перевода – пособие для лингвистов и филологов. А что делать мне, технику электросвязи?! Я люблю и могу читать только на понятном мне современном русском языке.

* * *

Гомосексуализм. На мой взгляд, причины этого явления в том числе и следующие:

1. Неполная семья. В подавляющих случаях дети воспитываются матерью. В формировании личности ребёнка больше женских начал.

2. Культура большого города. Город как среда всё дальше уводит нас от природного естества. И ведь поведенческими аномалиями мы считаем всё противоречащее природному предназначению человека.

3. Общественные нормы. Проявление естественных (природных) мужских начал всё более в противоречии с трансформируемыми социальным прогрессом общественными нормами. Осуждать это явление – значит осуждать социальный прогресс. Тут и религия беспомощна, так как христианские рецепты обустройства общества уже давно не в резонансе с нашей жизнью.

Ничего страшного для человечества в издержках прогресса нет. Когда нависнет угроза исчезновения человека как вида, природа включит защитные механизмы нашего биологического сознания и исправит ошибки общества.

* * *

41-й год. Страшная беда пришла на русскую землю. Эвакуированные, беженцы, сироты… Азиаты отозвались на это бедствие. Нам не говорили: «Чего припёрлись?» С нами разделили беду. Сочувствие и соучастие. Нам протянули руки и открыли сердца узбеки, таджики… Они, азиаты, не лукавили – всё было до боли искренне. И сыновей своих они отдавали для защиты не Ашхабада – сколько тех осталось в русской земле! Теперь беда постучалась в их дома. Судьба погнала азиатов в Россию, чтобы не умирали с голода их семьи. Они не просят подаяния у нас – работают! А наше неблагодарное нутро… Бог ты мой, как мне стыдно за нас. Прости, Махмуд, братьев моих, прости… И меня прости.

* * *

Как я отношусь к России? Люблю её, несущую на руках Юрия Гагарина, и не могу простить заплёвывающую Горбачёва, когда тот попытался поднять нас с колен. Горжусь родством с народом, разгромившим фашизм, и стыжусь, когда этот народ сдирает со столбов энергопитающий кабель. Россия, давшая миру Шостаковича и пишущая доносы на соседа. Породившая Михаила Шолохова и дуреющая от Дарьи Донцовой. Созидающая атомные крейсеры и пропивающая детскую курточку. Молящаяся Христу и насилующая детей… Вот так и отношусь – любя и стыдясь. Не могу я без стыда любить её.

* * *

Я никогда не страдал творческими фантазиями на тему плотской близости и не придавал значения любовным «технологиям». Но никак не мог понять, почему меня всегда раздражали «законники» этих технологий – праведники. У них на всё в жизни есть правила, они всё делят на «хорошо» и «плохо», «морально» и «аморально». Дошло: их мнение – это стремление подавлять окружающих, нивелировать всё до уровня своего мировосприятия. Так мыслят люди, боящиеся чужих свобод. Деспоты, деспотята и деспотёныши от «нравственности». У любящих нравственно всё, что делает их счастливыми! У любви, наверное, тоже должна быть творческая составляющая. Пусть изобретают, ищут, экспериментируют. Как правильно любить – это дело влюблённых, и осуждать их есть великое хамство!

* * *

Личности от творчества не виляют хвостом перед народом, не заискивают перед «простым человеком». Шолохов, Бабель, Высоцкий… Они не апеллировали к «чаяниям», не становились «на сторону», а добросовестно и талантливо делали свою работу. Честность. Вот что выделяет их на фоне прочих – талантливо и трусовато потакающих демосу.

* * *

Богата Россия. Очень богата. Богатства её не дают спокойно спать немцу и китайцу, американцам и япошкам. Кто-то из них, может быть, и дерзнёт посягнуть на Великую и Могучую. Может быть. Вот и готовим мы сынов наших дать достойный отпор вероятным захватчикам земель русских. С детства готовим: в песнях и фильмах, на уроках истории и литературы, на вузовских кафедрах и в военных городках, по телевидению и с театральных подмостков… Но бессилен наш человек против собственных оккупантов, ограбивших и унизивших его. Русский человек – хороший солдат, но никудышный гражданин!

* * *

Горбачёв – величайший политик мирового масштаба. Взломать закосневшую систему глобальной политики, нейтрализовать мощнейшую тоталитарную аппаратную систему власти и идеологии и привести страну к истинной демократии – это по зубам только гигантам. Демократия в стране была истинной. А то, что народ пошёл за Ельциным, и есть доказательство этой истинности – выбор был народным! И драматичная судьба политика Горбачёва тоже есть доказательство этой истинности.

Шашлык

Петя жрёт шашлык. Он урчит от удовольствия, облизывает лоснящиеся от жира пальцы, жмурит в блаженстве глаза и снимает зубами с шампура очередной кусок мяса, истекающий янтарными каплями. Он просто балдеет от шашлыка! Андрюша тоже пожирает шашлык. Он задумчив и сосредоточен. В конце концов не выдерживает и произносит:

– Ты, Петя, животное! Разве можно так есть шашлык?! Дикарь…

– А в чём, собственно, дело?

– Так смаковать еду безнравственно и очень цинично! Ты вот объедаешься, а сотни и тысячи людей сейчас голодают! И мы всегда должны помнить об этом, чтобы не упасть нравственно.

– Когда я ем, нравственно только то, что я ем. Сейчас это – шашлык!

– Вот доказательство, что дикарь ты. Ну почему ты не хочешь стать человечнее? Почему не думаешь о людях? Эгоизм – это пережиток пещерности!

– Про шашлык я думаю, Андрюша. Про шашлык! И, кстати, проголодался я, а значит это, что час назад и я голодал. Вот и подумал о голодающем себе. Между прочим, я – тоже люди, и на дню раза три-четыре бываю голодным.

– Но ведь нравственно – это когда ты о других думаешь!

– Отдай свой шашлык голодному бродяге и успокойся.

– С какой это стати я должен отдать кому-то свой шашлык?!

– С нравственной стати, Андрей, с нравственной!

– Всё шутишь? Это не так просто, как тебе кажется. Нравственность – это поиск себя в этом мире. Необходимо пропитать своё сознание потребностью служения людям, состраданием к ним. Необходимо проникнуться духовной сопричастностью…

– И продолжать жрать свой шашлык?

– Всё ты опошлишь, Петя! Ну при чём тут шашлык?! Не в нём дело. Главное – это смысл жизни! Вот ты ешь, а смысла нет в этом, потому что ты ешь бессмысленно, по-животному. Я же ем и думаю о голодных людях. Непрестанно думаю! Думаю о превратностях судьбы: ведь могло случиться так, что этот шашлык ел бы сейчас другой, а я мечтал бы о кусочке хлеба. Но провидением мне уготован был иной удел. А почему? И почему голодно тем?

– «Видно, в понедельник их мама родила».

– Всё тебе смешочки, а жизнь – штука серьёзная. Скажи, для чего ты живёшь?

– Чтобы шашлык жрать. Это сейчас я для шашлыка живу. А как наемся, то буду жить, чтобы поспать. Потом заживу, чтобы с Валькой ночь провести. Поутру мне надо быть живым, чтобы на работу отправиться. После работы…

– Какой же ты ограниченный! Вот Христос говорил, что смысл жизни в спасении через…

– В спасении от таких придурков, как ты, Андрюша! Я – за такое спасение. И жизнь моя наконец-то приобрела смысл – держаться от подобных тебе подальше. Всё. Я спасаюсь. Как приятно не иметь дела с тобой! Гуд бай.

Петя убежал, а Андрей долго ещё жевал кусочки шашлыка и размышлял, размышлял…

* * *

Адам с подружкой стали стыдиться друг друга, и райской жизни пришёл конец. Думаю, что любовь – это мир, созданный двумя творцами, в котором правят ИХ законы. Они в своём мире. Они оба наги и не стыдятся наготы друг друга. Наги их помыслы и души, сняты покровы с их достоинств и изъянов, с их чувств и наклонностей. Их нагота – это обнажение сердца, нервов, плоти… Мир любви – это мир взаимной наготы. Рай – это обнажённая любовь! Главный закон Рая – не обидеть любимого. В Раю всё хрупко и ранимо. Каким же бережным надо быть там. И если мы сотворим с близким человеком то, за что нам станет стыдно, то будем изгнаны из Рая.

* * *

Перевелись мужики… Нет, просто в новых социальных условиях поведенческий стереотип «мужика» не востребован. Общество и государство предлагают формы защиты женщины и не только женщины, с которыми ни один мужик не может конкурировать. Мужчина не имеет права даже по морде надавать обидчику своей пассии, так как наказание обидчика – прерогатива государства! Бесправен мужик. Ох, бесправен…

* * *

С 90-х годов мы только и делаем, что оплакиваем жертвы 30-х. Этим плачем мы, то есть нация, хотим обеспечить себе алиби. Поздно. В 90-х на наших глазах у детей отбирали садики и лагеря отдыха. Разорялась страна, и плодилось сиротство. До сих пор убивают старух за квадратные метры. Чиновничество и церковь обирают безбожно народ. Почему льющие публично слёзы по жертвам из прошлого не проливают их публично по жертвам сегодняшнего дня? И на кого готовимся мы завтра списать зверство наше? Омерзительное общество.

* * *

Окружающие не дают озвучить наши мысли. Нас обрывают на полуслове, тычут в нас пальцами, показывают языки, и… не слушают! А человек приходит на землю, чтобы сказать своё слово. Только посредством слова развивается мысль, развивается человечество. Без слова человек просто животное, представитель фауны. И человек должен быть услышанным! Но его бесцеремонно обрывают. И тогда он пишет мысль на бумагу и издаёт книгу. Теперь вы можете беситься при её прочтении, строить фиги, но уже не перебьёте мою речь! Хорошо ли, плохо ли, но я сказал своё слово.