Текст книги "Фавориты Екатерины Великой"

Во время строительства хозяин жил в сооружённом в 1769 году большом деревянном усадебном доме на берегу Белого озера. Сюда он возвращался после поездок в Петергоф и Царское Село, здесь принимал многочисленных гостей – и знатных придворных, и старых сослуживцев вроде сохранившего былые привычки отставного прапорщика Платона Лаврова, описавшего в дневнике несколько весёлых дней, проведённых в Гатчине в августе 1778 года:

«…15. Разговлялся с князем и пил много вина и пива, а пьян не был.

19. День Донской Богородицы. Кушал с князем и был пьян, растерял платки и табакерку. Ввечеру танцевал и прыгал, потом мучился совестью. <…>

24. Князь с Васильчиковым ездили на охоту, привезли 10 зайцев, обедали у Петра Григорьевича Демидова, а я обедал с Анною Осиповною и гуляли по саду, нас вымочил дождик.

26. Княгиня пожаловала мне сама сорочку после обеда. Очень были веселы.

30. Во время стола меня подпоили, и я плясал у Марьи Васильевны [Шкуриной] в комнате»[227]227
  Дневник Палладия Лаврова. 1778 год // Дворец и парк Гатчины в документах, письмах и воспоминаниях. XVIII век. СПб., 2006. С. 67.


[Закрыть].

Екатерина, как и прежде, навещала своего соседа-помещика, а он порой оказывал ей услуги – например, в июне 1773 года пригласил в свой гатчинский дворец только что прибывшую в Россию ландграфиню Вильгельмину Каролину Гессен-Дармштадтскую с дочерьми, одна из которых предназначалась в невесты великому князю Павлу. Здесь высокая гостья встретилась с Екатериной в приватной обстановке, чтобы «устранить затруднения первого свидания», а после обеда у Орлова все вместе отправились в Царское Село[228]228
  См.: Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел // Сборник РИО. Т. 13. С. 346–347.


[Закрыть].

Как всякому помещику, ему приходилось разбираться с границами владений и поступками грубых мужиков. Один из таких почтенных соседей, управляющий Кабинетом Адам Васильевич Олсуфьев, отправил Орлову стихотворную дружескую жалобу на его «подданных»:

 
Светлейший князь,
Милостивый государь!
С малюткою поклон мой низкой приношу.
Внемли мне, государь, о чём тя днесь прошу.
По счастью моему живу с тобой в соседстве,
Но от чухон твоих теперь в немалом бедстве.
Исторгни из меня заботу и тоску,
Из Лигова позволь мне в сад мой брать песку.
Они ж треклятые свою всю мертвечину,
Лишь кожу ободрав и с гривой сняв личину,
Во рвы глубокие в дали не зарывают,
Но, вместо ладона, мне под нос в лес бросают.
Четыре с кабака дни сряду не сходили,
Ромашку под ячмень верхами боронили.
Умышленно моих убили трёх собак,
Вино лишь только пьют и в рот кладут табак.
«На большан не глядут, рапотать не селают»,
«Се ф разности сивут, и ляшут, и куляют».
Чтоб чорт их задавил или б повесил бес,
За то, что сверх того весь вывели мой лес[229]229
  Шуточное послание Адама Васильевича Олсуфьева к князю Г. Г. Орлову // РА. 1883. № 3. С. 69.


[Закрыть].
 

Иногда Орлов мог, тряхнув стариной, блеснуть на празднествах. 24 ноября 1773 года, в день тезоименитства императрицы, камер-фурьерский церемониальный журнал зафиксировал: именинница «соизволила выдти в картинную залу, и начался увеселительный бал, а в семь часов, при пушечной пальбе, зажжён был фейерверк. Ея величество и их высочества с принцами соизволили смотреть из столовой комнаты. Содержание того фейерверка и планы раздавал его светлость князь Григорий Григорьевич Орлов и генерал Миллер. По окончании фейерверка, в картинном же зале, малое время танцевали»[230]230
  Камер-фурьерский церемониальный журнал 1773 года. СПб., 1863. С. 888.


[Закрыть].

В тот же день, согласно донесению пруссака Сольмса, Орлов сделал государыне ещё один подарок:

«Тот знаменитый большой бриллиант, который был доставлен несколько лет тому назад из Персии в Европу и хранился долгое время в амстердамском банке и который, наконец, был привезён сюда, для продажи русскому двору, но не был продан, потому что не могли сойтись в цене; бриллиант этот был поднесён в этот же день. Граф Орлов, купив его за 400 тысяч рублей у армянского купца Лазарева, которому было доверено это драгоценное сокровище, поднёс его ея величеству государыне как букет ко дню ея тезоименитства, и монархиня удостоила принять его»[231]231
  Дипломатическая переписка прусских посланников при русском дворе. Донесения графа Сольмса Фридриху II и ответы короля, 1772 по 1774 г. С. 397–398.


[Закрыть].

За романтической картиной бесценного подарка со стороны благородного подданного (вариант – удручённого возлюбленного в надежде вернуть расположение) стояла более прагматичная реальность. Камень, найденный в копях индийской Голконды, после многих легендарных приключений оказался в Иране, где его приобрёл армянский купец Григорий Сафрас (Ходжеминасов), долгое время хранил в амстердамском банке, а в 1772 году получил половину его стоимости от своего племянника, ювелира российского двора Ивана Лазарева, и ему же доверил продажу камня.

Любившая эффектные жесты Екатерина обставила всё красиво: драгоценный камень в 189,62 карата формально действительно купил Григорий Григорьевич, но заплатила она сама. 11 января 1774 года императрица велела управлявшему Кабинетом А. В. Олсуфьеву:

«…выдайте секретно из Кабинета ювелиру Лазареву на те в течение нынешняго 1774 г. сроки, в которые должен ему заплатить кн[язь] Гр. Гр. Орлов, 75 т[ысяч] рублёв за купленный им у него большой бриллиянт, в подарок нам от него поднесённый, так чтоб он, князь Орлов, о заплате за него сей суммы сведал не прежде, как когда помянутый Лазарев, возвращая ему обязательство его оной, благодарить будет за полученный уже исправный платеж сих 75 т[ысяч] руб.».

Всего же Лазареву в рассрочку полагалось из «комнатной суммы» 400 тысяч рублей; выплата растянулась до 1780 года[232]232
  См.: О большом императорском алмазе // РА. 1866. № 4. С. 646; Голомбиевский А. А. Князь Григорий Григорьевич Орлов. С. 411; Сокровища Алмазного фонда СССР. М., 1967. С. 84; Базиянц А. П. Над архивом Лазаревых. М., 1982. С. 118–120.


[Закрыть], но зато армянский купец стал потомственным российским дворянином. Роскошный дар, получивший имя его номинального покупателя, украсил императорский скипетр. Получилось эффектно: публике были одновременно продемонстрированы благодарность верноподданного, верность отставленного фаворита и экономия государственных средств.

Между тем верноподданный и отставленный стал подумывать о женитьбе – теперь она стала возможна. Но и обзавестись семьёй он умудрился в своём фирменном стиле, не считаясь с приличиями и законами.

Скандальный брак

Екатерина Зиновьева, будущая княгиня Орлова, появилась на свет 19 декабря 1758 года в родовитой, но не очень богатой семье; её отец – генерал-майор (впоследствии генерал-поручик) и обер-комендант Петропавловской крепости и города Санкт-Петербурга Николай Иванович Зиновьев; мать – Евдокия (Авдотья) Наумовна, дочь вице-адмирала Наума Акимовича Сенявина. Родная тётка Екатерины по отцу Гликерия (Лукерья) Ивановна вышла замуж за полковника Григория Ивановича Орлова и стала матерью фаворита.

О детстве девушки практически нет сведений; можно предположить, что она получила обычное для дворянской барышни домашнее образование; во всяком случае, она знала французский язык – сохранились и были опубликованы в XIX веке её послания к брату, написанные по-французски. Судьба барышни из хорошей семьи так и осталась бы ничем не примечательной, если бы случай не свёл её с Григорием Орловым.

Силач и отважный красавец увлекался придворными фрейлинами, в числе которых была и Катенька. М. М. Щербатов, обличая «повреждение нравов в России», заявил, что Орлов «тринадцатилетнюю двоюродную сестру свою, Катерину Николаевну Зиновьеву, иссилничал и, хотя после на ней женился, но не прикрыл тем порок свой, ибо уже всенародно оказал своё деяние и в самой женитьбе нарушил все священные и гражданские законы»[233]233
  «О повреждении нравов в России» князя М. Щербатова и «Путешествие» А. Радищева. С. 120.


[Закрыть]. Что касается законов, историограф и моралист был прав – они запрещали браки столь близких родственников, а вот его утверждение о насильственных действиях Орлова в отношении кузины, скорее всего, основано только на придворных сплетнях. Видимо, новоиспечённая княгиня была искренне привязана к супругу; именно ей приписывали авторство безыскусных стихов, ставших популярным дамским романсом:

 
Желанья наши совершились.
Чего ещё душа желает?
Чтоб ты мне верен был,
Чтоб жену не разлюбил,
Мне всякий край с тобою рай.
 

Но, вероятно, Щербатов легко поверил слухам, поскольку Григорий Григорьевич имел репутацию соблазнителя и мужлана.

В ноябре 1776 года англичанин Оукс доложил в Лондон, что Орлов собрался жениться на девице Зиновьевой, «к которой давно был привязан менее неразрывными узами». Братья были против кровосмесительного брака (жених и невеста находились в четвёртой степени родства) и даже обращались за поддержкой к Екатерине II, но она «отказалась помешать этой свадьбе»[234]234
  Дипломатическая переписка английских послов и посланников при русском дворе с 1770 по 1776 г. С. 521–522.


[Закрыть].

Парочке перемывали кости светские сплетники. Придворные пересуды зафиксировал в дневнике секретарь французского посольства, а затем поверенный в делах Франции при русском дворе, известный любитель пикантностей барон Мари Даниель Бурре де Корберон: что юная фрейлина якобы имела детей от Орлова и вновь беременна; что он будто бы назначил ей содержание в 100 тысяч рублей и подыскивает официального мужа; что «князь представит свидетелей, которые под присягой покажут, что Зиновьева не дочь своего отца и своей матери»[235]235
  См.: Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II. С. 87, 131.


[Закрыть]. Последнее обстоятельство хотя и покрыло бы позором почтенное семейство, но устранило бы препятствие к заключению брака…

Судя по материалам открытого церковными властями расследования, венчание состоялось 5 июня 1777 года:

«Копорского уезда церкви Bocкpeсения Христова священник с причетником объявили: “Его светлость Григорий Григорьевич поимает себе в супружество умершего генерал-мaиopa Николая Ивановича Зиновьева дочь его, девицу Ульянию, оба первым браком, благочестивые веры греческого и великороссийского исповедания, раскола и противности Святой Церкви не имеют, волею своею сочетаваются, добрым своим произволением, а не с принуждения чьего”»[236]236
  Цит. по: Титов А. А. Бракоразводное дело князя Г. Г. Орлова // РА. 1910. № 3. С. 429–430.


[Закрыть].

Согласно этим документам таинство бракосочетания совершил священник Сергей Романов из приходского храма соседнего с Гатчиной села Суйды – владения прадеда А. С. Пушкина Абрама Петровича Ганнибала.

Новость распространилась мгновенно. Придворные дамы делились друг с другом подробностями церемонии: «…над Зиновьевой венец держал её брат, а над Орловым – ординарец, простой солдат; две дочери, которых он имеет от Зиновьевой, теперь узаконены»[237]237
  Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II. С. 177.


[Закрыть] (никаких дочерей в природе не было). Брак вызвал скандал. Делом заинтересовалась не только Церковь. В биографиях Орлова указывается, что оно рассматривалось в Совете при высочайшем дворе, однако в публикации протоколов Совета это обстоятельство не отражено. Но епархиальная консистория и Синод едва ли осмелились бы возбуждать следствие без влиятельной поддержки.

Императрица была вынуждена вмешаться. 29 августа 1777 года она собственноручно написала архиепископу Новгородскому и Санкт-Петербургскому Гавриилу (Петрову):

«Моё желание есть, чтоб ваше преосвященство консистории своей чинили прещение далее поступать во мнимом деле князя Орлова. Столь знаменитые его предо мною и государством заслуги влекут за собою не безпокойство, не следствие тут, где пятнадцать лет тому назад ещё мною предвидено было, что потребны объяснительные постановления для брачных обязательств, кои от меня Синоду в 1762 г. приказано было сочинить, но и по cиe время осталося то без исполнения»[238]238
  Цит. по: Титов А. А. Указ. соч. С. 429.


[Закрыть].

Прямо отменить каноническое право государыня не могла, но лукаво сослалась на необходимость иметь к нему некие «объяснительные постановления». Архиерей возразить не посмел, но дело оставалось в консистории. В феврале 1780 года Екатерина уже потребовала:

«Из уважения к заслугам генерала-фельдцейхмейстера князя Орлова предо мною и отечеством я желаю, чтоб ваше преосвященство дело, в консистории вашей имеющееся, о браке его с княгинею Екатериною Орловою, урождённою Зиновьевою, с повелением моим к вам, августа в 29-й день 1777-го года писанным, об оставлении дальнейших по делу сему изысканий, взнесли в Cинод для сведения его, дабы им и потомству их по оному браку никакое затруднение, безпокойство и взыскание учинено быть не могло»[239]239
  Цит. по: Там же. С. 429.


[Закрыть].

Категорично выраженная воля государыни была исполнена – грозившее разводом дело было навсегда погребено в архиве Синода.

Екатерина II сумела проявить снисхождение к человеку, которому была обязана своим величием, или понимала, что его унижение бросает тень и на неё. Впрочем, циничный шевалье де Корберон после общения с придворными сделал вывод: «…императрица смотрит на эту свадьбу сквозь пальцы, для того, чтобы сделать Орлова ненавистным народу, так как женитьба на двоюродных здесь не в обычае и считается преступлением. Она давно уже ищет случая отмстить Григорию Орлову за дурное с ней обращение»[240]240
  Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II. С. 152.


[Закрыть].

Молодая княгиня была пожалована в статс-дамы, 22 сентября получила орден Святой Екатерины Большого креста[241]241
  См.: Карабанов П. Ф. Статс-дамы и фрейлины русского двора в XVIII столетии. СПб., 1872. С. 32.


[Закрыть], чем вызвала зависть других придворных дам. Императрица не раз приглашала её за свой стол и подарила серебряный туалетный набор[242]242
  См.: Фелькерзам А. Е. Указ. соч. Т. 1. С. 30.


[Закрыть]. 13 февраля 1778 года княгиня с мужем присутствовала среди избранной публики на празднике по случаю рождения императорского внука, великого князя Александра. Гости слушали в придворном театре оперу «Ахилл», а затем отправились во «внутренние комнаты», где их ожидали ужин и карточная игра с сюрпризом: у каждого столика стоял ящик с бриллиантами, и выигравший брал оттуда камень в один карат[243]243
  См.: Современное описание придворного праздника по случаю рождения Александра Павловича // РА. 1878. Кн. 2. С. 44–45.


[Закрыть].

Кажется, Екатерина Николаевна обрела счастье в семейной жизни, хотя муж был на 24 года старше её и обладал непростым характером. «Граф (тогда уже князь. – И. К.) Орлов неразлучен с своею новою женою. Она капризна, упряма и очень молода. Он всё ещё в большой милости, но не старается ею пользоваться, и я боюсь, что, вследствие его лености, никакая побудительная причина не заставит его принять деятельное участие в делах»[244]244
  Лорд Мальмсбюри о России в царствование Екатерины II // РА. 1874. № 6. С. 1480.


[Закрыть], – писал английский посланник Джеймс Гаррис в феврале 1778 года. Орлов более не играл роли в большой политике, и по этой причине его имя теперь редко встречалось в донесениях иностранных дипломатов. Но отслеживавший придворные новости очередной фаворит императрицы П. В. Завадовский сообщил своему покровителю фельдмаршалу П. А. Румянцеву, что Григорий Григорьевич помирился с роднёй и в январе 1779 года желает ехать в Москву – «показать жену братьям своим»[245]245
  Письма графа П. В. Завадовского к фельдмаршалу графу П. А. Румянцеву. 1775–1791 // Старина и новизна: Исторический сборник: В 22 кн. Кн. 4. СПб., 1901. С. 26–27.


[Закрыть].

Молодожёны поселились в столичном доме Орлова на Мойке и обустраивали свою загородную усадьбу – Гатчину, в которой по четвёртой ревизии (1782) числились 3379 душ[246]246
  См.: РГАДА. Ф. 11. Оп. 1. № 852. Л. 3.


[Закрыть]. В гатчинском деревянном доме имелись все необходимые помещения: приёмный зал, бильярдная, кабинеты и украшенные картинами спальни. Безыскусно написанный дневник упомянутого уже гуляки Платона Лаврова, часто гостившего в загородной орловской резиденции, порой даже в отсутствие хозяина, рассказывает о повседневных занятиях обитателей Гатчины в июне 1778 года:

«…24. День воскресный. Был у всенощной. У обедни была княгиня. После обеда ездили на встречу князю и с ним вместе приехали. Обедал Завадовский.

25. Были с княгинею у обедни. После, в билиардной, князь сказал мне, что он много мелит пустяков, и на то: мешай дело с бездельем, лучше с ума не сойдёшь. <…>

26. Поутру у князя говорили празднословие.

27. Разговаривал с князем, празднословие в билиардной и виделся с Павлом и Михаилом Сергеевичами Потёмкиными. С ними князь уехал в Петергоф.

28. Отслушав всенощную, был у Александра Николаевича Зиновьева (брата княгини. – И. К.). У обедни была княгиня и фрейлины Шкурины.

29. К вечеру приехал из Петергофа князь.

30. Поутру ездили стрелять; пошли от плотины. Тут князь один стрелял, а [мы] с Завадовским и с Зиновьевым стояли и разговаривали на плотине. Потом все стреляли, идучи по речке до самой мызы Колпиной. В 3-м часу пополудни приехала к нам с меньшою Шкуриною в одноколке княгиня и поехали обедать. В вечеру князь и княгиня ездили гулять, и у княгини лошадь испугала собака, и с сего числа не велел князь давать ей одной лошадей за резвость и за слабое правление лошадьми»[247]247
  Дневник Палладия Лаврова. 1778 год. С. 62–63.


[Закрыть].

Государыня супругам благоволила. Бывший фаворит, быстро растративший своё огромное состояние, летом того же года решил занять у амстердамских банкиров Яна и Карла Гассельгреенов сразу два миллиона гульденов (больше миллиона рублей) под четыре процента с погашением за десять лет под залог пяти тысяч крепостных душ в своих имениях в Копорском уезде, ещё стольких же в Ярославском, Ростовском и Костромском уездах, Сальминском погосте в Выборгской губернии и эстляндской мызе Лоде. Банкиры потребовали официальных «уверений» о принадлежности имений заёмщику и гарантий от «короны», что они «убытка никакого не потерпят». Требовали, как оказалось, не зря. Орлов в прошении императрице признал, что часть указанных имений уже заложена при займе в 200 тысяч рублей, но обещал выплатить долг, «умеряя издержки в жизни моей». Вряд ли Екатерина в это поверила, но в милости не отказала – 9 июля последовал высочайший указ Сенату: «…Ежели в платеже процентов с заёмного капитала в надлежащее время по обязательству не будет исполнено, то мы верно и исправно весь подлежащий им (банкирам. – И. К.) платёж повелим учинить из наших государственных доходов, не допуская их ни до каких убытков», – после чего Сенат отправил банкирам соответствующее «уверение»[248]248
  См.: Голомбиевский А. А. Князь Григорий Григорьевич Орлов. С. 417; РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. № 324. Л. 1–5.


[Закрыть].

В последний раз Екатерина побывала в Гатчине 24 августа 1779 года, и гостеприимный хозяин снова сумел порадовать её эффектной выдумкой; этот визит был описан в «Санкт-Петербургских ведомостях»:

«Её императорское величество, минувшего августа 24-го числа, благоволила обрадовать своим посещением его светлость князя Григорья Григорьевича Орлова, в Гатчиной его мызе, от Сарского Села в 19-ти верстах лежащей, и там иметь обеденное кушанье. После же стола изволила забавляться картошною игрою, между тем петы были италианские кантаты, кои пела сама хозяйка светлейшая княгиня с музыкою.

Её императорское величество, изъявив при том высочайшее своё удовольствие, благоволила после прогуливаться в устроенном в аглинском вкусе хозяйском саду, откуда с хозяином и хозяйкою изволила переехать через озеро, к Китайским баням, а потом ехать в лежащую от дома в двух верстах с половиною рощу. Там в дали, пред некоторым сельским строением, по сторонам, представились две хлебные и одна сенная скирды, которые по приближении высочайшей посетительницы вдруг раздвинулись, и внутри каждая представила приятную полевую залу. Сии залы убраны были столами, из снопов сделанными лавками и по стенам фестонами. Позади же оных видны были в перспективном расположении сельские жилища и мост, проведённый через долину с одной горы на другую, по которому пастухи гнали стада.

Её императорское величество в одной из помянутых зал, на составленной из снопов лавке, изволила кушать чай и, оказав хозяину и хозяйке отличное удовольствие, по наступлении вечера изволила возвратиться в хозяйский дом, хозяйке же, светлейшей княгине, пожаловать весьма драгоценные брилиантовые серьги; и уже в сумерьки оттуда предприять, в Сарское Село, путь обратный»[249]249
  1779 год // Дворец и парк Гатчины в документах, письмах и воспоминаниях. XVIII век. С. 69–70.


[Закрыть].

В эти годы (1778–1779) Фёдором Рокотовым был написан портрет Екатерины Орловой в атласном белом платье со знаком отличия статс-дамы – миниатюрным портретом императрицы на голубом банте в обрамлении бриллиантов и с бриллиантовым вензелем, – красной орденской лентой женского ордена Святой Екатерины и накинутой на плечи горностаевой княжеской мантией (одно время авторство приписывали другому знаменитому живописцу – Д. Г. Левицкому[250]250
  См.: Лебедев А. В. Ф. С. Рокотов. Этюды к биографии. М., 1941. С. 48–54.


[Закрыть]). Портрет и его копия, созданная уже после смерти княгини, в 1782–1783 годах, теперь находятся в собрании Государственной Третьяковской галереи[251]251
  См.: Государственная Третьяковская галерея: Каталог собрания. Живопись XVIII–XX вв.: В 6 т. Т. 2. Живопись XVIII века. М., 1998. С. 153, 207.


[Закрыть].

Счастье княжеской четы оказалось недолгим. Екатерина Николаевна была слаба здоровьем; хворать стал и Григорий Григорьевич. В письме 1780 года П. В. Завадовский сообщил П. А. Румянцеву, что князь, «ослабев телесно в удивление всем», желал посетить минеральные воды в Царицыне[252]252
  Письма графа П. В. Завадовского к фельдмаршалу графу П. А. Румянцеву. 1775–1791. С. 35.


[Закрыть]. К тому же докучали кредиторы; чтобы расплатиться по долгам, Орлов даже собирался продать свою Ропшу[253]253
  См.: Письма графини Е. М. Румянцовой к её мужу, фельдмаршалу графу П. А. Румянцову-Задунайскому. С. 212.


[Закрыть].

Но семейство всё же собралось за границу – князь стремился вылечить жену и обрести наследника. 25 апреля 1780 года последовал указ об «увольнении» Григория Григорьевича от дел на два года «для лечения болезни» с сохранением жалованья[254]254
  См.: Спащанский А. Н. Указ. соч. С. 220.


[Закрыть]. 9 мая Орлов из Риги написал своему приятелю, послу России в Англии С. Р. Воронцову о предстоящем отплытии за границу с женой и двоюродной племянницей, фрейлиной Анной Степановной Протасовой[255]255
  См.: Архив князя Воронцова: В 40 кн. Кн. 27. М., 1883. С. 3.


[Закрыть].

Супруги оказались в Лейдене, где практиковал знаменитый доктор Гобиус (Гобиеус), в приёмной которого встретили бывшую подругу императрицы княгиню Е. Р. Дашкову, о чём та поведала в мемуарах, к сожалению, не указав точной даты: «Когда служанка открывала дверь, я увидела во внутренних комнатах князя и княгиню Орловых, очевидно пришедших посоветоваться с доктором. Удивление моё было безгранично, тем более что я не знала, что они уехали из России»[256]256
  Дашкова Е. Р. Записки 1743–1810. Л., 1985. С. 104.


[Закрыть].

Из писем Орлова, адресованных Воронцову, следует, что в июне – июле 1780 года они с женой находились на курорте в Эмсе, перебрались в другую известную европейскую здравницу – в Спа, где в 1717 году доктора пользовали минеральными водами Петра I[257]257
  См.: Архив князя Воронцова. Кн. 27. С. 4–6.


[Закрыть]. 24 августа в Спа Орловы нанесли визит лечившемуся там же шведскому королю Густаву III, а на следующий день княгиня обедала у него. «Она пьёт воды, – писал королевский лейб-медик Дальберг, – чтобы получить наследников; они уже посетили Пирмонт, Эмс и другие минеральные воды. Сам князь Орлов сильно постарел»[258]258
  Цит. по: Голомбиевский А. А. Князь Григорий Григорьевич Орлов. С. 419.


[Закрыть]. Давний корреспондент Екатерины II немецкий барон Фридрих Мельхиор Гримм сообщил ей в октябре 1780 года, что в Брюсселе Орлов «попал в руки английского медика, известного шарлатана, который давал ему средства, способные убить лошадь, и что он стал чувствовать себя всё хуже»[259]259
  Письма Гримма к императрице Екатерине II // Сборник РИО. Т. 44. СПб., 1885. С. 123.


[Закрыть]. В Брюсселе Дашкова ещё раз пересеклась с Орловым, «где он остановился проездом в Париж, а оттуда в Швейцарию, где его жена должна была лечиться у Тиссо»[260]260
  Дашкова Е. Р. Указ соч. С. 105.


[Закрыть].

В Париже, встретившись с Гриммом, Орловы сообщили ему, что намерены отправиться на юг Франции, а оттуда в Швейцарию, чтобы посетить какого-то крестьянина-знахаря Мишеля. «Я нашёл его здоровье лучше, чем полагал, – написал барон своей венценосной адресатке 1 (12) января 1781 года; – напротив, княгиня жалуется, что она очень больна, хотя это и незаметно. Я думаю, что если бы они оба захотели отказаться от лекарств и шарлатанов, то были бы здоровы; но княгиня воображает, что лекарства помогут ей произвести на свет маленького князя Орлова»[261]261
  Письма барона Мельхиора Гримма к императрице Екатерине II // Сборник РИО. Т. 33. СПб., 1881. С. 100–101.


[Закрыть]. В ответе, датированном 19 марта, Екатерина II поручила ему передать князю, чтобы тот «привозил по возвращении маленького князя Орлова visible ou invisible[262]262
  Видимого или невидимого (фр.).


[Закрыть]»[263]263
  Письма императрицы Екатерины II к Гримму (1774–1796) // Сборник РИО. Т. 23. СПб., 1878. С. 198.


[Закрыть].

Воды знаменитых курортов помогали против гинекологических и желудочных заболеваний, катара и астмы, нарушений сердечно-сосудистой системы; но у княгини, видимо, развивался туберкулёз. 6 (17) июня 1781 года Гримм среди прочих новостей сообщил Екатерине из Парижа, что князь и его жена «бегают за здоровьем и плодородием по Швейцарии»[264]264
  Письма барона Мельхиора Гримма к императрице Екатерине II. С. 187.


[Закрыть]. Сам Григорий Григорьевич в первой половине 1781 года сообщил Семёну Воронцову из Швейцарии, что рассчитывал вернуться в Россию в июле, но этому помешало «жены моей слабое состояние»[265]265
  Письма князя и графов Орловых к братьям графам Воронцовым // Архив князя Воронцова. Кн. 27. С. 7.


[Закрыть]. 16 (27) июня 22-летняя Екатерина Николаевна скончалась в Лозанне. Гримм 12 (23) августа известил императрицу: «Узнаю, что князь Орлов после своего несчастия направился в Петербург, а графы Иван и Алексей выехали ему навстречу»[266]266
  Письма барона Мельхиора Гримма к императрице Екатерине I. С. 233.


[Закрыть].

Екатерина II постаралась утешить бывшего любимца, перешедшего в разряд старых друзей:

«Князь Григорий Григорьевич. Привыкши столько лет брать величайшее учaстие во всех до вас касающихся приключениях, не могла я без чистосердечного и чувствительного прискорбия уведомиться о рановременной потере любезной вашей княгини, моля Бога, да сохранит ваше здоровье и дни до позднейшего века. Я же как всегда с отличною дружбою пребываю к вам доброжелательна»[267]267
  Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел // Сборник РИО. Т. 27. СПб., 1880. С. 208.


[Закрыть].

Статский советник Гаврила Романович Державин посвятил почившей княгине чувствительные строки:

 
Как ангел красоты, являемый с небес,
Приятностьми она и разумом блистала,
С нежнейшею душой геройски умирала,
Супруга и друзей повергла в море слез.