Текст книги "Падение Берлинской стены. Из записок советника-посланника посольства СССР в Берлине"

19.50 – В связи с учащающимися звонками восточноберлинцев, желающих получить разъяснения по поводу заявления Шабовского, заместитель шефа Народной полиции («полицай-президента») Восточного Берлина по оперативной работе рассылает циркулярную телефонограмму следующего содержания:

«1. При поступлении запросов от граждан о возможностях реализации объявленного порядка выездов сообщать гражданам, что, начиная с 10 ноября, их заявления будут приниматься отделами паспортов и регистрации в приемные часы.

2. В зависимости от развития обстановки повысить обеспечение безопасности в глубине КПП путем усиленного привлечения нарядов полиции, включая службу патрулирования и радиофицированные машины. Товарищам вежливо и предупредительно влиять на граждан и информировать их о приемных часах отделов паспортов и регистрации.

3. Руководителям отделов паспортов и регистрации подготовиться к участию в совещании по порядку работы, которое состоится в [полицай]президиуме в течение вечера или ночи. Дорожной полиции обеспечить их доставку в [полицай]президиум».

– Легендарный Маркус (Миша) Вольф, бывший шеф восточногерманской разведки (одной из лучших в мире), открыто примкнувший после выхода на пенсию к реформаторам, заканчивает дискуссию в Клубе деятелей культуры в Потсдаме на темы текущего развития событий в республике. Внезапно распахивается дверь, кто-то громко объявляет: «Граница открыта!» и сразу же исчезает. Возвращаясь в Берлин, Вольф слушает передачи западноберлинского радио, из которых явствует, что ограничения на выезд в ФРГ и Западный Берлин сняты. По радио часто звучит самое употребительное у граждан ГДР выражение этой ночи и последующих нескольких дней – «Обалдеть!» («Wahnsinn!») Историческое измерение происшедшего станет ясным лишь несколько дней спустя.

20.00 – Полковник Хайнц Гешке, заместитель по охране границы командующего пограничным участком Центр[92]92
  Охрана стены была организована следующим образом: предотвращение нарушения границы извне и изнутри обеспечивалось регулярными частями Национальной народной армии; паспортный и иной контроль на границе осуществлялся сотрудниками министерства госбезопасности ГДР; они не отличались друг от друга ни униформой, ни знаками отличия, но подчинялись разным ведомствам; и те и другие вместе именовались пограничниками. Гешке представлял ННА.
  Пограничный участок Центр отвечал за всю 156-километровую стену вокруг Западного Берлина и ее КПП; командующему участком подчинялись 7 пограничных полков и 2 учебных пограничных полка общей численностью 12 000 человек.


[Закрыть], был с 17.00 на совещании, посвященном анализу настроений личного состава, которые вызывали у начальства определенное беспокойство. Он узнал о речи Шабовского уже дома и сразу позвонил командующему участком генералу Велльнеру, который был еще в своем рабочем кабинете. На пожелание Гешке вернуться на работу Велльнер отвечает отказом: «Надо еще подождать, у нас нет никаких приказов, никаких указаний. Оставайся дома. Мы тебе позвоним». Велльнер непрерывно пытается связаться с начальником штаба погранохраны, с начальником штаба Народной полиции, с другими высокопоставленными лицами. Никто ничего не знает. У Велльнера опускаются руки. Он говорит Гешке по телефону: «Если они нас не информируют, то пусть сами вытаскивают телегу из грязи». У КПП Борнхольмер-штрассе к этому времени уже собралась толпа людей, требующих, чтобы их пропустили в Западный Берлин в соответствии с заявлением Шабовского.

21.00 – Журналист новостной программы «Темы дня» (первый канал западногерманского телевидения) Робин Лаутенбах стоит перед западным фасадом Бранденбургских ворот и готовит вступление к репортажу о либерализации условий выезда граждан ГДР. Он говорит в камеру: «С завтрашнего дня стена открывается и после этого превратится просто в памятник архитектуры». Позже он вспоминал, что в тот момент перед Бранденбургскими воротами ничего особенного не происходило. Там работали еще несколько телевизионных камер, в частности американской NBC, стояли группы зевак, но в целом все было спокойно. С восточной стороны стены ситуация становилась все более драматической. По рассказам западноберлинцев, возвращавшихся после посещения Восточного Берлина, в 21.20 перед КПП Борнхольмер-штрассе толпились около 500 человек, образовалась очередь из приблизительно 100 «трабантов», соседние улицы были полностью забиты людьми и машинами.

21.00 – Повторное телевизионное обращение Момпера к берлинцам по каналу СФБ происходит в перерыв футбольного матча, когда большинство немцев в обеих частях города сидят у телевизоров. Таким образом, это обращение слышат практически все берлинцы. Им еще раз втолковывается, что ГДР приняла решение о немедленном предоставлении своим гражданам «свободы поездок».

21.00 – Шеф ведомства федерального канцлера Рудольф Зайтерс выступает в бундестаге с экстренным сообщением о новостях из ГДР; текст сообщения он согласовал с Колем по телефону. Депутаты встречают слова Зайтерса бурной овацией. Зайтерс говорит о том, что открытие границ ГДР имеет «выдающееся значение»; сегодня впервые реализована свобода передвижения для граждан ГДР; стена и границы ГДР станут отныне более проницаемы. Зайтерс повторяет предложение, сделанное накануне канцлером в его сообщении о положении нации: если в ГДР наступят настоящие перемены, ФРГ будет готова оказать ей широкую помощь. При этом присутствующие имеют в виду, что «настоящие перемены» означают отказ СЕПГ от монополии на власть, легализацию оппозиционных групп и партий, свободные выборы. (С этими требованиями всегда была связана проводившаяся ФРГ политика «малых шагов», нацеленных на размывание режима ГДР; в качестве конечной цели неизменно рассматривались самоопределение и права человека, которые должны привести к присоединению ГДР к ФРГ.) После сообщения Зайтерса депутаты дружно встают и поют государственный гимн: «Единство, право и свобода для германского отечества». В зале заседаний парламента ФРГ царит атмосфера одержанной победы. (Правда, остается неясным – победы над кем? Над руководством ГДР или уже сразу над СССР?)

21.30 – Давление толпы у КПП Борнхольмер-штрассе становится все более ощутимым. Похоже, что выведенные из себя люди вот-вот пойдут на штурм. Майор Манфред Зенс, командир охраняющего КПП пограничного отряда, приказывает подчиненным сдать табельное оружие. Оружие сдают также служба паспортного контроля и таможенники. Все это из опасения, что кто-то может потерять самообладание. Служба паспортного контроля получает по своей линии указание оповестить собравшихся граждан о том, что народная полиция прямо сейчас возобновляет работу бюро отделов паспортов и регистрации, где можно получить выездную визу для пересечения границы. Направившиеся к ближайшему бюро люди возвращаются через четверть часа с известием, что оно по-прежнему закрыто. Оказывается, открылось лишь расположенное на Александер-плац центральное бюро, принимающее заявки от желающих выехать на постоянное жительство. Очередное указание гласит: заявки от тех, кто желает только посетить Западный Берлин, будут приниматься завтра по месту жительства в приемные часы. Люди в толпе перед КПП приходят к выводу, что их пытаются обмануть. Атмосфера сгущается еще больше.

Дежуривший в этот день подполковник Харальд Егер, заместитель начальника службы паспортного контроля КПП Борнхольмер-штрассе, ставит перед руководством вопрос о безвизовом пропуске собравшихся людей через границу: «Мы не сможем дольше выдерживать давления!» Когда Егер слышит по телефону, что высокое начальство выражает сомнение в обоснованности подобных предложений, он выставляет трубку за окно, чтобы начальство само могло убедиться в накале ситуации. Через пять минут Егер получает указание: разрешить выезд «провокаторам», то есть тем, кто особенно настойчиво требует пропустить их в Западный Берлин, поставив при этом штамп на фотографию в удостоверении личности и записав персональные данные, чтобы затем не допустить обратного въезда этих лиц в ГДР. Пограничники начинают пропускать людей через границу. С тем чтобы как-то замаскировать «особое отношение» к наиболее активным демонстрантам, они пропускают и часть тех, кто не выделяется «провокационным поведением»; этим последним штамп ставится на одной из внутренних страниц удостоверения. Однако действия пограничников только усиливают напор толпы: люди видят, что кого-то по непонятным критериям пропускают в Западный Берлин, но большинство остаются стоять перед КПП. Число собравшихся людей продолжает увеличиваться с каждой минутой.

21.30 – У участников начавшегося полчаса назад заседания коллегии министерства обороны ГДР постепенно складывается общая картина ситуации у стены, которая оказалась совершенно неожиданной для них. Назначенное, собственно, на 18.00 заседание коллегии было отложено из-за опоздания тех его участников, которые были членами ЦК СЕПГ: работа пленума затянулась до 19.30 вместо намеченных 17.00. Члены ЦК добрались из Берлина до Штраусберга[93]93
  Министерство обороны ГДР было расположено в городке Штраусберг к северу от Берлина.


[Закрыть], не получив никакой информации ни о заявлении Шабовского, ни о толпах у стены – на пленуме эта тема не обсуждалась, а служебные автомашины еще не оборудованы радиотелефонами. Те же, кто ожидал начала заседания в самом Штраусберге, смотрели не телевизионные новости по западным каналам, а копию нового американского кинофильма «Загнанных лошадей пристреливают». Министр обороны Хайнц Кесслер дает указание генерал-полковнику Фрицу Штрелецу, секретарю Национального совета обороны, связаться с министром госбезопасности Эрихом Мильке. Дозвониться до Мильке не удается, поскольку он еще следует на автомашине в Вандлитц, загородный поселок для членов политбюро ЦК СЕПГ. Штрелец связывается с заместителем Мильке и с начальником штаба МВД. Однако тем известно лишь то, что Шабовский сказал «что-то не то». Кесслер сам пытается дозвониться до Кренца – безрезультатно. Система политического и военного управления ГДР дала резкий сбой.

21.45 – Вторая программа телевидения ФРГ передает из Варшавы интервью с Гельмутом Колем по поводу решения ГДР либерализовать выезд своих граждан. Канцлер говорит: «К каким последствиям на деле приведет это решение, я не знаю. Меня постоянно информируют. Я считаю правильным, чтобы сразу после моего возвращения мы установили контакт с руководством ГДР. Тем временем там будет избран новый глава правительства[94]94
  7 ноября долголетний председатель Совета министров ГДР Вилли Штоф подал в отставку.


[Закрыть]. После этого я намерен как можно скорее лично встретиться и переговорить с председателем Государственного совета[95]95
  То есть с Эгоном Кренцем.


[Закрыть] и главой правительства… Вчера в бундестаге я ясно заявил по поводу наших отношений с ГДР, что мы готовы оказывать помощь. В случае действительно всеобъемлющих реформ, которые, на мой взгляд, должны включать в себя плюрализм общества, свободные профсоюзы, свободные партии и свободные выборы, я готов рассматривать весьма далеко идущие планы. Что же касается приема беженцев, то сегодня перед отъездом мы обсуждали эту проблему и приняли ряд решений… Но сначала надо подождать и посмотреть, сколько людей к нам приедут. О тех беженцах, число которых можно предвидеть, мы позаботились. Для улучшения положения остальных мы должны принимать меры в самой ГДР. Решение проблемы заключается не в том, чтобы к нам переехало максимальное количество людей из ГДР, а в том, чтобы наши соотечественники в ГДР жили в условиях режима свободы, которые предоставляли бы им шанс остаться на родине. Нашим интересам соответствует, чтобы соотечественники оставались у себя на родине».

22.00 – Гельмут Коль направляется в варшавскую гостиницу «Мариотт», где размещены немецкие журналисты, давно добивающиеся встречи с ним. Канцлер старается успокоить пишущую братию и настаивает на том, что необходимо сохранять трезвость мысли и тщательно обдумывать дальнейшие шаги. Он обещает всемерно избегать всего, что могло бы «обидеть» поляков, но одновременно сообщает, что уже начал обсуждать с ними возможность прервать свой визит. Коль признается, что разделяет с журналистами ощущение, что они все «находятся в неверный момент в неверном месте». Он заявляет: «Сегодня творится всемирная история!» и добавляет: «Конечно, никто не может предсказать, когда придет объединение Германии, но колесо истории завертелось быстрее».

22.00 – На чрезвычайное совещание в Шенебергской ратуше собирается западноберлинский сенат (городское правительство). Момпер говорит: «Мы не знаем, что там [в ГДР] творится и как будут реагировать пограничники. Мы должны по возможности успокаивающе влиять на настроения населения». Собравшиеся высказывают опасение, что на Западный Берлин обрушится волна переселенцев из ГДР. Сенатор по социальным делам Ингрид Штамер заверяет, что может обеспечить достаточное количество мест временного размещения, но для этого придется использовать спортивные залы школ. Сенатор по делам школ Сибилла Фолькхольц дает на это свое согласие и объявляет, что отменит школьные занятия на пятницу 10 ноября. Момпер предлагает шефу сенатской канцелярии Дитеру Шредеру немедленно начать переговоры с властями западных держав о возможной отправке в ФРГ их самолетами[96]96
  Пользоваться берлинскими воздушными коридорами имели право только военные самолеты и гражданские авиакомпании трех западных держав, а также ВВС Группы советских войск в Германии.


[Закрыть] переселенцев из ГДР. Шеф западноберлинской полиции («полицай-президент») Георг Шерц докладывает об обстановке у стены: «КПП Борнхольмер-штрассе, 21.18 – скопление «траби»[97]97
  «Траби» – ласкательное наименование малолитражки «трабант», самой популярной среди жителей ГДР автомашины. В период с 1957 по 1991 год автозавод в Цвикау произвел около трех миллионов «трабантов» (в переводе «спутник»). Автомобиль сохранил свою популярность и после закрытия завода. В 2007 году у уменьшенной копии «трабанта» на Международной автомобильной выставке в Берлине состоялся опрос 12 000 посетителей, более 90 % которых выразили пожелание приобрести машину этой марки. К 2009 году консорциум фирм из Саксонии и Франконии разработал проект возобновления выпуска любимой машины восточных немцев, на этот раз с электромотором. В случае реализации проекта новые «трабанты» появятся на дорогах Германии уже в 2012 году.


[Закрыть]; КПП Зоннен-аллее, 22.05–15 человек в зоне контроля, сто с восточной стороны стены, оформление ускоряется; КПП Борнхольмер-штрассе, 22.06 – толпа перед КПП не уменьшается, полторы тысячи человек с восточной стороны, обычная виза. Пока это все».

После того как Момпер снова отбыл к телевизионщикам, Шредер проверяет вместе с руководителями сенатских служб их готовность к приему посетителей из Восточного Берлина. Управление муниципального транспорта рапортует об увеличении числа поездов метро и автобусов на линиях. Сберегательные кассы подготовились к тому, чтобы в массовом порядке выплачивать «приветственные деньги»[98]98
  «Приветственные деньги» выплачивались каждому приезжающему в ФРГ жителю ГДР, включая детей. Их размер составлял с августа 1987 года 100 немецких марок на человека один раз в год.


[Закрыть]. С издательством «Берлинер Моргенпост» достигнута договоренность о срочной распечатке информационной брошюры с планом города, которая будет бесплатно вручаться у КПП. И все же, когда становится очевидным, что стена действительно перестает функционировать, Шредеру становится не по себе – цифры посетителей, взятые за основу при разработке планов интенсификации работы муниципальных служб, оказываются безнадежно устаревшими; реальность значительно их превосходит. В результате грозит возникновение хаоса.

22.42 – Ведущий новостной программы первого канала телевидения ФРГ Ханс-Йоахим Фридерихс заявляет на фоне фотографии Бранденбургских ворот: «Они перестали быть символом раскола Берлина, как и стена, которая 28 лет разделяет Восток и Запад. ГДР уступила напору населения. Сообщение с Западом свободно. Надо осторожно пользоваться словами в превосходной степени, они легко изнашиваются, но сегодня можно сказать – этот день 9 ноября стал историческим днем. ГДР сообщила, что ее границы немедленно и для всех открыты. Ворота в стене распахнуты настежь!» Подобные комментарии «обгоняют» действительность. КПП стены еще не открыты «настежь».

23.00 – Момпер вновь в студии СФБ, где он участвует в теледискуссии с участием западноберлинских и западногерманских политиков, а также оппозиционных деятелей из ГДР. Дискуссия постоянно прерывается репортажами с места событий. Пока журналисты сообщают, что изменений нет и все спокойно, но есть слух, что кое-кого пропускают из Восточного Берлина уже без визы. Момперу подают записку: «Несколько сот человек переходят границу у КПП Борнхольмер-штрассе. Много народу у других КПП». Минуту спустя у него в руках новая записка: «По нашим наблюдениям, на Борнхольмер-штрассе в настоящее время нет пограничников. Число пересекших границу граждан ГДР исчисляется уже тысячами». Момпер показывает записку соседу и шепчет ему на ухо: «Если сейчас вслух зачитать это, то во всем Берлине начнется светопреставление». После 23.00 начинается репортаж с КПП Инвалиден-штрассе: корреспондент телевидения беседует с жителем Восточного Берлина, только что бесконтрольно пересекшим границу. Момпер встает и заявляет в камеру: «Все берлинцы должны знать – пропускные пункты повсюду открыты, контроля больше нет, можно беспрепятственно проходить через стену. Прошу извинить меня, но я должен быть там». После этого он покидает студию.

23.30 – Толпа у КПП Борнхольмер-штрассе непрерывно растет, люди буквально висят на заграждениях. Они протягивают пограничникам свои удостоверения личности и кричат: «Мы вернемся, мы вернемся!» Пограничники в растерянности. За каждым, кого пропускают в Западный Берлин, тотчас устремляются десятки людей. Сдерживать напор толпы все труднее, ситуация становится все более напряженной. Предпринимаются попытки опрокинуть проволочные заборы, ограждающие территорию КПП, и поднять шлагбаум. Пограничники насчитали от 20 до 30 тысяч человек, скопившихся на подходах к КПП. Надо что-то делать. Подполковник Харальд Егер звонит начальству и говорит: «Сдерживать напор дальше невозможно, мы должны открыть КПП». И не дожидаясь ответа, добавляет: «Я прекращаю контроль и выпускаю людей!» В ответ слышится: «Ну ладно, давай!» Старший по КПП подходит к солдату, охраняющему ворота и что-то говорит ему. Ворота распахиваются. Радостная толпа устремляется в Западный Берлин. Стены как таковой больше нет.

Только решения контролеров МГБ было бы еще недостаточно для открытия стены. Пограничники ННА располагали возможностями независимо от них наглухо перекрыть сообщение между обеими частями города. Майор Манфред Зенс вспоминал позже: «Даже в том случае, если служба паспортного контроля прекращает проверку документов, я мог бы скомандовать: «Поставить блокирующий шлагбаум! Установить противотанковое заграждение! Чтобы никто не прошел!» Но мы этого не сделали. Подполковник Герлиц из службы паспортного контроля сказал: «Мы открываем». И обращаясь ко мне, объяснил: «Народ валом валит!» И действительно, как будто накатился вал. Солдаты удивленно глядели на толпу, но затем очень радовались, когда их завалили подарками люди, возвращавшиеся из Западного Берлина».

23.30 – Командующий пограничным участком Центр генерал Велльнер отдает приказ о введении «полной работоспособности» подчиненных ему войск. Приказ гласит:

«1. Выдвижение резервов и готовность на контрольно-пропускных пунктах границы, с особым вниманием на район Бранденбургских ворот. Подготовить введение в действие офицеров штаба и учебных пограничных полков, а также подчиненных им подразделений.

2. [Моим] заместителям и командирам частей обеспечить организованное передвижение людей и автомашин; предотвратить возникновение дорожно-транспортных происшествий; избежать любого рода конфронтации с населением; не предпринимать действий, которые могут быть истолкованы неправильно; оказывать быструю помощь пострадавшим в толчее (транспортировка в госпитали Народной полиции). Особо важно: не применять огнестрельного оружия; сконцентрироваться на охране главнейших объектов (склады оружия, боеприпасов, боевой техники), а также оберегать жизнь военнослужащих пограничных войск. Строжайше запрещен вывод на позиции и формирование маршевых колонн (БМП, артиллерия, боевая техника) или оставление объектов без охраны. Активные действия только по моему указанию».

На основании этого приказа прекращается контроль на всех КПП стены.

23.30 – Момпер подъезжает к КПП Инвалиден-штрассе. Из машины он отдает распоряжение всем наличным служащим ратуши немедленно прибыть к пропускным пунктам стены. Дело в том, что не только граждане ГДР устремились в Западный Берлин, но и западноберлинцы бросились к стене, чтобы воспользоваться случаем и без обычной волокиты посетить Восточный Берлин. На Инвалиден-штрассе Момпер застает хаос – необозримое море ликующих людей и безнадежно застрявшие в толпе автомашины. Представитель западноберлинской полиции докладывает правящему бургомистру, что у него слишком мало подчиненных, чтобы навести хоть какой-нибудь порядок; что творится с восточной стороны стены, он не знает. Обеспокоенный возможной реакцией пограничников ГДР на возникшую неразбериху Момпер направляется к гедээровскому капитану, который стоит рядом с контрольной башней и растерянно наблюдает за происходящим. «Стой, дальше нельзя!» – приказывает пограничник, когда Момпер пересекает белую линию, обозначающую границу[99]99
  Пограничник был прав в том смысле, что объявленная Шабовским либерализация режима перехода границы относилась лишь к направлению с Востока на Запад, но не наоборот.


[Закрыть]. Но Момпер требует, чтобы его провели к старшему по КПП. Пограничник послушно сопровождает его к баракам, где продолжается проверка документов на выезжающие в Западный Берлин автомашины (хотя рядом тысячи людей проходят без всякого контроля). Правящего бургомистра усаживают за стол, обычно предназначенный для паспортного контроля. Но вдруг все пограничники, в том числе и тот, который сопровождал Момпера, куда-то исчезают. КПП заполнен восторженной толпой; к востоку от КПП, насколько хватает глаз, также бесконечное множество людей. Момпер встает на стол и говорит в неизвестно откуда взявшийся мегафон: «Дорогие берлинцы, мы все рады тому, что граница открыта. Это счастливый момент для нас. Но я прошу вас – при всей радости, которую вы испытываете, – освободите территорию КПП. Пропустите “траби”. Пожалуйста, очистите проезжую часть дороги, чтобы все смогли беспрепятственно пересечь границу». Если кто и слышит его, то не подает виду. Все шумно приветствуют каждую фразу, но не двигаются с места. В пластиковые стаканчики разливается гэдээровское шампанское «Rotkäppchen» («Красная шапочка»), со всех сторон эти стаканчики протягивают Момперу, чтобы чокнуться с ним.

К этому времени свободный выход в Западный Берлин осуществляется практически через все КПП стены. КПП Драйлинден на автостраде, связывающей город с территорией ФРГ, остается закрытым – этот пропускной пункт расположен в чистом поле, и людей рядом с ним нет. Также нет людей и машин на собственно границе между ГДР и ФРГ, которая проходит вдали от населенных пунктов.

23.30 – Президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер стоит у КПП моста Глинике, который соединяет (точнее, разделяет) Западный Берлин и Потсдам. С времен, когда он в этих местах служил в вермахте, а затем был правящим бургомистром Западного Берлина, у Вайцзеккера особое отношение к мосту Глинике (он и живет в собственном доме неподалеку от него). КПП Глинике-брюкке отличается от всех остальных – на этом мосту происходит обмен разоблаченными и попавшими в тюрьму на Западе и на Востоке агентами. В другое время КПП остается закрытым. Не открылся мост и в ночь с 9 на 10 ноября.

Похожая картина с восточной стороны моста. Как рассказывал позже один из руководителей экологической оппозиции ГДР Матиас Платцек, он и его друзья назначили на вечер 9 ноября митинг на стадионе, расположенном рядом с мостом Глинике, чтобы заявить протест против политики СЕПГ, наносящей вред окружающей среде. Однако после заявления Шабовского толпа людей, собиравшихся на митинг, двинулась прямо к границе, минуя стадион. Платцек пошел вместе с остальными. Но начальник КПП моста ответил отказом на призывы из толпы открыть границу в соответствии с тем, что происходит у Берлинской стены: «Берлин нам не указ. Там на КПП могут делать все, что угодно. Наш КПП не откроется никогда!» Глинике-брюкке все же открылся, но только на следующий день в 15.00. Сохранилось предание, будто первый посетитель из ГДР сразу же спросил: «А ну-ка, где здесь Курфюрстен-дамм?»[100]100
  Фешенебельная улица Курфюрстен-дамм расположена на другом краю Западного Берлина.


[Закрыть]

24.00 – Правящий бургомистр протискивается к своей машине и звонит Шерцу, который докладывает, что мобилизованы и направлены к стене все полицейские силы Западного Берлина. К Инвалиден-штрассе подъехали два полицейских автобуса с громкоговорителями. Начальник группы просит Момпера помочь освободить проход через КПП. Тот вновь берет в руки микрофон и непрерывно повторяет в него: «Дорогие берлинцы! Говорит Вальтер Момпер. Мы все очень рады этому мгновению. Я прошу вас отойти в сторону и освободить проезд. Расступитесь, чтобы восточноберлинцы смогли прийти к нам». Постепенно эти призывы начинают оказывать воздействие. Освобождается узкий проход, по которому поехали «трабанты». Находящиеся рядом люди дружески похлопывают их по крыше (этот многократно повторяющийся ночью 9 ноября приветственный жест получил особое название: Trabiklopfen). Прибывший к КПП Шерц застает удивительную сцену: капитан-пограничник ГДР и полицейский из Западного Берлина стоят на гребне стены и регулируют движение автомашин в обоих направлениях. Шерц просит своего помощника указать коллеге, что тот находится на территории ГДР[101]101
  Стена стояла не на самой секторальной границе, а немного отступив от нее в глубь Восточного Берлина. ГДР и СССР всегда настаивали на том, чтобы эта полоса вдоль границы оставалась неприкосновенной. Со своей стороны, власти трех держав в Западном Берлине требовали, чтобы западноберлинские официальные лица строго соблюдали запрет вступать на территорию ГДР или Восточного Берлина.


[Закрыть], на что капитан ННА реагирует следующим образом: «Все в порядке, мы здесь действуем сообща».

24.00 – Дитер Шредер постоянно информирует о развитии ситуации американские и британские власти в Западном Берлине (в ноябре США председательствуют в трехсторонней городской комендатуре[102]102
  Берлинская комендатура была четырехсторонней до выхода из нее советского представителя в 1948 году в знак протеста против западной политики раскола Германии. Западные державы заботливо поддерживали фикцию «четырехсторонности» этого органа: ежемесячные заседания трех комендантов начинались каждый раз с 15-минутной задержкой, чтобы «опаздывающий» советский представитель успел присоединиться к коллегам.


[Закрыть], а с британским сектором граничит территория Бранденбургских ворот, которые всегда оставались невралгическим центром обстановки в Берлине). Около полуночи он приглашает высших представителей союзных властей прервать ночной отдых и прибыть к стене, чтобы лично убедиться в «состоявшемся чуде», но те отказались. Позже Шредер будет вспоминать: «В ту ночь впервые за последнее полустолетие немцы вновь самостоятельно несли ответственность за Берлин и отлично справились с задачей – посетители, полицейские, машинисты поездов метро и водители автобусов оказались на высоте. Эта ночь без кровопролития превратилась в импровизированный исторический праздник».

24.00 – Коль снова связывается по телефону с Бонном и получает последние известия о развитии событий у стены. В то время как жители обоих германских государств смотрят телевизионные передачи (если не толпятся у КПП стены), канцлер в Варшаве отрезан от источников информации. В делегации опять обсуждается возможность прервать визит. Коль колеблется. Его советники напоминают об эпизоде, когда в момент возведения стены 13 августа 1961 года канцлер Конрад Аденауэр (по настоятельному совету западных союзников ФРГ) не поехал в Берлин, что обернулось впоследствии серьезными политическими потерями для него. Коль склоняется к тому, чтобы досрочно вернуться в ФРГ, но откладывает окончательное решение до утра.

24.00 – Участник пленума ЦК СЕПГ, 1-й секретарь Дрезденского окружкома партии Ханс Модров сидит в номере берлинской гостиницы перед экраном телевизора и пытается разобраться в происходящем на секторальной границе, чтобы определить последствия для дальнейшей судьбы ГДР. Он только что вернулся с заседания редакционной комиссии пленума, которой поручено разработать текст программы действий для утверждения в последний день его работы. Заседание было бурным. Статс-секретарь министерства внешней торговли ГДР (и одновременно негласно полковник госбезопасности) Александр Шальк-Голодковский внес предложение включить в программу действий СЕПГ пункт о конфедерации ГДР и ФРГ. Когда данное предложение было отклонено членами комиссии («Это предательство!»), он стал настаивать на том, чтобы программа действий служила выполнению требований Гельмута Коля (отказ от руководящей роли СЕПГ, легализация оппозиционных групп и свободные выборы). Шальк-Голодковский мотивировал свою линию экономическим кризисом в республике и необходимостью получить дополнительные кредиты из ФРГ. Ему брошено обвинение в том, что он выступает в роли «почтальона» ультиматума Коля.

На сегодняшнем заседании пленума ЦК СЕПГ принято решение предложить Народной палате кандидатуру Модрова на пост председателя Совета министров ГДР. Об этом решении не объявлено публично, и поэтому огромный авторитет Модрова среди населения не может быть сразу использован в целях стабилизации обстановки. Перспективы на будущее представляются довольно туманными: к чрезвычайно тяжелому экономическому положению республики сегодня добавилось нечто вроде «стихийного воссоединения Германии». Однако Модров не собирается впадать в отчаяние. Он приступает к подготовке своей программной речи на пленуме. Никаких звонков от Кренца или кого-нибудь другого не поступает. Во избежание еще большей путаницы Модров решает пока не вмешиваться в процессы, начатые без консультации с ним. Формально он еще не глава правительства.