Текст книги "Я, Чудо-юдо"

Цитировать само заклинание не буду: оно получилось длиннющим и малохудожественным, но, кажется, я учел все нюансы.

Настя за это время наплела колец из древесной коры – мы не собирались делать их долговечными.

Процесс «программирования» уже не показался сложным после всей мороки. Я вновь обратился к стихиям, прося их не препятствовать перемещениям по воле человека, и, сложив кольца в шкатулку, прочел заклинание, после чего вдруг добавил такие строки:

 
Что моя жизнь? Короткий миг
На фоне ритмов мирозданья.
Казалось бы: зачем приник
Я к чаше горького познанья?
К чему стремлюсь? Сквозь что иду?
С какой мечтою жажду Бога?
Какую с неба жду звезду?
Ответов нет, вопросов много[30]30
  Стихи автора.


[Закрыть]…
 

– А дальше? – спросила Настя, и я обнаружил, что давно уже замолчал, не докончив неожиданно ни к чему вспомнившихся строк давнего стихотворения, «привета тех счастливых дней, когда я мало в чем нуждался, писал стихи, не спал ночей и очень редко сомневался».

– Это так, не к месту, – смутился я. – Потом как-нибудь… Так, обряд закончен, пора пробовать.

– Мне это дело привычное, – ненавязчиво предложил себя в испытатели Платон.

– А мне тем более! – воскликнула Настя. – Я уже едва различаю, где Радуга, а где Сарема.

– А меня, в случае чего, не жалко будет, – бестактно ляпнул Рудя. Вот лечи таких! Уж лежал бы себе на больничном…

– Стоп, стоп! – перебил я ребят. – Вы тут не одни, мне тоже охота покататься.

– Но ты же… – начал было саксонец.

– Теперь мне все по силам, – прервал я его и превратился в человека, уже отработанным движением подхватывая полетевшие с бедер тряпки.

– Ты же ничего не знаешь в нашем мире! – нашлась Настя. – Куда полетишь-то?

– К себе домой, – не растерялся я. – Заллус говорил, я могу это сделать с помощью кольца.

– Ты веришь Заллусу? – почти в голос воскликнули ребята.

Нет, я не верил ему. В данном случае – почти, но все же не до конца. Однако не было у меня и уверенности в том, что, скажем, изображение молнии на крышке не приведет к удару током в миллион вольт при попытке телепортации. Поэтому и в мыслях не держал позволить кому-то из ребят экспериментировать с моей кустарной магией.

От Насти я вообще как бы ненароком отодвинулся. С нее, пожалуй, станется схватить кольцо без спросу. Чтобы не вводить никого в искушение, я выбрал одно, подходящее по размеру, и нацепил на палец левой руки, воскрешая в памяти офис «Прометея».

Яркая вспышка – точь-в-точь молния! – сверкнула перед глазами, на миг ослепив меня. Первый же вдох заставил закашляться – я уже напрочь отвык от воздуха, пропитанного ароматами китайского пластика на стенах. Получилось!

Проморгавшись, я окинул взором знакомое помещение, размеченное полосками света из-за неплотно закрытых жалюзи, полюбовался на вытаращенные глаза сотрудников, помахал рукой знакомым, послушал оперный визг Ангелины Аркадьевны и прыгнул обратно на остров.

Лица у ребят были такими… у меня аж в груди защемило. Будто не чаяли больше меня увидеть. Платон от себя лично высказал, как я понимаю, всеобщее опасение:

– Я подумал: что, если ты не захочешь возвращаться сюда?

– Да? – удивился я. – Знаешь, Платон, а я, наоборот, подумал: так ли я хочу вернуться туда?

С благословения Кривова мы выдали раненым плетеные кольца-телепорты, объяснили, о чем надо думать, надевая их, и отправили на Сарему. С ними, для контроля, слетала Настя, когда вернулась, сказала, что все добрались благополучно.

Облегченно вздохнув, мы отправились поглядеть на работающих викингов – что-то сильно они расшумелись.

И немудрено… Господи, что там творилось! Это не постройка дома, а какая-то любительская постановка вавилонского столпотворения в жанре трагикомедии. Пыль стояла столбом, дым коромыслом, а площадная брань низвергалась подобно водопаду – в полном соответствии с первоисточником, разноязыкая.

Среди осоловевших от гвалта караульных ратников, стоявших на вершине земляного вала, что опоясывал будущий дом, я отыскал уже знакомого старшину и спросил у него:

– Из-за чего сыр-бор?

– Спорят! – ответил он и в сердцах сплюнул.

– Отличиться, что ли, хотят?

Видя, что я не понимаю, он пояснил:

– Тут, видишь ли, господин Чудо-юдо, наши работники решают, каким быть дому.

– А чего тут решать? – встрял кот. – Каким был, таким пусть и будет.

– Каким он у вас был, я лично не видел, – сказал старшина, – но эти вот говорят, что они так не умеют.

– Пусть как умеют, так и делают, – пожал я плечами. – Нам главное, чтобы крыша над головой была.

– То-то и оно, господин Чудо-юдо, что умеют каждый по-своему…

Вот оно что! И впрямь, приглядевшись, я обнаружил, что спорщики разбились на небольшие группы по национальному признаку.

– Вот эти по старому свейскому обычаю строить начали, – продолжал старшина, указав на одну из групп.

Я, кстати, запомнил этих матерых рубак. Среди прочих викингов они выглядели наиболее правдоподобно, то есть были действительно свеями и не носили рогатых шлемов. Орали теперь, впрочем, наравне со всеми.

– Как яму-то вырыли, они и стали землянку катать. А вон те, – жест в сторону худосочных, но юрких мужичков бледной наружности, машинально шаривших руками по поясам в поисках отнятых ножей, – с другой стороны, никого не дожидаясь, вбили сваи высокие, чтобы, значит, дом, как на ногах стоял, и уже пол накатывали. Пошла перебранка. Поперву только об одном спорили: эти про землянку твердят, а те про дом. А потом выяснилось, что одни землянку мыслят срубною, другие – столбовою, третьи твердят об избе с погребом, четвертые мазанку хотят, пятые высокую хижину…

– А терем? – скромно поинтересовался подошедший вместе со мной кот.

– Про терем вон те талдычут, – отозвался старшина, показав нам двух дюжих парней вполне славянской внешности.

– Так пусть они и руководят строительством, – мудро рассудил я.

– А они только говорят. Строить не умеют.

– Ну а ты-то чего теряешься? – возмутился кот. – Чай, русский человек, знаешь, как избы строятся! Наказал бы им…

Старшина смерил Баюна снисходительным взглядом:

– А ты думаешь, мы не пробовали? Только они тут все – строить не умеют.

– Сейчас научатся! – довольно зловещим тоном пообещал Баюн. – Мы им жизнь сохранили, а они даже отблагодарить не хотят? Непорядок. Чудо, приведи Платона. А ты, – кивнул он старшине, – айда со мной, для внушительности. Я с викингами говорить буду.

Мне хотелось послушать его речь: интересно было, какие слова сумеет подобрать хвостатый филолог для предотвращения смертоубийства. Халландские разбойники, всерьез увлекшись дискуссией, были слишком близки к тому, чтобы употребить шанцевый инструмент не по назначению. Однако время поджимало, и я отправился за новгородцем.

К нашему появлению монолог Баюна был закончен. Халландцы стояли по-прежнему хмурые, некоторые пререкались, но уже никто не стремился проламывать головы. Кот подошел к нам, нервно подергивая кончиком хвоста, – видно, понимания добился с трудом – и сказал:

– Платон, принимай работников. Говори им, что нужно делать, и самое главное – не давай рта раскрыть. Если кто хоть слово скажет… – он подавил протяжный воинственный мявк, – не обязательно поперек, просто – хоть слово… Зови Чудо-юдо. А ты, Чудо, не побрезгуй, растерзай.

Платон, ни слова не говоря, поплевал на руки и двинулся к ожидающим распоряжений пленникам. Старшина встал рядом со мной и утер со лба пот.

– Молодец котейко, – нейтральным голосом сообщил он. – Умеет до глубины души достать.

– Идем отсюда, – позвал Баюн.

– Слушай, забыл спросить, – спохватился я. – А вот это что такое, на чем мы стоим?

– Это? Оборонительный вал, – пояснил старшина. – На случай осады. Это они влет сладили, тут разногласий не было.

Черномор, вчера не подававший признаков жизни, сегодня был нездорово активен. Каждые четверть часа ему требовалось то попить, то поесть, то до ветру, то еще чего – в общем, не вызывало сомнений, что он самым наглым образом испытывает нашу бдительность. А то и усыпляет.

На всякий случай плот его мы сожгли, а поскучневшего колдуна перевели на наш, приписанный к порту Радуги.

– Трудно будет доставить его на Русь, – заметил Рудя. – Это на острове он бессилен, а в море?

– Море ему – дом родной, – вздохнул Петр Кривов. – Давно уже русские люди хотели его изловить, и волхвы пытались, и монахи, а все без толку. Приметили только, что на суше Черномор слаб, но он на суше и не бывает почти никогда… А не мог бы ты, Чудо-юдо, такую штуку придумать, вроде цепей булатных, замков серебряных, которые, по слухам, всякое колдовство запирают?

– Попробую, – кивнул я.

Вот это и стало основной моей задачей на сегодня. Сперва я, припомнив, что доводилось читать на эту тему в фэнтези, попытался воссоздать ошейник подчинения, потом – кандалы бессилия, потом еще что-то в таком же духе. Часа три угробил, не меньше, а все не клеилось. То заклинание не складывалось, то символы не подбирались, то обрядовые жесты выходили очень уж двусмысленными, а этого в магии допускать не рекомендуется.

Настя ушла стирать скатерть. К полудню самобранка высохла и, вдохновленная чистотой, роскошно накрыла поляну. Хватило всем, даже пленникам. Настя собственноручно передавала им миски с наваристым борщом, от которого сраженные нашим великодушием викинги становились вежливыми и покладистыми, даже благодарили за сытное угощение.

Глядя на них в тот момент, я подумал: все-таки это тоже люди… И в них, звероподобных, остается что-то светлое, что-то неиспорченное, способное, как стебелек из-под асфальта, пробиться сквозь мрак душевных нечистот, когда они не маются дурью с оружием в руках, заняты трудом, а над душой у них стоит стража с жутким чудовищем во главе…

Рудя принимал активное участие в обсуждении, но с непривычки быстро запутался, объявил, что магия – самое нерыцарское из всех нерыцарских дел, и ушел с русичами конвоировать похоронную бригаду.

Платон идей не выдвигал, но, пока не был призван на стройку, послушно мастерил все, что изобретал мой усталый ум, из подручных материалов – древесины, коры, материи, камней, ножей и кожаных обрезков (в какой-то миг мне показалась удачной мысль об ошейнике на манер строгача) и прочего хлама.

Баюн несколько раз отвлекался, бегал посмотреть, как там котята, потом привел всех на пляж, чтоб были на виду – но если бы Настя не взялась приглядывать за ними, мы бы точно их потом недосчитались. И так поминутно кто-нибудь из котят (чаще всего Рыжая спинка) ускользал от ее бдительного ока и подбегал к нам:

– Пап, а пап, а я краба нашел!

– Молодец.

– Пап, а краб Дымку хвост откусил!

– Молодец… Что? Настя! Что с Дымком?

– Жив-здоров, все в порядке! – спешила успокоить его девушка, потирая палец, не без труда извлеченный из хватки крабовых клешней.

– Дядь Чуд-юд, а придумай игру, чтоб нужно было и прятаться, и бегать, а то в прятках сидеть скучно, пока Плакса всех найдет, я уснуть успела…

– Не сейчас, дети, видите, мы заняты.

– Дядь Чуд-юд, ну пожалуйста, ты же хороший, ну придумай игру, чтобы трое убегали и прятались, а четверо ловили по следам, а трое бы потом нападали из засады, а все бы…

– Гхм, ну, это несложно, – сказал я. – Эта игра называется «казаки-разбойники»…

– Не, дядь Чуд-юд, название мы сами придумаем, а ты придумай игру!

– Дети! – грозно повышал голос Баюн. – Ваша невоспитанность заставляет меня стыдиться вас!

Котята посмурнели, но тут Платон, скатав из ткани шарик и перевязав его полоской кожи, кинул на песок:

– Вот, побегайте за ним, котеныши!

Второго приглашения не потребовалось, котеныши набросились на импровизированный мячик, в два счета разорвали его и прибежали за новым. Спасла нас Настя, предложившая старинную котячью игру – в бантик на веревочке.

– А в песке-то извозились… – пробормотал, провожая детей взглядом, Баюн. – Придется вечером их мыть. Бр-р, – вздрогнул он до кончика хвоста.

– Не отвлекайся, – попросил я. – Значит, на чем мы остановились? Ах да, замыкание исходящих магических эманации на субъекте чарования… Заклинание еще можно состряпать, но остается прежний вопрос: что избрать символом? А кроме того, что, если Черномор не станет эманировать, а притянет постороннюю магию? Кроме того, у него наверняка остались еще единомышленники в Морском Царстве. А если… Баюн?

Кот, углубившийся в свои мысли, снова вздрогнул, топорща шерсть.

– Извините. Вспомнилось, как меня Яга купала… Вот же вечная проблема: кого-то в воду не загнать, кого-то на сушу не выманить…

– Ну не так чтоб совсем уж… Стоп! – перебил я сам себя. – А ведь боярин сказал, что Черномор на суше слаб, верно? Слаб – а не бессилен?

– Как будто так, – кивнул кот.

– Значит, хоть изредка, но выбирается, и ничего. А на Радугу – ни ногой…

– Конечно, – сказал Баюн. – Это же волшебный остров, для древних богов запретный. Это мы давно знали… А, ты предлагаешь затащить его на берег и держать, пока не издохнет? Здорово! Я согласен. Пускай его заочно судят, а у меня уже голова пухнет.

– Нет, Баюн, – решительно возразил я, не удержавшись от пристального взгляда в сторону Черномора, который как раз чего-то канючил у стражников. – Нет. Это не наш метод. Я просто подумал…

Для чистоты эксперимента я отошел в заросли, чтобы Черномор меня не видел, и набрал земли. Узелок спрятал под лохмотья, по-прежнему заменявшие мне тунику, и с задумчивым видом приблизился к плоту, будто собираясь что-то спросить. Результат превзошел самые смелые ожидания. Едва я ступил на бревна, Черномор подобрался, а когда я сделал шаг в его сторону, поспешно отполз.

Я замер, а он осмотрел меня с ног до головы и прошипел:

– Догадались? Умники… Надо было вас всех… Ну ничего, с вашими жалкими умишками власти над Радугой вам не видать! Без меня вы все тут – никто, ничтожества!

– Ой, да кому она нужна, эта власть? – не удержался я.

– О да, никому, – скривился колдун. – Кроме тех, кто знает, что с этого острова начиналось Творение мира… Уж конечно, эта власть не нужна вам, жалким недоумкам…

– Ты бы поменьше ругался – глядишь, полегче бы жил, – вздохнул я, но этим вроде бы достаточно невинным замечанием только спровоцировал поток отборной брани…

Кривов распорядился перекантовать Черномора на «Левиафан» и посадить, не развязывая, в отдельную каюту под неусыпный надзор по меньшей мере трех охранников. Каюту обвешали мешочками с землей Радуги. Колдун что-то бубнил о правах военнопленных, то есть об их эквиваленте в этом мире, но Кривов сказал ему, что, когда его станут мучить и морить голодом, он с удовольствием поднесет страдальцу бумагу и чернильницу и даже лично поможет грамотно составить жалобу, потому как порядок и законность превыше всего. Но до тех пор небитому, непытанному пленнику надлежит молчать в тряпочку и не нервировать окружающих.

Когда стемнело, якорь был поднят, на драккарах поставили паруса, и живые покинули их, запалив огонь. Плавучие погребальные костры долго разгорались, но потом взметнули столбы пламени к самому небу и один за другим стремительно погрузились в пучину моря.

Мы распрощались с Кривовым, надарили ему напоследок деликатесов со скатерти-самобранки, и он отплыл на последней шлюпке.

Потом мы долго махали вслед тающим во мраке ночи призрачным парусам.

И далеко не сразу я заставил себя поверить, что на Радугу опустилась благословенная тишина, что я вновь остался в узкой компании столь разных, но ставших мне такими близкими людей… и котов, естественно. Что все уже кончилось…

Хотя что я говорю?

Заканчиваются события. Могут завершаться периоды жизни – если не оставили следа в душе, доброго или плохого, это уже другой вопрос. Но чем ревнивее хранит их память, тем вернее вырастают из периодов эпохи – проклевываются из них, как… как цветок из бутона.

Закончились только события, составившие период моей жизни – начальный период, из которого только начинала вырастать новая эпоха.

– Что теперь? – спросила Настя.

– Теперь? По домам. Засиделись мы тут, – ответил я.

– А остров – бросим? – забеспокоился Рудя. – Да мало ли кто еще надумает…

– Кто сказал – бросим? Друг друга – что, тоже прикажешь бросать? Да и тут еще работать и работать, нельзя же, в самом деле, как хулиганам в песочнице, все сломать и уйти.

– Дядь Чуд-юд…

– Дети! – строго прозвучал голос Баюна.

– Гхм-гм. Дядя Чудо-юдо, а что такое «песочница»?

– Это вроде пляжа, только поменьше.

– Дядя Чудо-юдо, а что такое «хулиганы»?

– Это вроде викингов, только помельче.

– Дядя Чудо-юдо, а ты научишь нас…

– Обязательно научит, только дайте взрослым поговорить спокойно, – прервал Баюн. – И вообще, почему вы еще не спите?

– Малышня сказку просит, – заявил Дымок.

– Устраивайтесь, я сейчас приду и расскажу, – сдался кот. – Так о чем мы?

– О том, – сказал я, – что не сидеть же здесь безвылазно. Кому как, а мне надо дома побывать. Родителей повидать, а то ведь испереживались уже. Но потом, конечно, вернусь. Настя – вообще в обязательном порядке к отцу, иначе он с ума сойдет от беспокойства.

– Я тоже на Русь слетаю, – глядя в костер, сказал Платон. – Могилки родителей надо подправить, в церкви побывать, а то как нехристь… Ребята, а вы бы видели Новгород – вот вырос-то!

– Мне, если уж на то пошло, тоже надо побывать в Готтенбурге… Но это не к спеху. Я подожду вас на острове…

На том и порешили, посидели еще минутку, потягивая вино, и пошли слушать, какую сказку расскажет Баюн своим котятам. Классный он рассказчик, настоящий профи…

ЭПИЛОГ

Мне накаркали беду с дамой пик,

Нагадали, что найду материк,

Нет, гадалка, ты опять не права -

Мне понравилось искать острова.

Вот и берег призрачно возник,

Не спеша – считай до ста.

Что это, тот самый материк

Или это мой остров?..

В. Высоцкий.

Не полечу сегодня на остров. Надо брать себя в руки и начать то, что задумал.

Укрепившись в этой мысли, я до самого обеда курил сигару, пил кофе и усиленно размышлял над планом книги, чувствуя совершенное бессилие.

Ирония судьбы: после вчерашних событий – и бессилие…

С другой стороны, именно после вчерашних событий я понял, что медлить нельзя. Книгу следует написать как можно быстрее, и тому есть две причины.

Во-первых, необходимо отвратить от намерения найти Радугу искателей приключений всех мастей. Может быть, в нашем мире их и немного, но разве можно с уверенностью сказать, что прежний Хранитель, мой одномирянин, сумел удержать язык за зубами? Что он не прихватил с собой колечко-телепорт? Или любой другой артефакт, способный убедить слушателей в правдивости рассказа?

Хотя наш мир гораздо меньше насыщен волшебством – но ведь не лишен его совершенно! Следовательно, пусть ничтожный, но остается шанс, что на Радуге объявится незваный гость.

Положим, это не представит для меня трудности. Но к чему лишние проблемы?

Итак, отнюдь не бесполезным будет пустить слух, будто мой остров – пристанище лютого чудовища, страдающего повышенной кровожадностью, осложненной крайней степенью мизантропии на фоне маниакально-депрессивного синдрома. Глупо звучит, но мне не диссертацию писать, зато всякого, кому имена и названия покажутся знакомыми, заставит задуматься.

А в мире Радуги ту же задачу выполнит фольклор. Викинги постараются. Что на каторге, или куда их там еще суд направит, что вернувшись домой, они, конечно, не станут распространяться, как потерпели поражение от небольшого в общем отряда русичей. Гонор не позволит! И будут они, голубчики, совсем даже другое рассказывать, батальное полотно они развернут и поведают всем, как исключительно благодаря личной храбрости вырвались живыми из когтей страшного Хранителя. Пуще того – сагу сложат, и не одну, о каждом ярле в отдельности и обо всех героях похода вместе взятых. Новый цикл создадут и затмят своим плаванием к волшебному острову подвиги Сигурда…

Но главное, конечно, в другом. Мне нужно найти своего коллегу и поговорить с ним, чтобы совершенно точно знать, что ему известно о тайнах Радуги и цветка. И – о чем он может догадаться.

Однако как искать? Объявления в газеты давать? «Тот, кто был чудовищем на Радуге, знаком с языческим богом и разбирается в производстве магических артефактов – отзовись!» Сущий бред. Нет, среди платных объявлений и не такое ставят, но кто поручится, что экс-Хранитель читает объявления в газетах – причем именно в тех, в которых я эти строки разместил бы?

Думая об этом, я пришел к выводу, что книга – оптимальный вариант. И в сумасшествии никто не заподозрит, и больше вероятность, что человек с воображением предпочтет литературу газетным объявлениям о знакомстве психов. И Заллус, ежели заинтересуется моим творчеством, ничего особенного не подумает: ну решил Хранитель подзаработать – ничего страшного, тем более что все переврал, свел к фантастическому ужастику и тем самым надежно отпугнул мало-мальски серьезных исследователей.

Итак, решил я: книге – быть! В основу, конечно, надлежит положить мои записки, но вот тут-то и началась морока: материала куча, а сюжет не складывается! В конце концов, отчаявшись, я пошел по пути наименьшего сопротивления: положил на обшарпанный стол рядом с клавиатурой пачку листов, исписанных корявым Чудо-юдиным почерком при помощи пера и чернильницы-нескончайки, открыл «Ворд» и стал набивать мемуары. По ходу дела правил стилистику, думал над расположением материала – и вскоре почувствовал, что вот-вот, и нащупаю сюжетный стержень.

В этот момент в прихожей раздался звонок.

Я подошел к входной двери и открыл ее, даже не посмотрев в глазок. Знал, кого увижу.

Посетитель «Прометея» – человек средних лет, одетый, как подобает преуспевающему бизнесмену, только теперь с каким-то чемоданом в руке, улыбался и излучал доброжелательность.

– Не ждал? – спросил колдун и переступил порог, не дожидаясь приглашения.

– Не ждал, – согласился я, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее.

– Ну конечно! – объявил Заллус, с той же бесцеремонностью проходя в комнату и с видимым любопытством осматриваясь. – Представляю, до каких обвинений в мой адрес ты додумался… Однако теперь это неважно. Вот я здесь – и намерен честно выполнить обещанное.

– Заллус, – сказал я, – все завершилось, и теперь нет смысла ворошить прошлое. Однако давай все же говорить начистоту.

– Я для того и пришел. – Колдун, поддернув брючины, уселся перед компьютером, поставил чемодан у ног и глянул на экран. – Забавную все же вещицу вы тут придумали. Не приходило в голову воспроизвести в виде магического артефакта? Нет? Ну ладно, речь о другом. Начистоту так начистоту… Давай мириться! – после секундного размышления объявил он.

– В каком смысле? – спросил я.

– Да в самом что ни на есть прямом! – Заллус вновь изобразил лучезарную улыбку. – Оставим околичности. Конечно, у тебя были все основания относиться ко мне с неприязнью. Я забросил тебя на волшебный остров в полном неведении относительно того, чего от тебя жду на самом деле. Потом, узнав все необходимое, действительно собирался убить тебя, а заодно и всех прочих свидетелей. Догадываешься, почему?

Разумеется, я догадывался. Но сейчас неподходящий момент, чтобы демонстрировать сообразительность.

– Да кто тебя знает?

– Я рассчитывал поставить нового Хранителя: опять ни о чем не подозревающего, но предельно ограниченного, жадного и примитивного. Любой мир располагает подходящими кандидатурами для создания идеального чудовища. Однако отвага, с которой вы защищали Радугу, заставила меня передумать. Остров для вас теперь – нечто большее, чем просто клочок земли. Вы за него кровь проливали. Прикипели к нему… И уже ни за что не оставите.

– Это правда, – нахмурившись, сказал я. – И поверь, приложим все усилия к тому, чтобы ни ты, ни кто-либо другой не покусился на могущество Радуги.

Заллус щелкнул пальцами:

– А мне именно это и нужно! Поэтому я решил оставить вас в покое. Не веришь?

– Не нужно объяснять, – рискнул я показать осведомленность. – Черномор проболтался, что Радуга – это остров Творения. Видимо, возможности его Сердца безграничны… в принципе. Потенциально. Но для тебя это не имеет значения. Сам ты не можешь ступить на Радугу, а послать кого-то другого со своим желанием попросту не рискнешь. Да и бессмысленно это – желания с гонцом передавать. Даже преданный тебе человек, даже самый фанатичный последователь не воспроизведет твое желание в точности. Пусть несознательно – но извратит его своим личным взглядом. Я прав?

– Совершенно, – кивнул Заллус – Ты неплохо разобрался в механизмах Радуги. Правда, забыл кое о чем, но это уже детали.

– Не забыл, – улыбнулся я. – Сердце острова само выбирает, чьи желания исполнять.

– Вот именно. Сейчас его избранница – твоя Анастасия. Что ж! – Он развел руками. – Отнюдь не худший вариант! Возможно, один из лучших. Во всяком случае, самый для меня безопасный. Даже присутствие еще двух смертных ничего, в сущности, не меняет. Ни изобретательности, ни честолюбия им не хватит, чтобы помешать мне, а против тебя они не пойдут, даже если исчезнут дружеские чувства. Просто из банального страха. Итак, судьба распорядилась наилучшим образом. Два Хранителя, два любящих сердца! Наконец, вам хватило ума, поняв тайну, отказаться от соблазна поиграть во всевластие… Что таить, это важнее всего остального. Вы сумели понять самое главное! Пусть не мне, но и никому другому не удастся воспользоваться могуществом Радуги. Я доволен и больше не имею к тебе претензий.

Я помедлил и задал вполне естественный вопрос:

– Почему я должен тебе верить?

– А почему я должен волноваться из-за твоей веры или неверия? – весело ответил Заллус – Это ничего не меняет и, стало быть, несущественно. И все же – оцени жест! – я приготовил кое-что поубедительнее слов.

Сказав так, он наклонился к чемодану, щелкнул замками и толкнул его, придерживая крышку. Чемодан глухо стукнул и рассыпал по ковру пачки банкнот.

– Честно заработанные тобой миллионы! – объявил колдун. – На банковские операции, уж извини, времени и впрямь не было, но здесь вся сумма, набежавшая за твой испытательный срок. Шесть миллионов долларов, – вроде бы без нажима, но с явно голливудской интонацией уточнил он.

Надо же, какое забавное совпадение – я как раз сегодня, выбирая возможное начало запланированной книги, думал об этих миллионах. Совпадение – или все-таки предвидение?

Но это не суть важно, а важно сейчас другое: миллионы Заллуса появились на сцене отнюдь не случайно.

Да, не брошу я остров. Теперь, когда он перестал быть тюрьмой, я уже не мыслю своей жизни без него! Дома, конечно, бываю. Вот и вчера как раз привез еды с Радуги. Безработным ведь хожу, а самобранку в наш мир никак протащить не удается, но узелки с ее блюдами – вполне.

Возможно, придется-таки «толкнуть» в нашем мире два-три безобидных сувенира с Радуги. Деньги-то нужны. Ну хотя бы, пока не удалось восстановить запасы целительного зелья – уж бинты, марганцовка и йод должны быть в аптечке обязательно. Да и вообще, некоторый колорит современности не повредит. Нужно аккумуляторы купить помощнее – страсть как хочется протащить на Радугу магнитофон, а батарейки там почему-то садятся на удивление быстро…

Ладно, это потом. Сначала – самое необходимое: уже упомянутая аптечка и гостинцы.

Чтоб не забыть: котятам «Китикэт» и пластмассовых мячиков, а то резиновых им ровно на час хватает. Руде, так и быть, дам почитать воспоминания маршала Жукова, он очень просил что-нибудь по военному ремеслу будущего. Интересно и достаточно непонятно для пятнадцатого века. Платону – потом придумаю, сейчас он все равно в Новгороде пропадает уже который день. А Насте…

Помните, она про желание говорила, такое сильное, что рядом с ним всякое другое неуместно? Так ведь она его и не загадала. Слишком уважает меня для этого. И себя тоже.

Она мне созналась… Ну если коротко, это желание Насти имеет отношение ко мне – самое прямое отношение. Но количество лепестков на Аленьком Цветочке не меняется. Да и не нужно ему меняться, потому что давно уже, в сущности, ничего не надо загадывать…

Я все-таки не зверь какой бесчувственный, а человек!

По-настоящему-то загвоздка в другом: по большому счету наш мир абсолютно ничего не может предложить Радуге. Безделицы, которыми мы так старательно окружаем себя здесь, теряют всякий смысл, когда ты живешь по-настоящему…

Насколько понимаю, в тот момент, когда я размышлял над проблемой гостинцев, в непредставимой дали, в другом измерении говорящий котенок Дымок уже вовсю исследовал остров.

Впоследствии он так и не сумел припомнить, какую цель ставил себе, планируя поход. В любом случае скоро обо всем позабыл и переключился на игру «изгнание мерзких викингов с острова». Будучи один, он исполнял сразу все роли: был и отважным разведчиком папой, и грозным чудовищем дядей, и даже отрядом мерзких викингов, улепетывающих от вышеназванных героев.

Вот в этой-то, самой простой роли, подразумевающей паническое бегство, Дымок и свалился в ручей.

Там ручей-то, Господи… Строго говоря, он даже для котенка опасности не представлял, но в первое мгновение, очутившись в воде, Дымок этого, разумеется, понять не мог. Он испугался и закричал, причем выкрикнул имя того, для кого уже стало привычкой вытаскивать котенка из самых неожиданных мест.

…Я смотрел на вывалившиеся из брюха чемодана купюры и думал о том, что еще вчера утром миллионы Заллуса выглядели бы для меня иначе. Это были бы легкие миллионы… Нет, не такие, как легкий и веселый миллион Остапа Бендера, скорее всего, попав ко мне, миллионы Заллуса быстро превратились бы в трудовые миллионы, помогли мне осваивать Радугу. Я уже думал об этом: современные инструменты, стройматериалы, может, какая-то техника, бытовые приспособления – мало ли?

Но сегодня это были уже страшные деньги – куда там страшному миллиону Корейко! Нет, тут посложнее… И вроде бы никакой определенности, ни четкого представления об опасности, только настойчивое чувство: берегись!

Впрочем, что ж тут гадать, суть очевидна. Вчера еще были рамки и границы, а сегодня они уже не довлеют надо мной. И миллионы не помогут мне на острове: теперь деньги мне вообще не нужны там. Ибо на Радуге есть тайна тайн, рядом с которой все остальные символы могущества смешны и ничтожны.

Поход по магазинам завершился. Я шел домой, помахивая пластиковым пакетом, и мыслями был уже на острове, как вдруг из воздуха прямо передо мной возникло нечто серое и пищащее:

– Дядь Чуд-юд!

Я едва успел подставить свободную руку, чтобы подхватить его. Это был Дымок, мокрый, как цуцик, и дрожащий. Повиснув на предплечье и вцепившись в него всеми четырьмя лапами, он шумно выдохнул:

– Уф-ф! Спасибо…

– Ты как… Ты почему… – от удивления вопросы теснились в голове, и, хотя я подразумевал «как и почему ты здесь очутился», котенок понял по-своему.

– Я больше не буду! – поспешно заверил он. – Чес-слово!